Глава 3

Зак внимательно посмотрел на незнакомку в промокшем шелковом платье. По ее бледному лицу сбегали дождевые капли. В черных глазах, под которыми возраст еще не прочертил морщин, ясно читалась враждебность. Определенно это была не сестра Генри Сантера.

Только француженки могут выглядеть столь изящно, как эта женщина с длинной шеей, хрупким телом, невероятно тонкой талией, высокой округлой грудью и аристократической посадкой головы, которая вызывала в памяти старинные замки, салоны, а также гильотину, отрубающую такие головы. Девушка словно излучала утонченность, хрупкость, аккуратность. Правда, со всем этим резко контрастировали горящие яростью глаза и чуть грубоватые полные губы. Однако даже падающие с маленького вздернутого носа капельки дождя и налипшие налицо волосы не портили изящный облик незнакомки. Она была очень красивой и одновременно грозной.

– Я видел людей, которые довольно долго жили – хотя и мучаясь – с такими же тяжелыми ранами, – произнес Зак, медленно выпрямляясь.

– Не сомневаюсь, – ее взгляд задержался на его сабле, затем переместился на «кольт», после чего незнакомка снова посмотрела на Зака, – что вы и сами нанесли немало подобных ран.

Зак повернулся к Флетчеру:

– Что она здесь делает?

Величественные усы чуть дрогнули.

– Позвольте представить вам мадам де Бове. Именно она была с этим джентльменом, когда его убили.

Зак внимательно взглянул на сохраняющую самообладание женщину.

– Вы видели, как это произошло?

– Да.

Большинство женщин, которым доводится быть свидетелями убийства, закатывают истерику и слабеют. Но мадам де Бове вела себя совершенно иначе. И это невольно вызывало уважение, интерес и даже подозрение.

– А вы не могли бы выбрать более подходящий вечер для посещения кладбища?

Девушка заморгала – дождевая капля попала ей в глаз.

– Супруга доктора Сантера и моя мать умерли в один день от эпидемии желтой лихорадки 1849 года. Мы приходим сюда каждый год молиться и возлагать цветы на их могилы.

Взгляд Эммануэль упал на лежащий у ног смятый, измазанный кровью букет жасмина.

«Как же она держится!» – подумал про себя Зак.

– А вы видели, кто это сделал?

Девушка не ответила на вопрос. Сузив глаза, она спросила сама:

– Разве это беспокоит вашу армию? Почему бы это дело не передать полиции Нового Орлеана?

Зак недовольно буркнул:

– В Новом Орлеане нет полиции.

– Потому что вы отправили большую часть из этих людей в тюрьму! – выкрикнула Эммануэль, теряя самообладание.

– Это так, – согласился Зак. Положив большой палец на ремень, он наклонился к ней. – А теперь вы расскажете мне, что случилось?

Стоящий позади него Хэмиш вытащил карандаш, потрепанную записную книжку в полотняной обложке и приготовился записывать. Эммануэль бросила короткий взгляд на капитана и опустила глаза.

– Мы всегда приходили на могилу моей матери в этот день, – произнесла она, глядя куда-то во мрак дождливой ночи. – Склеп семьи Сантер находится дальше. Обычно я читаю все молитвы. На этот раз я ограничилась только несколькими.

Зак заметил, что внешнее спокойствие было иллюзией. Девушка едва сдерживала дрожь. Майор понял, что она не желает показывать ему своих чувств из-за цвета его формы. Для нее он был врагом, которому не следует демонстрировать слабость. Но, похоже, была и еще какая-то причина для этой высокомерной ненависти.

– Продолжайте, – попросил Зак. – Вы видели кого-нибудь?

– Нет. Мне пришлось спешить из-за грозы. – Тут девушка осеклась, словно проглотив что-то. – Я уже встала, когда стрела из арбалета пролетела мимо меня.

– Стрела из арбалета? – недоверчиво переспросил Зак. И снова, вздернув подбородок, она кинула на него презрительный взгляд.

– Что вас удивляет?

Она вела себя явно вызывающе. Зак крепко сжал челюсти, но затем показал глазами на стрелу, пронзившую доктора в грудь.

– Это не арбалет. Стрела слишком мала. И сделана из дерева.

Он помолчал, ожидая ее реакции, но его собеседница молчала. Подняв глаза, Зак, к своему удивлению, увидел, что девушка смотрит куда-то вдаль. Что с ней? Дождь по-прежнему лил как из ведра, вода бежала по каменным сточным канавам. Маленькие ручейки струились по бледному, словно одеревеневшему лицу Эммануэль. Внезапно Зак понял, что девушка промокла насквозь, устала и не может говорить от горя и страха.

