Полигон

Глава № 1

Настоящее

Разбудил меня рёв сирены из прихожей. А через мгновение ожил на тумбочке ИПК, замигал красной лампочкой. Я потянулся, попутно взглянув на экранчик прибора. Там красными буквами горело одно-единственное слово: «Волна».

Рита сонно завозилась на груди. Я поцеловал её в лоб и аккуратно встал с кровати.

— Спи, маленькая, я все сделаю.

У входной двери зашипел домофон:

— Внимание, с северо-восточного направления идет Волна, всем задраиться! Повторяю, с северо-восточного направления Волна! Всем срочно принять меры!

Я нажал кнопку обратной связи.

— Четырнадцатый принял. Марк, спасибо.

— Принято, четырнадцатый. До связи.

Голос у дежурного уставший. Оно и понятно, на часах три двадцать ночи.

Прошлепал на кухню: там единственное в моей берлоге не заложенное кирпичами окно, забранное снаружи стальными жалюзи. Сейчас — открытыми. Отодвинув шпингалеты, распахнул форточку, нащупал короткий стальной рычажок. Сквозь защитные пластины, как через амбразуру, виднелось ночное небо с расцвеченными всеми оттенками красного тучами. Будто багровой лампой изнутри их подсветил кто. Поднявшийся ветер гонял по асфальту мусор и прошлогодние листья, колыхал скрюченные ветви деревьев. С каждой секундой небосвод становился ярче, вот уже и звёзд не видать, ветер усиливался. Было уже светло как днём. Приближалась Волна.

Прогремел гром. Времени почти не осталось. Я торопливо нажал рычажок. Хрена лысого: стальной штырь не сдвинулся с места.

Накрапывало.

Я надавил сильнее. Безрезультатно, механизм заклинило. Тельняшка прилипла к моментально вспотевшей спине, кровь застучала в ушах набатным боем. Небо полыхнуло алым. Етун твою мать!!!

Хлынул ливень — неистовый и оглушительный.

Счет пошел на удары сердца. Один, два, три… Распахнул окно и, поскальзываясь на мокром, полез осматривать жалюзи. Четыре, пять, шесть, семь… Так и есть, между третьей и четвёртой пластинами, в левом верхнем углу, застрял и сдох жук-скарабей. Неестественно крупный — видимо, мутант. Застряло насекомое прочно, пальцем не вытолкнешь. Восемь, девять, десять, одиннадцать… Метнулся к лежащему на столе раскуроченному радиоприёмнику. Сгреб отвёртку. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Уперев отвертку шлицом в хитиновую морду скарабея, изо всех сил ударил по ручке кулаком. Пятнадцать, шестнадцать… Тучи уже не просто светились, они сияли алым светом, ослепляя. Семнадцать, восемнадцать… Сердце колотилось по ребрам, как после стометровки. Тельце жука не сдвигалось, панцирь у мутировавшей твари казалось, прочнее камня. Бил снова и снова. Рука гудела, отзываясь на каждый удар, но теперь не до этого. Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Наконец проклятое насекомое вылетело прочь. Я отбросил отвертку и схватился за рычаг. Ветер перерос в ураган, молодую поросль деревьев пригибало к земле, как траву. Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… Щелчок. Полосы жалюзи опустились, отгораживая меня от мира стальной стеной и погружая кухню во тьму. Дождина в безумном припадке бился об окно. Двадцать пять. Кирпичный пятиэтажный дом содрогнулся от невидимого удара — содрогнулся весь, от фундамента до крыши. Я успел.

