Полукровка

ГЛАВАV Последняя схватка

1

Саньку сегодня мама подняла спозаранку. Обычное дело, просто настала очередь провожать коров в стадо. Всё как всегда, рано утром на улицу за ворота двора выпроваживаются все соседские коровы, и кто-то из соседей, в соответствии с общей очередью, погоняет их по установленному маршруту к оконечности села — Миляевскому сбору. Не впервой для Саньки исполнять это ответственное задание, и в этот раз, как всегда, всё шло по плану. Палкан сопровождал маленького друга и своим присутствием не позволял коровам расслабиться, забыться спросонья, зазевавшись, проявить свою коровью медлительность. Группа бурёнок, с опаской поглядывая на Палкана, живенько продвигалась к конечной цели своего маршрута, но вдруг Палкан без какой либо видимой причины остановился и замер как вкопанный. Санька от неожиданности даже испугался.

— Что это ты увидел, Палканчик, уж не змея ли там?

Тот не отреагировал на Санькин призыв и взглядом, устремлённым куда-то в пустоту, сканировал ближний забор чужого двора.

— Что это за запах? Это вонючий клок его шерсти. Почему он так сильно пахнет падалью? И что этот негодяй здесь делал? Тут его след совсем свежий, кролика хозяйского утащил, куда он его понёс? Надо идти по следу.

— Палкан, ты куда? Стой, ко мне, Палкан!

Палкана и след простыл, Санька никак не смог его дозваться.

Уставший и измотанный длительными переходами Туман, зажатый обстоятельствами, совершил сегодняшней ночью очередную кражу. Его потомство требовало постоянной заботы, несчастный глава семейства практически разрывался на части. Деваться ему было некуда. Дни и ночи напролёт он бороздил окрестности в поисках любой поживы. Подолгу караулил и ловил сусликов, даже охотился на куропаток, но в это время года они уже поднялись на крыло и стали очень трудной добычей. От безысходности Туману пришлось собрать всю падаль в округе, но всё равно пищи его отпрыскам катастрофически не хватало. Щенки отчаянно голодали, встречали его далеко от норы и набрасывались на любую пищу с таким остервенением, что, казалось, способны растерзать друг друга. Если бы Туман владел методикой арифметических подсчётов, то ему стало бы понятно, что щенков у него осталось только четыре. Об остальном потомстве он просто не мог думать, они исчезали без следа, где они и что с ними, Туману было всё равно.

Отдав на растерзание изголодавшимся отпрыскам задавленную крольчиху, уставший, измученный заботами пёс прилёг отдохнуть. Во сне он видел, как нападает на отару овец и выбирает там самых упитанных, убивает их десятками. Тёплая кровь добычи пьянит и будоражит его воображение ещё сильнее. Потом эта гора свежего мяса оказывается у его норы и щенки, как по волшебству, становятся вновь упитанными и весёлыми. Во сне всё было так хорошо, так понятно и спокойно, что бедняга воспринял его как истинную явь. Теперь, во сне, к нему наконец пришло долгожданное успокоение, ведь он досыта накормил своих малышей свежей ягнятиной, исполнив должным образом свой отцовский долг. Всё было так прекрасно, так спокойно, так безоблачно… и вдруг Тумана как током шибануло — он подскочил, словно кипятком ошпаренный, сам не понимая, что произошло.

Опасливо озираясь по сторонам, он замер, нервно перебирая лапами. Что-то неясное и страшно пугающее встревожило его. Чья-то тень нависала над всем тем местом, где он сейчас находился.

«Откуда эта тень появилась? Чья это тень, что она тут собирается делать? Что я совершил не так, чем привлёк эту страшную тень? Ну да! Конечно же, я сегодня спешил к норе скорее принести им пищу и не путал следов. Я, как полный идиот, шёл напрямик, забыв об осторожности, по моему следу может пройти кто угодно. Кто угодно? Значит, может прийти и он?»

2

Палкан, забыв обо всём на свете, не проводив Саньку домой, уверенно шёл по следу непримиримого врага. Сам след был настолько чётким, настолько легко определялся, что не оставалось сомнений, что он, как проспект, приведёт к заветной цели — логову врага. Встреча, которая никому из них не сулила ничего хорошего, теперь стала практически неизбежной. Как говорится, вопрос ближайшего времени.

Вот сыщик пересёк пшеничное поле. Здесь, ближе к горным склонам пшеница ещё была не убрана, и тропа, по которой прошёл утром Туман, была видна даже неопытному следопыту. Дальше следы вели по обочине дороги, накатанной автомашинами, вывозившими от комбайнов пшеницу, вдоль поля. Палкан ускорил шаг, и теперь его бег напоминал ход курьерского поезда, который неумолимо приближается к назначенной расписанием станции. А что там на этой станции, Палкан знал точно — на ней, на этой самой долгожданной конечной станции, его ждёт схватка, которой не было равных.

«Только бы успеть, только бы это чучело никуда не улизнуло!»

Сердце стучало в таком предельном напряжении, какое только способно выдержать. Мышцы бойца работали ритмично и слаженно, взгляд устремлён вперёд, мысли были только об одном.

«Скорее, ещё скорее. Пока ещё он там».

Теперь дорожка следов сделала резкий поворот вправо и пролегала по дну старой промоины, которая много лет сохла без воды. Когда и как она здесь появилась, было совершенно непонятно. Что за невиданные потоки оставили её на поверхности земли — тайна. Но сейчас это было не важно. А важным было только то, что именно она сохранила заветные следы и Палкан уверенно продвигался по ним вперёд.

3

Беспокойство Тумана, вспыхнувшее в нём так неожиданно, всё набирая и набирая обороты, быстро приближалось к пределу. Чтобы разобраться и понять причину, по которой эта чудовищная напасть на него свалилась, он высоко задрал голову и осмотрелся кругом. На первый взгляд во всём полное спокойствие, ничто не предвещает неприятностей. Солнце, поднимающееся над дальним взгорьем, сулило ясный день, редкие облака пушистыми подушечками украшали небесную синь. Но нет, его не обманешь, беда рядом, она на пороге его тайного жилища.

«Готовься, брат, встретить её лицом к лицу», — наущал его внутренний голос. Туман рыкнул в сторону развалившихся неподалёку щенков, и тех как ветром сдуло. Сигнал опасности они усвоили должным образом и отреагировали на него сверх живо. По узкому, протоптанному проходу, между сведенных арками макушек, с необычно крупными шишками репейника, замелькали их неуклюжие задницы и исчезли в норе в конце прохода.

Взять, к примеру, ситуацию перед грозой: в это время происходят вполне зримые и общеизвестные события, которые действительно способны изумить любопытного наблюдателя.

Перво-наперво от заснеженных островерхих макушек дальних, голубоватых на вид гор отрываются взлохмаченные клочки облаков, почти как в парилке после возлияния на раскалённые булыжники. Эти рваные, как бы из выбеленной ваты, бесформенные уроды очень быстро взмывают вверх, приобретая пышные округлые формы. Затем на глазах темнеют, становятся массивными и грузными на вид, как будто бы тяжёлеют, словно промокшая губка. Нам непонятно, как они всё ещё висят в воздухе и почему до сих пор не рухнули на землю? Вся эта неуправляемая масса, накатывая на местность, подлежащую экзекуции, сначала лишает её солнечного света. Бордовая от грозовых облаков тень не только красит местность в необычный цвет, но и предупреждает всех разумных существ — внимание, будьте готовы, сейчас начнётся!

А наверху в этот момент разворачивается такая круговерть, что шею сломаешь, наблюдая за перемещениями раздувающихся, наполняющихся тёмно-серым содержимым, кучево-дождевых монстров. На ум приходит только то, что все они собрались прямо над вашими головами скрутиться в тугую плеть для того, чтобы все разом отжаться, как мокрая половая тряпка после затянувшейся генеральной уборки, и извергнуть из своих недр такое содержимое, что подумать страшно.

Смотришь на эту неукротимую мощь, аж дух захватывает, кровь в жилах стынет. И вдруг резкий порыв ветра, непонятно откуда взявшегося, швыряет вверх клубы дорожной пыли, перебивая ваше дыхание. Он заставляет зажмуриться от неожиданности, срывает с вас шляпу или косынку, ну и дальше в том же духе, жёстко и бескомпромиссно. Если минутой раньше всё вращалось и крутилось только вверху над головой, то теперь это же самое творится под ногами и вокруг вас. Именно в этот момент в воздухе появляется явно выраженный запах. Иногда его ещё называют «вкус», настолько он узнаваем. Спутать этот запах-вкус ни с чем невозможно. Его называют запахом Грозы.

Теперь наступает пора «уносить ноги». То, что произойдёт дальше, известно всем. Наверняка каждому приходилось вздрагивать при первом хлопке грома, всегда внезапного и устрашающего. Но ещё внезапнее и более пугающе — это рвущий небеса на части блеск мощной вспышки молнии. Она настолько страшна, что своим почти колдовским влиянием на секунды парализует волю человека, заставляя его пригнуться и съёжиться, как будто от стрелы, выпущенной в него, и только спустя время человек способен прийти в себя, чтобы вновь ощутить окружающую реальность. Всё это происходит перед грозой.

Гроза — это угроза. Значит, по законам логики всё, что вы можете видеть в этот период, происходит перед очень большой для вас опасностью.

Так вот, если вокруг перепуганного Тумана ничто не предвещало угрозы, то в его душе происходило нечто обратное. Признаки надвигающейся грозы или угрозы без труда читались во всём его поведении. Может быть, у собачьего племени и нет души, но подобные передряги, которые происходят именно внутри этих тварей, а потом прут из них наружу как пена из бочки с брагой, говорят именно о внутренних переживаниях. То, что сейчас его так пугало, пока было необъяснимо, но от этого не менее страшно. Какая-то скрытая сила нашёптывала ему: «Беги отсюда, беги скорее и останешься цел!» Но внутренний голос твердил обратное, и ответственный пёс решил по-своему: «Если я уйду, щенки останутся один на один с этой необъяснимой опасностью. Малышей необходимо защищать, чего бы это ни стоило».

