О монголах, монгольских завоеваниях, о Золотой Орде повествуют многие сохранившиеся источники: арабские, персидские, китайские, русские, латиноязычные и пр. Благодаря им известны и судьбы других стран, народов и этносов, столкнувшихся с монголами и раздробленных их военной машиной. Одним из таких этносов были кипчаки-половцы-куманы.
Первая волна завоевателей подкатилась и хлынула в восточноевропейские степи в 1222—1223 гг. Во главе ее стояли два любимых и наиболее жестоких и талантливых полководца Чингисхана: Джебе а Субедей. Они появились здесь с юга, пройдя вдоль южного берега Каспия в Азербайджан, оттуда — в Ширван и далее — через Шир-ванское ущелье — на Северный Кавказ и в предкавказ-ские степи. Об этом событии особенно подробно рассказывал араб Ибн-ал-Асир:
«Татары двинулись по этим областям, в которых много народов, в том числе алланы, лезгины и (разные) тюркские племена... Нападая на жителей этой страны, мимо которых проходили, они прибыли к алланам, народу многочисленному, к которому уже дошло известие о них. Они (алланы) употребили все свое старание, собрали у себя толпу кипчаков и сразились с ними (татарами). Ни одна из обеих сторон не одержала верха над другою. Тогда татары послали к кипчакам сказать: „Мы и вы одного рода, а эти алланы не из ваших, так что вам нечего помогать им; вера ваша не похожа на их веру, и мы обещаем вам, что не нападем на вас, а принесем вам денег и одежд сколько хотите; оставьте нас с ними". Уладилось дело между ними на деньгах, которые они принесут, на одеждах и пр.; они (татары) действительно принесли им то, что было выговорено, и кипчаки оставили их (аллан). Тогда татары напали на аллан, произвели между ними избиение, бесчинствовали,, грабили, забрали пленных и пошли на кипчаков, которые спокойно разошлись на основании мира, заключенного между ними, и узнали о них только тогда, когда те нагрянули на них и вторглись в землю их». Необычайно живой и экспансивный рассказ повествует в данном случае о первом предательстве половцев, которое привело их самих к гибели. Это были, очевидно, предкавказские половцы, мирно кочевавшие до этого в северокавказских степях уже целое столетие. Ибн-ал-Асир не без ехидства замечает, что «татары отобрали у них вдвое против того, что (сами) им принесли»
(Тизенгаузен, I, с. 25—26).
Надо сказать, что эти потери были бы еще восполни-мы, но «татары остановились в Кипчаке». Их привлекли обильные летом и зимой пастбища, и они, согнав с них кипчаков-половцев, заняли их вместе с пасущимися на них конями и скотом. Сначала они захватили, видимо, Ставропольскую возвышенность, потом — Прикубанье, а далее, как писал Инб-ал-Асир, «прибыли они к городу Судаку; это город кипчаков, из которого они получают свои товары... Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбежались...» (Тизенгаузен, I, с. 26). Таким образом, татары через Таманский полуостров и пролив прошли уже и в Крым и разграбили один из самых богатых его городов. Так, постепенно монголы начали растекаться по югу восточноевропейских степей.
Услышав об этом, «живущие вдали кипчаки бежали без всякого боя... одни укрылись в болотах, другие в горах, а иные ушли в страну Русских...». Автор подчеркивает, что не предкавказские и не крымские половцы, а живущие вдали от уже захваченных монголами земель испугались новых беспощадных врагов и заметались по степи. Об этом под 1224 г. написал и русский летописещ отметивший, что даже «Юрьгии Кончакович бе болиише всих половець, не може стати противу лицю их (монголов.— С. П.); бегающи же ему, и мыози избьени быша до рекы Днепра... прибегшем же половцемь в Рускую землю, глаголющим же им руским княземь: ,,...аще не поможете нам, мы ныне изсечени быхом, а вы наутрее изсечени будете"» (ПСРЛ, II, с. 740—741). Последняя фраза интересна тем, что свидетельствует о полном восприятии того урока, который получили предкавказские орды, предавшие алан. Стало ясно, что пришедшие завоеватели уничтожают все на своем пути и бороться с ними можно только соединенными усилиями всех восточноевропейских народов. Русские князья и половецкие ханы собрались в Киеве и решили драться с монголами. О панике, которая охватила половцев, свидетельствует тот факт, что один из наиболее влиятельных половцев — «великий князь» Ба-сты спешно принял христианскую религию, желая, очевидно, продемонстрировать свое полное единение с русскими князьями.
