Польская командировка

Глава 3

Странный сон. Почему мне приснилось училище и эта стрельба? Никогда не получал удовольствия от снов с военной тематикой. Вот если бы приснилась красивая девушка, совсем другое дело! Тогда можно было бы и не просыпаться совсем.

Я привычно пошарил рукой вокруг. Но вокруг было пусто. Рядом со мной никого не было. Ни одной красивой и любимой девушки! Это было просто ужасно! Спать одному — самая большая глупость на свете! Зато стало понятно, почему приснился такой бестолковый сон. Когда рядом с тобой в кровати нет любимой девушки, в голову всегда лезет всякая ерунда. Хорошо еще, что ночью мне не снились кони. Лекки, его подружки. И ночные поездки по лесу. Второй раз все это безобразие я бы не пережил.

Но жизнь давно уже научила меня достаточно серьезно относиться к своим снам. Они были продолжением реальной жизни, а иногда даже опережали её на несколько дней. О чем-то предупреждали, предостерегали. Не прислушиваться к ним, и не обращать внимания на эти предупреждения было глупо. Хотя кто из нас настолько умен, чтобы все делать правильно в этой жизни?! Может быть, вы? Ну, уж точно, не я.

Через пару минут после пробуждения от моего сна не осталось и воспоминания. Если бы мне приснилась красивая девушка, я помнил бы о ней гораздо дольше. Возможно всю свою жизнь. До обеда. А что толку в других снах?! По-настоящему важны только сны о красивых и любимых девушках. После этих снов просыпаешься с глупой и довольной улыбкой на губах. И с наивной мыслью, что жизнь продолжается. Что жизнь прекрасна. И что нужно жить. Просыпаясь, целовать любимую девушку и… Продолжать жить. И она действительно прекрасна! Да, нет, я не о жизни. А о том чуде, что лежит у тебя на плече. О самой прекрасной и сказочной девушке на свете. Какие у неё мягкие, шелковистые волосы! Какие сладкие губы! Какая она сама сладкая! Боже, как ужасно просыпаться одному!

В дверь постучали. Это был Миша. Он принёс польскую военную форму (с погонами капитана), берцы и десантный берет.

— Галант передал. — И протянул ещё какую-то книгу. Мне было не очень понятно, что Кшиштоф мне предал: книгу или форму? Но форма была очень кстати. После вчерашней ночной прогулки моя выглядела довольно печально.

На полном автопилоте я открыл книгу. Похоже это было какое-то справочное пособие по истории военного училища Вроцлава. На польском языке. На внутренней стороне обложки теснились дружеские надписи Миши и обоих Кшиштофов. Разбирать, что там написано у меня еще не было сил.

Я положил книгу на тумбочку, кивком поблагодарил Мишу, и попросил его немного подождать. Как здорово, что после Афгана я хожу с небольшой бородой (больше напоминающей трёхдневную щетину). Можно сэкономить уйму времени на бритье. Еще бы придумать что-нибудь с умыванием?! Из зеркала на меня смотрело чье-то чужое измученное и исцарапанное лицо. Судя по ушам и хвосту этому зайцу должно было быть никак не меньше ста лет. Хотя в документах и было черным по белому записано двадцать шесть лет, так это же не повод верить всему, что написано. На амбаре вон, сколько всякого написано, а в нём дрова лежат. А не изделия интимного предназначения, перечисленные в надписях.

Через двадцать минут мы были уже в столовой. Да, кормили здесь просто потрясающе! Если бы не воспоминания о вечернем кошмаре, я был бы почти счастлив. Нет, не был бы. Сегодня утром я проснулся один. А значит, я был несчастлив. Я был в печали. Развеселил меня Кшиштоф Галант. Он подсел к нашему столику и обрадовал нас новостью. После завтрака мы идем на стрельбище. Сдавать очередной тест. Я не рассмеялся. Я опасался, что если засмеюсь, смех очень легко может перейти в истерику.

"Я есть очень крутой инструктор", — вспомнилось мне вдруг вчерашнее. Я никак не мог понять, кто здесь кого имеет? Еще день назад мне казалось, что я приехал в Польшу учить жизни и разведподготовке польских курсантов. Гонять их до седьмого пота. Быть для них царем и богом. В последние часы у меня все чаще и чаще закрадывались сомнения на этот счет. Возможно, меня пригласили сюда совершенно для других целей. Обычный маленький эксперимент. Видимо поляков интересовало, надолго ли меня хватит? Надолго меня не хватит. В этом я не сомневался. При таких измывательствах над моей пятой точкой опоры, при травле меня лошадьми и ночных прогулках даже то, что меня здесь так хорошо кормили, не могло кардинально ничего изменить. Надолго меня не хватит. Еще один экзамен и все. Инструктор капут.

