Чекист. Польская линия

Глава 4. Книжник книжнику рознь

Уходя от деляги-коммуниста, заглянул в кабинет Натальи Андреевны. Она была по уши в делах и в прямом, и в переносном смысле – левой рукой прижимала к уху телефонную трубку, правой рукой что-то писала, а еще умудрялась давать какие-то рекомендации иностранной сотруднице. Причем, по телефону разговаривала по-французски, а с сотрудницей по-немецки. Любопытно, а писала полиглотка (есть такое слово, или существует лишь вариант «полиглот»?) на русском языке, или, скажем, на аглицком? С нее бы сталось. Завидев меня, Наташа отвлеклась от всех дел, и громким шепотом сообщила:

– Вечером, как со службы уходить стану, позвоню.

Инсотрудница – женщина в круглых очках, чем-то напоминающая Надежду Константиновку Крупскую в молодости, в изумлении обернулась, сдержанно сказала мне: «Гутен таг», а я лишь кивнул обеим женщинам и закрыл за собой дверь.

Если верить часам товарища Дзержинского, до официального конца рабочего дня оставалось еще часа три, что реально означало все пять, если не шесть. Решив, что в Коминтерне мне делать нечего, на Лубянке тоже, отправился на Ярославский вокзал.

Мой бронепоезд усиленно готовился к поездке на запад, хотя внешне это ничем не проявлялось. Вагоны прицепили, внутри шли какие-то перетрубации, неизвестные постороннему человеку. Никита Кузьменко, вынужденный стать вечным дежурным на телефоне, уныло доложил, что в настоящий момент весь личный состав на своих местах, помывка в бане произведена согласно инструкции. Еще сообщил, что вещи товарища Артузова уже прибыли, занесены в купе Татьяны, девушка тоже собралась, и теперь ждут только меня, чтобы начальник освободил собственное купе. Я не сразу понял, чего от меня хотят, потом дошло, что Артур, собравшийся задействовать мой бронепоезд под собственные нужды, меня «уплотняет». Мое купе, как и положено – одноместное, а Татьяны Михайловны – двухместное. Собственно-то говоря, я и собирался поселиться вместе с Артуром, предоставив девушке более просторное помещение. Конечно, был вариант поселить Артузова у себя, а самому перебраться в двухместное, но… В общем, это уже был бы перебор, и злоупотребление служебным положением. Вариант поселить товарища вместе с девушкой тоже отпадал. Я как-то видел Лидочку – жену Артура, она мне показалась симпатичной и умненькой, так что зачем ей волноваться? А сам Артур Христианович, хотя и любит давать друзьям полезные советы, касающиеся женщин, кобелина, каких поискать.

А из вещей, что не на мне, в купе только военная форма, да сапоги. Есть еще вещмешок, хотя уже положено обзаводиться чемоданом. Ну, орден Красного знамени много места не занимает. Секретных бумаг при себе нет, а то, что есть, может и у Татьяны полежать.

– Владимир Иванович, вам с вокзала записку принесли, – сообщил Никита и, предупреждая мой вопрос, пояснил: – Караульный сказал – подбежал парнишка, лет тринадцати, по виду беспризорник, кинул что-то, и крикнул – мол, Аксенову малява, и убежал. Вначале не поняли, решили, что камень бросил, а это записка. А камушек – чтобы ветром не сдуло.

Кузьменко протянул мне скомканный лист бумаги. Развернув, я попытался прочесть.

Что за хрень? Стоп, а почему хрень? Матка боска, насколько помню, это Богородица по-польски. Значит, мне передают привет из «дружественной» Польши. Ну, если мне кто-нибудь скажет, что в ВЧК, или в Политбюро нет польских «кротов», то я китайский городовой, а не сотрудник государственной безопасности. А ляхи, паразиты, классно работают!

– Владимир Иванович, что с вашими вещами делать? – вторгся в мои размышления голос Татьяны. – Оставить, или перенести?

Подняв на минутку голову, попросил:

– Перенеси сама, если не сложно.

– Да мне не сложно, – сказала валькирия, развернулась и пошла. Но я успел услышать хмыканье: – Мог бы и пожалуйста, сказать.

