Новая кровь

Посвящается Саманте Моникал за ее поддержку Kickstarter веб-сериала Морганвилля


Это наш второй оригинальный рассказ этой коллекции, и в некотором смысле это взгляд со стороны на предыдущую историю. Он о Еве и Майкле, о жизни до и после пожара в доме Шейна. Мне очень понравилось писать с точки зрения Евы; она веселая и смотрит на вещи под таким углом, о котором я раньше даже не думала — особенно ее отношения с братом. В этой истории есть все: милая романтика, злая Моника, зловещая передвижная установка для сбора крови и еще один взгляд на семейную катастрофу Коллинзов.

Саманта, которой посвящен этот рассказ, просила историю от лица Евы, так что вы можете определенно поблагодарить ее за это!


Флаер, который вручили Еве Россер на выходе из класса, был конфетно-розового цвета с большим красным картонным сердцем — типичное февральское дерьмо. Она взглянула на него, сунула в свою черную тетрадь с Дракулой и сразу забыла о нем. Февраль был паршивым с этой тупой валентинской тематикой. Это мог бы быть флаер о распродаже выпечки, или драматически спонсируемых танцах, или о чем-то столь же глупом, что не имело никакого отношения ко Дню Святого Валентина. Она надеялась на распродажу выпечки. По крайней мере там были бы печеньки.

Старшая школа Морганвилля не столь велика, но была переполнена; слишком много громких, надменных учеников, набившихся в старые коридоры, построенные слишком маленькими. Проплыть по течению к своему шкафчику тяжело, но плюс быть Странной Морганвилльской Девочкой — люди, как правило, дают ей личное пространство. В отличие от некоторых бедных детей она видела, как припечатываются лицом в шкафчики. Запугивание может быть проблемой в других местах, но здесь это образ жизни. Ты либо хищник, либо тебя съедают. Дети, которые получали косметические процедуры о шкафчик, не были на вершине пищевой цепи, и они изо всех сил стараются довольствоваться быть невидимыми.

Ева не считает себя хищником, но всегда убеждается, что ее заметили. Трудно игнорировать ее макияж с рисовой пудрой, черный карандаш для глаз, торчащие черные волосы и наряды, достойные Hot Topic. Сегодняшнюю комбинацию составляли тяжелые армейские ботинки, колготки со скелетом, красная сетчатая пушистая юбка и плотный черный топ. Потертая кожаная куртка, конечно. Есть свои преимущества быть единственным готом в Морганвилле.

В середине коридора Шейн Коллинз заметил ее и помахал. Он возвышался над большей частью толпы, поэтому ему всегда было легко увидеть ее; учитывая, что он был выше шести футов (180 см.), тренер баскетбольной команды всегда приставал, чтобы он присоединился к команде, но Шейн не был активистом, скорее наоборот. Это у них с Евой было общим. Когда она подошла ближе, то увидела, что он разговаривал с Майклом Глассом, ее любимой рок-звездой. Майкл был лучшим другом Шейна и, без всякого сомнения, — по крайней мере со стороны Евы — самым горячим парнем Морганвилля.

Шаги Евы замедлились, потому что ее сердце быстро забилось. Один вид Майкла делал это с ней… заставлял ее почувствовать свет внутри, слабое головокружение, небольшой страх. Он был очень… ага. Такой.

Ирония в том, что он был чуть ли не единственным человеком в школе, который, казалось, не замечал ее, несмотря на всю ее тщательную и трудоемкую работу. Не то чтобы Майкл игнорировал ее — он смотрел на нее, улыбался, что-то говорил. Но не правильные улыбки. Не правильные слова. Казалось, он всегда думал о чем-то еще.

Когда она подошла ближе, глубокие голубые глаза Майкла устремились к ней, и вот снова она интересуется, что на самом деле происходит в его голове под этой копной светлых волос. Он был хорош, не показывая это, и хотя он улыбнулся ей, это не была Эй-красавица-не-могу-дождаться-когда-узнаю-тебя-получше улыбка. Это была просто улыбка человеку.

Она улыбнулась в ответ. Что, вероятно, выглядело неловко.

Шейн не был счастлив. Она могла сказать по напряженным линиям его лица, что он был чем-то расстроен. Вполне обычный день. Ее утренний гороскоп гласил: "Направьте сегодняшнюю потрясающую личную энергию в положительном направлении — пригласите горячую красотку, которой вы любуетесь издалека, или произведите впечатление на босса своей инициативой". Она представила себе гороскоп Шейна: "Сегодня вы будете забавным и удивительным, но и сердитым из-за пустяка". Потому что это его ежедневный гороскоп.

— Ты это видела? — спросил он и помахал розовой бумагой перед ее лицом. Она схватила ее и посмотрела. Да, сверху картонное сердце.

— Все такую получили, — сказала она и всучила ему обратно. — С добрым утром, Королева Драмы. Что ты имеешь против Дня святого Валентина? О, за исключением полного отсутствия девушки.

— Ты завалила английский, Клуб Мертвецов? — он уставился на нее, словно у нее выросли клыки или еще что. Она была на сто процентов уверена, что ничего такого не произошло.

— Что? Нет! Конечно, нет. Это своего рода мой родной язык. Будет очень неловко потерпеть неудачу.

— Тогда срочные новости, Вампирша, твое понимание прочитанного отстой. Это не Св. Валентина флаер.

Она выхватила его обратно и осмотрела, на этот раз внимательно. Розовая бумага — галочка; красное сердце — галочка… с каплей крови, капающей с нижней части этого сердца.

Приведенный ниже текст гласил ПОКАЖИ НАМ ЛЮБОВЬ… СДАЙ КРОВЬ!

— Серьезно? — спросила она, а затем более высоким тоном: — Серьезно? День донора? В Морганвилле?

— Продолжай читать, — сказал Майкл. Его взгляд был твердым, и она в одиннадцати миллионный раз пожелала, чтобы в нем было… что-то еще. Боже, он такой симпатичный, она чуть не забыла про бумагу в руке. Чуть. Ей удалось переключить внимание.

Приедет передвижная установка для сбора крови. Это зловещее черное чудовище приедет сюда, в старшую школу Морганвилля, для сдачи крови, организованно…

— Серьезно? — снова вырвалось у нее, и она засмеялась. Потому что если чем СШМ Духовные Лидеры — они же черлидерши — и были известны, то демонстрациями Моники Мррелл, дочки мэра, и бесполезными во всем остальном. В шестнадцать, того же возраста с Евой и Шейном, Моника была уже паршивкой мирового класса, созревающей в полнейшую суку. — Какого хрена наши черлидеры руководят сдачей крови? Моника пытается снова купаться в крови невинных?

— Она стоит прямо позади тебя, кстати, — сказал Майкл. Да. Конечно, она там стоит. Ева повернулась, чтобы увидеть, как Морганвилльская Наиболее Успешная В Хождении По Головам Других смотрит на нее с расстояния в два фута. Ее подружки за плечами, как крылья летучей мыши. Все красивые, все ухоженные, но, конечно, Моника была самой ухоженной и красивой. Также благодаря безумно высоким туфлям-лодочкам она была самой высокой. Туфли казались неудобными.

Хотя Ева все равно была выше на дюйм. Один-ноль.

— Кто позволил иметь тебе собственное мнение, эмо-фрик? — спросила Моника и окинула Еву обжигающим взглядом с головы до пят. — Кто-то должен позвонить в 911 полиции моды, потому что это уголовное преступление.

— Я очень надеюсь, что ты позвонишь, потому что я уверена на сто процентов, это свободная зона от проститутских туфель. И еще, тебе действительно нужно прекратить принимать советы по стилю от людей из порно. — Сказала Ева со всем возможным теплым беспокойством, что сделало Монику только еще злее. Если бы они были одни в раздевалке, или даже перед кучей девушек, Моника ударила бы ее, и все было бы в прошлом, но за спиной Евы маячил Шейн, и Майкл, хотя у него не такой вспыльчивый характер, был определенно напряжен.

Моника подлая. А не тупая. Она посмотрела на Еву взглядом, говорившим "позже, неудачница", и перебросила ее блестящие волосы.

— К вашему сведению, кровь для Главной больницы Морганвилля. Не для банка крови.