Мы пришли на стрельбище. Хорошо еще, что курсантов там не было. Только офицеры. Но их было слишком много. Кроме офицеров училища на стрельбище были еще и офицеры местного полицейского управления. Они тоже сдавали какие-то экзамены по стрельбе.

Упражнение у них было довольно интересное. На дальности пятнадцати-двадцати метров поднимались три ростовые мишени. И двигались в разных направлениях около десяти секунд. За это время полицейский должен был достать пистолет из кобуры, снять его с предохранителя, дослать патрон в патронник и открыть огонь. Через десять секунд поднимались три новые мишени. Необходимо было сменить магазин и продолжить стрельбу. Я невольно засмотрелся, как полицейские ловко справлялись с этим заданием. Похоже, это были не просто полицейские. Скорее всего, какое-то специальное подразделение.

Один из полицейских подошел ко мне.

— Интересно? Мне сказали, что пан приехал из России. И что пан служил в армии. Я был в России. Учился в Москве. Пан не хочет попробовать пострелять?

— Бардзо дзенкуе, пан (Большое спасибо, пан). Что-то не хочется.

Удивительно глупая ситуация. Я прекрасно понимаю, что стрелять все равно придется. Рано или поздно, но придется. Есть такая примета: раз пришел на стрельбище, значит, будешь стрелять. Даже если это тебе и не очень хочется. Достали меня эти экзамены. Лучше бы второй завтрак устроили, что ли?! Стрелять совсем не хочется. Тем более что стрелять я не люблю с детства. Стрелять любят только злые люди. А я — добрый. Я люблю повеселиться. Особенно поесть. Стрелять я не люблю.

Ко мне подошел Миша.

— Сергей, наша стрельба будет немного позднее. После полицейских. А пока они приглашают вас пострелять вместе с ними на пиво. Мы сказали, что вы приехали к нам инструктором. Им очень интересно. Независимо от результата, они угощают пивом. Вы согласны?

Я с самого начала знал, что этим все и закончится. Действительно, удивительно глупая ситуация. Ребята-полицейские — профессионалы. А профессионал, это тот, кто изо дня в день оттачивает свое мастерство. Есть старая, старая притча о том, что научиться рукопашному бою можно за месяц. Стать мастером — за несколько лет. А чтобы постичь это искусство — не хватит и жизни.

Для того чтобы научиться единоборствам, нужно только желание. Чтобы стать мастером, необходимо научиться любить. Любить ближних, окружающих и даже врагов. А любовь, как известно, это не просто так. Ею нужно заниматься. Ежедневно. Изо дня в день. Вот и для того, чтобы стать мастером в стрельбе, нужно очень любить оружие. И нужно стрелять. Как можно чаще.

Как можно было соревноваться с профессионалами, когда я не только не любил оружие, но и стрелял последний раз из пистолета лет сто назад?! К тому же, если бы я даже, чисто теоретически, и отстрелял бы лучше кого-нибудь из них, вокруг сказали бы, что у этого полицейского второй день насморк, неприятности дома и легкая мигрень. Если бы я отстрелял хуже любого из них, мои мигрени и насморки в счет бы не брались. По моей стрельбе судили бы о подготовке всех офицеров Советской Армии.

Я прекрасно понимал всю бесперспективность этого состязания. Победить в нем было невозможно. Я и не пытался. Мне показали, как заряжается пистолет, как снимается с предохранителя. Я впервые держал в руках такой пистолет. Он был просто классным. Удобная рукоятка, хорошая центровка, мягкий ход спускового крючка. Как жаль, что я не люблю оружие! В такой пистолет можно было бы влюбиться с первого взгляда. Но я не люблю оружие. Это было видно с первого взгляда.

Нам выдали патроны. Мы снарядили по два магазина. Я провозился дольше всех. С моими изуродованными пальцами неплохо было даже то, что рано или поздно, но магазины были все-таки снаряжены. К тому же, кто познал жизнь, тот не спешит. Я познал её еще в первом классе. Когда меня в первый раз вызвали к доске. Потому и не спешил. Полицейские вокруг снисходительно улыбались.

Мы вышли на огневой рубеж.

