Полюби меня красного

Пролог

«Когда будет написан отчет?» В этом вопросе Джона Боя не было бы ничего необычного, если бы он не был задан за три недели до выезда группы RR в монархическую республику UK. Именую ее так потому, что не могу забыть высказывания Маслака,[11] сделанного им на одном из чемпионатов мира. Тогда он произнес следующее: «Что ж, Бэкхему позволительно вести себя подобным образом, ведь он — достояние республики». Вот туда-то, в старый добрый монархическо-демократический рай, нам и предстояло направиться. Однако вернемся к заданному мне вопросу.

Если кому-то из вас этот вопрос и сейчас показался банальным, то он ошибается во второй раз. Дело в том, что его автором был Джон Бой, обладающий удивительной способностью заставить писать о себе даже Диккенса, если бы от этого самого Диккенса зависел отчет о его пребывании в республиканско-королевском Альбионе.

Поясню для тех, кто не очень хорошо знаком с Джоном. Дело в том, что все люди делятся на два лагеря: одни сначала стреляют, а затем уже задают свои вопросы трупам (типа «Ты думал, что я расстрелял всю свою обойму?»), другие, наоборот, задают вопросы, а затем уже валят своего собеседника. И вот у этих вторых есть одно исключение — это Джон Бой. Он задает вопросы примерно шестьдесят четыре раза в день, пока не получит лживые уверения в том, что его просьба будет исполнена. И тогда Джон нехотя успокаивается.

Ферги,[12] к примеру, перед началом каждого сезона уверяет Джона, успевшего задать ему ровно шестьдесят четыре одинаковых вопроса, что мы наверняка станем чемпионами, и Джон, успокоившись, верит этому заявлению в течение тридцати восьми матчей, даже если наш отрыв от «Челси» составляет двадцать очков. Когда же наступает последний тридцать восьмой тур, Джон обычно уповает на то, что Абрамовича с минуты на минуту посадят, «Челси» расформируют и переведут в четвертый дивизион рекламировать «Кока-колу»,[13] а судей с позором лишат лицензий пожизненно. Прямо как Гитлер, ожидавший в апреле 1945-го победоносного прорыва генерала Венка, Джон искренне верит в искрящее на солнце чудо. Причем каждый год. Но не тут-то было.

Джон выбрал меня в качестве жертвы, хорошо сознавая, что я постараюсь как-то увильнуть от исполнения его приказа. Ведь вливать в себя алкоголь накануне выезда гораздо приятнее, чем разливать по бумаге чернила. Однако Джон был намерен получить отчет о его пребывании в королевстве как минимум за две недели до своего туда приезда. И чуть было не добился желаемого, так как я уже был готов выполнить его просьбу.

А почему бы и нет? Достаточно слегка переписать историю Крестовых походов, чуть-чуть осовременив битву с инородцами, и отчет готов. И жаль, кстати, что не написал, потому что наша поездка в таком случае проходила бы куда более спокойно. Но что сделано, то сделано, и после четырехдневного алкогольного штурма, последовавшего за возвращением на родину, я все-таки взялся за перо, пардон, клавиатуру, чтобы рассказать вам о том, что он там такое творил в течение всего нашего путешествия. Виной тому был властный голос Джона, в шестьдесят четвертый раз раздавшийся из телефона 7 января: «Значится, так. Отчет должен быть начат не позднее восьмого и закончен не позднее восемнадцатого. Иначе хуй ты получишь проебанную в Англии футболку Бэкса, которую я все-таки купил тебе в утешение».

Вот так, в Рождество, поздним вечером 7 января Джон перешел от вопросов к реальному воплощению своих замыслов. Прямо рождественская мистерия какая-то! Для объективности отмечу, что Джон купил мне футболку Дэвида все-таки не из-за отчета (его бы он добился в любом случае), а чтобы поздравить меня с днем рождения, пришедшимся прямо под наше возвращение, но вы меня, надеюсь, поняли…

Итак, дай бог вспомнить, как все начиналось! Но первым делом представлю вам действующих лиц нижеизложенной истории. Итак:

Джон Бой — окрашенная в красно-бело-черные цвета кувалда русского производства, раз за разом опускавшаяся на головы потенциальных врагов «МЮ», равно как и мобильный рупор, c помощью которого велось непрекращающееся громогласное вещание о превосходстве нашего общего выбора. В итоге благодарные саппортеры[14] «МЮ» прозвали Джона… «молотобойцем».[15] В шутку, конечно.

Белыч — лид-вокалист нашей маленькой роковой группы, исполнявший на самых различных стадионах королевства заряды и песни, раздевшись до пояса. Когда пораженные его внешним видом бывалые хулс спросили Белыча, нет ли в этом виде русского футбольного эксгибиционизма некоего скрытого презрения к известным английским фирмам по производству одежды, Белыч молча пошел к своим старым корешам Бену Шерману и Фреду Перри,[16] после чего плотно перевязал ими свое по-прежнему оголенное туловище. Так сказать, ломом опоясался…

Джимми Дворкин — молчаливость этого улыбчивого, но вместе с тем угрюмого человека с хоккейным прошлым в течение первых дней поездки объяснялась лишь одним: предельной концентрацией перед встречей с его кумиром рунульдой,[17] которая действительно состоялась. В этот момент счастливый Джимми молча прыгал и скакал перед насильником,[18] любовно поглаживая его прыщи и прощая ему все преступления разом, и перед чернокожими французскими девственницами, и перед осмысленным футболом, и перед «МЮ» в частности. В ответ благодарный рунульда что-то писал-пописывал красным маркером на красной футболке Джимми. Что именно — мы так и не поняли, может, вы когда-нибудь разберете-поможете. Ну а Джимми и не думал расстраиваться по этому поводу, так как за день до великой встречи уселся на место рунульды в раздевалке на «Олд Траффорде»[19] (чему есть фотоподтверждение), где жадно впитывал в себя тепло своего кумира. Исполнив желаемое, Джимми перешел на общение с окружающим миром посредством двух слов: «гамбургер» и «твелв». Последнее означало количество запрашиваемых им котлеток. На этом с угрюмостью и немногословностью Джимми было покончено. Что ж, спасибо рунульде хотя бы за это. Какой-никакой, но все-таки позитив.

Никит-ах — Фюрер петербургского «МЮ»-фанатизма, прославившийся фразой «Есть только я, „МЮ“ и эти, как их, RR вроде бы!». Неудивительно, что Никит-ах поддерживал «МЮ» на выезде хорошо ему известным способом. Если RR двигались от Манчестера в сторону Лондона, то Никит-ах, как вы догадываетесь, наоборот. Примечательно, что буквально во всех посещенных им городах бармены местных «Вегасов» и «Тайм-аутов» приветственно взмахивали при виде Никит-аха руками и тут же привычно резервировали ему места, хотя Никитах клялся и божился, что приехал сюда не пиво жрать да на экран таращиться. Бармены же хитро улыбались ему в ответ. Ну а Никит-ах, в свою очередь, тоже хитровански щурился. С течением времени выяснилось, что он каждый раз гордо показывал своим старым знакомцам заношенный до дыр билет на матч «Миллуол» — «Дерби Каунти», с которого, собственно говоря, началось и которым, по всей вероятности, закончилось Никит-ахово стадионное присутствие. С другой стороны, покинув Англию чуть ли не через месяц после отъезда RR, Никит-ах наверняка насобирал кучу использованных кем-то билетов, и пойди теперь докажи, что он не Number 1 среди нас по выездам.

