Полуночное солнце

ПОЛУНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

«Секрет настоящего художника, — много лет назад говорил ей старый учитель, — заключается не в том, чтобы перенести краску на холст, а в том, чтобы передать эмоции, используя масло и кисть как разновидность нервных каналов».

Норма Смит взглянула из окна на гигантское солнце, потом — на холст, закрепленный на мольберте, который она установила возле окна. Она пыталась нарисовать солнце, и физически ей это удалось — огромный желто-белый круг, накрывший, казалось, полнеба. И уже можно было определить его неровные края. Оно было обрамлено огромными движущимися протуберанцами. Это движение можно было увидеть на ее полотне, но жара, — невыносимая, испепеляющая жара, накатывавшаяся волнами и жарившая город снаружи, не поддавалась кисти и не могла быть описана. Она ни на что не походила. И не имела прецедентов. Эта длительная, нарастающая и губительная жара подобно невидимому огню путешествовала по улицам.

Девушка положила кисть и медленно прошла через комнату к маленькому холодильнику. Она достала молочную бутылку, полную воды, и аккуратно отлила в стакан. Сделав глоток, девушка почувствовала холодную жидкость, влившуюся в нее. За последние несколько недель простое питье вызывало очень специфическую реакцию. Она действительно не могла припомнить, чтобы хоть раз она чувствовала воду. Раньше она испытывала сначала жажду, потом облегчение; но теперь даже глоток чего-нибудь холодного сам по себе был событием. Она поставила бутылку назад в холодильник и быстро взглянула на часы, стоящие в книжном шкафу. Они показывали 11.45. До девушки донеслись шаги. Ктото спускался по ступенькам, и она медленно подошла к двери, открыла ее и вышла в коридор.

Маленькая четырехлетняя девочка рассудительно смотрела на нее, потом глаза остановились на ее стакане с водой. Норма села на колени и приложила стакан к губам ребенка.

— Сьюзи! — вмешался мужской голос. — Не пей у леди воду.

Норма взглянула на высокого, мокрого от пота мужчину в расстегнутой спортивной рубашке.

— Все нормально, мистер Шустер, — сказала Норма, — У меня ее много.

— Ни у кого ее нет в большом количестве. — Мужчина дошел до нижней Ступеньки и подвинул девочку в сторону. — Такого понятия как «много» больше не существует. — Он взял девочку за руку и повел к двери напротив. — Миссис Бронсон, мы уже едем, — проговорил он, постучав в дверь.

Миссис Бронсон открыла дверь и вышла в холл. Это была женщина средних лет в тонком домашнем халате. Ее лицо блестело от пота. Выглядела она неряшливо и уныло, хотя Норма могла вспомнить, что не так уж давно это была очаровательная, довольно красивая женщина, да и выглядела она намного моложе своих лет.

Теперь ее лицо было усталым, волосы растрепались и не были уложены в прическу.

— У вас есть газ? — спросила миссис Бронсон ровным утомленным голосом. — Высокий мужчина кивнул.

— У меня двенадцать баллонов. Я посчитал, что его хватит, по крайней мере, до Буффало.

— Куда вы едете? — спросила Норма.

По ступенвкам спускалась жена высокого мужчины.

— Мы пытаемся добраться до Торонто, — ответила она. — У мистера Шустера там живет двоюродный брат.

Миссис Бронсон погладила девочку по голове, потом вытерла пот с маленького пылающего лица, — Не думаю, что это мудро — так поступать. Автострады забиты. По радио говорят, что они стоят бампер к бамперу. Даже невзирая на нехватку газа и все остальное…

Шустер перебил ее: — Я знаю, — кротко сказал он, — но в любом случае мы должны попытаться. — Он облизнул губы. — Мы просто хотели попрощаться с вами, миссис Бронсон. Мы наслаждались жизнью здесь. Вы были очень добры. Потом как-то обеспокоенно он обратился к своей жене: — Пойдем, дорогая.

С этими словами он поднял единственный чемодан и, держа ребенка за руку, начал спускаться вниз по ступенькам. Жена пошла за ними.

— Удачи вам! — крикнула им вслед миссис Бронсон. — Безопасного путешествия! — До свидания, миссис Бронсон, — отозвался женский голос.

Входная дверь открылась и закрылась. Миссис Бронсон долго смотрела вниз, потом повернулась к Норме.

— Теперь мы остались вдвоем, — мягко сказала она.

— Они последние жильцы? — спросила Норма, показывая на ступеньки.

— Последние. Во всем доме нет никого, кроме тебя и меня…

Из квартиры миссис Бронсон вышел мужчина. В его руках была сумка с инструментами; — Вода снова бежит, миссис Бронсон, — сказал он. — Я не могу дать гарантию, как долго она будет, но какое-то время она не причинит вам беспокойства.

