Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям.


* * *

Картонная табличка с надписью от руки на двери в стиле арт-деко гласила:

"Последний день / Спасибо за 50 замечательных лет!"

Входная дверь театра издала тихий скребущий звук, когда он вошел в ледяной и пустынный вестибюль. Интерьер был выдержан все в том же стиле, который Тед помнил с детства. На ковре был сложный узор из азиатских храмов и животных джунглей в нескольких цветах. Сильно изношенный от десятка, сотен прошедших по нему ног. Он был таким еще во времена, когда Тед был ребенком. Сейчас он выглядел еще хуже. Местами просвечивались темные половицы. Обои были розовато-красными и украшены войлочным рисунком на несколько тонов темнее. В люстре над головой не хватало многочисленных лампочек и отвалившихся стеклянных элементов отделки.

Огромный мужчина в бледно-желтых брюках и меховой шапке поднялся со стула, втиснутого за сильно поцарапанным стеклянным прилавком. Его вымученная улыбка выглядела болезненной. Его бирка "Менеджер" была приколота к потрепанному красному свитеру под серым, как окружающая атмосфера, пиджаком.

— Здравствуйте, сэр, добро пожаловать в "Парадис", — монотонно произнес он. Его губы были влажными, а глаза красными и маленькими. — Наш "Рай" к Вашим услугам!

— Привет, фильмы все еще крутят?

— Прямо до рассвета.

— Сколько?

Управляющий надул губы.

— Обычно пять баксов, но это наша последняя ночь. Давайте назовем это бесплатным сеансом. Кроме того, главный фильм сезона — «Полуночники» — это странный, независимый фильм из Атланты. Но это все, что у нас есть на данный момент.

— Я не могу спорить с мистером "Бесплатно". О чем все эти кадры на постере?!

— Просто куча сцен, которые владелец собрал из того, что здесь показывали. Так сказать — Лучшее из лучшего! Я не знаю, откуда он взял все это. Нам приходят уже отснятые катушки. Кое-что из этого записано из архива, что-то из модного ныне "стрима". Не спрашивай конкретно что. Я не смогу ответить.

Это звучало сомнительно, но кому какое дело?

— Ясно.

— Могу я продать вам что-нибудь перекусить? — сменил тему управляющий, подарив свою лучшую улыбку.

— Средняя кока-кола, я думаю будет в самый раз.

— Поп-корн? Может конфеты?

Тед посмотрел на микроволновку для поп-корна, наполовину заполненную желтоватыми, жесткими на вид выскочившими зернами. Масло казалось обесцвеченным и не вызывало доверия. А вот шоколадные батончики были аккуратно разложены в стеклянной витрине. Но все они были в выцветших обертках, которым давно перевалило за год, а может и не один. Когда он осмотрел ассортимент, то был почти уверен, что большинство наименований не производили годами — Марафон, Реджи, Старбар, Пауэрхаус и Техасец.

От раздумий и фантазий его отвлек монотонный стук. Это менеджер поставил напиток на стойку и постукивал двумя толстыми пальцами по крышке.

— Колы будет достаточно. Уже довольно поздно, — сказал Тед. — Не хочу потолстеть.

Менеджер ухмыльнулся, как бы показывая что разделяет мнение посетителя.

— Тогда, приятель, с тебя три доллара. Найдите себе место во втором зале. Фильм идет по кругу. До конца осталось примерно сорок пять минут, прежде чем все начнется сначала. Оставайся, сколько захочешь, по крайней мере, до рассвета. Вот тогда я всех выгоняю, и "Рай" закрывается на совсем.

— Все так плохо?

— В следующем месяце они превратят нас в автостоянку.

Он издал хриплый, булькающий смешок. Тед понятия не имел, о чем он говорит, но для вида состроил грустное выражение лица.

— А что играет в первом зале?

— Мы закрыли его много лет назад. Проектор сломался. Хозяин не мог позволить себе заменить его. Вот и пришлось пожертвовать помещением. Хотя мне нравятся эти старые проекторы. Они издают небольшой дребезжащий звук, который говорит вам, что вы находитесь в театре, а не смотрите телевизор сидя дома, в уютном кресле.

— Ну, ладно. Закрыт, так закрыт.

— Я говорю правду, приятель. Даже не думай сомневаться!