Russian Scouser (Рашн Скаузер) — фанат «Ливерпуля», зачем-то окопавшийся на нашем сайте; высоченного роста лондонский денди-блондин с хорошими манерами, свидетельствующими о престижном дипломе, с дорогим пальто, должностью в банке, густым баритоном, впечатлениями о недавнем посещении… Кубы (в Ленинграде причем никогда не был), глубокими познаниями в области футбола и даже поигрыванием в оный, билетами на «Миллуол» от президента этого клуба, а также разными прочими достоинствами, дальнейшее перечисление которых может смутить нашу грядку. Поэтому подкручу с ними, чтобы не быть обвиненным в симпатиях к врагам. Однако, пользуясь случаем, не могу не задать риторический вопрос: «Зачем с таким-то багажом болеть за ливерье поганое?» Но это я так, просто к слову.

И наконец, я, Beckham Forever — особо-уполномоченный Бога футбола на планете Земля.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Тем, кто меня знает, хорошо известно, что я никогда не имею даже приблизительного понятия о времени и дне проведения матча, так как полагаюсь исключительно на телефонные звонки Рэд Блонди.[20] Вот так и на этот раз я ничего не знал о времени вылета и спокойно запланировал прямо на него просмотр какого-то фильма. И даже шестьдесят четыре вопроса «На чем едешь?» в день, последовавших от аккуратного в этом плане Джона Боя (имелось в виду — до аэропорта), никак не поторапливали меня в дорогу.

Дошло до того, что, когда Джон Бой позвонил мне из тачки, направлявшейся в Пулково, я спокойно стоял в конце длиннющей очереди в Доме быта, пытаясь убить фотографии, переполнявшие чужую камеру. Таким образом, мне оставалось ровно пять минут, подаренных Джоном, чтобы добежать до дома, схватить сумку, в которой отсутствовало несколько жизненно важных предметов, а наличествовали одни лишь сигареты, и усесться на заднем сиденье какого-то частника. Свою иномарку Джон, по всей вероятности, продал или заложил, хотя позднее выяснилось, что это не совсем так. Самое смешное, что и у Джона в сумке отсутствовали многие очень важные для поездки вещи, зато свободное пространство было занято баблом, на которое мы должны были приобрести примерно такое же по объему количество бухала. Что, собственно говоря, и было сделано, но я немного забежал вперед.

Всю дорогу Джон не смолкая говорил о Никит-ахе, который должен был провожать нас в аэропорту, да об Андрее с Воксом,[21] наших потенциальных собутыльниках. По приезде же в Пулково-2 обнаружилось, что бухать с ними здесь попросту негде, так как их бы ни за что не пропустили внутрь, а машина наша уже уехала. К счастью, никто нас провожать так и не намылился, за исключением разве что Белыча и Джимми, но вскоре я понял, что они тоже собрались за бугор, чтобы встать на нашу скользкую дорожку. «Вот и хорошо, — подумал я, — больше пьяных — больше смеха». И вновь прибывшие тут же бросились подтверждать в «дьюти фри» мои догадки. Следует отметить, что так я в дорогу еще никогда не тарился.

Помимо раздутых местной водкой дорожных сумок мы обзавелись еще несколькими мешками с пятнадцатью литрами виски, после чего стали рыскать по накопителю, чтобы это количество слегка поуменьшить. В итоге нашли одно-единственное место (естественно, на скамейках) и принялись пить из горла ирландскую тяжелую воду. Пусть не покажется вам странным, но буквально все шотландское пойло было объявлено Джоном и Белычем полным говном, так что пришлось довольствоваться исключительно вариациями на тему превозносимого ими ирландского «Джеймисона».

Вскоре к нам прилепилась какая-то баба из Пушкина, которая сдуру проговорилась, что едет к жениху-болельщику «анониров»,[22] после чего она горько раскаялась в том, что приблизилась к таким, как мы. Белыч первым делом отвел ее в сторону, лишив стакана, и тоном прокурора потребовал передать ему все ее телефоны, включая жениховые, да еще проверил, не обманула ли она его.

Когда же Белыч убедился, что контакт налажен, несчастный жених стал получать примерно по сто звонков и эсэмэсок в сутки и проклинать тот день, когда он позволил русской авантюристке приклеиться к его английскому радушию.

Забегая вперед, отмечу, что ничего путного из общения с этим женихом так и не вышло. Билеты он, ясное дело, не достал, хотя мы по этому поводу особенно не расстраивались, так как к моменту выезда из Манчестера в Лондон надеялись лишь на один только авось. Так что хер-то с ним, женихом, прощаем. Еще огребешь от нашей бабы по полной программе. Живи счастливо, «анонир» поганый!

Порядком наклюкавшись, мы пошли снимать ботинки, штаны, очки и трусы, с которыми теперь просят расстаться всех и каждого угрюмые чины Пулкова-2 перед проходом публики через металлодетектор. Нюхали бы вы этот запах, дорогие читатели! Перегар шанелью покажется! Впрочем, изъятие обуви было еще цветочками по сравнению с «английскими» таможенницами в паранджах, сквозь щель которых были вставлены очки. Этакие люди-невидимки шиворот-навыворот. В романе же Уэллса, как вы помните, человек-невидимка был опутан бинтами и представлял собой некий белый кошмар, но здесь все было гораздо страшнее.

Тут-то за дело и взялся Джон Бой, использовав в качестве пробного шара тарабарский язык, на котором с ним посмела говорить булькающая черная ведьма. Я начал просто уссываться, так как со мной в этот момент беседовала «нормальная» негритесса, а Джимми в двух шагах рядом пытала точно такая же Гюльчатай. Однако я опять забежал вперед.

Обслуживание в полете хвалеными «Бритиш Эйруэйз» было откровенно плохим и недружелюбным. И дело тут не в нашем опьянении и непрекращающихся зарядах, а в принципах авиакомпании, заключавшихся в том, чтобы никого не замечать, ничего не понимать и забывать принести. Что ж, пришлось поучить их немножечко уму-разуму.

Раз стюард не хочет давать мне больше одной бутылочки виски, значит, мои спутники тоже хотят виски. Это, как говорится, перво-наперво. Затем ты объясняешь ему, что он принес только две новые бутылочки, а не четыре, как просили. Нас же четверо! И этот идиот в конце концов нехотя их приносит. А теперь посчитаем все вместе. Итак, сначала он кое-как принес мне две персонально. Затем еще четыре, забыв, что мне лично их уже приносил. А затем, как вы догадываетесь, мы требуем своего законного повтора, используя тот же самый прием.

Таким образом, в течение какого-то часа мы получили от враждебно настроенных «Бритиш Эйруэйз» двенадцать бутылочек виски! Эти двенадцать бутылочек еще сыграют свою положительную роль в нашем путешествии, а по прилете мы сразу же натолкнулись на первый облом.

Добравшись до автобусной «Виктория-стэйшн», мы обнаружили отсутствие билетов на Манчестер. Предлагали только на Ливер, и нам волей-неволей пришлось их взять, так как никакой альтернативы попросту не было. Рождество! Вот тебе и экономия на пути к Манчестеру! Мы-то хотели сократить полет, чтобы добраться до места назначения более дешевым способом, а нарвались на такую дороговизну, что мама не горюй! Ведь по приезде в Ливер нам предстояло добираться до Манча на такси, заплатив за это 70 (!!!) фунтов!

А теперь добавьте к этой цифре стоимость автобусных билетов до Ливера и ужаснитесь! Впрочем, хер-то с ним, с баблом, ведь тогда мы о нем еще не думали. А посему тут же устремились на поиски пивной, в которой намеревались продолжить общение с Бахусом. Однако все пабы, как назло, либо закрывались прямо перед нашим носом, либо были изначально закрыты на, так сказать, мероприятие.

Но тот, кто ищет, тот всегда обрящет, и в конце концов нам открылся во всем своем блеске здоровенный пабище «Герцог Йорк», забитый под самую завязку. Однако мы все-таки сумели протиснуться в угол благодаря короткой разборке Джона с китайцами, попытавшимися сесть за внезапно освободившийся стол. Слышали бы вы в этот момент Джона! А еще говорят, что китайцы не понимают по-русски! Еще как понимают!