Вот, ходят тут всякие, отвлекают. Позвать, что ли, Книгочеева? Нет, попытаюсь перевести сам.

Вооружившись подаренным когда-то «Польско-русским разговорником» принялся за работу. Спустя некоторое время, у меня получилось следующее «Там где Богородица в погоне Jerzego четыре каждую среду в восемнадцать слово Архангельск отзыв Михаил księgozbiór».

Я не самый умный человек, но даже я понял, что мне предлагают встречу в каком-то городе, символом которого является Богородица в погоне за кем-то. Божья Матерь в погоне? Или, за ней следует погоня? Ладно, география чуть позже. А тут перед цифрой «четыре» наверняка стоит название улицы. Что за название такое? Первые две буквы «Je» произносятся как «Ё». Что за польское имя Ёржик? Или Ёжик? Тьфу ты, так это же Ёжи, как наш Георгий. Георгий, улица Георгиевская. Остается последнее слово bibiofil. И что за «би-би» с «филом»? А, библиофил. Ценитель книг…

Архангел Михаил… А ведь из Михайло-Архангельского монастыря вырос город Архангельск. Библиофил не обязательно библиотекарь, но каждый библиотекарь – библиофил. …Похоже, на горизонте возник мой старый знакомый Платон Ильич, которому положено быть в Лондоне. Значит, не усидел в Британии, старая крыса, а рванул на «историческую родину». Зубов откуда-то пронюхал, что его бывший переплетчик отправляется в Польшу. Что ж, утечкой секретной информации такого уровня должен заниматься и не Артузов даже, а сам Дзержинский. Нужно срочно докладывать. Так, а что мне делать с недвусмысленным приглашением? Подождать решения старших товарищей? Хм. Но для начала следует определить место встречи, потому что Богородица в погоне – звучит нелепо. Погоня вызывает какие-то ассоциации, но какие именно? И как-то это связано не то с Польшей, не то с Литвой. И, вертится ответ где-то в уголке головного мозга, и на языке, но вспомнить не могу. И кто мне сумеет помочь? Эх, придется отвлекать от дел ответственного работника.

Телефонистка долго не могла соединить меня с техническим отделом Коминтерна, но наконец-то я услышал голос любимой. Подавив желание сказать что-то нежное, сугубо деловым тоном спросил:

– Наталья Андреевна, уделите пять минут. Что вы скажете, если услышите слово «Погоня»? Как это может быть связано с Польшей?

Потомок польских магнатов размышляла секунды две, может три, потом ответила:

– Насколько я помню геральдику, это герб Гедеминовичей – Чарторыйских, Голицыных, Хованских. Как сейчас помню описание: «В червленом поле серебряный всадник на серебряном коне, держащий в правой руке воздетый меч, а в левой щит с шестиконечным крестом». Это тебе надо?

– Гедеминовичи – потомки Гедемина, Великого князя Литовского? – зачем-то уточнил я. – Значит, это Литва или Польша?

– Именно так, товарищ Аксенов, – хохотнула Наташа на том конце провода. – Если бы вы учили историю, то знали бы сами, а не отвлекали занятых людей. Да, «погоня» – это Великое княжество Литовское. Литва и нынешняя Белоруссия. У Польши другой герб.

– Ага, – хмыкнул я, пропуская мимо ушей иронию образованной барышни. – А символ Богородицы, у какого города может быть?

На сей раз, Наташа думала чуть дольше, но ответ был неутешителен:

– А вот с Богородицей ничем помочь не смогу. Семейные гербы этот символ не содержат, это точно. Опять-таки, что значит – Богородица? Вы Евангелие помните, молодой человек? Это может быть и Рождество Богородицы, и ее Введение в храм, Успение святой девы, Вознесение. Скорее всего – герб какого-то города, где изначально был монастырь.

– Понял. Спасибо, – грустно ответил я и, на всякий случай спросил: – Вечером все в силе?

– Надеюсь, – вздохнула Наталья. – Надеюсь, я тебе помогла? А, еще кое-что вспомнила – в Белоруссии есть города, у которых «погоня» на гербах. Полоцк, Витебск, и еще что-то.