Тед кивнул и подошел к золотому занавесу с черной цифрой "2" над ним. Маленькая бумажная табличка у входа гласила, что "Спать запрещено".

— Вы серьезно насчет "не спать"?

— О, да. Люди храпят — это беспокоит других клиентов. Почти хуже, чем разговаривать по мобильному.

— Спать в кино — это перебор. Или фильмы такие скучные?

— Ну не знаю. На любителя. Кстати, выключи телефон.

— Он и так разряжен.

— Как удачно, приятель.

— Мне вот покоя не дает эта надпись. Серьезно люди спят в залах?

— Только не в моем кинотеатре. Они получают одно предупреждение. После этого они уходят.

— Я вижу...

Тед сделал паузу. Лицо управляющего стало сердитым.

— Я никогда не слышал об этом раньше.

— Это место похоже на церковь. Вам не положено спать в церкви, верно? Вы позволяете экрану воплощать ваши мечты — вот для чего он существует. Знаете ли вы, что в 30-е годы кинотеатры называли дворцами мечты? Тогда все люди понимали, как это важно. Искусство порождало эмоции. Мы все чего-то хотим. И кино воплощало наши надежды, наши желания. Мы просто с годами забыли...

— Что же, спасибо. Я не знал. Поучительно.

Тед раздвинул занавеску и вошел в зал. Он молча стоял внутри, пока его глаза не привыкли к потемкам. Он надеялся, что не заснет. Было уже довольно поздно. Еще больше старого ковра тянулось по проходу. Ряды сидений выглядели неровными, так как некоторые спинки сидений обвалились, а у некоторых отсутствовали подлокотники. В темноте он почти ничего не видел на стенах, но помнил огромные пятна воды, спускающиеся в некоторых секциях, и еще большие пятна, расцветающие на потолке.

Экран был виден, несмотря на несколько вертикальных трещин и складок по краям, которые искажали изображение. Полотно было обрамлено двумя половинками гигантского красного бархатного занавеса. Он задавался вопросом, закрывают ли они все еще занавес между показами?


Даже в своем потрепанном состоянии зал функционировал и для чего-то еще сгодится. Тед убедил себя, что если не присматриваться, то все не так уж и плохо. Его теннисные туфли прилипали к ковру при каждом шаге, издавая мягкий звук поцелуя взасос, когда он поднимал ноги. Все эти десятилетия капающего масла и шипучки, подумал он, сделали свое дело.

Как муха в липкой ловушке — мелькнула мысль и вызвала улыбку.

Он поискал сиденья, которые казались менее изношенными, менее провалившимися и способными на первый взгляд выдержать вес его тела. Добыча была невелика. Он попробовал несколько, прежде чем нашел один более или менее сносный. Ему пришлось протиснуться мимо нескольких посетителей, выглядевших такими же развалившимися, как обивка. Его извинения были встречены гробовым молчанием.

Он мельком взглянул и предположил, что сцена, разыгрывающаяся на экране, была из «Полуночников», но он не мог понять, что там конкретно происходит. Он смотрел на смутно знакомую гостиную в скромном доме, похожем на дом его родителей, такую темную, что она могла бы быть черно-белой, если бы не несколько видимых проблесков синего и зеленого. В звуковом сопровождении был диссонирующий металлический гул, ритм которого неожиданно изменился, постепенно увеличивая громкость, пока он не обнаружил, что ерзает от дискомфорта. Сцена продолжалась без актеров, и никаких других звуков, кроме этого громкого механического шума. Тед начал задаваться вопросом, может ли быть что-то не так с проектором. Или это и есть современное искусство в чистом виде?

Он обернулся и оглядел остальную аудиторию, выискивая нетерпение, замешательство или тревогу, что-нибудь указывающее на то, что они могли видеть это так же, как и он. В зале было восемь или девять фигур, обмякших на своих местах, головы откинуты назад, неподвижные. Тед не мог видеть их глаз, но, судя по их позе и неподвижности, некоторые из них, должно быть, спали. Может быть, все они используют зал для ночлега? А что, дешевое койко-место по цене упаковки поп-корна? Если посудить, то неплохая задумка. Они нарушали особое правило "Рая". Так почему же их не выгнали? Они были совершенно безмолвны — никакого храпа, который он мог бы услышать. Он даже не слышал, как они дышат.