Узнав, что монголы уже начали свое движение на русские земли, русские и половецкие полки выступили им навстречу в апреле 1224 г., подошли к Днепровскому 6роду у Протолчии, переправились через реку и там встретились с передовыми разъездами монгольских войск. Они легко победили их и даже «ополонились» стадами. Очень подробно, вскрывая причины развертывавшихся событий, рассказал о дальнейшем Ибн-ал-Асир: «Они (татары) обратились вспять. Тогда у русских и кипчаков явилось желание (напасть) на них; полагая, что они вернулись со страху перед ними и по бессилию сразиться с ними, они усердно стали преследовать их. Татары не переставали отступать, а те гнались по следам их 12 дней, (но) потом татары обратились на русских и кипчаков, которые заметили их только тогда, когда они уже наткнулись на них; (для последних это было) совершенно неожиданно, потому что они считали себя безопасными от татар, будучи уверены в своем превосходстве над ними. Не успели они собраться к бою, как на них напали татары с значительно превосходящими силами. Обе стороны бились с неслыханным упорством и бой между ними длился несколько дней» (Тизенгаузен, I, с. 27). Это было печально знаменитое сражение на Калке. Русские и половцы потерпели жестокое поражение. Одной из причин его было бегство с поля боя половцев, не выдержавших длительной жестокой битвы. Так совершилось второе предательство половцев.
Силы монголов «первой волны» не были особенно крупными. Джебе и Субедей действовали больше дипломатическим коварством и военными хитростями, к которым следует отнести их поспешное отступление в глубь степи, весьма напоминающее известный кочевнический прием «заманивания» в ловушку, как правило дезориентирующее преследователей.
Разорив степные кочевья, пограбив пограничные русские княжества, монголы пошли в Волжскую Болгарию и были там наголову разбиты. Интересно, что болгары в борьбе с ними пользовались теми же приемами отступления, бегства и организации засад, мастерами которых были сами монголы. Однако, видимо, победы вскружили голову Субедею. В результате поражения множество монголов были перебиты; уцелели, по словам Ибн-ал-Асира, всего около 4000 человек. Этот небольшой отряд поспешно спустился по Волге к Саксину и отправился домой — в монгольские степи.
Ибн-ал-Асир писал, что после этого «освободилась от них земля Кипчаков; кто из них спасся, тот вернулся в свою землю...» (Тизенгаузен, I, с. 28). Восстановилась экономика, наладились снова торговые пути, проходившие через половецкие степи. По-видимому, именно в эти годы появляется и распространяется в степях обычай сооружать скрытые святилища. Как и обычные, они ставились на высоких степных курганах. Однако статуи уже не возвышались над оградами, а опускались стоя в глубокие ямы, которые в случае опасности сравнивали с землей. Интересно, что многие из таких скрытых изваяний сделаны не из камня, а из дерева. Дошедшие до нас деревянные экземпляры являются подражанием каменным статуям самого позднего периода их развития, что может быть как бы дополнительным доказательством возникновения скрытых святилищ в самый последний период существования обычая сооружения предкам святилищ.
Появление скрытых святилищ свидетельствует, очевидно, о неуверенности половцев в своих силах и в своем будущем в восточноевропейских степях. Они боялись за сохранность своих святынь и понимали, что не смогут защитить их в случае повторного удара монголов.
Вторая волна монголов хлынула в Восточную Европу в 1228—1229 гг. Поход был направлен приказом Угедея, избранного после смерти Чингисхана великим кааном. 30-тысячное войско возглавил снова Субедей-багатур и царевич Кутай. Направление похода было точно обозначено: Саксин, кипчаки, волжские болгары. Следует сказать, что и этот поход в целом не нарушил жизнь в степях, особенно в западной их части — начиная с Днепра и до Дуная. Мы уже знаем, что в год этого похода, т. е. когда восточные половцы вновь метались по донским и волжским степям, западный хан Котян спокойно разорял Галицкое княжество и надменно пренебрегал предлагаемой Даниилом Галицким дружбой. Правда, по сведениям Ан-Нурвайри, орда Дурут, возглавляемая Котяном,, была как будто уничтожена.