Впрочем, Джона в дальнейшем понимали буквально все «понаехавшие» сюда со всех концов света. Примечательно, что кое-какие надписи в пабе говорили о том, что здесь строго запрещены футбольные цвета и все такое прочее. Но в то же время каждый второй посетитель демонстрировал все, что только хотел. Тут вам и клубные майки, и атрибутика сборной, и разные прочие шапки с шарфами. Что ж, мы слегка подивились такому дружному проявлению неуважения к предписаниям и стали пить свое виски, не очень-то прячась от вялых косяков в нашу сторону.

Нагрузившись по самое не могу, мы отправились продолжать банкет на станцию, где я несколько потерял ощущение местопребывания. Как входил в автобус, не помню, но по прибытии в Ливер тут же обнаружил первую пропажу. Негры, засевшие на последних рядах салона, украли у меня старую-престарую бейсболку и пакет, набитый сэндвичами! А я-то, дурак старый, планировал в дороге закусывать! Что ж, черт с вами, ворье черное, жуйте краденое, придет ваш черед, проснется Джон…

К сожалению, поиски украденного привели к тому, что я вдребезги разбил себе в темноте башку о косяк и, когда вывалился наружу в беспросветную ливерскую тьму, был в не самом лучшем расположении духа. Добавьте сюда перспективу ехать в Манч за 70 фунтов и мертвую пустоту вокруг и делайте выводы.

Вот тут-то, к счастью, и обнаружились заветные двенадцать бутылочек, скрасившие наше ожидание кеба, равно как и последовавшее за ним путешествие в Манч, находящийся ровно в сорока пяти минутах езды от Ливера при условии отсутствия пробок. Похоже, день первый закончился нервным пьяным сном автора этих строк, нажившего себе черепно-мозговую травму и расставшегося с закуской. Но не будем пока о грустном, так как вскоре произойдет много чего веселого.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Признаюсь сразу: в Музее лондонских ужасов я побывал значительно позже посещения Манчестера, но до сих пор воспринимаю место дислокации любимой команды как продолжение упомянутого выше музея. И вот почему.

Времени приезда в Манч на такси из Ливера, а также деталей загрузки в гостиницу я не помню. Темно было в буквальном смысле. Особенно в плане почернения разума, разбитого о косяк в автобусе и сохраненного только волею пославшей меня в монархическую республику судьбы. Про алкоголь и не говорю, потому что выпил по дороге явно больше собственного веса. Не маленького, между прочим (кто не знает). А закуску… Закуску негры украли.

Тем не менее смутно припоминаю страшный шум, произведенный остальными RR при поселении. Как выяснилось позднее, Джон обнаружил ирландца среди консьержей и стал с ним брататься, а Белыч с Джимми — некую свиноматку из Словакии, которую начали наперебой располагать к себе дармовой водкой, но так ничего и не добились. Пить пьет, но не более. Короче говоря, затащить ее в номер не удалось. И слава богу! Зато третий консьерж, поляк Коля, повел себя крайне дружелюбно, удивив нас одним лишь проявлением своего польского человеколюбия.

Предоставив все мыслимые и немыслимые сведения о проституции в Манчестере и области, он наотрез отказался пить, сославшись на то, что в состоянии опьянения не сможет вызвать… полицию. Но при чем тут менты, дружно поинтересовались мы. На что Коля мечтательно закатил глаза, сладко зажмурился и молвил: «Тут у нас всякое бывает…»

Дальше пошел пьяный нервный сон и коллективное пробуждение в разной стадии похмелья. Но, кто бы как ни встал, все как один спешили выйти на улицу. Одни — чтобы прогуляться, другие — в целях продолжения успешно начатого веселья. Вот тут-то, на улочке, и повстречались нам первые странности.

Гостиница наша, как оказалось, располагалась в пятидесяти шагах от главной улицы Манча, носящей смутно припоминаемое мной название Пикадилли. Не помню, где и от кого, но слово это я явно слышал. Ну да и бог-то с ним, ведь куда интереснее совсем другое. Выйдя на эту самую Пикадилли и сощурившись от яркого солнца, мы потихонечку стали осматриваться и в итоге не обнаружили ни одной живой души на всем пространстве открывшейся перед нами огромной мертвой площади.

Дальнейшая прогулка лишь усугубила это впечатление. Потрясающей красоты фасады, смесь Средневековья и застройки XVIII века с удачными вкраплениями новых зданий, стилизованных под старину, узенькие улочки, одна симпатичнее другой, площади, церкви, соборы, арки, бесчисленные памятники и ни одного человека!

А теперь представьте себе, что наша первая прогулка заняла где-то шесть часов, и ужаснитесь! Вот вам и хоррор-фильм про Третью мировую, экологическую катастрофу и всякую разную бубонную чуму. А я-то, дурак старый, все режиссера Дэнни Бойла нахваливал, когда он свой фильм про исчезнувшее население Англии снял. «Какая, мать его, режиссерско-операторская работа, — думалось мне тогда. — Это ж надо так исхитриться! И как только они с мэрией Лондона сумели договориться?! Сколько же это стоит — остановить жизнь целого города?» А тут — раз тебе, и никакого оператора с режиссерами.

Все, крышка Манчестеру, населения нет и, похоже, уже никогда не будет. Но где же тогда мародеры? Ничего не понимаю! Эй, вылезайте! Что за шутки такие неумные?! Хорош, достаточно!

Забегая вперед, отмечу, что из шокового состояния меня вывели крики, исходившие от остальных RR, почему-то воспринимавших увиденное с определенной долей юмора. Воспользовавшись полным отсутствием людей, RR стали заряжать любимое: «Я не виноват, что люблю Гитлера!» и фотографироваться где только можно, приняв известные стойки. Полиции-то нигде не было!

Я же просто-напросто охуевал. Другого слова не нахожу, да и не найду никогда. Когда-то мне казалось, что самым страшным зрелищем может стать Хельсинки где-то в восемь-девять утра в воскресенье, но, как оказалось, есть виды и пострашнее. Хотя к чему здесь эти сравнения? Ведь то, что нам открылось, это просто кошмарный ужас, который никогда не должен повториться. Люди, помните об этом!

Через пару часов остолбенелого расхаживания по вымершему и в чем-то даже нереальному городу выяснилось, что у Белыча с собой было. Внезапное и очень своевременное появление бухла, равно как и вливание его себе в рот означало, что я все-таки не сплю. И раз пью, значит, существую! Но только вот незадача: где именно? Должны же быть хоть какие-нибудь, но люди!

По мере восстановления привычного уже опьянения последовало предложение перейти с виски на пиво. Чтоб не заснуть посреди пустыни. Предложение само по себе правильное, но только как это сделать? Ведь пиво кто-то должен продать. Однако Бог милостив к пьющим, и, после того как стало темнеть, мы наткнулись на забегаловку «24 часа», где нашли кое-какое пиво, мерзкий вкус которого заставил нас вернуться к виски. Между тем наша прогулка продолжалась, и через пару часов мы вышли, вы не поверите, на открытую дверь освещенного паба.

Счастливые и ненасытные, мы поглощали кружку за кружкой, пока разум наш не стал понемногу проясняться. Что-то тут не так, первым делом толкнул меня в бок Белыч, что-то как-то стремновато. Я же в это время безмятежно толковал о чем-то с мужиками у стойки, ничего подозрительного не замечая. Как вдруг Белыч показал мне пальцем куда-то в пустоту, и я, с трудом наведя прицел, увидел надпись: «Gay Club». Дальнейшее — молчание (У. Шекспир).

Пиздец! Попали! На хуй отсюда! Издав эти вопли, я и Белыч выскочили на улицу, но вынуждены были заскочить обратно, так как Джон с Джимми и не думали читать всякую хрень, написанную на заборах. Кое-как вытолкав остатки RR на улицу и второпях объяснив им причину такого поспешного бегства, мы устремились вдаль, пытаясь как можно быстрее расстаться с воспоминаниями о данном визите.