Он быстро взглянул на Норму и нервно показал на сумку.

— Вы можете заплатить наличными? — спросил он.

— У меня есть счет в банке, — ответила миссис Бронсон.

Слесарю было не по себе…

— Мой шеф велел мне брать только наличными. — Он извиняюще улыбнулся Норме. — Мы работаем двадцать четыре часа в сутки. В городе каждые полторы минуты ломается холодильник. Все пытаются делать лед, а когда ток отключают каждые два часа, машины не выдерживают.

С видимым усилием он снова посмотрел на миссис Бронсон.

— Насчет этого счета, миссис Бронсон…

— Сколько я вам должна?

Мужчина смотрел на свои инструменты и низким голосом проговорил:

— Я должен взять с вас сто долларов.

Он печально покачал головой.

Спокойный голос миссис Бронсон не мог скрыть ее ужаса:

— Сто долларов? За пятнадцатиминутную работу?

Мужчина кивнул с несчастным видом.

— За пятнадцатиминутную работу. Остальные конторы просят по двести и по триста за такую работу. Так длится уже месяц. С тех пор, как… — Он глянул на улицу через окно коридора. — С тех пор, как это произошло.

Последовало тревожное молчание, и наконец миссис Бронсон сняла обручальное кольцо.

— У меня больше не осталось денег, — тихо сказала она, — но это золото, оно дорого стелит.

Она протянула ему кольцо.

Мастер не мог посмотреть ей в глаза. Он сделал быстрое судорожное движение, которое нельзя было принять ни за согласие, ни за отрицание. Он посмотрел на кольцо и покачал головой.

— Идите и продайте его, — отвернувшись, сказал он. — Я не принимаю женские обручальные кольца.

Он подошел к ступенькам.

— До свидания, миссис Бронсон. Удачи вам. — Он помедлил на ступеньке.

Над ним в окне виднелось желто-белое солнце. Теперь оно светило постоянно, но теперь оно было злом, которое нельзя более игнорировать.

— Я собираюсь попытаться вывезти свою семью сегодня вечером, — сказал мастер, глядя в окно. — Поедем на север. В Канаду, если получится. Говорят, там холоднее. — Он обернулся и посмотрел на двух женщин. — Не то, чтобы это что-то изменило, — просто попытка оттянуть… оттянуть это.

Он улыбнулся, но улыбка вышла кривой.

— Как и то, что все стремятся установить холодильники и кондиционеры. — Он покачал головой. — Все ерунда. Просто попытка оттянуть это, вот и все.

Он начал медленно спускаться. его широкие плечи сутулились.

— О Господи. — Донеслось до них, когда он дошел до площадки и продолжил спуск. — Господи, как жарко!

Его шаги пересекли нижний вестибюль.

Норма облокотилась о стену возле двери.

— Что теперь будет? — спросила она.

Домовладелица пожала плечами.

— Я не знаю. По радио я слышала, что они будут включать воду только на один час в день. О времени сообщат дополнительно.

Она вдруг взглянула на Норму.

— А ты не собираешься уезжать? — выпалила она.

Норма покачала головой.

— Нет, уезжать я не собираюсь.

Она выдавила из себя улыбку, затем повернулась и пошла в свою комнату, оставив дверь открытой.

Другая женщина вошла за ней. Норма подошла к окну. Солнце обдало ее жарой и странным, почти злобным светом. Он изменил целый город. Улицы, дома и магазины приняли тошнотворный устричный цвет. Воздух был тяжелым и сырым.

Норма чувствовала, как пот бежит по спине и ногам.

— Я продолжаю придерживаться этой дурацкой мысли, — проговорила художница, — этой дурацкой мысли, что я проснусь, и ничего этого не будет. Я проснусь в холодной кровати, и на улице будет ночь, и ветер будет шуметь в ветвях, на тротуаре будут тени, а в небе будет светить луна.

Она повернула лицо и выглянула в окно. Это было равноценно тому, чтобы стоять перед открытой печью. Волны жары ударили ее, проникали в ее поры, проталкивались в ее тело.

— И шум движения, — более мягким голосом продолжала она, — автомобили, мусорные ящики, бутылки молока, голоса.

Она подняла руки и потянула за шнур от подъемных жалюзи.

Дощечки сомкнулись, и комната погрузилась в тень, но жара осталась. Норма закрыла глаза. Потом задумчиво сказала: — Не странно ли это… не странно ли, что многие вещи мы принимали как должное, — она помолчала, когда имели их?

Руки миссис Бронсон походили на двух нервных порхающих птичек.