— Увага (Внимание)! — Произнес руководитель стрельбы. Это было единственной командой. Дальше каждый открывал огонь самостоятельно при появлении мишеней. Полицейские немного присели, я остался стоять, как стоял. Поднялись мишени, я достал пистолет из кобуры, снял его с предохранителя и открыл огонь. Мишени упали. Магазин выпал из пистолета и на его место встал другой. Я был готов к следующим мишеням. Вокруг не раздалось ни одного выстрела. Что-то было не так?

Я посмотрел по сторонам. На соседних направлениях стояли полицейские. В руках они держали пистолеты. Но не стреляли. И все они смотрели в мою сторону. В их глазах застыло удивление.

Странно, вроде бы я все сделал правильно? Достал пистолет из кобуры, снял его с предохранителя… Ах, да! Я не дослал патрон в патронник. Так я это сделал раньше. На полном автопилоте, когда вставлял магазин в рукоятку. Я всегда так делаю. Но дальше-то все было правильно? Я открыл огонь по мишеням. Ах, вот где ошибка! Я забыл вывести пистолет на линию стрельбы. Вот ведь дырявая голова, самое важное забыл! Правда на линию стрельбы оружие я всегда вывожу, когда для этого появляется время, а не когда появляется цель. Это дает небольшую экономию времени.

Мне было не понятно, почему остальные не стреляли. Что-то не то. Я разрядил оружие и вернулся на исходную. Все вокруг молчали. Я попросил Мишу объяснить, что же произошло. Но Миша тоже молчал. На него напало оцепенение.

— Миша, что случилось?

— А? Да так, ничего…

Вот за это я и не люблю состязаться в стрельбе. Сначала тебя ставят в условия, в которых ты изначально не можешь победить. Затем никто, кроме тебя не стреляет. А потом еще и отказываются объяснить, почему не стреляли. Ну, и ладно. Не очень-то и хотелось.

Ко мне подошел полицейский, который предлагал пострелять с его ребятами. Протянул мне руку.

— Тадеуш Радзивилович.

— Сергей Карпов. — И чего это его потянуло со мной знакомиться? Глаза у Тадеуша лихорадочно блестели. Обкурился он что ли?

— Класс! Мои товарищи очень удивлены. Как у вас это получилось?

— Что получилось? — Какие-то они странные, эти поляки. Понять их просто невозможно.

— Так быстро стрелять. Вы положили все мишени, когда наши только вывели оружие на линию стрельбы. Ребята спрашивают, кем вы работаете у себя в России?

Что я мог ему ответить? У себя в России я был никем. А работал массажистом.

— Массажистом. — Ответил я. И пошел к своим Кшиштофам. Тадеуш растеряно развел руками. Галант и Клупа над чем-то весело смеялись. Интересно, что их так развеселило? Через минуту к нам присоединился и Миша.

— Миша, над чем это они так потешаются?

Миша перекинулся с ними парой фраз. Потом тоже улыбнулся и обернулся ко мне.

— Они говорят, что человек, который умеет разговаривать с лошадьми и умеет так стрелять может на много лет вперед обеспечить все училище пивом. И совершенно разорить полицейское управление.

Кшиштоф Галант произнес еще несколько слов. Миша перевел и их.

— Это хорошо, что вы поставили на место этих полицейских. Пусть знают, что и армейские офицеры кое-что умеют.

Мне было приятно, что меня приняли за своего. Армейского офицера. Это здорово, когда тебя принимают за своего.

Мы отстреляли обычное упражнение по грудной мишени с кругами на двадцать пять метров. Три выстрела. Я выбил двадцать семь очков. Десятку, девятку и восьмерку. Некоторые офицеры отстреляли лучше, но это уже было не важно. Со мной никто не соревновался. Я был своим. Это так классно, когда никому ничего не нужно доказывать!

Перед обедом "Джуниор" сделал для меня небольшую экскурсию по стрельбищу. Как я понял из его объяснений, стреляли курсанты на стрельбище не часто. Боеприпасы были очень дорогими, и их старались не расходовать зря. Зато много занятий проводилось с использованием различных учебных макетов и приспособлений из, так называемого, командирского ящика. Среди этих приспособлений я обнаружил и боковое зеркало, позволяющее инструктору проверять, куда прицеливается обучаемый. Хорошая игрушка. И очень полезная.

