Впервые напечатано: /Гоголь Н. В./ Сочинения. Т. 5. М., 1856. Написано в 1846 г. «Развязкой Ревизора» Гоголь предполагал сопроводить новое издание комедии. 24 октября (н. ст.) 1846 г. он писал С. П. Шевыреву: ««Ревизор» должен быть напечатан в своем полном виде, с тем заключением, которое сам зритель не догадался вывесть. Заглавие должно быть такое: «Ревизор с Развязкой. Комедия в пяти действиях с заключением. Соч. Н. Гоголя. Издание четвертое, пополненное, в пользу бедных». Играться и выйти в свет «Ревизор» должен не прежде появления книги «Выбранные места»: иначе все не будет понято вполне». В тот же день Гоголь писал М. С. Щепкину: «…вы должны взять в свой бенефис «Ревизора» в его полном виде, то есть следуя тому изданию, которое напечатано в полном собрании моих сочинений, с прибавлением хвоста, посылаемого мною теперь». Две недели спустя, 2 ноября (н. ст.), Гоголь обращается с просьбой к П. А. Плетневу: «В Петербург приедет Щепкин хлопотать о постановке «Ревизора»… Прими Щепкина как можно получше… А «Ревизора»… поднеси… на процензурованье… присоединивши к тому и «Развязку Ревизора»… «Ревизор» должен выйти вдруг разом и в Петербурге, и в Москве, в двух изданиях (на московском выставится четвертое, на петербургском — пятое)… От графини Анны Михайловны Виельгорской ты получишь «Предуведомленье к Ревизору», из которого узнаешь, каким бедным собственно принадлежат деньги за «Ревизора» и каким образом должна быть им произведена раздача».
В тот же день 2 ноября (н. ст.) 1846 г. Гоголь послал графине А. М. Виельгорской и С. П. Шевыреву упомянутое «Предуведомленье…», которое предполагал поместить в начале книги.
«Развязка Ревизора» не получила разрешения театральной цензуры. «Что же касается собственно до пиесы, — писал А. М. Гедеонов (директор петербургских императорских театров) в ноябре 1846 г. П. А. Плетневу, — то по принятым правилам при Императорских театрах, исключающих всякого рода одобрения артистов — самими артистами, а тем более венчания на сцене, она в этом отношении не может быть допущена к представлению» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. Т. 1. СПб., 1896. С. 961–962). В свою очередь Плетнев извещал Гоголя 21 ноября 1846 г.: «Твою пьесу «Развязка ревизора» пропустили, но только к печатанию, а не к представлению, затем что увенчивать на сцене артисты товарища своего, по правилам нашей дирекции, не имеют права…».
Возможно, создавая сцену увенчания «первого комического актера», Гоголь руководствовался своими парижскими впечатлениями, о которых писал 25 января (н. ст.) 1837 г. Н. Я. Прокоповичу: «Я был не так давно в Theatre Francais (Французском театре. — И. В.у В. В.)у где торжествовали день рождения Мольера… В этом было что-то трогательное. По окончании пьесы поднялся занавес: явился бюст Мольера. Все актеры этого театра попарно под музыку подходили венчать бюст. Куча венков вознеслась на голове его. Меня обняло какое-то странное чувство. Слышит ли он и где он слышит это?..»
Данное Гоголем в «Развязке Ревизора» истолкование уездного города как «душевного города», а его чиновников как воплощения бесчинствующих в нем страстей, сделанное в духе святоотеческой традиции, явилось неожиданностью для современников и вызвало неприятие. М. С. Щепкин, которому предназначалась роль Первого комического актера, прочитав новую пьесу, отказался играть в ней. 22 мая 1847 г. он писал Гоголю: «…до сих пор я изучал всех героев «Ревизора» как живых людей… Не давайте мне никаких намеков, что это-де не чиновники, а наши страсти; нет, я не хочу такой переделки: это люди, настоящие живые люди, между которыми я взрос и почти состарился… Вы из целого мира собрали несколько лиц в одно сборное место, в одну группу, с этими людьми в десять лет я совершенно сроднился, и вы хотите их отнять у меня».
Между тем гоголевское намерение вовсе не предполагало того, чтобы сделать из «живых людей» — полнокровных художественных образов — некую аллегорию. Автор только обнажил главную мысль комедии, без которой она выглядит как простое обличение нравов. «“Ревизор” — “Ревизором”, — отвечал Гоголь М. С. Щепкину около 10 июля (н. ст.) 1847 г., — а примененье к самому себе есть непременная вещь, которую должен сделать всяк зритель изо всего, даже и не “Ревизора”, но которое приличней ему сделать по поводу «Ревизора”».
Столкнувшись с неприятием «Развязки» в кругу друзей, Гоголь отказался от ее публикации. Задуманное им издание «Ревизора» с «Развязкой» в пользу бедных не состоялось.