– Ладно, – произнес он. – Хватит об этом. Вы можете заболеть.

Майор поглубже натянул шляпу. В глазах девушки мелькнула неприязнь.

– Не заболею, – хриплым голосом произнесла она. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, хотя в темноте сквозь струи дождя разглядеть чужое лицо было нелегко.

– Не обращайте внимания на мои слова. – Зак сдвинул шляпу назад. – Где вы живете?

Девушка чуть поколебалась.

– На улице Дюмен, между улицами Ройял и Шартр.

– Капитан Флетчер проводит вас домой.

– Спасибо, но мне не нужно сопровождение.

Зак изобразил на лице улыбку:

– Извините, мадам, но в данный момент я знаю о вас и о том, что здесь произошло, только с ваших слов.

От волнения и злости она тяжело задышала.

– Понятно. Хорошо.

Ночь была теплой. Зак еще раз оценивающе поглядел на стоявшую рядом молодую женщину. Судя по траурному одеянию, недавно овдовела, подумал он. Пришла сюда помолиться за умершую мать, а вместо этого стала свидетельницей жестокого убийства старого друга. Девушка была хрупкой и при других обстоятельствах вызвала бы в нем жалость и, может, даже рыцарские чувства, но она столь от-18 крыто выражала свою враждебность, что Зак испытывал к ней лишь странную смесь неприязни и постыдного плотского желания.

Резко отвернувшись от нее, майор посмотрел в глаза Флетчеру и произнес:

– Проводи ее до дома.

Сестра Генри Сантера, Элис, значительно старше доктора, подумал Зак, изучающе глядя на сидящую перед камином в кресле-качалке женщину. Ее руки покоились на коленях, спину она держала подчеркнуто прямо. В мягком свете торчащей из канделябра одинокой свечи волосы Элис казались белыми, контрастируя с розовым цветом лба. Руки были хрупкими, а лицо тонким, но морщины выдавали почтенный возраст. Однако в светло-серых глазах пожилой женщины читались ум и проницательность. Только еле заметная дрожь в голосе выдавала ее горе.

– С вашей стороны было очень любезно меня посетить, майор, – спокойно произнесла она. – Я вам признательна.

Это было неправдой, и они оба догадывались об этом. Лучше было бы, если бы Зак не приходил и не сообщал о смерти ее брата. Но как решил Батлер, смерть на кладбище не могла быть простой случайностью, и потому требовалось тщательно расследовать дело.

Зак оглядел комнату. Они сидели в гостиной городского дома Сантеров. Его взгляд на мгновение задержался на высоком лепном потолке, а затем перешел на богато украшенную мебель в английском стиле, закрытую от солнечных лучей белыми хлопчатобумажными покрывалами. Даже позолоченные сосуды были прикрыты тюлем, чтобы в них не пробрались спасающиеся от страшной жары мухи.

Откуда-то издалека послышался звон отбивающего часы церковного колокола. Когда звуки смолкли, Зак перешел к делу:

– Прошу меня извинить, но я должен задать вопрос. Есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто мог желать смерти вашему брату?

Сестра Сантера сделала короткий быстрый вдох и откинулась на спинку кресла. Какое-то время она обдумывала ответ, затем отрицательно покачала головой:

– Нет. Но Эммануэль могла бы ответить на этот вопрос намного лучше, чем я.

– Эммануэль?

– Эммануэль де Бове.

– А… – Зак опустил глаза на черную вельветовую шляпу, которая лежала у него на коленях, и какое-то время молча смотрел на золотистую эмблему в виде скрещенных кавалерийских сабель. Эммануэль де Бове, женщина в траурном платье на кладбище. – А почему? – спросил он.

– Эммануэль всегда помогала Генри в больнице. – Мягкий мелодичный французский говор был очень похож на акцент мадам де Бове. – Видите ли, создание больницы было давней мечтой моего брата, но основали ее три человека – Генри, отец Эммануэль Жак Маре и ее муж Филипп де Бове.

– Ее отец и муж – врачи? – Вот почему она так спокойна при виде мертвеца, подумал Зак.

– Да. Жак Маре скончался от страшной эпидемии желтой лихорадки в 1853 году. – Элис помолчала, затем крепко сжала губы, словно что-то вспомнив.

– А Филипп де Бове? – подсказал Зак, помогая ей.

– Он был убит на войне два месяца назад.

Совсем недавно, подумал Зак. Это объясняло ненависть молодой вдовы к его форме.

– Знаете, Эммануэль сама всегда хотела стать доктором, – продолжала Элис Сантер, – но женщинам не разрешают заниматься этим. – В голосе старой женщины прозвучало такое сожаление, что Зак заподозрил, что она и сама мечтала об этой профессии.

