Сергей Лукьяненко Полуденный фокстрот

Городок затерялся между горами и морем, как человек между землей и небом.

Всю ночь поезд шел вдоль берега, и перестук колес сливался с шумом прибоя в одну нескончаемую мелодию. Человек в товарном вагоне почти не спал. Лежал на пахнущих сеном и лошадиным навозом досках, смотрел на редкие проблески звезд в щелястой крыше вагона. Лошадей тут не было, стойла пустовали, но немного сена оставалось – он сгреб его под голову. Перед тем как лечь, человек разделся, оставшись в одних трусах. Сапоги стояли у ног, джинсы, клетчатая рубашка и вельветовая куртка висели на дощатой загородке стойла. Ремень с тяжелым револьвером в потертой кобуре лежал под левой рукой. Колеса стучали свою песню и губы человека зашевелились.

– Вот мчится поезд – красота,

Стучат колеса – тра-та-та!

– прошептал он и ненадолго задремал.

Проснулся человек, когда вагон сковало утренним холодком. Он поднялся, подхватил ремень с кобурой и прошел в конец вагона, в тамбур. В одном из стойл что-то лежало тяжелым кулем, но человек туда не смотрел.

Светало. Дверь была открыта – собственно говоря, через нее человек и забрался в вагон вчера вечером. Человек неторопливо помочился, потом сел, свесив ноги над бесконечной лестницей: две стальные тетивы рельсов и темные от креозота приступки шпал. Если запрокинуть голову назад, то казалось, что поезд скользит вниз – от самого неба.

– Стучат колеса – тра-та-та, – еще раз повторил человек. Протянул руку – на металлическом полу стояло решето, накрытое полотенцем. Человек стянул полотенце, запустил в решето руку. Достал пригоршню малины – крупной, красной, пахнущей летом. Наверное, она была вкусной – но ночная тряска превратила ее в багровое месиво.

Человек вытер руку о полотенце, встал и пошел в вагон – одеваться.

Через четверть часа, когда поезд остановился в городке, он стоял в открытых дверях товарного вагона и докуривал сигарету. Поезд втянулся на первый путь, со второго протяжно загудел и отправился в обратную сторону длинный товарняк с цистернами и хопперами. Человек спрыгнул, не дожидаясь, пока поезд сбросит ход до конца, пошатнулся, но устоял.

– Стоянка – одна минута, – подозрительно глянув на пустой вагон, сказал начальник станции, стоящий у путей с алым флажком в руке. Он был на перроне один, одетый в старую мятую форму с потускневшими пуговицами. Лицо у него тоже было старым и мятым, глаза тусклыми и мертвыми.

– Я уже приехал, – сказал человек.

В глазах начальника станции появилась тень любопытства. Он осмотрел человека с ног до головы, потом спросил:

– Пистолет?

– Револьвер.

– Разрешение есть?

– Нет.

Паровоз дал гудок и поезд тронулся. Начальник станции скрутил в трубочку сигнальный флажок, спрятал в тубус. Посмотрел вслед поезду.

– Вы что-то забыли на площадке.

– Решето с малиной. Это не мое.

– А… – Начальник станции потоптался на месте. – А попутчик ваш?

Он спрашивал будто по инерции. Точно так же, как выходил встречать поезд, как скручивал флажок. Человек уже встречал такое поведение. Неоднократно.

– Дальше едет, – ответил человек. – Городок у вас большой?

– Двести тридцать человек, – ответил начальник станции. – И младенец еще, дочка учительши. Но она хворая родилась… – Он пожал плечами. – Не знаю, считать ли.

– Считать надо всех, – ответил человек. Стук колес затих вдали, осталось только море. – Денис.

– Петр, – ответил начальник станции. Протянул руку – так же машинально, вяло. Денис пожал его ладонь крепко, уверенно. – О, да вы замерзли совсем… – В голосе Петра появились хоть какие-то эмоции. – Пойдемте, я вас чаем напою.

Человек кивнул и пошел за ним к зданию вокзала – маленькому, одноэтажному, из красного кирпича, крытому черепицей.

* * *

Они пили чай в кабинете – обветшалом, холодном. В углу пылились старые красные знамена с золотыми письменами, награды за какие-то победы в каких-то трудовых соревнованиях еще в прошлом веке. На столе стоял нелепый телефонный аппарат из черного пластика.

– Работает? – глотая сладкий горячий чай, спросил Денис.