— По радио выступал ученый, — сказала она, заставив себя говорить. — Я слышала его сегодня утром. Он сказал, что будет еще жарче. С каждым днем. Что сейчас мы очень близко от Солнца. И что поэтому… вот почему мы…

Ее голос Смолк. Она не могла заставить себя произнести это. Ей не хотелось говорить это вслух. А слово звучало «погибнем». Но, сказанное или нет, оно висело там, в горячем воздухе.

Ровно четыре с половиной недели назад Земля неожиданно и необъяснимо изменила свою эллиптическую орбиту и устремилась по той, которая постепенно, секунда за секундой, день за днем приближалась к Солнцу.

В полночь было так же жарко, как и днем, и почти так же светло.

Больше не было ночи и темноты. Все маленькие человеческие предметы роскоши — кондиционеры, холодильники и вентиляторы перестали быть таковыми. Это были жалкие и панические средства временцого выживания.

Нью-Йорк уподобился огромному больному высыхающему животному, чьи жизненные силы сгорали. Он очистил себя от обитателей. Они двигались на север в Канаду в безнадежной гонке с солнцем, которое уже начало обгонять их. Это был мир жары. Каждый день солнце становилось больше и больше, жара нарастала день за днем, пока термометры не закипали; дыхание, движение и разговоры были полны скуки. Это был мир бесконечного зенита.

На следующий день Норма тяжело поднималась по ступенькам с сумкой, полной продуктов. Консервная банка и пучок вялой моркови лежали на самом верху. Она остановилась на площадке между двумя этажами и перевела дух. Ее легкое ситцевое платье прилипло к ней, как мокрая перчатка.

— Норма? — раздался голос миссис Бронсон. — Это ты, дорогая?.

— Да, миссис Бронсон, — слабым задыхающимся голосом сказала девушка.

Она снова начала подниматься, а ее квартирная хозяйка вышла из своей комнаты и взглянула на сумку.

— Магазин был открыт?.

Норма улыбнулась.

— Широко. Думаю, за всю свою жизнь я в первый раз пожалела, что родилась женщиной. — Она поставила сумку на пол. — Вот все, на что у меня хватило сил. Там не было никого из персонала. Просто куча народа, хватающего все, что под руку подвернется.

Она снова улыбнулась и подняла сумку.

— По крайней мере, мы не умрем с голода, а на дне есть три банки фруктового сока.

Миссис Бронсон прошла за ней в ее комнату.

— Фруктовый сок! — Она захлопала в ладоши, как маленький ребенок, в ее голосе слышалось возбуждение. — О, Норма… может, откроем одну из них прямо сейчас?

Норма повернулась к ней, мягко улыбнулась и погладила ее по щеке.

— Конечно, откроем.

Она начала освобождать сумку, в то время как вторая женщина открывала и закрывала ящики кухонного стола.

— Где открывашка?

Норма показала на самый дальний ящик слева.

— Вон там, миссис Бронсон.

Руки женщины дрожали от волнения, когда она открыла ящик, перерыла его внутренности и наконец достала открывашку. Она донесла ее до Нормы и резко выхватила банку из рук девушки. А затем дрожащими руками она пыталась воткнуть ее в крышку, тяжело и отрывисто дыша. Банка и крышка упали на пол. Она упала на четвереньки, испустив подобный детскому вопль, затем неожиданно закусила губу и закрыла глаза.

— О, Боже мой! — прошептала она. — Я веду себя, как какое-то животное. О, Норма… извини…

Норма села на колени подле нее, подняла банку и открывашку.

— Вы ведете себя как испуганная женщина, — тихо сказала она. Посмотрели бы вы, миссис Бронсон, на меня в магазине. Я бегала по проходам. Я имею в виду, действительно бегала. Туда и сюда, разбрасывая продукты, хватая и выбрасывая продукты и снова хватая.

Она улыбнулась, покачала головой и встала на ноги.

— И при всем этом, — продолжила она, — я была самой тихой в этом магазине. Одна женщина стояла в самом центре него и плакала. В точности как маленький ребенок, умоляя, чтобы кто-нибудь помог ей.

Норма снова покачала головой, стараясь вычеркнуть эту сцену из памяти.

Маленький радиоприемник на столе неожиданно ожил. Через мгновение раздался голос диктора. Он был глубокий и звучный, но звучал как-то странно.

— Леди и джентльмены, — сказал голос, — говорит радиостанция WNYG. Мы останемся в эфире в течение часа, чтобы сообщить вам текущие новости и дать совет относительно движения. Сначала бюллетень из Министерства Гражданской Обороны. Для транспортных средств, движущихся на север и восток из Нью-Йорка, рекомендуется избегать автострады до дальнейших распоряжений. Движение на Бульваре у Федерального парка и на Бульваре Развлечений, а также на Федеральной Магистрали Нью-Йорка по направлению на север растянулось на пятьдесят миль из-за огромного скопления автомобилей, стоящих бампер к бамперу. Пожалуйста, держитесь в стороне от автострад до дальнейших распоряжений.