Он задал еще несколько вопросов – о больнице, знакомствах и привычках покойного, – после чего направился к выходу. И тут Элис Сантер внезапно спросила его о том, что, похоже, все время вертелось у нее на языке:

– Может быть такое, что Генри был убит по ошибке?

Зак резко повернулся и, подняв голову, внимательно посмотрел на женщину.

– Вы думаете, что целились в мадам де Бове?

– Нет, конечно, нет, – поспешно ответила Элис.

В первый раз за время их беседы Зак подумал, что она не столь искренна с ним, как хочет казаться.

Эммануэль стояла в дверях комнаты своего сына и прислушивалась к его слабому дыханию.

– Доминик, – еле слышно прошептала она, поскольку сын спал и у нее не было желания его будить. Она просто не сумела побороть в себе желание произнести его имя – как не смогла не прийти сюда, к двери, которая связывала их комнаты. Ей очень хотелось лишний раз убедиться, что сын жив и находится в полной безопасности.

Доминик выглядел совсем крошечным в большой кровати, которая была сделана из красного дерева и стояла на высоком постаменте. Сверху ее закрывала москитная сетка с балдахином. Странно – совсем недавно Эммануэль считала Доминика малышом, а ему уже одиннадцать, и скоро он станет совсем взрослым. Но ребенок и в таком возрасте беззащитен, а Новый Орлеан стал очень опасным городом. Даже перед войной жизнь здесь была трудной из-за частых эпидемий желтой лихорадки, тифа и болезней, которые вызывала близость болот. Смертельные эпидемии в этом городе начинались очень легко и добивали свои жертвы быстро. Стоя в темноте и наблюдая, как спит сын, Эммануэль чувствовала, как ее сердце наполняется глубокой и столь сильной любовью, что она с трудом поборола желание дотронуться до его теплой щеки.

Она хотела вернуться в постель, но потом передумала и направилась к застекленной раздвижной двери своей комнаты, через которую можно было наблюдать пустынные, омытые дождем мощеные мостовые на улице Дюмен. Должно быть, наступила глубокая ночь, поскольку больше не было слышно звуков из кабаре – доносился только шум воды, падающей с карнизов, льющейся с насыпей и собирающейся в лужах.

От бриза шелестели папоротники и качались розовые кусты. Ветер согревал лицо, но когда Эммануэль сложила руки на груди, она вдруг поняла, что дрожит. Это был какой-то внутренний озноб – от страха и горя, который она испытала на кладбище.

Впрочем, кровь и смерть – это ужасное, даже невыносимое зрелище для многих, но не для Эммануэль, которая посвятила свою жизнь лечению и изучению медицины. Нет, решила она, страх вызван лишь внезапностью, с которой был убит Генри Сантер.

Эммануэль вдруг вспомнила, что доктор Сантер изучал медицинские средства индейцев и писал трактат о кровопускании. Теперь эти труды будет некому завершить. Не откроет Сантер и особого отделения для приема родов после окончания войны. Эммануэль подумала о том, что лучше умереть в самом расцвете сил, чем дряхлым, всеми забытым стариком. Однако попытка убедить себя в этом ей не удалась, поскольку она хорошо помнила, как доктор мечтал об осуществлении своих планов.

Эммануэль смутилась от мысли, что она горюет не столько по доктору, сколько по своим надеждам, которые были с ним связаны. Она потеряла хорошего друга, уважительного учителя и делового партнера. Теперь обязанность управлять больницей – при всех вызванных войной трудностях – ляжет на ее плечи.

– Мой Бог! – вдруг услышала она знакомый голос. – Ты простудишься, сидя без обуви и в старой ночной рубашке.

Эммануэль почувствовала, как на ее плечи опускается шаль, и тихо рассмеялась:

– Здесь очень жарко, Роуз.

– Но ты холодна как лед. – Эммануэль обняла теплая рука цвета карамели. – Я это чувствую. Тебе надо вернуться в постель. Утро вечера мудренее.

– Лучше уже не станет.

Роуз скорбно выдохнула и опустилась на стул.

– Я знаю.

Она сочувственно помолчала. Когда-то Роуз была рабыней, но сейчас она просто прислуживала.

– По какой причине, как ты думаешь, кто-то застрелил этого старика? – спросила Роуз.

Эммануэль покачала головой:

– Не знаю. Я перебрала в памяти всех людей, кто был знаком с Генри, – его родителей, других докторов, но я не думаю, что кто-то стремился его убить столь хладнокровно, столь расчетливо…

Вдруг Эммануэль вспомнила, что Генри не хотел идти на кладбище в тот вечер. Неужели он о чем-то догадывался? Возможно, кто-то угрожал ему или он почувствовал какую-то опасность?