А затем снова был обед. Мне кажется, о поездке в Польшу у меня остались только кулинарные воспоминания. По крайне мере их было очень и очень много. Этих воспоминаний. Ну, я же не виноват, что там так вкусно готовили. Я не буду перечислять блюда, которые произвели на меня такое неизгладимое впечатление. Чтобы вы не подумали, что я могу продать свою родину за тарелку борща. Как вы только могли обо мне такое подумать?! Это совсем не так. Я был готов продать её и за пол тарелки.

После обеда состоялось мое первое занятие с курсантами. У меня был, подготовленный еще в Союзе, план проведения занятий. Но первое занятие было проведено не по плану. Это было скорее импровизацией. Хорошая безветренная погода, ласковое летнее солнышко. Какие тут могут быть уроки! Поэтому мое первое занятие было посвящено прогулке на свежем воздухе. Не судите меня строго, но на свежем воздухе мы не просто гуляли. Мы искали корм. Подножный корм. После вкусного обеда, хорошо сервированного стола думать о подножном корме было настоящим кощунством. Но я хорошо знал, что отобедать про запас не удавалось еще ни одному разведчику. И вопрос питания в тылу противника был одним из самых серьезных. После выполнения задачи, разумеется. Или наоборот, сначала питание, а задача потом. Не помню. Все зависит от того, что для вас первично? Для меня обед, а для вас? Я так и думал!

Вы можете сказать, что первое занятие необходимо было начинать с изучения задач спецподразделений, тактики их действий и приемов работы. Это правильно, сначала теория, практика потом. Но мой учитель Шафи научил меня одной простой истине: до каждого урока ученик должен дорасти. Возьмите и перечитайте заново книгу, которую любили читать в детстве. Вы откроете в ней много нового и интересного. Того, чего раньше в ней не замечали и не находили. Все очень просто. Каждый человек находит в книге только то, до чего он дорос. У вас появилось больше жизненного опыта, вы больше узнали, подросли. А вместе с вами подросла и книга. Более интересными стали её страницы. И более мудрыми стали мысли автора. Так же как и вы. Разве не так?!

Есть определенная последовательность жизненного пути. Родившись, ребенок кричит. Потом машет руками. Через какое-то время кулаками. Больнее всех достается его близким. Ведь до них всегда проще дотянуться. Позднее он находит у них наиболее уязвимые места. Болевые точки. Дай бог, чтобы со временем он понял, что по этим точкам можно не только бить, но через них можно и лечить тех, кто находится рядом. Только после этого человек становится человеком.

Некоторые после этого приходят к освоению техники массажа. Затем, к точечному массажу и иглотерапии. Если не останавливаться на этом пути, со временем человек может стать хорошим психотерапевтом и лечить своих пациентов словом. Ведь вы прекрасно знаете, что иногда и одним словом человеку можно помочь. И убить его можно всего лишь одним словом. Кстати, шаманы умеют излечивать различные хвори не только словами, но и отдельными звуками. И звуком своего бубна, в том числе.

После этого человек может освоить технику энергетического массажа. И уже рукой подать будет ему тогда до освоения азов обычного волшебства. Человек может стать волшебником. Помните, в песне у Марка Бернеса: "Просто я работаю. Просто я работаю волшебником. Волшебником".

Да, человек может стать волшебником. Добрым или злым, зависит только от него. Но он, действительно, может стать волшебником. Если не будет останавливаться на своем пути. Ибо так записано в его Книге Судеб.

Есть определенная последовательность и в образовательном пути человека. Детский садик, школа, институт. Убери одно из звеньев этой цепи и вся цепочка порвется. Да, ребенок может не ходить в детский садик, а сидеть с няней, заниматься с воспитателями. Это не помешает ему поступить в школу. Хотя ни одна самая лучшая в мире няня и ни один даже самый замечательный воспитатель не смогут заменить ему общения со сверстниками.

Тем не менее, это вполне возможно. А вот в институт поступить без школы ему удастся едва ли. К чему я вам все это рассказываю? Чтобы вы поняли, что в любом правиле есть исключения. Нет ничего невозможного для людей, говаривал мой друг Гораций. Если по тем или иным причинам вы не учились в школе, это не повод чтобы не поступать в институт. Для этого нужно только чуть-чуть желания и немного таланта. А талант, как говорил Томас Алва Эдисон, это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота. Все очень просто, не так ли? В институт можно поступить и без школы. Чуть-чуть желания и немного таланта. Желание есть у многих. С талантом проблемы. А уж с потом, тем более. Поэтому эту цепочку все-таки лучше не разрывать. Вы со мной не согласны? Далеко не у каждого столько сил и таланта, чтобы восстановить потом хотя бы одно звено этой цепи. К тому же далеко не всякие цепи являются обузой. Некоторые из них бывают и украшениями.

