Покровитель

ГЛАВА 3

В безветренной ночи дождь прямо падал на город, как будто каждая капля имела чудовищный вес. Он шумно стучал по крыше и ветровому стеклу маленького черного автомобиля.

В час ночи, во вторник, поздним мартом, залитые дождевыми потоками улицы были пустынны, не считая военного патруля. Стефан выбрал непрямой путь до института для того, чтобы избежать полицейских постов, но он боялся и импровизированных постов на дорогах. Его документы были в порядке и разрешали свободное передвижение во время комендантского часа. Тем не менее, он предпочитал избегать проверок военной полиции. Он не мог допустить обыска машины из-за дипломата, лежащего на заднем сиденье, в котором были медные провода, детонаторы и пластиковая взрывчатка.

Из-за того что его дыхание затуманило ветровое стекло, из-за того что этой ночью на город обрушился дождь, из-за того что омывательные щетки износились, а фары освещали лишь ограниченный участок дороги, он почти пропустил узкую, вымощенную булыжником улочку, которая вела к задворкам института. Он выругался и резко крутанул руль. «Седан» повернул, заскрипев тормозами.

Он припарковал машину возле заднего входа, вышел из машины и взял дипломат с заднего сиденья. Институт помещался в сером четырехэтажном здании с тяжелыми решетками на окнах. Над этим зданием нависала угроза, хотя оно не было похоже на пристанище, где нашли место секреты, которые изменят мир. На черных металлических дверях не было петель. Он нажал кнопку, услышал звонок внутри и стал нетерпеливо ждать ответа.

На нем были резиновые сапоги и дождевой плащ с поднятым воротником, но у него не было ни шляпы, ни капюшона. Холодный дождь падал на его голову и стекал по шее. Вздрогнув, он посмотрел на узкое окошечко, вделанное в стену рядом с дверью. Оно было шесть дюймов шириной, фут высотой, со стеклом, которое было зеркальным снаружи и прозрачным внутри.

Он терпеливо слушал дождь, стучащий по машине и брызгающий в стороны. Капли дождя шуршали по листьям платанов, окружавших здание.

За дверью загорелся свет. Это была яркая желтая полоска, падающая прямо на него.

Стефан улыбнулся в зеркальное смотровое окошко охраннику, которого он не мог видеть.

Свет погас, загремел засов, и дверь распахнулась внутрь. Он знал охранника: это был Виктор, крепкий пожилой мужчина пятидесяти лет с поседевшими серыми волосами и в очках со стальной оправой. Несмотря на впечатляющую фигуру, он был добрый, как курица-несушка. Он заботился о здоровье своих друзей и знакомых.

– Сэр, что вы делаете здесь в такой час и в такой дождь?

– Не спится.

– Ужасная погода. Входите! Вы можете простудиться.

– Меня беспокоит незавершенная работа, поэтому я решил приехать и доделать ее.

– Эта работа загонит вас в гроб, сэр. Это точно. Когда Стефан шагнул в дверь, и наблюдая, как охранник закрывает ее, он порылся в своей памяти, выуживая информацию о личной жизни Виктора.

– Глядя на тебя, я полагаю, что твоя жена все еще делает те невероятно вкусные блюда, о которых ты говорил мне.

Отвернувшись от двери, Виктор тихо рассмеялся, похлопав себя по животу.

– Клянусь, что ее нанял сам дьявол, чтобы ввести меня в грех ненасытной прожорливости. А этот дипломат, сэр? Вы возьмете его с собой?

Смахнув с лица капли дождя, Стефан сказал:

– Здесь данные исследования. Я брал их домой две недели назад, чтобы поработать по вечерам.

– У вас что, совсем нет личной жизни?

– На это у меня есть двадцать минут каждый второй понедельник месяца.

Виктор неодобрительно прищелкнул языком. Он подошел к столу, который занимал треть маленькой комнаты, снял трубку и позвонил другому ночному охраннику, который располагался в передней комнате главного входа института. Когда в институте появлялся кто-то после рабочего времени, один охранник всегда предупреждал другого, чтобы избежать ложных тревог и случайной стрельбы в невиновного посетителя.

Роняя капли на потертый ковер и нащупывая ключи в кармане дождевого плаща, Стефан подошел ко внутренней двери. Как и наружная, она была сделана из стали и без видимых петель. Кроме того, ее можно было открыть только двумя ключами сразу – один из них находился у ответственного работника, другой – у дежурного охранника. Работа, проводимая в институте, была такой необычной и секретной, что даже ночным охранникам не позволялось входить в лабораторию и рабочие комнаты.

Виктор положил трубку.

– Сколько вы будете работать, сэр?

– Пару часов. Кто-нибудь еще работает сейчас?

– Нет. Вы единственный мученик. И никто, честно говоря, не отдает должного мученикам, сэр. Клянусь, эта работа вгонит вас в гроб, и ради чего? Кого это беспокоит?

– Элиот писал: «Святые и мученики восстанут из могилы».

– Элиот? Он поэт или кто?

– Да, поэт.