Вы, наверное, подумали, что на наш мертвый город опустилась тьма, но ошиблись. Сумерки, конечно, сгустились, но мертвый город был освещен ярче яркого. Вот эти огоньки и вселяли надежду, что не все так плохо, как нам показалось поначалу. С учетом того, что Бог милостив к пьяницам, день все-таки удался, так как мы неожиданно вышли на мертвый Китайский квартал со всеми вытекающими отсюда… работающими ресторанами.

Зайдя в первый встречный, мы обнаружили там море жратвы и по меньшей мере три сорта разливного пива, не говоря уже об изобилии бутылочного. И вот тут-то попал уже я. Так сказать, лично, индивидуально-персонально. Дело в том, что весь этот океан жратвы стоил 7 фунтов с рыла, и, как вы догадываетесь, тут же началось обжиралово с обильным поливанием пивом сожранного. И среди прочих блюд нам подали несметное число китайских грибов, которые я зачем-то поглощал с усердием Гаргантюа.

По окончании этой трапезы (Джимми, к примеру, потратил на нее где-то два с половиной часа, пока мы сидели, тупо на него уставившись) поступило предложение пойти в гостиницу и налечь на вискаря, чтоб зря не грелся. К сведению читателей: согреться у нас в номере мог разве что морж, да и то — с трудом. Холод стоял такой, что я спал в двух свитерах и в тренировочных штанах под джинсами.

Ну да ничего, ведь этот самый холод я реально ощутил только через два дня, когда сорокаградусная температура немного пошла на убыль (но у нас еще было, не беспокойтесь).

По прибытии в номер началось то, что во всем мире привычно именуют русским гостиничным беспределом. Я же считаю, что мы просто бухали, как положено в таких случаях. Пока не наступил сон, прерванный очень неприятными ощущениями. Грибы оказались живыми, мать их. Они двигались у меня в желудке, бурлили, перекатывались и подпрыгивали. Но, как говорят в армии, день прошел, и хуй с ним!

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

По идее это был второй день нашего пребывания на земле туманного Альбиона, но только в том-то все и дело, что хронологически он становился третьим. День вылета тоже хотелось бы принять за полноценно проведенное на выезде время. Ну а если прибавить к прожитому две бессонные ночи на вымерших улицах Ливера и Манча да трехчасовую разницу во времени, то получится еще больше.

Однако отставим пока в сторону все эти подсчеты. Главное, пришел первый день ФУТБОЛА, начавшийся с обнаружения нами на улицах первых людей. К слову сказать, их было довольно мало, но по мере нашего продвижения по местной Пикадилли количество прохожих, двигавшихся в одном направлении (магазины), постепенно возрастало.

А на подходе к «Арндэйл-центру» (тому самому, где на Евро-96 взорвали бомбу) людей было уже видимо-невидимо, и я ощутил некое подобие компенсации за вчерашнее.

Подкрепившись (имеется в виду еда), мы решили посетить три спортивных магазина с одинаковыми вывесками JJB. Они были расположены в трех шагах друг от друга, и проуигановское их названьице,[23] признаюсь, портило приятное впечатление об увиденном как изнутри, так и снаружи. И правильно делало, кстати, что портило, так как лично меня в самом скором времени ожидали достаточно грустные события.

Во-первых, меня угораздило приобрести футболку сборной Англии с нанесенными на нее тут же номером 7 и именем Лучезарного за… 56 фунтов. В Лондоне же точно такое изделие с загодя приклеенными прибамбасами можно было приобрести за… 20 фунтов. Во-вторых, футболка эта (имею в виду ее размер) была одной-единственной во всех трех упомянутых магазинах. И наконец, в-третьих, у меня ее тут же спиздили.

Произошло это так. Я дал продавцу две футболки: одну — магазинную, белую, и другую — свою собственную, синюю. На последнюю он также должен был поставить номер 7 и имя Солнцеликого, вне зависимости от того, что это была клубная майка. Сказано — сделано.

А теперь предлагаю вам следующую картину: через десять минут какая-то баба выносит мою готовую белую майку сборной. Я аплодирую, заряжаю на весь магазин: «Beckham Forever!!! Dave is still a red! There is only one David» ну и т. д. Тем временем майку размещают за спиной у продавца, вешая на крючок. Я же продолжаю ожидать свою синюю и, когда же ее наконец выносят, прошу продавца не забыть отдать мне первую, белую. На что слышу ответ: «А я вам ее уже давно отдал». (ПАУЗА. Немая сцена. «Ревизор» отдыхает.)

Как вы догадываетесь, все мои попытки убедить продавца в обратном ни к чему не привели. В качестве выхода из создавшегося положения Джон Бой предложил мне посетить магазин «Hurley», который он только что пробил, и утешиться там по полной. Что ж, делать нечего, и я поплелся туда в поисках сатисфакции за пережитое. По прибытии в этот самый «Hurley» обнаружилось, что здесь не столько продают, сколько выставляют напоказ некие экспонаты, изготовленные такими известными во всем мире мастерами, как Томас Берберри и Генри Ллойд. Даже Фред Перри с Беном Шерманом и Ральфом Лореном здесь не катят. В то же время экспонаты эти можно было купить, но при наличии, как вы понимаете, даже не бабла, а самого настоящего баблища.

Честно признаюсь, с первого раза я поостерегся раскошелиться, но, насмотревшись на очень бойкое потребительское поведение Джона и посетив с ним ближайшую пивную, чтобы попить… виски, все-таки решился еще на одну покупку. И приобрел я, дорогие друзья, бейсболку «Аквас-кутум» за… 88 фунтов.

Будь моя воля, провел бы я там, в этом расчудесном «Hurley», куда больше времени, однако железная воля Белыча погнала нас на «Олд Траффорд» за пять часов до начала матча.

По ходу дела выяснилось, что на такси здесь разъезжать куда дешевле, чем на… трамвае, и мы пришвартовались минут через пять у легендарного «Траффорд паба». По дороге Джон пытался поставить на место водилу-пака, который посмел громко говорить, когда его пассажир вел с кем-то деловую беседу по телефону. В этот момент шофер-несмышленыш впервые услышал о том, что он — вонючий пак, и при этом впервые не мог подать в суд на человека, озвучившего эту нехитрую истину. Однако Джон позаботился о том, чтобы водила своевременно осознал свою неправоту. Закрепляя преподанный урок молчания, он треснул водилу по спине, пока тот маневрировал в густом потоке автомобилей. Чтобы помнил! Однако попробуем переключиться на открывшиеся нам виды.

Начну с улицы. Сэр Мэтт Басби уэй представляет собой длиннющий узенький проход, который обрывается на «Олд Траффорде», а в противоположной стороне заканчивается за линией горизонта. И по этой улице-кишке, представьте, движется несметное количество народа. Гораздо большее, чем по аллее, ведущей к стадиону им. Кирова. Вот такой вот парадокс. Правда, к моменту нашего появления вблизи стадиона людей почти не было, но ведь и до начала матча оставалось часа четыре, не меньше. Стало быть, в паб, в паб, в паб, так как я не хотел даже украдкой бросать взгляд в сторону стадиона. Подход к нему — особая вещь спиритуального характера, волнующая до мурашек, и потому — всему свое время.

В полупустом «Траффорд пабе» мы с Белычем попробовали было бухать, но постоянно отвлекались из-за бесконечных вопросов «Кто вы и откуда?». Минут через двадцать пять паб начал заполняться довольно интенсивно, и вскоре там уже не было ни одного свободного сидячего места, а через полчаса и стоять стало сложно. Точнее, яблоку было негде упасть. Вот тут-то Джон и разыскал своих старых знакомых. Началось братание, которое я различил на слух, так как ничего не видел, но Белыч все-таки исхитрился определить, откуда исходил звук братания, и вдавился в определенную им сторону. Ну и я вместе с ним, естественно.