Да, в каждом правиле есть исключения. Разведчиком можно стать, не обладая горой мускулов, не обладая суперпамятью и ослепительной внешностью, сводящей с ума светских красавиц. Но есть одно маленькое условие, без которого это просто невозможно. Для того чтобы стать хорошим разведчиком вы должны оставаться живым. Как можно дольше. Ведь разведка — это тоже искусство, которому придется учиться всю жизнь. И для этого очень важно не погибнуть в первом же бою.

Поэтому сначала нужно было научить ребят азам выживания. С них я и начал свое первое занятие. Будет время, на следующих занятиях расскажу им предназначение разведывательно-диверсионных групп, состав и вооружение. Тактику действий. Расскажу теорию. А пока займемся практикой.

Мы вышли к небольшой речушке и занялись рыбалкой. Это было похоже на вендетту по драконьи. Раз вы в Польше так любите различные тесты и экзамены, вам нравится издеваться над бедными драконами, пусть будет по-вашему. Издевайтесь, издевайтесь, будет и на нашей улице праздник. Почему будет? Вот он уже и наступил.

Я приказал рыбачить. Фас! Через полчаса каждый курсант должен был принести к общему столу свой улов. Мне бы доставались такие экзамены! Сидишь себе, рыбачишь. Ничего не делаешь. И не тащишь упирающегося Лекки по оврагам и буеракам. Повезло курсантам. Больше, чем мне. Единственное неудобство, у них не было удочек. Так с удочками любой может ловить рыбу. А вы попробуйте-ка обойтись без них. Кстати, я сразу же предупредил, что тот, кто вернется с уловом, понесет обратно до казармы того, у кого рыбы не будет. Я всегда предупреждаю об этом заранее. И никогда не объясняю почему? Курсантам это может показаться несправедливым, либо не понятным. Лишенным всякого смысла. Но приказ есть приказ. И нужно привыкать его просто выполнять. Не рассуждая. Этому их тоже нужно было учить.

Вы скажете, битый не битого везет. Нужно поступить наоборот. Того, кто выполнил поставленную задачу нельзя наказывать, а нужно поощрить. Вы ошибаетесь. Мир не справедлив. И не совершенен. В нем нет поощрений и наказаний. Их придумали люди. А людям свойственно ошибаться. В разведгруппе нет битых и не битых, а есть команда. И оценивается эта команда по конечному результату. Если сегодня только один курсант выполнит поставленную задачу, он пол дня будет переносить от речки до казармы своих товарищей. Это довольно утомительно. Завтра с задачей справится половина группы, за одну ходку они перенесут до казармы вторую половину группы. Через неделю вся группа выполнит поставленную задачу, тогда и отдохнут. Нести будет не кого. Правда в резерве у меня всегда останется Лекки и его друзья. В благодарность за ночную прогулку я могу приказать курсантам отнести их на ближайшую лужайку, где трава сочнее и гуще. Это когда курсанты научатся выполнять поставленные задачи. А вы что, думали, что после этого станет легче? Легче не станет.

Миша спросил, все ли правильно он понял? Боялся перевести задание не правильно. Я сказал, что все правильно. Одна рыбина — один носильщик. Каждый поймает по рыбине или один поймает на всех, не важно. Важен результат. Чем больше поймают рыбы, тем меньше будет сегодня багажа. И тем быстрее они доберутся до казармы. Все понятно?

Понятного не было ничего. Да я и не стремился быть особенно понятным. Очень часто разведчики должны просто выполнять приказ. Не рассуждая и не задумываясь о его целесообразности.

Курсанты приступили к выполнению своего первого разведывательно-диверсионного задания. Через пол часа мы собрались вместе. Улов наш был не богат. Курсанты поймали четыре рыбешки. Руками, рубашками и с помощью какой-то Матки Боски. Перед нами с Мишей лежали три небольших плотвички. (На случай если бы никто из курсантов ничего не поймал, я вынужден был бы назначить трех, по количеству пойманных мною рыбешек, носильщиков. Но ребята справились и сами. Поэтому мой улов не шел в зачет сегодняшних грузовых перевозок. Можно было предположить, что мне как всегда, очень хотелось кушать. Время неумолимо приближалось к полднику, вот я и не удержался от того, чтобы кого-нибудь не поймать. И съесть).