– Святые и мученики восстанут из могилы? Я ничего не знаю об этом парне. Но это звучит не очень разумно, а скорее гибельно. – Виктор тепло рассмеялся, очевидно, удивленный смешным известием, что его трудолюбивый приятель мог быть предателем.

Вместе они открыли внутреннюю дверь. Стефан поставил дипломат со взрывчаткой в коридоре, где включил свет.

– Если ночная работа войдет в вашу привычку, – сказал Виктор, – я буду приносить вам пироги своей жены, чтобы придать вам силы.

– Спасибо, Виктор, но я надеюсь, что это все-таки не станет привычкой.

Охранник закрыл металлическую дверь. Замок сработал автоматически. Оставшись один в коридоре, Стефан подумал, не в первый раз, что ему повезло с внешностью; блондин с волевым лицом и голубыми глазами. Его внешность частично объясняла, почему он мог беспрепятственно пронести в институт взрывчатку, не боясь быть обысканным. В нем ничего не было темного, тайного или подозрительного, он был идеальным и ангельским, когда улыбался, и его преданность стране никогда не ставилась под сомнение такими людьми, как Виктор, людьми, чье слепое послушание начальству и сентиментальный патриотизм мешали им открыто думать о многих вещах. О многих вещах.

Он поднялся на лифте на третий этаж и прямо направился в свой кабинет, где включил латунную гибкую лампу. Сняв резиновые сапоги и дождевой плащ, он достал из ящика стола толстую папку и разложил ее содержимое по столу, чтобы создать видимость работы. Если кому-то еще придет в голову поработать среди ночи, он должен сделать все, чтобы не вызвать подозрений.

Неся дипломат и фонарик, который он достал из кармана дождевого плаща, он поднялся по лестнице мимо четвертого этажа, над которым находился чердак. Свет фонарика осветил огромные балки с видневшимися то тут, то там незабитыми гвоздями. Хотя чердак был устлан грубым деревянным полом, его не использовали для хранения и он был пуст, не считая толстого слоя серой пыли и паутины. Пространства до покрытой шифером крыши было достаточно, чтобы он мог стоять во весь рост в центре, хотя, работая ближе к карнизам, ему приходилось становиться на четвереньки.

Когда крыша находилась всего в нескольких дюймах над головой, настойчивый грохот дождя напоминал бесконечный свист снарядов над головой. Это сравнение пришло в голову потому, что он верил, что точно такие звуки будут неотвратимым роком для его города.

Он открыл дипломат. Работая со скоростью и уверенностью специалиста по разрушениям, он расположил кирпичики пластиковой взрывчатки, направляя всю мощность взрыва вверх и вниз. Взрыв должен не только сорвать крышу, но превратить в порошок средние этажи и заставить тяжелые опоры и балки крыши рухнуть вниз, в образовавшийся провал, чтобы вызвать еще большие разрушения. Он спрятал взрывчатку среди стропил и в углах чердака, даже поднял пару половых досок, оставив взрывчатку под ними.

Буря начинала стихать. Но скоро прокатился чудовищный раскат грома, и дождь захлестал с новой силой. Порывы ветра ревели над крышей и карнизами; его страшный рев, казалось, одновременно и угрожал городу и оплакивал его.

Ежась от холодного воздуха на чердаке, он продолжал свою работу дрожащими руками. Чувствуя холод, он обливался потом.

Он погрузил детонатор в каждый заряд и протянул провода от всех зарядов к северо-западному углу чердака. Свернув их в единый медный моток, он опустил моток в вентиляционный колодец, который проходил через все здание.

Заряды и провода были замаскированы, насколько это возможно, и их не заметил бы тот, кто открыл бы дверь чердака для поверхностного осмотра. Но при более внимательном осмотре или использовании чердака для хранения, провода и взрывчатка были бы безусловно замечены.

Ему нужно было двадцать четыре часа, чтобы никто не заходил на чердак. Это было не так уж сложно, так как он был единственным, кто залез на чердак за несколько месяцев.

Завтра ночью он придет со вторым дипломатом и установит взрывчатку в самом здании. Уничтожение здания одновременными взрывами сверху и снизу было единственным способом превратить все его содержимое в щепки, обломки и пыль. После взрыва и пожара не останется ничего от опасных исследований, которые проводились здесь.

Огромное количество взрывчатки повредит соседние с институтом здания, и он боялся, что многие невинные люди погибнут от взрыва. Но этих смертей нельзя было избежать. Он не хотел использовать меньшее количество взрывчатки, так как каждая не уничтоженная папка с документами могла способствовать быстрому восстановлению проекта. И этот проект должен был быть уничтожен во имя человечества, которое могло погибнуть. Ну что ж, если погибнут невинные люди, это останется на его совести.

Через два часа, около четырех часов ночи, он закончил свою работу на чердаке.

Стефан вернулся в свой кабинет и сел за стол. Он не хотел уходить, пока его вспотевшая голова не высохнет и он не перестанет дрожать. Виктор мог заметить это.

Он закрыл глаза и представил лицо Лауры. Он всегда мог успокоить себя, подумав о ней. Один лишь факт ее существования умиротворял его и вселял мужество.