Последовала пауза, и голос заговорил другим тоном.

— А теперь сообщение о сегодняшней погоде из Метеоцентра.

Температура в одиннадцать часов по Восточному Стандартному времени составила сто семнадцать градусов.[15] Влажность девяносто семь процентов. Барометр без изменений. Прогноз погоды на завтра. — Снова диктор замолчал, его интонация изменилась: — Протез погоды на завтра.

В течение следующей долгой паузы Норма и миссис Бронсон смотрели на приемник. Голос диктора зазвучал снова.

— Жарко. Еще жарче, чем сегодня.

По радио кто-то заговорил шепотом.

— Мне плевать, — отчетливо сказал диктор. — Какого черта они считают, что могут кого-то обмануть своими чепуховыми прогнозами!.. Леди и джентльмены, — продолжил он со странным смехом в голосе, — завтра вы можете готовить яичницу прямо на тротуаре, разогревать суп в океане и дочерна загореть в проклятой тени!

На этот раз шепот был более быстрым и громким, и диктор, очевидно, среагировал на него.

— О какой панике вы говорите? — выпалил он. — Черт возьми, там некому паниковать!

Раздался мрачный смех.

— Леди и джентльмены, — продолжил голос. — Мне сказали, что мое отступление от текста может вызвать панику. Но я уверен, что вас не наберется и дюжины во всем городе. Я хочу начать особое соревнование. Все, до кого доходит мой голос, могут отломить верхнюю часть термометров и прислать их мне. Я вышлю им книжку своего собственного сочинения о том, как сохранить тепло ночью, когда нет солнца. А теперь я, может быть, смогу найти. для вас парочку настоящих кассовых шуток. Как насчет хорошего холодного пива? Это было бы великолепно!

Голос зазвучал чуть тише.

— Оставь меня, — сказал он, — ты слышишь меня? Черт подери, отстань. Уходи отсюда!

Последовал более неистовый шепот, затем — мертвая тишина, затем раздался звук царапающей пластинку иголки и послышалась танцевальная музыка.

Две женщины обменялись взглядами.

— Слышите? — сказала Норма, начав открывать банку с грейпфрутовым соком. — Не вы одна боитесь.

Она расстегнула верхнюю пуговицу платья, взяла с полки два стакана и налила в них сок. Один стакан она протянула миссис Бронсон, которая смотрела на него, но не пила.

— Пейте, дорогая, — мягко сказала девушка, — это грейпфрутовый сок.

Женщина посмотрела в пол и очень медленно поставила стакан на стол.

— Я не могу, — сказала она. — Я не могу жить за твой счет, Норма. Это понадобится тебе самой.

Девушка быстро подошла к ней и крепко взяла ее за плечи.

— Нам придется начать жить за счет друг друга. — Она взяла стакан и вручила его домохозяйке, подмигнула ей и взяла собственный стакан. Онждетвас; Миссис Бронсон сделала героическую попытку улыбнуться и тоже подмигнуть, но, когда она поднесла стакан к губам, ей пришлось подавить рыдания, а сделав глоток, она чуть не заткнула себе рот.

Музыка по радио резко прекратилась, и маленький вентилятор перестал вращаться то вправо, то влево, его лопасти останавливались, как уставший, старый аэроплан.

— Ток опять отключили, — тихо сказала Норма.

Ее подруга кивнула.

— Каждый день ток есть только в течение нескольких часов. А что, если… — начала она и отвернулась.

— Что? — мягко спросила Норма.

— А что, если он отключится навсегда? У нас будет, как в печке, так же, как и теперь, так же нестерпимо жарко и даже еще хуже.

Она закрыла рот рукой.

— Норма, будет еще хуже.

Девушка не отвечала ей. Миссис Бронсон сделала еще один глоток и поставила стакан. Она бесцельно бродила по комнате, глядя на картины вдольстен. И было что-то безнадежное в ее круглом, вспотевшем лице, а в глазах был такой страх, что Норме захотелось обнять ее.

— Норма, — сказала хозяйка, рассматривая картину.

Девушка подошла к ней.

— Нарисуй сегодня что-нибудь другое. Например, пейзаж с водопадом и деревья, гнущиеся на ветру. Нарисуй что-нибудь… что-нибудь холодное.

Неожиданно ее лицо перекосилось от злости. Она схватила картину, подняла ее и швырнула на пол.

— К черту, Норма! — закричала она. — Не рисуй больше солнце!

Она опустилась на колени и начала плакать.

Норма взглянула на разорванный холст, лежащий перед ней. Это была картина, над которой она работала — частично законченная работа, изображавшая улицу, над которой висело жаркое солнце. Неровный разрыв через все полотно придавал картине странный сюрреалистический вид, что-то от Сальвадора Дали.

