Елена
Кабинет пустеет, а я так и сижу перед ноутбуком и смотрю на слово «исполнять!». Мы не договорились о том, что я буду выполнять приказы. Хотя нет, договорились. «Ты делаешь всё, что я хочу, в любое время дня и ночи» – так, кажется, говорил Аронов. Встаю с кресла, тяну руки к замку платья, а потом сажусь назад. Не могу я так, как послушная кукла. Неужели нельзя просто заняться сексом, а не играть в игры. Графу Аронову, видимо, все приелось, и традиционным сексом он не занимается. Боже, зачем я на все это согласилась!
Мысли путаются, сердце стучит где-то в висках, когда слышу шаги Аронова. Он входит в кабинет, запирается на замок, окидывает меня удивленным взглядом. Не привык граф к отказам. Он молча проходит к небольшому бару, наливает пару бокалов белого вина, и так же молча идет ко мне.
– Спасибо, я не хочу, – отказываюсь от вина, когда он протягивает мне бокал.
– Советую выпить, – вручает мне вино и садится в свое огромное кожаное кресло.
– Итак, почему ты не разделась? – спрашивает он, а меня пугает его спокойствие.
– Ммм… – всё-таки отпиваю вина, отмечая его необычный вкус. На вид простое, белое, а на вкус как сливовое. – Я не думаю, что это хорошая идея, – Виталий на мгновение прикрывает глаза и откидывается на спинку сидения, принимая расслабленную позу.
– Если бы мне нужно было, чтобы женщина ломалась, стеснялась, и закрывалась от меня, – устало говорит он, смотря куда-то в потолок, – я бы нашел себе девственницу, – он садится ровно, ставит бокал на стол, разворачивается ко мне, дёргает мое кресло к себе, настолько резко, что вино выплескивается мне на платье. – Мы так не договаривались, Елена! Кажется, я объяснил правила и то, чего я от тебя хочу! Поэтому, будь добра, разденься и делай все, что я говорю! – с раздражением кидает он мне и одаривает темным пронзительным взглядом.
Сглатываю, теряя желание спорить. Его глаза пугают, там черная бездна и что-то звериное, страшное, маниакальное, я бы даже сказала – нечеловеческое. По коже проходит озноб, дыхание спирает. Не смею больше перечить, встаю с места, отхожу к небольшому дивану, завожу руки за спину, пытаюсь расстегнуть молнию, но она как назло заедает или я слишком нервничаю и руки не слушаются. Начинаю злиться от того, что не получается красиво раздеться. Боже, наверное, я выгляжу нелепо! Дергаю сильнее и всхлипываю, поскольку в замке запутались волосы. Аронов вздыхает, встаёт с кресла, разворачивает меня к себе спиной, сильно сжимая мои напряженные плечи. Быстро справляется с молнией на минуту задерживается, проводя кончиками пальцев по моей шее, а потом отходит, оставляя на моей коже ожог от прикосновения. Не знала, что кожа, тело может скучать по мужчине, по контанкту и прикосновениям. Это выше меня, физиология берет свое – мне действительно необходим секс. Глубоко вдыхаю, пытаясь преодолеть себя, и снимаю платье через голову, кидая его на диван. Ну почему я такая дура?! Нужно было раздеться, когда Виталия не было или хотя бы надеть чулки. Снимать колготки – совсем несексуально, особенно когда за тобой внимательно наблюдают.
Стягиваю колготки, присаживаюсь на диван, снимая их до конца, и надеваю назад туфли, поднимаюсь на ноги. Наступает тишина, я слышу только свое дыхание и стук сердца. Неловко, немного прохладно, и почему-то хочется плакать, словно я обнажилась и раскрылась душевно. Будто Аронов заглядывает мне в душу и выворачивает ее наизнанку. Пытаюсь сдержаться, опускаю глаза в пол, быстро моргаю, дышу глубоко. Я не могу заплакать! Это будет выглядеть еще нелепее!
– Иди сюда, – Аронов встаёт с кресла, сдвигает ноутбук и бумаги в сторону, снимает пиджак, вешая его на спинку своего кресла, и вновь садится, расставляя ноги. Делаю шаг, второй и чёртовы слезы всё-таки срываются, стекая по щекам, ещё пару шагов вызывают поток беззвучных слез. Я сама не понимаю, что со мной происходит. Ну мужчина, ну попросил раздеться, а я рыдаю, как будто иду на казнь. Подхожу к столу и уже не могу скрыть проклятых глупых слёз. Ох, не то хотел видеть Аронов, чувствую, что на этом наши рыночные отношения и закончатся. Зачем ему неадекватная любовница?
– Садись на стол, – командует он, хлопая по столешнице из темного дерева, – хочу возразить, но сопротивляться нет сил. Залезаю на стол, и Аронов придвигается ко мне, он разводит мои ноги и ставит их себе на колени, но смотрит в глаза. Кажется, ему все равно, что я плачу. Может, его возбуждает именно это? И поэтому он выбрал меня, дуру, чтобы я рыдала каждый раз? Аронов обхватывает мои щиколотки и ведет ладонями вверх, лаская мои ноги. Странные ощущения – мне приятны его прикосновения и одновременно хочется рыдать еще больше, но уже уткнувшись ему в грудь, и чтобы он так же гладил меня.