– Шутите. – Петр даже не улыбнулся. – Но положено. Телефон никто не отменял.

– Электричество в городе есть? – продолжал расспрашивать Денис.

– В больнице генератор. Солярку по чуть-чуть привозят, – осторожно сказал начальник станции. – У рыбаков ветряк… старый…

– Чем живете-то?

– Как все, – без обиды ответил Петр. – Чем придется. В земле ковыряемся, только хорошей земли мало. Рыбу ловим. Днем товарный пойдет, десять бочек в город отправляем.

– Соленой?

– Свежей. Травой перекладываем мокрой… водорослями… день терпит.

– Что еще?

Начальник станции помялся.

– Да, в общем, и ничего. Работы нет. Зря вы тут сошли.

– Мне работа всегда найдется, – ответил Денис. Налил себе еще чая из пузатого никелированного чайника. Тот был единственным чистым и ухоженным предметом в кабинете. И заварка была настоящая, будто из прошлой жизни.

– Сахара, жаль, не осталось… – словно читая его мысли, озабоченно сказал Петр. – Сахара всегда не хватает…

– Я пью не сладкий.

Начальник станции поднял на него усталый, молящий взгляд:

– Уезжали бы вы… Вот товарняк днем пойдет – я вас и посажу. Могу с машинистом поговорить, вас в кабину пустят, доедете как…

Он не успел объяснить «как» – дверь стукнула, в кабинет кто-то вошел.

– Ну вот… – прошептал одними губами Петр, вставая.

Денис допил чай. Обернулся.

В дверях стоял юноша – тонкий, черноволосый, с нахальными живыми глазами, ярко-красными, будто накрашенными, губами. На нем была черная кожаная куртка с блестящими серебристыми нашивками-заклепками, черные кожаные штаны, обтягивающие жилистые ноги. В опущенной левой руке юноша держал пистолет-пулемет – небрежно, с мальчишеским вызовом.

– Кто такой? – спросил юноша.

– Проезжий, – часто моргая, сказал начальник станции. – С утреннего сошел, в товарном ехал, замерз совсем… В обед уедет.

Юноша молчал, покусывая губы.

– Кто такой? – теперь вопрос Петру задал Денис. – Гей?

Начальник станции поперхнулся, замотал головой.

– Значит, просто дурак, – заключил Денис.

Глаза у юноши от обиды стали большими и круглыми. Он ничего не стал говорить, за что Денис мысленно похвалил его, а сразу стал поднимать оружие. Начальник станции нырнул под стол.

Револьвер в руке Дениса выстрелил один только раз. На черной куртке юноши появилась рваная дырочка. Кисло запахло порохом и сладко – чем-то другим.

Юноша скосил вниз глаза. Потом посмотрел на Дениса, обиженно, как ребенок, которому не дали сыграть в интересную игру.

И тяжело осел на пол.

– Вы идите, – сказал Денис. – Я тут приберу.

– Что вы наделали… – выползая из-под стола, залепетал начальник станции. – Что же вы наделали… Вы бы спокойно днем уехали…

– Вам самому не надоело так жить? – спокойно спросил Денис.

– Все так живут, всем сейчас плохо…

– Нет, так – живут не все, – твердо сказал Денис. – Идите.

Начальник станции по дуге направился к двери, но ботинки юноши – тяжелые, шнурованные армейские ботинки лежали на самом пороге и ему все равно пришлось перешагнуть тело.

– Это пришлый или уже из ваших, обращенный? – спросил Денис.

Начальник станции остановился, нелепо раскорячившись над телом. Облизнул губы, снял фуражку с малиновым околышком, смял ее в руке.

– Из наших… Доктора сын… год как…

– Где его найти?

– Доктора? По улице. – Начальник станции махнул рукой так, что сразу стало ясно – улица в городе одна и идет она от станции к морю. – Там больничка, на полпути. Амбулатория, конечно, не больничка, только мы ее так называем…

– Вы идите домой, – предложил Денис. – Идите, идите. Я все уберу.

* * *

Больница и впрямь была маленькая, но все же побольше станции. В два этажа (правда, на втором часть выбитых стекол небрежно затянули полиэтиленом). Денис потоптался минуту на крыльце, докуривая сигарету. Ему почему-то было неловко, как всегда в таких ситуациях. Наконец он решился, коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.

Видимо, доктор жил при больнице – иначе почему в такую рань он оказался бы в своем кабинете? Немолодой, грузный, он сидел за столом (в углу, как символ профессии, валялся фонендоскоп) и ел арбуз, вгрызаясь в сочные ломти.