Он остался у норы, но спать больше не стал, а устроился у входа в репейный коридор как стражник у ворот замка.

4

Палкан прошёл промоину, как легавая по следу подранка. Чем ближе к логову, тем след становился всё отчётливее, а азарт охотника всё сильнее. На выходе из этой канавы он замедлил ход. В нос ударил резкий запах овечьего стада. Этот факт вновь заставил охотника задуматься.

«Здесь прошла отара? Может, этот урод просто преследовал овец, а не шел в своё логово?»

Догадки и сомнения нарушали сосредоточенную работу мозга. Но остановить его уже было невозможно. Никаких сомнений в том, что в этот раз он на верном пути, не было, а всё, что мешало сосредоточиться, он умело отбрасывал. Вот и сейчас он просто осмотрелся и выбрал то направление, по которому хитрому псу можно передвигаться скрытно.

«Так, вон та полоса зарослей, у самого склона, и ведёт она к ущелью, значит, искать нужно там».

Железная логика и точный расчёт позволили принять правильное решение. Он вновь находится на полосе чётких пахучих следов, вот только к ним примешался ещё какой-то странный запах. Хотя странным его назвать никак нельзя, но его присутствие в этом месте — явление действительно странное. А пахло в этом странном месте молоком, причём не коровьим молоком, а козьим и самой козой. Пройдя дальше по следу, Палкан обнаружил разгадку этой странности.

«Вот они, козьи рожки и ножки. Здесь он её загрыз и разорвал на куски. Верёвка на остатках шеи сохранилась. Ну и гад, никого ему не жалко. Череп и позвонки сороки обглодали, значит, это было несколько дней назад. Это и есть та самая коза, которую он увёл от края села. Если козу убил здесь, выходит, логово где-то совсем рядом? Если рядом нора, то у норы неподалёку должен быть родник. Точно, вон там из ущелья вытекает небольшой поток, трава в том месте зелёная. Всё сходится, и падалью пахнет, как у двора, где он утром появлялся и из которого он сегодня кроликов стащил».

Следы в этом месте множились и расходились в разные стороны, как лучи солнца, просвеченные сквозь тучу, но это не могло сбить с толку бывалого следопыта, и он двинулся вперёд в выбранном им направлении.

5

— Деда, деда! Палкан от меня сбежал.

Санька, проводив коров до самого сбора, никак не мог успокоиться от того, что случилось с его любимым барбосом. Как только уличная группа бурёнок достигла указанного места, добросовестный парень что есть мочи побежал к дому, чтобы домашних поставить в известность о случившемся.

— Ты зря волнуешься, сынок, ну побегает да к своей миске придёт, никуда не денется.

— Правду говорю, деда, ты знаешь, он лапами упёрся и рычал на кусты, шерсть на шее торчала вверх и страшный стал такой, даже я испугался. А потом как побежит и меня не слушался. Я ему кричал вслед, но он не вернулся.

— Да, вижу, как он тебя напугал, но ты не расстраивайся, сходи молочка свежего попей, а Палкан твой скоро прибежит.

— Ладно, я пойду ещё посплю, а то с утра встал рано.

— И это верно, поспи, соколик, глядишь, в аккурат к полудню твой беглец и объявится.

6

Туман у входа в нору не в состоянии был успокоиться, не мог сидеть, не мог смотреть поверх макушек окружающих холмов, его беспокойство достигло наивысшего предела. Вот-вот разразится буря или нечто равное ей. Откуда поступала информация в крошечные мозги этой собаки — неизвестно, но все знают, что они, собаки, загодя чувствуют надвигающиеся стихийные бедствия и природные катаклизмы. Вот вам и пример этого чутья — звериного, необъяснимого. Хозяин прайда и глава семейства стоял неподвижно, как истукан, вкопанный в землю, и смотрел на вершину маленького холмика, закрывающего вид на выход из ущелья. А в самом ущелье, позади него, пока всё было спокойно, зелено и прекрасно. Маленький родник в верхней его части не способен напоить живой влагой всю округу, но территорию меж двух склонов увлажнил. Воды в нём хватило лишь на триста метров водного потока, а дальше он исчезал меж плотных зарослей тёмно-зелёных кустов аира с коричневыми шишками на макушках. Родниковая вода отчасти впитывалась в каменистую почву, но в основном поглощалась растительностью, и поток таял с каждым метром его течения, словно снежинка на тёплой ладони. Вид ущелья был как у оазиса в пустыне. Кругом всё пожелтевшее и сухое, а здесь вокруг него зелёное и цветущее.

Туман в очередной раз с тревогой во взгляде посмотрел на ту самую макушку холмика впереди него. Невольно вздрогнув, напрягся, принял боевую стойку и оголил пожелтевшие клыки, шерсть на его холке стала приподниматься, как хохолок попугая.

С другой стороны холмика Палкан медленно продвигался по ущелью, соблюдая все меры предосторожности. Для него нападение из засады было бы самой большой неприятностью. Запахи говорили о том, что противник рядом, причём явно ощущалось — он здесь не один. Очень похоже, что неподалёку логово. Боец приблизился к макушке холма, тут у него не осталось сомнений — враг перед ним, но пока ещё невидим. Шаг, ещё шаг и…

Их встреча была практически неизбежна, потому что они, не имея и капли жалости по отношению друг к другу, ещё и люто ненавидели один другого. И наконец то, что должно было произойти, случилось.

Палкан, поднимаясь к верхушке холма, почувствовал жгучее желание оскалиться и зарычать. Ограничивать себя в желаниях не стал, и на самой вершине холмика, перед лазом к норе появился зверь, страшнее которого трудно было сыскать во всей округе. Шерсть не только на его холке, но и на всём теле торчала в разные стороны, словно иглы дикобраза, глаза налились кровью до такой степени, что быки, участники смертельной испанской корриды, показались бы щеглами по сравнению с нашим Палканом. А ещё в его сегодняшнем поведении появилась странная особенность — с его клыков свисали хлопья злобной пены. Так долго он искал встречи с этим уродом, что нетерпение перевалило через край, и битву с ним Палкан начал задолго до самой схватки. Для него, как для дворового пса, защита домашней живности была самым главным, для чего он живёт на этом свете. А этот подлец покусился на её безопасность, поправ при этом все законы собачьей чести. Особенно Палкан не мог простить Туману нападение на его любимого друга Саньку. Уже потом были его последующие гадости: воровство поросят, из-за которых хозяину было очень плохо, и пиратские набеги на поселковые подворья. Казалось бы, вот оно, пришло время расплаты, но не всё было так просто. Туман — это не слабак, не щенок для битья из соседнего стана. Туман — это масса накачанных мышц, это несгибаемая воля, это мощная крокодилья пасть, способная перемалывать кости своих оппонентов. А ещё этот монстр оказался преданным и заботливым главой семейства, в самую трудную минуту, превозмогая смертельную опасность, стоящим на страже своего логова и подрастающего потомства. Найдётся ли кто-нибудь способный справиться с этим чудовищем, в добавок охраняющим вход в собственное логово?

Здесь, у подножия холма, они сходились всё ближе и ближе. Оскаленные пасти, горящие глаза, напряжённые тела, запредельные желания перегрызть друг другу глотки.

— Грррр. Вот мы и встретились. Теперь ты за всё ответишь, негодяй!

— Грррр. Ты зря сюда пришёл. Проваливай, пока цел!

— Грррр. Если кто-то из нас сегодня и опасен, то это не ты. И убраться тебе никуда не удастся, единственный твой путь — вслед за своей Чёрной.

— Грррр. Ты ещё смеешь думать о ней, ты мне ответишь за её смерть.

Сближаясь, они настолько увлеклись рычащими обвинениями и ответами на них, что почти коснулись друг друга оскаленными клыками. В это мгновение Палкану в нос так пахнуло зловонием падали и неприличной смесью остальных отвратительных запахов, что он даже тряхнул головой.

— Грррр. Вонючка, одно слово — хорёк.

— Грррр. И это твоё заявление я тоже включу в общий счёт, ответишь и за хорька.

Соперники почти замкнули полный круг своего шествия, обстановка накалялась, и схватка могла начаться в любое мгновение. Для наступления развязки не хватало буквально дуновения ветерка или пролёта шмеля над их головами, вообще любого другого звука, даже шороха сухой травы под лапами противников было бы достаточно. И этот звук не заставил себя ждать. Один из щенков глубоко в норе от страха взвизгнул пронзительно и громко. Этот визг, как свисток невидимого судьи, послужил командой к началу смертельной схватки, и Это началось.

При первом столкновении бойцы кинулись навстречу. Раскрыв пасти, оскалив клыки, они готовы были при любой возможности вцепиться в глотку сопернику и без колебаний довести дело до полного конца.

Схватка двух кобелей обычно начинается со стойки. Они оба, встав на задние лапы, упираются в корпус соперника, пытаясь возвыситься над ним и нанести свой удар сверху вниз. Оба хрипят от злобы и молниеносным укусом пытаются порвать сопернику ухо или щеку. Урон почти никакой, но престиж побеждённого страдает неимоверно. Представьте себе серьёзного бойца и с рваным ухом — шавки засмеют, уж не говоря о взрослых кобелях. Но сейчас был совершенно другой случай. Никакого престижа, всё по взрослому, и ставка в этом бою — жизнь.

