Полукровка

Глава 2. ЧЕРНЫЙ МУСТАНГ

Слышал ли ты, дорогой читатель, что-нибудь о Белом Мустанге? Написано о нем много, а рассказано и того больше. Немало белых и краснокожих охотников утверждали, что видели его — да так оно и было, — но вместе с тем и не видели. Ведь Белый Мустанг — это легенда, выдумка, плод фантазии и воображения, хотя в основе рассказов о нем лежит правда, которую отличить от вымысла теперь почти невозможно.

Во времена, когда огромные стада бизонов и диких лошадей паслись на просторах прерий и тянулись весной — на север, а осенью — на юг, бывало, что очень опытному и терпеливому охотнику выпадало счастье увидеть Белого Мустанга. Но повезти так могло лишь крайне осторожному и удачливому — только ему удалось бы подкрасться и приблизиться к коню. Белый Мустанг — самый опытный и самый умный из всех жеребцов-вожаков, водивших табуны диких лошадей. Его глаза могли видеть сквозь непроглядные густые заросли, ухо за тысячу шагов слышало даже тихо крадущегося волка, а темно-красные ноздри чуяли запах человека с еще большего расстояния. Редко кому из охотников удавалось поймать на лассо какого-нибудь коня из стада, охраняемого Белым Мустангом. Никто никогда не видел, чтобы последний беззаботно пощипывал траву. У него просто не было на то времени. Беспрерывно сторожил он свой мирно пасущийся табун, то гарцуя, то взлетая в прыжке высоко над землей, полный очарования и грации, словно птица, а при малейшей опасности издавал пронзительное ржание, напоминавшее голос горна, и тогда весь табун бурей снимался с места.

Поговаривали, что пару раз удалось все-таки отделить его от табуна — какие-то безумцы уж очень хотели завладеть им. Но он галопом уносился от них, и ни одна лошадь не могла нагнать это удивительное животное. Он прикидывался, что устал, и даже сбавлял темп, но как только радостные преследователи приближались, конь с веселым ржанием разгонялся, как пущенная стрела, и уносился за горизонт. Все это он проделывал только для того, чтобы отвлечь охотников от табуна и выиграть время.

Некий бравый вакеро18, мастер по укрощению лошадей, как-то раз повстречал Белого Мустанга одного, без табуна, и загнал его на самый край глубокого каньона. Говорят, что конь, не раздумывая, прыгнул вниз, в страшную пропасть глубиной несколько сот футов, и там, внизу, как ни в чем не бывало, рысью пошел дальше. Вакеро клялся всеми святыми и уверял, что это чистая правда. И ему верили! В другой раз, в обществе уважаемых и знаменитых вестменов, один асиендеро19 со Сьерры поведал, что ему посчастливилось заманить Белого Мустанга с целым табуном в кораль20, но этот удивительный жеребец, как птица, перемахнул через двадцатифутовое ограждение. Никто не подверг сомнению и эти россказни!

Таких легенд ходило множество, стар и млад — все говорили об этом. В людской молве Белый Мустанг прослыл не только неприкосновенным и неуловимым, но и бессмертным, пока с последним табуном диких лошадей бесследно не исчез из саванны. Беспощадная цивилизация истребила бизонов и мустангов. Однако и сейчас еще нет-нет да и найдется старик-вестмен, который подтвердит, что этот неукротимый жеребец вовсе не вымысел…

В самом деле он не был вымыслом, и все же казался плодом бурной фантазии, никогда не существовал, но все-таки был реальностью. Те, кто видел его, хотя не обманывали, однако сбивали с толку, ибо Белый Мустанг — это не один конь, а много.

В каждом диком табуне имелся вожак, всегда жеребец, самый сильный и разумный. Ему приходилось постоянно закреплять свое положение, силой и ловкостью доказывать свое превосходство. Если он покорял конкурентов, то весь табун, до самого маленького жеребенка, подчинялся ему безоговорочно. Уж так повелось, а в прерии тем более, что мустанги сивой породы — самые выносливые. Дошло до того, что на жеребцов светлой масти у охотников спроса почти не было. Никому и в голову не приходило заарканить сивого и объездить его — светлый конь заметен издали и, стало быть, всадник будет подвергаться большей опасности. Жеребцы светлой масти имели все возможности полностью развивать свои способности. Кроме того, светлые лошади по природе своей более осторожны или были таковыми когда-то, как говорят. Табуну необходим вожак, которого всегда можно отличить от остальных. Чем выше звание офицера, тем больше у него знаков отличия. А тут сама природа позаботилась о том, чего человек добивается в течение всей жизни. Вероятно, по этим причинам почти каждый большой дикий табун имел вожака сивой масти.

Раз уж эти сивые мустанги оказались самыми сильными, самыми быстрыми и выносливыми, то и уйти от преследователей или других мустангов им было гораздо проще. Каждый вестмен хоть раз в жизни встречал одного такого коня, восхищался его быстротой и разумом, а после рассказывал об этом либо неутомимо слушал других, кто рассказывал то же самое. Сама жизнь в бескрайних прериях удивительна, потому она и порождает неуемную фантазию. Существовало множество жеребцов сивой масти, но людское воображение сотворило из них одного-единственного Белого Мустанга, вездесущего, но неуловимого.

Во времена Виннету и Олд Шеттерхэнда существовал еще и Черный Мустанг, о котором ходило не меньше легенд, хотя дело с ним обстояло несколько по-иному. Это был отнюдь не дикий конь, а хорошо обученный жеребец, принадлежавший вождю команчей-найини. Истории о нем рассказывали просто потрясающие. Он отличался множеством достоинств, никогда не спотыкался в темноте, ни разу не был ранен, никогда и никому не позволял настигнуть себя, а смерть вообще не имела над ним власти. Конь этот жил еще со времен предков, еще с ними выходил он из великих сражений целым и невредимым, потом спасал деда и отца, унося их прочь от врагов или вырывая из лап смерти, а теперь преумножал свои заслуги у нынешнего вождя команчей, который в честь удивительного животного и ради славы принял имя Токви Кава, то есть Черный Мустанг.

Индейцы свято верили, что принадлежащий Олд Шеттерхэнду штуцер «генри» — волшебное ружье. Точно так же они, за исключением посвященных членов племени найини, были убеждены также в том, что Черный Мустанг — волшебный конь! Вера эта укрепляла почет и уважение к владельцу животного. Многие остерегались конфликтовать не только с хозяином, но и с его племенем, считая, что он и мустанг — одно непобедимое целое! А вождь был человеком мудрым, он пользовался этим страхом, что придавало ему большую уверенность и возвеличивало над другими. Его высокомерие и беспощадность росли, со временем он стал самым страшным врагом не только всех белых, но и многих краснокожих. Вождь уже и сам уверовал в то, что нет на свете никого, способного с ним бороться.

Конечно, как и в истории с Белым Мустангом, Черный Мустанг не был одним-единственным жеребцом. Естественно, речь здесь шла о многих животных, которые являлись прародителями друг друга и носили на себе одни и те же отличительные знаки, имели те же достоинства. Достоинства эти были неоспоримы, и вождь имел право утверждать, уводя из Пихтового Лагеря коней Виннету и Олд Шеттерхэнда, что, не будь у него Черного Мустанга, эти два жеребца остались бы единственными лучшими животными между одной Великой Водой и другой…

В тот вечер в Пихтовом Лагере никто не лег спать вовремя. Присутствие славных гостей надолго задержало людей после ужина. За столом, где сидели инженер, Виннету, Олд Шеттерхэнд и оба Тимпе разговорам не было конца. За другим столом продолжали сидеть начальник склада и мастер, которые в основном молчали, прислушиваясь к беседе и лишь изредка вставляя односложные фразы. Целый час подсевший к ним полукровка молчал и только слушал, о чем говорили по соседству. А Виннету и Олд Шеттерхэнд словно не замечали его присутствия. Метис так и не заметил, чтобы они хоть раз взглянули на его лицо На самом же деле вестмены постоянно держали его в поле зрения и видели все, что на нем отражалось, даже мимолетные смены выражения.

Когда пришла очередь Каза поведать об одном из своих приключений, он разошелся не на шутку и даже не сразу среагировал на знак Виннету прервать рассказ и обратить внимание на доносившиеся снаружи звуки.

В тишине все четче раздавался топот конских копыт, перемежающийся с чавканьем болотистой грязи. Потом звуки смолкли и послышалось знакомое радостное ржание.