Однако, очевидно, арабский историк ошибся, поскольку Котян упоминается в различных источниках и позднее, причем в качестве влиятельного и сильного в воев-ном отношении хана. Несмотря на это, известно, что многие знатные половцы во главе своих аилов-чадей и родов-куреней уходили из вольных степей на службу к государям соседних стран. В частности, в венгерских источниках сохранились сведения, что именно в 1228 г. часть половцев после разгрома их монголами пришли в Венгрию. При этом они изъявили желание принять католичество, а это значило, что они отказывались не только от своей земли, но и от своих предков, от принадлежности к половецкой общности. Возможно, тогда же появились половцы и другие кочевнические соединения в лесных, совершенно непригодных для кочевания областях. Так, в Ростово-Суздальской земле нашла, вероятно, пристанище значительная часть берендеев, пополнивших ряды привлеченных туда еще Юрием Долгоруким всадников — вассальных войск потомков этого князя. Пришли половцы и в Литовское княжество. Об этом свидетельствуют интересные, дошедшие до нас документы XIV в., в которых говорится о происхождении рода князей Половцы-Рожиновских, находившихся на службе в Литве с XIII в. (Федоров-Давыдов, 1966, с. 228). Их предком называется известный хан Тугоркан, а владения их были якобы в Поросье. Мы знаем, что Тугоркан был приднепровским ханом и Поросьем не владел. Однако его потомки, возможно, именно в лихую годину монгольского нашествия могли пойти на службу к киевскому князю и получить землю на пограничном Поросье, среди черных клобуков, многие из которых погибли в битве на Калке, и земли их нужно было заселять новыми пограничными вассалами.. Следующие монгольские нашествия стали причиной ухода рода Тугоркана дальше на север — под покровительство литовского государя.
Прошло семь лет. На Европу хлынула третья монгольская волна, закончившаяся завоеванием стран Восточной Европы, разорением их и полным или частичным порабощением. Во главе монгольских войск стояли 11 царевичей-чингисидов, в том числе Менгухан и Бату — основатель Золотой Орды, а кроме царевичей вел монголов все тот же Субедей — старый, опытный, хорошо знакомый с народами, которые предстояло уничтожить или покорить. Одной из важнейших задач завоевания было полное овладение пастбищами восточноевропейских степей и подчинение кипчаков-половцев. Мы знаем о яростной и упорной борьбе русских княжеств, Волжской Болгарии и других народов, столкнувшихся с монголами в Европе. Меньше всего сведений сохранилось о сопротивлении половцев. До нас дошел только замечательно яркий и красочный рассказ о событиях этого времени перса Джувайни, писавшего свою книгу «История завоевания мира» в 50-х годах XIII в., т. е. непосредственно после окончания завоеваний и покорения восточноевропейских народов. С книгой Джувайни был хорошо знаком Рашид-ад-Дин (персидский автор XIV в.), он добросовестно пересказал ряд эпизодов. Пересказ отличается от подлинника сухостью и бесстрастностью изложения. Поэтому и мы не рискуем излагать здесь повествование Джувайни и приведем его полностью:
«Когда каан (Угедей) отправил Менгу-каана, Бату и других царевичей для овладения пределами и областями Булгара, асов, Руси и племен кипчакских, аланских и других, (когда) все эти земли были очищены от смутьянов и все, что уцелело от меча, преклонило голову перед начертанием (высшего) повеления, то между кипчакскими негодяями нашелся один, по имени Бачман, который с несколькими кипчакскими удальцами успел спастись; к нему присоединилась группа беглецов. Так как у него не было (постоянного) местопребывания и убежища, где бы он мог остановиться, то он каждый день (оказывался) на новом месте, (был), как говорится в стихе, „днем на одном месте, ночью на другом" и из-за своего собачьего нрава бросался как волк в какую-нибудь сторону и уносил что-нибудь с собою. Мало-помалу зло от него усиливалось, смута и беспорядок умножались.
Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему по большей части служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бу-чек оба пошли облавой по обоим берегам. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать (его). Когда узнали наверняка, что Бачмаи только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась, подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше, чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества, а (затем) решили вернуться. Вода опять заколыхалась, и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части»
(Тизенгаузен, II, с. 24).
Эта трагическая история о яростной и безусловно героической борьбе половцев за свободу и свою землю.
Интересно, что писавший тридцатью годами раньше Ибн-ал-Асир значительно холоднее и с большим осуждением позволял себе писать о монголах. Джувайни уже полностью на стороне завоевателей, однако и в его повествовании звучит невольное восхищение отважным половцем. Помимо Рашид-ад-Дина, рассказ о Бачмане (Баци-маке) помещен и в китайских источниках — в сочинении «История первых четырех ханов из рода Чингизова».