Рыдания женщины постепенно утихли, но она стояла на коленях, опустив голову.

Девушка мягко тронула ее за плечо.

— Завтра, — негромко сказала она. — Завтра я попробую нарисовать водопад.

Миссис Бронсон дотянулась до руки девушки и крепко держала ее. Она покачала головой, хриплым шепотом она сказала:

— О, прости меня, Норма. Моя дорогая девочка, прости меня Бога ради. Было бы намного лучше, если бы…

— Если что?

— Если бы я должна была просто умереть, — она взглянула Норме, в лицо. — Было бы лучше для тебя.

Норма опустилась на колени и взяла постаревшее лицо в свои руки.

— Никогда больше не говорите этого, миссис Бронсон. Ради Бога, не говорите этого! Мы нужны друг другу. Мы отчаянно нуждаемся друг в друге.

Миссис Бронсон щекой прижалась к руке Нормы и медленно встала.

По ступенькам поднялся полицейский и появился в дверях. Его рубашка была расстегнута. Рукава были отрезаны по локоть и размохрились. Он посмотрел на Норму и ее соседку и вытер пот с загорелого лица.

— В здании находитесь только вы? — спросил он.

— Только я и мисс Смит, — ответила женщина.

— Вы слушали радио? — спросил коп.

— Оно у нас все время включено, — отозвалась домовладелица и обратилась к художнице: — Норма, дорогая, какую станцию мы слушали…

Полицейский перебил.

— Это не имеет значения. В эфире их осталось две или три, а завтра-не будет ни одной. Дело вот в чем — мы пытались сделать объявление для всех, кто еще остался в городе.

Он смотрел то на одну, то на другую женщину, очевидно, не хотел говорить дальше.

— Завтра в городе не будет полицейских. Нас распускают. Больше половины полицейских уже покинули город. Несколько добровольцев остались для того, чтобы сообщить всем о том… — Он увидел, что страх закрался в глаза миссис Бронсон, и постарался говорить ровным голосом. — Отныне самое лучшее, что следует вам сделать, — это держать свои двери закрытыми. Любой нехороший человек, любой шизик или маньяк будет свободно рыскать по улицам. Это опасно, потому держите двери на замке.

Он взглянул на них и мысленно отметил, что Норма была из них двоих сильнее и на нее можно было положиться.

— У вас есть здесь какое-нибудь оружие, мисс? — обратился он к ней.

— Нет, у меня ничего нет.

Коп подумал о чем-то с минуту, затем расстегнул кобуру и достал револьвер 45 калибра. Он дал его Норме.

— Будьте осторожней. Он заряжен. — Он выдавил улыбку для домохозяйки. — Желаю вам удачи.

Он развернулся и начал спускаться по ступенькам, миссис Бронеон пошла за ним.

— Мистер, — сказала она дрожащим голосом, — мистер, что с нами будет?

Коп повернулся к ней на середине лестницы. Его лицо было усталым и истощенным.

— Вы этого не знаете? — тихо спросил он. — Просто будет все жарче и жарче, потом, может быть, через два дня, — он пожал плечами, — в крайнем случае, через четыре или пять будет такая жара, которую не перенести.

Он глянул через плечо домовладелицы на Норму, стоящую в дверях с револьвером в руке. Его рот образовал жуткую прямую линию.

— Тогда поступайте как вам угодно, леди.

Мужчина повернулся и продолжил спуск.

Это было на следующий день или ночь. CFCT снова отключили, и часы остановились, поэтому нормальное измерение времени прекратилось. Болезненный белый свет заливал улицы, и время покоробилось от жары.

Норма в комбинации лежала на тахте, чувствуя волны жары, точно тяжелые шерстяные одеяла, давившие на нее. Точно кто-то толкал ее в чан с кипящей грязью, силой заблчая грязь в рот, глаза, в нос, постепенно погружая ее туда. Раздираемая кошмарами сна и действительности, она застонала. Через мгновение она открыла глаза, чувствуя тупую, пульсирующую боль в виске.

Она заставила себя встать, чувствуя ту же тяжесть, и пошла к холодильнику. Она открыла дверь, взяла молочную бутылку, полную воды, и налила себе стакан. Она медленно пила ее, идя через всю комнату к окну. Когда она задела подоконник, у нее перехватило дыхание. Будто она коснулась раскаленной стали. Она сунула пальцы в рот и облизнула, потом вылила на них несколько капель. Она прислушалась, но была полная тишина. В конце концов она пересекла комнату, открыла дверь и вышла в коридор. Постучав в дверь домовладелицы, она позвала: — Миссис Бронсон? — Ответа не было. — Миссис Бронсон?

За дверью раздались медленные шаги, потом звук снимаемой дверной цепочки. Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и миссис Бронсон выглянула в коридор.

