Политические тайны Второй мировой

Глава I

Создание национал-социалистической партии Германии и приход Гитлера во власть. – Диктатура вождя. – Милитаризация политической жизни и экономики страны. – Пересмотр итогов Первой мировой войны и денонсация Версальского договора. – Промышленные «четырехлетки» Геринга. – Аншлюс Австрии. – Мюнхенское соглашение и оккупация Чехословакии.

До 1928—1929 годов национал-социалистическая партия в Германии не имела сколько-нибудь заметного влияния в политической жизни страны. После неудавшегося путча в Мюнхене (1923 г.) эта партия очутилась в положении бережно опекаемого монополистической буржуазией стратегического резерва. Фашизм превратился в активную силу лишь после того, как германские империалисты, воссоздав основу военно-экономической мощи страны, успешно конкурируя с американскими, английскими и французскими монополиями на мировых рынках, настойчиво и нагло потребовали полной свободы перевооружения Германии, расширения ее границ и равноправного участия в решении всех политических проблем на Европейском континенте.

Германские монополии, с их широкими международными связями играли основную роль в развитии германской военной экономики и подготовке гитлеровской агрессии. Однако возрождение и обновление тяжелой промышленности и военной индустрии Германии, являвшееся важнейшей предпосылкой гитлеровской агрессии, стало возможным лишь при условии прямой поддержки германского империализма правящими кругами США, Англии и Франции.

Существенную помощь в возрождении германской экономики сыграл репарационный план, разработанный группой американских экспертов под председательством банкира Ч. Дауэса, главной целью которого было восстановление военно-промышленного потенциала Германии и возрождение в этой стране агрессивного империализма, которому предназначалась важная роль в борьбе против Советского Союза и революционного движения в Европе.

С помощью американского золота и американских технологий к 1929 году был в основном восстановлен военно-промышленный потенциал Германии. Политической надстройкой «плана Дауэса» явились Локкарнские договоры, подписанные 1 декабря 1925 года. Главным среди них был Рейнский гарантийный пакт. Обеспечив границы западных соседей Германии, Локкарнские договоры не предусматривали аналогичных гарантий для ее восточных соседей, что сразу было воспринято как поощрение германских агрессивных кругов, мечтавших о завоевании нового жизненного пространства за счет Советского Союза.

Один из творцов «плана Дауэса», германский финансовый король Шахт, сыгравший впоследствии важную роль в установлении фашистской диктатуры, откровенно признавал, что он «финансировал перевооружение Германии деньгами, принадлежащих иностранным кампаниям»[1]. Хорошо известны связи американского химического концерна Дюпона и британского имперского химического треста с крупным германским концерном «И.Г Фарбениндустри», и вливание капиталов Форда в развитие автомобильной и военной промышленности Германии. Тесная связь существовала между Федерацией британской промышленности и Германской промышленной палатой. Англо-американо-германский банк Шредера, крупные американские банки «Чейз Нейшнэл Бэнк», «Диллон Рид и К°» и другие щедро финансировали германскую промышленность, главным образом, тяжелую и военную. Только в 1927—1929 годах Германия получила около 4 млрд. долларов иностранных займов, из них 2,5 млрд. долларов из США[2]. В 1929 году Германия стала сильнейшим конкурентом на мировых рынках не только для Англии и Франции, но и для США Ураган мирового капиталистического кризиса 1929—1933 годов потряс главнейшие капиталистические страны, но Германия сравнительно легко вышла из него, в то время как США, Англия и Франция даже в 1935 году по размерам производства в тяжелой промышленности оставались ниже докризисного уровня.

Мировой экономический кризис не затронул и экономику Советского Союза, наоборот, молодое советское государство в этот период стремительно развивалось. Первая советская пятилетка (1929—1932 гг.) заложила фундамент социалистической экономики и вывела страну из аграрной в развитую индустриальную державу. Пятилетка была выполнена за 4 года и 3 месяца, а сделано неимоверно много. Было введено в действие 1500 крупных промышленных предприятий, заново созданы ряд новых отраслей: тракторная и автомобильная, станкостроения и приборостроения, производство алюминия, авиационная и химическая промышленность, которых не имела царская Россия. В черной металлургии – важнейшей отрасли тяжелой промышленности, ставшей основой индустриализации страны – были созданы электрометаллургия, налажено производство ферросплавов, качественных сталей. Коренным образом были реконструированы нефтяная и другие отрасли промышленности.

За эти годы вступили в строй ДнепроГЭС, Зуевская, Челябинская, Сталинградская и Белорусская тепловые электростанции. Создана вторая угольно-металлургическая база на востоке СССР – Урало-Кузнецкий комбинат. Построены Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты, крупные угольные шахты в Донбассе, Кузбассе и Караганде, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, Московский и Горьковский автомобильные заводы, Кондопожский и Вишерский целлюлозно-бумажные комбинаты, Березниковский азотно-туковый завод, Ивановский меланжевый комбинат, 1-й Государственный подшипниковый завод в Москве и многие другие предприятия.

Национальный доход страны увеличился почти в два раза, промышленное производство – более чем в два раза, производительность труда – на 41%. В СССР за короткий период времени была создана мощная тяжелая индустрия и механизированное коллективное сельское хозяйство, ликвидирована безработица и введен 7-часовой рабочий день.

Западный мир плохо знал Сталина, но там хорошо знали его стратегические способности по разгрому армий Деникина и выдворению английских, французских и японских воинских контингентов с территории Советской России, а его успешное и умелое руководство партией большевиков, возглавившей переустройство России и делавшей колоссальные успехи в развитии экономики страны, глубоко настораживали правящие классы европейских стран, опасавшихся, что создаваемое на востоке мощное советское государство в будущем может угрожать их существованию.

В Лондоне, Париже и Вашингтоне опасались, что набиравшая силу экономика Советского Союза Сталиным будет направлена на расширение идей социалистической революции на запад, как это пытались делать вожди Октябрьской революции Троцкий, Радек, Бухарин и что эта угроза будет, прежде всего, опасна для Германии, где были сильны коммунистические лозунги и стремление к переменам среди рабочего класса и крестьянства. Первая советская пятилетка успешно выполнялась, и лидеры капиталистического мира определенно сделали ставку на национал-социалистическую партию Германии, которую возглавлял Гитлер, в программе которой основным стержнем являлась борьба с красной опасностью внутри страны и с большевизмом на внешнем фронте.

Сталин еще должен был доказать им, что его жизненная цель – созидание, а не война, которую он ненавидел. Невольно, в силу исторически сложившихся политических и экономических отношений в Европе на тот период, нарождавшаяся сильная советская экономика и личность Сталина послужила тем трамплином, на который был поднят Гитлер устроителями соревнований, чтобы он мог не только противостоять советскому лидеру, но и вступить с ним в борьбу.

Это невиданное для того времени стремительное развитие экономики молодого Советского государства, когда весь капиталистический мир переживал тяжелый экономический кризис, породил в самых верхних слоях крупной буржуазии и воротил мирового капитала тревогу относительно будущего всего капиталистического мира, управление над которым они не хотели терять. Нужно было противопоставить этому динамично развивающемуся государству на востоке не менее сильное государство на западе и победителям Первой мировой войны – Франции, Англии и США – таким государством виделась Германия, единственная страна, где можно было быстро воссоздать вооруженные силы, и где к власти рвалась национал-социалистическая партия во главе с Гитлером. Гитлер прямо и открыто заявлял на весь мир, что он, придя к власти, в короткие сроки покончит с красной опасностью внутри страны и создаст сильные вооруженные силы, чтобы еще при его жизни уничтожить Советский Союз. Он с убежденностью писал: «Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы, и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены».[3]

«Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование, и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах надолго держать в своем подчинении это громадное государство. Сами евреи отнюдь не являются элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель».

При этом идеология стояла где-то в отдалении от задуманной подготовки Гитлером войны Германии против СССР, но она нередко выходила у него на передний план, чтобы обосновать свои захватнические цели, а во главе угла стояла обеспокоенность правящих западных кругов, доходившая до паники, обусловленной невиданным ростом экономики СССР.

Грандиозные планы на вторую советскую пятилетку вызвали еще большую тревогу империалистических кругов в Западной Европе и США Куда будет направлена индустриальная мощь Советского Союза и куда направить возрастающую экономическую силу Германии – об этом все чаще и чаще стали задумываться в правящих кругах Лондона, Парижа и Вашингтона. В конечном итоге, лучшим выходом там посчитали прибегнуть к извечной исторической карусели – направить возрастающее могущество Германии на восток, в сторону Советской России, и там возродить рынок для сбыта немецких товаров, и заодно попытаться столкнуть эти две державы в противоборстве, в котором иссякнут их силы и сами по себе исчезнут и проблемы, возникшие с ростом их могущества.