7

Дед успокаивал внучонка, а у самого сердце заколотилось, как выхлопные ритмы Колькиного Топ-Топа. Из краткого рассказа Саньки ему стало понятно, что Палкан «сделал стойку». Так случается у охотничьей собаки, когда она натыкается на след дичи, которую считает добычей. Дмитрию Михайловичу девчонки из его бригады не раз говорили, что видели Тумана в посёлке, да ещё этот странный случай с козой и стрельба посреди ночи, но старый солдат всё не верил этим бредням. И вот теперь у него сомнений не осталось — Палкан наткнулся именно на его след. Иначе необычное поведение воспитанного пса объяснить нечем.

Санька потёр сонные глазки и пошёл к своей кровати, а дед отправился в летнюю кухню, где перед уходом на ферму завтракал Николай. Поскольку Лида уходила на работу немногим раньше, за столом он был один. Дед вошёл в помещение и прямо с порога без прелюдий затараторил:

— Коля, слушай сюда! Мне кажется, что Палкан ушёл по следу этой твари подколодной.

— Что за речи непонятные? Дед, ты чего загадками заговорил?

— Палкан по дороге в стадо взял след и ушёл по нему, теперь понял?

— Как след? Чей след?

Николай допил стакан молока и поднялся из-за стола.

— Тьфу ты, ёлки палки. Умный ты мужик, Коля, но дурак дураком. Чей след может взять Палкан, чтобы убежать и оставить Саньку одного? Ты что, совсем чокнутый, не понимаешь?

— Да ну!

Его осенила догадка, и Николай с широко раскрытым ртом плюхнулся на табурет, с которого только что встал.

— Вот тебе и «ну да». Что делать-то будем?

— Дед, мозга моя не включилась пока, растолкуй свои соображения, что и где нам делать?

— Вот тормоз, я тебе говорю, что Палкан ушёл по следу Тумана, это ты понял?

— Да, это мне понятно, а дальше что?

— Представь, что этот след свежий, поэтому Палкан на него так среагировал, а свежий след ведёт куда?

8

Тем временем у склона пригорка смертный бой продолжался. Туман был значительно тяжелее своего оппонента, и ему толкать Палкана оказалось куда проще. Стоит вынудить противника на мгновение потерять равновесие, и он рухнет прямо к ногам. А дальше дело техники — бросок сверху к шее лежащего, и Палкану конец. Мощный Туман решился на атаку, его резкий рывок вперёд оказался своевременным. Оттолкнувшись обеими задними лапами, он навалился на соперника, опрокинув его на спину. Сам же в это время устремился следом за падающим телом поверженного Палкана. Ситуация для того, кто оказался внизу, стала по настоящему критической. Для любого из поселковых кобелей это означало бы неминуемую смерть, и для Палкана опасность была ничуть не меньшая. Толкаться с Туманом, соревнуясь с ним в борцовских приёмах, было бесполезно, вот только понимание этого просчёта пришло слишком поздно. Жёлтые, огромного размера клыки атакующего устремились к незащищённой шее падающего пса. Только чудо могло спасти его от поражающего приёма. Но вместо чуда произошло то, что должно было произойти. Палкан физически не так силён, как его соперник, и в весе ему уступает, но у него, как у искушённого бойца, были свои преимущества. Все собаки, падая на спину, тут же пытаются встать на ноги, а для этого им нужно перевернуться на живот, в этом и кроется вся опасность их положения. Во время переворота они полностью лишаются собственной защиты. Лапы внизу, пасть у земли, а противник сверху, и зубы в полной боевой готовности. Следует завершающий приём, и конец — шея сломана, смерть.

9

— Точно, а ты прав, к логову. Ёлки-палки… И как же это логово теперь искать?

Николай озадаченно сморщил лоб, а Дед напирал всё больше и не переставал пытать внука недотёпу.

— В том-то и дело. Хорошо, если драка обойдётся лёгкой кровью, а если нет?

И Николай начинал понемногу въезжать в создавшуюся ситуацию, ему вдруг стало абсолютно понятно, что опасность нешуточная.

— Один будет убит, а другой кровью истечёт. Ты это имел в виду?

— Наконец-то твоя мозга включилась. Ну, давай дальше, включай второе полушарие, запасные извилины тоже, поднатужься — «как срать» и ответь, какие следы были у фермы, есть за что зацепиться? Может быть, что-то особенное ты там увидел, что может нам помочь определить направление поиска? Вот ещё что, когда ты увозил Чёрную в ветеринарку, на лапы её смотрел, может, там земля особая или ещё что?

— Нет, конечно, я и подумать не мог, что понадобится земля из-под её когтей.

— Посмейся ещё, позубоскаль. Всё важно, и какого цвета был их навоз — тоже важно, и что к шерсти прилипло, и что промеж зубов застряло. Думай скорее, молокосос, думай.

— А ведь ты прав, дед, это я полный осёл, совсем забыл, что клок шерсти у меня есть.

— Ну-ка, что за клок, неси сюда.

10

Потому Палкан и был искусным бойцом, что действовал не так, как все остальные. При падении на спину он не стал противиться падению, а, наоборот, помог себе падать, затем прижал голову к грудной клетке, задние лапы поджал к брюху, тем самым превратившись в колесо. Опрокинувшись через голову, он вновь оказался на всех четырёх в метре от противника, и его несокрушимое оружие вновь было в полной боевой готовности. Туман тем временем рухнул на то место, где должен был оказаться падающий противник, но просчитался. Теперь он сам оказался в сложной ситуации. Палкан, оттолкнувшись передними лапами, взвился вверх и опустился прямо на его холку. Зубы атакующего впились в то место, где шерсть барбоса распадается на две разные пряди. Раньше это финт для Тумана был бы полным его поражением, с вытекающими из этого последствиями, но теперь его шкура была защищена вцепившимися в шерсть шишками репейника, как панцирем. Отточенные клыки Палкана впились в этот панцирь, практически не нанеся ущерба шкуре, а уж тем более мышцам и костям соперника. Туман резко рванул в сторону, и внушительная масса позволила ему легко вывернуться из-под опасной атаки. Палкан остался с пучком вонючей шерсти в зубах и в полном недоумении.

Почему железная хватка не получилась, почему шерсть оказалась грубым пучком в его пасти, разбираться было некогда, Туман, превратившись в таран, уже летел на него в неотвратимом порыве. Палкан в этот раз не стал уворачиваться и отступать, а так же резво ринулся навстречу. Они столкнулись в полёте и вцепились зубищами друг в дружку. Тумана вновь спасла панцире образная шерсть, а вот Палкану досталось, и на его предплечье образовалась рваная рана, из которой брызнула кровь.

Раненый пёс отпрыгнул в сторону и попытался собраться с силами, но следующая атака последовала незамедлительно. Туман, почуяв вкус крови, окончательно озверел, он в один момент превратился в того, кто не знает пощады ни к кому и ни к чему. Удар его тела, превратившегося в молот, пришёлся в бок Палкана, словно в наковальню. Повалившись, оба по инерции покатились вниз по пологому склону. Атака Тумана была не совсем удачной, ему не удалось вцепиться в бок соперника, но после неё ещё одна рана появилась на теле Палкана и тоже закровила. Сам Палкан вновь остался с клочком шерсти в зубах, не нанеся ущерба нападавшему. Следующий порыв атакующего должен был последовать незамедлительно. Раненому бойцу это было ясно, но что делать, ещё несколько таранов ему просто не выдержать, тем более что тело зверя защищено коркой и её никак не прокусить. Нужно было менять тактику защиты или неизбежно погибнуть.

11

Дед оживился и потёр руки в предвкушении раскрытия тайны. Теперь ему наверняка станет известно местонахождение секретного логова, хотя как по простому клочку шерсти можно это сделать — непонятно.

— Вот держи, дед следопыт, может, сможешь что-нибудь сказать?

Дмитрий Михайлович, взяв в руки клок шерсти Тумана, тут же просиял ясной улыбкой и повернулся к Николаю:

— Умный ты парень, Колька, а простых вещей не видишь. Разве тебе не понятно, что репейники не за один раз прилипли. Вон как шишки его с шерстью спутались и слоями лежат.

— Может, и так, а дальше-то что?

— Вот что. Если лежат слоями, то много раз эта скотина сквозь репей пробиралась. Вот совсем зелёные шишки, вот зрелые.

— Да, да, да, я всё понял. Лаз в нору сквозь репей, так, что ли?

— Точно. И теперь взгляни — какой крупный репейник. Если бы он был обычный, то размером с горох или кукурузное зерно, а этот с хорошую виноградину. Ты знаешь, где такой крупный растёт, — нет. А я знаю. Помнишь родник в ущелье за водопадом, там у самого входа в расщелину, слева скала метров в пятьдесят почти поперёк ущелья, а вот за ней и есть поляна, репьём заросшая. Припомни, мы с тобой косулю раненую искали полдня, а потом там в репейнике нашли. Ну, вспомнил?

— Вспомнил, дед, вспомнил, дорогой, вспомнил! Всё, мы с Колькой едем туда, сейчас он свой Топ-Топ сюда подгонит, мы с ним вчера договорились, чтобы он за мной заехал.

— Да, Коля, поезжай поскорее, чувствую я — ему не выжить.

— Как не выжить? Что ты сказал, дед?

— Будет уже, поезжай поскорее. Что сказал, то и сказал. Поспеши, времени в обрез.