Надо сказать, что остаются не вполне ясными причины, по которым вдруг, как когда-то море перед евреями, бежавшими из Египта, разверзлись воды Итиля и пропустили монголов к острову. Представляется весьма вероятным, что остров, находившийся в дельте Волги, становился им только во время приливов, в отливы вода уходила. Думается, что также посуху перешел на него и Бачман, полагая, что ему полностью удалось «замести следы», смытые наступавшей водой. Возможно, что, если бы не сведения, полученные монголами от пленной, Бач-ману и на этот раз удалось бы скрыться от преследования.
Что касается Рашид-ад-Дина, то этот историк со свойственной ему добросовестностью дотошно включил в повествование о Бачмане сведения, которые не попали в сочинение Джувайни (Тизенгауяен, II, с. 35—36). По-видимому, он узнал о них из других источников или, возможно, сохранившихся в степях устных рассказов. Прежде всего, согласно данным Рашид-ад-Дина, Бачман имел титул «эмира» и происходил из племени «ольбур-лик». Последнее, возможно, следует читать как элъ-бури т. е. объединение Бурчевичей, известных в восточных источниках под наименованием бурджоглы. Таким образом, Бачман принадлежал к одной из самых воинственных орд приднепровского объединения, являясь, возможно, прямым потомком (внуком или правнуком) хана Боняка. Вторая существенная подробность, упомянутая Рашид-ад-Дином, повествует нам о том, что у Бачмана был отважный союзник «Качир-укулэ из племени асов», которого после казни Бачмана также убили. Джувайни указывал, что монголы овладели землями асов, при этом четко противопоставляя их аланам. В другом отрывке своего сочинения он, вновь перечисляя покоренные Батыем земли, говорит об асах и аланах отдельно. То же мы видим и у перса Джузджани, писавшего, возможно, несколько раньше Джувайни, и у Казвини, писавшего примерно па полстолетия позже.
Это дает некоторые основания считать, что под «асами» восточные авторы имели в виду отнюдь не кавказский народ, тем более что при перечислении их часто помещают вместе с Русью и Волжской Болгарией, а не с аланами. Видимо, эти асы — те самые ясы, о которых писал русский летописец под 1116 г., размещая их на берегах Северского Донца. Вероятно, они так и остались там — на «нейтральных» русско-половецких территориях, никогда, естественно, не принимая никакого участия во враждебных действиях против русских княжеств и потому ни разу после начала XII в. и не упомянутые летописью. Однако этнически и территориально это была вполне реальная общность, которую надо было брать силой, о чем хорошо были осведомлены завоеватели. Если эта гипотеза верна, то тогда естественна и связь бурчевича Бачмана с асским (ясским) князем, который жил не более чем в 200 км от кочевий приднепровского «эмира».
Возникает вопрос, каким образом два «эмира» со своим окружением попали из междуречья Днепра и Донца на берега Волги? Очевидно, здееь следует помнить слова Джувайни о том, как метался Бачман по степям. Если бы он действовал только в пределах нижневолжского региона, его смогли бы окружить очень быстро. Видимо, лесные массивы Волги были его последним пристанищем. Там их с Качир-укулэ и настигли монгольские войска.
История Бачмана с наибольшей полнотой отражает отчаянное сопротивление, которое оказывалось населением степи новым завоевателям. Помимо Бачмана, борьбу возглавляли и другие половецкие ханы и беки. В 1237—1239 гг., когда покорение кипчаков-половцев взял в свои руки Батый, вернувшийся в степи после разорения русских земель, в плен было взято несколько половецких военачальников (Арджумак, Куранбас, Капа-ран), посланных навстречу монголам половецким ханом Беркути (Тизенгаузен, И, 1941, с. 37). Непрекращавшиеся волнения в степях, мешавшие монголам наладить собственную экономическую базу (планомерное кочевание) и создававшие постоянную опасность в уже как будто бы завоеванном тылу, привели к тому, что монголы решили просто уничтожить всю половецкую аристократию. Это, очевидно, методично и целенаправленно и было сделано. Об уничтожении воинской и аристократической верхушки свидетельствует полное исчезновение каменных изваяний в европейских степях ко второй половине XIII в. Их некому стало ставить: не осталось ни богачей-заказчиков, ни тех, в чью честь и память воздвигались святилища. Эта свирепая политика завоевателей вызывала, помимо упорного сопротивления, становившегося с каждым месяцем бесполезнее из-за явного превосходства сил монгольских военных подразделений, активную откочевку оставшихся в живых феодалов вместе со своими ордами под покровительство государей других стран. Так, согласно сведениям венгерских источников, в 1237 г. обратился к королю Беле с просьбой об убежище хан Котян, еще недавно грозивший Галицкому княжеству. Он пришел в Венгрию с 40-тысячной ордой. Значительная часть страны пострадала от такого вторжения — потоптаны были пашни, огороды и виноградники. Тем не менее, видимо зная о силе надвигавшихся монгольских войск, сейм венгерских баронов санкционировал поселение половцев в междуречье Дуная и Тиссы и на восточных окраинах государства (Голубовский, 1889, с. 47). Интересно, что, узнав об этом, Батый послал королю письмо, наполненное желанием поссорить венгров с половцами и угрозами в случае неповиновения приказу оставить половцев без покровительства разгромить Вентрию. Написано письмо было в необычайно надменном и властном тоне требования абсолютного подчинения:
«Узнал я сверх того, что рабов моих куманов ты держишь под своим покровительством, почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, могут быть и в состоянии убежать, ты же, живя в домах, имеешь земли и города, как же тебе избежать руки моей»
(Федоров-Давыдов, 1966, с. 233).