Среди мировых воротил капитала, возрождавших Германию и помогавших нацистам придти к власти, было много евреев, пошедших на сотрудничество с Гитлером. Это кажется странным. Ведь они не могли не знать, что еще в книге «Моя борьба» Гитлер писал, что для выполнения своей задачи «национал-социалистское движение» должно относиться к евреям как к своим смертельным врагам[4]. Но, видимо, страх перед большевиками у них был сильнее страха перед Гитлером. Нисколько не отходя от истины, можно смело утверждать, что появление на свет такой зловещей политической фигуры, как Гитлер, и его национал-социалистической партии было делом рук правящего класса Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки, осуществивших приход его во власть за их деньги, и с помощью прусской военщины, рвавшейся к пересмотру итогов Первой мировой войны, и крупной германской буржуазии, напуганной ростом могущества Советской России и заразительным влиянием на жизнь простых людей в Германии исходивших из Москвы коммунистических идей.

С приходом к власти Гитлера не только усилилась финансовая и деловая помощь Берлину со стороны США и Англии, но планы гитлеровской агрессии, направленной против Советского Союза, получили прямую политическую направленность и поддержку со стороны этих двух великих держав. Гитлеровская военная машина становилась ударной силой для борьбы с Советским Союзом, народы которого совершали индустриальную и культурную революцию, по своей грандиозности и масштабам не имевшую аналогов в мировой истории. Без миллиардов американских долларов германский милитаризм не мог бы восстановить свои силы и в короткие сроки создать сильную военную машину для ведения захватнических войн. Больше всех старались накачать военные мускулы Германии правящие круги Англии и Франции, не задумываясь над тем, что они в скором времени сами могут стать объектами для испытания этой силы. «Этот золотой дождь американских долларов оплодотворил тяжелую промышленность гитлеровской Германии, в частности, военную промышленность. Это миллиарды американских долларов, вложенные заокеанскими монополиями в военную экономику Германии, воссоздали германский военный потенциал и вложили в руки гитлеровского режима оружие, необходимое для осуществления агрессии. В короткий срок, опираясь на финансовую поддержку, главным образом, американских монополий, Германия воссоздала мощную военную промышленность, способную производить в огромных количествах первоклассное вооружение, многие тысячи танков, самолетов, военно-морских кораблей новейшего типа и другие виды вооружения.

Германские правящие классы стали выдвигать фашистскую партию на авансцену политической жизни страны не только потому, что она показала себя ревностным зачинщиком их интересов, но и в силу того, что с начала своей деятельности фашисты откровенно пропагандировали идеи реванша. Призыв к подготовке новой мировой войны, как известно, содержался в программе национал-социалистической партии, принятой в 1920 году, в книге Гитлера «Mein Kampf», изданной в 1924 году, в «14 тезисах», изданных фашистами в 1929 году, и во многих других письменных и устных заявлениях лидеров этой партии. В этих тезисах говорилось, что фашисты во имя осуществления своих целей пойдут на любую борьбу. «Нет такой жертвы, – подчеркивалось в этом документе, – которая была бы для нее слишком велика. Нет той войны, которая была бы для нее слишком кровавой»[5]. Эта сторона деятельности фашистов особенно импонировала германской империалистической буржуазии, которая делала все возможное, чтобы поднять престиж гитлеровской партии, приписав ей незаслуженную славу «поборника» национального освобождения Германии и непримиримого противника Версаля.

Всячески поддерживая фашистскую партию и щедро оплачивая ее расходы, германские господствующие классы некоторое время не настаивали на включение представителей этой партии в состав веймарских правительств. Они предпочитали держать ее на положении «оппозиционной партии», якобы выступавшей с «принципиальных» позиций не только против коммунизма, но и капитализма, Версальского договора и тех партий, которые участвовали в принятии этого договора. Спекулируя на ненависти широких слоев населения Германии к Версальской системе, монополистическая буржуазия с помощью фашистов смогла создать себе опору в массах и даже постепенно подготовить их к восприятию идей реваншизма и фатальной необходимости войны для освобождения страны от «цепей Версаля» и захвата под тем или иным предлогом чужих территорий.

Мировой экономический кризис, до крайности обостривший все империалистические противоречия, содействовал усилению здесь реваншистских и милитаристских тенденций и, следовательно, повышению политического престижа фашистской партии в глазах германской монополистической буржуазии. В гитлеровской партии она видела единственную силу, на которую можно было опереться, чтобы предотвратить угрозу распада капиталистической системы и силу, способную разрешить империалистические противоречия путем войны.

К установлению фашистской диктатуры германскую буржуазию толкало и обострение противоречий внутри страны. К началу 1930 года германская промышленность работала со средней нагрузкой 55—70%. Но даже сократившаяся в своем объеме продукция, однако, не находила сбыта, что вело к банкротству не только мелких и средних, но и некоторых крупных предприятий. В 1933 году в Германии было 6 млн. безработных, а если считать и их иждивенцев, то эта цифра вырастала до 20—25 миллионов людей, ожидавших перемен к лучшему, которые пообещал им Гитлер. И став канцлером, он действительно быстро ликвидировал безработицу, прекратил борьбу партий, поднял дух нации и ему немцы стали безгранично доверять.[6]

Получив поддержку буржуазии и правых лидеров социал-демократии, гитлеровская партия расширяла масштабы своей деятельности, направленной на создание условий для захвата власти и идеологическую подготовку войны. Она постепенно проникала в самую толщу немецкого народа, вовлекая его в свои организации, вербовала сторонников среди различных слоев населения, отравляла умы миллионов людей ядом расизма, реваншизма, идеей «тотальной войны», сосредоточив усилия на борьбе с другими партиями, и прежде всего, с Коммунистической партией и ее идеологией.

При проведении своей милитаристской деятельности фашисты уделяли особое внимание молодежи, понимая, что от степени влияния фашистской пропаганды на молодых людей в большой мере зависело осуществление их реакционных и экспансионистских планов. Организация работы среди молодежи была продумана во всех деталях. Фашисты учитывали и склонность юношества к романтическому образу мышления, и возможность возбудить в нем антагонизм к «консерватизму» старшего поколения, и его готовность к активным действиям, и его любовь к униформе, спорту и т. д. Самая крупная молодежная организация, находившаяся под воздействием фашистской партии, – «Союз гитлеровской молодежи» – имела ответвления в каждом округе, непосредственно подчинявшиеся гитлеровским штурмовым отрядам. Лозунгом фашистской молодежи становились слова: «Если сегодня нам принадлежит Германия, то завтра нашим будет весь мир»[7]. Многочисленной организацией являлся также «Орден молодых немцев», насчитывающий уже в 1928 году около 300 тыс. человек Для работы среди учащихся средних школ был создан в ноябре 1928 г. при правительстве Мюллера «Национал-социалистический школьный союз». Фашистская организация «Немецкое студенчество» возглавлялась Бальдуром фон Ширахом, будущим руководителем «Союза гитлеровской молодежи», одним из главных военных преступников[8]. Фашистская партия все больше проникала в лагеря так называемой добровольной трудовой повинности, в которых, по официальным данным, насчитывалось в сентябре 1932 г. 200 375 молодых немцев, и среди них велось воспитание юношества в духе махрового национализма и милитаризма.

Фашисты настойчиво распространяли свою идеологию и среди рабочего класса Германии, обещая им повышение заработной платы, «отмену нетрудовых доходов», «огосударствление трестов», «обеспечение старости» и другие блага. В отдельных случаях они даже прикидывались сторонниками забастовок, но поступали при этом всегда так, чтобы не повредить интересам империалистов.

Благоприятной для проникновения фашистской идеологии была обстановка и в германской деревне. Руководящие деятели Веймарской республики неизменно проводили политику поддержки дворян, кулачества, в то время как мелкие и средние крестьянские хозяйства пребывали на грани разорения и их положение с каждым годом ухудшалось. Если до 1930 г. значительная часть крестьянства ориентировалась на кулацко-помещичью организацию «Ландбунд», то выборы в рейхстаг 14 сентября 1930 г. показали, что фашисты в борьбе за влияние на крестьянство оттеснили эту партию на задворки, а с течением времени «Ландбунд» постепенно стал принимать фашистскую окраску, и все большее число его местных отделений открыто требовали включения союза в гитлеровскую партию.

Большим влиянием пользовались гитлеровцы и среди мелкой буржуазии. Провозглашенные ими лозунги: «Борьба против процентного рабства», «дешевый кредит», «ликвидация универмагов» и обещание льгот при реализации продукции привлекла на сторону фашистов большую часть мелкой буржуазии.[9]

Начиная с 1929 года, германская буржуазия заметно усилила финансовую помощь национал-социалистической партии. По инициативе крупнейшего промышленника Фрица Тиссена германские монополисты приняли решение, обязывавшее предпринимателей производить регулярные взносы в кассу фашистской партии[10]. Это решение неукоснительно выполнялось. Поощряя пропагандистскую деятельность фашистов, направленную на разжигание шовинизма и реваншизма в стране, А. Крупп при избрании его в 1931 г. председателем Союза германских промышленников заявил, что он будет заботиться о расширении помощи гитлеровцам.