Тонкая струйка холодной воды ударила в подставленные ладони, собралась озерцом, закрутилась воронкой, просачиваясь меж пальцами. Я плеснул водяную горсть в лицо и глянул в зеркало. Из висящего на стене серебристого диска на меня уставилась неприветливая физиономия. Короткий ёжик русых волос, высокий лоб, зелёные глаза. Нос картошкой, усы, трёхдневная щетина. Добавьте к этому тёмные круги под глазами и глубокий шрам на правой щеке, от виска до подбородка. Напоминание о том, что с фауной Полигона шутить не след. Коготь волколака, оставившего отметину, болтался на шее, на серебряной цепочке. Вода холодными ручейками стекала по лицу, собиралась в щетине, срывалась каплями с подбородка. Снова плеснул горсть. С полочки возле зеркала потянул бритву и баллон с пеной. Взболтал баллон, выдавил на ладонь белый шар. Хорошо все-таки, что придумали такую удобную штуку: ненавижу вечно лысеющие помазки. Станок со скрежетом пополз вниз по щеке — явно затупился, но придется потерпеть, этот последний. Приду с промысла — обязательно у Бекона пачку новых возьму. А еще лучше — электробритву. Наконец закончил, вытер полотенцем остатки пены. Из флакона с надписью «Фармасепт» плеснул в ладонь спирту, растёр, увлажнил физиономию. Мгновенно обожгло, но тотчас отпустило. Перед выходом одеколоном пользоваться ни в коем случае нельзя — запах способен привлечь хищников. Нюх-то у них будь здоров!

На кухне просвистел закипевший чайник. Мигнул свет, и лампа почти погасла, погрузив ванную во мрак. Только вольфрамовые нити накала бесполезно тлели на черном фоне малиновым светом. Нащупал на поясе маленький светодиодник, ребристая поверхность фонарика сама просилась в ладонь. Холодный луч голубоватого света разогнал тьму по углам. В кладовой на стене квадратный железный ящик, грубо, но надёжно сваренный. И сейчас из него раздается явственное постукивание. Как бы не долбануло…

Поставив фонарик на полку рядом, направил луч в потолок — получилось что-то вроде факела. Снял с крюка толстые резиновые перчатки. Мало ли… ну его нафиг… Тяжёлая дверца мягко отошла в сторону на густо смазанных петлях, открывая взору катушку из медной проволоки с разбегающимися проводами. Внутри, как в клетке, бился сыплющий искрами голубой кристалл. Ясно, пора менять. В старой спортивной сумке, в углу, — переложенные листами плотной резины запасные. Сменить — дело пары минут. Аккуратно зацепил за верхушку цилиндр и осторожно вытащил из катушки. Вложил новый. Чёрный, будто из эбонита, цилиндр начал медленно вращаться вокруг собственной оси, постепенно набирая скорость и приобретая бирюзовый цвет. Так-то лучше. Заурчал, просыпаясь, холодильник, над входной дверью загорелся огонек красного светодиода. Я погасил ставший ненужным фонарик, повесил в гнездо на ремне и, не снимая перчаток, взял отработанный кристалл «вечной батарейки». Не такой уж и вечной. Выбрасывать нет смысла: Бекон за треть цены возьмёт. Отложил на полочку, в компанию к уже лежавшим там двум кристаллам. Закрыв ящик, прошел на кухню.

Старые обои «под плитку» украшали стены бело-синим шахматным рисунком. Лампа в абажуре из тонких деревянных планок, творение безвестного народного умельца, освещало помещение. Стол, а на нём — разобранный радиоприёмник. Желтоватая мойка, кухонные шкафчики на стенах. Холодильник «Днепр» в левом углу. Повторно засвистел чайник…

За стеной бушевала Волна. Даже через стальные жалюзи ощущалась буря непонятной энергии, задающей ритм жизни этой странной территории под названием Полигон. Наверняка после сегодняшней волновой активности изменится расположение нестабильных аномальных полей, но тут уж придется проверять на своей шкуре. Правда, и плюсы у Волны есть: прячется зверье, появляется новый хабар. Это такие забавные штуки, вроде той «вечной батарейки», что питает электричеством мою берлогу. И умники из научного центра платят за них патронами и продовольствием. Всем тем, чего не производят на Полигоне уже без малого двенадцать лет.