— Это где-нибудь закреплено в письменном виде? Я имею в виду, где-то, что не включает в себя контракт с твоим темным властелином, Сатана, — сказал Шейн. — Потому что ты, делающая что-то по доброте душевной, звучит как… Подождите, какое слово подобрать? Ах, да. Дурь несусветная.

Моника сложила губы, словно хочет его поцеловать, на что он издал звук, словно его сейчас вырвет. Ева думала, что она, возможно, единственная, кто увидел вспышку боли, промелькнувшую в выражении лица Моники. Боже, подумала она ошеломленно. Скажите мне, что Королева Сучек не втюрилась в Шейна Коллинза! Это было бы… неправильно. А также опасно, потому что, насколько Ева могла сказать, Шейн не рассматривал даже ненавижу-тебя поцелуи с Моникой, тем более что-то еще, а Моника не принимает отказы.

— Не забудьте записаться в кафетерии, — сказала Моника им всем, но ее внимание было полностью сосредоточено на Шейне. — Я хочу увидеть, как вас всех пристегнут, и вы смиритесь.

Теперь Ева тоже почувствовала тошноту, учитывая то, как Моника, казалось, перекатывала это на языке. Было долгожданным облегчением услышать, как Майкл сказал:

— У тебя нет пятиклашек, которых надо запугать, Моника? Потому что уже надоело.

— Осторожнее, Гласс, — сказала подружка Моники, Джина, и указала на него пальцем с хорошим маникюром. — Ты не можешь с ней так разговаривать.

— Да? Подожди, пока не увидишь, как я говорю с тобой, — парировал Майкл и ударил по дверце шкафчика. Забавно. Шейн быстро заводился… взрывной, но быстро отходил. Майкл распаляется медленно, но злится долго, и все знали, когда у него такой тон, то время сматывать удочки. — Убирайтесь. Живо.

Джина могла атаковать, но Моника знала лучше; она схватила за руку свою подругу и толкнула ее вперед, двигаясь с потоком в другой конец коридора. Это был первый ланч; запах переваренного мясного рулета и пропитанных водой овощей заполнил коридор.

— Они направляются в кафетерий, — сказала Ева мальчикам. — Что скажете насчет тако?

— Я говорю да, — ответил Шейн и поднял руку дать пять. Когда она хотела хлопнуть по ней, он поднял свою руку слишком высоко для нее. — Слишком медленная и низкая.

Она ударила его кулаком в живот — не сильно, в шутку — он испустил преувеличенный стон и согнулся, все еще держа руку. Она хлопнула по ней.

— Я всегда могу укоротить тебя, Шейн, — сказала она. — Пошли. Primo comida ждет.


***


Киоск с тако в квартале от школы — блестяще, было просто написано ТАКО большими красными и желтыми буквами — был переполнен подростками и взрослыми, но Шейн протиснулся и сделал заказ, в то время как Ева и Майкл заняли единственный свободный небольшой столик. Он вернулся, балансируя пакетом и тремя содовыми. В пакете девять тако и около половины галлона острого соуса, что умно со стороны Шейна. Все они любили острый соус.

Обед не требует много болтовни, по крайней мере в течение первых двух тако каждого, а затем Шейн пробормотал полным теста и острой говядины ртом:

— Думаете, сдача крови легальна?

— Ну уж нет, — ответил Майкл. — Происходит что-то еще. Моника Моррелл никогда не делает что-то хорошее, если ей не выгодно.

— Ну, они используют передвижную установку для сбора крови, — отметила Ева, намазывая острый соус на тако. Она ужасно их любила. — Это само по себе говорит, что вампы заинтересованы в этом. Каламбур, кстати, потому что я потрясающа в этом. (прим. пер. stake также означает "кол").

Майкл улыбнулся ей. Настоящей улыбкой, той, которая заставила ее дрожать внутри и снаружи. Она улыбнулась в ответ, и на секунду — прекрасную, удивительную секунду — они по-настоящему общались.

Затем Майкл посмотрел на Шейна и сказал:

— Что заставило вампиров брать кровь не только в больнице?

— Может быть, они планируют благотворительную коктейльную вечеринку, а мы обеспечиваем напитки.

— Фу, — сказала Ева.

— Я так понимаю, ни один из вас не запишется в донорском листе, — сказал Майкл.

— Какой идиот в этом городе стал бы добровольцем донорской крови? По закону мы должны это делать с восемнадцати лет. Я буду наслаждаться последними двумя годами своего безыгольного существования, спасибо.

— Я хотел бы сделать это, — сказал Майкл. Он не делал на этом особый акцент, но Ева затаила дыхание, как будто он ударил ее в живот, и не смела смотреть на него в течение нескольких секунд. — В смысле если больница реально нуждается. Но это по-прежнему звучит поверхностно для меня, в основном потому что участвует Моника.

Я назвала его идиотом. Майкла Гласса. Идиотом. Самого прекрасного мальчика в городе. Кто идиот сейчас, идиотка? Ева подавила желание лепетать безумное оправдание, типа я бы тоже пошла — я не серьезно — я бы полностью отдала кровь больным детям. Что было правдой, но звучало отчаянно.

— Может быть, один из нас должен провести расследование, — сказала Ева, прежде чем она могла хорошенько подумать о том, что говорит. — Записаться, попасть в автобус, проверить.

— Ни коим долбанным образом, — сказал Шейн. — Я сумасшедший, но не настолько.

— Я это сделаю, — выпалила она, прежде чем успела подумать. Что она хотела? Загладить то, что сказала? Что ж, она делает это, будучи умелой жертвой, что не умно, но по крайней мере из-за этого Майкл долго и серьезно на нее посмотрел.

— Не думаю, что это хорошая идея, — медленно сказал он. — Во всяком случае не в одиночку. Если ты это сделаешь, тебе нужно прикрыть спину. Я пойду с тобой.

— Вместе? — О, Господи, был ли какой-то другой способ звучать полной дурой? — В смысле мы сдающие кровь друзья?

— Да, — ответил он и медленно улыбнулся, что ей пришлось сглотнуть. — Вместе. Согласна?

— Конечно, — сказала она и попыталась сделать вид, что это не кульминация ее жизни. — Без разницы.


***


Она плыла до конца занятий, и когда шла домой, даже если не видела Майкла за это время. Впервые она очень, очень хотела лучшего друга, чтобы поделиться своими возбужденными чувствами, но она давно решила, что ни одной морганвилльской девочке нельзя доверить такую информацию. Она обжигалась слишком много. Черт, когда-то давно она думала, что Дженнифер — одна из подружек Моники Моррелл — была хорошим другом. Ладно, это была начальная школа, но предательство все еще жгло.

Ее хорошее настроение быстро улетучилось, когда она вернулась домой, потому что ее отец уже был там. Если он был дома рано, значит, он рано ушел с работы и заскочил в бар, и еще хуже, они его уже выставили оттуда. Ева остановилась, увидев его машину на подъездной дорожке, и подумала снова уйти, но в это время года темнеет быстро, и она не хотела шататься ночью. Конечно, технически она была несовершеннолетней и должна быть свободна от алчных вампиров, но никто в Морганвилле не верил в такие вещи.

Она пришла к компромиссу и обошла вокруг, пригнувшись под окном гостиной, и направилась к заднему крыльцу. Дверь была заперта, конечно, но она открыла ее своим ключом, тихо прикрыла за собой дверь, снова закрыла и… врезалась прямо в отца, который стоял около холодильника, беря еще одно пиво.

Он взглянул на нее, и она замерла, колеблясь между пронестись мимо него или попытаться сделать вид как в ситкомах, что все нормально.

— Насчет времени, когда ты притащилась домой, — произнес ее отец и открыл пиво. Он немного покачивался, что значит, что он в часе или двух стадии постоянного питья от отрубона и оставления их в покое на остаток вечера — но это опасные два часа. — Мне пришлось забрать твоего чертового брата со школы. У него снова проблемы. Разве я тебе не говорил присматривать за ним?

Не было никакого смысла объяснять, снова, что довольно сложно присматривать за младшеклассником, когда ходишь в старшую школу через дорогу, так что она ничего не сказала. Он сделал два больших быстрых глотка, затем поставил пиво на болезненно чистый кухонный стол. Ее мама содержала его в безупречной чистоте, все время, потому что если она этого не делала… ну. Если она этого не делала.