— Вы в порядке? — спросила Норма.

Женщина погремела цепочкой и открыла дверь.

Ее лицо было изможденным и больным, а глаза блестели от слез.

— Я в порядке, — сказала она. — Было так тихо. Я ничего не слышала.

Она вышла в коридор и посмотрела вниз.

— Который теперь час?

Норма посмотрела на часы и потрясла кистью.

— Они остановились. Я не знаю, сколько сейчас времени. Я даже не знаю, день сейчас или ночь.

— Я думаю, сейчас около трех часов дня, — сказала миссис Бронсон. — Я чувствую, что сейчас три часа дня.

Она покачала головой.

— Думаю, так и есть.

Она плотно закрыла глаза.

— Я немного полежала, — продолжила она. — Я пыталась закрыть шторы, чтобы сделать тень, но когда они закрыты, очень душно.

Она уныло улыбнулась.

— Думаю, это что-то психологическое. Я уверена, нет никакой разницы, что на улице, что дома.

На крыше раздaлcя звук разбитого стекла и громкий глухой звук удара.

Руки миссис Бронсон вцепились в Норму.

— Что это было? — прошептала она.

— Что-то… что-то упало.

— О, нет… это был кто-то.

Норма посмотрела на ступеньки, ведущие на последний этаж.

— Вы заперли дверь на чердак? — прошептала она, чувствуя, как ужас надвигается на нее.

— Да, — поспешно ответила миссис Бронсон, потом закрыла себе рот рукой. — Нет, — поправила она себя и бешено покачала головой. — Я не знаю. Я не помню. Я думала, что закрыла.

Дверь над ними распахнулась, и Норма больше не прислушивалась. Она взяла соседку за руку и втащила ее к себе в комнату, захлопнула и закрыла дверь. Обе женщины едва дышали, услышав, что кто-то спускается вниз. Шаги остановились за дверью.

Миссис Бронсон повернулась к Норме. Она открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но девушка зажала ей рот и глазами приказала молчать.

В коридоре послышалось какое-то движение, кто-то приблизился к двери.

— Эй, — раздался мужской голос. — Кто там? Там кто-нибудь есть?

Норма почувствовала, как все ее мышцы сжались. Ни одна из женщин не раскрыла рот.

— Выходите, — сказал голос. — Я знаю, что вы там. Выходите и проявите гостеприимство.

В голосе слышалось нетерпение.

— Открывайте, я не могу торчать здесь весь день. Или вы выйдете, или я войду!

Норма, все еще держа руку у рта хозяйки, отчаянно оглядела комнату. Увидев на столике револьвер копа, она подошла и взяла его.

Она подошла к двери и прижала оружие к замочной скважине. Она взвела курок и повернулась лицом к двери.

— Вы слышали? — спросила она громко. — Это револьвер. А теперь убирайтесь отсюда. Идите вниз и выйдите через входную дверь. Оставьте нас.

За дверью послышалось тяжелое дыхание. Человек за дверью обдумывал сказанное.

— О'кей, дорогая, — наконец произнес он. — Я никогда не спорю с леди, у которой есть револьвер.

Затем послышались шаркающие шаги на лестнице, ведущей вниз, и Норма быстро подошла к окну и, вытянув шею, наблюдала за входной дверью внизу. Она ждала, но из дома никто не вышел.

— Мне кажется, он не спускался, — начала она говорить и, услышав звук ключей, быстро повернулась и увидела, что миссис Бронсон открывает дверь.

— Миссис Бронсон! — крикнула она. — Подож…

Дверь распахнулась, за дверью стоял мужчина — громадный, грузный гигант в разорванной нижней рубашке. Его лицо и тело были грязными. Миссис Бронсон завизжала и попыталась бежать мимо него. Он схватил ее за руку и швырнул в сторону.

Норма подняла револьвер, вцепившись в него, пытаясь нащупать курок. Мужчина бросился на нее, выбил револьвер и ударил ее по лицу. Боль от удара оглушила девушку. Мужчина пнул револьвер в угол, подошел к нему и поставил на него ногу. Он стоял так, тяжело дыша, глядя то на одну, то на другую женщину.

— Ненормальные бабы! Слишком жарко, чтобы играть в игры.

Черт возьми, слишком жарко!

Он наклонился, поднял оружие и осмотрел комнату. Увидев холодильник, он подошел к нему. В нем осталась одна бутылка с водой, и он с облегчением улыбнулся, взяв ее. Он закинул голову назад и пил, а вода стекала с уголков его рта и капала на пол перед ним. Когда он все выпил, он бросил бутылку в угол, где она разбилась с невообразимо громким звуком.

Он медленно шел через комнату, все еще держа револьвер, и увидел картины, которые внимательно рассматривал. Он взглянул на Норму и показал на одну из картин.