12

Легко сказать — меняй тактику. А как её на самом деле поменять, если раны саднят, в лёгких всё горит, словно черти в них костры разожгли, дыхание срывается и силы покидают истерзанное тело, а противник, не давая опомниться, атакует вновь и вновь. После первого успеха, решив добить слабака именно этим приёмом, Туман опять пошёл на таран, не давая раненому сгруппироваться. Палкан оскалился навстречу летящей опасности, но остановить эту движущуюся махину ему было уже не по силам. Вновь удар стальной танковой массой по корпусу легковеса, и вновь оба покатились по склону кубарем и опять с потерями целостности кожного покрова. Кровь на задней его ляжке наконец привела Палкана в озверевшее состояние, и после очередного падения он не просто вскочил, а отпружинил, как разноимённый заряд от магнита. Оказавшись позади Тумана, он вцепился своими гнутыми клыками в единственно возможное место, ту часть тела собаки, которая именуется задницей. Этот финт удался, потому что там шерсть была длинной, но колючками репейника не покрыта. Результат не заставил себя ждать. Соперник, взвизгнув, отскочил в сторону и замер. На задней лапе Тумана появилась струящаяся кровь, вмиг окрасившая его грязно-белую шерсть в красный цвет. Бойцы сражались на протяжении нескольких минут, а какого-либо видимого перевеса до сих пор не наступило. Они оба серьёзно подустали. Палкан тоже приспособился ловчить и рвал клочки шерсти вместе с кожей из лап и боков Тумана.

Их силы были на пределе, а уступать ни один из бойцов не собирался. Однако развязка должна была наступить неминуемо, и бой продолжился. Скалиться и проявлять другие эмоции по отношению к противнику желания уже не было, и они пошли по кругу, сверля взглядами друг друга. Каждый передвигался полу боком, не скрывая перед противником собственной усталости. Их головы свисали ниже плеч, словно бутоны на стеблях завядших цветков, и были наклонены вниз к земле. На изнеможенных соперников смотреть было жалко: пасти раскрыты и языки валились набок, дыхание прерывистое, во взгляде помутнение и безразличие ко всему окружающему. Все щенки из поредевшего семейства, преодолевая страх, подобрались к краю репейного коридора и вели наблюдение за схваткой, в полной готовности, если что, смыться назад в нору. Вот только бойцам сейчас было не до щенков. Туман, пошатываясь от изнеможения, медленно продолжал передвигаться по третьему кругу. Казалось, здоровяк готовил новую атаку таранного типа, а Палкан, полностью уступив инициативу, соответственно, готовился к её отражению. Походка Палкана заметно изменилась, рана на предплечье оказалась достаточно глубока, он потерял много крови и заметно прихрамывал. Уже одно только это обстоятельство придавало уверенности его сопернику, и очередной стремительный бросок не заставил себя долго ждать.

Вновь разгон, столкновение, и вновь оба летят по откосу. В этот раз Палкану досталось сильно. При кувырках его передняя лапа механически попала прямо в пасть Туману, и та сработала как волчий капкан. Сломать Палкану кость на этой лапе не получилось, сам летел кубарем и вынужденно осторожничал, но рана после этого столкновения оказалась посерьёзнее прежних. Из-за этой раны Палкан поначалу не в состоянии был нормально стоять и держал оборону, опираясь на одну из двух передних лап. Благо, что и его соперник сильно устал, получив несколько вполне серьёзных ранений, поэтому последние его атаки были даже не вполсилы, а в её четверть. Вот в очередной раз он разбежался и кинулся грудью вперёд на противника. Теперь уже Палкана атака не застала врасплох, он толкнулся здоровой и раненой лапой одновременно, отпрянув на полметра в сторону. Туман промахнулся и тут же сам стал целью контратаки. Палкан вцепился во вторую его заднюю ляжку, причём прикусил её куда основательнее, чем в первый раз. Туман рванулся из захвата и разорвал заднюю мышцу. Кровь хлестанула из раны, заставив зверя взвыть. Щенки тут же прыснули к норе, а сам пострадавший затряс раненой ногой, как будто проверяя её наличие, а заодно и целостность всего остального тела. Пронзительная боль мгновенно усилила звериные инстинкты Тумана, от жгучей ненависти он, как в начале боя, оскалил пасть. Вскипевшая в нём злоба способствовала поднятию бойцовского духа, тем самым превращая его в машину для убийства, сравнимую разве что с доисторическим тираннозавром. Для Палкана всё происходящее в последние секунды растянулось во времени, как при замедленной киносъёмке. Он долго наблюдал, как Туман оскалился, затем напряг мышцы, потом он начал разбег и вот сейчас врежется в него, как будто бы мешок с песком, выпущенный из метательной катапульты. С этим ничего поделать нельзя, сил защищаться не осталось. Может быть, это последние моменты его жизни и именно поэтому так тянется время? А может быть, он так устал, что больше не осталось сил бороться и сил дальше жить тоже нет. Сейчас туша соперника врежется в него и больше не встать, раненые лапы стали давать сбой, от прежней резвости в них не осталось и следа.

13

Санька проснулся пару часов спустя. Первым делом он кинулся посмотреть — не спит ли под кустами сирени его Палкан. Того не оказалось. Мальчуган в диком расстройстве пошёл в дом, к завтраку даже не прикоснулся, нехорошие предчувствия одолевали его юную душу.

14

Колькин Топ-Топ, издавая глухой низкий рокот, мчался через поля к ущелью, в котором росли репейники. Грунтовая дорога ужасно пылила, не позволяя водителю и пассажиру дышать полной грудью, но на это никто из них не обращал никакого внимания. Все их устремления были только в одном — отыскать место схватки, увидеть звериное логово. Вот проехали последнее поле, на котором ещё оставалось несколько полос не скошенного ячменя, проехали поворот, ведущий к водопаду, и выехали на «галечную». Так называли часть дороги, которая отделяла поля от склонов гор. На ней обычно не было почвенного слоя, который мог пылить. Вместо земли и пыли там находился ровный покров из мелкой горной крошки — гальки, которую так называли за сходство с такой же мелкой речной, похожа она была на измельчённый щебень. Ездить по этой галечной было одним сплошным удовольствием — ни пыли на ней, ни кочек, чудо, а не дорога. Но спасателей это не интересовало, теперь одна у них забота — скорее найти логово.

— Колька, сворачивай вон к тем холмикам, это где-то там должно быть. Заезжай левее — там промоина от родника была.

— Нет здесь никакой промоины, и родника тоже нет. А ведь был, точно был, и я это место хорошо помню. Вон скала, а на ней в верхней части гнездо орлиное, так?

— Так-то оно так, да что-то здесь не так. Ставь своего коня на склон вон там, чтобы потом завести с наката, и пойдём искать.

Добравшись довольно быстро к ущелью, они озирались вокруг с опаской и непониманием. У молодого Кольки даже возникли подозрения: туда ли они попали. Вопрос с его уст слетел сам собой.

— Что искать то будем?

Николай взглянул на него и, подавляя жгучее желание наорать, подчёркнуто сдержанно вымолвил:

— Сначала репейник, потом логово. Давай обходи справа по склону, а я с другой стороны обойду.

Знакомое им обоим ущелье теперь изменилось до неузнаваемости. Раньше родник поил живительной водой растительность ущелья да ещё на пару километров вниз протекал. По берегам в густой траве гнездились синицы, жаворонки, а теперь полное запустение, камень и высохшая трава — жёлтые и коричневые тона, как на Марсе. В конце ущелья, сразу за скалой, поляна иссохшего несколько лет назад репейника. Невооружённым глазом было видно, что у этого унылого берега давненько не проплывали большие корабли, да и маленькие вблизи тоже не показывались.

— Ну что, приплыли, куда дальше, шеф? Тут динозавры и те вымерли бы, не то что мелюзга собачачья.

— Не знаю, Коль, не знаю.

Николай с трудом выдавил последнюю фразу, отвернулся в сторону и нервно стал раскуривать папиросу. Голос его, сдавленный и поникший, прозвучал как из подполья, с трудом можно было разобрать сказанное, но Кольке и не нужно было растолковывать. У самого ком к горлу подкатил и слеза прошибла. Их поездка, сулившая победу над почти безвыходной ситуацией, обернулась полным поражением. Дальше оставалось только ждать и надеяться. За первой папироской в ход пошла вторая и третья. Сыщики сели в лужу, и не знали, как быть дальше, поэтому сидели молча, без пользы делу и нервно дымили — авось произойдёт чудо, всё само собой разрешится, вдруг Палкан отыщется.

15

Растянутые во времени картинки всё мелькали и мелькали перед глазами Палкана, а в мозгу прокручивались одни и те же мысли: «Что же мне делать, сил нет никаких, но, если я сдамся и уступлю этому хорьку, он вновь начнёт устанавливать в округе свои порядки и тогда быть беде. А Санька, как же он, если Туман вдруг опять вернётся в свой двор? Нет, не бывать этому, не бывать».

Туша нападавшего уже была в полёте, когда Палкан, подогнув лапы, припал к земле. Этот приём оказался полной неожиданностью для Тумана, как и в тот далёкий день, когда на улице у калитки ему пришлось познакомиться с мелким наглым щенком и с его острыми зубами. Эффект и на этот раз оказался катастрофическим для тяжёлого бойца. Он вновь не удержался на ногах и запахал брюхом по каменистому склону. Сам Палкан тем временем успел подняться и, собрав последние силы, кинулся на упавшего соперника сверху. То место на холке Тумана, в которое первый раз вцепился Палкан, теперь было не защищено слоем репейников, и его укус пришёлся именно в него. Вложив в атаку все собранные в единый кулак, а сказать правильнее — в челюсти силы, молодой, измотанный до смерти пёс, вонзил в свою жертву две пары загнутых внутрь пасти, острых клыков. Получилось это на славу — с таким остервенением, что на второй прикус тратить силы не понадобилось. Тут же всю измождённую плоть Тумана пронзила неимоверной силы боль, его рёв был очень громким. Таким, каким был ужасающий вой знаменитой собаки Баскервилей над известными всем болотами. В этом истошном то ли вое, то ли вопле сражённой особи чувствовались нотки безысходности. Дальнейшее сопротивление более не имело смысла.