— Что он сделал? — спросила Ева. В данный момент крайне важно, чтобы отец продолжал говорить. Также важно попытаться легко уйти, по шагу за раз, держать дистанцию между ними и углом в коридор, чтобы, когда понадобится, она смогла убежать.

— Огрызался на учителя, — сказал он. — А потом вытащил нож, когда она пыталась отвести его в кабинет директора. Глупый ребенок. Не знаю, где он этого понабрался.

Ева знала. Она не могла поверить, что он не знает.

— Он кого-то ранил?

— Какого черта ты так говоришь? Нет, конечно, он этого не сделал. Парень глупый, а не сумасшедший. Я привел его домой и отшлепал. Он не сядет еще неделю. — Потом еще глотнул из бутылки, но он вернул ее на стол, и его подлые, узкие глаза остановились на ней. — Я говорил тебе наблюдать за ним, не так ли?

— Пап…

— Не папкай мне, и когда ты вырастешь и перестанешь малеваться как клоун? — обвинил он ее, но на пути был стул, и он врезался в него. Ева припустила по коридору, не убегая, но идя быстро и уверенно. Она свернула направо в конец коридора, где ее комната напротив комнаты брата, Джейсона. Его дверь была закрыта, и она не колебалась; она открыла свою собственную дверь, зашла и тихо ее закрыла, а затем закрыла на защелку, которую сама установила, когда ей было двенадцать. Это было не только из-за ее отца, но в такие времена, как сейчас, тоже помогает.

Она бросила сумку с книгами на кровать и повернулась, уставившись на закрытую дверь. В течение пятнадцати секунд было тихо. Двадцать. Двадцать пять.

А потом удар кулаком в дверь. Один удар, достаточно сильный, чтобы дверь задрожала, но замок крепкий. Он дергал ручку.

— Неблагодарная! — орал ее отец, и она услышала, как он стучит в другую дверь. Джейсона. О, Боже. Но она помогла Джейсону сделать его комнату крепостью, и довольно скоро она услышала, как ее отец направился на кухню к своему забытому пиву.

Ева сползла на кровать со слабостью в коленках и потянулась за чучелом горгульи. Она крепко обняла ее, а затем протянула руку и взяла рацию с тумбочки. Она включила ее.

— Земля Урану, — сказала она. — Ответь, Уран.

Статический треск, и даже комфорт ее безоговорочно любящего плюшевого животного не помогал, пока она не услышала голос ее брата через динамик.

— Мой позывной Харон, тупица. Если ты забыла.

— Это просто спутник, даже не планета. — Она позволила пройти секунде или двум, потом сказала: — Ты в порядке, Джейс?

— Словно тебе есть дело. — В голосе Джейсона была понурая обида. Он был младше ее, но в каком-то смысле он был старше. И сильнее. — Что-то охладило тебя, да?

— Я даже не знала, что он здесь! Что за черт, Джейс, ты достал нож?

— И что? Мне нравятся ножи.

Все благие намерения Евы увяли, потому что она это знала. Он показал ей шесть месяцев назад длинный, опасный нож, и он порезал ее им. Случайно, сказал он. Она не была так уверена. И сейчас не уверена. Джейсон… что-то было сломано в Джейсоне, и она не знала, как это починить. Это заставило ее чувствовать себя ужасно и пустой внутри.

— Как сильно он бил тебя? — наконец спросила она.

— Не видно.

— Черт… — Плохо сидеть здесь, отдельно, не зная, что сказать. Не зная, что сделать. — Хотела бы я…

— Хотела бы ты иметь стержень, сестренка? Хотела бы ты противостоять старику? Не беспокойся. В следующий раз, когда он поднимет на меня руку, я сломаю ее. Рассчитывай на это.

На этом он выключил рацию. Она попыталась снова, но он не отвечал. Ева медленно растянулась на своей кровати, укрылась одеялом с Кошмаром перед рождеством, когда начался озноб, и пыталась думать о том, что делать. Позвонить копам? Ага, она пробовала. Мама захлопнет дверь, да и никто не послушает плохиша Джейсона и его странную сестру-гота. Не то чтобы морганвилльским копам было дело.

Она наполовину спала, когда ее мать постучала в дверь и сказала, что ужин на столе. Ева скатилась с постели, распустила волосы из косичек и встряхнула ими, в основном закрыв глаза — ее стратегия при встрече с семьей — и была готова вынести ужин. Папа вырубился, так что будет тихо; Джейсон будет кипеть от ярости, мама уйдет в себя, и еда будет ужасна. Так что она не ждала с нетерпением кукурузное пюре и Спэм (торговая марка консервированного мяса).

Ева услышала звук у окна и повернулась, думая, что это была ветка, или, может быть — безумно — Майкл Гласс пытается привлечь ее внимание.

Вместо этого по другую сторону окна ей улыбался вампир. Брендон. Евросволочь с гладким, острым подбородком, что можно порезаться. Сейчас он выглядел совершенно нормально. Совершенно нормальная любопытная Варвара, выглядящая так, словно хочет прыгнуть через стекло и делать с ней ужасные, ужасные вещи.

Ева подавила крик. Если бы она закричала, Брендон бы ушел в следующее мгновение, как дурной сон, и это даже может пробудить отца от его алкогольной дремоты. К тому же Брендон не мог попасть внутрь. Не без приглашения, которое, она чертовски уверена, не собиралась давать. Я все еще несовершеннолетняя, засранец, подумала она, рывком закрывая шторы. У тебя нет на меня никаких прав. Не то чтобы для Брендона возраст имел большое значение. Он ходит кругами вокруг нее с момента, как ей исполнилось двенадцать. Это по-прежнему заставляет ее чувствовать тошноту и тревогу, но она не позволит этому взять верх. Ни в коем случае.

Когда она выглянула, он исчез. Вероятно, его понятие шутки. Ох. Если она пожалуется, он скажет, что патрулировал собственность; он был, в конце концов, по контракту Покровителем их семьи. Она ничего не могла с этим поделать. Как и со всем остальным неправильным в ее жизни.

Ужин прошел, как она и предсказывала, молча. Джейсон ковырялся в еде, угрюмо уставившись вниз; его волосы свисали на лицо, как и у Евы, и хотя их мама болтала ни о чем и игнорировала все, что происходит на самом деле, ни один из них не сказал и слова, кроме мычания и односложных ответов. Когда они закончили, Ева отнесла посуду на кухню и помыла. Джейсон вытирал. Они работали в тишине, и когда она оглянулась, то увидела, как Джейс следит за диваном в гостиной, где вырубился их отец с пивными банками на полу.

Они старались не шуметь.

Это был странный факт жизни, что после всего адреналина, всего этого страха, всего напряжения, Ева заснула в считанные секунды, как только оказалась в постели. Ей редко снились кошмары. Может быть, плохие сны не были действительно необходимы, если живешь в нем в реальности… Но она думала, что у нее был один, когда она проснулась под звуки сирен и мерцающего свечения, которое не было восходом солнца за занавесками. Она встала, натянула черный пушистый халат и отодвинула шторы, чтобы выглянуть наружу.

В шести кварталах полыхал дом, пылая и стреляя пламенем в небо. Часы показывали два часа ночи, и у нее было сильное чувство, что кто бы ни был в том месте, возможно, не смог выбраться невредимым. Пожарные были уже там; она могла видеть пожарные машины и сирену.

В дверь ее спальни постучали. Ева ответила и увидела маму, стоящую в халате. Не спрашивая, мама протиснулась мимо и подошла к окну.

— Да, конечно, входи, — сказала Ева. Она снова закрыла дверь на защелку. — Я только проснулась. Ты знаешь, чей это дом?

Ее мать смотрела на огонь сухими, пустыми глазами и сказала:

— Это может быть дом Милдред Клейн, она живет в том квартале. Или семьи Монтез.

Ева знала Клару Монтез, и имя сильно ее ударило. Клара перешла в среднюю школу в этом году. Милая, спокойная и умная. У нее был старший брат, который уже выпустился, сестра в средней школе и еще одна в начальной школе.

Ева схватила свой сотовый телефон со стола и проверила контакты; Клара была в ее списке, и она быстро набрала ее. Она сжимала телефон с тревогой, пока смотрела на пламя над горящими костями дома на расстоянии.

