Павел Акимович ездит за рулем троллейбуса. Он знает каждый участок дороги, каждый поворот, мосток, уклон, подъем, каждую трещину, щербинку.
Он знает два кипариса, между которыми с перевала впервые можно увидеть море. Оно еще не толще полоски из ученической тетради.
Павел Акимович исходил эту дорогу пешком тридцать лет назад, когда был молодым и работал в Симферополе трамвайщиком — вагоновожатым. Водил по улицам старенький бельгийской фирмы трамвай с полотняным козырьком от солнца и выгнутой, как гитара, дугой.
Мальчишки подкладывали под колеса медные пятаки, чтобы их расплющило для игры «в битку».
Он всегда видел эти пятаки на рельсах, будто осенние листья, и стоявших поодаль нетерпеливых мальчишек. Пятаки он мальчишкам плющил, потому что сам только вышел из мальчишек.
В свободные от работы дни Павел Акимович — а тогда Пашка-трамвайщик — отправлялся в Алушту.
Он любил море, а в Симферополе моря не было.
Отправлялся с вечера и шел ночью через горы сорок километров, чтобы к утру быть у моря.
А в следующий вечер проделывал обратный путь и утром был уже на работе в трамвайном депо.
Иногда его подвозили попутные машины, но это случалось редко. Машин в ту пору было очень мало.
Вместе с Павлом увязывались с его улицы ребята. Им трудно было проделывать долгий путь через горы к морю, но они проделывали, потому что тоже любили море.
Ребят было пятеро — Костя, Федя, Игорь, Степушка и Маня. Шли через Неаполь Скифский, мимо курганов и селищ, мимо Института сельского хозяйства, каменоломен и пещер Кизил-Коба. Сокращая дорогу, пробирались сквозь заросли шиповника и ежевики — все выше в горы.
Над головой горели синие звезды, а под ногами — синие капли росы. Казалось, каждая звезда находила на земле свою каплю и зажигала ее синим светом. В тополях, в самых верхушках, прятался ветер. Он шевелил листья, и они тоже вспыхивали синим огнем звезд. Остро и влажно пахли цветы. Запускали свои деревянные шестеренки цикады. И крутили их, и крутили...
В полнолуние все вокруг заполняла луна. Ее желтая лампа висела над горами.
Капли росы переставали быть синими, становились желтыми. Они не принадлежали больше звездам. Они принадлежали луне. Листья тополей тоже вспыхивали желтым. Они тоже принадлежали теперь луне.
У родников, где в глубоких воронках, как в ладонях, тихо плескалась вода, Павел с ребятами устраивали отдых. Ели бублики с повидлом, которые брали из дома. Запивали их родниковой водой. И потом снова в путь. Снова звезды, луна и дорога.
На Ангарском перевале было холодно. Начинался рассвет. Блекли, выцветали звезды, прикручивала фитиль луна. Где-то далеко над морем солнце начинало день.
И ребята спешили навстречу этому дню, навстречу морю.
День у моря. Каждый проводил его, как ему нравилось.
Маня собирала ракушки и мастерила из них бусы.
Игорь и Костя сидели на камнях. Наблюдали, как вдалеке играют маслянистые дельфины и летают черноносые крачки и утки-галогазы.
Федя учился плавать «на выдержку» и старался не отстать от Павла.
А младший из ребят, Степушка, лежал в прибое и колотил пятками по воде. Ему нравились брызги.
Потом все катались на большой яхте с красными якорями. Яхта принадлежала армянину Саркизову.
Павел, Федя, Игорь, Костя и Степушка устраивались впереди. Узкий нос яхты окунал в воду красные якоря. Под водой они делались похожими на глаза рыбы.
Маня любила сидеть на корме, где пахло горячим парусом. Она опускала в море ладонь и смотрела, как сквозь пальцы бежали ручьи пены.
Покатавшись на яхте, опять купались и ждали, когда пройдут разносчики пирожков с круглыми жаровнями на ремешках.
Разносчики ходили босые вдоль прибоя. От жаровень тянуло луковым дымком, бараньим салом.
А кто хотел, мог сфотографироваться. Фотографы с аппаратами тоже ходили босые вдоль прибоя. Аппараты — большие, деревянные, с медными колпачками и клизмочкой на шнурке. Ножки штативов забрызганы морем, облеплены водорослями.
Совсем маленькие дети хлопали по воде наволочками, отчего наволочки надувались пузырями. Бери такой пузырь и плыви. Удобно.
Степушка решил, что в следующий раз принесет наволочку и уплывет на ней вместе с Павлом и Федей.
Солнце уходит от моря в горы.
Пора и Павлу с ребятами уходить в горы, в Симферополь. Утром он должен быть в трамвайном депо.
Обратный путь особенно тяжелый.
Ребята устали.
Павел идет последним, следит за каждым из ребят. Ругает себя, что взял их, что теперь вот морока с ними: идут и засыпают на ходу. Того и гляди, свалятся с обрыва или стукнутся головой о дерево.
Павел заставлял ребят умываться у родника. Сон как будто оставлял их. Но ненадолго. Вскоре они опять начинали спотыкаться и чуть не валились с ног. В особенности Степушка. Павел легонько стукал его по затылку, и Степушка открывал глаза, просыпался.
Над головой опять горели звезды или желтая лампа луны. Крутили деревянные шестеренки цикады. От этих шестеренок спать хотелось еще сильнее.
Обратный путь занимал гораздо больше времени. Ребята едва шли. У Неаполя Скифского Павел их оставлял и спешил в депо. Иначе мог опоздать на работу.
Неаполь Скифский на окраине города, и теперь ребята сами дойдут домой.
Ребята домой доходили, но не сразу.
Они окончательно засыпали на ходу и, сонные, теряли друг друга в городе. Бродили по улицам, не сознавая, где они и что с ними. Откуда и куда идут.
Потом просыпались: Маня — где-нибудь у здания почты, Степушка — на базаре или возле стоянки извозчиков, Федя — в городском парке, а Игорь и Костя — где-нибудь на вокзале.
Когда наконец добирались до своей улицы, то все прошедшее казалось сном — море, дельфины, яхта, рассыпанные в пути бусы из ракушек...
А может быть, это и был сон?
Но нет. Если лизнешь себя, то почувствуешь вкус соли.
Это не сон. Это правда.