16

— Стой, Колька, ты слышал?

— Что слышал?

— Ну, слышал вой или стон, что-то прозвучало только сейчас?

— Вроде и слышал, только что из того?

— Как это что из того? Ты что, не понял? Это был вой собаки; это они, это точно они. Заводи свой Топ-Топыч, поехали. Быстро, говорю!

— Быстро, говоришь, давай быстро поедем, вот только куда? Туда, что ли, откуда эхо донеслось?

И молодой, но ранний повеса указал пальцем в небо. Это означало, что Николай сейчас был не прав. Дальний звук, даже если он и был в действительности собачьим воем, донёсся сверху, и определить по нему направление невозможно. В горах нельзя верить эху. Услышишь явный звук, а ложным окажется направление. Это известно каждому, а уж Николаю в первую очередь. Он, как и должно статься, быстро осознал эту неприятную действительность по скептически настроенному напарнику и сам тут же сник. Но очередная догадка вывела его из упаднического состояния, подсказав очередной план, и они вновь начали действовать.

— Знаешь что? Давай ка поднимай свою возлюбленную задницу и двигай на восток! Обходи первые ущелья! Поскольку звук донёсся, значит, всё не так уж далеко. Если будем и дальше сидеть, как квочки, то всё равно цыплят не высидим.

— Вот это дело, командир, вот это точно, шеф, ну почапали: мальчики направо, дяденьки налево — по коням, шашки вон, рысью, марш марш.

С этими словами они одновременно устремились вверх по склонам, но в разные стороны, что полностью соответствовало их новому плану.

17

Попытавшись вывернуться от болезненного захвата, а может быть, ещё и оттого, что силы его тоже иссякли, Туман повалился на спину, неуклюже дрыгая ногами, чтобы хоть как-то вновь перевернуться на брюхо. В данной ситуации действовать по-другому ему было невозможно. Тут его и нашёл тот самый случай по имени — кердык. Палкан навалился на него всем своим истерзанным телом и мёртвой хваткой волчьей пасти вцепился в ненавистную глотку, полностью лишив противника возможности дышать. Прокусить врагу шею, порвать кровеносные артерии сил уже недоставало, да и длинная шерсть не позволяла этого сделать. Но смертельный захват состоялся. Оставалось только довершить начатое. Какое-то время Туман предпринимал слабые попытки сопротивляться, но от этого силы ещё стремительнее покидали его. Последние судороги обескровленных мышц поверженного, некогда грозного барбоса быстро стихали, а Палкан, скорее от бессилия, продолжал, не шевелясь, лежать на уже мёртвом теле своего поверженного врага, судорожно сжимая свои челюсти. Разжать их почему-то не получалось, тело постепенно переставало ему подчиняться.

Такое бывает у бойцовых собак, когда те смертельной хваткой сжимают челюсти, а разжимать приходится хозяину, зачастую с помощью палки или ножа, вставленных промеж зубов. Но здесь был другой случай. При собачьих боях бывает много народу. Там есть кому помочь, а тут один на всю округу. Щенки недокормыши не в счёт. Состояние Палкана было очень тяжёлым. Кровь не переставала сочиться из рваных ран победителя, сознание помутилось, глаза почти не видели свет, в ушах вместо дуновений ветра и песни жаворонка сплошное шипение, да громкие удары собственного пульса. Ядовитая гадина — смерть, хозяйка теперешнего положения, подошла еле слышно и стала прямо напротив его помутневшего взгляда. В затухающем сознании Палкана чётко, как барабанная дробь перед эшафотом, слышалось его последнее обращение к другу, ради которого он и совершил всё это.

«Санька, я иду, я скоро буду, я всё сделал. Санька, больше опасности нет, гуляй смело и мяч можешь пинать куда захочешь. Санька, приготовь мне молока, мне пить очень хочется, Санька, этот хорёк вонючий больше не поя…»

18

Расстроенный неудачей в поисках своего верного пса хозяин чувствовал себя преотвратнейше, как коброй ужаленный. Словно на плаху, шагал он усталой поступью к вершине ближайшего холма, вознося к её вершине свою нелёгкую ношу. Каждому известна старая кавказская мудрость: «В горах глазами близко, а ногами далеко». Пока станешь обходить эти прилегающие территории, потеряешь массу времени. Как опытный охотник, Николай не пошёл в обход окрестных ущелий, а решил действовать иначе: с вершины посмотреть на округу. Давным-давно подобным образом поступал Наполеон — он со своими приближёнными восходил на ближайшую к сражению возвышенность и с неё озирал окрестности, отдавая ценные указания. Теперь наполеоновским приёмом воспользовался Николай.

Не мудрствуя лукаво, он направился прямо на ближайшую сопку. Через некоторое время по методу полководца он уже осматривал окрестность. Вот только распоряжения отдавать было некому. Но этого и не понадобилось. В километре от их стоянки и брошенного там Топа-Топыча зеленела поляна, сдавленная невысокими отрогами предгорья. Зелень — это вода, а вода — это жизнь, а жизнь — это логово, вот только сейчас эта жизнь могла обернуться чьей-то смертью. Николай без промедления рванул туда вниз по склону — напрямки.

Тот, кто когда-нибудь сбегал с горки вниз, знает, что случается с бегущим в конце этой горки. Скорость бегущего вниз растёт, ноги перестают успевать перемещаться, разум начинает понимать опасность ситуации, но уже поздно. Ножные тормоза теперь уже не срабатывают. В этот момент подключаются ручные, и человек уже тормозит полным приводом, то есть всеми четырьмя, а чаще пятью точками опоры. В конце тормозного пути он пашет борозду всем своим телом и лицом. Сбитые коленки, ладони, локти, носы и тому подобное — это то, чем можно отделаться при спуске с маленькой горки. А если разбежаться с горки со склоном протяжённостью больше километра и если на этом склоне протоптанные узкими карнизами тропы, булыжники, кусты и кочки высохшей травы?.. Соскользнуть и улететь по этому склону вниз — нет ничего проще. Может быть, и не разобьёшься насмерть, но тяжелейших последствий не миновать.

Николаю, исходившему окрестные горы вдоль и поперёк, все эти опасности были знакомы не понаслышке, поэтому он спускался с крутого холма, соблюдая все меры охотничьей предосторожности. Обе ноги необходимо держать как можно ближе к центру тяжести тела, не расставляя их слишком широко, то есть одна от другой на расстоянии короткого шага. Спуск в этом случае напоминает не обычные шаги, а короткие прыжки и приземление на очередную узенькую галерею на обе ноги — так надёжнее. Прыжки ни в коем случае не должны превышать размера большого шага, тогда масса тела не сможет нарушить уверенную работу ножных мышц. Тело должно располагаться по отношению к склону боком — это тоже очень важное условие. После трёх, четырёх прыжков левым боком разворот в прыжке другим боком к склону, и движение приобретает зигзагообразное направление. При таком методе спуск может быть скоростным и безопасным, но это не означает, что он ещё и не утомителен. Очень утомителен! И по этой причине он приемлем только для опытных «гороходов и склонолазов».

Совершая порой очень рискованные прыжки, до трёх и более метров, у подножия Николай оказался за считаные минуты. Дальнейшее направление его движения лежало вниз по ущелью, и наконец он вышел на тропу, ведущую к выходу из него. Чуть поодаль перед ним возник невысокий холм, через который нужно перейти, чтобы увидеть тот самый выход к полям. Тут охотничье чутьё подсказывало ему: «Это здесь, непременно здесь, смотри, парень, в оба». Николай снял с пояса свой нож, ладонь крепко сжала наборную пластиковую рукоять, обоюдоострое жало блеснуло, отразив случайный луч солнца, предупреждая окружающих, что охотник готов к любым неожиданностям. Его походка преобразилась, тело приняло особую, охотничью, осанку, и дальше он пошёл, как говорится, «на мягких подушечках».

Приближаясь к вершине того самого холмика, сердце его заколотилось в неимоверном темпе. Оно прямо-таки готовилось выпрыгнуть из грудной клетки. Николай стал озираться вокруг, и здесь, у волчьего логова, он ощутил себя как во вражеском окопе, опасность буквально витала в воздухе и грозила смертью из любого уголка этой странной поляны. Опасность опасностью, но необходимость вынуждала его двигаться всё дальше вперёд. Он не представлял, что ждёт его там за малым перевалом. В полном напряжении Николай взошёл на самую его макушку.

19

Санька, окончательно расстроенный, подошёл к Деду и, шмыгая носом, задал свой вопрос:

— Почему Палкан не вернулся, деда?

— Так он вернулся, внучек, и опять ушёл. На речку, небось, пошёл, в воде освежиться.

— Нет, деда, не приходил он, его котлета в миске нетронутая лежит. Зачем ты меня обманываешь?

— Как же, обманываю, ишь какой шибкий стал, обманываю, видишь ли. И ничего я не обманываю. Просто котлету он на потом оставил, вот и всё. А ты шёл бы погулять с пацанами, чего в такую погоду во дворе толочься?

Дед вынужденно врал, но делал это крайне неумело и, по неопытности, то и дело сбивался с генеральной линии. Санька знал точно, что Палкан никогда не ходил к реке в это время суток. В лучшем случае он лежал под сиреневыми кустами и старался не шевелиться. А к воде он ходил или ранним утром, или поздним вечером, когда жара не такая хваткая.

Пока Сериков старший выдумывал разные небылицы, стараясь отвлечь внука от тяжёлых мыслей, как гром среди ясного неба раздался звонкий собачий вой. У бывалого солдата от неожиданности сердце зашлось. От этого внезапного кошмара Санька тоже вздрогнул, мурашки побежали вдоль его позвоночника. Они оба обернулись в ту сторону, откуда доносился этот отчаянный вой. Перед самыми воротами двора сидела Кнопка и, задрав мордочку к небесам, что было мочи, подвывала.