Именно столько времени прошло после того, как открылся Разлом, похоронив незалежное государство Украина. Разлом… Колоссальная трещина в земной коре, разверзшаяся недалеко от Днепропетровска в результате ужасающего по своей мощи землетрясения. Двадцать шесть километров протяженностью и около километра в самом широком месте. Глубину определить так и не удалось. Сейсмологи тогда на ушах стояли — как же, ТАКОЕ проворонили! Между тем Разлом оказался не просто гигантской трещиной, а кое-чем покруче… Первая Волна выплеснулась наружу на сорок третьи сутки, что она из себя представляет, не могут сказать до сих пор. Просто из недр периодически исходит мощнейший всплеск необъяснимого излучения, трансформирующего окружающий мир. Флору, фауну. Единственный способ хоть как-то защититься от него — спрятаться глубоко под землю. Наш дом, конечно, тоже своего рода защита, но…

В общем, шесть лет назад я почувствовал, что начинаю меняться. Кожа стала толще и грубее, зрачки превратились в вертикальные, как у кота. А когда случайно раздавил в ладони алюминиевую кружку, понял, что и сила возросла. Но это, так сказать, полезные изменения.

Не всем повезло, как мне. Бывший дворник Андрей Шталь, к примеру, попав под Волну, на четвёртый день весь покрылся фиолетовыми струпьями. На шестой день слезла кожа. Вся. До сих пор в ушах его вопли… Мерзко. Пришлось застрелить. А бывает еще хуже. Андрюха хоть помер человеком, а это не всем дано. Каждая новая Волна меняет нас, медленно и неотвратимо. И ведь не сбежишь никуда: территория, облучаемая Разломом, отгорожена от внешнего мира. Когда до мирового сообщества дошло что к чему, двухсоткилометровая зона вокруг эпицентра излучения была объявлена карантинной. Её шустро оградили по периметру сплошной линией, да не одной, а целыми тремя. Колючка под напряжением, минные поля, контрольно-следовая полоса, вышки с пулемётчиками… Хрен проскочишь. Хотя пытались, конечно, пытались. Многие до конца не верили, что нас всех списали в «потери среди мирного населения». От таких и костей не осталось: зверьё Полигона растащило.

Название-то какое — Полигон. Испытательная площадка. А ведь правильное, только вот экспериментирует тут её Величество Природа. Всё встало с ног на голову и обращаться вспять желанием не горит. Растения и зверьё за двенадцать лет так изменились, что одними только написанными на эту тему диссертациями запросто железнодорожный вагон набьешь. Люди тоже преобразились, некоторые и людьми быть перестали. Чисто биологически. Для таких и название придумали — снорки. Снорки — это те, кто окончательно мутировал под воздействием излучения. Интересно, сколько отмерено мне?

Я закончил собирать приемник и теперь зевал во весь рот. Вдруг снова захрипел домофон.

— Всплеск окончен, по тревоге отбой. Можно закурить и расслабиться.

Это у Марка юмор, типа, такой. На самом деле отыскать курево на Полигоне практически нереально. Не поставляют табак в научные лаборатории, наш единственный канал связи с внешним миром. Однако пора, сейчас перекличка начнется. И точно: уставший голос Марка стал вызывать всех, называя номер квартир по порядку. Когда подошла моя очередь, я ответил привычной фразой:

— Четырнадцатый в норме. Рогов и хвоста не обнаружено.

— Смотри, Кирюха, дошутишься! Вот отправлю к тебе сердитых дядек с топорами… — ворчит явно для галочки, в голосе кроме усталости сквозит облегчение. — Тридцать второй, ответь дежурному!

Молчание и тихое потрескивание динамика.

— Тридцать второй! Михалыч, твою мать! Мужики, проверьте срочно!

Схватив старого «ижака», я выскочил на лестничную площадку. Снизу раздались топот и хриплый мат: Серёга Косач и Ванька Пластун откликнулись. Ступени мелькают серыми полосами. Облезшая коричневая краска перил, тяжелое дыхание парней. Широкий, словно шкаф, Косач с пикой в руке тяжело бухает сапогами впереди меня. И как только успел вырваться вперед?

Тридцать вторая квартира. Дверь приоткрыта. Пластун, с ружьем наперевес, осторожно заглянул внутрь, проскользнул ужом и ломанулся на кухню. Серый распахнул дверь ванной, отскочил на всякий случай.

Михалыча мы нашли в спальне сидящим в кресле перед распахнутым окном. Мертвого. Я протянул руку и закрыл пожелтевшие глаза. Попасть под Волну в чистом виде чревато необратимым изменением или смертью.

Из коридора раздался голос Пластуна, докладывающего дежурному. Я посмотрел на покойника. Вот и ещё один ушел.