— Это не я, — тотчас сказала она. Голос у нее был запыхавшийся и взволнованный. — Это дом Коллинзов! Мне пора!

Ева, должно быть, издала какой-то звук, потому что следующее, что она знала, ее мама держала ее за плечи, спрашивая ее, что случилось. Евины руки дрожали. Она снова посмотрела на огонь, сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Коллинзы.

Это горел дом Шейна.

— Я должна идти, — сказала она и вырвалась из рук мамы, чтобы начать доставать вещи из ящиков. Ее не волновало, что она брала — несовпадающее нижнее белье, порванные спортивные штаны, футболка с Суперкрошками (мультсериал про трёх маленьких девочек детсадовского возраста, обладающих суперспособностями). Что бы она не доставала из ящика, сразу надевала. Ее мать говорила, но это был просто шум. Ева посмотрела на свой телефон. Еще один звонок. От Майкла. Она проверила голосовую почту.

— Это Шейн, — сказал он. — Его дом в огне!

Звонок прервался. Она могла слышать рев пламени на заднем плане.

Это было похоже на удар в живот, и били снова и снова. Она не знала, что делать, что сказать, о чем спросить… и, наконец, натянула обувь. Возможно, это тапочки. Ей все равно.

Когда она попыталась встать, ее мать схватила ее за плечи и держала на месте.

— Нет! — слишком громко сказала ее мама. — Ева, ты не пойдешь туда!

— Мама, — сказала Ева. — Это дом Коллинзов. Дом Шейна.

— Мне все равно, чей это дом! Ты не можешь пойти туда!

Ева вырвалась и покинула комнату. Она колебалась, глядя на дверь Джейсона, а затем продолжила идти. Она слышала, как храпит ее отец, когда проходила мимо спальни родителей. Мама продолжала следовать за ней, до сих пор споря, но уже спокойно; никто не хотел разбудить папу.

Ева подошла к шкафу в коридоре, подвинула паркетную доску и нашла один из выточенных острых кольев, которые она спрятала там. Она схватила черную толстовку и набросила ее; кол спокойно поместится в кармане. Жалобы ее мамы сменили тон на Почему это у тебя? Разве ты не знаешь, какие можешь навлечь на нас проблемы? Что Ева так же проигнорировала.

Она вышла во мрак, прежде чем "Не вини меня, если погибнешь" подействует, и побежала к пожару.

Она была в квартале от него, когда кто-то вышел из темноты ей навстречу, и она вскрикнула, остановилась и вытащила из кармана кол. Тень шагнула в мелкий бассейн света от уличного фонаря, и она узнала своего собственного брата.

— Джейсон! Господи, что ты здесь делаешь? Ты сумасшедший?

— А ты? — спросил он. Казалось, в темноте он чувствовал себя как дома, весь в черном и ссутулившийся. — Я здесь все время. Я знаю, как улизнуть.

— Ты ненормальный? Ты слишком мал, чтобы быть снаружи сам по себе…

— Ты направляешься к пожару? — перебил он, и она затаила дыхание и кивнула. — Тогда не сотрясай воздух и пошли.

Они трусцой пробежали остальную часть пути вместе, и Ева хотела спросить Джейсона, почему он вышел в ночное время, что он делал, когда был здесь, но на самом деле не хотела знать ответы. К тому же ее желудок свернулся в узел, когда она думала о Шейне и его семье, и когда они подошли ближе к огню, стало еще хуже. Дым стал ужасно реальным; это не было похоже на груду поленьев, горящих в камине. Это была едкая, жгучая вонь. Горящая пластмасса, ткань, пенопласт, краска… все вещи, которые делали здание домом, стали черными ревущими облаками.

Дом Коллинзов уже был полностью потерян. Пожарные поливали водой, чтобы пожар не распространился на ближайшие дома, а жар был сильным, когда она подошла ближе. Она чувствовала его давление на кожу, как физическую силу. Полиция поставила барьеры, она подошла к толпе соседских людей, некоторые до сих пор в пижамах и халатах; она заметила, как семья Монтез прижались друг к другу, наблюдая с ужасом. Здесь были и некоторые вампиры, но как и люди у ограждений, они просто глазели. Пиявки любят держаться подальше от огня.

— Что произошло? — спросила Ева миссис Монтез. Ее волосы в бигудях были под сеточкой, розовый халат обернут вокруг ее пухлого тела. — Вы знаете?

Миссис Монтез покачала головой.

— Люди говорят, что это был поджог. Я не знаю.

— Кто-нибудь выбрался? — Ева напряженно искала Шейна, или его сестренку, Алису, или их родителей, но не могла никого заметить.

— Не маленькая девочка. Она не выбралась.

Миссис Монтез покачала головой в мрачном сожалении, и Ева затаила дыхание. Ночь, со всем жаром и пеплом, вдруг стала очень холодной. Алиса? Нет, это не может быть правдой. Просто не может. Здесь была какая-то ошибка. Миссис Монтез просто не знает, вот и все. Она просто… ошиблась.

И тогда по другую сторону ограждений Ева увидела знакомое лицо. В копоти, бледное, но до боли знакомое. Майкл Гласс. Он беспомощно стоял в стороне, наблюдая за огнем широкими, пустыми глазами. Никто не обращал на него внимания, хотя полицейский был рядом. Она предположила, они держали его там как… свидетеля?

Ева не думала, что она собирается делать; она просто нырнула под ограждение и побежала прямо к Майклу. Он увидел ее приближение в последнюю секунду и каким-то образом вытянул руки, когда она крепко обняла его.

Он держал ее так же крепко, и она вдыхала запах дыма, пот, электрический ожог страха и горя. Как-то, но она знала. По дрожащей силе его рук вокруг нее она знала, что миссис Монтез не ошиблась.

Алиса Коллинз была мертва.

— Шейн? — сумела пробормотать она, и он услышал ее даже сквозь рев огня. Она почувствовала его лицо в ее волосах, а потом его кожу у ее щеки, когда он повернул голову. Невероятно теплая. Колючая из-за небольшой щетины. — Шейн в порядке?

— Он выбрался, — сказал Майкл. Она ожидала, что он отпустит ее, но он этого не сделал. Может быть, они оба нуждаются в поддержке. — Его вытащил отец. Шейн боролся, чтобы добраться… добраться до Алисы.

— Но не смог? — спросила Ева, потому что она могла сказать, что ему было трудно произнести это. — О, Боже, Майкл. Он не смог добраться до сестренки. Он, должно быть, настолько разрушен… Где он?

— С родителями, — ответил Майкл. — Думаю, копы хотят поговорить с ними о том, как начался пожар. Не то чтобы есть сомнения.

У него был низкий, сердитый тон, и Ева отстранилась немного и посмотрела на него.

— Что? — спросила она, и его голубые глаза стали очень жесткими, очень сосредоточенными.

— Моника, — сказал он. — Шейн сказал мне, он видел ее снаружи с зажигалкой. Тварь подожгла его дом. Она убила Алису.

— Нет! — Ева не могла говорить. — Она не могла… О, Боже. Я никогда не думала… В смысле, она ужасный, страшный человек, но…

— Она выросла от ужасной до чертовой убийцы, — сказал Майкл. — До убийства ребенка. И скорее всего никто с этим ничего не сделает. Они просто скажут, что это плохая проводка или еще какая фигня, и драгоценная дочь мэра не получит даже шлепок по руке.

Это жестоко. И возможно на самом деле правда, отчего Еву чуть не вырвало. Она не могла собраться с мыслями. Алисы больше нет? Алиса была в средней школе. Милая, смешная девочка, которая бы выросла дерзкой женщиной, которая была в состоянии сделать все то, что испытывала Ева — первый парень, первый поцелуй, первая любовь.

Но у Лисс никогда этого не будет, и это трудно себе представить.

Дом зашумел, и древесина рухнула, все еще горя. Стены прогнулись. Пламя выстрелило так высоко, словно это были палящие звезды, но огонь больше не грел Еву. Ее руки были ледяными, и она нуждалась в тепле тела Майкла рядом с ней. Должно быть, он чувствовал то же самое, потому что он держал ее, и не было никакого расстояния между ними. Нет барьеров.

