Полярные чувства

Глава 3

Клавдия Евгеньевна не могла налюбоваться на дочь, пока та помешивала в большой кастрюле ароматную индейку с семью видами овощей. Ее Василисочка привезла абсолютно все продукты, что она так любила, не забыла и про такой вредный, но вкусный «Спрайт». Повезло ей с дочерью, очень повезло. Редко кому удается вырастить столь благодарного ребенка, а ей как-то удалось.

– Василисочка, давай помогу.

– Сиди, мама, и получай удовольствие. Можешь уже подарок раскрыть.

– Нет, – улыбнулась Клавдия Евгеньевна, – посмотрю, когда первый кусочек торта съем.

Это была давняя традиция – смотреть подарок, когда загадаешь желание, задуешь свечи и съешь первый кусок. Повелось в их семье это еще с детства самой Клавдии, традицию с удовольствием поддержала дочь. Она и свой день рождения отмечала так же.

Не сдерживая слез радости, пожилая женщина коснулась плеча дочери. Ее «спасибо» прозвучало надрывно и тихо, от чего сердце у самой Василисы защемило:

– Мама, перестань лить слезы. Это уже невозможно! Лучше попробуй овощи. Соли достаточно?

Клавдия Евгеньевна сняла пробу и, не удержавшись, сморщилась.

– Пересолила, да?

– Тебе можно. Вам можно, – она коснулась еще совсем незаметного животика, – уже решили как назовете?

– Девочку Кристиной.

– Хорошее имя, – улыбаясь, она продолжала гладить животик дочери.

– Мальчика Артемом. Как папу.

Рука Клавдии Евгеньевны замерла, в глазах проскочил еле заметный холод.

– Не надо в честь папы.

– Почему? – искренне удивилась Василиса.

Женщина замялась. Как объяснить причину, не рассказывая правды? И сказала то, что первым пришло в голову:

– Я бы хотела, чтобы ты назвала мальчика, так же как звали твоего брата.

Затянувшаяся пауза заставила нервничать обеих. Клавдия Евгеньевна не хотела ворошить болезненные воспоминания и все же сделала это, заставив сердце забиться аритмично. Василиса, в свою очередь, не знала о брате ровным счетом ничего, кроме самого страшного – он пропал много лет назад.

– Если ты не хочешь, – поспешно заговорила мать, – я пойму и не обижусь.

– Все хорошо, просто… – Василиса начала усиленно перемешивать овощи, – имя таит в себе судьбу человека, и я боюсь…

– Что твоего мальчика постигнет та же участь… – закончила с тяжелым вздохом Клавдия Евгеньевна.

– Пусть лучше он вырастет таким же мечтателем, как папа. И станет путешественником, и объездит все страны, хорошо, мама? Не обижайся. И вообще пока никто не родился, так что и говорить не о чем. Сейчас на стол накрою, – и Василиса с улыбкой стала раскладывать столовые приборы.

Праздничный ужин был отменным: индейка была сочной и таяла во рту, все семь видов овощей были мягкими и насыщенными специями, даже морковь, что всегда получалась у ее Василисочки не очень хорошо, на этот раз удалась на славу. Ветчина, привезенная из Москвы, казалась в разы вкуснее питерской, сыр, маслины, крабовые палочки, семга слабого копчения, овсяный хлеб – все имело изумительный вкус. Клавдия Евгеньевна понимала, что мужу Василисочки очень повезло: в современном мире не каждая женщина двадцати двух лет умела так хорошо готовить. Дочки ее знакомых предпочитали заниматься финансовыми вопросами, тренажерными залами, личностным ростом и чем угодно еще, но только не стоять у плиты. Почему-то у них это считалось старомодным – куда проще сходить в кафе или заказать еду на дом. Ее Василисочка всегда готовила сама.

Впервые она встала к плите семилетним ребенком: сварила овсяную кашу и пожарила сладкие гренки. Уже тогда Клавдия Евгеньевна надеялась, что дочь займется кулинарией серьезно, но та предпочла работу дизайнера интерьеров.

«Такую работу может делать любой», – говорили все знакомые без исключения, но мать это не волновало. Она, в отличие от остальных, понимала, что дочь счастлива и занимается своим делом. Этого Клавдии Евгеньевне было достаточно. Она всегда старалась быть не просто матерью – подругой. Но сделать это, когда тебе почти пятьдесят, а дочери всего десять оказалось непросто: обе чувствовали разницу поколений, но все же нашли общий язык. А когда ее Василисочка пошла в институт, волшебным образом появились общие интересы. Как оказалось, и матери, и дочери нравились одни и те же дисциплины, художественные произведения и даже мальчики схожего типажа. Клавдия Евгеньевна крайне удивилась, когда первые серьезные отношения Василисочка завела с точной копией ее школьной любви, а когда та представила жениха слов и вовсе не нашлось. Лешенька был невероятно похож на друга из общежития – мальчика, с которым юная Клава впервые пошла на танцы.

У них с дочкой было много общего: любимые цвета – красный и черный, пристрастие к еде, хорошо сдобренной специями, непереносимость алкоголя, старомодный вкус в одежде. Обе женщины были очарованы Коко Шанель и с удовольствием носили шляпки – «таблетки» и «биби». У Клавдии Евгеньевны была целая коллекция, дочь пока в этом отставала.

А еще у них было особое отношение к числу «семь» – многие важные события были связаны с этой цифрой. Клавдия вышла замуж седьмого ноября, родила сына в семь утра, дочь появилась на свет в час ночи и семь минут. Оба раза выписка была седьмого числа. Семь роз подарил ей будущий муж во время первого свидания и столько же лет они прожили в браке.