Для первого раза мы почистили наш улов. Развели небольшой костерок в ямке и запекли рыбу на углях. Накопали съедобных корешков и черемши. Для первого раза полдник вышел на славу. Каждому досталось по крошечному кусочку рыбы. А потом я показал растения, которые помогут ребятам в будущем не остаться голодными в тылу противника. И те растения, которые лучше не трогать. Показал, как легче ловить рыбу. В небольшой коробке у меня лежал небольшой моток лески, несколько крючков с намотанными на них ниточками свинца — это были самодельные мормышки. Леска, мормышка и небольшой прутик (или рукоятка ножа), вот удочка и готова. В прибрежном иле я нашел корягу, под нею несколько ручейников. Это было наживкой. Рыба, в отличие от людей, всегда более охотно питается местным кормом, чем импортными окорочками.

Рядом с леской и крючками лежал небольшой компас и спички. Чтобы уберечь спички от воды, их серные головки были залиты воском. Всё это называлось аварийным запасом, который должен был постоянно находиться под рукой. Кроме этого в кармане моей куртки лежала катушка с крепкой шелковой нитью черного цвета и два двухметровых репшнура из альпинистского снаряжения. Все это тоже могло пригодиться в хозяйстве. Особенно в тылу противника.

Кстати, мы с собой иногда носили небольшие, примерно на сто миллилитров, пузырьки с питательной смесью. Её основу составлял пчелиный мед, в котором растворялись глюкоза, различные поливитамины, несколько капель элеутерокока и чайная ложка пищевой соли. На вкус смесь получалась довольно отвратительной. Питательной была только по названию. И совершенно не съедобной по содержанию.

Но в ней было растворено очень много микроэлементов, необходимых человеческому организму. Хотя главным было, безусловно, совсем не это. Главное, что чисто психологически эта смесь позволяла не зацикливаться на чувстве собственного голода.

— Кушать, небось хочешь? — Спрашивал внутренний голос разведчика.

— А то! Слона бы съел. — Отвечал ему разведчик. — У тебя случайно ничего не завалялось?

— Кое-что завалялось. Сделай пару глоточков из этого волшебного флакончика, милейший, тебе сразу и полегчает.

Посмотрев внимательно на волшебный флакончик, после минутного размышления, разведчик вдруг обнаруживал, что он еще и не очень-то голоден. И что есть ему уже хочется не так сильно.

— Не-а, — лениво отвечал он своему внутреннему голосу. — Видно я с осени закормлен. Сыт во как!

Да, есть эту "питательную" смесь было невозможно. В здравом уме и памяти, есть её было нельзя. Правда, если нельзя, но очень хочется, значит, можно.

Один глоточек этой удивительной смеси надолго отбивал у вас чувство голода. К тому же после этого вы прекрасно понимали, что вокруг всегда можно найти что-нибудь более съедобное, чем содержимое вашего пузырька. Мешок стрихнина или полкило крысиного яда, к примеру. Об этом я тоже рассказал курсантам.

После этого мы закопали ямку с оставшимися углями, убрали следы своего пребывания. И направились обратно к казарме. Битые везли не битых. Четыре рейса и вся группа была на месте. А в учебном классе нас ожидало продолжение урока.

При входе в класс я попросил курсантов выложить все, что есть у них в карманах в небольшую коробку. Документы разрешил оставить при себе. Дежурный доложил о готовности группы к занятиям. После того, как все расселись, я попросил его раздать курсантам по листу бумаги. Каждому сверху написать свою фамилию и составить схему местности, на которой мы сегодня гуляли. Описать маршрут нашего движения от речки до казармы. Курсанты должны были перечислить, сколько деревьев встретилось им с правой стороны. Сколько с левой? Их порода. Высота. А также особые приметы. Отметить на схемах участки местности, не просматриваемые с нашего маршрута. Не простреливаемые из стрелкового оружия зоны. И места, в которых, на их взгляд, было бы лучше всего расположить засаду.

Пока курсанты что-то писали в своих листочках, я отобрал из коробки пятнадцать предметов. Они были вполне обычными: ручка, зажигалка, ластик и пуговица. Монетка в один злотый, перочинный ножик и расческа. И еще какая-то мелочь. Пять предметов добавил из своего кармана. Положил все это богатство на стол и накрыл носовым платком. Через десять минут мы приступили к следующей задаче.