Черт! Черт! Если я буду так и дальше загоняться, то точно дойду до психушки — решил Тед и отогнал прочь дурные мысли.

Он вернул свое внимание к экрану как раз в тот момент, когда шум машины стих и затянутая, непонятная сцена закончилась. Появились слова: "Конец части 4". Там был какой-то непонятный, темный заголовок, а затем начался первый клип, или, по крайней мере, первый клип, который видел Тед. Написанное от руки название появилось красными чернилами поверх белого листа и гласило: "Владение".


Он видел это, если это было то, о чем он думал. Изабель Аджани появилась, проходя по сильно затененному проходу метро, и он сразу понял, что это был тот самый фильм, который он вспомнил! Внезапно она забилась в конвульсиях, бросаясь из стороны в сторону, как будто какая-то внешняя сила управляла ее телом. Тед вцепился в подлокотники, зная, что сейчас произойдет. Изабель в агонии упала на грязный тротуар, обильно истекая кровью, так как у нее случился выкидыш. Они выбрали самую ужасную сцену из фильма. Жуть! Конечно, это всего лишь кино, но иногда спецэффекты заставляют поморщиться. "Клипы" оказались подборкой сцен из фильмов ужасов 70-х и 80-х годов, многие из которых Тед узнал, а некоторые другие — нет.

Они бежали без перерыва, разделенные только темными, окровавленными или просто отвратительно выглядящими заставками, каждая из которых была представлена с наспех нацарапанным идентифицирующим названием, одна за другой, как лихорадочный, бессвязный кошмар. Кадр сменялся кадром, небольшие короткометражки шли длинной склейкой, словно кто-то безумный решил из разных отрезков составить собственный идеальный фильм ужасов.

Тед покачал головой, демонстрируя свое разочарование.

Он снова глянул на экран. Черный прямоугольник, сопровождаемый звуками треска, как от виниловой пластинки, сменился кадром из культового ужастика. Гниющее тело Джейсона, утаскивающее девушку под озеро в пятницу 13-го. Затем был Чаки, оживающий в руках матери в детской игре, за которым последовал клип с неразборчивой надписью, в котором ребенок ел собственные пальцы в дрожащей черно-белой беззвучной последовательности, так сильно поцарапанный, что Тед подумал, может быть, ему это просто показалось. Музыка за многими сценами была громкой до искажения, цвета были такими яркими и контрастными, что, казалось, они прожигали экран насквозь. У него снова заболела голова. Затем наступил этот ужасный конец Лагеря для Ночевок во всей его неполиткорректной славе, разбитое лицо, которое он никогда не мог выбросить из головы.

Теду снова стало плохо, поэтому он поднялся со своего места и быстро-быстро побежал в уборную, слева от вестибюля. Менеджера за прилавком не было. Мужской туалет находился под лестницей, ведущей на закрытый, аварийный балкон. Сколько Тед себя помнил, балкон всегда был закрыт. Он протиснулся в узкий дверной проем и пошел по кривому коридору. Три кабинки туалета и раковины поблизости были выкрашены в ярко-красный цвет, но краска в основном была отколота, оставляя беспорядочный эффект брызг крови. Тед опустился на колени перед первым открывшимся унитазом и его вырвало, он чуть не потерял сознание. Он прижался головой к холодному полу, смутно осознавая, насколько он грязный. Он с трудом поднял голову над ободком унитаза, прежде чем его снова вырвало. Он понятия не имел, как долго пробыл в туалете, и не чувствовал необходимости возвращаться на свое место в зале. Черт с ним, с этим показом! Черт со всем гребаным кинотеатром!

Он вытер лицо и волосы холодной водой и, пошатываясь, вышел. По-прежнему никаких признаков управляющего. Когда он проходил мимо первого зала, ему показалось, что он услышал шум изнутри. Как звук мотора включенного проектора. Вроде, первый зал — закрыт? Управляющий в этом уверял.


Он огляделся, и не заметив никого и ничего подозрительного, отодвинул занавеску и заглянул внутрь. Проектор действительно исправно работал и стрекотал сменяя кадры на экране. Там сияло что-то белое. Этот яркий свет освещал весь пустующий зал. Темные очертания всех сидений казались раздутыми и деформированными, как будто их занимала распроданная публика. Было что-то в этом мягком, белом свете манящее. Словно тысячи невидимых фей шептали на ухо — Иди к нам! Иди!