Особые отношения складывались у фашистской партии с рейхсвером, в подразделениях которого воспитывались в духе реваншизма, расовой идеологии и ненависти к СССР основные кадры будущей немецко-фашистской армии и фашистского чиновничьего аппарата. Даже германская буржуазная печать вынуждена была признать, что воспитание личного состава рейхсвера осуществлялось «методами реакционной прусско-кайзеровской школы». «Все офицеры, начиная от капитана и выше, – писала одна из центральных газет Германии, – отборные феодально-реакционные элементы. Всякая самостоятельная мысль в рейхсвере бесцеремонно убивается, культивируется вера в авторитет, слепое подчинение начальству»[11]. В общественно-политической жизни Германии все большую роль стала играть военщина прусско-милитаристского толка. В 1925 году на пост президента был избран фельдмаршал Гинденбург, с именем которого были связаны все важнейшие сражения Первой мировой войны и его знали как вдохновителя итогов пересмотра той войны. Его переизбрание на выборах в 1932 году означала победу крайних реакционных сил в Германии. Генералы рейхсвера фон Сект, Людендорф, Шлейхер и другие задавали тон в политической жизни страны. Именно эти видные генералы кайзеровской Германии прокладывали дорогу Гитлеру к власти и разрабатывали теорию «тотальной войны», чтобы избавиться от версальских ограничений и попытаться на новом историческом витке добиться для немецкой нации мирового господства.

«Теория» тотальной войны стала официальной военной доктриной в период подготовки Германии к войне. Политическим основанием «теории» тотальной войны является расовая теория, пропагандирующая «превосходство» немцев и их «естественное» право завоевания мирового господства. Она включает признание войны «вечным» и всегда «прогрессивным» явлением общественной жизни. По мнению разработчика «теории» тотальной войны генерала Людендорфа, Германия должна была, не считаясь ни с чем, напрячь все свои силы, чтобы выиграть новую войну, для чего он предлагал… «с самого начала применить последнюю винтовку»[12]. Генерал особенно убеждал Гитлера и стоящий за ним генералитет, что новую войну немцы должны сделать «молниеносной», ибо это единственное средство победить в борьбе «за существование». В своей книге «Тотальная война» Людендорф провозгласил и новую религию – «религию германского богопознания», сущность которой сводилась к двум основным задачам: убедить немцев, что они должны «жертвовать жизнью для своей расы» и «очистить путь для полководца».[13]

Цинично утверждая, что «военное искусство» требует отказаться от обычая объявления войны, этот идеолог разбоя и вероломства призывал подражать в этом вопросе другим империалистическим государствам. «Это ошибочное мнение, – писал он, – что войну надо начинать с объявления ее. В 1894 году Япония начала войну с Китаем, а в 1904 году с Россией с внезапного нападения на китайские и соответственно на русские транспортные средства или военные корабли. Англия начала войну с Бурской республикой вторжением на территорию буров добровольческого отряда».

Понимая слабость немецкой экономики и недостаточность ресурсов для осуществления военной авантюры, Людендорф строил все расчеты на быструю победу в начале войны. Он советовал еще в мирное время накапливать возможно большие запасы вооружения, боеприпасов, трестировать всю экономику, не считаясь с разорением мелких и средних буржуа, развивать только необходимые для ведения войны отрасли народного хозяйства, не считаясь с его уродованием, и главное, не останавливаться перед любыми формами и методами эксплуатации и ограбления народных масс.

Последнюю главу своей книги Людендорф посвятил роли полководца в войне, где он высказывался в духе доктрин Клаузевица и Шлиффена, еще более ужесточая требования к роли военного лидера в стране. Генерал наделял его правами неограниченного диктатора и говорил, что «во всех областях жизни» только «он сам решает, и его воля являются законом»[14]. При диктаторе Людендорф предлагал иметь свой штат, в который, помимо военных специалистов, должны были входить представители трестов, а также «знатоки народной души» – лидеры национал-социалистической партии Германии.

Для усиления своего влияния на рейхсвер, гитлеровцы еще в 1928 г. создали особую «Организацию-2» (во главе с подполковником Гирмо, которого они прочили на пост военного министра). Эта организация вела фашистскую пропаганду в рейхсвере и полиции. С течением времени связи между рейхсвером и гитлеровской партией становились теснее, что объяснялось ростом численности и влияния фашистской партии и ее боевых союзов; перед ними отступали на задний план остальные реакционные организации германской монополистической буржуазии.

Несмотря на ограничения в отношении вооружений, наложенных Версальским мирным договором, германские империалисты спешно воссоздавали армию, военно-морской и военно-воздушный флот. Наряду с легально существовавшим стотысячным рейхсвером, они создали сеть замаскированных военных и полувоенных формирований, таких, как черный рейхсвер, добровольческий корпус, штурмовые отряды, насчитывавшие в 1932 году около 400 тыс. человек.[15]

Созванная в октябре 1931 г. Гарцбургская конференция реакционеров признала ведущую роль фашистской партии среди других партий и организаций германского империализма. От рейхсвера здесь присутствовали 15 генералов и адмиралов, в том числе фон Сект, Гельтц и Лютвиц, а также два сына бывшего императора, присоединивших свои голоса к решению конференции о «необходимости передачи власти подлинно национальному правительству», то есть фашистам.

Готовясь к захвату власти в Берлине, Гитлер и его сподвижники по всей стране стали устраивать антисемитские погромы, разгон собраний, организуемых другими партиями, а потом пошли на организацию зверских убийств демократических деятелей и передовых представителей рабочего класса. Этот террор гитлеровцы сочетали с непрерывно усиливающейся милитаристской и реваншистской пропагандой, которая проводилась в неслыханных до тех пор масштабах. Огромными тиражами печаталась книжка «Mein Kampf», к массовому распространению которой приступили в 1929 году. В духе ее человеконенавистнических, расистских, экспансионистских идей были приняты решения на Нюрнбергском съезде фашистской партии в 1929 г. Используя прессу, радио, право проведения собраний и митингов, располагая для этого неограниченными средствами, фашисты широко рекламировали свою программу. Выступления главарей фашистской партии представляли собой чудовищную смесь демагогии, антисоветских выпадов, расизма, реваншизма, обращения к низменным инстинктам людей, открытой лжи и преднамеренного извращения фактов. Речи Гитлера и его пособников постоянно вращались вокруг темы о «виновниках страданий народа»; к их числу фашисты относили тех лиц, кто заключал Версальский договор и те партии, к которым принадлежали эти лица, и нанесших, по выражению Гитлера, заимствованному им у битых кайзеровских генералов, «удар в спину» германским вооруженным силам.

Обязательной частью выступлений фашистских лидеров были обещания всевозможных благ всем слоям населения, призывы к «здоровым силам нации» «пробудиться от сна» и «спасти Германию», бороться за ее «величие и процветание», за «тысячелетнее существование рейха». Немцам настойчиво внушалась мысль о войне как единственном, якобы, реальном средстве ликвидации нищеты и безработицы, малоземелья, бедственного положения мелкой буржуазии, устранения последствий экономического кризиса. Фашисты твердили о «праве» германской нации на завоевание мирового господства[16]. Нелепая, антинаучная «теория» исключительности германской «арийской» расы с течением времени занимала все большее место в фашистской пропаганде.

Воинственный тон реваншистского хора задавали военные, подталкивавшие политические круги страны не выполнять условий Версальского договора. Первые штабные разработки рейхсвера, в которых в качестве ближайших целей определялись устранение особого статуса Рейнской зоны, ликвидация «польского коридора», возвращение в состав рейха Верхней Силезии, аншлюс Австрии, датируются декабрем 1925 года. Армия лишь ждала вождя, который возьмется за исполнение таких решений, дух всегда был[17]. Вождь пришел в лице Гитлера, являвшегося одним из основателей национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП), и в 1921 голу он стал ее фюрером. У Гитлера был особый талант выражать свои идеи в простой и доходчивой форме и доносить их до сознания немцев посредством постоянного повторения. Он пообещал народу Германии освободить его от несправедливого Версальского договора и поднять величие государства.