Они стояли так вдвоем, пока пламя не начало стихать, толпа начала расходиться, и они погрузились в ночь. Полицейские не беспокоили их, но сейчас угрюмый детектив Хесс шагал, чтобы поговорить с Майклом.

Это означало, что они должны были разъединиться, и это ранило; ей было физически больно видеть, как Майкл стоит один с запечатлевшимся на лице горем.

Хесс задавал вопросы, но Майкл не мог многое сказать. Он увидел пожар на расстоянии, понял, что это может быть дом его друга, и добрался сюда вовремя, чтобы увидеть, как Шейна из горящей входной двери вытащил его отец. Никто не смог попасть внутрь после этого; это было слишком опасно.

Ева поняла, было не сказано, что Майкл пытался. Или еще хуже, был вынужден удерживать Шейна от того, чтобы тот бросился обратно и умер. Как трудно бы ему было сделать это?

— Хорошо, — наконец сказал детектив Хесс и закрыл записную книжку, убрав ее в карман пиджака. Он казался усталым и разбитым всем этим, или просто от того, что он пожизненный житель Морганвилля. — Спасибо за помощь, Майкл. Я буду на связи, если у нас появятся вопросы.

Майкл колебался и сказал:

— А Шейн уже рассказал вам о Монике?

Детектив Хесс перестал отворачиваться.

— Почему ты не сказал мне об этом?

— Он видел ее снаружи. У нее была зажигалка. Она щелкала ею и улыбалась. Довольно легко представить эту картину.

— Но и легко представить неправильную картину, — произнес Хесс и долго посмотрел на Майкла. — Ты ее видел? Видел, как она устроила пожар?

— Я верю Шейну. — Голос Майкла был ровным, но мышцы его лица и плеч были напряжены.

Хесс кивнул и наконец повернулся к Еве.

— А вы, мисс Россер? Когда вы пришли?

— Я увидела пожар из своего дома, — ответила она. — Я пришла увидеть, все ли в порядке.

— Вы близкие друзья с Шейном, это правда?

Ева кивнула. Она обнаружила, что сейчас не похожа на себя — волосы распущены и висят вокруг лица, без макияжа, жалкая случайная одежда.

— Я не знаю, как помочь ему в этом.

— Это ужасно, — согласился Хесс. — Не так много можно сделать прямо сейчас. Что-нибудь еще можете добавить, любой из вас? Знаете ли вы кого-то, у кого был повод сделать подобное семье Коллинзов?

— Никто, — сказала Ева. — Его отец не самый приятный парень, но… — Она беспомощно развела руками. Навалилась реальность того, что произошло с ее другом, его сестрой, всей его семьей, она чувствовала боль в животе и непрочно стояла на ногах. — Нет. Просто… обратите внимание на Монику.

— Почему вы думаете, что она может сделать нечто подобное?

У Евы не было ответа, но был у Майкла.

— Я не собирался это говорить, но думаю, что должен. Шейн и Моника виделись сегодня днём в школе. Она клеилась к нему, а он сказал ей отвалить. Она не восприняла это слишком хорошо.

— Вау, — сказала Ева. — Серьезно? Она…

— Пыталась засунуть язык ему в глотку? Да. Он довольно ясно дал понять, что этого никогда не произойдет, и она… разозлилась.

Хесс приподнял брови и достал записную книжку, чтобы сделать запись, но Ева не думала, что он выглядел убежденным.

— Может быть, она не хотела заходить так далеко, — сказала Ева. — Я ненавижу пытаться оправдать Королеву Тупых Злюк, но может быть она только хотела напугать его, и огонь вышел из-под контроля…? Я не могу поверить, что она на самом деле намеревалась кого-то убить.

— Если бы она была здесь, что не доказано, кроме слов Шейна, — сказал Хесс и закрыл блокнот. — Я изучу. Если это была Моника Моррелл, я арестую ее. Но вы двое, молчите об этом. Мне не нужен самосуд в городе. Моника не так уж популярна в определенных… классах людей.

То есть класс Евы — неправильная-сторона-дороги, бедные люди. Ева нехотя кивнула. Детектив Хесс был хорошим парнем — она знала это — но она также знала, что никто, кто работал в городе Морганвилль, не может точно считаться беспристрастным. Мэр — отец Моники — имел свою работу не потому, что он был популярен, а потому, что вампиры выбрали его за это, и они будут держать его до тех пор, пока он делал то, что они хотели. Полицейские применяют правила, которые не имеют отношения к таким людям, как Моника, с положением и поддержкой от кровососов. Существовали два уровня людей в Морганвилле, и Ева знала, где она, Майкл и Шейн действительно стояли: на дне.

Что бы Хесс ни обещал, у нее не было много надежд, что Моника увидит тюремную камеру изнутри, даже если бы они засняли ее поджог.

Майкл смотрел, как коп уходит, и внимание Евы было приковано к его лицу. В данный момент было нормально смотреть открыто, не чувствуя, что она каким-то образом вторгается в его личную жизнь. Они по-прежнему чувствовали связь — и они были связаны, поняла она. Так или иначе, она все это время держала его за руку.

А потом он отпустил. Это было нежное высвобождение, сожалеющее скольжение его руки по ее, но потом контакт пропал, и она чувствовала… одиночество. Настоящее одиночество, даже со скоплением пожарных, тушащих пожар. Даже с мигающими огнями полицейских машин. Даже с толпой соседей, все еще сплетничающих у ограждений.

— Ты должна идти домой, — сказал Майкл. — Не могу поверить, что ты вышла одна в темноту, Ева. Ты же все знаешь. Я провожу тебя.

— Нет, — ответила она. — Нет, ты не должен присматривать за мной, и к тому же, твой дом всего лишь в нескольких кварталах в другом направлении. Я буду в порядке. Правда. Слушай, я ношу вампирский криптонит.

Она сверкнула кожаным браслетом, которые получали несовершеннолетние, чтобы показать, что у семьи есть Защита от более хищного набора Клыкастой Банды; у Майкла тоже такой был. Его, она подозревала, была немного более законным. Защита от Покровителя ее семьи, Брендона, была не очень надежной.

Майкл, зная это, покачал головой. Он помахал одному из полицейских — бледному вампирскому чуваку, которого Ева не знала, с жуткими светло-голубыми глазами — и спросил, может ли он отвезти ее домой. Полицейский не возражал, только нетерпеливо махнул рукой Еве на полицейскую машину.

Она повернулась обратно к Майклу.

— Я… Пожалуйста, скажи Шейну…

— Я знаю, — сказал он. — Скажу. Доберись до дома невредимой, Ева.

И это все. Никакого заявления о чувствах, ничего, к чему она могла бы дотронуться пальцем, но было что-то в его тоне, нежность, которая заставила ее думать, что может быть, может быть…. И тогда она почувствовала себя плохо от того, что даже подумала об этом, потому что, Господи, неудачное время говорить об этом. Сестра Шейна мертва, а она одержима тем, нравится ли Майклу Глассу. Какой она ужасный человек.

Когда она присоединилась к полицейскому в его машине, она увидела своего брата, Джейсона, скрывающегося в тени возле барьеров, и быстро замахала ему идти сюда. Он покачал головой и исчез. Никаких поездок с полицией для Джейсона; она должна была это предвидеть.

Плохая новость, однако, в том, что у вампирского копа, который повезет ее, был напарник. Человеческий напарник, что обычно было бы хорошей новостью в плане личной безопасности.

Этот напарник, впрочем, Ричард Моррелл. Старший брат Моники.

Ричард открыл заднюю дверь для нее, когда она подошла, и она не могла вообще ничего сказать по его совершенно пустому выражению лица. Он неплохо выглядел для парня постарше, но он был определенно опасен. Моррелл со значком и пистолетом? Кошмар замедленного действия. Она в полной мере ожидала неприятностей.

Конечно же, когда автомобиль тронулся с вампирским копом за рулем, Моррелл повернулся назад, чтобы посмотреть на нее через барьер. Ей пришло в голову, что это могла быть худшая идея за все время, потому что она была заперта в клетке с дверями, которые не открываются, кроме как извне, но она старалась не паниковать. По крайней мере, внешне.

— Я слышал, кто-то видел мою сестру на месте происшествия, — сказал Моррелл. — Это правда?

— Я не была здесь, — ответила Ева. — Я пришла позже.