Сердце Эммануэль наполнило чувство вины.

– Я все думаю, что было бы, если бы я не стала уговаривать его пойти на кладбище? Или если бы мы ушли раньше?

– Ты задаешь глупые вопросы, – перебила ее Роуз. – Хватит проклинать себя.

– Но я что-то чувствую, Роуз. Какое-то зло или что-то страшное. Что-то… – Она замолчала, пытаясь подобрать слова.

– Ну а что ты ожидала, – бесцеремонно прервала ее Роуз, – когда ты днем режешь мертвецов, а потом ночью гуляешь среди могил?

Эммануэль непроизвольно рассмеялась, но тут же поспешно замолчала, бросив быстрый взгляд в полуоткрытую дверь спальни, где мирно спал Доминик. Эммануэль снова охватил страх за него. Что случится с ее сыном, если он останется без матери? Смерть может настигнуть быстро и совершенно неожиданно. Она появляется из ночи – от стрелы арбалета, острой сабли, болотного воздуха.

– Ты думаешь, что сегодня вечером хотели убить тебя? – сказала Роуз, наконец, произнеся вслух ту мысль, которую Эммануэль старалась от себя отогнать.

– О Боже, Роуз! – Эммануэль закрыла лицо ладонями, ее дыхание стало неровным. – У меня было нехорошее предчувствие. Я не думаю, что целились в Генри. И если бы я не споткнулась, если бы он не повернулся, чтобы мне помочь, стрела попала бы в меня.

– А этот майор-янки, о котором ты мне говорила, начальник военной полиции, – он знает об этом?

Опустив сжатые кулаки на колени, Эммануэль подняла глаза на свою подругу.

– Как я могла сказать ему, что Генри убили по ошибке? – Она отрицательно покачала головой. – Он бы мне не поверил.

– А если действительно кто-то пытается тебя убить…

– Что, как ты думаешь, янки сделают для меня? Начнут меня защищать? – Эммануэль внезапно поднялась, держа руками шаль. – Эти люди не из полиции, Роуз, это вражеские солдаты. Они могут арестовать кого угодно – тебя, меня, любого – и устроить пародию вместо суда. Для этого начальника военной полиции наверняка я – главный подозреваемый.

У Роуз от неожиданности перехватило дыхание.

– Но… почему?

– Ты бы только видела, как он смотрел на меня. Как будто знал, что я что-то утаила.

– Но ты ничего не скрываешь.

– Вот как? – произнесла Эммануэль, понизив голос, поскольку она услышала какое-то движение в спальне. В глазах начальника полиции, когда он глядел на нее, было что-то такое, словно он разгадал темные и ужасные тайны ее жизни. И она очень боялась, что он узнает все ее секреты.

На рассвете дождь прекратился. С отсутствующим видом дожевывая кусок французской булки, Зак медленно поднимался с чашечкой кофе в руке на веранду второго этажа. Она находилась с задней стороны выстроенного в греческом стиле роскошного особняка, который генерал Батлер передал в распоряжение своим офицерам. Дождевые капли продолжали падать с листьев старых, заросших мхом дубов, шлепаясь о банановые и абрикосовые деревья и папоротники раскинувшегося ниже сада. Темная мокрая земля испускала пар, густо наполняя утренний воздух запахами гниения и сырости.

Глядя поверх спутанных темно-зеленых веток, Зак задал себе вопрос: что вызывает в нем какое-то смутное беспокойство и будит чувственность и инстинкты? Его отец родился в Род-Айленде и принадлежал к старинному семейству Купер из Новой Англии. Семейство всегда славилось деловитостью и порядочностью. Но мать Зака выросла в другом мире – на Средиземном море, с его жаркими ночами, экзотическими цветами и чарующими звуками гитары. Постепенно Зак пришел к выводу, что он больше пошел в свою мать, чем в отца, что в нем кипит горячая и беспокойная кастильская кровь. Отец тоже быстро понял это и попытался выбить из него чуждый дух, но ничего не получилось. Врожденная кастильская необузданность продолжала жить в глубине его натуры – и Новый Орлеан ее снова пробудил. Новый Орлеан – и опасная, загадочная женщина в черном по имени Эммануэль де Бове. Внезапно Зак подумал о том, что произошедшее убийство может нести угрозу ему самому – его спокойствию, карьере и всему его будущему.

Он сидел в деревянном кресле-качалке на самом краю веранды, положив скрещенные ноги на перила, когда появился Хэмиш Флетчер.