Условия её всем известны и достаточно просты. По количеству предметов дается время на запоминание. На двадцать секунд я снял платок. Запомнить двадцать предметов совсем не сложно. Вы спросите, где подвох? А подвоха нет. Нужно только запомнить двадцать предметов за двадцать секунд. И записать их на листочке бумаги. Ах, вы об этом?! Ну, разумеется, записать предметы на листочек бумаги необходимо так же за двадцать секунд. Вы говорите, что название предмета невозможно записать за одну секунду. А стенография зачем. Вы ею не владеете? Вот это напрасно, батенька. Придется осваивать. А как же иначе вы собираетесь сдавать такие тесты?

Дежурный собрал листочки. Урок закончился. Я дал курсантам команду разойтись, предварительно не забыв забрать со стола свои вещи. Курсанты расходились в тишине. Выглядели они слишком серьезными. Но это ничего, развеселим их завтра. Ведь завтра у нас будут новые занятия. И новые задачи.

Миша растеряно разводил руками.

— Нас так не учили.

Я его успокоил.

— Нас тоже. Кстати, а не пора ли нам на ужин. После этих запеченных пескарей (хотя мы запекали, помнится, совсем не пескарей, а плотвичек, размером они были очень схожи) так хочется чего-нибудь более существенного.

Миша весело заулыбался. Мой аппетит начинал ему нравиться. Он понимал, что я совсем даже не злой, а просто очень голодный.

— Да, скоро ужин. После ужина сдаем тест.

Боже, как они мне надоели со своими тестами! Вот только что я был царем и богом, а после ужина снова стану подопытным кроликом. Ненавижу экзамены. Лучше бы Миша этого не говорил. Хотя бы до ужина. Испортил весь аппетит.

С испорченным аппетитом я съел в два раза меньше, чем обычно. Но в два раза больше, чем съели Миша и два Кшиштофа вместе взятые. Ну, я же не виноват, что они едят так мало!

После ужина я не удержался и спросил у Миши, что за тест мы сегодня сдаем? Миша меня успокоил. Оказывается, сегодня ничего сложного нам делать не предстоит. Обычные прыжки. С вышки.

— Прыжки?! — Я с ужасом подумал о том, что прыгать с кровати полное безумие. О том, что придется прыгать с парашютной вышки, я и думать не мог. Это было даже не безумие, а нечто большее. Для такого занятия у меня не было даже определения. Возможно, его не было и у врачей-психиатров?! Я растерянно повернулся к ротному.

— А это обязательно?

Кшиштоф Галант удивленно пожал плечами. Миша перевел мой вопрос и его ответ.

— Так надо.

Интересно, кому? Мне уж точно все это было совершенно ни к чему. Чтобы хоть немного отвлечься, я решил поболтать о чем-нибудь ещё. Но все мысли были только о предстоящих прыжках.

— А когда прыгаем?

— Сегодня ночные прыжки. Прыгать будем, как немного стемнеет.

Вот тебе бабушка и Юрьев день! Хорошо еще, что прыжки ночные. Землю не будет видно. Значит, будет не так страшно. Как будто ты прыгаешь в мягкую кровать с разбега, это совсем не страшно. Страшно будет потом, когда обнаружишь, что кровати под тобой нет. Страшно будет приземляться. Но это меня уже не касается. Я умру еще в воздухе от страха. А когда ты уже умер, приземляться тебе совсем не страшно. Примерно такие мысли крутились в моей бедной голове. А какие еще мысли могли в ней крутиться в этот момент?!

Приблизительно через час начались прыжки. Тест снова сдавали только офицеры. Преподаватели, офицеры штаба и курсовые офицеры. Снизу вышка не казалась слишком уж высокой. Не более пятидесяти метров в высоту. Но пятьдесят метров снизу и пятьдесят метров сверху — совершенно разные величины. Я это прекрасно понимал. От земли к вышке тянулся металлический трос. По нему и имитировался спуск парашютистов. Внизу на каждого надевалась какая-то конструкция из ремней и карабинов, что-то наподобие альпинистской обвязки. Наверх вела лестница.

Первым прыгал начальник училища. Затем его заместители. Про себя я отсчитал пять секунд от прыжка до приземления. Эта информация могла быть совсем не лишней. В прыжке нельзя быть все время напряженным, но перед самой землей нужно обязательно сгруппироваться. Иначе можно получить серьезную травму. Об этом я и сам догадывался. И только Кшиштоф Галант выглядел невозмутимо. Судя по всему, он твердо верил в мастерство и высокий профессионализм своих польских врачей, хирургов и травматологов. Верил, что они смогут поставить на ноги любого пациента. После любого прыжка и после любой травмы. Наивный! Просто у этих врачей никогда не было таких пациентов, как я. Меня поставить на ноги просто невозможно. После прыжков место моего приземления проще будет закрасить водоэмульсионной краской, чем попытаться выковырять меня оттуда. В этом я никогда не сомневался.