— Ты рисовала? — спросил он.

Та кивнула, не отваживаясь говорить.

— Ты хорошо рисуешь, — сказал мужчина. — Ты действительно здорово рисуешь. Моя жена тоже рисовала.

От миссис Бронсон исходил ужас.

— Пожалуйста, — стонала она, — пожалуйста, оставьте нас. Мы не сделали ничего плохого. Пожалуйста…

Мужчина уставился на нее, словно голос ее долетал издалека.

Он повернулся, снова посмотрел на картины, потом — на револьвер, точно впервые его увидел. Очень медленно он опустил его, пока револьвер не начал свободно висеть на его пальце, а потом бросил на пол. Его рот перекосился, а глаза сузились. Он подошел к тахте и сел на нее.

— Моя жена, — начал он, — моя жена рожала. Она лежала в больнице. И тогда случилось это. — Он показал в окно. — Она была… она была такая слабая, как маленький ребенок.

Он вытянул руки, словно желая подобрать нужные слова.

— Она не вынесла этой жары. Они пытались держать ее в прохладе… но она не могла переносить жару. Ребенок прожил чуть больше часа, и тогда… и тогда она тоже умерла.

Его голова опустилась, потом он снова посмотрел на них, в его глазах стояли слезы.

— Я не… я не взломщик. Я порядочный человек. Клянусь вам, я порядочный человек. Все это просто… ну, эта жара. Эта ужасная жара. И весь день с самого утра я ходил по улицам, пытаясь найти воду.

Его глаза молили о понимании, и, невзирая на пыль и пот, его лицо неожиданно стало молодым и испуганным.

— Я не хотел вас обидеть, честно. Я бы не причинил вам вреда. Вы не поверите! — Он засмеялся. — Я вас испугался. Я так же боялся вас, как вы меня.

Он поднялся с тахты и пошел через комнату, наступив на бутылочные осколки. Он посмотрел на них.

— Я… я прошу прощения за это, — сказал он. — Я просто чокнулся. Мне очень хотелось пить.

Он пошел к двери мимо миссис Бронсон. Он протянул ей руку.

Это был жест мольбы.

— Пожалуйста… пожалуйста, извините. Вы. ведь простите меня?

Он подошел к двери и облокотился о косяк, по лицу струился пот.

— Почему это не кончается? — сказал он низким голосом, почти неразборчиво. — Почему мы просто… почему мы не можем просто сгореть?

Он повернулся к ним.

— Как мне хочется, чтобы все кончилось. Больше нам ничего не остается, кроме как пережить конец.

Он вышел.

Когда Норма услышала, как хлопнула входная дверь, она подошла к миссис Бронсон, помогла ей подняться и обхватила ее голову руками, поглаживая ее, как мать.

— У меня есть сюрприз для вас, — сказала она. — Миссис Бронсон, слышите, у меня для вас сюрприз.

Она прошла через всю комнату и вытащила из общей кучи какую-то картину. Она развернула ее и держала впереди себя. Это был изготовленный на скорую руку вид на водопад, явный набросок, сделанный с отчаянием.

Миссис Бронсон долго смотрела на картину и медленно улыбнулась.

— Это замечательно, Норма. Я видела подобные водопады. Один такой находится около Итаки, в штате Нью-Йорк. Это самый высокий водопад в той части страны, мне нравится его звучание.

Она подошла к рисунку и прикоснулась к нему.

— Это чистая вода, льющаяся со скал, это чудесная чистая вода.

Вдруг она замолчала и взглянула на девушку. Ее глаза были широко раскрыты.

— Ты слышала его? — спросила она.

Норма уставилась на нее.

— Ты слышишь ее журчание, Норма? О, это восхитительный звук. Она такая… такая холодная. Такая чистая.

Она продолжала слушать, идя через комнату к окну.

— О, Норма, — сказала она, ее улыбка стала вялой и сонной, — это замечательно. Это просто великолепно. О, да мы прямо сейчас можем искупаться!

— Миссис Бронсон, — потрясенo сказала Норма.

— Давай искупаемся, Норма, у подножия водопада. Я делала так, когда была молодой. Просто сидела там, а вода падала на меня. О, вода просто чудесна, — : бормотала она, прислонив лицо к пылающему стеклу. — О, восхитительная вода… хорошая прохладная вода… просто изумительная.

Белые горячие лучи солнца вцепились ей в лицо, и она стала медленно оседать, оставив на стекле кусочек кожи, и тихо свернулась на полу.

Норма наклонилась над ней.

— Миссис Бронсон? — позвала она. — Миссис Бронсон?

Норма заплакала.

— О, миссис Бронсон…

Это случилось вскоре. Окна дома начали трескаться и разлетаться вдребезги. Сольце теперь закрыло собой все небо — огромный горящий потолок, безжалостно давящий.