Очевидно, король и венгерские феодалы не пожелали подчиниться столь грубому посланию. В начале 40-х годов команы скопились в Венгрии в «большом числе» и даже осмелились напасть на монгольскую армию чингисида Сонгкура, однако были наголову разбиты монголами. И после этого разгрома полов-цы-куманы продолжали жить и кочевать в степях Венгерского королевства, вызывая постоянное недовольство соседних с их землями княжеств, периодически подвергавшихся грабежам.
Наследник Белы — Стефан женился на одной из дочерей Котяна (крестившейся Елизаветой), который получил от короля титул «dominus Cumanorum» — правитель куман. Несмотря на близкое родство, Котяна обвинили в измене (связях с русскими и монголами) и казнили. Половцы его орды взбунтовались и начали разорять и жечь венгерские селения. Король пытался уговорить и утихомирить их, но они продолжали военные действия, отвечая: «Это тебе за Котяна». Не пожелав далее подчиняться венгерскому королю, они ушли в земли соседней Болгарии.
Тем не менее влияние половцев продолжало расти, особенно при короле Ладиславе (Ласло), воспитанном матерью-половчанкой. Он окружил себя знатными половцами, при дворе распространились половецкие обычаи, роскошь, одежда.
Все это вызывало постоянное недовольство венгерских феодалов, земли которых к тому же постоянно подвергались разбойным нападениям кочевников. Король, заинтересованный в ослаблении своих феодалов, не желал вмешиваться в распри и не поддерживал венгерскую аристократию. Тогда знать обратилась за помощью к папе. Папа прислал в страну своего легата. Под давлением церкви в 1279 г. король вынужден был огласить своеобразный «манифест», начинавшийся так: «Ладислав Божьей милостью король Венгрии... Кумании, Булгарии...» Он требовал от князей половецких Альпара и Узура и других оставить почитание идолов, «отбросить» обычаи язычников, обратиться к единению с католической верой и всем поголовно креститься. Кроме того, к ним предъявлялось требование отказаться от «палаток и переносных жилищ... и оставаться в деревнях по обычаю христианскому». Для наблюдения за соблюдением всех этих правил в каждое «племя» и его «колена», т. е. в орды и курени, назначались инквизиторы. Половецкие князья получали определенные наделы земли и на основании этого феодального владения становились вассалами короля, равными в правах с венгерскими феодалами.
Через три года половцы вновь взбунтовались, ушли к монголам в Приднестровье и оттуда напали на Венгрию, разорив страну до самой столицы — Пешта. Видимо, после этого все, что стесняло свободу половцев в «манифесте», было отменено, поскольку в 1290 г. папа Николай вновь писал королю о том, чтобы он заставил половцев жить в домах, а тех, кто принял христианство, уничтожить хотя бы идолов. Только через столетие половцы полностью осели и христианизировались, однако по-прежнему оставались всадниками-лучниками в венгерских войсках.