– Садитесь, – сказал доктор, подвигая Денису тарелку. – Ешьте. У нас песчаные почвы, арбузы очень хороши. При почках помогают.

– Меня не беспокоят почки. Ваш сын…

– Я знаю. – Доктор не поднимал на него глаз. – Петр заходил.

Денис молчал.

– Чего вы ждете? – спросил доктор. – Я не могу сказать вам «спасибо». Но и обвинять ни в чем не стану. Да, наверное, хорошо, что кончилась эта мука. Смотреть, как твой сын превращается в чудовище – это, знаете ли, сжигает душу.

– Догадываюсь, – сказал Денис.

Доктор отложил зеленую корку и взялся за следующий кусок. Промычал:

– Только чего вы добились? Теперь они убьют вас. И накажут нас, за то, что мы сами вас не убили.

– Сколько их? – спросил Денис.

– Два десятка.

– Точнее?

Доктор пошевелил губами. Красный сок стекал с его губ.

– Восемнадцать. Если считать без моего сына. – Он вдруг взглянул на Дениса с безумной, ненужной надеждой.

– Считать надо без него, – подтвердил Денис. – В городе сотня мужчин, вы что, сами не могли справиться?

– Не сотня, – помотал головой доктор. – Если считать взрослых… человек семьдесят.

– И что? Их восемнадцать.

– Вам легко говорить. – Доктор пожал плечами. – Восемнадцать. Из них пятнадцать – наши же дети.

– Вначале пришло трое?

– Да. Обосновались… начиналось все потихоньку. Они обещали нас охранять, некоторое время даже и впрямь охраняли. Потом к ним ушел один… другой… третий…

– Начинать надо было до того, как ушел первый, – жестко сказал Денис. – Сколько мужчин, сколько женщин?

– Женщин две. – Доктор поморщился. – Они с этим не заморачиваются. Женщины есть в городе.

Денис встал, пошел к двери. Остановился, бросил:

– Никогда не мог этого понять. Горстка кровопийц ставит на колени целый город… И все сидят по углам, как овцы… Где я могу поесть?

– Кафе напротив, – сказал доктор. Он уже доел очередной ломоть и теперь грыз корку, не замечая этого. – У нас одно кафе.

* * *

Хозяйка кафе была первым человеком с живыми глазами, которого Денис встретил в городе. Когда он вошел, в маленьком помещении сидели трое – но они тут же поднялись и вышли, как будто вокруг Дениса витал омерзительный запах. Денис не обиделся – смерть действительно плохо пахнет.

Еще не старая, но с вызывающе нескрываемой проседью, женщина подошла к нему, секунду всматривалась в глаза, потом кивнула:

– Убейте, сколько сможете. Прошу вас.

– Я убью всех, – просто ответил Денис. – Что я могу попить?

– Попить или выпить?

– Попить. Я не выношу алкоголь.

– Кофе?

Денис только улыбнулся.

Но женщина пошла за стойку бара, погремела ключами, отпирая ящик. Достала мешочек, щедро отсыпала в ручную кофемолку зерен. Принялась крутить ручку – торжественно, будто священнодействуя. В какой-то мере так оно и было.

Денис ждал, зачарованно глядя.

Кофе, который женщина принесла в большой красной кружке, был обжигающе горячим. Но самое главное – он пах кофе.

– Откуда такая роскошь? – поинтересовался Денис, делая глоток.

– От прошлой жизни. Всегда что-то остается от прошлой жизни.

Денис молча кивнул.

– Вы хотите немного поесть? – спросила женщина. – Я не предлагаю вам торжественный обед, с полным брюхом не навоюешь. Но они приедут в город в полдень, у вас есть время перекусить.

– Хорошо, – сказал Денис, хотя и был сыт. Исключительно, чтобы ее не обижать. – Что предложите?

– Я ненавижу рыбу, – ответила женщина. – Есть хорошие стейки. Правда.

– Хорошо прожаренный и не слишком большой, – кивнул Денис, разглядывая девочку, пугливо заглядывающую в обеденный зал с кухни. Бледное лицо, плотно сжатые губы… – Она меня боится?

– Она всех боится, – ответила женщина, не оборачиваясь. – С тех пор как в прошлом году ее утащили… и держали там три дня.

Девочке было лет четырнадцать-пятнадцать. Денис сказал, хоть и понимал, что женщина не поверит:

– Вы не волнуйтесь. Я действительно убью их всех.