Но вот пришло и наше время. На вышку я поднимался как на Голгофу. Нет, на Голгофу я не поднимался ни разу. Так что сравнивать мне было не с чем. Но думаю, что те, кто поднимался на неё, делали это гораздо быстрее и легче. И с куда большим оптимизмом! Я прыгал после обоих Кшиштофов, Миша прыгал за мной.

— Боже, что творю?!

Я понимал, что теперь главное ни за что не зацепиться на вышке руками. Если руки случайно найдут за что зацепиться, отодрать их от этого предмета будет невозможно. Даже с помощью автогена. И ни в коем случае не тормозить на верхней площадке. Чем дольше будешь там находиться, тем страшнее тебе будет. А мне и так уже было не по себе. Я сложил руки у себя на груди. И превратился в лунатика. Где-то я слышал, что лунатикам ночью не страшно. Точнее, ночью им никак. То есть по барабану. Меня пристегнули к тросу. На полном автопилоте я подошел к краю вышки и, не глядя, сделал шаг вперед.

Мне повезло, трос был неплохо натянут. На нем не было зоны свободного падения. А потому, нужно было только доехать на нем до земли. В течение пяти секунд. Будучи лунатиком, я привычно отсчитывал секунды. Мы, лунатики, всегда отсчитываем их двухзначными числами.

— Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять… А где же земля? Кто убрал землю? — Я точно знал, что мои предшественники приземлялись за пять секунд.

Земля оказалась на месте. Её никто и никуда не убирал. Она совершенно неожиданно и стремительно налетела на меня из темноты. Просто ночью у зайцев и тигров время течет не одинаково. Мои пять секунд внизу оказались гораздо длиннее, чем пять секунд на тросе. Я даже не успел об этом подумать. Удар о грунт был просто ошеломляющий. На глаза моментально навернулись слезы. Хорошо еще, что в темноте их никто не видел. Мне помогли отсоединить лямки и дали команду наверх следующему.

Следующим был Миша. Судя по всему, он тоже не был большим любителем ночных прыжков. Когда он приземлился, первые его слова были на непереводимом фольклорном языке. Скорее всего, на эсперанто. Никогда бы не подумал, что поляки владеют им столь же виртуозно, что и русские! Но это было кстати. Миша немного привлек к себе внимание. Галант и Клупа не успели заметить, как я делал первые шаги от вышки. Первые шаги для меня самые сложные. После них я всегда немного расхожусь. И уже не так хромаю.

Ребята что-то сказали Мише, и он подошел ко мне.

— Кшиштоф просит сегодня быть его гостем.

— Какой Кшиштоф? Каким гостем? — После прыжка соображал я довольно туго.

— Галант. Кшиштоф Галант. Он говорит, что его жена очень хотела бы увидеть русского офицера.

Какие гости?! Время было около одиннадцати часов. Пока доберемся до дома Кшиштофа, будет уже одиннадцать часов. В гости в такое время не ходят. Ну, это просто не серьезно. Я сказал об этом Мише. Миша перевел.

— Кшиштоф говорит, что время не имеет значения. Завтра суббота. Завтра жена отдохнет. А если он не приведет "русского офицера" в гости, жена ему этого никогда не простит.

— Кшиштоф, не удобно. Надо хотя бы умыться, переодеться.

Кшиштоф ничего не хотел слышать в ответ. Видимо, он почувствовал, что лед тронулся, и я готов уже сдаться. А потому сказал, что мы умоемся дома. Кшиштоф был потрясающе классным парнем. К тому же он умел уговаривать. Разведчики вообще очень убедительные ребята. Отказать ему я не мог. Тем более что на его стороне был Миша и младший Кшиштоф. И это значит, что у них было явное численное преимущество. Сопротивляться судьбе в такой ситуации было просто бессмысленно. Пришлось ковылять к его машине.

По дороге к автостоянке Кшиштоф сказал, что после обеда, когда я был на занятиях, приходили полицейские. Просили передать мне ящик пива. И просьбу, чтобы я и дальше работал массажистом. И больше никем. Потому что если люди, владеющие так оружием, как я, будут заниматься еще чем-нибудь, кроме массажа, это будет не честно. По отношению к полицейским. Ведь нельзя стрелять лучше и быстрее, чем полицейские из группы захвата. Это не честно. И не правильно.