Норма попыталacь взять пистолет, но рукоятка была слишком горячей. Тогда она легла посередине комнаты и наблюдала за краской, стекающей с холстов; медленные ручейки жирной краски походили на миниатюрные потоки лавы. Через мгновение они вспыхнули, огонь нервными, голодными языками лизал полотна.

Норма не чувствовала боли, когда в конце концов это произошло.

Она не сознавала, что на ней загорелась комбинация или что жидкость бежала из ее глаз. Она была лишенной жизни вещью в самом центре ада, и внутри нее не осталось ничего для того, чтобы испустить крик, — ни в сознании, ни в горле.

Затем здание взорвалось, и огромное солнце поглотило весь город.

Было темно и холодно, и жгучий лед толстым слоем лежал в углах окна. Тонкогубый доктор, чей воротник был высоко поднят, сел возле кровати и потрогал лоб девушки. Он повернулся к миссис Бронсон, стоящей в дверях.

— Она уже выходит из кризиса, — тихо сказал он. Затем снова повернулся к кровати.

— Мисс Cмит? — Последовала пауза. — Мисс Смит?

Норма открыла глаза и взглянула. на него.

— Да, — прошептала она.

— У вас была очень высокая температура, но теперь, я думаю, кризис миновал.

— Температура?

К кровати подошла миссис Бронсон.

— Ты задала нам задачу, детка, так тяжело ты болела. Но теперь ты обязательно поправишься. — Она с надеждой улыбнулась доктору. — Не так ли, доктор? Ведь она обязательно поправится?.

Доктор не улыбался в ответ.

— Конечно, — тихо сказал он.

Затем он поднялся и сделал знак миссис Бронсон. Он плотнее подоткнул одеяла, взял свою сумку и пошел в коридор, где его дожидалась миссис Бронсон.

На лестничной площадке свистел холодный ветер, и через окно с сильными порывами ветра влетали большие хлопья.

— Я надеюсь, что она выздоровеет, — сказал доктор женщине. — Просто пусть она спит столько, сколько сможет.

Он посмотрел на свою сумку. Потом уныло сказал:

— Если бы я мог оставить ей что-нибудь, но лекарства у меня давно кончились. — Он посмотрел на окно над площадкой. — Боюсь, что не смогу больше прийти. Завтра я собираюсь пробовaть отправить свою семью на юг. У моего друга есть личный самолет.

Голос домовладелицы был тихим и печальным:.

— По радио… по радио я слышала, что в Майами чуть-чуть теплее.

Доктор только взглянул на нее.

— Так говорят.

После этого он взглянул на покрытое льдом окно.

— Но мы только оттягивали это. Вот что мы делаем. Все, как напуганные зайцы, бегут на юг, а по сообщениям уже через неделю там тоже все покроет снегом.

Через приоткрытую дверь до миссис Бронсон долетел голос диктора.

— Это рекомендуемые вам маршруты, — сказал диктор. — Из Министерства гражданской обороны. Водителям рекомендуется избегать автострад по всем дорогам, ведущим на юг и запад от Нью-Йорка. Повторяем наш совет: не пользуйтесь автострадами!

Доктор взял свою сумку и начал спускаться.

— Сегодня утром выступал ученый, — сказала женщина, идя рядом. — Он пытался объяснить, что произошло. Как Земля изменила орбиту и стала удаляться от Солнца. Он сказал, что… — Ее голос стал напряженным. — Он сказал, что через одну-две недели, в крайнем случае, через три — больше не будет Солнца и что все мы… — Она крепко сцепила руки. — Мы все замерзнем.

Доктор попытался. улыбнуться ей, но на его лице ничего не выразилось. Он был изможденным и старым, губы его посинели. Повязав шарф и надев теплые перчатки, он начал спускаться дальше.

Миссис Бронсон наблюдала за ним, пока он не скрылся за поворотом, и вернулась к Норме.

— Я видела такой ужасный сон, — сказала Норма. Глаа ее были полузакрыты. — Такой страшный сон, миссис Бронсон.

Женщина пододвинула стул поближе к кровати.

— Как будто все время день. Светило… светило полуночное солнце, и вообще не наступала ночь. Вообще не было. ночи.

Теперь ее глаза были широко открыты, и она улыбалась.

— Разве это не здорово, миссис Бронсон, когда темно и прохладно?

Женщина посмотрела на бледное лицо и медленно кивнула.

— Да, моя дорогая, — мягко сказала она, — это здорово.

На улице снег шел сильнее и сильнее, а на термометре лопнуло стекло. Ртуть опустилась на самое дно, и ей больше некуда было падать. И очень медленно ночь и мороз протягивали ледяные пальцы, чтобы нащупать пульс города, а затем остановить его.