Ползли мы довольно долго и наконец втиснулись в самый угол, где и перезнакомились с Иэном, Гленном и целой кучей их корешей 55–60-летнего возраста. Были, впрочем, и молодые подельники, и даже юные. Морда Иэна, кстати, была разбита точно так же, как и на фотографии годичной давности.

Через какое-то время выяснилось, что, несмотря на свои фэйс-проблемы, старина Иэн тут чуть ли не за главного. Во всяком случае, все его знали, окликали и только и делали, что обнимались-ручкались. Даже самые свирепомордые. С подачи Иэна все потихоньку стали обниматься и с нами, и вскоре мне стало казаться, что я торчу здесь не два часа, а гораздо больше. Третий час ожидания матча прошел просто ослепительно. Толпа бушевала, пела, плясала, заряжала. Пиво передавали друг другу на вытянутых руках, задевая бокалами потолок. Крик-вой стоял такой, что и слов-то подходящих я не найду. С другой стороны, все как положено. Мы ж не к нашему «Вегасу» подъехали все-таки! С его абдулловскими зарядами типа «Мальчики, проснулись!».

Когда же до игры остался ровно час, мы вывалились (в буквальном смысле) на улицу, слегка охуев от увиденного. У нас даже на Первое мая в советские времена такой плотной толпы было не сыскать. А тут вот она! Настоящая людская стремнина!

Обалделые, веселые, с открытыми ртами, мы продвигались к стадиону и, следует отметить, толком не смогли рассмотреть его знаменитый на весь мир главный вход, настолько все было запружено народом. Сделали мы это на следующий день, когда поехали на «ОТ» на экскурсию. И тогда уже насмаковались его видами со всех сторон до полного изнеможения.

Матч с «Вест Бромом» я описывать не буду, так как вы сами многое видели. Скажу лишь о том, что самое яркое впечатление я получил благодаря нашим местам в первом ряду «Норт Стэнда»,[24] расположенным прямо напротив углового флага. Несмотря на то что я очень плохо видел происходившее на противоположной бровке, именно этим местам я обязан тем, что буквально нос к носу столкнулся с Рио и Ваней,[25] которые разминались непосредственно в районе «нашего» флага. Да и все остальные «МЮ» тоже. Я не рассчитывал увидеть их настолько близко даже в самых смелых своих ожиданиях. Когда Гиггз подавал угловые, я мог спокойно похлопать его по плечу. И когда я сегодня сижу за одним столом с нашими в «Найт Сити» или «Вегасе», меня все время подмывает сравнить эту близость с той, что продолжалась в течение полутора часов на «Олд Траффорде»…

. . . . . . . .

Отточие означает, что на этом месте я всплакнул. Возраст как-никак.

По окончании матча мы пошли на «Вест Стэнд» брать автографы и, на удивление, практически у всех, кто их соизволил давать, взяли. Исключение составили разве что всякие разные Ховарды.[26] Там же слегка подивились машинам игроков. Я ожидал куда большего. Сплошные пятисотые мерсы, обычное джипарье и ягуаришко у Брауна. Разве что машина Ховарда впечатлила. Настоящий наркодилерский стиль. Серебристая громадина (таких джипов я даже на картинках не видел) со смешными в своей игрушечности колесами. Тачка Кейруша[27] — тоже нечто. «Ока» «Окой»! И как она только ездит? Ее что, клуб выдал? Смехотворная крошечная двухместная жестянка! Бог ее знает, может, она и дорогая, конечно, но что-то мне не верится. Видимо, на португала решили не раскошеливаться. Липпи[28] же на подходе!

И еще один момент матча. Пять тысяч законных гостевых мест, выделенных для «бромов» принимающей стороной, были полностью заняты, но «бромы»-ублюдки молчали, как будто в рот воды набрали. Тем не менее именно они устроили какую-то заваруху, передравшись друг с другом, после чего к ним на трибуну (гостевая состоит из трех секторов) ринулась целая толпа стюардов и все быстро стихло. Обращаю ваше внимание на этот незначительный факт лишь потому, что вскоре нам предстояло увидеть гостевую, заполненную «болтунами».[29] Вот это были уже настоящие животные! Ох как прав был Бримсон, когда указывал на это, ох как прав! С другой стороны, саппорт «болтунов» был очень впечатляющим. Но только до того момента, пока они не переключились на глумежку в адрес Руни.[30] Но сейчас я лучше подкручу с описанием этого, так как наша встреча с «болтунами» произошла лишь через несколько дней, 31-го. Слишком уж много событий разделяет два этих матча.

А пока что вернемся на «Вест Стэнд», откуда мы, набрав автографов, как яблок в соседском саду, выдвинулись бухать в «Траффорд паб», но, к нашему большому сожалению, никого там не обнаружили. Паб закрылся, Иэн нас не дождался, и настроение резко упало. А все из-за проклятого Пака (Джи Суна, естественно). Дело в том, что мы были вынуждены спешно вернуться назад, к толпе, продолжавшей дожидаться футболистов. Сначала нам показалось, что люди сошли с ума, так как даже дублеры успели разъехаться, но толпа все стояла на месте, как прилипшая. И, когда мы уже покинули «Вест Стэнд», внезапно раздался дикий коллективный вопль. Как выяснилось, к людям вышел… Пак.

Что тут началось! Видели бы вы да слышали. Забегая вперед, отмечу, что по прошествии нескольких дней, бродя с Джимми от лотка к лотку в поисках гостинца для Джонса, мы обнаружили здоровенную корзину, доверху набитую клубными футболками «МЮ» с фамилией и номером Пака на спине. И стоили все они, вместе взятые, 10 фунтов за 30 штук. Странно, но, когда я рассказывал об этом нашим в «Найт Сити», у многих загорались глаза, раскрывались рты, и звучал вопрос: «Так что же вы, мудаки, их не взяли?» Но здесь я уж как-нибудь обойдусь без комментариев. Уж не носить ли это добро они собирались?

Итак, оставшись из-за Пака без теплой компании, мы обнаружили открытым паб «Бишоп Блэйз», воспетый некогда Moscow Reds, и завалились туда. Джон с ходу устроил парочку небольших скандалов, но по мере поглощения пива с виски постепенно успокоился. Через пару часов, хорошенечко нагрузившись, мы сели в такси, чтобы продолжить начатое уже в хостеле. Но оказалось, что наша тихая обитель забита до отказа интернационалом со всего мира с видимым преобладанием китаянок. Разгуливали они по гостинице исключительно босыми, валялись на ступенях лестницы и орали как резаные, за что тут же удостоились остужающих реплик Джона, который настолько растерялся от вида невесть откуда взявшихся арабов, монголоидов, румын, негров и всего такого прочего, что даже не знал, кого начать плющить первым.

В результате мы заперлись в номере и поспешили залить глаза вискарем, чтобы никого не видеть и ничего не слышать. Но не тут-то было. Хостел ходил ходуном всю ночь, и утром мы проснулись мертвыми. И виски тут совершенно ни при чем, можете поверить мне на слово.

Что ж, вот и еще один день прошел, став историей. Хорошо или плохо прошел, судить вам, но лично мне кажется, что очень даже неплохо. Или вы все-таки другого мнения?

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Утром 27 декабря мне показалось, что покупательская горячка охватила даже таких стойких борцов с искушениями, как Белыч и Джимми, показным образом сравшими и мазавшими и на «Каменный остров»,[32] и на «Генри Ллойда». При этом наши упертые отказники умудрились побывать в магазинах (и не по одному разу!) еще до того момента, как я проснулся. Тюки-то не спрячешь! Видимо, таким образом они хотели сэкономить время, рассчитывая на то, что я уже никуда сегодня не потащусь. Помимо «Олд Траффорда», естественно. Но тут они сильно ошибались.