Еще до монгольского нашествия, с начала XII в., половцы начали активно проникать на территорию Болгарского царства, находившегося тогда под властью Византии. Они занимали пастбища на широкой долине нижнего Дуная, в Добрудже и северо-восточных землях Болгарии. В 70-х годах XII в. болгары подняли восстание против византийского господства. Возглавили его два брата — куманы Асен и Петр, поддержанные куман-скими войсками (Златарскии, II, с. 430—480). В результате Асен I в 1187 г. стал царем Болгарии. Куманы-половцы стали играть видную роль в жизни государства. При преемнике Асена — Калояне болгарские и куманские феодалы, недовольные объединительной жесткой деятельностью царя, устроили заговор и в 1207 г. убили его. На престол опять сел половецкий феодал — племянник Асена — Борил, царствовавший 11 лет. После него при Асене II (1208—1241 гг.) приток половцев, бежавших от монголов и частью из Венгрии, усилился. Судя по находкам в Северо-Восточной Болгарии каменных статуй (датируются поздним временем — XIII в.), подкочевывали сюда не только западные половцы-куманы, но и отдельные курени восточных половцев, какое-то время продолжавших ставить святилища своим предкам на новых землях. Впрочем, как и в Венгрии, половцы в Болгарии крестились, обращаясь в православие. В одном из латиноязычных источников (в письме к папе Григорию 1227 г.) упомянут половец по имени Борис, т. е. явно православный. Интересно, что западная половецкая епархия была православной и руководил ею греческий епископ, на что указывал в письме венгерскому королю папа Григорий в 1234 г. Очевидно, православие было принято половцами под воздействием и, возможно, под давлением болгарского населения.
У Ан-Нувайри сохранился рассказ о попытке половцев заключить договор о вассалитете с валашским государем в 1242—1243 гг.:
«Когда татары решились напасть на земли кыпчаков в 639 г. х. и до них (кипчаков) дошло это (известие), то они вошли в переписку с Унус-ханом, государем Валашским, насчет того, что они переправятся к нему через море Судакское (Черное.— С. П.) с тем, чтобы он укрыл их от татар. Он дал им согласие (свое) и отвел им (для жительства) долину между двумя горами. Переправлялись они к нему в 640 г. х. Но когда они спокойно расположились в этом месте, то он нарушил свое обязательство по отношению к ним, сделал на них набег и избил да забрал в плен многих из них»
(Тизенгаузен, I, с. 542).
Несмотря на такой печальный для группировки в целом конец, совершенно очевидно, что и в таком случае часть половцев оставалась в стране, постепенно растворяясь в ее населении.
Какая-то группа половцев откочевала в Закавказье. Об этом сохранилась глухая ссылка у Рашид-ад-Дина на то, что монголы, пройдя Кавказские горы, захватили там кипчаков, «которые, бежав, ушли в эту сторону». И в такой ситуации, естественно, не всех поголовно уничтожали или брали в плен. Какая-то часть также оставалась и сливалась с местным населением.
Тем не менее огромное количество взятых в плен половцев обращалось монголами в рабство.
Восточные рынки были наполнены рабами из различных побежденных монголами народов, и среди них одними из самых значительных количественно были половцы (кипчаки).
Арабский автор ал-Айпи писал: «Взятые в плен из этих народов были отвезены в земли Сирийские и Египетские...» (Тизенгаузен, I, с. 503). Обычно в мусульманских странах они использовались в качестве домашних слуг — гулямов. Отважные и энергичные кипчакские воины в Египетском султанате стали гвардией султанов — мамлюками. В конце концов мамлюки захватили власть в султанате и поставили своих султанов из кипчакских знатных родов.
Два султана — Бейбарс и Калаун происходили из славного в степях рода бурджоглы (Бурчевичей). Султанат был при них переполнен новоявленными эмирами — выходцами из мамлюков. Каждый из них предпочитал иметь в своей свите сородичей, и потому Египет был буквально забит кипчаками разных рангов и званий. Известно, например, что султан Калаун окружил себя 12 тыс. мамлюков и 1200 кипчакскими невольницами. Такой же 12-тысячной гвардией владел и его сын — ан-Насир. Помимо зависимых кипчаков (купленных на рынках рабов), в Египет хлынули из Дешт-и-Кипчака многочисленные родственники простых мамлюков, эмиров и даже самих султанов (Амин аль-Холи, с. 11—18).
Вся эта масеа кипчаков, влившихся во все слои египетского общества, довольно быстро растворилась в нем. Некоторые следы их пребывания и относительной самостоятельности сохранились, в частности, в наименовании одного из каирских кварталов — Орду. Очевидно, прибывшие в город кипчаки какое-то время жили здесь отдельно от горожан — своей ордой, но и от этой самостоятельной группировки не сохранилось ничего, кроме названия ее местонахождения.
Мы уже говорили о трагической судьбе половецкой аристократии, пытавшейся всеми силами отстоять свои земли и свою свободу. Уничтожение ее началось и было завершено уже после третьего похода монголов, в 40— 50-х годах XIII в. Второй поход окончился значительно менее кровавыми событиями. Рашид-ад-Дин сообщает, что просто войска, вторгшиеся в Европу, получили задание захватить и привезти в ставки Менгу-хана и Тулуя «знаменитых кипчаков». Так, часть половецких удальцов попали в далекие монгольские степи и выраставшие там из становищ города.