— Это не то, что я спросил. Кто-то видел здесь Монику, когда начался пожар?

Ева пожала плечами. Она, конечно, не собиралась стучать на Шейна Коллинза, не Морреллу. Пусть выяснит самостоятельно; у него не будет с этим никаких проблем.

Ричард Моррелл покачал головой и повернулся вперед.

— Слушай, Ева, я знаю, тебе сложно в это поверить, но я тебе не враг, — сказал он. — Я пытаюсь выяснить, какие неприятности на себя навлекла моя сестра. Если она это сделала, я буду счастлив надеть на нее наручники… но я не думаю, что она сделала это. Она не хороший человек, но и не такой плохой.

Это звучало как объяснения, которыми они с Шейном обменивались по поводу своих отцов. Он не такой плохой. Конечно, он становится немного сумасшедшим, но знаешь, только когда пьет. Это защитный механизм кого-то в ловушке опасных отношений, согласно книгам самопомощи, которые она выписала в библиотеке. Ей никогда не приходило в голову, что кто-то вроде Ричарда Моррелла может чувствовать то же самое, почему бы и нет? Его высокомерный отец, возможно, был свиньей, с которым он живет, а его сестра выросла полномочной сучкой по обожаемому образцу папы. Может быть, Ричард отличался и просто пытается быть нормальным.

Она отказалась от идеи быть нормальной. Кто этого хочет? Конечно, это означало, что вы вписываетесь, но лично она чувствовала, что намного безопаснее быть замеченной. Особенно в городе, где число пропавших без вести продолжало расти. Она никогда не исчезнет. Люди заметят.

Ева оборвала эту мысль, потому что вполне возможно, что она может просто исчезнуть, согласившись, чтобы ее подвезли сегодня. Она закрыла рот и смотрела на скользящие улицы. Пустые тротуары. В большинстве домов темно, за исключением огней безопасности. Некоторые собаки лаяли. Морганвилль был глубоко жутким в темноте с этим огромным, безоблачным небом Техаса над головой с одеялом белых звезд.

А потом автомобиль подъехал к обочине ее дома. Ричард Моррелл вышел из машины и открыл ей дверь. Он даже предложил ей руку, но она не приняла ее. Он может быть нормальным, но она не была готова это признать.

— Хочешь, чтобы я проводил тебя до двери? — спросил он ее. Она покачала головой. Последнее, что ей нужно было, чтобы ее отец проснулся и увидел копов с ней в середине ночи. Боже. Это было бы началом очень неприятного разговора, который бы закончился слезами.

— Со мной все будет хорошо, — сказала она и поспешила вокруг дома к задней двери. Она волновалась о Джейсоне, но, как он сказал, он все время уходит ночью. Выходить искать его или ждать во тьме было глупым поведением жертвы. Может быть, как старшая сестра, она должна была больше беспокоиться, но Джейсон… Джейсон всегда был самостоятельным. С десяти лет. Это заставило ее чувствовать себя ужасно, что она соглашалась с этим, но Джейсон… не вполне нормальный. И она боялась его, иногда.

Она вошла и прошла на цыпочках в свою комнату. Ее отец все еще храпел как бензопила, слава богу, и ее мама была в постели, так что Ева заперлась в Крепости Одиночества с настоящим облегчением. Она разделась и скользнула в постель, только тогда понимая, как измотана она была, телом и душой.

Ее волосы воняли ядовитым дымом, но даже это не может удержать ее от сна.

Ей приснился пожар.


***


Ева пробовала звонить Шейну на следующий день, но не получила никакого ответа; возможно, его телефон был потерян в пламени. Она позвонила Майклу, который сказал, что он не видел Шейна с момента, как его семья села в полицейскую машину. Новость распространилась по всему городу, что тело Алисы наконец достали из руин дома, и тихие, приватные похороны были проведены несколько дней спустя. Ева не была приглашена. Она знала, только потому что Майкл был там.

Когда она увидела его в школе на следующее утро после похорон, он сказал ей, что Шейн ушел.

— Ушел? — повторила она в ужасе. Майкл выглядел… потерянным. Потрясенный, как будто не мог в это поверить. — Что ты имеешь в виду под ушел? Ты же не…

Она не могла не думать, что это слово люди используют для мертвых, когда они не были достаточно смелы, чтобы сказать это сразу. Он покончил с собой?

— Нет, Господи. Он жив, — сказал Майкл и наклонился к ней ближе у шкафчиков. В школьном коридоре снова час пик, так что это могло быть от давления болтающей толпы, но она так не думала. Чувствовалось… преднамеренным. Словно он создает безопасное пространство для них двоих. — Я имею в виду, он и его родители уехали из Морганвилля прошлой ночью. Кто-то помог им. Я не знаю как, или кто, но они… ушли.

— Господи, — выдохнула она и схватила его за руку. — Что ты думаешь, они сделают с таким уходом?

— Понятия не имею, — признался он. — Зависит от того, отпустила ли их Основатель, но мое шестое чувство подсказывает, что они сбежали. Так что не знаю. Надеюсь, с ними все будет хорошо.

— Ты можешь ему позвонить?

— Никаких телефонов, — ответил он. — Они ушли в тень. Я не думаю, что мы его снова увидим, Ева.

— Может, это и хорошо? — сказала она. — В смысле, может, там он сможет найти что-то другое. Что-то хорошее, не… такое.

Она подразумевала Морганвилль, и Майкл понял. Она это знала, и их глаза встретились.

— Я хотел бы верить, что есть еще что-то хорошее здесь, — сказал он, и ее сердце замерло, а затем ускорилось. Он не может подразумевать то, что он хотела. Не может. И когда она увлеклась этой мыслью, он поспешил продолжить. — Говоря о несчастливых вещах, Моника соскользнула с крючка. Сказала, что не была рядом с домом Коллинзов, когда это началось, и заставила друзей поддержать ее. Так что если она сделала это, она выйдет из воды сухой.

Это заставило кровь в венах Евы бежать быстрее, и она хотела ударить что-нибудь. Кого-то. Когда она смотрела в никуда, она поняла, что смотрела прямо на розовый плакат с картонным сердцем.

Она медленно улыбнулась и указала на него. Майкл проследил за ее жестом, посмотрев на плакат.

— Мы выясним, что Моника собирается делать с этой хренью по сбору крови, — сказала она. — Это сегодня, правильно? Может быть, мы можем разрушить ее день другим способом, Майкл. Ты в деле?

— Шутишь? — он улыбнулся ей, и улыбка была великолепна. И немного безумная. — Целиком и полностью за. Сейчас нужно присматривать друг за другом, верно?

— Верно, — ответила она и пыталась контролировать прилив тепла, распространившийся по ней. — Верно.


***


Регистрация для сдачи крови подозрительно легкая; в списке было около десяти имен, и четыре из них вычеркнуты. Грубые комментарии были написаны об остальных шести, что может или не может быть обосновано. Ева смело нацарапала их с Майклом имена внизу, когда Джина, лучшая подружка Моники / бойцовая собака, подошла, чтобы забрать лист со стола. Она была одета для вечеринки, а не для школы, но это был типичный вид для банды Моники. Всегда готовы к камере, не столько для контрольных.

Что ж, если честно, Ева потратила столько же времени на макияж, но она чувствовала, что результат был намного лучше. И, кроме того, она училась. Время от времени.

— Серьезно? — спросила Джина и окинула Еву уничтожающим взглядом. — Ты сдаешь кровь? Чушь собачья.

— Я помогаю детям, — холодно сказала Ева. — И, знаешь ли, пожилым людям. Которым нужна кровь. Как нормальные люди, в которых ты не входишь.

Джина улыбнулась ей одной из своих запатентованных стервозных полусумасшедших улыбок. Блеск в ее глазах был больше похож на свет от края бритвы, чем юмора.

— Нормальные? Это смешно, Некро-Девочка. Я не думаю, что они принимают пожертвования от странных извращенцев, которые хотят спать с мертвыми людьми и, вероятно, уже чем-то болеют.

Подошел Майкл. Один простой шаг вперед, и он встретился взглядом с Джиной. Они смотрели в течение нескольких долгих секунд, но Майкл не моргал. Он выглядел таким спокойным, что гомон и гул нормального школьного коридора, кажется, исчез в абсолютной тишине.