Внезапно тяжелая рука на его плече потянула его обратно в вестибюль.

— Я же говорил тебе, что театр закрыт для публики!

Лицо управляющего было мертвенно-бледным и находилось в опасной близости. Это было не совсем то, что он ему сказал, но Тед не собирался спорить.

— М... мне жаль. Это больше не повторится!

Пораженный, он отпрянул от управляющего и шустро нырнул обратно во второй зал. Его затошнило от смущения, как какого-то глупого ребенка. «Полуночники», по-видимому, были в разгаре еще одной тошнотворной главы.

Актеров по-прежнему не было видно, но камера вела зрителей вверх по лестнице и вниз по коридору, предположительно в спальни. В зале было так темно, что Тед мог разглядеть очень мало деталей. Все это выглядело ужасно знакомым, но тогда многие дома, построенные в то время, имели схожие планировки. Например, его дом. Вернее дом его матери. Затем на экране вспыхнула надпись:

"Конец части 7".


Он даже не догадывался, что отсутствовал так долго. Казалось, не было смысла оставаться — он еще не видел никаких персонажей и понятия не имел о сюжете, — но начался еще один раунд клипов, и ему не хотелось уходить.

Несколько странных персонажей прокрутились по экрану, за которыми последовали несколько быстрых кадров старой леди, разорванной на части гигантскими демоническими сверчками в каком-то безымянном, тошнотворно освещенном азиатском фильме. За этим последовала сцена взрывающейся головы в "Сканерах". Очевидно, владельцу, который, как сильно подозревал Тед, был еще и менеджером, это так понравилось, что он повторил это дважды. После паузы и случайных цветовых потоков его угостили невероятно интуитивной сценой трансформации, которую Рик Бейкер представил в "Американском оборотне в Лондоне", одном из любимых фильмов Теда. Пара друзей однажды утверждали, что это была комедия, но он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь смеялся.

Начался следующий клип, но почти сразу же закипел и сгорел. Пленка вспыхнула и на полотне размазалось изображение. Внезапно в зале зажегся свет, и Тед услышал ругань — или это был крик? — доносящуюся из проекционной будки позади него. Он увидел неровное пятно тени, движущееся по центральному проходу, и понял, что это была масса тараканов, спасающихся от яркого и неожиданного света. Они исчезли внутри дыры в ковре. Он обернулся, гадая, заметил ли это кто-нибудь еще это безобразие. Должно быть, кто-то ушел, потому что теперь он мог насчитать только четверых, кроме себя. Трое из них сидели с закрытыми глазами, склонив головы набок. Оставшийся бледный пожилой мужчина уставился на него, не мигая. Он медленно погладил изогнутую ручку толстой деревянной трости, которую прижимал к груди. Тед отвернулся. Это был его первый шанс хорошенько рассмотреть стены и потолок театра. Пятна все еще были там, но их стало больше. В некоторых местах обои полностью отвалились, чтобы показать отдельные участки штукатурки, их края блестели от влаги.


Свет снова погас, и ролики продолжали крутиться. Дерево за окном мальчика в "Полтергейсте" превратилось в кадры сверхактивной руки в "Зловещих мертвецах 2". Клип резко оборвался и перешел прямо в финальную трансформацию Джеффа Голдблюма в "Муху". Глубокий намек на грязь в этом фильме заставил Теда почувствовать себя глубоко неловко. Ему не следовало так резко покидать родительский дом. Ему следовало остаться и загладить свою вину, помочь им на следующее утро убрать этот ужасный беспорядок. На экране появилась отвратительная кухня в "Техасской резне бензопилой" Тоби Хупера. Это был нестабильный клип, который только подпитывал электрическую тревогу персонажей. Слои плоти и обломков костей, жирные тарелки и столовое серебро, засохшие пятна крови. Тед начал потеть, и по его груди пробежало жжение. Ему хотелось почесаться, но зуд распространился повсюду, и как только он начал чесаться, он не мог себе представить, что остановится. Что-то двигалось в дальних углах сцены, намек на насекомых, блуждающих по столу и прикасающихся к разбросанным кусочкам еды, что-то ползающее внутри и снаружи маленькой туши, намек на грызуна.