У Василисы с семеркой было связано не меньше. Леша сделал ей предложение седьмого сентября, поженились они седьмого июля, в зале регистрации их пара была седьмой и даже их квартира находилась на седьмом этаже. Квартира под номером семьдесят семь.

Нередко мать и дочь смеялись над таким стечением обстоятельств, но, несмотря на собственную иронию, всегда выбирали «свою» цифру, даже если это была просто ячейка для хранения в магазине.

Угощения были съедены, и они приступили к самой приятной части вечера – вафельному торту с насыщенным кофейным вкусом.

– Мама, ты готова загадать желание? – лукаво поинтересовалась Василиса, активно налегая на десерт. – Подарок ждет.

– Готова, – улыбнулась в ответ Клавдия Евгеньевна и начала спешно доедать свой кусок.

В ней по-прежнему сохранилось то светлое и наивное ощущение чуда, свойственное детям.

– Готова, – повторила она, в предвкушении закрывая глаза и, протягивая руки, на которые в тот же миг легла небольшая квадратная коробка.

– Угадаешь что там?

– Книга?

– Нет.

– Косметика? У меня как раз все помады заканчиваются, а в школе без «лица» появляться нельзя.

– Это я тебе и так подарю, – засмеялась Василиса.

– Все, сдаюсь! – в сторону полетели обрывки глянцевой бумаги, крышка приземлилась на пол, и взору пожилой женщины предстала невероятно нежная и миниатюрная красно-белая шляпка в стиле «биби».

– Мама, я помню, как мы с тобой ходили на ярмарку ручных изделий, и ты присмотрела эту шляпку, но ее купили прямо перед нами – забрали последнюю. Это не совсем та – у нее нет ажурных вставок – зато посередине брошь с очень симпатичным тюльпанчиком.

– Ты запомнила… – глаза Клавдии Евгеньевны вновь заслезились.

– Опять слезы? – Василиса пыталась выглядеть сердитой, но то ли из-за ее шкодливого и все еще детского личика, то ли из-за особенности характера, получалась лишь пародия. Она обняла мать и прошептала:

– С днем рождения, мама-плакса.

Клавдия Евгеньевна благодарно зарылась лицом в шевелюру своей Василисочки, а потом, спохватившись, примерила «биби» на голову дочери и воскликнула:

– Ты могла бы оставить ее себе! Тебе так идет и по возрасту подходит.

– Мама! – рассмеялась Василиса, – напомню, день рождения у тебя, а не у меня. К тому же твоя коллекция просто обязана пополниться этим экземпляром.

– И куда я ее надену? – Клавдия Евгеньевна вытерла слезы рукавом все того же платья и повертела в руках подарок.

– На свидание, – ответила Василиса, – ты у меня еще молодая, пора бы об этом вспомнить, – и снова лукаво улыбнулась.

Ночь постепенно вступала в свои права: луна зависла желтым шаром на небосклоне, в окнах соседнего дома поочередно выключался свет. Довольный сытый Арсений нехотя слез с рук любимой хозяйки и с укором взглянул на девушку в красном пальто.

– Может останешься? – Клавдия Евгеньевна поправила меховой воротник, – темень на дороге, а ты за рулем.

– Мама, дорогу освещают фонари, не волнуйся.

– Ну зачем тебе сейчас ехать? – не унималась пожилая женщина.

– Лешка утром возвращается, хочу ему блины приготовить.

– Утром и поедешь.

– Мама, он в семь возвращается. Все, целую, я побежала. Давай мусор заодно захвачу.

– Может блины ему потом испечешь? Василисочка?

– Мама, я жду, – нетерпеливо стукнула каблучком.

Клавдия Евгеньевна тяжело вздохнула и протянула ей мешок с отходами.

– А эти бумажки на столе выбросить? – поинтересовалась Василиса, указывая на почту, что забрала мать, возвращаясь с работы.

– Выброси. Только кроссворды мне оставь, – грустно улыбнулась, подала бумажки и, крепко обняв дочь, прошептала: – Позвони как доедешь, хорошо?

– Я скину смс, что жива-здорова. Все, пока, люблю. Арсений, было приятно познакомиться, – и выскользнула за дверь.

Кот снова начал ластиться к хозяйке, Клавдия Евгеньевна погладила любимца и поспешила к окну. Только когда красное пальто скрылось в салоне автомобиля, с облегчением вздохнула и взялась за кроссворды:

– Ну что, Арсений? Василисочка нам с тобой порядок навела. Отдохнем?

Кот в ответ мяукнул.

Василиса выбросила мусорный мешок, но обратила внимание на листовку с рекламой новой пиццерии – точно такой же, что на днях открылась в районе, где они жили с Лешкой – и если бы не это обстоятельство, то вряд ли бы заметила полоску бумаги и не сидела после со страхом, взирая на содержание.

Машина давно прогрелась, голос из динамиков сообщал о том, как «упоительны в России вечера», а молодая женщина сидела, как завороженная, и, казалось, не дышала. Все ее мысли кружили вокруг странного послания. Что это: глупая шутка, кто-то ошибся? Может, это предназначается не ей? И все могло бы быть именно так, если бы не одно «но» – в конце записки было написано: «Испугалась, Рыж? Номер 2»

Без малейшего понятия, что все это означает, и, испытывая безотчетный страх, Василиса скомкала послание от неизвестного и, опустив стекло, выбросила в сугроб. Посидев еще пару минут, женщина тронулась с места, последний раз взглянув на белоснежный клочок, грозно освещаемый лунным светом. Клочок, близнец которого она выбросила этим утром.