– Плачь, Елена, можешь не сдерживаться. Обнажайся, моя хорошая, выплесни все. Давай уже сегодня перешагнем этот барьер, – говорит он, но не приказным тоном, а спокойно, успокаивающе. – Не нужно стесняться своего тела, – его руки ложатся мне на колени, и пальцы начинают ласкать внутреннюю сторону бедра. – Ты красивая женщина, расслабься, выпрями спину и веди себя естественно, – задевает пальцами кромку трусиков, продолжая смотреть в лицо. И мне уже не хочется плакать, но напряжение не проходит, хочется прикрыть ноги, живот в растяжках, грудь эту тяжёлую. – Выдохни, Елена. Дыши, глубокий вдох и медленный выдох, – его голос становится бархатным, гипнотизирующим. – Следи за моими руками, – он подается ко мне ближе, окутывая меня свежим холодным запахом. Одну руку он оставляет на моей ноге, а другой ведёт выше, по трусикам к животу, начиная поглаживать, немного щекоча и одновременно вызывая табун мурашек. – У тебя нормальный животик. Не плоский, но естественный и красивый.
– Не нужно льстить, я прекрасно понимаю, что вот эти растяжки – это безобразно, – выдаю я, начиная злиться, что он непонятно зачем льстит мне. А Аронову смешно, он искренне смеется, запрокидывая голову, и начинает расстёгивать свою рубашку. Быстро справляется с пуговицами, распахивает рубашку и демонстрирует мне грудь в хаотичных шрамах. Их много, разнообразных – ожоги всплесками, словно на него выплеснули кислоту, и резаные полосы. Застываю, рассматривая рубцы, и прихожу в ужас, представляя, что перенес этот мужчина, какую боль он терпел.
– Вот это безобразно, а у тебя все естественно. Ты настоящая, натуральная и красива именно этим. Эти полосы значат, что ты мать. И это прекрасно, – а я мотаю головой, шокированная его травмами. Это не безобразно, шрамы не портят его сильное тело, они придают ему ещё большей силы и мужественности. – Лена! Смотри мне в глаза! – приказывает, и в этот раз я подчиняюсь, заглядывая в его темные глаза. – У тебя красивая пышная грудь, – продолжает говорить Виталий, вновь гладя внутреннюю сторону бедра, слегка, как будто нечаянно задевает костяшками пальцев мои складочки через трусики, посылая по телу волну жара и приятного волнения, вынуждая сжимать столешницу. – Да она немного тяжелая, но это красиво. Сними бюстгальтер, покажи мне себя, – просит Аронов, но в голосе все равно приказные ноты.
Спокойно завожу руки за спину, немного подрагивая от того, что его наглые пальцы уже настойчивее поглаживают трусики, но слегка, еле касаясь. Снимаю бюстгальтер, опуская его на стол. Вдыхаю, грудь колышется и соски твердеют, то ли от холода, то ли от возбуждения.
– Вот так, привыкай ко мне. К моим рукам, голосу, губам, – наклоняется и впервые меня целует, но не в губы, а в ноги, проводит горячими губами по бедрам и всасывает кожу. – Я буду ласкать тебя, иногда нежно, – кружит пальцами по клитору через ткань трусиков. Низ живота приятно тянет, становится жарче, его голос уже пьянит, грудь вздымается, и я откидываюсь назад, сдерживая стон. – А иногда, грубо! – его голос становится металлическим и властным. Он грубо сжимает мое бедро и одновременно надавливает на клитор. Стон все-таки срывается с губ, щеки горят от того, что я увлажняюсь, трусики промокают, и Виталий это чувствует. – Иногда будет больно, но эта сладкая боль! – Аронов обхватывает мою грудь, сжимает сильно, не щадя меня, щипает за сосок, одновременно пробираясь под трусики. И мне действительно хочется еще этой боли. – Я буду управлять тобой! Приказывать! А ты должна беспрекословно выполнять! И тогда ты станешь идеальной женщиной для меня, – Аронов раскрывает мои складочки, распределяя влагу по клитору, а я уже постанываю в голос, царапая столешницу. Ноги дрожат и сжимаются сами по себе, потому что это невыносимо хорошо. У меня так давно не было оргазма от мужских рук, что меня начинает трясти. Его руки оставляют ожоги на моем теле. Сейчас он далеко не нежен. Виталий груб и агрессивен, он тяжело дышит, продолжая сжимать соски, причиняя сладкую боль, разливая по телу жгучее возбуждение. Никогда не получала удовольствие от грубости, наверное, потому что меня ещё никто и никогда так грамотно к ней не подводил.
– Кончай! – четкий приказ. Виталий сжимает пульсирующий клитор, и меня разрывает на осколки от мощной волны оргазма, которая проходит через все тело, вынуждая выгнуться и стонать. Никогда не кричала во время секса, иногда тихо постанывала, все время контролируя себя, а сейчас потеряла контроль. Нет, я отдала его Виталию.
– Умница! – получаю похвалу и поднимаю голову, смотря сквозь пелену экстаза на триумфально улыбающегося Виталия, который поправляет трусики и слизывает мою влагу со своих пальцев. Так не бывает, но по моему телу проходит ещё одна волна возбуждения. Меня шокирует этот его жест, кажется таким грязным и одновременно приводит в восторг. Наверное, с этого момента я перестаю стесняться показывать ему свое тело. Если он вытворяет такие вещи, значит я явно ему нравлюсь.