А все из-за того, что Джон припер в номер сумку, доверху набитую известными лейблами, и мне тоже захотелось. Да так, что я с ходу купил себе белые теннисные туфли от пресловутого Генри, так как в обуви другого цвета (и стоимости) здесь на выезд не отправляются. В итоге Белычу, Джимми и Джону, позавидовавшим мне, пришлось пройтись по местным музеям одежды еще разок и всерьез забить тревогу. Времечко-то потихоньку шло к обеду, а надо было еще посетить пару-другую пабов, что и было сделано.

Взяв такси, работавшее по божескому тарифу, мы вновь подъехали к… чуть было не сказал «Олд Траффорду». Да нет, конечно, подъехали мы к «Траффорд пабу» и взялись за дегустацию местной продукции, отложив тем самым на некоторое время сладкий момент свидания с пустым стадионом. А как бы вы поступили на нашем месте? Вот и я так думаю.

Поймав периферийным зрением недовольную гримасу Белыча, я все-таки заставил себя выдвинуться в сторону «ОТ», не догадываясь при этом, что могу ошибаться, предвосхищая намерения своего соратника. В тот момент Белыч и не думал спешить на экскурсию или в музей «МЮ». Наоборот, он гнал всех нас в «Мегастор»,[33] оправдывая свой порыв желанием что-нибудь такое-этакое купить Воксу. Стоит отметить, что о товарах для Вокса я слышал на протяжении всей поездки. Такой вот у нас друг. Что ж, делать нечего, пошли в «Мегастор», и тут я, дорогие читатели, слегка разочаровался. Если не сказать большего.

Появилось ощущение, что мы находимся в нашем «Дельта Спорте», настолько все здешнее барахло выглядело неинтересным и стандартизированным. Куртки, в частности, даже не говно, а полное говнище. Одним словом, здоровенный лабаз по удовлетворению растущих потребностей туристов из Юго-Восточной Азии и Японии. У тех, кто питается только рисом, и запросы на атрибутику соответствующие.

Многое, кстати, если не все, можно было бы купить у нас, не покидая Петроградской, но сейчас я боюсь показаться необъективным. У кого-то, быть может, глаза бы и разбежались при виде никому не нужных клубных футболок и целого моря синтетического барахла.

Хлопчатобумажных тряпок я вообще не видел, и одному только богу известно, где Джон Бой выкопал нормальную футболку для Джонса. Что же касается Белыча, то он честно пытался вместе со мной найти хоть что-то из заказанного нашими красными девами, но так ничего и не надыбал. Джимми же довольствовался ворохом игрушек и сувениров для лиц известного возраста. Потихоньку между нами стал гулять слушок, что просто это день такой неудачный выдался. Придет, придет сладкое завтра, и «Мегастор» наполнится достойной продукцией. На том и порешили, прервав всю эту затянувшуюся шопоголию.

Купив билеты на экскурсию, мы начали с обзора музея «МЮ», на что ушло часа два, если не больше. Один только я сделал более сотни кадров и сделал бы еще, если бы не подошло время начала экскурсии по стадиону. Нас вел по «ОТ» очень неплохой гид, явно не собиравшийся отбывать номер. Он не только показал все мало-мальски интересные помещения, но и сопроводил представленное полновесным комментарием и развлекательными угадайками.

Я же рискну выделить одну лишь раздевалку. И вот почему. В отличие от других RR, мне было немного грустно из-за того, что светлый лик Просто Лучшего являл себя буквально повсюду, но его самого уже давненько здесь не было. Все, кто только мог, сообщали нам со стен, что Дэвид — Номер 1 мирового футбола (Дель Пьеро, Линекер и многие другие авторитеты), но чувствовал я себя при этом как-то неловко. Примерно как отец Дэвида, который продолжает ходить на «ОТ» по абонементу почетного гостя. Трогательно, не правда ли? Но я немного отклонился от темы.

Нежданно-негаданно наш экскурсовод вывел меня из этого оцепенения рассказом о том, что Ваня выпросил у Дэвида место в углу, когда стало окончательно ясно, что Лучезарный все-таки покинет команду. Умилительно, но это было единственное место сбоку, этакий загиб лавки, самое дальнее место, располагающее всего лишь двумя крючками, и именно сюда полетела та самая Фергюсонова бутса.[34] Так что теперь уже Ваня ждет своей очереди.

В общем, рассказано было много чего интересного, и пересказать это будет довольно сложно, так что я ограничусь только двумя моментами. Уж не взыщите. Первый связан с деревянной эмблемой-посвящением Мэтту Басби, красующейся в комнате отдыха. Как выяснилось, она была выполнена из… двери тюрьмы, в которой томился какой-то ярый фанат «МЮ».

Не выдержав мысли о том, что он пропустит важный матч, взволнованный узник выломал эту дверь на хер, вырвался на свободу, но, увы, был задержан на подходе к стадиону. Когда же о происшествии узнали в клубе, то этим порывистым поклонником всерьез заинтересовались, и полицейские чины нашли способ утешить несчастного. Ему подарили… эту дверь, из которой он и сделал эмблему, доставленную на стадион.

Второй момент связан с тем, что кресла в ложе почетных гостей снабжены табличками. Это привилегия очень и очень немногих. Сэр Бобби Чарльтон, к примеру, имеет шесть таких кресел. А вот мистерам Глэйзерам[35] приходится сидеть совсем в другом месте, и табличек они еще не заслужили. Вот такая вот на «ОТ» цветет демократия.

По окончании экскурсии, завершившейся у арки, где команда строится перед выходом на поле, мы пошли искать Джона, просматривавшего в «Ред Кафе» матч с «Бромом» и выглядывавшего в кадре наш баннер. Последний был увиден им неоднократно, поэтому настроение Джона явно улучшилось (еще бы, пока он там сидел, пиво еще продавалось), и мы отправились в уже известный нам паб «Бишоп», бурно обсуждая по пути, изменилось ли что-нибудь на «ОТ» с прошлого года. Как оказалось, да. Капиталисты стали строить дополнительные трибуны, чтобы довести число зрительских мест до 75 тысяч. Джон уверял, что еще в прошлом году начались какие-то работы, о чем свидетельствовали балки, нависающие над виражной трибуной «Саут Стэнда».

На город тем временем опустилась ночь. Когда животы наши наполнились пивом до краев, последовало предложение сделать небольшую передышку, чтобы продолжить затем уже в центре города. Что и произошло с употреблением кое-чего и покрепче. Нагулявшись, аки собаки цыганские, мы весело завершили еще одну hard day’s night в своем номере. Коля-консьерж пребывал в уверенности, что мы пришли от девок, и разубедить его в этом было довольно трудно. «Такими со стадиона не приходят», — грустно вымолвил Коля, и попробуй с ним поспорить.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Так или иначе, но мое пробуждение было еще более сложным, чем днем ранее, так как Джон уже давно заимел манеру будить одного меня часов этак в восемь по Москве и пять по местному, когда полусонные консьержи частенько забывали о плате за Интернет. Отписываться ему на форум, видите ли, страшно хотелось, а писать латиницей он не привык. Вот я и мучился с утра пораньше, хотя у Джона, следует отметить, хватило ума загодя запасаться пивом. А не то вообще бы ни слова не написали.

Кое-как взбодрившись, мы стали думать о том, как взбодриться еще больше перед важным выездом в Бирмингем. Понимая, что перед поездом делать нам в общем-то будет нечего (разве что сходить на вокзал взять билеты), мы отправились с Джоном в туристический центр на предмет высматривания там «МЮ»-сувениров и очень даже нехило отоварились всякой ретровсячиной.

Обмыв покупки, мы позавтракали в ресторане, а затем, пропустив в пабе по паре-тройке глотков, отправились спать, чтобы набраться сил перед дальней дорогой. Так что для нас вновь наступила ночь после еще более трудного дня. Ну а утро заменил вечер тех же суток. На часах было где-то три с половиной по местному. Все, вперед! Гоу, гоу, красный Генри Ллойд! Стоять-бояться!