Ева задержала дыхание. Майкл не дрался; он даже редко попадал в перепалки. Но было что-то вроде стали внутри него, что просто… не сгибалось.

Хрупкое преимущество Джины ударилось о него и разбилось, и она отвернулась с насмешкой.

- Это не мои проблемы. Идите к кровопийцам в машине. Кто знает? Может быть, вы не выйдете оттуда. Это улучшит наш ландшафт.

Она метнулась прочь с бумагой, зажатой в одной руке. Майкл смотрел ей вслед, затем медленно вздохнул и расслабился.

Ева ударила его кулаком в плечо.

— Черт, парень, а ты страшный, — сказала она. — Я и не подозревала.

— Я живу в Морганвилле, — ответил Майкл и сверкнул быстрой теплой ухмылкой, что вот-вот разобьет ей сердце. — Это приходит само, так?

Он пошел в направлении, в котором ушла Джина, и после паузы, чтобы реально оценить, что Майкл Гласс — Майкл Гласс — заступился за нее, Ева пошла следом.


***


Передвижная установка для сбора крови была припаркована на территории школы и выглядела как гладкая черная акула. Жирная красная капля крови сбоку выглядела реальной, свежей и тошнотворно трехмерной. Впервые Еву посетила мысль, что это может быть ужасная идея — зайти внутрь туда добровольно. Легенда гласит, что иногда люди не возвращаются.

Может, она ест их.

Она догнала Майкла на шатких металлических ступеньках, когда он потянулся к ручке двери.

— Майкл…

Он знал, что она собиралась сказать; она поняла это по его улыбке.

— С нами все будет хорошо, — сказал он. — Я не знаю, как ты, но я предпочел бы сделать что-то, чем просто… притворяться. Я делаю это ради Шейна.

Ради Шейна. Ева сделала глубокий вдох и кивнула. Она надеялась, что выглядела решительно.

Потом они зашли в темное брюхо чудовища.

Которое было… на удивление хорошо освещено и полно мягких кресел, которые выглядели больше как модные шезлонги, чем страшные орудия пыток… хотя встроенные ограничители выглядели менее обнадеживающими.

Все кушетки были пусты, двое из обслуживающего персонала стояли тихо, наблюдая, как Ева нерешительно вошла в узкий проход.

— Эм, привет? — сказала она. — Я в списке? — она никак не могла сделать это утвердительным предложением. Она откашлялась и попыталась снова. — Я имею в виду, я слышала, что это для благого дела; это правда?

— Тонко, — пробормотал Майкл позади нее, и она поймала себя на безумном хихиканьи и превратила его в поддельный кашель, который превратился в настоящий и удручающе глубокий. Одна из обслуживающего персонала — высокая женщина с короткими, аккуратно подстриженными темными волосами — открыла холодильник и и достала оттуда бутилированную воду, которую передала Еве. Ева открутила крышку и неистово пила, и кашель, наконец, перестал щекотать горло.

— В Главной больнице Морганвилля мало плазмы и тромбоцитов, — подтвердила женщина. Она не казалась очень обеспокоенной этим, и Ева начала думать, что освещение в этом автобусе было таким, чтобы кожа каждого человека выглядела обманчиво розовой, что обнадеживало. Потому что она начинала думать, что оба врача были вампирами. — Почему бы тебе не занять кушетку справа, дорогая.

— Разве вы не должны провести сначала какой-то тест или опрос, или… — Ева нагуглила эту часть. Она знала, как все должно проходить.

— У нас встроенная система в сиденьях, — сказала дежурная. — Никакого ожидания.

Майкл подошел ближе позади Евы, и несмотря ни на что, она не могла не заметить, каким восхитительно теплым он был. Она прижалась к нему спиной. Это не было преднамеренно, она просто поняла, что прикасается к нему, и это было так приятно.

И он не отошел.

— Хочешь, я пойду первым, — спросил он Еву. Она повернула голову и посмотрела на него; при этом очень близком расстоянии его голубые глаза были еще более ошеломляющими, чем обычно, и на секунду она не могла думать, какой ответ должен быть на этот вопрос. Или даже какой был вопрос. Пока уголок его рта немного не изогнулся (потому что он точно знал, о чем она думает, черт), что она выдернула себя из транса и выпрямилась, чтобы прекратить облокачиваться на него.

— Нет, — сказала она со всем возможным достоинством и мужеством (то есть небольшим). — Я в порядке. Вам же нужна только пинта? — Пинта казалась достаточной сдачей крови. Согласно гуглу.

— Мы бы, конечно, предпочли большее донорство, — холодновато сказала дама с улыбкой, которая вообще не была улыбкой. Больше похоже, что она изучала, что значит улыбка.

— Да, — сказал Майкл. — Можем ли мы поговорить с кем-то ответственным по этому поводу? У меня есть двоюродный брат, который работает в Главной больнице. Похоже, что они на самом деле не нуждаются в дополнительной крови прямо сейчас. Я проверял.

И это был важный момент, Ева так же была поймана врасплох, как и вампиры. Мог бы сказать мне, пыталась она передать глазами Майклу; возможно, она просто изобразила испуг. Она испытывала страх, но Майкл… выглядел абсолютно спокойным. Ей не хотелось полагать, что она может хорошо его понимать, но она думала, что он пытался молча ей сказать "У меня все под контролем".

Главные вампиры передвижной установки для сбора крови не ожидали дерзостей от простого старшеклассника; та, которая разговаривала с ней, казалась раздраженной, но другого, стройного азиата, это позабавило.

— Все правильно, — сказал он. — Так что если вы знаете, что кровь не для больницы, зачем заявились? Большинство из вас имеют лучшие навыки выживания.

— У меня отличные навыки выживания, — ответила Ева. — Хотите увидеть, как я крича убегаю?

— Я не в настроении для быстрой еды. — Вау, вампир с таким же острым чувством юмора, как его клыки. Она почти поняла шутку. — Вы не в опасности, обещаю. Да, кровь будет использована для другого. Для исследования.

— Исследования, — повторил Майкл. — Хотите объяснить, что это точно значит?

— Нет.

— Тогда как Моника и ее отряд Дрянных Девчонок втянуты в это? — отрезала Ева. — Потому что они определенно получают долю, не так ли? Не кровь, потому что, хей, я не думаю, что они свернули на эту дорожку.

Вампирша отошла, чтобы пролистать некоторые документы. Азиатский вампир скрестил руки и смотрел на нее с задумчивой напряженностью, что делало ее более нервной.

— Дочь мэра получает плату за каждого приведенного донора, — сказал он.

— У вас уже есть город, полный доноров, — указал Майкл. — Почему здесь? Почему старшая школа?

— Детская кровь отличается от взрослой. Мы бы предпочли иметь более юных доноров, но ваша возрастная группа — компромисс, который мы можем принять.

Жуть. Эээээ. Ева сглотнула и посмотрела на Майкла. На этот раз она надеялась, что она посылала "Давай сейчас же уйдем отсюда". Моника получает премию за выстраивание ее одноклассников для иглы. Это было на самом деле все, что они должны были знать, потому что когда появится социальная амуниция, это очень хорошо разгорится.

Но Майкл не закончил. Она начала понимать его взгляд, и это беспокоило ее.

— О каких исследованиях вы говорите? Что вы пытаетесь сделать, развести лучший сорт коров? Или мы больше не такие вкусные?

Вампир обменялся молниеносным взглядом со своей коллегой, и Ева почувствовала изменение настроения. Майкл сказал что-то, что их обеспокоило.

— Возможно, вам следует пойти с нами за ответами, — более дружелюбно сказал вамп, хотя он был далек от дружелюбия в настоящее время. — Пожалуйста. Сядьте. Мы все равно закончили здесь.

Вампирша перешла в переднюю часть автомобиля и села на место водителя. Ева кинулась к выходу, но, конечно, перед ней оказался другой вампир, пятно в ее поле зрения на мгновение, а затем, бац, прямо у нее на пути. Она резко остановилась, села на мягкое кресло и наблюдала, как он медленно улыбнулся. Без клыков, что хорошо, но по ней все равно пробежал холодок.

— Уйди с дороги, — сказал Майкл, подойдя к ней сзади. Она повернулась, но он разговаривал не с ней. — Отпусти нас. Сейчас же.