– Их восемнадцать, – ответила женщина, и ему понравилась ее точность.

– Уже знаю. Это совсем немного.

Ее взгляд чуть-чуть изменился. Будто она начала верить.

– Возьмите… – Рука женщины нырнула в горловину платья, потянула цепочку. – Это иконка Божьей Матери… я верю, что это она спасла мою дочь…

– Нет. – Денис мягко, но твердо остановил ее руку. – Я не могу этого взять. Вы замечательно поможете мне, если через полчаса принесете еще кофе.

– Если вы их всех убьете, я сделаю вам капуччино, – сказала хозяйка кафе. – С пенкой.

Он не сразу понял, что это она так шутит.

Впрочем, может быть, она и не шутила.

* * *

Они въехали в город со стороны моря, от пристани, где лениво, беззлобно подожгли пару старых сараев. Рыбаки давно ушли в море на своих суденышках, захватив жен, детей и ценную утварь. Пятеро ехали на конях, остальные – в двух повозках. На одной повозке был закреплен на турели пулемет, за пулеметом, на старом офисном креслице, скорчилась молодая девушка – вся в черной коже, с серебряными нашивками, блестящими на солнце. Денис с любопытством наблюдал за ней. Вампиры, конечно же, не боятся ни солнца, ни серебра. Убить их можно точно так же, как людей – только гораздо, гораздо труднее.

Городок весь будто вымер – жители попрятались, не рискуя даже краем глаза смотреть на происходящее. Хотя нет – в здании кафе чуть-чуть дрожала занавеска. Денис улыбнулся в сторону окна – и снова стал смотреть на две повозки и пятерых конных.

Увидев Дениса, стоящего посреди улицы, они чуть замедлились. Стали ехать осторожнее, поглядывая по сторонам, передергивая затворы ружей и снимая с предохранителей пистолеты и автоматы. Денис терпеливо ждал, пока его не окружили плотным угрюмым кольцом. Девушка с пулеметом жевала резинку и смотрела на него с неприязнью, но без злобы.

– Что за долбаный вестерн… – сказал, а не спросил вожак. Пожилой, но еще не старый. Крепкий. С цепким умным взглядом. С пистолетом в открытой кобуре. На самой лучшей лошади. Поскольку это был не вопрос, Денис предпочел промолчать. – Это ты убил Андрея, – снова сказал, а не спросил, вожак.

– Я. – На этот раз Денис решил ответить.

Вожак кивнул, что-то обдумывая.

– Что ж, – решил он наконец. – Если ты таким экстравагантным способом решил попроситься к нам – я тебя приму. Мне все равно надоел этот сопляк…

– Ты мастер? – спросил Денис.

– Что? – не понял вожак.

– Ты – Мастер? Так называется главный вампир стаи. Или ты даже этого не знаешь?

Толстый мужчина, чей конь стоял по правую руку от вожака, засмеялся. Девушка с пулеметом улыбнулась.

Вожак вздохнул:

– Нет, психов нам не нужно… Убейте его!

Первую пулю Денис всадил между глаз девушке с пулеметом. Шагнул вправо, срывая с коня помощника вожака. Швырнул его на повозку, тот прокатился по ней шаром для боулинга, сбивая молодых парней в черной коже, замер, с вывернутой назад шеей. Вторую пулю Денис отправил в сердце парню с автоматом, третью – в лицо девушке с дробовиком. В последний миг она дернулась и пуля оторвала ей ухо, пришлось выстрелить и четвертый раз.

Пятая и шестая пуля уложили двух похожих (братья? близнецы?) как две капли воды парней с пистолетами. Последняя, седьмая, вошла в живот прыгнувшему на Дениса мужчине – смуглому, восточного вида, с короткой стрижкой и безжалостным, холодным взглядом.

Кто-то выстрелил и промахнулся. Кто-то вопил. Ржали и вставали на дыбы кони.

Денис, будто танцуя, пронесся сквозь сыплющихся с повозок врагов. Двоим он сломал шеи, третьему, одним ударом руки, вырвал сердце. Совсем молоденький парнишка на повозке увидел это, поднял пистолет, обхватил ствол губами и выстрелил себе в рот.

Девушка с дробовиком свисала с повозки, оружие медленно вываливалось из ее пальцев. Денис подхватил дробовик. Разрядил один заряд в голову мужчине на лошади – голова разлетелась красным туманом.