Наташа повесила трубку, а я честно пытался вспомнить гербы городов Российской империи. Как на грех, вспоминал только советские гербы – какие-то шестеренки, книжки и фигуры животных, типа лося у Вологодской области. В символике Великого княжества Литовского я не силен.

Эх, любят мудрить шпионы. Куда как проще, если бы Зубов указал в записке точное название города. Могилев там, Гродно, или Минск. Последний, кстати, меня бы вполне устроил. Там с восемнадцатого года действует Минчека. Артур обмолвился как-то, что уполномоченный ВЧК на западном фронте получил повышение, став председателем Минской чрезвычайной комиссии и, одновременно, начальником республиканского ЧК. Фамилия, насколько помню, Ротенберг. Имя и отчество вспомнить не мог, но это пока неважно. Уточню. Что-то Артур еще о нем говорил. Да, Ротенберг – гражданский муж племянницы Феликса Эдмундовича, но для Дзержинского родственные связи и карьера – вещи несовместимые.

– Никита, Потылицын на месте? – поинтересовался я у подремывавшего в углу Кузьменко. – Если на месте, позови сюда, а сам можешь немножко отдохнуть.

Пока Никита ходил за бывшим поручиком и кавалером, я вспоминал его имя и отчество.

Потылицын не замедлил явиться. Порадовав меня уставным «Разрешите?», принял приглашение сесть.

– Вадим Сергеевич, вы польским языком владеете? – поинтересовался я.

– Не очень, – покачал головой экс-поручик. – За малоросса из – под Львова еще сумею себя выдать, а за чистопородного ляха нет.

Что ж, малоросс – тоже неплохо. Тем более, что у меня нет задачи внедрять Потылицына куда-нибудь в штаб Пилсудского, или Смиглу.

– Не помните, какой у Минска может быть герб? – задал я новый вопрос.

Потылицын пожал плечами, потом сказал:

– О том нужно Александра Петровича спросить. У него хобби – собирает всякую мелочь, связанную с геральдикой – портсигары, запонки, зажигалки, знаки. Сбегать?

Я лишь кивнул, и бывший поручик умчался выяснять – что изображено на городском гербе столицы Белоруси. Ну, пока еще Белоруссии. Вернувшись через несколько минут, Вадим Сергеевич выпалил:

– Вознесение Богородицы!

Что ж, так и должно быть. Где лучшее место для гнезда шпионов? Разумеется, в самом большом городе.

– Вадим Сергеевич, не хотите немножко поиграть в разведчика?

Пожалуй, об этом можно было и не спрашивать. Услышав про настоящее дело, разведчик стал похож на охотничью собаку, увидевшую, как хозяин набивает патронташ.

– Дело для вас не сложное. Нужно прибыть в Минск, взять под наблюдение дом четыре по улице Георгиевской.

Я протянул Потылицыну записку, потом перевел ее.

– Как я понимаю, вас там знают в лицо, и мне на контакт выходить не стоит. Речь идет лишь о наблюдении за домом, установление хозяев, выявление связей?

Молодец, господин поручик, все сразу просек!

– Именно так, – кивнул я, а потом уточнил: – Официальных полномочий у вас нет, возможно, что вообще не будет. И о вашей миссии буду знать лишь я. Попадетесь, «отмазывать» будет сложно, а в Минске вас могут «пасти» и польская разведка, и наше чека.

– Отмазать – это вроде как оправдать? – деловито поинтересовался бывший поручик.

А я-то думал, что он начнет возмущаться.

– Ну, это в порядке вещей, – усмехнулся Потылицын. – Ротмистр, когда меня в Норвегию посылал, вообще сказал, что если случиться скандал, он станет говорить, что знать меня не знает, ведать не ведает.

Нет, если смогу, то я своему человеку помогу, но не факт, что сумею. Особенно, если попадет в загребущие лапы моих коллег.

– А как мы с вами свяжемся? – спросил экс-поручик.

– Скоро я буду в Минске, вы меня там отыщите, – ответил я.

– Владимир Иванович, если речь пойдет о скрытом наблюдении, то желательно бы мне еще человека с собой взять. И для связи, и для спокойствия. Один наблюдатель – слишком мало. Желательно бы человек пять, чтобы глаза не успели мозолить.