— Уфф! — всегда спокойный Виннету сорвался с места. — Это наши кони!

Олд Шеттерхэнд вскочил вместе с ним.

— Как они здесь оказались? Ведь вы сами запирали склад на засов, мистер инженер?

— Да… закрывал…. Быть может, кому из рабочих потребовалось открыть ворота, а кони сбежали?

— Они были привязаны! — Олд Шеттерхэнд нахмурился. — Надо разобраться. Вы позволите взять фонарь?

Просьба была обращена к шопмену, присевшему за стойкой. Прямо над ним висела керосиновая лампа в стеклянном корпусе, защищавшем огонь от ветра и непогоды. Шеттерхэнд снял ее с гвоздя, зажег и вышел на улицу вместе с Виннету. Остальные, гонимые любопытством, высыпали следом. Пошел с ними и удивленный метис, даже не подозревающий, что жеребцов украл его краснокожий дед.

Кони в самом деле стояли во дворе, радостно приветствуя хозяев. Животные ржали, махали хвостами, подергивали ушами и даже становились на дыбы, напоминая верных псов, радующихся появлению хозяев после долгой разлуки. Олд Шеттерхэнд осмотрел животных при свете лампы и с удивлением воскликнул:

— Черт возьми! Кони прибежали не со склада! Они все в грязи и в земле, даже их хребты! Они мчались галопом издалека! Но откуда?

— Наверное, кто-то просто открыл склад, — растерянно произнес инженер, — а кони вырвались наружу. Часок побегали по округе, потом вернулись сюда. Но я узнаю, по чьей милости это произошло!

С поводьев одного из коней свисал кусок оборванного, но крепко привязанного ремня. Похоже, жеребец сорвался с привязи. Олд Шеттерхэнд внимательно осмотрел ремень, после чего многозначительно кивнул апачу и обратился к инженеру:

— Вы правы, сэр, кони сорвались. Пойдемте со мной и привяжем их покрепче. А остальным джентльменам я не вижу причины беспокоиться.

Сказал он это настолько спокойно, но твердо, что ни у кого не возникло сомнений поступить иначе. Мастер с кладовщиком и метисом неторопливо направились к бараку. Прежде чем Каз и Хаз последовали их примеру, Олд Шеттерхэнд успел шепнуть им:

— Заговорите метиса и не дайте ему уйти, пока мы не вернемся. Но только без грубостей, обходитесь с ним повежливей.

— А если он все-таки захочет уйти? Задержать силой?

— Нет, этого лучше избежать. Неужели остановить полукровку — такое уж сложное поручение для вас? Расскажите какую-нибудь небылицу или что-нибудь захватывающее.

— Пожалуй, вы правы, — кивнул Каз. — Расскажу ему пару занимательных вещиц, да добрых анекдотов в придачу, как и подобает наследникам Тимпе! — После чего повернулся к своему родственнику: — Пошли, старина!

Оба Тимпе исчезли в дверях.

Виннету подхватил поводья и повел коней к складу. Олд Шеттерхэнд шел впереди, освещая дорогу. Рядом с ним семенил инженер и, покачивая головой, ворчал:

— Не понимаю вас, сэр. Вначале вы ни с того ни с сего спокойно признаете мою правоту, а потом вдруг отдаете такое распоряжение этим джентльменам, будто продолжаете подозревать Ято Инду!

— Главное сейчас — осторожность, потому я и повел себя так. Наших жеребцов в самом деле отвязали и пытались украсть, но они сорвались по дороге.

— Не может быть!

— Именно так, уверяю вас!

— Хорошо, пусть так оно и было, но неужели Ято Инда мог сделать это?

— Не он, а его сообщники. Но сначала войдемте внутрь, а там разберемся, кто тут у вас конокрад.

Вскоре они были у склада. Инженер ускорил шаг, чтобы поскорее войти внутрь, но Олд Шеттерхэнд придержал его за рукав:

— Эй, не спешите, а то все испортите!

— Что?..

— Следы! Я хочу осмотреть их. Если вы их растопчете, ничего путного мы не узнаем.

— Слушайте, а вы ведь тысячу раз правы! — искренне вдруг воскликнул инженер. — Таким людям, как я, и в голову не пришла бы подобная предосторожность.

Шеттерхэнд обошел склад, чтобы зайти к воротам сбоку и сохранить следы, которые там наверняка остались. Потом он осторожно приблизился ко входу и посветил фонарем вокруг. Виннету остановил коней и тоже подошел к белому охотнику.

— Уфф! — вырвалось у него, когда он наклонился. — Это индейские мокасины!

— Верно, — кивнул Шеттерхэнд. — Здесь были краснокожие. Но сколько их?

— Мой брат узнает об этом, когда мы пойдем дальше по тропе, ведущей от склада. Здесь слишком много следов людей и лошадей.

— Не торопись, брат. Следы говорят, что кони шли медленно. Животные не вели бы себя так, если бы сорвались. Их тихо вывели со склада, причем очень осторожно.

— Ворота закрыты, — заметил Виннету, указывая на засов.

— Это лишнее доказательство, что коней действительно украли. Кому, кроме конокрадов, понадобилось бы запирать ворота?

Отодвинув засов, они открыли ворота и вошли внутрь. Никаких улик обнаружить не удалось, поэтому обоих жеребцов снова завели под крышу и крепко привязали. Проделав это, трое мужчин, уверенные, что конокрады больше не отважатся повторить свою выходку, вышли и двинулись по дороге, ведущей от склада. Они не спускали глаз с отпечатков. В нескольких шагах от постройки последние расходились: направо вели следы людских ног и конских копыт, а налево — только людей.

— Вот отсюда они и пришли, — сделал вывод Олд Шеттерхэнд. — Мой брат Виннету видит, сколько их было?

Прежде чем ответить, апач очень внимательно осмотрел место, а потом сказал:

— Эти краснокожие были неосторожны — они не двигались след в след, поэтому видно, что их было четверо. Идем дальше. След ведет за барак.

Вскоре они оказались там, где оба китайца, на свою беду, столкнулись с команчами. Место было сильно утоптано. Олд Шеттерхэнд осветил его получше.

— Уфф! — воскликнул Виннету. — Здесь краснокожие недолго стояли и разговаривали с двумя вашими рабочими — из тех, что носят косы. Следы толстых и плоских подошв желтолицых видны очень четко.

— Значит, это китайцы были на складе! — поторопился с выводом инженер.

— Исключено, — возразил Олд Шеттерхэнд. — К складу они и близко не подходили — там нет их следов. Здесь были индейцы из племени команчей. Дело для вас может принять весьма крутой оборот!

— Чепуха! Скорее всего это какие-нибудь бродяги, что воруют иногда съестное, да вот незадача — на лошадей ваших наткнулись.

— Если бы так! Боюсь, здесь что-то другое. Похоже, что краснокожие вступили в тайный сговор с этими вашими китайцами.

— Ого!

— Ясно, что они здесь беседовали. Если бы между ними не вышло взаимопонимания, то индейцы их сразу бы прикончили. Судите сами: сначала индейцев было только трое, четвертый подошел к ним позже, со стороны барака. Догадываетесь, кто им был?

— Может, Юварува, которому вы не давали уйти?

— Вот именно.

— Тогда я хочу знать только одно: кто из моих китайцев был здесь! — инженер повысил голос. — Хотя, скорее всего, дело пустое — эти мерзавцы будут держать язык за зубами.

— Ничего, узнаем и это, но позже. А сейчас займемся краснокожими. Идемте!

Они шли дальше по следам трех человек, пока не оказались на месте, где Токви Кава разговаривал с метисом и откуда тот потом вернулся в барак. Вскоре след вывел их туда, откуда хорошо просматривался передний фасад барака и где команчи поджидали полукровку. Когда и этот пункт был обследован, Олд Шеттерхэнд заключил:

— Теперь мне все ясно. Сюда прибыли четверо команчей. Трое ждали, а четвертый пошел в барак дать знак метису, чтобы тот вышел. Затем ваш разведчик пришел сюда, но команчи что-то заподозрили и, чтобы их здесь случайно не накрыли, удалились за барак. Поэтому Виннету ничего и не обнаружил. Метис переговорил с тремя индейцами, после чего вернулся в барак, а те пришли обратно, где должны были ожидать Юваруву. Наконец тот вернулся, а когда они собрались уходить, наткнулись на двух китайцев.