Германская армия была решающей силой, обеспечившей приход Гитлера к власти. Не только генералы, участники Первой мировой войны, но и офицерский корпус в целом «требовал правительства во главе с сильным человеком, способного опрокинуть наземь Версальский договор и возродить военную и экономическую мощь Германии»[18]. В момент прихода Гитлера к власти в 1933 году высший командный состав рейхсвера состоял, главным образом, из опытных командиров, участвовавших в Первой мировой войне и жаждавших реванша за поражение, понесенное Германией в 1918 году. Безоговорочно подчинившись Гитлеру и его идеалам, генералитет Германии в августе 1934 года связал солдат новой присягой, которая заменила старую форму присяги конституции и гласила: «Я клянусь перед Богом, что буду полностью подчиняться Адольфу Гитлеру, вождю рейха, верховному командующему вермахта, и я ручаюсь своим словом храброго солдата всегда соблюдать эту клятву даже ценой свой жизни».[19]

Видный исследователь национал-социалистической партии Германии Джефри Нокс писал: «Мы должны понять, что… нацистская партия до тех пор, пока ее не подобрали руководители прусской военщины, была всего лишь жалкой шайкой сводников и бродяг, не имевшей ни малейшего значения».[20]

В августе 1932 года президент Гинденбург предложил Гитлеру возглавить правительство, но с условием, что оно будет опираться на большинство в рейхстаге, которого нацисты не имели. Вмешались промышленники и представители крупного капитала, настаивая, чтобы президент передал Гитлеру власть без каких-либо условий и чтобы, кроме того, обеспечивалось «решающее участие нацистской партии в правительстве». Требования подписали рурские магнаты Тиссен, Феглер, а также Шредер и Шахт, и владельцы пароходных кампаний – Вермар и Бейндорф и другие – всего 30 человек. На заседании Союза рурских магнатов раздавались требования установления военной диктатуры и ликвидации версальской системы.

От имени Союза промышленников и представителей крупного капитала канцлер Германии Папен, готовясь передать власть Гитлеру, выдвинул ряд требований будущему нацистскому правительству и сформулировал программу действий:

усилить борьбу с коммунистической и социал-демократической партиями, подчинить крупному капиталу мелких и средних предпринимателей, поднять экономику с помощью государственного заказа, разорвать Версальский договор и сделать Германию сильной. Все эти требования нацистские лидеры и положили в основу своей правительственной программы.

30 января 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером Германии, а 3 февраля, на четвертый день после своего избрания, он встретился с высшим командным составом рейхсвера и произнес перед ними двухчасовую речь, которая была выслушана генералами с особым воодушевлением. Не утруждая себя сомнениями и тревогами относительно верности избранного пути, он заявил, что главная цель его политики – «завоевание нового жизненного пространства для немцев, вслед за которым должна следовать беспощадная германизация», милитаризация всей экономики страны, чтобы Германия уже через пять-шесть лет смогла быть готова к большой войне.

Разумеется, то, что говорил Гитлер, не было внове его генералам. Аналогичные идеи фюрер излагал в своей книге «Майн Кампф», в предыдущих беседах и выступлениях. Однако на этот раз речь шла не об абстрактных целях, а о конкретном планировании политики правительства Германии на ближайшую перспективу.

Снова, устами Гитлера и его национал-социалистической партии, германский империализм заговорил об обширной захватнической программе. Он поставил целью, прежде всего, колонизировать страны Европы, превратив их в поставщиков сырья и продовольствия для германской промышленности, а население этих стран – в своих рабов. Разъясняя в 1937 г. планы германских империалистов, Гитлер говорил: «Но мы не будем следовать политике либеральных капиталистических стран, которые опираются на эксплуатацию колоний. Здесь речь идет…о завоевании полезного и удобного для сельского хозяйства пространства. Также было бы наиболее рационально иметь сырьевые материалы на территории Европы, в странах, которые непосредственно прилегают к нашей империи, а не за морями»[21]. После этого гитлеровцы намеревались подчинить своему господству и все остальные страны мира. Один из фашистских теоретиков, Э. Бергман в книге «Дух познания и материнское право» писал: «На развалинах мира водрузит свое победное знамя та раса, которая окажется самой сильной и сумеет превратить весь культурный мир в дым и пепел».[22]

Основным содержанием внутренней и внешней политики фашистов являлась подготовка к войне. Геринг официально провозгласил лозунг «Пушки вместо масла», проведение которого означало бешеную гонку вооружений, которую можно было выдержать несколько лет без войны, а потом, как заявлял Гитлер перед представителями высшего немецкого командования, «нам не остается ничего другого, как только действовать».[23]

Подготовка войны против СССР была одной из главных задач внешней политики гитлеровского руководства с момента прихода фашистов к власти в 1933 году. Известные исторические факты, вне всяких сомнений, свидетельствуют об этом. Так, подписанию «антикоминтерновского пакта» непосредственно предшествовало одобрение съездом фашистской партии в сентябре 1936 года второго четырехлетнего плана подготовки Германии к войне. В секретном меморандуме, написанном Гитлером для объяснения целей этого плана, содержалась конкретная программа войны против Советского Союза[24]. Хотя Гитлер уже тогда прибегал к демагогии, маскируя свои агрессивные цели, меморандум не оставляет никакого сомнения в том, против кого готовилась война. Так, он гласил: «Германия всегда будет рассматриваться как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска». Далее, изложив конкретную программу перестройки экономики на военный лад, Гитлер заключал: «Я ставлю следующие задачи: 1) через 4 года мы должны иметь боеспособную армию; 2) через четыре года экономика Германии должна быть готова к войне».[25]

Новое правительство во главе с Гитлером быстро расправилось со всеми партиями, кто так или иначе выражал несогласие с идеями и программой национал-социалистической партии. Первой была запрещена Коммунистическая партия, члены которой подвергались всяческим гонениям, которые закончились арестами и заключением в концентрационные лагеря.

Поджог фашистами в ночь на 28 февраля 1933 года здания германского рейхстага был использован гитлеровским правительством не только для организации невиданного массового террора, но и в качестве предлога для уничтожения буржуазно-демократических свобод и лишения немецкого народа его основных прав. Опубликованный сразу через несколько часов после поджога чрезвычайный декрет президента «О защите народа и государства»[26] отменял все статьи Веймарской конституции о свободе личности, слова, собраний, союзов, печати, неприкосновенности жилища, охране тайны корреспонденции и телефонных переговоров. Германские власти получали неограниченные права в производстве арестов и обысков и конфискации имущества. Основными наказаниями, предусмотренными этим декретом, являлись смертная казнь и бессрочная каторга.

Крупнейшая социал-демократическая партия некоторое время продолжала работать легально, но образование нового руководящего органа в Праге дало повод нацистам запретить ее деятельность на территории Германии, конфисковать имущество и объявить ее организацией, «враждебной немецкому государству и его народу». Все остальные партии, испытывая давление со стороны режима, были вынуждены объявить о своем самороспуске.

Гитлеровское правительство, протащив закон о чрезвычайных полномочиях, именовавшийся для обмана масс «Законом по устранению бедствий народа и государства», сосредоточило в своих руках всю законодательную власть, принадлежавшую ранее, согласно Веймарской конституции, рейхстагу. Этим законом фактически ликвидировался и сам рейхстаг, а также последние остатки конституционных буржуазно-демократических свобод.

Узурпировав всю полноту центральной власти, гитлеровцы стали поспешно укреплять свои позиции и на местах. Закон правительства от 31 марта 1933 г. «Об унификации земель с рейхом»[27] был также направлен, прежде всего, на уничтожение демократических завоеваний. Были распущены избираемые населением ландтаги, крейстаги, районные представительства, районные советы уполномоченных, советы общин и другие организации. Выборы «новой» власти на местах проводились в очень короткие сроки и в состав представительных органов были избраны приверженцы нацистского режима в Германии.

Не прошло и полугода после избрания Гитлера рейхсканцлером, как национал-социалисты провели через рейхстаг «Закон против образования новых партий», который одновременно провозглашал нацистскую партию единственной партией германского народа и устанавливал наказание за иную политическую деятельность. Параллельно с запретом на деятельность других политических партий Гитлер начал наступление и на профсоюзы. Они были просто задушены и крупные промышленники, которым перевооружение армии несло крупные барыши, перестали с ними считаться. В соответствии с законом от 19 мая 1933 года регулирование отношений между рабочими и работодателями было возложено на «уполномоченных по труду» – по одному на каждый крупный производственный район числом 12 на всю страну. На деле это были частично чиновники, частично юристы, представлявшие интересы предпринимателей.[28]

За короткий срок правления Гитлера в нацистской Германии была подавлена воля, мысль и всякое сопротивление немцев его режиму. Лучше всего это выразил протестантский пастор, узник Дахау, Мартин Нимеллер, оставивший потомкам свою жуткую исповедь: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не был коммунистом. Потом они пришли за социалистами, я молчал, я же не был социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не был евреем. Когда они пришли за мной, больше не было никого, кто бы мог протестовать».[29]

Германская культура возвращалась в Средневековье, и на немецких площадях оболваненная нацистами молодежь жгла произведения Г. Манна, С. Цвейга, л. Фейхтвангера и других еврейских писателей, которых геббельсовская пропаганда отнесла к врагам германской нации.