В плен — в рабство на продажу и для себя (для исполнения домашних своих разнообразных работ) брались те воины и их семьи, которые оказывали сопротивление или участвовали в борьбе того или иного феодала против монголов. Судьба их была, несомненно, тяжкой, но даже эти несчастные участвовали в общем процессе этногенеза («растворения» монголов в половецком этносе).
Следует сказать, что большое число половецких воинов, лишенных собственных половецких предводителей, перешли в войска монгольских военачальников. Последние, сохраняя своих воинов, охотно использовали кипчаков-половцев в особо трудных походах, всегда посылая их вперед — принимать первый, самый тяжелый удар противника. Очень много половецких сотен участвовало в завоевании Волжской Болгарии. По окончании этого похода и полного подавления сопротивления болгар, видимо, много половцев осталось в этой богатой стране на землях, частично освободившихся от местного населения, перебитого завоевателями или бежавшего на соседние территории. Половецкий (кипчакский) язык стал языком населения Волжской Болгарии в золотоордынское время и сохранился там и по сей день.
Однако основная масса половецкого этноса осталась на прежних своих кочевьях, правда несколько потесненная из некоторых наиболее богатых областей, запятых собственно монголами. Это были прежде всего районы, в которых монгольские ханы начали активное строительство городов (наиболее застроенным оказалось Нижнее Поволжье). Половцы стали главным податным населением степи, только у них вместо своих половецких феодалов появились новые — монгольские (Федоров-Давыдов, 1973, с. 39—42). Следует сказать, что монголы старались, чтобы их новые подданные забыли бы о своих предках, об их воинских подвигах, потеряли бы «чувство родины». С этой целью монгольские правители произвели ряд очень значительных перемещений в восточноевропейских степях. Одни курени были переселены, как говорилось, в Волжскую Болгарию (на Среднюю Волгу и Нижнее Прикамье), другие — в степи Нижнего Поволжья. Там они получали кочевья в непосредственной близости от городов и принадлежали, очевидно, феодалам, дома и дворцы которых стояли в городах, где монгольская знать проводила холодное осеннее и зимнее время. Безусловно, какая-то часть половцев оседала и в городах, особенно в старых крымских городах-портах, с которыми они были связаны и до монголов. Характерно, что там продолжал быть самым распространенным «международным» языком половецкий, что подтверждается созданием там Половецкого словаря, первоначальное формирование которого началось, как мы пытались показать выше, несколько раньше (во второй половине XII в.).
Разорение всегда приводило кочевников к оседлости, поскольку для кочевки необходимы не только пастбища, но и определенное количество скота. Многие курени и аилы половцев, разграбленные во время монгольского нашествия, перешли, видимо, к полуоседлости и даже оседлости у берегов рек. Обычно население таких приречных поселков занималось перевозами через реки, рыбной ловлей. Интересно, что половцы, погребавшие своих родичей вместе с конями, теперь ограничивались одной уздечкой с удилами, а иногда бросали в могилу рыбу. Последнее, вероятно, было своеобразным символом занятия умершего в продолжение жизни и пожеланием иметь такой же улов и после смерти.
Путешествовавший по Восточной Европе Вильгельм Рубрук в середине XIII в. несколько раз повторил в своем сочинении-отчете, что в степях, по которым он проезжал, «до прихода татар обычно жили команы» (Рубрук, с. 90) или «она вся заселена была команами-капчат» (Рубрук, с. 108). Эти фразы как будто свидетельствуют о том, что население в степях этнически полностью сменилось. Однако тот же Рубрук сообщал нам об обычаях команов, о каменных статуях, которые они ставят в память своих умерших, об их могилах и становищах. Из всего этого очевидно, что он много раз встречался с представителями этого этноса, причем установка статуй и сооружение святилищ говорят, видимо, о том, что в его время даже еще не вся половецкая знать была перерезана завоевателями. Что касается другого путешественника — Плано Карпини, то он прямо указывал, что по «стране куманов» протекают четыре реки: Днепр, Дон, Волга, Яик (Плано Карпини, с. 70). Более западных рек он не назвал, поскольку странствия его начались с Днепра. Итак, команы в степях, несмотря на разгром, оставались, видимо, в значительном количестве. Именно об этом свидетельствуют многочисленные упоминания Половецкой степи, или Дешт-и-Кипчак, восточными авторами, пишущими на протяжении всего XIV в. о Золотой Орде. Например, араб Ибн Баттута писал так: «Местность эта, в которой мы остановились, принадлежит к степи, известной под именем Дешт-и-Кипчак...» Или в другом отрывке: «Один из купцов, наших товарищей, отправился к тем в этой стране, которые принадлежат к народу, известному под именем Кипчаков,— они христианской веры...» (Тизенгаузен, I, с. 279). Таким образом, присутствие кипчаков было вполне реальным: не только сохранилось название местности, но и само население не потеряло имени сто лет спустя после завоевания. Интересно упоминание об их христианстве. Видимо, это были остатки тех половцев, которые крестились уже в период активной борьбы с завоевателями и заключения с этой целью союзнических отношений с русскими князьями.