— Но что этим-то здесь было надо? — не мог взять в толк инженер.

— Разберемся. Сначала надо взглянуть, чем занимается метис. Мы должны вынудить его бежать.

— Что? — удивился инженер. — Теперь я вообще ничего не понимаю! Если он человек порядочный, то к чему ему удирать от нас, а если он мерзавец и намеревается выдать нас команчам, то я просто не имею никакого права отпускать его!

— Вы мыслите так, а я — по-другому, — спокойно сказал Олд Шеттерхэнд. — Метис — внук вождя команчей Токви Кавы. Он втерся к вам в доверие, прикинувшись честным человеком, а сам вот-вот выдаст вас в руки своему краснокожему деду. Вождь послал к нему четырех гонцов, чтобы выяснить время и способ нападения на лагерь. Возможно, сам Токви Кава был здесь. Что скажет мой брат Виннету?

— Черный Мустанг был здесь, — ответил апач с такой уверенностью, будто видел его.

— Только такой воин, как он, мог рискнуть украсть наших коней. Узнав от метиса, что мы здесь, он решил повременить и не нападать на лагерь, пока мы не уедем. Для вашей же безопасности срочно нужно узнать, что задумали краснокожие и когда они наметили осуществить свой план. Если метис останется в лагере, вы этого не узнаете!

— Сэр, — растерянно произнес инженер, — я, конечно, много наслышан о вас, но вы говорите загадками. К моему ужасу, я вам верю, но обо всем я могу лучше и точнее узнать от самого метиса, если он, как вы утверждаете, союзник краснокожих.

— Думаете, он вам что-нибудь скажет?

— Я заставлю его!

— Хм! Пока не могу представить, как вы этого добьетесь. Думаю, что есть только одно средство: испугать его насмерть, чтобы он сбежал.

— Но если он ускользнет от нас, мы уж точно ничего не выясним!

— Как раз наоборот. Вы ведь слышали, наверное, что мы утром уезжаем к Ольховому роднику?

— Да, конечно.

— Метис тоже слышал и наверняка поведал об этом краснокожим. Я уверен, что они тоже там появятся, чтобы выследить нас и схватить.

— Сэр, но ведь это очень опасно!

— Возможно, но не для нас. А вам от этого только польза — узнаете обстановку.

— А как я ее узнаю? Вы что, собираетесь вернуться?

— Если увидим, что вам грозит опасность, то, конечно, возвратимся и поможем. Но сегодня нужно сделать все, чтобы метис унес отсюда ноги.

— А если он не сбежит?

— Сбежит! Где он спит? С рабочими?

— Нет. У него там, за лагерем, в зарослях, что-то вроде индейского вигвама.

— Это чтобы лишний раз не попадаться на глаза? Что ж, вполне разумно. А лошадь у него есть?

— Да. Он обычно привязывает ее рядом с вигвамом.

— Хорошо. Сейчас мой брат Виннету пойдет туда, спрячется и будет наблюдать. Мы же вернемся в барак и постараемся запугать этого лже-разведчика. Только сначала прошу вас рассказать моему брату Виннету, где стоит вигвам.

Вождь апачей не вступал в разговор. Он внимательно выслушал, где стоит вигвам, и молча удалился. После ухода Виннету Шеттерхэнд и инженер вернулись в барак. Они застали там метиса, ведущего оживленную беседу с обоими Тимпе. Полукровка окинул белого охотника испытующим взором, но Олд Шеттерхэнд, казалось, не обратил на него никакого внимания. Добряк Каз с увлечением рассказывал какую-то историю, как вдруг прервался на полуслове и спросил:

— Ну, мистер Шеттерхэнд, что там на складе?

— О краже не могло быть и речи. Мы действительно забыли запереть двери на засов. Туда, похоже, забежало какое-то зверье и перепугало жеребцов. Они сорвались и понеслись вперед, но, к счастью, удалились не слишком далеко, чтобы найти обратный путь. По их поводу беспокоиться нечего, меня гораздо больше волнует кое-что другое.

— Что же?

— Здесь были краснокожие.

— Может, один? Тот самый Юварува, который заходил к нам недавно?

— Он приходил не один. С ним были еще трое, которые ждали его на улице.

— Черт возьми! — присвистнул Каз, сдвигая на затылок свою соломенную шляпу. — Еще трое! Тогда наверняка этого Юваруву сюда подослали!

— Нисколько не сомневаюсь. Уверен я также и в том, что здесь, в лагере, находится сообщник этих краснокожих.

— Дьявольщина! Кто он?

— Сейчас узнаете. Идемте все со мной, господа, я хочу вам кое-что показать.

— А где мистер Виннету? — спросил вдруг Каз, поднимаясь за остальными.

Но Олд Шеттерхэнд не ответил, сделав вид, что не слышит вопроса.

Все вышли, белые рабочие — тоже. За пустым столом остался лишь один метис. Остановившись у самого входа, Олд Шеттерхэнд повернулся к нему:

— Я же звал всех!

Грозный взгляд белого охотника был красноречивее любых слов. Метис молча и послушно встал, следуя за всеми. Олд Шеттерхэнд проводил мужчин туда, где четко отпечатались следы полукровки, когда тот выходил из барака и направлялся к поджидавшим его команчам. Опустив фонарь ниже, Олд Шеттерхэнд сказал:

— Взгляните на эти следы, господа! Это следы мерзавца, который намеревается погубить всех вас. Скоро я покажу вам ногу, которая оставила их.

— Это как? — вырвалось у струхнувшего не на шутку начальника склада.

— Человек этот в сговоре с враждебными вам индейцами, которые, похоже, замыслили напасть на лагерь, втерся к вам в доверие под чужим именем. Он замыслил предать вас!

— Кто же этот подлец? Повесить иуду! Говорите, сэр, говорите же!

— Чуть позже. Сначала хочу представить вам доказательства. Видите эти следы? Смотрите внимательно, куда они ведут.

Олд Шеттерхэнд двинулся дальше по тропе; старательно обходя оставленные врагом отпечатки, остальные гурьбой шагали за ним. Очень скоро он остановился. Снова осветив землю, охотник произнес:

— Вот, смотрите! Здесь трое индейцев поджидали его, а тем временем четвертый, который назвался Юварувой, сидел в бараке. Теперь убедитесь сами, что это действительно следы краснокожих!

В этот момент Хаз, со злостью теребивший свой длинный черный ус, не выдержал:

— Здесь не нужно специальной подготовки, сэр. Невооруженным глазом видно, что речь идет о краснокожих, а значит, лагерь в опасности! Покажите нам скорее этого парня, чтобы мы с ним поговорили по-свойски! Деревьев с толстыми сучьями здесь полно, черт возьми!

— Подождите еще минутку! Нам нужно пройти по следу до конца.

Метис стоял среди рабочих, он прекрасно слышал и понимал, о чем и о ком шла речь. Шеттерхэнд несколько раз — как бы невзначай — повернул фонарь к лицу полукровки и не мог не заметить, как бегают настороженные, темные глаза последнего. От прежней наглой уверенности на его лице не осталось и следа.

Толпа продвигалась дальше. Вскоре все оказались за бараком, где Олд Шеттерхэнд остановился и продолжил разъяснение:

— Потом они перебрались сюда, о чем говорят их следы. Здесь они обсуждали нас и план нападения, после чего эти трое ушли обратно, чтобы встретить Юваруву. Когда тот пришел, изменник спокойно удалился и вернулся в барак.

— Но кто он, кто? — неслось со всех сторон.

— Сейчас скажу. Только пройдем по следам еще немного, чтобы окончательно убедиться в том, чьи же это отпечатки. Идемте, джентльмены!

Ведя толпу к переднему фасаду барака, Олд Шеттерхэнд украдкой поглядывал на метиса. Тот тихонько замедлил шаг, потом вдруг на секунду остановился и резко метнулся в сторону, беззвучно исчезнув во мраке. Теперь пора было объясниться. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы метис выиграл время, а уж тем более, чтобы вздумал притаиться где-нибудь здесь, наблюдая за Пихтовым Лагерем. Именно поэтому Шеттерхэнд, сделав маленькую паузу, повернулся к толпе и объявил:

— А вот сейчас вы увидите его сами. Пусть подойдет ко мне Ято Инда и… — Охотник помолчал немного. — Где метис?