В 1935 году Гитлер, отменив односторонним актом ограничения Версальского договора и введя всеобщую воинскую повинность, восстановил германский Генеральный штаб. Увеличивая армию, Гитлер заполнял командные кадры «выскочками из «СС» и штурмовых отрядов», что вызвало протесты главнокомандующего сухопутными войсками генерала Фрича и военного министра генерал-фельдмаршала Бломберга[30]. Уволив этих генералов из армии, Гитлер ликвидировал и пост военного министра. Он распределил министерские функции между главнокомандующим сухопутной армией и военно-воздушными силами, а сам «фюрер» фактически сосредоточил в своих руках всю верховную власть над вооруженными силами.

Гитлер был рожден для войн, и в его характере было заложено неистребимое влечение к ее подготовке и развязыванию, а фантастическая способность втягивать свое близкое окружение в выполнение задуманных им военных акций делало его непревзойденным игроком на военном поприще. Ему все легко удавалось. Став канцлером, он в самые короткие сроки ликвидировал безработицу и вселил в души немцев уверенность в завтрашнем дне, и твердую веру в способность Германии снова стать одной из великих держав Европы. Его выступлениями на многолюдных митингах и по радио заслушивались; он стал символом возрождаемой Германии, и никто не задумывался вначале, куда может повести Германию этот неутомимый человек, овладевший такой полнотой власти в стране, которой не имели даже ее императоры. Исподволь, незаметно для обывателя, в речах Гитлера уже в конце 1933 года забрезжили идеи о возвращении Германии утерянных ею в годы Первой мировой войны германских земель и колоний в Африке, а быстрое возрождение армии, получившей новое название вермахта, лишь подтвердило догадку проницательных политиков, что неограниченная власть Гитлера в своей стране роковым образом скажется на судьбах немцев и всей Европы, еще не позабывшей ужасы Первой мировой войны.

Первую пробу возрождаемых сил рейхсвера и реакции западных держав на их применение при нарушении основных положений Версальского договора Гитлер провел в марте 1936 года, когда он ввел войска в Рейнскую демилитаризованную зону, в которой запрещалось размещать германские вооруженные силы и возводить укрепления. Три поезда с тремя батальонами переехали Рейн: один направился к Аахену, второй – к Триру, третий – к Саарбрюккену. Факт попрания международных норм был налицо, но в столицах европейских государств царило спокойствие. В Совете министров Франции лишь генерал Гамелен высказался за всеобщую мобилизацию, но его поддержали только трое министров: М. Сарро, Ж Мандель и П. Фланден[31]. Путь к пересмотру Версальского мирного договора был проложен, и Гитлер почувствовал себя свободным в задуманной им политике милитаризации Германии и пересмотру ее роли и значения в европейских делах.

Хранила молчание и Великобритания. Ее правящие круги сразу стали укреплять и поддерживать нацистскую диктатуру в расчете на то, что она, возможно, и представляет угрозу для Великобритании, однако ее агрессивные и экспансионистские устремления удастся направить на Восток, против Советского Союза. Ярким проявлением этой политики со стороны государственных деятелей Великобритании явилось широко известное заявление английского министра иностранных дел лорда Галифакса Гитлеру сделанное им 19 ноября 1937 года о том, что вождь нацизма оказал «большие услуги» не допустив коммунизма в своей собственной стране и его «дальнейшего распространения на Запад».[32]

Германский посол в Англии фон Диркенс сообщал Риббентропу 10 июля 1938 года: «Настоящее английское правительство в качестве первого послевоенного кабинета сделало поиски компромисса с Германией одним из существеннейших пунктов своей программы; поэтому данное правительство по отношению к Германии проявляет максимум понимания, какой только может проявить какая-либо из возможных комбинаций английских политиков».[33]

Активными сторонниками сближения с Германией в Англии были король Эдуард VIII, премьер-министр Н. Чемберлен, и видные политические деятели, такие, как Гораций Вильсон, лорд Ренсимен, посол Англии в Берлине Гендерсон и многие представители крупного капитала и большого бизнеса, определявшие политический курс страны. «Состоятельный класс в Англии, – говорил Ф. Рузвельт лорду Лотиану, – настолько боится коммунизма, который на самом деле не представляет никакой угрозы для Англии, что бросился в объятия нацизма, и теперь не знает, что предпринять».[34]

Но был в Англии и политик, сразу увидевший в Гитлере и нацистской партии, приведшей его к власти в Германии, смертельную угрозу не только для Великобритании, но и для всего мира. Это был член парламента У. Черчилль, не перестававший предупреждать правящий класс страны об опасности сближения с нацистской Германией, режим которой он называл «зрелищем кучки людей, зажавших в свой кулак великую нацию». В первые месяцы существования фашистской власти в Германии Черчилль подчеркнул кровавый, варварский характер этого режима. «Великий доминирующий факт, – говорил он в парламенте еще в ноябре 1933 года, – состоит в том, что Германия уже начала вооружаться. В этой стране мы видим, что философия жажды крови вбивается в головы германского юношества в размерах, совершенно небывалых с дней варварства»[35]. После захвата Гитлером Рейнской области и ее милитаризации, Черчилль одним из первых предложил создать в Европе союз государств по коллективному отпору агрессору. Он предвидел, что агрессор (которого он всегда сравнивал с удавом), не остановится на этом пути до тех пор, пока не увидит реального и могучего вооруженного сопротивления. «Европу можно спасти от войны только коллективно, организованно через Лигу Наций, решительным отпором».[36]

Правящие круги США, Англии и Франции видели всевозрастающее могущество вооруженных сил Германии, но до начала Второй мировой войны они надеялись разрешить все возникающие отсюда тревоги и противоречия за счет Советского Союза. Они упорно толкали Германию к нападению на Советский Союз, вооружая ее и расчищая путь для фашистской агрессии, в результате которой, как они думали, будут ослаблены и Германия, и Советский Союз. Собираясь вступить в войну со свежими силами на ее завершающем этапе, англо-франко-американские империалисты полагали, что ослабленная Германия станет их легкой добычей, а страна социализма будет уничтожена и станет колонией победителя.

Но Гитлер и его генералы, мечтавшие о мировом господстве, планировали разгром своих противников как на востоке, так и на западе Европы. Но к моменту установления гитлеровской диктатуры Германия еще не обладала необходимыми военно-экономическими ресурсами и вооруженными силами. Ее правящему классу нужна была свобода рук для того, чтобы развить тяжелую промышленность, вооружаться и наращивать силы армии и флота. В этой обстановке нехитрый маневр германского правительства выразился в том, что оно стало подыгрывать западным державам, заверяя их в своей готовности вести войну против СССР, и только против СССР. В секретных инструкциях гитлеровского правительства германской заграничной прессе, разосланных в 1935 г., указывалось: «Задача германской политики – создавать впечатление миролюбия Германии и готовности ее участвовать в международных договорах. Германия изолирована, и ей угрожает окружение. Германия должна иметь полнейшую свободу вооружений. Вооруженная Германия станет притягательной силой для других стран. Для достижения этой цели весьма удобно использовать идею крестового похода против большевиков».

Гитлер был еще более откровенен. В беседах с близким окружением он говорил: «Мне придется играть в мяч с капитализмом и сдерживать версальские державы при помощи призрака большевизма, заставляя их верить, что Германия – последний оплот против красного потопа. Это единственный способ пережить критический период, разделаться с Версалем и снова вооружаться».[37]

1 мая 1937 года на параде в Берлине впервые приняла участие полностью укомплектованная танковая дивизия и сотни самолетов. Это была первая демонстрация военной силы фашистской Германии. Через три дня, выступая в берлинском Спортпаласе, рейхсканцлер поставил все точки над «i», вызвав бурю восторженного ликования и энтузиазма присутствующих: «Теперь, – кричал Гитлер, – я могу открыто заявить о том, что всем вам уже известно. Мы создали такое вооружение, какого мир еще никогда не видел».[38]

По мере возрастания военного могущества Германии, Гитлер усиливал агрессивный тон в отношении Советского Союза. В речи на ежегодном собрании немецкого рабочего фронта в Нюрнберге 12 сентября 1936 года он недвусмысленно обозначил наличие германских интересов к природным ресурсам Украины, Сибири и Урала: «Если бы Урал с его неисчислимыми сырьевыми богатствами, Сибирь с ее лесами и Украина с необозримыми плодородными землями находились в Германии, то под национал-социалистическим руководством наступило бы изобилие. Мы будем производить столько, что каждый отдельный немецкий гражданин будет иметь больше, чем нужно для жизни».[39]

