Майкл уставился на экран.
Одетый с иголочки диктор новостей с Би-би-си сменил Хаверсьюма, однако присутствующие до сих пор находились под влиянием речи покинувшего сцену политика. Его выступление было отменным, каждое слово сказано мастерски. Майкл был под впечатлением. Одной рукой он едва держал пустую бутылку от пива, а вторая неподвижно лежала на широкой шее Касса.
В Майкле зародился огонек раздраженности. Его личный опыт подсказывал, что представления Хаверсьюма о Смуте были в лучшем случае упрощенными. И тем не менее крестный Дэниела – человек, которого Майкл знал лично, – только что сделал свой первый шаг к тому, чтобы возглавить британское правительство. Майкл улыбнулся. Стоило признать: мысль о том, что он знаком со следующим премьер-министром, была волнительной.
Вдруг, нарушив тишину, заиграла мелодия Брюса Спрингстина «Thunder Road». Это была любимая песня Дэниела столько, сколько Майкл его знал, поэтому сейчас она служила его персональным рингтоном. Звонка следовало ожидать.
– Не могу поверить, что он только что такое сказал. – Майкл пропустил приветствия. Зачем бы еще звонил Дэниел?
– Что? Кто сказал?
По тону Дэниела Майкл понял, что тот не смотрел выступление, а по качеству связи догадался почему: потрескивание и помехи были характерной чертой установленной в машине Дэниела системы хэндcфри. Все это означало, что тот был далеко от телевизора.
Майкл всегда мог сказать, насколько сильно его друг давит на газ, по тому, как трудно было его расслышать. В данный момент, как, впрочем, и всегда, лимит скорости остался в далеком прошлом.
– Твой выдающийся крестный, – пояснил Майкл, – только что выступил по телевизору и объявил о том, что вступает в гонку за власть. Похоже, скоро у нас будет новый премьер-министр.
– Ты шутишь?
– Абсолютно серьезен. Плюс, по ходу дела он практически объявил войну половине Северной Ирландии. Я думал, ты поэтому и звонишь.
– Объявил войну? Из-за стрельбы в Томпсона? – Дэниел был обеспокоен.
– Разумеется, из-за этого. А что? Что случилось?
– Я должен с ним поговорить, Майк. Он все неправильно понимает.
– Что неправильно понимает? Ты о чем?
– О том, что случилось сегодня. Все оказалось не так однозначно. В корне неверно. Это не был теракт, Майк. Точно не ИРА или UVA.
– Что? Откуда ты, черт возьми, это знаешь? – растерялся Майкл.
– Из первых уст. От Эймона Макгейла, стрелявшего. Я только что провел с ним два часа в Паддингтон-Грин. Ты ни за что не поверишь, что он мне рассказал!
Из-за помех Майкл слышал не каждое слово, но из того, что все-таки смог услышать, понял достаточно. И больше всего его удивила совсем не версия событий от Макгейла.
– Ты, должно быть, шутишь, Дэн! Ты получил это дело? Как тебе, блин, это удалось?
– Мы получили дело, Майк, мы с тобой. И оно однозначно нас прославит. А многих других – ославит. Если, конечно, они будут так глупы и позволят делу дойти до суда.
– Что ты имеешь в виду, «ославят»? Кого? Что он тебе сказал?
– Я не могу слишком много говорить по телефону, это опасно. Но вот что я тебе скажу: Тони ошибается. Это был не теракт и не попытка убить Томпсона, что бы там ни говорили данные разведки. Макгейл намеревался убить именно Матьюсона. Томпсон просто попался ему под руку. Макгейл говорит, что Матьюсон был коррумпированным и даже стоял за некоторыми терактами. Поэтому он его и убил.
Помехи становились сильнее, и перевозбуждение Дэниела делу не помогало. Он запыхался, из-за чего пробелов было даже больше, чем от сомнительной сотовой связи. Но идея была ясна.
– Этого быть не может. Нил Матьюсон не был террористом, Дэн. Надо расколоть этого парня.
– А вот тут ты не прав, Майк. Все, что ты видел, это как он по телевизору застрелил двух человек. Но тебе нужно встретиться с ним, послушать его. В этой истории еще столько всего, столько имен. Я не могу сказать больше по телефону, и сейчас слишком поздно, чтобы ехать к тебе. Но давай завтра первым делом встретимся, хорошо?
Дэниел говорил тем самым тоном, который Майкл слышал уже много раз: у его старого друга появилась идея, за которую стоит бороться.
– Ты в этом уверен? Не спеши рисковать своей репутацией из-за заявлений какого-то психа. С кем еще ты беседовал?
Дэниел смог ответить не сразу. Этому помешал его восторженный, почти маниакальный смех. Ему потребовалось несколько секунд перед тем, как он смог говорить.
– Ни с кем, – наконец сказал он. – Поэтому не волнуйся раньше времени. Я все тебе расскажу утром, и ты сможешь поиграть в Мистера Здравомыслие. Потом мы решим, что из этого обнародовать, а что нет.