— Метис? Значит, это был он? Он? — раздалось сразу несколько возбужденных голосов.

— Именно! Только зовут его не Ято Инда, а Ик Сенанда. Он — внук Черного Мустанга.

Тут поднялся невообразимый шум, со всех сторон слышались угрожающие выкрики, эхо которых разнеслось по всей долине. Но весь этот гам перекрыл звучный голос Олд Шеттерхэнда:

— Зачем так кричать? Он побежал к своему вигваму за лошадью, чтобы улизнуть отсюда. Лучше догоните его!

— Эй! К вигваму! За ним! Схватить!

Озлобленная толпа ринулась к жилищу полукровки. На месте остались только Олд Шеттерхэнд и инженер.

— Хвала Господу, что он послал вас к нам! — воскликнул последний. — Но тихо, послушайте! Вы ничего не слышите, сэр?

— Это его конь. Метис уносит ноги, гонимый страхом перед судом Линча! С сего момента ему и в голову не придет прятаться и шпионить за вами. Мы скорее всего избавились от него.

— Надолго ли? Он приведет с собой команчей! — Мы отвлечем их внимание и вернемся раньше, так что вам нечего опасаться. Слышите крики ваших людей? Они продолжают поиски, но обманщика и след простыл. А теперь слышите? Они выплескивают свой гнев на его вигвам!

Со стороны зарослей показались яркие язычки огня. Несмотря на сырость и влагу, пламя разгоралось буквально на глазах — это рабочие подожгли вигвам.

В отблесках огня инженер и охотник заметили фигуру приближающегося Виннету. Подойдя к ним, вождь произнес:

— Виннету прятался в засаде и слышал, как метис прибежал в свой вигвам. Он несся как сумасшедший. Когда раздались крики преследователей, он вылетел наружу, вскочил в седло и умчался прочь. Страх его был огромен.

Тем временем вернулись злые рабочие, раздосадованные неудачной погоней. Прежде всего они жаждали подробнее узнать от Олд Шеттерхэнда о его подозрениях, но тот посоветовал им вернуться в барак и подождать там, пока он не вернется. А сам вместе с Виннету, инженером и обоими Тимпе снова пошел к тому месту, где раньше обнаружили следы двух китайцев. Подсвечивая себе под ноги, они довольно легко отыскали отпечатки и пошли по ним дальше.

Охотник был уверен, что следы пойдут вдоль стены и в конце концов приведут ко входу в барак, но оказалось, что это не так. Следы вели гораздо дальше, а точнее — к жилищу инженера, которое потом еще и огибали. У заднего фасада дома стояла лестница, достающая до самой крыши. Видимо, китайцы в страхе перед команчами забыли вернуться и убрать ее.

— Уфф! — Виннету повернулся к инженеру. — Эта лестница стояла здесь сегодня?

— Нет, — растерянно буркнул инженер, отрицательно качая головой. — Все это подозрительно! Кто же это мог быть?

— Китайцы, — не раздумывая, выдал Шеттерхэнд. — Похоже, они обокрали вас, сэр, а заодно и нас!

— Уфф! — снова раздался голос Виннету. — Ружья!

— Да, их там нет, — подтвердил Олд Шеттерхэнд, не выказывая, впрочем, при этом ни малейшего беспокойства.

— Вы говорите так спокойно, словно речь идет о паре спичек, а не о самом ценном оружии на всем Диком Западе!

— А чем поможет волнение? Оно только навредит. Чем спокойней мы воспримем это и чем хладнокровней возьмемся за поиски, тем быстрее отыщем оружие.

— Если это действительно китайцы, то этим канальям придется вернуть все! Я уволю их, а перед этим они отведают крепкого хлыста!

— Но они не смогут ничего вернуть.

— Почему?

— Украденного при них уже нет! Вы сами видели, что следы обоих китайцев путаются со следами команчей, а потом идут обратно, к бараку. Я уверен, что ружья достались краснокожим.

— Вы полагаете, что оружие украли для индейцев?

— Возможно. Правдоподобнее, однако, другое — китайцы стащили ружья для себя, собрались хорошенько их припрятать, а тут вдруг наткнулись на индейцев, которые силой забрали их себе.

— Стоп! — воскликнул инженер. — А почему мы все-таки решили, что ружья пропали? Войдемте внутрь и проверим! Может, дело не так уж и худо!

— Посмотрите на эти три углубления в грязи. Такие могли остаться только от прикладов нашего оружия. Воры, спускаясь с лестницы, приставили ружья к стенке, чтобы освободить руки. Отпечатков ровно три: большой — от «медвежебоя», средний — от Серебряного ружья и маленький — от штуцера.

— Да…— задумчиво пробормотал инженер, осматривая место. — Хотелось бы мне, однако, узнать, откуда в башке у этих бездельников появилась идея украсть ваши ружья? На кой ляд они им сдались? Они ведь и стрелять-то не умеют!

— Для меня это пока тоже загадка, но попытаемся ее разгадать.

В этот момент раздался голос светловолосого Каза:

— Не знаю, сэр, насколько хороши они, но кое-какие соображения на этот счет у меня имеются.

— И какие же?

— До вашего появления здесь, в Пихтовом Лагере, мы много говорили о вас. Не забыли, конечно, о ваших ружьях и об их огромной ценности. Так, может, кто-нибудь из этих прытких желтомазых подслушал разговор, а потом замыслил украсть оружие, чтобы продать его подороже?

— Хм! Мысль эта, мистер Тимпе, не так далека от истины. Возможно, вы попали в самую точку. Оба помещения в бараке отделены всего лишь тонкой перегородкой, через которую можно слышать все. Кстати, когда мы вошли, у перегородки сидели два китайца. Сидели они вдвоем, никого рядом не было.

— Чует мое сердце, мы напали на верный след, — кивнул инженер. — Эти двое — фестхэнды1 , они у нас посредники. Все они — прохиндеи, каких свет не видел! Они не крадут только тогда, когда нечего красть. У них это с детства и вовсе не считается грехом. А уж обхитрить белого — это для китайца чуть ли не подвиг! С фестхэндом21, тем более, надо держать ухо востро. Может, потолкуем с ними?

— Но сначала все-таки войдем в дом.

Инженер открыл двери и зажег лампу. При свете можно было убедиться не только в том, что ружья украли, но и как это проделали. В потолке зияло отверстие, через которое воры и проникли в помещение, похоже, по веревке.

Теперь можно было возвращаться.

В бараке никто не спал, даже те, кто прилег раньше, теперь сидели за столами и громко разговаривали. Оба фестхэнда сидели там же, где и раньше, чувствуя себя не в своей тарелке и тревожными взглядами посматривая на вошедших. Олд Шеттерхэнд сразу же приказал им:

— Идемте с нами!

Оба безоговорочно поднялись и пошли за перегородку. При этом один успел шепнуть на ухо другому:

— Шуэт пут тек!

Слова не проскользнули мимо чуткого уха вестмена, и необъяснимая пока усмешка тронула его губы. Китаец воспользовался родным языком, причем говорил очень тихо, а потому был в полной уверенности, что никто не мог его понять. Бедняга и не подозревал, что Шеттерхэнд во время своих долгих и дальних странствий не раз бывал в Китае, научившись немного понимать трудный язык этой страны.

Когда оба китайца оказались в малом помещении и предстали перед белым охотником, тот смерил их грозным и проницательным взглядом, после чего вынул из-за пояса револьвер, спокойно взвел курок и произнес:

— Вы находитесь в чужой стране. И наверное, знаете ее законы?

Оба с деланным удивлением взглянули на Шеттерхэнда, а один ответил:

— В этой стране очень много законов. Какой из них вы имеете в виду, сэр?

— Тот, в котором говорится о воровстве.

— Его мы знаем, сэр.

— Тогда скажите мне, как здесь карают воров?

— Сажают в тюрьму, сэр.

— Да… но только не в этих краях. Здесь, на Диком Западе, свой закон: тот, кто украдет оружие или коня, будет повешен. Думаю, вам это известно.

— Мы слышали об этом, сэр, но никогда не сталкивались, потому что никогда не протягивали рук к чужим вещам.

— Это ложь!

— Что вы говорите, сэр?! Мы знаем, что вы великий и славный человек, но ведь и мы не простаки! Мы — фестхэнды и не позволим, чтобы нас оскорбляли!