— Извини, — сказал вамп. — Не могу. Ты задаешь слишком много вопросов…

Дверь позади него вдруг открылась, и вампир почти выпал, что было бы очень смешно, но он спохватился и обернулся лицом к прибывшему — мужчине в удушающем пальто, шляпе, перчатках и солнцезащитных очках.

— Извините, — произнес дедушка Майкла, Сэм Гласс, самым мягким тоном. — Я что-то прервал? Я пришел за внуком.

Сэм Гласс был вампиром — молодым, под всеми этими слоями. Без них он до жути похож на Майкла — вьющиеся волосы, только у него немного длиннее и лохматее, решительное и красивое лицо, те же голубые глаза цвета океана. Его волосы были более рыжими, и он выглядел физически около тридцати… но блин, если не знать, можно принять за братьев.

Но Сэм Гласс умер давным-давно, и была причудливо сложная семейная ситуация на рождественских ужинах Глассов.

Сэм был самым молодым вампиром Морганвилля, также были слухи, что он фаворит Амелии, а никто не связывался с тем, кто нравится Основателю, без риска на болезненный урок.

Так что азиатский парень изобразил улыбку, слегка поклонился и отошел с дороги. Его глаза следили за Сэмом, когда тот вошел и махнул Майклу.

— Давай, парень, — сказал Сэм. — Пора идти.

— Не без Евы, — сказал Майкл. — Сэм, я не могу ее оставить.

Ева не могла прочитать выражение лица Сэма, и его глаза были скрыты за темными очками, так что она просто не знала, что он думает об этом. Она надеялась, что она не выглядела такой напуганной, какой себя чувствовала, потому что если Сэм решит, что Ева не особо важна, что ж… она ожидала, что это будет ее последняя поездка перед гробом.

— Конечно, — ответил Сэм. — Ты же придешь на ужин сегодня, Ева? Я отвезу тебя домой, когда будешь готова.

— Спасибо, сэр, — прошептала она. Ее рот был очень сухой, а руки дрожали.

Майкл обнял ее и повел к выходу. Сэм помог ей спуститься по лестнице, и теплая кожа перчаток ощущалась почти как человеческая кожа. От этого она снова инстинктивно задрожала. Она решила, что ей намного больше нравилось тепло прикосновения Майкла.

Сэм сложил лестницу передвижной установки и закрыл дверь, и они смотрели, как она скользила прочь, гладкая, как барракуда. Тогда дед Майкла отвел их в тень, снял шляпу и очки и сказал:

— Вы оба с ума сошли или просто глупые? Зачем вы пошли сюда, если не должны?

— Хороший вопрос, — ответила Ева и засмеялась. Это был истерический смех, и она прижала руки ко рту, чтобы прекратить его. Хихиканье продолжилось, и ей пришлось быстро заморгать, чтобы не потекли слезы. — В то время это казалось хорошей идеей?

— Мы хотели узнать, почему Моника заставляла наших одноклассников стать донорами, — сказал Майкл. — Ты знаешь?

Это было… прямолинейно. На грани агрессии, подумала Ева.

Сэм глянул на внука и сменил тему.

— Оставь дочь мэра в покое, Майкл. Она не стоит твоего времени. Такие люди саморазрушаются или меняются, но это ее дело, а не твое.

— Она нанесла много вреда, — сказал Майкл. — Что насчет того, что она сделала Шейну и его семье?

— Я сожалею о твоем друге, но он и его родители ушли. Покинули Морганвилль. Перестаньте думать о мести и начните думать о своем будущем, ребята.

— О, я уже подумал, — отрезал Майкл. — Я свалю из этого места, как только смогу. Я уже поговорил об этом с мамой и папой. Они планируют переехать, ты не знал? Они уже подали заявку и получили выездные документы, чтобы поехать на восточное побережье, так что маме проведут операцию в следующем году. И когда мне исполнится восемнадцать, я уеду.

— Я знаю о твоих родителях, — ответил Сэм. — Я поддерживаю их решение. По поводу твоего я не уверен. Морганвилль — это все, что ты знаешь, Майкл. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, как жесток внешний мир для одинокого ребенка.

— Я не ребенок, — сказал Майкл. — Хватит меня так называть, дедушка.

Он оттолкнулся и ушел в школу, оставив Сэма стоять там. Ева чувствовала себя неловко, и она протянула руку, чтобы легко дотронуться до руки мужчины.

— Извините, — сказала она. — Он, эээ, он не серьезно. Он просто расстроен.

— Знаю, — ответил Сэм. — Это не просто для него с больной мамой; потеря лучшего друга делает все только хуже. Я рад, что у него все еще есть ты.

— Я? Эм… Я просто… — Ева пыталась подобрать определение, кем она была. — Друг.

— Ему нужны друзья, — сказал Сэм. Его глаза были печальными, но он все-таки улыбнулся ей. — Нам всем нужны друзья. То, что я сказал ему, относится и к тебе, Ева. Оставь Монику Моррелл в покое.

— Вопрос в том, как заставить ее оставить меня в покое.

Он покачал головой, надел шляпу и очки и вышел на солнце, быстро уходя.

Ева вздрогнула от яркого солнечного света и пошла в школу. Майкла нигде не было видно… но позже она нашла записку, просунутую в ее шкафчик. Она осторожно открыла ее; Моника и ее приятельницы всегда писали гневные письма. Но в этом было только слово спасибо и подрисованная снизу маленькая гитара… и она знала, это было от него.

— Любовные записки? — раздался голос Моники прямо у нее за плечом, и Ева почти порвала бумажку пополам, судорожно вздрогнув. Она повернулась, врезавшись в шкафчик достаточно сильно, чтобы остался синяк, и сунула записку в книгу. — От кого, от Вонючки Джорджа? Это явно кто-то из лузеров.

Оставьте Монику в покое. Она почти слышала голос Сэма около ее уха, но что он знал, в самом деле, о том, чтобы быть зажатой девочкой в коридоре средней школы кем-то, кто ест слабых?

Ева повернулась, посмотрела Монике прямо в лицо и сказала:

— Джорджу, может, и стоило бы принять ванну, но он умнее тебя, и он всегда может принять душ. Ты всегда же будешь тупой как дурацкий большой пакет.

Моника вскинула руку. Ева согнула колени, быстро падая, удар пришелся выше и попал прямо в металлическую дверцу шкафчика. Что-то оборвалось с приглушенным звуком, и Моника издала сдавленный, не верящий крик боли. Только тогда Ева поняла, что та была без единого обычного бэк-вокалиста. Только Моника Моррелл. Одна.

Ева сделала шаг, пока Моника прижимала сломанную руку к груди, большие глаза наполнились слезами от боли. Она действительно почувствовала укол сочувствия — чуть-чуть. Она помнит, каково это, получить травму. У нее их было достаточно.

— Небольшой совет, — сказала Ева. Она вдруг поняла, что была выше Моники и чувствовала себя сильнее, когда Моника вздрогнула. — Держись подальше от Майкла Гласса. Ты ранила его друга. Он этого не забудет.

Ева захлопнула свой шкафчик, покрутила замок и ушла. Моника что-то крикнула ей, но Ева просто ответила средним пальцем и не оглядывалась.

На этот раз она разобрала крик.

— Ты пожалеешь! — сказала Моника. — Ты дрянь! Брендон тоже мой Покровитель! Подожди, пока тебе исполнится восемнадцать, сучка — он заставит тебя заплатить!

Ну блин, подумала Ева, открыла дверь, накинула рюкзак и пошла домой. Думаю, я должна была подумать об этом.

Она никогда не позволит Брендону укусить ее. Никогда.

Даже если ей придется разорвать контракт, бросить его ему в лицо и скрываться всю жизнь.

Она представила, как это будет, когда Майкл Гласс подошел к ней. Он нес свою гитару в мягком футляре с полным отсутствием книг. С другой стороны, он был умным парнем; наверно, ему не нужно было учить так, как ей.

Ее сердце снова затрепетало, когда он присоединился к ней.

— Прости, что подслушивал, — сказал он. — У меня выступление в Common Grounds. Хочешь пойти?

— Конечно, — ответила она также небрежно, словно это не значило для нее все на свете. — Почему нет?

Она могла беспокоиться о будущем позже.

Загрузка...