Выступая через два дня перед партийным активом, он фактически объявил долгосрочный план действий: «Нет никаких сомнений в том, что национал-социализм везде и при любых обстоятельствах посадит большевизм в оборону, разобьет его и уничтожит. Мы идем навстречу большим историческим эпохам, в которых восторжествует не одно мудрствование, а мужество… Горе тому, кто не верит Адольфу Гитлеру».[40]

Представление о масштабах и характере перестройки экономики гитлеровской Германии на военный лад дает анализ капиталовложений промышленных монополий и характеристика материального результата этих капиталовложений: рост производственных мощностей, промышленной продукции и т. д. Общий размер германских капиталовложений во все отрасли народного хозяйства за период с 1933 г. по 1939 г. достиг 101,5 млрд. марок, в том числе в промышленность 17,4 млрд. марок, или 18,7%[41]. Основной капитал германской промышленности к началу Второй мировой войны достиг 45—50 млрд. марок, против приблизительно 30—35 млрд. марок в 1936 году; к 1944 году он увеличился примерно до 55—60 млрд. марок Характерной особенностью германских капиталовложений в предвоенные годы являлось то, что они направлялись главным образом в тяжелую промышленность, то есть, промышленность военного значения или непосредственно в военную индустрию. С приходом фашистов к власти, всестороннюю подготовку к войне Германия осуществляла в форме так называемых «четырех летних планов».[42]

Основной целью первой фашистской «четырехлетки» (1933—1936 гг.) являлось создание прочной базы для военной промышленности, путем форсированного развития добычи угля, производства чугуна и стали, машиностроения, химической и некоторых других отраслей промышленности. Свою вторую «четырехлетку» (1937—1940 гг.), декларированную на съезде фашистской партии в Нюрнберге в сентябре 1936 года, гитлеровцы маскировали заявлениями о неотложной необходимости борьбы за дальнейшее развертывание добычи и производства важнейших видов стратегического сырья, за полное освобождение Германии от импортной зависимости, за еще большее расширение машиностроительной и химической промышленности[43]. В действительности же эта вторая «четырехлетка» имела своей целью окончание экономической подготовки Германии к войне и создание значительного экономического превосходства ее над другими странами.

В 1939 году Германия по уровню своих военных расходов (40 млрд. марок) далеко опередила другие страны; ее военные расходы составляли тогда более 60 процентов всего государственного бюджета. Еще большие расходы потребовала сама война. Если на первом году войны они увеличились с 41,23 млрд. марок до 104,08 млрд. марок, то на пятый год войны они увеличились в 2,5 раза. Всего же за годы Второй мировой войны прямые военные расходы Германии составили свыше 425 млрд. марок. Это сумма в три с лишним раза превосходит военные расходы Германии в Первую мировую войну[44]. За период с 1934 по 1940 год военное производство в фашистской Германии увеличилось в 22, а численность вооруженных сил в 35 раз. К середине 1941 года в составе вермахта находилось более 7,3 млн. человек.[45]

В феврале 1938 года Гитлер стал Верховным главнокомандующим вооруженных сил Германии и объявил о создании Главного штаба во главе с генералом Кейтелем, а 4 сентября был образован Совет государственной обороны, который возглавил самый воинственный соратник фюрера фельдмаршал Геринг, но номинальным его главой считался Гитлер. В состав Совета входили: начальник Главного штаба, главнокомандующие сухопутными войсками, военно-воздушными силами и военно-морским флотом, министры и государственный уполномоченный по военной экономике. Задачи Совета определил Геринг на заседании 23 июня 1938 года: «…Совет обороны является…решающим центром в империи по вопросам подготовки войны».[46]

Как только нацисты пришли к власти, Гитлер сразу заговорил о присоединении Австрии. Еще ведя борьбу за власть, национал-социалистическая партия Германии сумела создать в Австрии сеть партийных организаций, исповедовавших те же националистические идеи, что и в Германии. Они стали обретать силу и в июле 1934 года Берлин попытался с помощью этих фашистских организаций осуществить вооруженный путч в Вене, главари которого намеревались сразу объявить о присоединении Австрии к Германии. Путч был подавлен верными правительству войсками. В июле 1936 года фашистская Германия навязала Австрии соглашение, в соответствии с которым Австрия объявлялась «вторым германским государством» и фактически обязывалась подчинить свою политику интересам германского фашизма. В феврале 1938 года Гитлер добился включения австрийского нациста Зейс-Инквар-та в австрийское правительство в качестве министра внутренних дел. С его назначением угроза полной оккупации Австрии вермахтом нарастала с каждым днем. 11 марта 1938 года австрийский канцлер Курт фон Шушнинг обратился к народам планеты по радио: «Перед лицом всего мира я сообщаю во всеуслышание, что правительство Германии вручило сегодня австрийскому президенту Микласу ультиматум. В нем предписывается, чтобы на пост канцлера Австрии было назначены лица по выбору германского правительства; это лицо должно сформировать кабинет министров, удобный правительству Германии. Если эти требования не будут выполнены, немецкие войска вступят на территорию Австрии».[47]

Это выступление австрийского канцлера в мировых СМИ было подано как сенсационная весть, на которую ведущие правительства европейских стран и США откликнулись ничего не значащим дипломатическим протестом. Германское правительство ответило, что «аншлюс есть внутреннее дело немцев». Так появился новый канцлер Австрии Зейс-Инкварт, который сразу обратился к Гитлеру с просьбой «помочь в поддержании порядка и спокойствия в стране, выслав для этого войска как можно скорее». 12 марта «отзывчивые» немецкие войска вступили в Австрию.[48]

Пассивность и безразличие, с каким английское и французское правительства восприняли вступление немецких войск в Австрию и присоединение этой страны к Германии показали Гитлеру, что его политика расширения границ Третьего рейха находит поддержку в Лондоне и Париже, и он надеялся продолжать их дурачить под маской необходимости приращения могущества для нападения на Советский Союз.

После захвата Гитлером Австрии Черчилль убежденно говорил, что со стороны Германии неизбежно последует «новый шаг» – захват Чехословакии. «Зря думают в Англии, что фашистская Германия, подобно удаву, проглотившему свою жертву, задремлет, насытившись на сравнительно длинный период. Нет! Это удав особого рода. Громадная машина вооружений, приводимая Гитлером в действие, не может бездействовать сравнительно долгий период. В этом внутренняя логика режима».[49]

Черчилль настойчиво требовал от английского правительства защиты во чтобы то ни стало Чехословакии от всяких посягательств со стороны Германии. В захвате Чехословакии он видел угрозу со стороны фашистской Германии всему Дунайскому бассейну. Этот захват обеспечил бы Гитлеру возможность вести большую и длительную войну, тогда как до захвата Чехословакии он мог вести только короткую войну. И во время чехословацкого кризиса Черчилль считал, что Англия, Франция и Советская Россия должны послать Гитлеру ультиматум – оставить в покое Чехословакию.

Советское правительство не признало аншлюса Австрии и в лице народного комиссара иностранных дел сделало заявление для представителей печати, в котором указало, что «на этот раз насилие совершено в центре Европы, создав несомненную опасность не только для отныне граничащих с агрессором одиннадцати стран, но и «для всех европейских государств, и не только европейских… В первую очередь возникает угроза Чехо —

Словакии, а затем опасность, в силу заразительности агрессии, грозит разрастись в новые международные конфликты». Нарком Литвинов заявил о готовности Советского правительства «участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усиливающейся опасности новой мировой бойни»[50]. Сталин, обладавший чутким предвидением, увидел в аншлюсе Австрии повторение событий прошлого века, когда, вооружаясь, Пруссия стала расправляться со своими соседями поодиночке, что привело к развязыванию Первой мировой войны. Вот почему так пророчески и предостерегающе прозвучали слова Советского правительства, что «завтра может быть уже поздно, но сегодня время для этого еще не прошло, если все государства, в особенности великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллективного спасения мира».[51]

Эти предостережения не были услышаны, прежде всего, в Лондоне, Париже и Вашингтоне, где правительства уподобились глухарям, и чьим тайным и сильным инстинктом оставалось стремление направить возрастающую мощь Германии против Советской России, о чем, как заклинание, твердил им и сам Гитлер. Он еще больше уверовал в свою непогрешимость и в свое предназначение сделать Германию великой, когда узнал, что «премьер-министр Англии и министр иностранных дел Галифакс отклонили после захвата Австрии советское предложение о коллективных действиях против немецких захватчиков»[52]. С Францией он не считался, видя, как она слепо двигается в фарватере английской политики.