— Советую изменить тон, ребята! Если признаетесь во всем сами, приговор не будет слишком суров, а будете увиливать, пощады не ждите! Вы украли три наших ружья.

Китаец принял изумленный вид, разыгрывая крайнее удивление. Покачав головой, он ответил:

— Как вам такое пришло в голову, сэр? У вас что — в самом деле ружья пропали?

Произнес он это так по-детски наивно, что Олд Шеттерхэнд не сдержался и ударил его кулаком по широкой скуле. Не то чтобы очень сильно ударил, но действенно: китаец пролетел между столами, пока на его пути не выросла стойка, о которую он грохнулся со всего размаху. Охотник не удостоил поверженного даже взглядом, а сразу обратился ко второму:

— Ясно, как в этих краях отвечают на ложь и подлость? Выкладывай всю правду! Вы украли ружья?

— Нет, сэр! — продолжал упираться второй хитрец.

— Послушай, я предупреждаю тебя последний раз! Твой компаньон призвал тебя все отрицать, но тебе же будет лучше, если скажешь правду.

— Когда он успел мне сказать это, сэр?

— Перед тем как вы вошли в этот закуток.

— Ничего он мне не говорил, сэр!

— Не тебе ли он тихо сказал: «Шуэт пут тек»?

— Да… он сказал, сэр…

— Что это означает по-китайски?

— Это значит «идем, пошли»…

— Эй, ты, конечно, парень хитрый, но меня не проведешь. «Пойти» — по-китайски «лай», «идти» — «кью», а «шуэт пут тек» значит «нельзя ни в чем признаваться». Или я не прав?!

Первый китаец, уже успевший подняться, растерянно стоял у стойки и держался ладонью за раздувшуюся щеку. В этот момент он оторвал руку от лица, подав своему напарнику предостерегающий знак рукой. Но второй китаец уже ничего не видел, а только пятился назад. В страхе уставившись на Олд Шеттерхэнда, он, заикаясь, спросил:

— Как? Сэр… вы… говорите по-китайски?

Олд Шеттерхэнд, воспользовавшись замешательством, быстро задал новый вопрос:

— Кто был тот индеец, что заставил вас отдать оружие? Китаец был настолько поражен, что сам шагнул в расставленные сети:

— Он назвался Черным Мустангом, вождем команчей.

— Пут и-ен пут йи-и! — не выдержал другой, опиравшийся о стойку.

Этот испуганный возглас означал: «Не говори ни слова!»

— Тиен на, агаи ин! («О небо, горе, горе!») — застонал его напарник, слишком поздно осознавший свою ошибку.

— Замолчи, — посоветовал ему, улыбаясь, Олд Шеттерхэнд. — Китайский вам не поможет, сами видите. Если будете отпираться и дальше, то сегодня же вас вздернут — вина ваша доказана! Выкладывайте все как было, тогда мы, может, подарим вам жизнь.

— Подарите жизнь, сэр? — с надеждой переспросил второй китаец, упрямства у которого было поменьше, чем у первого. — Каким же тогда будет наше наказание, сэр?

— Это будет зависеть от вашей честности. Расскажете всю правду — отделаетесь легче, чем думаете.

Украдкой китаец взглянул на своего приятеля, который в ответ кивнул. Итак, оба сына Поднебесной, отчасти сами, отчасти при помощи вопросов, поведали в конце концов о том, что же произошло на самом деле. А когда они закончили, один из них обратился к Олд Шеттерхэнду:

— Теперь, когда мы вам все рассказали, сэр, мы надеемся, что вы исполните свое обещание и, возможно, не станете нас наказывать…

В тот же миг на него чуть не набросился инженер, которого едва смогли удержать:

— Ты что вообразил, подлец? Отпустить вас просто так? Да об этом и разговоров быть не может! Самое малое, что я могу предложить, — это сто плетей!

После этих слов китайцы явно приуныли. Виннету переглянулся с Шеттерхэндом, и белый спросил вождя:

— Какой приговор вынесет мой краснокожий брат ворам? Апач молча посмотрел куда-то перед собой, после чего на его бронзовом лице промелькнула усмешка. Быстрым движением обеих рук он изобразил скальпирование.

Белые сразу смекнули, о чем речь, и их лица стали серьезными. Китайцы, однако, не поняли этого жеста, вопросительно уставившись на Олд Шеттерхэнда.

— Встаньте на колени вот здесь, рядом друг с другом! — приказал тот.

Они послушно исполнили волю охотника.

— Снимите шапки!

Оба скинули свои плоские бескозырки. В следующий миг в руке Шеттерхэнда блеснул нож. У всех присутствующих захватило дух, ибо люди решили, что белый охот-

ник в самом деле хочет пролить кровь. Два молниеносных хватающих движения левой рукой, два молниеносных взмаха правой — и Олд Шеттерхэнд отсек ворам… не головы, а всего лишь косы.

У присутствующих вырвался вздох облегчения, а китайцы от ужаса словно окаменели. Утрата косички для сына Поднебесной — страшнейший позор! Это та ситуация, когда волосы дороже жизни. Именно поэтому оба китайца в первый момент опешили — настолько все быстро произошло. Потом, не зная куда деться от позора, оба, натянув шапки, под всеобщий хохот с громкими стенаниями бросились вон из помещения.

Но Олд Шеттерхэнд и Виннету не смеялись. Первый совершенно серьезно произнес:

— Эта сцена выглядит для вас комично, но в ней нет ничего смешного, господа. Эти китайцы, по их понятиям, сейчас наказаны куда сильнее, чем если бы их надолго упрятали за решетку!

— А я выгоню их, мне на службе ворюги не нужны! — вскричал инженер.

— Прогонять их вовсе не обязательно. Без косичек они и так не рискнут показаться на глаза никому из своих соотечественников. Думаю, этой же ночью они исчезнут отсюда.

— Ну ладно, такой поворот и меня устроит. Надо только поглядеть, чтобы вместе с ними не исчезло еще что-нибудь. А эти косы я возьму себе на память.

Инженер наклонился, собираясь поднять волосы, но Олд Шеттерхэнд тронул его за рукав и твердо сказал:

— Не торопитесь, сэр! Эти косы получит кое-кто другой.

— Кто же?

— Токви Кава, великий вождь команчей.

— Но зачем?

— Это насмешка в его адрес. Виннету не зря придумал всю эту экзекуцию. Вы ведь сами убедились в том, что Черный Мустанг намерен напасть на лагерь?

— Да.

— А знаете вы, что за добычу намеревался он здесь захватить? Думаете, ваши деньги? — усмехнулся Олд Шеттерхэнд.

— Наверное, нет — краснокожим не нужны доллары, кроме этого Ято Инды, который жаждал их получить за свою измену. Команчей, по-видимому, интересует оружие и припасы.

— Несомненно, но еще и косички китайцев!

— Вы полагаете?

— Да. Кто знает индейцев, не ошибется на их счет. Такая масса скальпов с косами в локоть длиной — добыча весьма престижная. Но завладеть ею команчам не удастся, потому что для меня все люди равны, цвет кожи тут не при чем. А Черному Мустангу я вручу эти косы, чтобы ему не было так горько за провалившийся план.

— О-о, отличная мысль! Этот Мустанг обезумеет от злости. Такое мог придумать только Олд Шеттерхэнд!

— Тут вы заблуждаетесь. Я же сказал, что идея принадлежала Виннету.

— Виннету? Но мы от него не слышали ни единого слова.

— Он мне подал знак. Мы давно привыкли понимать друг друга без слов. — Говоря это, белый охотник свернул косички и спрятал их.

— Мой брат Шеттерхэнд понял меня правильно, — кивнул Виннету. — Для вождя команчей будет великим унижением, когда он получит от нас косы без скальпов.

— Возможно, возможно, — произнес инженер не без сомнения. — Но одно дело — слова, а в жизни все складывается по-иному! Прежде чем мы вручим эти косы Черному Мустангу, нам предстоит отразить нападение команчей и захватить его в плен. У меня, однако, замирает сердце при одной лишь мысли о нападении. Иметь бы нам здесь рабочих, как у моего коллеги со станции Рокки-Граунд! У него там, в горах, более восьмидесяти человек, хорошо управляющихся с оружием. Китайцы на взрывных работах ему вообще не нужны.

— Вы сказали, Рокки-Граунд? — переспросил Олд Шеттерхэнд. — Эта местность давно так называется?

— Нет, мы ее сами так назвали.