– Тра-та-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та, – отсчитывая мертвых врагов, будто ритм фокстрота, напевал Денис. Парнишку, который застрелился сам, он решил не считать. Не попадал в ритм и вожак – его ждал другой танец.

Оставшиеся кинулись врассыпную. Но фокстрот еще не закончился.

Второй заряд дробовика вошел в спину парню с охотничьим ружьем, тот упал и забился на пыльной земле. Приклад Денис вогнал в лоб костлявому, с безумными глазами мужчине – тот убегал пятясь, ловко перебирая ногами и хихикая, будто увидел что-то удивительно смешное.

– Тра-та… – сказал Денис.

Три лошади неслись к морю по дороге. Денис перехватил револьвер, выкинул гильзы, вщелкнул три патрона.

– Та-та… – закончил Денис, стреляя. Двое ссыпались с лошадей, которые тут же рванули быстрее. Один зацепился ногой за стремя и несколько метров волочился за лошадью, потом с него сорвало сапог и он остался лежать.

Остался вожак – и Денис, с легким сожалением в груди, всадил пулю в лошадиную ногу. Лошадь забилась на дороге, вожак соскочил на удивление ловко, но даже не стал вставать – только перевернулся и уставился на приближающегося Дениса.

Денис неторопливо шел к нему.

Вожак выхватил пистолет и выстрелил – один раз.

Денис ногой выбил у него из рук оружие. Плотно запахнул куртку и сказал:

– Ты промахнулся.

Руки вожаку он стянул его же собственным ремнем, рот заткнул чистым, будто даже отглаженным, носовым платком. И потащил к станции.

Женщина вышла из кафе, когда они проходили мимо. В руках ее подрагивала чашка.

Денис заглянул – да, это был капуччино. Прекрасный капуччино.

– Вы быстро, – похвалил он.

– Вы быстрее, – просто ответила женщина.

За ее спиной стояла дочка и улыбалась. Эта улыбка терзала почти так же, как плач раненой лошади за спиной.

– Надо добить лошадь, – сказал Денис озабоченно. – Вы сумеете? Там много оружия.

– Не надо больше смертей, – ответила женщина. – Даже хромая лошадь – это живая лошадь.

Денис пил капуччино. Вожак что-то сипел в кляп.

– Да уходите же вы, уходите ради всего святого! – закричала женщина. У нее сдавали нервы.

– Вам лучше никому не рассказывать, что именно вы видели, – посоветовал Денис. Вернул недопитую чашку и потащил вожака к вокзалу.

* * *

Бочки с рыбой стояли на перроне, но рядом никого не было. Денис сам посигналил флажком приближающемуся поезду, сам загрузил в пустой товарный вагон в конце состава бочки. Потом забросил туда же вожака и забрался сам.

Паровоз дал гудок и поезд тронулся.

Денис постоял у открытой двери, глядя на удаляющийся городок. Лениво, не глядя отбросил вожака, пытающегося выпрыгнуть из поезда на ходу. Потом закрыл дверь, подошел к вожаку и вытащил из его рта кляп.

– Ты проклятый придурок! – закричал вожак. Он был так напуган, что уже ничего не боялся. – Ты придурок! Мы не вампиры! Мы просто называли себя «Полуденные вампиры»! Мы обычная банда, понимаешь? Просто банда!

– Понимаю, – кивнул Денис.

– А это наш городок!

– Был ваш, – ответил Денис.

Вожак замолчал. Секунду смотрел на Дениса, потом уставился ему в грудь и пробормотал:

– Я не промахнулся. Я не мог промахнуться!

Денис снял куртку – и вожак уставился на дыру в его груди, из которой медленно вытекало темно-красное, утреннее, бурлившее недавно в жилах сына доктора. Рана уже затягивалась серой холодной плотью.

– Ты не промахнулся, – сказал Денис. – Но нас очень трудно убить. Те, кто уже умер, не любят умирать снова. А еще мой Мастер не любит, когда шайка живодеров называет себя вампирами.

Он помолчал секунду, разглядывая шею вожака. Потом продолжил:

– Мы и убивать не слишком-то любим. Да, нам приходится, мы такие. Но если есть выбор – всегда выбираем тех, кто еще хуже, чем мы.

Колеса поезда стучали – тра-та-та-та, тра-та-та-та, мерно, успокаивающе бился вдали прибой.

В бочках снуло шевелилась переложенная мокрыми водорослями рыба.

В отличие от вожака бандитов она дожила до самого города.

Загрузка...