Полдетства. Как сейчас помню…

Немного про Фили

Спустя двадцать лет после того, как Министерство обороны СССР выделило моим родителям одну маленькую комнатку в коммуналке на Малой Филевской улице, когда я повзрослел и стал сам снимать себе квартиру в этом же районе, я попытался найти этот дом и не смог. Вроде и не сносили ничего, но вокруг как-то все застроилось, как будто сорняки заполонили клубничную грядку – и не видно ягод. Исчез, растворился дом моего детства, как и само то время, со страной в придачу.

Первым моим жилищем на этой планете стала малюсенькая комнатушка (одна из двух в этой квартире в пятиэтажке без лифта), в которой умещались раскладной диван, шкаф и стол. Если открыть шкаф, то не раздвигался диван, если раздвинуть диван, то лучше не вспоминать о том, что что-то не достали из шкафа. Сейчас это называли бы наноквартира. Китайские предприниматели, подсмотрев, видимо, дизайн этого жилища, полвека спустя создали концепцию капсульного отеля.

Я родился, отлежал месяц в больнице с подозрением на что-то инфекционное, заработал положенную детскую психотравму и приступил к дальнейшему взрослению в квартире. Папа работал с утра до глубокой ночи, мама через три месяца тоже вышла в свою полимерную империю (кажется, ее место работы в традициях советских сокращений именовалось «Гипропласт»), и сидеть с внуком вызвали Бабалиду. Она переехала к нам из Белой Березки и в первый же вечер встал вопрос – а где бабушке спать-то? Но чудеса сопровождают мою семью всю жизнь. Так вышло, что соседка (имя не помню, но, говорят, я звал ее Хё, потому что у нее был большущий второй подбородок, который смешно трясся) работала в детском садике в ночную смену. То есть ночами ее не было дома ни-ког-да, комната пустовала, и родители договорились с ней о съеме койко-места за десять рублей.

Все дни напролет я катался в коляске по Филевском парку, и было мне хорошо. Ночами я не спал. Видимо, примерял на себя богемный образ жизни. При этом круглосуточно (и это не фигура речи!) требовал общения и качания, но, получив желаемое, засыпал неглубоко. А вот днем, когда у переживших бессонную ночь мамы или бабушки слипались глаза, я дрых просто замечательно. Но опять же при условии, что меня катали или качали.

Я всего этого, конечно же, не помню, мне потом рассказывали. О моих бессонных ночах есть и еще несколько историй. Ну например: я начал ползать по квартире и заполз в комнату к нашей соседке. И после этого моя любимая бабушка возненавидела ее и перестала с ней общаться, потому что в процессе этого разведмарша я нашел иголку (!). Скорее всего, подслеповатая и очень немолодая дежурная детского сада случайно выронила ту злополучную иголку и не смогла потом найти, но ревнительная хранительница внука – моя бабушка – уверила себя в том, что это была сознательная диверсия, цель которой – сжить дитя со свету. Война началась не на жизнь, а на смерть. Кажется, бабушка больше никогда не перекинулась с соседкой ни единым словом. Представляю, что там творилось на маленькой коммунальной шестиметровой кухоньке! Хорошо еще, что к тому моменту примусы уже вышли из обихода, а то бы точно дом сожгли.

Тем временем жизнь шла своим чередом. Папа мой уходил очень рано, а возвращался в ночи, потому что Министерство обороны СССР определило ему местом службы некий город в Подмосковье, куда приходилось мотаться на метро, электричке и автобусе (и назад в том же наборе транспорта, но в обратном порядке использования) ежедневно. А я папу очень любил. И ждал его сильно. И вот вечер, приходит папа и, вместо того чтобы начать неутомимые игры с сыном, вдруг засыпает. Может быть, он поел, может быть, только принес еды, но силы покинули его, и он провалился в моментальный и глубокий сон. Я пытался его растормошить – увы. Тогда я привлек его внимание иначе. Волшебной игрушкой из моего детства, которая так радостно сверкала огонечками и издавала звуки, когда ее раскручиваешь, – юлой. Только я не нажимал на нее, чтобы заставить вращаться. Я каким-то образом поднял юлу высоко над головой и, наверное, не удержал (хотя родители до сих пор уверяют меня, что я все спланировал и сделал сознательно и целенаправленно). Так или иначе, но юла со всего размаха прилетела папе в глаз. Конечно же, он проснулся сразу. Но кажется, с играми в тот вечер все равно не задалось.

Смешнее всего в этой истории другое. Хотел бы я знать, что папа рассказывал на следующий день на работе про фингал в пол-лица. В историю с юлой и ребенком вряд ли бы поверили, хотя и сделали бы вид. Скорее всего, сослуживцы заподозрили драку или семейную разборку. Ну прости, пап, я ж не со зла – просто соскучился и хотел поиграть.

Непростое для взрослых, для меня то время было легким и беззаботным. Детство – вообще лучшая пора в жизни, теперь я понимаю это. Хотя ответственно утверждать не возьмусь: я еще старость не пробовал, вдруг вообще сказка будет. Узнаю – расскажу, если, конечно, смогу вспомнить, что пообещал вам это. И кстати, о воспоминаниях. Я уже говорил, что знаю все эти истории с чужих слов. В тумане остались первые четыре года моей жизни, но уж то, что было дальше, я помню сам.

И там есть что вспомнить. Итак, с момента рождения прошло четыре года…