— И далеко это отсюда?

— Вовсе нет. По полотну на паровозе можно добраться за полтора часа.

— Хм! Округу я знаю неплохо, а Виннету — еще лучше. Но последний раз мы заглядывали в этот край, когда ни вас, ни вашей железной дороги и в помине не было. Я даже не знаю, куда ведет трасса. Не могли бы вы вспомнить старое, собственное название той местности? Достаточно будет припомнить какую-нибудь долину, гору или реку.

— Станция Рокки-Граунд расположена в долине, которую пересекает подножие какого-то безымянного горного массива. Я знаю, что краснокожие называют его Уа-пеш. Но что это означает — понятия не имею.

— «Уа-пеш», — повторил Виннету так, словно название напомнило ему о чем-то важном.

Все посмотрели на него в ожидании разъяснений, но вождь сделал движение рукой в сторону Олд Шеттерхэнда и произнес:

— Пусть мой брат Шеттерхэнд говорит вместо меня. Он об этом хорошо знает.

Взгляды присутствующих снова были направлены на белого охотника. Тот тихо хмыкнул, кивнул головой и обратился к инженеру:

— Уа-пеш — означает почти то же самое, что и ваше название Рокки-Граунд, — Скалистая долина. Я знаю, вы в курсе, что мы собирались отправиться к Ольховому роднику, а представляете, где это?

— Нет. Знаю только, что вы хотите быть там завтра вечером. Стало быть, Ольховый родник расположен где-то в дне пути верхом.

— Все верно — целый день верхом придется петлять по прериям и ущельям. Но, как я понял, железнодорожная трасса идет по прямой, так что от станции Рокки-Граунд до Ольхового родника можно добраться верхом всего за три часа. Ваша информация дает нам в руки все козыри, которые команчам, похоже, крыть будет нечем.

— Хотелось бы… Но растолкуйте поподробнее, — попросил инженер.

— Сначала я попрошу вас пояснить, как вы поддерживаете связь с людьми из Рокки-Граунд?

— У нас есть телеграф, так что в любой момент можно отправить депешу.

— Отлично. А рельсы? Они уже проложены до самой станции?

— Да, вот уже две недели, как трасса достроена. Здесь сейчас самый последний железнодорожный узел.

— Какого типа у вас вагоны?

— Ну-у, пассажирских нет — есть только товарные, что используются для перевозки леса и других материалов.

— Годится. Сейчас у вас они имеются?

— Целая дюжина.

— А паровоз?

— Вот паровоза нет, он вечером уехал обратно в Рокки-Граунд.

— Значит, сейчас он уже там?

— Да, конечно.

— В таком случае, будьте любезны, телеграфируйте туда сообщение, чтобы они поскорее прислали паровоз обратно. Сейчас все объясню, и вам станет ясно. Черный Мустанг давно хотел напасть на лагерь, но сегодня основной их замысел провалился, и им ничего не остается, как только напасть, прежде чем в лагере возведут укрепления и примут другие меры предосторожности. Я полагаю, они могли бы напасть уже сегодня, если бы не серьезные препятствия. Черный Мустанг приходил только с несколькими воинами, и его стоянка далеко отсюда. Метис скоро примчится к нему, если уже не примчался, и расскажет о том, что произошло. Вождь будет убежден, что мы в эту ночь не сомкнем глаз. Он уже узнал, что утром я и Виннету отправимся к Ольховому роднику. Схватить нас для него сейчас гораздо важнее, нежели заполучить добычу, которая ждет его здесь. Он поспешит к Ольховому роднику, чтобы устроить нам там засаду. Мустанг думает, что ему это легко удастся, потому что мы остались без наших «волшебных» ружей. Он воображает себе, что потом, захватив нас, поправит свои дела — он преспокойно вернется сюда за длиннокосыми скальпами китайцев. Тянуть с этим делом вождь не станет, иначе вы успеете хорошо подготовиться. Мы должны опередить его! Я и Виннету должны оказаться у Ольхового родника раньше команчей и разузнать их планы.

— Сэр! — снова прервал его инженер. — Но это смертельно опасно! А если вас схватят или убьют?

— Нас не схватят, тут вы можете быть спокойны. Настоящего вестмена можно захватить врасплох только тогда, когда он не ведает об опасностях, грозящих ему. Повезло, что ваша Рокки-Граунд расположена недалеко от Ольхового родника. Как только вернут паровоз, мы поедем на нем в Рокки-Граунд, а оттуда — верхом до Ольхового родника, где будем уже на рассвете. Если мы узнаем, что вам грозит серьезная опасность, то быстро вернемся в Рокки-Граунд, а оттуда по железной дороге привезем с собой всех местных рабочих и устроим команчам достойный прием.

Услышав такие обнадеживающие речи, инженер даже вскочил с места:

— Великолепная идея! Тогда бояться нечего — перестреляем всех этих краснокожих каналий!

— Значит, договорились?

— Полностью вам доверяю, мистер Шеттерхэнд. Я перед вами в неоплатном долгу и уж постараюсь, чтобы в Рокки-Граунд вас приняли так, как вы того заслуживаете!

— Хм! Что вы собираетесь делать?

— Как только вы уедете отсюда, я дам телеграмму, что к ним прибывают сам Олд Шеттерхэнд и сам Виннету, два полубога Запада!

— Не делайте этого — так можно провалить весь наш план. Никто не должен знать, кто мы и чего хотим. Все это может дойти до ушей команчей. Не забывайте о метисе, который пользовался вашим полным доверием.

— Да, вы правы. Тогда я просто сообщу, что приедут четыре пассажира. Но что же нам все-таки делать, если команчи нагрянут сегодня ночью?

— Я вас уверяю, этого не случится! Однако меры необходимой предосторожности не помешают. Прикажите разжечь костры со всех сторон лагеря и обязательно выставите часовых. Если команчи вопреки нашим суждениям находятся где-то рядом, они увидят, что вы готовы к обороне, и не отважатся напасть сегодня.

— Да, пожалуй, так будет лучше. Я все сделаю, как вы говорите.

Инженер удалился, чтобы телеграфировать своему коллеге. Вскоре вокруг лагеря разожгли множество костров, свет от которых едва ли не освещал всю долину. О сне никто не помышлял. Колея была подготовлена к встрече паровоза, и в течение часа люди ждали прибытия состава.

Пока ожидали паровоз, для четырех пассажиров и их лошадей подготовили большой товарный вагон, внутри которого соорудили нечто похожее на сиденья. Когда поступило сообщение, что паровоз со станции Рокки-Граунд вышел, коней погрузили в вагон, а их хозяевам приготовили крепкий грог. Через полтора часа прибыл паровоз, к которому быстро прицепили вагон. Пассажиры заняли свои места, и маленький состав, если его можно так назвать, тронулся в обратный путь, постепенно набирая скорость.

Вскоре он уже несся по трассе, по-американски весело и беззаботно, невзирая на глубокую ночь и только-только проложенные рельсы. Паровоз ни разу не остановился, а мимо не промелькнуло ни единого огонька — ведь между Пихтовым Лагерем и Рокки-Граунд не было ни одного населенного пункта. Горы, долины, прерия и лес — все слилось в непроглядной тьме, будто составчик мчался по гигантскому тоннелю. Примерно через полтора часа раздался пронзительный свисток паровоза, и четверо пассажиров не скрывали своей радости, когда увидели огоньки станции Рокки-Граунд. Замедлив ход, паровоз, пыхтя, остановился.

Вдоль полотна горели костры, в свете которых внимание сразу же привлекало плоское низкое здание с широким входом. Вероятно, внутри имелось несколько помещений, в одном из которых сейчас горел свет. О дверной косяк опиралась какая-то щуплая, невысокая фигура, затянутая в кожаный наряд. Ближе к колее находился еще кто-то. Когда паровоз стал, этот кто-то подошел к вагону, отодвинул в сторону полуоткрытую дверь и произнес:

— Рокки-Граунд! Выходите, господа. Поглядим, для каких таких персон коллега из Пихтового Лагеря организовал ночной рейс!

— Сейчас увидите, — ответил Олд Шеттерхэнд, спрыгивая на гравий. — Вы здесь командуете?

— Я инженер, сэр. А вы кто?

— Давайте зайдем внутрь — там, на свету, вы все узнаете. Найдется ли здесь место, где можно оставить лошадей?