— Кнопка, сгинь, ишь чего удумала! Замолчи сейчас же, леший тебя побери! Пошла вон, тебе сказано!

Кнопка всполошилась и юркнула под кусты сирени в свое тенистое убежище, а Дед, как проколотый воздушный шарик, сник, приняв её вой за вещий знак.

— Знать, Палкан, не свидимся боле с тобой.

— Деда, что ты сказал, что там с Палканом?

— Нет, нет, ничего с Палканом не случится, а что с ним может случиться? Ровным счётом ничего.

20

Медленно, медленно, словно боясь спугнуть сидящего на травинке мотылька, как будто по минному полю, Николай приближался к макушке холмика. Всё больше и больше перед ним открывался вид, который скрывал собой этот холм. То, что он в действительности увидел, повергло его в полный шок. Первое, что бросилось в глаза, — это два собачьих тела, сваленные в одну кучу. Обе собаки не шевелились и на первый взгляд не дышали. Их позы были неестественными, какие-либо другие признаки жизни в них отсутствовали. А вокруг этих двух неподвижных тел барахтались четверо лохматых щенков. Недовольно ворча, те пытались стащить Палкана с трупа кормильца, но их стараниям не суждено было сбыться. Николай, поднявшись в полный рост, подскочил к месту боя, а щенки, перепуганные внезапным появлением незнакомца, шмыгнули в проход и исчезли в глубине норы.

Склонившись, Николай дрожащей рукой прикоснулся к Палкану. Он провёл рукой по шерсти своего любимца, пытаясь почувствовать ответную реакцию, но таковой не последовало. Горький ком сдавил горло хозяина, скупая слеза скользнула по щетинистой мужской щеке. Для него, бывалого охотника, гибель животных была не в новинку. Были случаи гибели охотничьих собак буквально на его глазах, но такой раны, как от потери этого пса, ни одна из них не могла нанести. Потерять этого друга для него, и не только для него, почти то же самое, что потерять все связи с родным близким человеком, будто бы расстаться с ним навсегда, без возможности когда-либо вновь встретиться. Но и ещё одна охотничья истина была известна Николаю. Зверь жив до тех пор, пока ты не убедился в его смерти.

Не тратя времени зря, отточенными движениями он взялся разжимать сведённые в схватке челюсти Палкана. Захват оказался настолько мощным, что не оставил поверженному Туману ни малейшего шанса на выживание. Николаю пришлось повозиться, осуществляя процедуру их разведения. В этот момент ему показалось, что развести вручную ленинградские мосты было бы легче. Но, повозившись, у него и это получилось. С трудом завершив утомительную работу, он вдруг выяснил, что вся пасть собаки забита клочками шерсти, вырванными из Тумановой шкуры, плюс к этому в ней были в изобилии репейные шишки. Вся эта вонючая масса была круто пропитана запёкшейся кровью и превратилась в затычку, препятствующую нормальному дыханию. Хотя всё это и не означало, что Палкан сам себя задушил, однако создал себе дополнительные проблемы — это однозначно.

Наконец Николай поднял обездвиженное тело своей собаки на руки и, уложив его чуть в стороне, ухом прижался к его грудной клетке, чтобы попытаться услышать сердечные ритмы. В это время всё тело Палкана, как будто бы пронизанное множеством невидимых стрел, содрогнулось. Николай отпрянул в сторону, напуганный неожиданным оживлением умирающего, и тут же вновь набросился на него. Напрягаясь всем телом, он пытался наполнить лёгкие раненого воздухом, сдавливая ему грудную клетку. Эффект не заставил себя долго ждать. Палкан

поначалу хрипло и отрывисто, потом всё ритмичнее и глубже задышал, а ещё через полминуты слегка приоткрыл глаза. Мешкать было нельзя, жизнь, казалось, вернулась в истерзанное тело. Вопрос только в том, на какой срок. Ведь на этом только что ожившем теле, как на эсминце, побывавшем в переделке, зияли внушительные пробоины. Рваные раны, так же как дыры в бортах корабля, грозили вновь затопить это внезапно всплывшее судёнышко по имени Палкан. Теперь необходимо было срочно доставить раненого в ветеринарку, чтобы для пополнения жидкости в кровеносной системе вколоть ему флакон физраствора. Нужно было срочно вызывать второго помощника с его чудо транспортом. Конечно же, в анналах охотников был такой способ.

Николай, приложив к губам два пальца, выдавил из чрева свист такой силы, что щенки, услыхав его в своей норе, прижались друг к дружке, и дрожь прошла по их беззащитным маленьким телам. Естественно, и тот, кому этот сигнал предназначался, тоже его услышал. Как и полагалось, эхо раз дробило этот свист на мелкие кусочки, потом сконструировало из него собственные звуки и обрушило на окрестности с разных сторон одновременно. Но Колька знал, в какой стороне сейчас должен быть его напарник и командир поисковой операции, поэтому действовать начал без дополнительных инструкций. Загнанной скаковой лошадью прибежал он к Топ-Топычу и, отпустив тормоз, по-ковбойски лихо заставил его затарахтеть.

Колька выполнил возложенную на него обязанность и в считаные минуты примчал телегу к ущелью. В момент остановки у края проезжей дороги, на выходе из ущелья, он заметил Николая. Тот, раздувая щёки от напряжения, шёл навстречу и на руках нёс Палкана. Подойдя к низенькому борту, он плавно положил полуживого пса на покрытый соломой пол кузова, после опустил вниз затёкшие руки и затряс ими, восстанавливая кровоток.

— Что с ним, жив? — на ходу задал единственный вопрос Николаю водитель импровизированной скорой помощи и покатил свой транспорт задним ходом, чтобы развернуться на узкой дороге.

— Жив, еле еле. Давай в ветлечебницу, только не тряси сильно, он крови много потерял, дотянет ли?

Этим же вечером Палкан оказался в своём дворе. Интенсивное вмешательство ветеринара Виктора Фёдоровича принесло свои плоды. Несколько часов сложной работы, более тридцати наложенных швов плюс стимулирующие уколы — и надежда на выживание перевалила за пятьдесят процентов.

21

Утро для Андрея Максимовича Доли началось с кошмаров. Каждая минута его неблизкого пути к месту, где парковались все автомобили хозяйства, в том числе и его бензовоз, состояла из презрительных взглядов, жёстких прямых вопросов и язвительных насмешек. Из всего, высказанного односельчанами, в большей степени его задевала издёвка следующего содержания: «А врал то, да брехал то, а ещё фронтовик, в разведке служил, до глубоких седин дожил, видно, совсем совесть потерял».

Состояние опозоренного было сегодня — хоть провались, а на работу всё одно идти надо. Вот и терпит он, сжав зубы, заслуженные упрёки сельчан, каждый из которых как плевок в лицо. Никому не пожелаешь такого, даже злейшему врагу, даже всем злейшим врагам вместе взятым. Весть о схватке двух грозных псов в мгновение ока облетела окрестность, и разговоров о чьим-нибудь другом представить себе было невозможно. А униженный Андрей Максимович, молча перенося издёвки и упрёки, до скрипа зубов возненавидел Палкана. Как только среди массы высказанных ему сегодня укоризн звучало слово «Палкан» — его коробило, желваки шевелились на перекошенном лице.

— Тумана своего нянчил, бандита выращивал, а Палкана вон откачать не могут, отойдёт ли?

— Чтоб он сдох, ваш Палкан, чтоб ему пусто было! — бормотал он себе под нос, затаив злобу, и тут же проклинал свою тяжкую долю. Было от чего Андрею Максимовичу злиться — словами сегодняшние издёвки не кончились. Кто-то слил воду из радиатора его машины и стравил воздух из двух баллонов задних колёс бензовоза. Со всеми этими неурядицами возиться пришлось до обеда, да и попотеть изрядно. Такое оно, мнение сельского населения.

22

Страдания Андрея Доли — это, конечно, важно. Прямо скажем — заслужил, и поделом. Но главные события в этот день разворачивались не с ним и не здесь.

Мужики по горячим следам выдвинулись к разведанной волчьей норе. Весть о том, что там подрастают четыре одичавших волчонка, привела их в настоящий охотничий азарт. Перспектива иметь собственную поселковую волчью стаю у самого села не прельщала никого. Сам Главный распорядился истребить потенциальных врагов животноводства и личным указанием выделил охотникам старенький «газик» для поездки в горы.

Тарантас, поднимая огромные клубы пыли, мчал по просёлочной дороге в сторону ущелья с небольшим родником, поляной репейника и волчьей норой. Охотники не прихватили даже ружей, они решили разделаться со щенками с помощью огня. Канистра бензина и одна спичка должны были решить все проблемы. Известно, что после пожара вокруг норы волки, а значит и одичавшие собаки, больше не селятся. Эту старую истину и приняли за основу. А дальше фантазия разыгралась и докатилась до организации маленького бензинового взрыва. Философия была такая — чтобы щенки не мучились. Расписывать эту неприглядную, но вполне вынужденную вылазку мужиков активистов не стану, но вот при её реализации вышла заминка.

Мстители подошли к норе. Но, убедившись, что все четверо малышей на месте, трупа их родителя не обнаружили. Эта странность всех удивила настолько, что следующие полчаса разговоры были только об этом. Причём к тщательному осмотру местности приступили бывалые следопыты, среди которых были и опытные охотники. Но ни единого следа, ни одной зацепочки они не приметили. Прямо колдовство! Обсуждения дошли до полного абсурда. Некоторые осмелились утверждать уж полную чушь.

— Ожил он и в чёрта обернулся, теперь всех нас достанет, за щенков мстить будет.