Тут Вадим Сергеевич прав. Если наблюдает один человек, это сразу же привлечет внимание. Даже двоих мало. Но я не знаю, где мне человека найти. Семенцова отдать? Нет, на уголовника у меня другие планы, равно как и на Прибылова.

– А вы со мной Холминова отправьте. Парень толковый, а делать ему сейчас все равно нечего.

Холминов у меня инженер-электрик и взят на всякий случай, для обслуживания дизеля. Неужели Артузов специалиста в Москве не найдет?

– Забирай, – махнул я рукой. Спросил со вздохом: – Что еще нужно? Деньги, документы?

И зачем спрашивать очевидные вещи? Типа, с деньгами и документами и дурак справится, а ты без них попробуй?

В моем вещмешке еще оставались золотые червонцы. Целых пять штук, включая «заветный», обнаруженный в сундучке в первый день «попаданчества». Оставив себе пару штук, оставшиеся три отдал Прибылову. Отставной поручик скорчил кислую физиономию, но деньги взял. Зажав их в кулак, позвенел золотом.

– На неделю хватит, а там видно будет.

– А документы? – поинтересовался я.

Потылицын открыл рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон. В тайной надежде, что Наталья освободилась пораньше, я снял трубку.

– Аксенов у аппарата.

На той стороне провода оказалась совсем не Наташа. Мужской голос строго сказал:

– Приемная председателя Совнаркома, Горбунов. Владимир Иванович, что у вас произошло сегодня с книжником?

– С книжником? – растерянно переспросил я. Интересно, а откуда в приемной Ленина знают о записке? Но Горбунов, оказывается, имел в виду совсем другого книжника.

– Книжник – наш выдающийся пролетарский поэт товарищ Придворов, – пояснил секретарь товарища Ленина. – Так вот, он написал на вас жалобу. Дескать, сотрудник ВЧК, фамилия неизвестна, но в мандате сказано, что особоуполномоченный, отобрал у него ценную книгу, обещал избить.

– А почему вы решили, что это я? – осторожно поинтересовался я.

Горбунов сдержанно хохотнул.

– Я позвонил в канцелярию ВЧК, попросил, чтобы мне представили список особоуполномоченных ВЧК. Их, как вы знаете, не так уж и много, но в списке есть и фамилия Аксенова. Я и решил, что кроме вас, никто не станет связываться с таким сутяжником, вроде поэта Придворова и выяснил, что вы в Москве. Так это действительно вы?

– Николай Петрович, это вам надо в чека работать, а не мне, – перебил я будущего академика. – Вы нам всех контрреволюционеров, и агентов мирового империализма отловите. А если серьезно, то конфликт у меня был. Но дело происходило немного не так.

Может, кому-то покажется, что я решил подольститься к личному секретарю Ленина, но, право слово, сказано было от души. Горбунов еще разок хохотнул.

– Спасибо, конечно, но контрреволюционеров своих будете сами ловить, а меня и без них дел хватает. А еще дураков… Скажите, в двух словах, что там у вас случилось? Избили вы пролетарского поэта, с него не убудет, а мне Владимиру Ильичу докладывать.

Я вздохнул, и вкратце пересказал секретарю Ленина инцидент с первоизданием Чулкова. Правда, название отчего-то постеснялся сказать.

– Я так и думал, – изрек Горбунов, и повесил трубку.

В свою очередь, я положил трубку на рычаг, перевел взгляд на сидевшего неподалеку подчиненного, не сразу сообразив – о чем мы с ним говорили. Вспомнив, спросил:

– Извините, Вадим Сергеевич, отвлекся. Мы с вами остановились на документах. Что вам потребуется?

– Вы же нам с Холминовым мандаты выдали, что мы внештатные сотрудники ЧК. Такого документа по нынешним временам – за глаза, и за уши хватит. Может, что-нибудь на месте раздобудем, на всякий случай. Я один червончик для такого случая припасу.

– А удастся? – засомневался я.

– Владимир Иванович, – заулыбался бывший поручик. – Да я за золотой червончик в Норвегии документы сделал, а уж там и полиция строже, и чиновники не такие алчные, как у нас. Может, у меня еще и сдача останется.