– Итак, – произнес капитан, присаживаясь рядом, – вы узнали что-нибудь у сестры Генри Сантера?

Зак отрицательно покачал головой:

– Ничего особенного. Только то, что вчера исполнилась годовщина, как жена Сантера и мать мадам де Бове скончались от эпидемии желтой лихорадки.

Хэмиш дернул себя за ус.

– Думаешь, она говорит правду?

– Полагаю, мадам де Бове может и соврать, – ответил Зак. – Она способна на многое.

Усы Флетчера дрогнули.

– Похоже, тебе она не понравилась.

– Она и тебе явно не приглянулась, не так ли?

Откинув голову, Хэмиш рассмеялся:

– Это верно. За всю дорогу она не произнесла ни слова, затем коротко попрощалась и захлопнула передо мной дверь, когда я собирался любезно пожелать ей доброй ночи. Нелегко добыть нужные сведения у таких людей. Так что не стоит тратить с ней попусту время. А у этой сестренки нет каких-то мыслей по поводу убийства?

– Ни одной. Но у меня появились. – Протянув руку, Зак взял небольшой предмет со стола. – Его прислал армейский доктор. Он думает, что это может нам помочь.

– Черт возьми! – Насупив рыжие брови, Хэмиш наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть то, что было в руках Зака. – Дама была права. Это стрела арбалета. Ты что-нибудь слышал о таких маленьких стрелах? – Он помолчал. – Что это за наконечник?

– Из серебряного сплава.

Флетчер откинулся назад с такой силой, что стул скрипнул.

– Боже! Что ты думаешь по этому поводу? Что кто-то прошлой ночью увидел старого доктора на кладбище и по ошибке принял его за привидение?

Зак отрицательно покачал головой:

– Тогда еще не было темно. – Он взял стрелу. – Весьма интересный выбор оружия. Почему убили именно из арбалета?

– Ну… – задумчиво тронул ус Хэмиш. – Это бесшумное оружие.

– Как и нож.

– Да. Но для того, чтобы воткнуть нож под ребра, надо подойти ближе. Это рискованно. И не всякий способен сунуть холодную сталь в живую плоть.

– У арбалета есть много преимуществ: бесшумность, возможность стрелять с безопасного расстояния, не пачкать руки в крови. Не нужно бороться с противником, наконец.

Хэмиш покачал головой:

– Сантер – старик, он вряд ли мог сопротивляться.

Зак заметил в саду дородную женщину в желтом платье.

Она развешивала белье. Какое-то время он наблюдал, как она встряхивала офицерские рубашки и развешивала их на веревке. Ему была неприятна мысль, что их обслуживают рабы. Война еще не скоро изменит существующее положение дел.

– Для тех, кто слаб или имеет какой-то физический дефект, – произнес Зак, – арбалет был бы прекрасным оружием.

Хэмиш буркнул:

– Ты имеешь в виду одного из пациентов доктора?

– Или женщину.

Хэмиш посмотрел Заку прямо в глаза.

– Она стояла рядом с Сантером, когда в него стреляли. – Он помолчал. – Или, по крайней мере, так она говорила.

– Хм. Мадам де Бове способна всадить мужчине нож между ребер, даже не поколебавшись. – Зак внимательно изучил стрелу. Подобные стрелы, как правило, изготовлялись из металла и имели четырехугольные наконечники, но древко этого обагренного кровью экземпляра сделано из дерева. – Если бы она и решила использовать арбалет, то по другой причине. По какой – нам еще не известно. – Он крепко сжал стрелу. – Здесь надпись – «Дюфур и сыновья». Посмотрим, что это может дать. Если мы найдем человека, который продал стрелу, может, мы найдем и того, кто ее использовал.

Хэмиш взялся за тонкое полированное древко и нахмурился:

– Дело будет нелегким.

– Подозреваю, что вдова, если захочет, может нам многое рассказать. – Опустив ноги на пол веранды, Зак продолжил: – Она удивительно быстро определила, что это стрела от арбалета. Думаю, она так же легко могла бы вычислить и того, кто эту стрелу пустил.

Флетчер поднял на него взгляд.

– Ты в этом уверен?

– Не совсем. – Закинув руки за голову, Зак сделал глубокий вдох. Солнце уже припекало. В полдень от жары и влажности будет трудно дышать. – Но я думаю, мне следует нанести ранний визит на улицу Дюмен.

– Да, ее не застанешь. – Флетчер щелкнул языком, как он часто делал в минуту задумчивости или волнения. – Она сказала мне, что утром будет в больнице Сантера.

Загрузка...