"Конец части 3" — надпись вспыхнула на экране, за ней последовала ужасная заставка. На черном фоне красные, кривоватые буква и логотип, заявляющий о том, что «Полуночники» продолжается. Должно быть, части были не в хронологическом порядке, но, насколько Тед мог судить, это не имело ровным счетом никакого значения. На экране все еще не было актеров, только "нарезка" из культовых ужастиков.


Камера медленно переместилась в темную столовую, когда маленький прожектор, похожий на фонарик — предположительно, прикрепленный к камере — включался и выключался, освещая отдельные тарелки, сервировочные блюда, опрокинутые бокалы для вина и окрашивая прекрасную скатерть пятнами темно-красного цвета. Жир блестел на прекрасном праздничном фарфоре, а крупные планы были сосредоточены на вилках, ножах и ложках, испачканных остатками животных и овощей. Тед становился все более встревоженным по мере того, как раскрывалась каждая новая деталь.

С камерой, расположенной так близко к столу, это могла быть чья угодно столовая, и праздничные блюда имели определенное единообразие по всей стране, но некоторые ракурсы и перспективы, появляющиеся в таких размерах на экране кинотеатра, потрясли его тревожным узнаванием. Дом был очень-очень знаком. Жжение и зуд вернулись и стали более интенсивными, как армии грязных насекомых, марширующих вокруг его туловища. Вскоре это стало почти невыносимым. Он снова вскочил со своего места и помчался в уборную. Оказавшись под голыми лампочками, свисающими с потолка и бросающими пучок света возле раковины, Тед сбросил куртку, снял рубашку и уставился на себя в заляпанное зеркало. Большие вишнево-красные пятна покрывали его грудь и живот. Еще более яркие красные островки поднялись на его предплечьях, как стекающиеся узоры обоев в вестибюле. Они продолжались на его руках, покрывая волдырями кулаки, состоящие из костяшек пальцев. Он исследовал нежные места, на внутренней стороны ладоней и возле шеи, исследуя каждый дюйм кожи, чтобы составить карту распространения своих симптомов. Может быть, у него была аллергия на что-то, что прилипло к нему в потемках зала, было разлито на сиденьях, и пятна исчезнут к тому времени, как он доберется до кампуса? Хотя, кого я обманываю... конечно нет! Это место было таким грязным, что это могло быть что угодно. СПИД? Бред. Может тогда герпес или пищевое отравление просроченными напитками? Может быть.

Боже, ему не следовало пить эту Колу! Вероятно, он был заражен! Вирус?! Возможно, ему придется отправиться в лазарет, как только он вернется в кампус. Не то чтобы он верил, что студенческая медсестра спасет его от сибирской язвы, но местные врачи точно могли бы ему помочь. Он задавался вопросом, а была ли миловидная брюнетка фельдшер из их кампуса вообще настоящим врачом? На секунду, он подумал про порно-фильмы, но резкая боль внизу живота вернула его в реальность. Вернее, в плохо освещенный, грязный туалет в дешевом кинотеатре. Вот она реальность. Самая, твою мать, настоящая действительность, которая грозила выблевать все кишки наружу.

Он встретился взглядом со своим зеркальным отражением. Это было похоже на просмотр фильма ужасов о нем самом. Этот чертов День благодарения. Его проклятая семья. Он слышал, что иногда у людей появляется сыпь просто от того, что они расстроены или нервничают. Что ж, он был очень и очень расстроен! Каждый раз, когда он приходил домой, он был расстроен. Ему следовало бы уйти прямо тогда, но он хотел посмотреть, чем все это закончится. Он снова оделся и вышел в вестибюль.


Управляющий схватил пожилого мужчину, которого Тед видел ранее в кинотеатре, за руки и потащил его прочь. Беспомощное тело волоклось по облезлому ковру. Трость старика упала на пол, и так и осталась лежать без внимания. Менеджер резко взглянул на Теда и зарычал как раз в тот момент, когда мужчина обмяк совсем.

— Возвращайся на свое место! — рявкнул управляющий, затаскивая беднягу в первый зал. Мгновение и оба скрылись за красной шторкой.

Какого черта здесь происходит?