— Посмотрим. Сначала сами выйдите из вагона! Теперь и остальные трое спустились на перрон. Инженер беззастенчиво заглянул в лицо каждому и разочарованно хмыкнул:

— Хм! Никого не знаю. Сами не представляются, да еще краснокожий с ними! Я-то думал…

— Вы ожидали появления начальства или кого-нибудь в этом роде? — засмеялся Олд Шеттерхэнд. — Вы уж не сильно огорчайтесь, что такие простые люди, как мы, нарушили ваш сон. Не беспокойтесь, мы сейчас же двинемся дальше, а вы спокойно можете идти досыпать.

— Верхом? Так вы, наверное, охотники либо трапперы?

— Вы правы.

— И мой коллега вот так вот среди ночи позволяет будоражить нас ради каких-то…

В этот миг его перебил голос того самого щуплого мужчины, который стоял у дверей, а теперь подошел ближе:

— И мне любопытно, что это за птицы прибыли сюда среди ночи. Здесь, на Диком Западе…— Он вдруг осекся, когда Олд Шеттерхэнд, стоявший к нему спиной, повернулся на звук до боли знакомого голоса. В то же мгновение, увидев лицо охотника, худощавый так и обмер:

— Шеттерхэнд! Олд Шеттерхэнд!

— Хромой Фрэнк! — с не меньшими радостью и удивлением воскликнул Олд Шеттерхэнд.

— И Виннету! — снова вырвалось у Фрэнка.

Вождь, как всегда, хранил спокойствие. Он лишь улыбнулся, хотя тоже был очень рад.

— Это они! Олд Шеттерхэнд и Виннету! — восклицал коротышка. Продолжая восторгаться, он бросился к кровным братьям: — Позвольте мне обнять вас!

Он по очереди сжимал в объятиях то одного, то другого, не закрывая рта ни на секунду:

— Вы только посмотрите, инженер, это же два знаменитейших вестмена, о которых я твержу вам сегодня целый вечер! Разве я мог предположить, что увижу их здесь!

Инженер тотчас сменил интонацию и, поприветствовав прибывших, вежливо сказал:

— Мне не нужно ваших пояснений, мистер Фрэнк. Обоих джентльменов я знаю давно, правда, только понаслышке, но слава их гремит на все Штаты. Пойду подниму людей и…

— Стойте! — прервал его Олд Шеттерхэнд. — Мы желаем остаться неузнанными по причине, о которой вы скоро узнаете. Мы вообще не собирались здесь задерживаться, но раз уж так неожиданно встретили нашего друга Фрэнка, то часок поболтаем с ним, а потом — снова в дорогу. Скажите только, где тут можно пока оставить наших лошадей?

— Мистер Шеттерхэнд, ваши кони будут иметь все! Я-то знаю, на каких сокровищах вы разъезжаете. Будьте моими гостями, проходите в зал, а коней берите с собой.

Залом оказалось то самое плоское здание. Освещенная его часть служила баром и местом отдыха для всех жителей Рокки-Граунд. В этом же здании имелось помещение для хранения ценных товаров. Сегодня оно пустовало — туда и завели лошадей.

Когда прибывшие вошли в бар, им навстречу поднялся заспанный бодкипер22. Он не смыкал глаз, надеясь заработать что-нибудь на гостях, о которых говорилось в телеграмме, присланной из Пихтового Лагеря.

Прежде чем сесть, Шеттерхэнд счел необходимым познакомить Каза и Хаза с Хромым Фрэнком, к которому обратился по-немецки:

— Дорогой Фрэнк, рад представить тебе земляков!

— Вот это да! Правда? Они немцы?

— И даже саксонцы.

— Не может быть! Саксонцы! А откуда?

— Вот это — господин Хазаэль Вениамин Тимпе из Плауэна, что в Фогтланде. А это — Казимир Овадия Тимпе, его кузен из Хофа.

— Из Хофа? Хм! Так, так… Вообще-то Хоф принадлежит Баварии, и тут, похоже, кое-какие географические заблуждения… Но железная дорога из Плауэна в Хоф — полностью саксонская, а значит, господина Казимира я могу признать своим земляком. Вот только кто из них настоящий кузен: вот тот, первый, или этот, второй?

— Оба, дорогой Фрэнк, оба!

. — Оба, говорите? Хм, да уж! Так сразу и не разберешься. Больше нет никаких Тимпе с такими длинными именами?

Оба кузена кое-что уже слышали о чудаке Хромом Фрэнке, из которого, как из рога изобилия, всегда сыпались псевдонаучные несуразности и всякого рода галиматья, поэтому Каз с улыбкой ответил:

— О, нас, Тимпе, много! Есть Рехабеам Захария Тимпе, Петрус Михаэль Тимпе, Маркус Авессалом Тимпе, Давид Маккавей Тимпе, Тобиас Олоферн Тимпе, Нахум Самуэль Тимпе, Иосиф Хабакук Тим…

— Боже праведный! Если вы еще хоть раз повторите «Тимпе», я положу вас трупом, не превысив самообороны! Не в службу, а в дружбу: засвидетельствуйте мне свое почтение и подайте прошение в саксонское министерство, чтобы вам выписали какое-нибудь другое имя! В противном случае я просто порву с вами наши еще не завязавшиеся отношения!

— Хм! Давайте упростим дело. Добрым друзьям мы позволяем называть нас кратко: Каз и Хаз вместо Казимир и Хазаэль. Будете называть нас так?

— Ну, это мне больше по нутру, стало быть, и я вам добрый приятель. А теперь присядем… о, это еще что?

Вопрос касался полных тарелок и непочатых бутылок, которые бодкипер уже успел ловко расставить на столе. Его мина красноречиво говорила о том, что все вопросы — к инженеру. Последний разъяснил, что для него великая честь принять таких джентльменов у себя. По американским обычаям отказаться от угощения — значит сильно обидеть хозяев. Хромой Фрэнк и оба Тимпе охотно принялись за еду. Олд Шеттерхэнд ел мало, иногда чуть пригубляя маленький стаканчик с вином, а Виннету не пил и не ел вообще. Он всегда был убежден, что «огненная вода» — злейший враг краснокожих, как, впрочем, и белых тоже. За едой разговор завязался быстро. Олд Шеттерхэнд прежде всего хотел узнать, каким ветром сюда занесло Фрэнка. Маленький саксонец пояснил:

— Так уж повелось: стучи не стучи в вашу дверь, никто не откроет — вы вечно где-то в пути. Так оно и получается: хочешь поговорить — гоняйся за вами по всему Западу! На этот раз мне тоже надо было обсудить кое-что важное, потому я сел на речной пароход, что ходит вверх-вниз по Эльбе, и решил добраться до вас. Но когда я прибыл на место, вас, естественно, дома23 не оказалось; мне сказали, что вы где-то здесь — хотите с Виннету повстречаться. Где конкретно, так я и не узнал. Тогда я решил отправиться следом, хорошенько запер мою виллу «Медвежье Сало» 24 и что есть духу примчался сюда, в Штаты. Я ведь знал, что у апачей-мескалеро всегда можно получить о вас самые точные сведения. Мы забрались так далеко, что дальше — некуда, аж до верховьев Арканзаса, потом через Санта-Фе отправились к Рио-Пекос…

— Ты говоришь «мы»? Так ты был не один?

— Ха! Конечно, нет! Со мной мой кузен Дролл!

— Тетка Дролл? Где он прячется? Где ты его оставил?

— Никто его не оставлял. А где он прячется — в кровати!

— Но, Фрэнк, почему ты его не разбудишь? — продолжал удивляться Олд Шеттерхэнд.

— Нашему добряку прописан сон — он болен.

— Болен? В таком случае его нужно осмотреть! Болеть здесь, на Диком Западе, — дело совсем иное, нежели полеживать в постельке дома. У него что-то серьезное?

— Не то чтобы очень серьезное, но весьма болезненное, я полагаю. Из-за болей, которые Дролл мужественно терпел, мы с трудом добрались до Форт-Обри, где его наконец осмотрел доктор. Долго он его смотрел, надо сказать, а потом назвал болезнь Дролла не иначе как «sciatica».

— Хм, значит, ишиас!

— Да, в ногах у бедняги настоящий остров Ишиа!25

— Но ведь раньше его это не беспокоило! — улыбнулся Олд Шеттерхэнд. — Где это он заполучил такую штуку?

— Такое у него впервые, это точно.

— Доктор установил причину?