— Ладно чертей скликать, это Доля его отсель у таранил, закопает теперь втихую, где ни попадя, и памятник ему сколотит из трёх досок, по праздникам молиться будет у его могилы, с него станется.

— Ладно трепаться, всё тут просто, не додавил его Палкан, вот он и оклемался. Где нибудь у воды сейчас отлёживается, а завтра по новой начнёт пакостить.

— Николай тебе что — пацан вчерашний, что ли? Мёртвого от живого не отличит? Ты бы отличил? Вот, то то же, айда делом заниматься, болтуны хреновы!

Заниматься делом — это означало залить всё вокруг норы бензином. Залили таки, отошли на приличное расстояние и приготовились к заключительной фазе своей миссии. Макс Воронин вынул из кармана спички, достал одну из коробки и… замер.

— Рука не поднимается, мужики. Это же щенки, маленькие совсем. Я не могу.

— Макс, пока что они щенки, а к зиме с батьку вымахают, тогда как?

— Прав ты, прав, а всё же жалко.

— Жалко у пчёлки под хвостиком, а тут дело делать надо, хлюпики недоделанные. Дай сюда спички!

— Стой, не жги, подожди! — За спинами столпившихся вдруг заговорил знакомый им всем голос. Никто не предполагал, что здесь может появиться именно он. Тем более на своём мотоцикле, трофейном, с коляской.

Подкатив с выключенным двигателем, со стороны пригорка, он сошёл со своего мотоконя и зашагал по направлению к главному поджигателю.

— Вот те на! Сейтке, ты откуда взялся?

— Я откуда взялся? С горы спустился, а вот ты откуда взялся, из болота, что ли, выполз?

— Ну, ты как, решил посмотреть на конец волчьего логова? Они-то тебе тоже напакостили по полной. Не желаешь сам спичку бросить? Это конец разбойной сволочне.

— Отойди в сторонку, дай пройти. От моей суки потомство, мне и решать.

— А что, прав чабан, молодца! Твои, говоришь, так и забирай к себе, только поскорее, а то рванёт сейчас, от твоих цуциков только пух полетит по окрестностям.

— Затем и приехал. Спрячь спички, дай пройти.

На том мужики и порешили. Такая судьба выводка всех вполне устраивала и даже обрадовала. Взрыв паров бензина озарил дневное небо яркой вспышкой. Потом чёрная копоть заколдованным чернокрылым вороном вспорхнула ввысь и закружилась над ущельем, возвещая селянам о конце хитрой собачьей банды. Огонь пылал неистово и яростно. Для него, для огня, было, наверное, странно — он буйствует, а люди с ним не борются.

«Как же так они, что с ума посходили, понять невозможно, что происходит? Обычно они поливают меня водой, засыпают меня песком и все при этом очень много кричат. Суетятся, орут всякий вздор, кто во что горазд, мат звучит на все лады из всех уст, а тут, наоборот, стоят и с удовольствием смотрят на меня. Поразительно!»

Ничего странного в общем-то в этом не было, в огненном мареве растворялись последние следы страшных событий, результатом которых могли быть сломанные человеческие судьбы, а может быть, и жизни некоторых из селян. Мужики стояли чуть поодаль, в позах победителей и мирно судачили промеж собой. Вдруг лязгнула дверка грузовичка, и раздался всем знакомый Лёхин голос:

— А что, мужики, не тяпнуть ли нам по маленькой в честь победы?

— Это кто тут такой предусмотрительный? Лёха, что ли?

— Да, я, Лёха, а ты что, не знал, как меня зовут? Будем знакомы. — Лёха протянул приятелю Генычу перепачканную шофёрскую ладонь. Тот дружески шлёпнул своей ладонью о его и полез обниматься.

— Знал, конечно же, знал, голубь ты наш сизокрылый. А откуда у тебя эта замечательная трёх-литровочка образовалась, да ещё с такой замечательной пластмассовой крышечкой? У-тю-тю-тю-тю…

Геныч вытянул растопыренные пальцы в сторону банки с самогоном и зашевелил ими, словно собрался её пощекотать.

— Это моя половина для тёщи нагнала и утром приказала к месту доставить. Вот я под сиденье её и сунул.

— Что-то нам кажется, что ошиблась в тебе твоя Валька, не смог ты её приказ выполнить, ой не смог. Да какая же она половина, если в ней центнер веса с лишним, а Лёха весит чуть больше этой банки.

Мужики дружно расхохотались, у них было приподнятое настроение. Ведь день не прошёл даром — и дело сделано, и отдых состоялся.

— Ладно уж, семь бед — один ответ. Стакан в бардачке, кто смелый — разливай. Вот только закуски пол горбушки да огурец. Думал, сам перед тёщиным двором остаканюсь да закушу, а тут такое дело провернули.

— Лёха, ты мой брат, наливай, я, чур, первый. А ты пока что заранее обратную дорогу приметь, чтобы с истинного пути не сбиться. Ты лично обязан доставить меня в целости и сохранности к моему дому. Усёк?

Мужики приступили к заключительной фазе своей миссии, а костёр продолжал поглощать остатки кустарника на поляне. Зрелые шишки репейника в ярком огне вспыхивали и трескались, издавая хлопки, словно пушечная канонада далёкого морского сражения в давние древние времена. Так завершилась, полная опасностей и злоключений, история необычной своры одичавших дворовых собак, несколько месяцев кряду державшая в напряжении жителей крупного посёлка в далёком казахстанском предгорье. В тех изысканно прекрасных местах, где вода в речушке прозрачно чистая, ночи несказанно тихие, а дни неслыханно теплые и ласковые.

Вдоль по галечной, прочь от ущелья, которое с тех пор стали называть щенячьим, мчал мотоцикл с коляской. В ней, прикрытые овечьей шкурой, от страха прижавшись друг к дружке, тихохонько лежали четыре пушистых щенка. Один чисто чёрный, остальные пегие. Мордочки похожие на мамашу, глазки-пуговки, наполненные страхом, то и дело озирались по сторонам. От всех четверых отвратительно пахло бензином, но это теперь было не важно. Сейтке, случайно узнав о логове, тотчас поспешил за потомством и забрал их к себе для того, чтобы вырастить из них настоящих пастухов, защитников овечьих отар. Ему воспитывать молодняк не впервой.

23

Палкан после процедур постепенно выздоравливал и помалу приходил в себя. Силы понемногу возвращались в его израненное тело, и он уже мог потихоньку, в пределах двора, передвигаться. Санька не мог нарадоваться. Он всё свободное время проводил рядом с ним, поил его, кормил и даже научился перевязывать раненую лапу. Здоровьем Палкана интересовались односельчане и напрашивались в помощники, а от предложений свеженькой печёнки для геройского больного пса Николаю то и дело приходилось отказываться, иначе ею можно было бы прокормить взвод солдат вместе с командирами. В разговорах собеседники не скрывали искренней радости и желали ему более скорого выздоровления. А на свиноферме не могли дождаться того времени, когда Палкан вновь примет вахту у фермы под своей эстакадой, ну и, конечно, готовили торжественную встречу со всяческой вкуснятиной для именинника.

Третий день после смертельной схватки с Туманом перевалил за середину. Палкан почти всё время находился у своей конуры, изредка отлучаясь в сад, к малиннику, где росла его лечебная трава. Но в основном он отлёживался, набирался сил и с выздоровлением постепенно вступал в права предводителя дворовой живности.

Сейчас его взору предстала очередная картина. Два молодых петушка, едва покрытые перьями, устроили целое представление. Налетая друг на дружку, имитируя атаки шпорами, они щипали из хвостов противника и без того редкое оперение. Палкан всё это время лежал в самой конуре, свесив через порожек голову, и спокойно наблюдал за происходящим. Куриная молодёжь до того распетушились, что забыла, где находится. Тискали они друг друга и клевали, совершенно не замечая, что творится вокруг них. До толкались до того, что опрокинули миску с водой, стоявшую у конуры. Это сильно рассердило командира, и он скоренько прогнал незадачливых вояк. Прогнать-то прогнал, а сам теперь остался без питья. В разгар лета, а день стоял жаркий, хотя конура и располагалась в тени хозяйственных построек, обойтись без воды было невозможно, и жажда понемногу, но всё настойчивее стала напоминать о себе. Какое-то время Палкан терпел в ожидании того, что вот-вот появится Санька и вновь наполнит его опустевшую миску, но маленького друга всё не было. Больной медленно поднялся и, прихрамывая, побрёл к выходу со двора. На улице неподалёку находилась водопроводная колонка, из которой брали воду все жители этой улицы. Была она настолько старой, что водяной поток из её трубчатого носика не прекращался ни на секунду. Небольшая струйка воды постоянно стекала из этой трубы в жёлоб бетонного лотка и дальше в проточный поливной арык. Так вот, падающая струйка воды за многие годы промыла в бетоне лотка углубление, размером с небольшой стакан. Из этого «стаканчика» и утолял свою жажду Палкан всякий раз, когда оказывался рядом. Не только он один, но целый ряд прочих обитателей улицы лакомились этой всегда прохладной и прозрачно-чистой влагой. Она так притягательно булькает, стекая в свой «стаканчик», что пройти мимо и не напиться практически невозможно. К тому же прохладные брызги весьма приятно орошали морду утоляющего жажду пса, дополняя благодатные ощущения. Палкан лакал эту освежающую влагу, и к нему возвращались прежние чувства, когда он, совершенно здоровый и полный жизненных сил, просто прогуливался по своей улице, демонстрируя всем обитателям хозяйских подворий своё единоначалие.