Тед слышал, как проектор в зале щелкает и жужжит так громко, что, должно быть, разлетается на части. Он хотел помочь старику и уже было пошел за ними, потом остановился. Это был не фильм, и он не мог справиться с таким чудовищем, как менеджер. Что сделает парень взрослому мужику с явной шизофренией?! Он обреченно махнул рукой и поплелся к выходу. Подошел к входной двери и попытался открыть ее. Она была заперта. Он лихорадочно огляделся, ожидая, что управляющий вот-вот прорвется сквозь занавески и выпустит его на улицу. Но этого не произошло. Тед походил немного из стороны в сторону, посмотрел на потолок, поелозил на пятках. Но результат не изменился. Похоже управляющий ушел, а двери заперты.

Взгляд упал на таксофон что висел на стене у двери туалета, но трубка была снята, а цветные провода отходили от бронированного кабеля. Сломан. Чего еще можно ожидать. Закон жанра — подумал Тэд и ужаснулся. Если предположить, что я в фильме ужасов — тогда мне конец!

Он поднял с пола трость и побежал обратно во второй зал в поисках помощи. Тед оглядел сидения. Театр был совершенно пуст. На экране воспроизводился отрывок из фильма Джона Карпентера "Нечто" — это была сцена где отвратительная перевернутая голова, отращивала себе сегментированные ноги и быстро передвигалась по полу.

— Хорошая идея! — крикнул Тэд.

Он подбежал к передней части кинотеатра и с помощью трости раздвинул занавески по обе стороны экрана. Два аварийных выхода были... заколочены досками. Дьявол! Вот же попадалово! Он пошел обратно по проходу, пытаясь сообразить, что делать. Он старался не касаться сидений. Мало ли какая зараза прилипла к этим ужасным предметам интерьера. Он повернулся и уставился на экран.

— "Эй, Джонни!" — голова безумного Джека Николсона высунулась из неровной дыры в культовом "Сиянии". Появилась вновь заставка «Полуночников».


Камера скользнула по коридору верхнего этажа этого слишком-слишком знакомого дома. Теду нужно было уходить, но, похоже, идти было некуда. Он в ловушке. Он крепко сжал трость, готовясь использовать ее как дубинку. На экране невидимая рука открывала каждую дверь в коридоре, и камера, и Тед вплыли внутрь. В первой спальне его родители лежали на полу! Мертвые глаза смотрели в потолок, их щеки были ярко-красными. В другой комнате тела его брата и невестки лежали в постели, скрючившись, завернутые в покрывала. Восходящее солнце заглядывало в окно. Фильм резко закончился, став черным еще до того, как попал в комнату Теда.

В голове вспыхнула паника вперемешку с адреналином. Он не знал, как реагировать, да и как такое может быть?! Он собственными глазами видел свою мертвую семью на большом экране гребанного кинотеатра. Они были убиты! Они уже мертвы!

Он выбежал в вестибюль, подняв трость над головой. Страх предал сил и решительность — он убьет этого ублюдка в отместку! Но управляющего нигде не было видно. Тед ждал, оглядываясь по сторонам, внимательно прислушиваясь и не слыша ни звука.

Затем он заметил, что входная дверь приоткрыта на дюйм или около того, ровно настолько, чтобы впустить рассвет. Он распахнул ее сильным ударом, плечом, поворачиваясь и замахиваясь в пустоту, пока не убедился, что рядом никого нет.

Тед огляделся, щурясь от поразительно яркого солнца. Видимо глаза в полутемках кинотеатра отвыкли от дневного света. А затем слабо осознавая, что делать и куда идти — побежал обратно в дом своих родителей, понимая, что он не вернется в школу, это было скорее капитуляцией, чем решением.


Дорога заняла пятнадцать минут. Грязь и хаос в столовой выглядели еще хуже в свете утра. Он вспомнил начало этого ужасного дня и то, как все это, казалось, началось с разочарования его отца из-за сломанной печи. Он глубоко вдохнул, ища какой-нибудь запах, но его не было. Он тихо поднялся по лестнице, хотя знал, что рискует никого не потревожить. Он подумал о том, чтобы заглянуть в другие спальни, но у него не хватило духу. Он снял ботинки и, не раздеваясь, забрался в постель. Теплую, уютную кроватку! Он мог бы потратить время на то, чтобы переодеться в пижаму, но он знал, что это будет лишним. Сейчас он закроет глаза и заснет. А когда утром их откроет, то рассмеется от осознания того, что весь этот кошмар не более чем дурное сновидение. Нет, не более.


Загрузка...