Вероятно, вас очень интересует вопрос «Куда погнали?», хотя я предпочел бы несколько иную его формулировку — «Кого погнали?», но в любом случае отвечу так — «Погнали мы к брамми».[36] На самом деле поканали мы к ним (какое уж там погнали!) в состоянии, близком к коматозному. И только неплохая затарка пивом, предусмотрительно проведенная спящим, заметьте, Джоном, позволила нам покинуть постели и выдвинуться. Есть, впрочем, и другая версия причин нашего подъема.

Белыч, например, настаивает на том, что на вокзал нас поторопило одно очень любопытное обстоятельство. Выяснилось, что родное турагентство не только продало нам билеты по 120 фунтов за матч, тогда как местные барыги продавали их за 65 (!!!), а еще и фэйк[37] нам впарило!!!!! Выяснилось благодаря страстному любителю чтения Белычу. Этот замечательный во многих отношениях человек и вдумчивый читатель был уже много раз замечен за изучением разной печатной херни. Зачем, я не знаю, но, как уверяет Белыч, так он пытался ориентироваться на местности. Я же от этого его занятия умирал со смеху, так как с детства страдаю топокретинизмом и просто следую за спиной товарища.

Однако у Белыча, по всей вероятности, такого маяка никогда не было. К тому же мы с Джоном давно освоили два самых верных направления: уже упомянутый мной магазин «Hurley» и ближайший к гостинице круглосуточный гастроном. Про пабы я не говорю, так как буквально каждая вторая дверь на любой улице вела в сие заведение.

Так вот, дорогие друзья, Белыч наш дочитался до того, что вычитал на билетах дату и наименование турнира. И просек, что два наших билета из четырех на матч чемпионата Англии с «Бирмингемом» были двумя билетами на «Карлинг Кап»[38] с ним же, но только месячной давности. Вот те на! Так это ж просто позор какой-то!

От мыслей этих черных блондин Белыч побелел-почернел, затрясся (а не хер было столько читать!), заходил ходуном и заорал что есть мочи: «Все, погнали, времени в обрез, надо спасать ситуацию!» Я же в ответ только заржал, памятуя о своих выездах на «Зенит», когда никого не интересовало наличие билетов на стадион, так как главной целью было добраться до города, а не попасть на матч. Однако Белыч был на сей счет совсем иного мнения. Сразу видно, молод еще. Игру, ему, видите ли, посмотреть хотелось. А в вытрезвителе местном не хочешь посидеть, чтобы затем всему Ленинграду брамовскую квитанцию показывать? Как выяснилось, не хотелось. Ну что ж, тогда ладно, тронулись.

Без пяти четыре мы прибыли на вокзал и сели в поезд, где я тут же вырубился. Видимо, пиво Джоново оказалось чересчур крепким. Или что-то еще сработало, не помню. Помню лишь, что проснулся от диких криков, сотрясавших наш вагон. И первым делом увидел довольный Белычев фэйс. Начитался, поди, в пути до одури. Протерев глаза, я обнаружил, что и Джимми с Джоном были чему-то очень обрадованы. Неужто билеты наши нашлись?

Но нет, дорогой читатель, ими и не пахло. Просто наши молодые соратники (Джон, ты не в счет) наконец-то почувствовали всю прелесть настоящего выезда. И заключалась она, как я поначалу предположил, в моей… обуви. Да-да, именно моей, так как Джон зассал надеть свои только что купленные кроссовки «Пол-н-Шарк», а я, хоть и вдрызг пьяный, все-таки не забыл напялить перед сном свои белые «генри ллойды». В них-то, с нуля, и погнал я в даль темную по всем правилам местного приличия. Можете, конечно, назвать эти правила более привычным словом «понятия», но не так уж это и важно.

Каково же было мое удивление, когда я убедился в том, что смотрят RR-овцы не на мои «генри ллойды» и даже не на меня, а куда-то в сторону, откуда и исходят страшные в своей нечеловечности крики.

Ладно, не буду водить вас долго за нос, объясню, что к чему. Так вот, пока я спал, проводники стали гонять по вагонам карланов[39] «МЮ», которых я насчитал с добрый десяток. Как ни странно, билеты у них были, а гоняли их за поведение, представлявшее собой своеобразный панк-рок или любопытную смесь непрерывных глумежек, зарядов, распевания песен и распития спиртного. Следует отметить, что карланье наше припасло в путь-дороженьку бутылки «Смирновской», размер которых значительно превышал их карликовый рост, но пили они при этом исключительно из горла, заставив даже меня, человека бывалого, изрядно сему зрелищу подивиться.

Но так чему же тогда лыбились мои друзья-товарищи, спросите вы. И я отвечу — просто появлению этой замечательной группы в нашем вагоне. Джон, Джимми и Белыч потихоньку присоединились к общему дуракавалянию, начисто забыв о проблеме с билетами, ну а я попытался окончательно расстаться с остатками сна. И повод для этого представился довольно скоро, когда в наш вагон вбежал здоровенный негр-проводник и начал настолько громко устанавливать тишину, что мертвые бы проснулись. «Эй, ты не охуевай так, болезный», — миролюбиво попросил его Джон вне своего обыкновения, однако негр распалился еще больше. При этом он не обращал никакого внимания на то, что его корявый английский здесь не понимают даже граждане Соединенного Королевства. Вот тут-то в происходящее и встрял я, изрядно повеселив присутствующих рассказом о том, что могло бы произойти с этим негром, ворвись он в «собаку»,[40] набитую фанатами, скажем, «Зенита».

Поржав всласть, карланы стали надоедать мне уточняющими вопросами. «Неужто бы точно завалили?» — недоверчиво вопрошали они, а все из-за того, что Джон успел поведать им о том, что в Питере каждый день на одной и той же улице в одно и то же время убивают по одному негру как минимум. «Фантастика! — охали карланы. — Круто! Жаль только, что очень сложно, дорого и долго до вас ехать. А то бы вместе покуражились!»

В этот момент и нарисовались из ниоткуда руководители карланского моба. Все как у Бримсона. Главарю — за тридцать пять, бойцу — за двадцать. Оба — серьезнее не бывает. Ржут только карланы. Молчаливое руководство держит марку перед незнакомцами, хотя и подчеркнуто дружелюбно.

Белыч тут же начинает пробивку на матч с «Арсеналом» и запасается нужными телефонами. Под стук колес общение и веселье продолжаются в ритме пунктира. Бухаем. Заряжаем. Орем. Поем. Оттачиваем английский. Разучиваем новые стишки. Потешаем и потешаемся. Вновь обещаем что-то негру. И наконец, приезжаем. Время — 19.00 по местному.

На вокзале (зловещий «Нью Стрит», между прочим) смешные с виду ребятки внезапно сконцентрировались, построились и рассыпались по платформе цепочкой, используя неподражаемую походку, хорошо известную вам по фильмам «Фабрика футбола» и «Хулиганы с Грин-стрит». Быстро осмотрев все прилегающие к вокзалу улицы, карланы вместе со своими «бригадирами» вернулись к нам, предложив бухать где-нибудь поблизости, но Белыч решительно оттащил меня от них. «Не бухать надо, а вопрос решать с билетами!» — выдохнул мне в нос Белыч, окончательно расставшийся с хорошим настроением.

Джимми тоже прорычал в мою сторону нечто подобное. Это была, кстати, его первая за четыре дня реплика, в корне отличная от привычного «гамбургер твелв». «Ну не дураки ли», — подумал я и обрушился на них: «Ведь мы уже в Браме! Значит, выезд почти закончился! Стало быть, бухать, бухать, бухать! И немедленно! Какие еще, на хуй, билеты, прорвемся и так! Ты что, Белыч, Бримсона не читал? В моем-то переводе? Стыд у тебя есть? А еще читатель! Одни хуи на заборах разглядываешь!»