— Доктор? Я облегчил работу лекарю, ибо сам поведал ему о ней.

— Ты?

— Ну да, я! Неужели вы думаете, что я слепец, не замечающий очевидного? Разве что если бы меня поразила египетская слепота!

— Так в чем же причина?

— Все дело в лошади, которая до сих пор не отучилась спотыкаться.

— Как это произошло? — спросил Олд Шеттерхэнд, едва подавляя смех.

— Я уже говорил, что от Арканзаса мы поехали верхом. Моя скотина — не подарок, она и сейчас при мне, но это цветочки — она хоть выносливая! Что касается цаплеобразной клячи Дролла, то тут мне просто нечего сказать… В общем, надули нас, когда мы покупали лошадок, а уж с его кобылой — вдвойне! Вечно она спотыкалась, а когда на пути не было ни канав, ни камней, ни древесных корней, эта тварь путалась в… собственных ногах.

— Но кто же покупает такую лошадь?!

— Когда до зарезу нужен конь, а под рукой ничего нет, кроме этой хромой скотины, куда денешься?

— Ну хорошо, только я пока не заметил связи между хромой лошадью и ишиасом.

— Вот-вот, и мы поначалу не заметили. А тут вдруг как гром среди ясного неба! Едем мы себе в прекрасном настроении по зарослям, среди высокой травы, и не подозреваем, что проклятая судьба уже поджидала нас в виде скрытого в траве пенька. Так вот, эта дуреха Дролла ни с того ни с сего спотыкается о пень передними ногами и в испуге шарахается в сторону. Бедняга Дролл пулей вылетает из седла. Да так, что приземляется на пень, словно садится в кресло. В тот же миг я слышу два звука: крик и треск. Крик, понятно, Дролла, а вот что трещало — то ли тоже Дролл, то ли пень, — я до сих пор и не понял. Однако сдается мне, это был Дролл, поскольку и сегодня, похоже, не все его суставы на месте. Тогда он не мог встать, а я из последних сил пытался помочь ему подняться из низкого партера в бельэтаж, но он снова падал в свое «кресло». Так я и не смог придать ему положение, в котором бы он не стонал и не вскрикивал. А всему виной этот проклятый спотыкач о четырех ногах!

Добрый Фрэнк имел обыкновение рассказывать обо всем своеобразным языком, но вовсе не для того, чтобы позаба-

вить остальных, а просто потому, что по-другому не умел. Фрэнк искренне любил своего кузена и уж никак не желал, чтобы его рассказ вызывал у кого-то усмешку. Оба Тимпе не спускали с него глаз, и по их теплому выражению было видно, что этот забавный коротышка пришелся им по душе.

— Начинаю понимать, — кивнул Олд Шеттерхэнд. — Рассказывай дальше.

— Мне стоило адских трудов собрать моего Дролла по частям и придать ему первозданный вид: я дергал его за ноги, встряхивал, растирал, подпирал сзади и спереди, и в какой-то момент он все же вскочил, но не от того, что ему стало легче, а от боли! После этого я еле-еле помог ему взгромоздиться на лошадь, уже на мою, поскольку спотыканий своей он бы уже не вынес. Целых два дня потребовалось мне, чтобы дотащить его до Форт-Обри. За это время он потерял в весе фунтов пять, а то и шесть! Два дня, подумать только! Эти дни я не забуду до конца дней своих! Его стенания и стоны! А моя езда на этой злосчастной кобыле, которая раз за разом продолжала спотыкаться! Боли его становились все сильней, а мое сердце екало все тревожней, пока мы наконец не оказались у ворот Форт-Обри. Там за него взялся док26 с банками, горчичным тестом, шпанскими мушками и скипидарным маслом.

— Ему полегчало? — уточнил Олд Шеттерхэнд.

— Да, постепенно. Минула неделя и можно было подумывать о продолжении путешествия. Так, потихоньку, мы тронулись в путь. С горем пополам приехав сюда, он почувствовал, что ему нужно передохнуть еще пару дней.

— И сколько вы здесь?

— Два дня. Завтра утром собирались двигаться дальше — в Санта-Фе.

— До Санта-Фе путь неблизкий. Куда вы хотели поехать прямо отсюда?

— В горы Ратон, через Ольховый родник.

— Хм… Там утром будет Черный Мустанг с большим отрядом команчей.

— Черный Мустанг, этот дикий палач? — вмешался инженер с тревогой в голосе. — А что ему там надо, у Ольхового родника, так близко отсюда? Может, он задумал чего против нас, а, мистер Шеттерхэнд?

— Не против вас. Это касается меня и Виннету. Он знает, что мы едем туда, и хочет нас схватить.

— Дьявол! Теперь-то вы уж, конечно, туда не сунетесь!

— Напротив, именно потому туда мы и поедем, а может быть, и вы тоже.

— Я? Скажу честно: я с удовольствием при случае влепил бы этим краснокожим под хвост пару фунтов пороху, но вот самому лезть на рожон мне не очень хочется.

— Никуда лезть не придется. Речь идет о вашем коллеге и его людях из Пихтового Лагеря. Им грозит нападение команчей. Это и есть та самая причина, из-за которой мы прибыли сюда на вашем поезде. Нам нужна ваша помощь.

— В таком случае беру свои слова обратно. Вот оно в чем дело! Мой почтенный коллега — специалист хоть куда, но в делах с индейцами не большой мастак. Однако, вы с ним можете смело положиться на меня и моих людей.

— Сколько у вас здесь рабочих?

— Около девяноста человек, все белые. Это дельные ребята, которые неплохо обращаются с оружием. Но нам все же хотелось бы знать, как обстоят дела?

Инженер оказался более решительным и предприимчивым, нежели его коллега из Пихтового Лагеря, и в нем Олд Шеттерхэнд сразу нашел себе помощника. Охотник вкратце описал события прошедшего вечера, поделился своими мыслями по этому поводу. Когда он закончил, инженер поднялся и протянул Шеттерхэнду руку со словами:

— Идет, сэр! По рукам! Можете использовать меня и моих людей в любое время.

Хромой Фрэнк не преминул вставить по-немецки:

— И меня тоже! Этому Наичернейшему Мустангу остались считанные часы! Ведь за дело берется настоящий боец! А сейчас я пойду и приведу еще одного героя нашего девятнадцатого века, которого невозможно оставить не у дел.

Коротышка вскочил и исчез. А когда вскоре появился опять, привел за собой страдальца Дролла. Видно было, что тот пережил немало, хотя глаза его поблескивали чрезвычайно живо, а поведение вовсе не выдавало сильных страданий. Дролл искренне обрадовался такой нежданной-негаданной встрече и заявил, что независимо от того, позволит его здоровье или нет, он вместе со всеми отправится к Ольховому роднику.

Виннету, который прежде не проронил ни слова, задал Дроллу сразу несколько вопросов, которые свидетельствовали о его довольно широких познаниях о строении и болезнях человеческого тела. Оказалось, что у Дролла и в самом деле ишиас. Затем Виннету встал, раскрыл свою кожаную сумку, в которой обычно носил целебные травы и только ему известные лекарства, осмотрел ее содержимое и спокойно произнес:

— Пусть мой брат Дролл проводит меня к своему лежбищу.

Оба вышли. Через минуту присутствующие услышали громкий, душераздирающий вопль.

— Это Дролл! — вскочил с места Хромой Фрэнк. — Что Виннету с ним делает? Его крик распилит мне душу, как свеженаточенная пила!

Он хотел было выйти, но Шеттерхэнд остановил саксонца и успокоил его:

— Останься, дорогой Фрэнк! Виннету знает, что делает! Индейцам известны такие средства от болезней, о существовании которых наши лучшие лекари и не подозревают.

Тут же появился Виннету.

— Наш брат Дролл был вынужден еще раз вытерпеть сильную боль, чтобы потом стать здоровым, — произнес вождь апачей. — Сейчас он немного отдохнет, но через час он ощутит себя полным сил и снова будет с нами.

В самом деле, где-то через час явился Дролл и на свой любимый альтенбургский лад толкнул речь:

— Разве не здорово, друзья мои! Я словно заново родился! Не знаю, что там сделал Виннету: не то натянул нерв, не то разорвал его… да не все ли равно, в конце концов! Теперь я снова могу сесть верхом, а кое-кто узнает, что у Тетки Дролла есть еще порох в пороховницах, если надо!