Совершенно ясно, что из далеких монгольских степей — с берегов Керулена и Онона — пришло большое число монгольских воинов, причем многие из них шли со своими семьями и поэтому, победив половцев, потеснили их с лучших угодий и начали там кочевать сами. Однако нельзя говорить, что это было переселение всего народа. Основная масса монголов осталась на своих кочевьях. С поселившимися же в европейских степях монголами случилось то, что происходило с половцами-команами, растворившимися среди населения стран, в которые они откочевывали под давлением монголов. Монголы с первых же десятилетий своего пребывания в половецкой степи начали активно ассимилироваться в местной среде. К середине XIV в. этот процесс был фактически завершен, что прекрасно знали во всех связанных с Золотой Ордой государствах. Самый процесс и результаты его прекрасно — четко, лаконично и выразительно — отражены в сочинении арабского автора ал-Омари:
«В древности это государство (имеется в виду Золотая Орда.— С. П.) было страной кипчаков, но когда им завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом они (татары) смешались и породнились с ними (кипчаками), и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их (татар), и все они стали точно кипчаки, как будто от одного (с ними) рода, оттого что монголы (и татары) поселились на земле кыпчаков, вступали в брак с ними и оставались жить на земле их (кыпчаков)»
(Тизенгаузен, I, с. 235).
Так на старой этнической основе «замешивался» новый этнос, получивший, как это всегда бывает, новое этническое имя. Мы видели на примере половцев, что даже переселившиеся, т. е. полностью (или в значительной части) откочевавшие на новые места кочевники, втягивая в себя оставшееся в степях население, становились новым этническим образованием, получившим новые или видоизмененные названия,
В ситуации же с монголами кипчаков-половцев было во много раз больше пришельцев, которые были просто «поглощены» завоеванным населением. Интересно, что в Европе наименование этого немного монголизированного половецкого (кипчакского) населения стало новым: во всех русских, латиноязычных, вос-
точных источниках их именуют «татары». О происхождении этого наименования сохранился рассказ Рубрука, пользовавшегося информацией, собранной им по пути в Каракорум по всем становищам евразийских
степей: «Чингис повсюду посылал вперед татар, и отсюда распространилось их имя, так как везде кричали: „Вот идут Татары". Но в недавних частых войнах почти все они были перебиты. Отсюда упомянутые Моалы (монголы.— С. П.) ныне хотят уничтожить это название и возвысить свое ...» (Рубрук, с. 116). Однако этого не случилось. Побежденное, полууничтоясенное Чингисханом племя татар, остатки воинов которого посылались к тому же во все самые тяжелые экспедиции, дало имя новому этносу. В нем не только самих татар, но и монголов, как мы говорили, было совсем немного. Тем не менее именно так, как будто всегда случайно, но вполне по сути закономерпо, повторяясь в сотнях примеров, получали имена целые народы как в древности, так и в эпоху средневековья. Этническое имя народа «татары», как мы знаем, дожило до наших дней.
В заключение следует сказать, что монголы, принесшие в степи собственное социальное устройство, вынуждены были, однако, разделить восточноевропейские степи на улусы, в значительной степени учитывая этнополити-ческое разделение половцев, наметившееся, как мы виде-ли, еще в XII в. Сразу после завоевания отчетливо выде
лились улусы Бату (Поволжье) и Берке (Северный Кавказ) , соответствующие поволжским половцам — саксинам и предкавказскому объединению. Затем выделился в Приднестровье улус Ногая (западное половецкое объединение — команы). Землями приднепровцев овладел хан Токта, а донские стени составили улус Дешт-и-Кипчак.
Так в старых, привычных границах, прикрытые новым именем, возглавленные чужими феодалами, начали новую страницу своей истории кипчакские, половецкие и команские орды. Жизнь продолжалась.