Вдруг его благостное состояние в одно мгновение исчезло, что-то сильно его взволновало. Палкан резко, как только мог, развернулся и увидел стоящего позади себя хозяина Тумана. В руке Андрей Максимович держал обрез малокалиберной винтовки. В том, что это ружьё, у Палкана сомнений не было. Просто он боялся этого предмета больше всего на свете. Неописуемый животный страх охватывал его всякий раз, когда он находился рядом с этим ненавистным предметом. А ещё пахло от него настолько отвратительно, что дыхание перехватывало. Андрей Максимович, выйдя из боковой калитки своего двора, крадучись подобрался к своему обидчику, используя весь собственный боевой опыт бывалого разведчика. После издевательства односельчан и серьёзных упрёков от руководства совхоза он настолько рассвирепел, что, увидев Палкана одного, решился на крайние меры. Злоба ослепила бывшего фронтовика, он забыл все принципы приличия, что называется, озверел. И было похоже, что он превратился в того самого Тумана, который разгрызал доски забора и кидался на любого, проходящего мимо. Озверевший человек — это тоже очень страшно.

Ствол винтовки был направлен прямо в голову Палкана, но в эти мгновения он не видел самого ружья. Перед его взглядом сейчас находился оживший Туман, то самое взлохмаченное чучело, от которого исходила прежняя, неприятная, резкая вонь. Налицо был узнаваемый озлобленный и совершенно дикий взгляд, в котором читались самые плохие намерения. Все эти черты прежде были присущи только взбесившемуся псу — и вот вам пожалуйста, кто бы мог подумать? Уважаемый Андрей Максимович Доля стал продолжением своего сумасбродного воспитанника.

Сколько все мы слышали о том, что собаки бывают очень похожи на своих хозяев. С этим уже никто не спорит, считается, что это устоявшийся факт. Но пора задуматься и над тем, что хозяева зачастую становятся похожими на своих собак. Слишком часто мы видим вокруг нас чванливые, наглые рожи хозяев, ведущих на поводке упитанных бойцовых выродков. Они как будто бы случайно забыли надеть намордник на злобного гада, словно зубы этих костоломов они отстегнули, оставив их дома на подоконнике. Да и вообще, пёсик у них не зверь вовсе, а прямо таки паинька.

Но как только «наглая рожа» ощутит себя безнаказанной, жди беды: изуродованные, покалеченные люди; насмерть перепуганные старушки; обглоданные трупы детей — вот результат совместного проживания людей и злобных собак, специалистов по убийствам и увечьям.

Виноваты в этом те самые люди, ставшие похожими на своих безжалостных псов. Кто и в какое время задумается об этом и остановит это общественное безумие — трудно понять.

Палкан, до этого момента покачивающийся на ослабевших ногах, как несчастная былинка на ветру, вдруг преобразился. Он встал прямо, растопырив передние лапы, напрягся всем израненным телом, как только смог, изо всей волчьей мощи, словно скала перед волнами разбушевавшегося океана. Шерсть на загривке вздыбилась, уши прижались к макушке, и он, глядя навстречу смертельной опасности, в зверином оскале оголил блестящие клыки. В ответ на его оскал в воздухе раздался специфичный лязг взведённого винтовочного затвора. Вокруг ни души. Даже воробьиное чириканье смолкло, как будто в мире вдруг перевелись все воробьи. На всей улице только двое, между ними всего пара метров, ствол винтовки и больше никого.

Напряжённая рука Андрея Максимовича, сжимающая цевьё, как будто отказалась ему подчиняться. Вся его немалая физическая сила была сейчас потрачена организмом на напряжение мышц лица, скул и шеи. Они как по команде вспухли и судорожно подрагивали. Одновременно послышался скрежет его зубов, словно от лесного сухостоя на трескучем морозе. Спусковой крючок курка винтовки вдруг превратился из крылышка бабочки во вбитый в ствол векового дуба стальной клин и не собирался сдвигаться с места. Клыки Палкана оголялись всё больше. Верхняя губа поверх оскала, натянутая как тетива лука, подрагивала, рычание превращалось в хрип. Напряжение противников дошло по предела. Казалось, оно стало звенеть и этот звон, а скорее треск, похожий на электрический, заполнил пространство вокруг них и не собирался затихать. Теперь секунды должны решить всё.

— Не шали, Андрюша! — Вдруг за спиной Доли раздался грозный старческий голос. — Али мне дрын в руки взять? Ты что, совсем ума лишился? Пукалкой своей зверя пугать вздумал? А коль не совладаешь, если осечку даст твоя мелкашка, кто тогда тебя спасать станет вон от тех зубиков, что перед тобой блестят? Я — ни в жисть. Бросай свою затею говорю, а то взгрею дубиной по хребту — сразу поумнеешь.

Ошалевший от происходящего, стрелок, до конца не осознавший и не оценивший всего происходящего, стал медленно поворачивать голову в сторону нежданного человеческого голоса. Позади него стоял Дед Сериков, исподлобья суровым бескомпромиссным взглядом смотрел прямо ему в глаза. Как под действием гипноза Андрей Максимович начал расслабляться, противные колючки заёрзали под одеждой по всему телу. Как будто волшебник вдруг прикоснулся к нему своей волшебной палочкой и произнёс магическое заклинание — «отомри», его тело стало приобретать прежние человеческие свойства. С раскрасневшегося лица исчезла ожесточённая гримаса, и ей на смену пришло глупое выражение. Глаза его расширились, челюсть отвисла, и желваки со скул тоже пропали, кожа лица под щеками сморщилась, и под глазами проступили припухлости.

Дед, глядя на него, собрался было добавить ещё «пару ласковых» к их задушевной беседе, но не успел. Всё случилось само собой. Спусковой крючок винтовки вдруг снова стал лебяжьим пёрышком и легко поддался судорожно дрожащему пальцу стрелка. Среди воцарившейся тишины раздался лёгкий хлопок выстрела малокалиберной винтовки, словно выдох человека, завершившего важное дело.

Детский крик вспорол патриархальную уличную тишину. Дед от неожиданности вздрогнул и повернулся в сторону этого истерического крика. Там Санька бежал по улице и звонким детским голоском вопил что было сил:

— Не надо, дяденька, не стреляйте, он хороший, он вас не трогал. Палканчик! Палканчик, я с тобой!

Запинаясь и падая на бегу, с окровавленными коленками, Санька бежал на помощь другу и никак не мог добежать. Путь в несколько десятков метров для маленького спасателя вдруг оказался слишком длинным и тяжёлым. Слёзы застилали его лицо, смахивая их на бегу, он с трудом различал дорогу. Малыш спешил на выручку к другу, и ему непременно нужно было успеть.

Есть одно незыблемое правило — искренняя помощь чистого сердца никогда не опоздает. Вот и маленький друг успел почти вовремя, но не удержался набегу и плюхнулся в дорожную пыль.

Сцена у уличной колонки разворачивалась прямо таки шекспировская. Невообразимо громкий собачий визг, раздавшийся поверх детского крика, огласил всю улицу. Палкан с перепугу и от боли в простреленном ухе, словно нашкодивший щенок, кинулся ко двору, оглушая всех своим визгом. Обессиленное тело плохо слушалось хозяина, а лапы то и дело спотыкались на бегу. Да и бегом это было назвать нельзя. Бедный перепуганный Палкаха, прихрамывая, шкандыбал по дороге в сторону своего убежища под кустами сирени, тряс продырявленным ухом и издавал при этом совершенно особенные визгливо-пронзительные звуки, которые были куда громче, чем от известной всем телеги страшных собачников.

Дед не сразу осознал всё происходящее. Однако главное из всего, что он уловил, было то, что винтовочный выстрел впавшего в припадок ярости Андрея Максимовича миновал лоб Палкана. Когда это для Деда стало очевидным, то вздох облегчения прозвучал сам собой. Взглянув с укором на соседа, он твёрдым голосом добавил:

— О, брат, да тебе курс молодого бойца заново проходить надо, а лучше бы пять нарядов вне очереди и на конюшни навоз грести, хотя я бы тебе и вилы не доверил.

Дыра в ухе у Палкана очень быстро заросла, пуля уж очень мала у этой винтовки и большого вреда его здоровью не нанесла. А спасла его от смерти чистейшая случайность, как говорится, выжил от испуга. Пока рядом с собой он чувствовал врага в лице хозяина Тумана, он не обращал внимания на винтовку, для него её просто не существовало. Вся его ненависть и бойцовский характер были направлены против главного врага, но с появлением Дмитрия Михайловича ситуация изменилась. Палкан вновь ощутил себя дворовым псом, и ощущение присутствия хозяина придало новые силы, но при этом вернув ему трезвость рассудка. Что делать, когда у твоей собачьей морды появился ствол, пахнущий страшным грохотом и ужасными вспышками? Конечно же пригнуться, и он не стал капризничать по этому поводу — пригнулся. В это время и прозвучал непроизвольный выстрел. Пуля от него скользнула по шерсти над бровью и пробила ухо. Скорее от страха, а не от боли бедный пёс завизжал, как поросёнок, и по обретённой ранее привычке кинулся в свой двор, который для него стал и дворцом, и крепостью, и санаторием, и лазаретом. Там для него всегда была готова миска с котлетой и свежая вода, оставленные заботливой рукой маленького друга Саньки…

Анатолий Кольцов

Под созвездием Большого Пса

ПОЛУКРОВКА

Все персонажи этой книги вымышленны, любое совпадение имён и фамилий является случайным.

Замечания и предложения автору просим отправлять по

электронной почте: antkom.cetka@ya.ru

Текст издаётся в авторской редакции

Корректор М.Г. Смирнова

Оригинал-макет А.К.

Подписано в печать 07.07.2013 г.

Формат 60х90/16

Тираж 500 экз. Заказ № 3339

Грифон

111141, Москва, Электродная ул., 3б

Тел.: 8-499-740-45-62

www.grifon-m.ru