После аншлюса Австрии Гитлер не скрывал своих захватнических планов по присоединению новых земель за счет соседних государств. «История всех времен, в том числе Римской и Британской империй доказывает, – твердил он своим генералам, – что всякое расширение пространства может происходить только путем преодоления сопротивления, и, причем, с риском». На себя и своих генералов он возложил всю проблему расширения границ в Европе в интересах Третьего рейха заявив, что ее надо решить в течение шести-семи лет, так как «после этого периода можно ожидать лишь изменения обстановки не в нашу пользу»[53]. На одном из совещаний с военными руководителями Гитлер откровенно изложил свои планы по захвату Чехословакии, утверждая, что того же хотят и жители этой страны.

Начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Л. Бек одним из первых среди немецких военачальников противился вводу германских войск в Чехословакию и представил Гитлеру меморандум, в котором он назвал его политику опасной и предупреждал, что она неизбежно приведет к новой мировой войне и «краху Германии»[54]. Зная, что Бек не может быть единственным выразителем таких взглядов, Гитлер собрал весь высший генералитет и произнес перед ними вдохновляющую речь о величии Германии при содействии армии его планам и целям, убедив всех, что при оккупации германскими войсками Чехословакии английское правительство во главе с Чемберленом будет оставаться на позициях невмешательства. После ухода в отставку с поста начальника Генерального штаба генерал Бек в новой памятной записке «Германия в будущей войне» (август 1938 г.) еще более определенно указывал на неподготовленность Германии к войне на два фронта, в которой в качестве противника будет выступать Советский Союз. «В случае войны против мировой коалиции, – писал Бек, – Германия будет побеждена и, в конце концов, окажется выданной на милость победителей». С началом войны против СССР генерал Бек не был возвращен на военную службу. В беседе с одним из офицеров он сказал, что «эта война была проиграна еще до того, как раздался первый выстрел немецкого солдата».[55]

Быстрый успех, с каким была присоединена Австрия к Германии, придала Гитлеру еще большие силы и уверенность в потворстве западных стран его агрессивной политике, направленность которой он ни от кого не скрывал – подготовке войны против Советского Союза. Гитлер открыто стал готовиться к отторжению Судетской области Чехословакии и ликвидации чехословацкого государства. Он даже считал, что англичане и французы должны ему еще больше за колонии, которые они отняли у Германии в результате своей победы в Первой мировой войне. Английское правительство уступало в этом вопросе напору Германии, соблюдая на словах принцип исторической справедливости, а на деле прикрывала воинственную политику Берлина в надежде, что руками фюрера и его армии оно покончат с большевизмом в России, откуда, как казалось, исходит главная угроза миру и опасность британскому привилегированному классу. Прикрывая свою политику попустительства Гитлеру, английское правительство направило в Чехословакию лорда Ренсимена, который должен был на виду у международного общественного мнения выработать приемлемую дипломатическую форму для раздела Чехословакии и поглощения ее фашистской Германией. Английский лорд разыскал в древней истории удобное политическое решение для разрешения надуманного кризиса вокруг чехословацкого государства, которое коренилось, как он сообщал в Лондон, в вековых противоречиях «между тевтонской и славянскими расами в области, ныне называемой Чехословакией»[56]. Искажая действительность и игнорируя факты, лорд Ренсимен, без всякого стыда, повествовал своему правительству о притеснении славянами немцев, в то время как немцы имели равные права с чехами и словаками и были хозяевами положения даже в тех районах, где они составляли меньшинство, и посоветовал все эти районы (включая Судетскую область) передать Германии. По сути, лорд изложил своему правительству взгляды лидера Судетско-немецкой партии в Чехословакии К. Генлейна, и действовавшего по прямому указанию из Берлина. Судьба Чехословакии была решена: английское и французское правительства толкали чехословацкое правительство на капитуляцию. Это читалось в предложении Англии и Франции президенту Чехословакии, сделанное 19 сентября 1938 года, в котором было сказано, что «…оба правительства вынуждены придти к заключению, что поддержание мира и безопасности и жизненных интересов Чехословакии не может быть эффективно обеспечено, если эти районы (Судетскую область. – Авт.) сейчас же не передать Германской империи».[57]

В ответ, через сутки, 20 сентября, чехословацкое правительство сообщило Великобритании и Франции, что их предложения не пригодны для достижения цели, которое преследует британское и французское правительства в своих усилиях в пользу сохранения мира. В Праге был сделан очень верный вывод, который вскоре сбудется: «Паралич Чехословакии имел бы в результате глубокие политические перемены во всей Средней и Юго-Восточной Европе. Равновесие сил в Средней Европе и Европе вообще было бы уничтожено; это повлекло бы за собой далеко идущие последствия для всех остальных государств и особенно для Франции». В самом конце своего послания чехословацкое правительство снова делает зловещее предупреждение, что «в этот решительный момент речь идет не только о судьбе Чехословакии, но также и о судьбе других стран и особенно Франции».

Советское правительство, видя неизбежность надвигающейся всеобщей войны, к которой стремительно шла фашистская Германия, 20 сентября заявило, что оно окажет Чехословакии «немедленную и действительную помощь, если Франция останется ей верной и также окажет помощь»[58]. Москва не просто заявляла, а практически осуществила ряд мер, направленных на поддержку Чехословакии, если она подвергнется нападению со стороны Германии. На ее аэродромы было отправлено 300 советских самолетов, а войска Киевского военного округа были приведены в боевую готовность и 30 дивизий были сосредоточены у его западных границ.

В ответ Гитлер усилил подрывную деятельность в Чехословакии, преследуя цель взорвать изнутри обстановку в этой стране. С помощью агентуры он подталкивал судетских немцев к неповиновению чешским властям. Воспользовавшись небольшим пограничным инцидентом, в результате которого погибло несколько немцев, Гитлер выдвинул германские войска к границе с Чехословакией в надежде оказать политическое и военное давление на страну, чья армия исчислялась в 400 тыс. человек Но так как Советский Союз и Франция в 1935 году заключили с Чехословакией договор о взаимопомощи, и на тот исторический момент Париж готов был вместе с Москвой выполнить свои обязательства, то Гитлер вынужден был отвести свои войска от границы.

Продолжавшиеся переговоры о судьбе Чехословакии с премьер-министрами Англии и Франции, проходившие в Берхтерсгадене и Бад-Годесберге в конце сентября Гитлер вел с позиции угроз и грубых намеков, что, приобретая новые территории на востоке, он приближается к своей извечной цели – войне с большевистской Россией. Потворствуя фашистской Германии, английский премьер-министр Чемберлен 27 сентября сообщил президенту Бенешу, что «если в течение дня Чехословакия не примет требований Гитлера, она подвергнется нападению и ничто не спасет ее от поражения и оккупации».[59]

Теперь судьба Чехословакии всецело зависела от того, как поведет себя в этих условиях президент Чехословакии Бенеш и его правительство. Ведь на тот период времени Чехословакия имела одну из самых сильных армий в Европе: 45 дивизий, 1582 самолета, 469 танков, 5700 артиллерийских орудий и минометов, а ее границу с Германией прикрывала полоса долговременных оборонительных укреплений в Судетских горах, не уступавших по своей мощи французской «линии Мажино». Но могущество армии кроется не в прочности оборонительных укреплений, а в силе духа лидеров нации, которые могут поднять и воодушевить свой народ к сопротивлению, сделать их несгибаемыми и непобедимыми, или совершенно ослабить своим бездействием и нерешительностью. К сожалению, те государственные деятели, что стояли в то время у государственного руля Чехословакии, оказались людьми слабыми и слишком осторожными, считавшимися не с настроением народа и армии, готовыми сражаться и умирать за свою свободу и независимость, а с мнением западных лидеров, прежде всего Чемберлена и Даладье, которые настаивали на капитуляции Чехословакии перед притязаниями гитлеровской Германии.

Гитлер подталкивал руководителей Великобритании и Франции к подписанию этого соглашения. 26 сентября на массовом митинге во дворце спорта в Берлине, он не скупился на обещания: «Мы подходим сейчас к последней проблеме, требующей своего разрешения. Это последнее территориальное требование, которое я выдвигаю перед Европой. В 1919 году три с половиной миллионов немцев были отрезаны от своих соотечественников группой сумасшедших политиков. Чехословацкое государство выросло из чудовищной лжи, а имя этого лгуна – Бенеш».[60]

У чехословацких руководителей не хватило воли противостоять диктату великих европейских держав и на Мюнхенской конференции, состоявшейся 29—30 сентября 1938 года, на которую их даже не пригласили, был рассмотрен проект соглашения, подготовленный Муссолини, в котором были отражены все требования Гитлера. Главами Великобритании (Н. Чемберлен), Франции (Э. Даладье), нацистской Германии (А Гитлер) и фашистской Италии (Б. Муссолини) было подписано соглашение, в соответствии с которым Чехословакия должна была передать Германии не только Судетскую область, но и пограничные районы с Австрией, захваченные гитлеровцами в 1938 году. Подписывая этот документ международного разбоя, Чемберлен и Даладье были убеждены, что теперь все воинственные устремления Гитлера будут направлены на Восток Весь замысел был прост и состоял в следующем: чтобы вызвать войну между Германией и СССР, надо было связать эти государства общей границей, которой у них до этого не было.