«Развязка Ревизора» органически вытекает из всего предшествующего творчества Гоголя. Об этом свидетельствует тот факт, что идеи, высказанные здесь, были изложены ранее Гоголем — почти в той же последовательности — в одиннадцатой главе «Мертвых душ» за пять лет до написания пьесы (см. коммент. в изд.: Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. Т. 3–4. С. 553–554). Значение «Развязки» оказывается, таким образом, гораздо шире, чем просто истолкование «Ревизора», она представляет собой некий автокомментарий ко всему гоголевскому творчеству.
Одной из главных причин неприятия Щепкиным гоголевской «Развязки Ревизора» являлась близость Щепкина к партии «западников». С В. Г. Белинским, например, в 1846 г. Щепкин совершил даже продолжительную поездку в Одессу и в Крым. 29 мая 1846 г. С. Т. Аксаков писал сыну Ивану по поводу посещения в Калуге М. С. Щепкиным и В. Г. Белинским А. О. Смирновой: «Как мне досадно, что я не предупредил Ал<ександру> Ос<иповну> насчет Белинского и даже Щепкина: жаль, что ты этого не сделал. Мне больно, что она допустила их, наравне с тобою, в свое короткое общество и удостоила Белинского спора, когда следовало только сказать, что она не хочет слушать его мнений об этом предмете. Щепкин тоже довольно гадок и еще больше смешон, проповедуя отчаянные западные идеи, как я слышал» (Аксаков И. С. Письма к родным. 1844–1849. М., 1988. С. 629–630). 1 июля 1846 г. И. С. Аксаков отвечал отцу: «…Я сказал ей свое мнение о Белинском и о Щепкине (тенденцию сего последнего я давно знаю, но он при мне об этом ни слова)…» (Там же. С. 262). В свою очередь, С. П. Шевырев 14 июня 1847 г. сообщал Гоголю о М. С. Щепкине: «Он, как думаю, находится под разными влияниями издателей “Современника», тебе не сочувствующих. В нем есть какая-то перемена не совсем в его выгоду как художника и как старика».
Близость Гоголя и Щепкина, находившегося в постоянных дружеских отношениях с представителями западнической партии — В. Г. Белинским, Т. Н. Грановским, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, М. А. Бакуниным, И. С. Тургеневым, И. И. Панаевым и др., — не следует преувеличивать. В доме земляка М. С. Щепкина Гоголь нередко встречал людей, взгляды которых не разделял. Князь А. И. Урусов, в частности, свидетельствовал: «Все, что было лучшего в мыслящей России, не миновало общества и знакомства М. С. Щепкина. Пушкин питал к нему дружеское расположение. Рукою великого поэта написаны первые строки “записок актера Щепкина”, которые он тогда же начал, по настойчивым убеждениям Пушкина. С Лермонтовым Михаил Семенович сблизился во время недолгого пребывания его в Москве, перед смертью. Дружба Щепкина и Гоголя известна всем, кто читал письма последнего. Белинский, Кудрявцев, Грановский были в доме Щепкина своими людьми. За тем же столом сиживали Герцен, Огарев и Бакунин. Горячее чувство связывало покойного с Шевченкой. Словом, от Пушкина до Тургенева, в его гостиной сходились люди самых противоположных направлений…» (<Урусов А. И., князь>. Русская сцена. Кончина Щепкина//Библиотека для Чтения. 1863. Июль. С. 120).
Примечательно, однако, что М. С. Щепкин, съездивший в 1853 г. в Лондон к А. И. Герцену— подобно тому, как это сделал позднее, в 1857 г., художник А. А. Иванов, — в свою очередь, не был удовлетворен встречей с издателем «Колокола», призывал его прекратить эту газету и уехать в Америку. (Щепкин привозил и читал тогда же Герцену сохранившиеся главы второго тома «Мертвых душ».) Несмотря на высказанное в 1847 г. неприятие «Развязки Ревизора», позднее, после кончины Гоголя, Щепкин, по-видимому, пересмотрел свое отношение к этой пьесе. В 1852 г. Г. П. Данилевский сообщал: «Недавно… мы имели случай присутствовать при чтении М. С. Щепкиным у одного из здешних литераторов неизданной пьесы Гоголя «Развязка Ревизора». В двух местах при чтении слезы нашего гениального комика, выведенного под собственным именем в числе действующих лиц, прерывали чтение. В других местах всеобщий смех покрывал слова его не раз. Особенно комически вышло в чтении место, где один из судей «Ревизора», обращаясь попеременно то к одному действующему лицу, то к другому, то наконец ко всей публике, спрашивает: «Разве у меня рожа крива? крива разве у меня рожа?” Последнее лирическое место, последняя ария этой маленькой оперы, если можно ее так назвать: “Отдадим смеху его прежнюю силу! — вызвала единодушный восторг» (<Данилевский Г. П.> Д. Петербургская жизнь. (Письма в редакцию «Московских Ведомостей»)//Московские Ведомости. 1852. 23 сент. № 115. Литературный отдел. С. 1189).