Майкл вздохнул с облегчением. Он был рад этому маленькому везению: Дэниел еще не успел рискнуть своим трудно заработанным честным именем, повторяя ту сказочку, которую ему рассказал Макгейл.
По частой смене передач Майкл понял, что Дэниел покинул автостраду и теперь мчался по проселочным дорогам, которые вели к его дому в Суррее. Он знал, как сильно его друг разгонялся на этом последнем отрезке пути и как сильно его может отвлекать их беседа. Нужно было заканчивать разговор.
– Ладно, Дэн, давай поговорим завтра.
– До завтра.
Нажав отбой, Майкл потряс головой и откинулся на спинку дивана. В течение всего дня на глазах у всего мира разворачивались события. Они были трагическими. Но ни на минуту они не коснулись его собственной жизни, и не было никаких оснований полагать обратное. До звонка Дэниела. Но теперь? Теперь он чувствовал себя втянутым в дело, которого им обоим, скорее всего, следовало бы избегать. Это было политическое минное поле, от которого любой благоразумный адвокат держался бы подальше. Но Майкл знал, что у него практически не было выбора. Дэниел не отступится, а Майкл будет рядом, чтобы поддержать его.
Дэниел улыбнулся, услышав, как Майкл отсоединился. Он знал, что друг беспокоится о нем и не хочет, чтобы он вмешивался во что-то настолько противоречивое лишь на основании слов Макгейла. Но самого Дэниела это не заботило. Все сказанное Макгейлом звучало правдиво. Этот мужчина не был лжецом, и, кроме всего прочего, он нуждался в помощи Дэниела. И Дэниел окажет ее, независимо от того, будет ли Майкл рядом.
Эти мысли накатили одна за другой, пока он несся по проселочным дорогам, ведущим к дому. Он частенько думал, что смог бы проделать этот путь даже с закрытыми глазами. Что было очень кстати, потому что он чувствовал, как его охватывала усталость. День был долгим и напряженным. Серьезному испытанию подвергся и его аналитический склад ума, и эмоциональная устойчивость. Только сейчас, на финишной прямой, с поутихшим энтузиазмом, он понял, до какой напряженности довел себя за последние двадцать четыре часа.
Будь он более бдительным и бодрым, он бы обратил внимание на скорость автомобиля за собой. Вместо этого он предположил, что черный «Лэнд Ровер», маячивший в зеркале заднего вида, либо сбавит ход, либо обгонит его. Знай он, что водитель не собирался делать ни того, ни другого, он вдавил бы педаль газа и умчался подальше от любых столкновений.
Дэниел ни о чем таком не подозревал, и поэтому его «Порше» не смог тягаться с этой машиной-танком, когда та врезалась в него сзади на скорости почти семьдесят миль в час.
Даже будь он настороже, Дэниелу с трудом удалось бы совладать с машиной после такого удара. Один только вес джипа разбил его подвеску, ходовую часть и установленный сзади двигатель. Дэниел даже вскрикнуть не успел, когда его машина вылетела с дороги в поле. Она перевернулась четыре раза перед тем, как, покореженная, остановилась. Мягкая складная крыша, которая в свое время существенно повлияла на цену, не обеспечила никакой защиты.
Черный «Лэнд Ровер» остановился у обочины. Открылась дверь, и появилась одетая в темное фигура. Она была практически невидимой в лунном свете благодаря черной одежде и иссиня-черным волосам мужчины. Эффект портила лишь его необычайно бледная кожа.
Фигура приблизилась к дымящимся обломкам. Подойдя к ним, человек присел на корточки и сквозь темноту заглянул внутрь. Дэниел с трудом понимал, что рядом кто-то есть. Его внимание было сосредоточено на крови, сочившейся из глубокой раны на животе, пока он пытался высвободиться из опутавшего его ремня безопасности, который будто приковал его к сиденью.
Боли не было. Это было неожиданно. Дэниел знал, что тяжело ранен. Это было понятно по тому, как быстро его покидали силы. Но где же боль? Где холод? То, что он не чувствовал ни того, ни другого, – это хороший знак? Или это означало, что его уже не спасти?
Пока в его голове проносились все эти мысли, попытки Дэниела освободиться делались все слабее и слабее. Наконец, окончательно обессилев, он перестал двигаться. И только теперь, избавившись от отвлекающих попыток выбраться, он увидел-таки мужчину рядом со своей машиной.
Потеря крови уже затуманила мозг Дэниела, поэтому ему потребовалось несколько мгновений, чтобы зафиксировать присутствие своего убийцы.
Тот впился взглядом в Дэниела. По выражению его глаз Дэниел понял, что его жизнь на исходе. Он был побежден, беспомощен. Наблюдая за тем, как бледный черноволосый мужчина делает шаг вперед, Дэниел впервые за всю свою сознательную жизнь начал тихонько всхлипывать. О своей жене. О своем ребенке. И о себе, о человеке, который заслуживал большего.