Ведь еще Бисмарк заметил, «что географически Германия и Россия так расположены в Европе, что они не могут угрожать друг другу без завоевания стратегических позиций на севере и юге восточноевропейских стран и пока они остаются свободными и независимыми мирное спокойствие обеспечено всем европейским народам».[61]

Накануне подписания Мюнхенского соглашения, в Англии и Франции правительственные средства информации нагнетали психоз «приближения войны». В среду 28 сентября война уже всем казалась неизбежной. Во Франции основные дороги, ведущие из Парижа на запад, были забиты автомобилями, которые двигались непрерывным потоком. Треть жителей покидала французскую столицу. В Англии населению раздавали противогазы, в парках рыли щели, которые при воздушных налетах служили бы убежищами, началась эвакуация детей. Первые зенитные орудия вытянули к небу длинные зенитные стволы, чтобы защищать девять миллионов лондонцев от нападения с воздуха; по официальным подсчетам, такое нападение должно было в первые же дни войны унести пятнадцать тысяч человеческих жизней.[62]

Предательское соглашение было подписано и Чемберлен, вернувшись в Лондон, радостно заявил в аэропорту, размахивая текстом соглашения: «Я принес мир нашему времени». Депутат английского парламента Черчилль, критикуя миротворца Чемберлена в палате общин, пророчески произнес: «Не думайте, что это конец. Это только начало расплаты. Это первый глоток. Первое предвкушение той горькой чаши, которую нам будут подносить год за годом».[63]

После присоединения Чехословакии к Германии она была преобразована в «протекторат Чехии и Моравии».[64]

Близкие соседи Чехословакии, Польша и Венгрия, увидев неизбежность беды, вместо помощи чехословацкому правительству поспешили в Берлин, где руководители этих стран наперебой предлагали свои услуги по расчленению соседнего государства и просили для себя новых территорий при начале неправого грабежа. Гитлер сполна воспользовался услугами сателлитов и придал своему захвату Чехословакии всеевропейское значение, разрешив полякам овладеть Тишинской Силезией, а венграм отдал часть Словакии и часть Закарпатской Украины, лицемерно заявив при этом, что Польша и Венгрия являются важнейшими политическими образованиями, «защищающими Европу от России»[65]. Для поляков дар Гитлера был страшнее дара данайцев – в Тишинской области существовала мощная профашистская организация, которая держала в напряжении все южные земли Польши и способствовала быстрому продвижению фашистских войск к Кракову, когда Германия напала на Польшу. Не меньшую цену заплатит Венгрия за свою приверженность курсу гитлеровской Германии – на полях Второй мировой войны, в которую втянул ее Гитлер, венгры потеряют около полумиллиона своих граждан и сполна испытают горечь поражений и тяжелых утрат.

Легкость, с какой Германия овладела Чехословакией на глазах у удивленного мирового сообщества, породила у Гитлера небывалый подъем духа, вскруживший ему голову, и он окончательно уверовал в свою способность переделать окружающий мир и сделать его таким, каким он виделся в его честолюбивом воображении. В этом мире должны были главенствовать только одни немцы, всем остальным народам предназначалась судьба если не рабов, то людей, относящихся к низшей расе. Войной он жил и ею был пропитан весь его незаурядный ум, а врожденная способность подчинять и обвораживать окружающих его людей своими идеями, сделала его непревзойденным лидером в нацистской партии, которую он взлелеял собственными руками и привел к власти в Германии. Аншлюс Австрии и овладение Чехословакией, сделанное по его непосредственным планам и под его контролем, снискало ему такой авторитет в партии и среди германского генералитета, что Гитлеру стали поклоняться и обожествлять его, выполнять его поручения и приказания вплоть до самопожертвования, почиталось за честь. Воинственный дух, исходивший от фюрера, поразил генералитет и весь высший чиновный люд рейха. Во всем высшем нацистском обществе обсуждались новые планы по распространению германского влияния в Европе, а нацистская верхушка усиленно готовила немцев к новой войне и, прежде всего, с Советской Россией, откровенно описанной фюрером в его книге «Майн Кампф». Выражая это общее настроение, Гитлер, вскоре после оккупации Чехословакии, 23 ноября 1938 года, выступая с большой речью перед командующими войсками вермахта, заявил, что он не имеет еще ясного представления как действовать: «Начать войну сначала против Востока и затем против Запада, или наоборот».[66]

Но были в германском обществе и те государственные деятели, кто с тревогой смотрел на возрастающие политические притязания Гитлера в Европе, видя в этом повторение того тяжелого пути, который прошла Германия в годы Первой мировой войны. Когда немецкие войска входили в Чехословакию, то находящийся с рабочим визитом в Вене начальник службы контрразведки вермахта адмирал Канарис, узнавший по радио об этом событии, прозорливо заявил: «Теперь Вторая мировая война неизбежна», и добавил, что «роковой ход событий уже нельзя остановить»[67]. Адмирал испытал страшное душевное потрясение, и по всему было видно, что у этого офицера была потеряна цель жизни, а вся его работа служила захватническим целям Гитлера, рано или поздно обреченным на провал.

Потворство правительств Великобритании и Франции политическим устремлениям Гитлера дорого стоило европейским народам, да и сами англичане и французы заплатили слишком большую цену за нахождение во власти правительств во главе Н. Чемберленом и Э. Даладье, не увидевших в главаре германских нацистов международного разбойника, сумевшего создать в своей стране жестокий режим единовластия.

Коллективной безопасности от угрозы агрессии, исходящей от нацистской Германии, к созданию которой так настойчиво призывал Советский Союз, не получилось, и теперь ведущим государствам в Европе, каждому в отдельности, нужно было решать вопросы безопасности в одиночку. Англичанам не представляло большого труда к этому подготовиться – они имели самый мощный флот в мире, и их островное положение, пока Дания, Бельгия, Голландия и Норвегия оставались независимыми, во все века обеспечивало им надежную безопасность. В таком же положении находились и США – они имели возможность выжидать развития событий до самых крайних угроз для их безопасности на Европейском континенте, как это случилось в Первой мировой войне, чтобы вмешаться на той воюющей стороне, где победа была им обеспечена. Самый гибельный для себя путь избрала Франция, и большую долю вины за это несут британские политики, руководившие в тот исторический период внешней политикой Франции. Видный государственный деятель Франции А. Бриан всегда отстаивал систему коллективной безопасности, в которой ключевую роль в Европе играли бы Англия и Франция. Он считал, что такое направление отвечало и жизненным интересам Англии. Выступая в 1924 году в Каннах, он говорил: «Прийти на Рейн защищать нашу границу – это вовсе не будет оказанием помощи только Франции. Этим вы, англичане, окажете помощь также и самим себе. Вы защитите вашу и нашу границу».[68]

Стратегическое положение Франции было настолько шатким и незащищенным, что Англия должна была после захвата Гитлером Чехословакии образовать единое командование, как это было сделано в годы Первой мировой войны, и вместе с Францией разделить ее судьбу. Но англичане не сделали этого, и более трагичной судьба оказалась у французов. Гитлер сумел перессорить государства Запада с Советским Союзом, разъединить их намечавшиеся усилия к сближению и объединению и, обретя силу, стал готовиться к их уничтожению поодиночке.

17 апреля 1939 года Советское правительство выдвинуло официальное предложение о создании единого фронта взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР для противодействия возможной агрессии со стороны Германии. По замыслу предложений, эти три державы должны были гарантировать неприкосновенность государств Центральной и Восточной Европы, к которым могла примкнуть и Польша. На переговоры Лондон и Париж откликнулись, но прибывшие в Москву делегации не были наделены необходимыми полномочиями и они не хотели связывать себя никакими обязательствами по отношению к СССР, стремились навязать нашей стране неравноправное соглашение, взвалив на Советский Союз всю тяжесть ведения возможных военных действий с германским агрессором. У. Черчилль после войны вспоминал: «Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в таком случае от них будет мало проку. Надвигающаяся буря была готова вот-вот разразиться. Россия должна была позаботиться о себе».[69]

С этого времени Сталин решил не унижаться перед Лондоном и Парижем, не просить о совместных действиях против Германии, а вооружаться и попробовать завязать политические отношения с Гитлером, от кого зависела судьба войны или мира в Европе – чтобы отодвинуть схватку с ним и чтобы лучше к ней подготовиться.