Почувствовав, что приведенные выше аргументы не доходят, я предпринял новый штурм интеллекта моих упирающихся соратников. «Просрет этот сраный „Бирмингем“ голов этак в пять! Это как пить дать! К тому же Джон сказал, что он поставил свой телик дома на запись». ПАУЗА. Честно говоря, не очень-то внимательно меня тогда RR слушали. Чего скрывать, пусть и горькая это правда.

Минут через двадцать Белыч связался с кем-то по телефону, и этот кто-то обещал ему привезти два нормальных билета. Так чего ж было волноваться, если билеты в руки падают?! Позднее, правда, выяснилось, что Белыч еще до посадки в поезд начал бомбардировать наше турагентство звонками с угрозами и те, приссав от перспективы умереть молодыми, умудрились за какие-то три часа полностью разрулить ситуацию.

Получив недостающие билеты из рук какого-то улыбчивого идиота (ростом метр с кепкой и опять же негра) и спешно купив программки, счастливые RR (т. е. Б. и ДД) дружно заорали: «БУХА-А-АТЬ!!!!» и побежали разыскивать ближайший гастроном или ликерку.

Тут-то до меня дошло, что Джон все это время хранил олимпийское спокойствие по той простой причине, что сразу же смекнул про себя, что на фэйковые билеты попали наши более молодые друзья, но никак уж не он со сверхвозрастным БФ.

И правильно смекнул, только и мог похвалить его я, памятуя о том, что на выездах все само валится с неба. Дед — он и в Англии дед. Главное — попасть в ликерку до закрытия. Иначе — голимое бомжевание, а не приличный выезд! К сожалению, так думал лишь один я, потому что Джона, похоже, явно распирало желание увидеть игру, а не соблюдать выездной ритуал во всех его однообразных параграфах.

Тем не менее открытый гастроном мы все-таки нашли, отметив по дороге, что болелы «МЮ» и не думали шифроваться, так как в витринах бесчисленных местных забегаловок постоянно мелькали красные спины с ласкающими зрение фамилиями.

И вот тут-то и выяснилось страшное. Белыч с Джимми, словно сговорившись, заявили, что нажираться наотрез не хотят. Ну не идиоты ли? Как будто они не на выезде! Но если им этого не надо, то я — фанат на выезде, а не хер с горы. Вот вам и пища для размышлений. А теперь несколько слов о том, что осталось за кадром.

Изюминка данной ситуации состояла в том, что мы с Джоном заранее договорились с Белычем, что он будет финансировать нас на выезде, как самый трезвый. В противном случае мы сможем проебать по-глупому все свое бабло. Подумав, Белыч принял поистине соломоново решение. Как это ему представлялось, конечно.

«Давайте остановимся на одном пиве», — предложил доверительно улыбнувшийся Белыч, имея в виду, конечно, достаточно большое его количество. Не такой уж гад наш Белыч, как могло показаться кому-то. Он даже не просто имел в виду пиво, а уже купил его, но я не намерен был сдаваться. «Нет, без виски — это не выезд, а „Мальчики, собрались!“. Пускай так Абдулла в „Вегас“ выезжает!»

В итоге снова установилась пауза, прерванная решительными шагами Джона, отправившегося назад в магазин. И только после этого был достигнут консенсус. Джон взял вискаря, но распивать его мы договорились на стадионе. Для этого был задействован капюшон Джона. Упаковав в него бутылку, мы провели смотр в стиле разведчиков военной поры. Джон предусмотрительно попрыгал на месте. Вроде бы ничего не звякало и не булькало. Стало быть, вперед, RR! Посмотрим, какое у местного пива донышко! А затем и брамми погоним!

Нагрузившись, как положено истинным фанатам на выезде, мы пошли поглазеть на стадион. Я же все время поглядывал в сторону Б. и ДД, рты которых медленно расплывались в пьяных ухмылках. А еще пить не хотели, придурки!

Так вот, этот самый St. Andrew’s Stadium, кто не знает, точнее, подходы к нему овеяны очень дурной славой. И пусть сегодня даже не каждый местный ответит, кто такие «зулусы»,[41] миф о зловещей арене все еще сохраняется. Бримсон, как ни крути, есть Бримсон. Кровушкой человеческой здесь каждый метр полит, и, если вам не лень, прочитайте на досуге Бримсонову книжку «Команда». Там как раз про «Бирмингем» и его хулиганов с высокими репутациями. Последних, правда, мы так и не встретили, хотя, поверьте, очень этого хотели. Не потому ли, что в романе Бримсона все они погибли? Вот вам и одна из причин того, что на нашу долю не выпало никаких стычек.

Стадион, кстати, так себе. Не чета «Олд Траффорду». Впрочем, брамми могут утешать себя тем, что и другие арены на фоне «ОТ» выглядят более чем скромно. St. Andrew’s — обычный эллипсовидный стадион с достаточно низкими трибунами. Во всяком случае, снаружи. Так как был поздний вечер (точнее, около 20.00) и тьма-тьмущая, обратило на себя внимание лишь то, что стадион был очень хорошо (красиво) освещен и располагал громадной автостоянкой, забитой, между прочим, манчестерскими автобусами. Поэтому входили мы на него с ощущением праздника в веселой толпе наших единомышленников.

Контроль здесь также был одним-единственным, и в результате мы оказались на гостевом секторе за одну минуту. Я даже вышел назад в подтрибунное, чтобы пофоткаться с достославными Cockney Reds,[42] «понаехавшими тут к нам из своего сраного Лондона». По ходу дела меня не покидали воспоминания о процессе попадания на «Петровский» или, того хуже, на стадион принимающей «Зенит» стороны. Сюда бы съездили, козлы, поучились бы организации проведения матчей! Ослы, бараны (остальное добавьте сами)! Нет на вас других слов.

Матч, ясное дело, описывать не буду. Зато выделю Белыча вместе со всеми, кто стоял тогда на гостевой. Порой мне кажется, что они вообще впервые видели полуголого фаната «МЮ» в декабре месяце. Самое смешное, что мой сосед сзади, глядя на такое Белычево горение, попросил раскрыть капюшон Джона и дать ему выпить за здоровье голого русского, которое может оказаться подорванным. И как он только бутылку высмотрел!

Далее в ход пошел наш баннер, который в зенитовском духе гулял вверх-вниз по трибуне, так как все зазывали нас поболеть к себе в качестве героев дня. Героев на самом деле было только двое. Белыч — само собой, как русский самоубийца, ну и Джон — как человек, совершивший эффектный фокус с капюшоном.

Как большой любитель каламбуров, я тут же предложил заменить идиому хет-трик на худ-трик (худ — капюшон). И тут же был вознагражден весьма своеобразным способом. Благодарные болелы «МЮ» попросили Джона дать мне лишний призовой глоток за эту шутку. Отмечу, кстати, что ни до, ни после я не видел ни одного фаната, кто бы не только пронес бухало на трибуну и втихаря посасывал, а открыто пил внаглую, передавая другим и не забывая себя. Когда же наши забили гол, Джон предложил бухнуть за победу «МЮ»… стюардам.

Об остальном пьяном перформансе умалчиваю. Скажу разве что об ощущении, вызванном реакцией всего стадиона на первый гол в наши ворота. Даже на московских матчах «Зенита» со «Спартаком» я никогда не видел ничего подобного. Да уж, никому не пожелаю пережить похожее.

Представьте себе забитый до отказа, но молчащий и прижавший жопы к креслам стадион и одну беснующуюся гостевую трибуну, в центре которой мечется единственный баннер и зажигает какой-то голый блондин.

А теперь представьте хотя бы на одну секунду, что эта трибуна на мгновение затихает (правда, никто не садится), а весь стадион взлетает на воздух. Зрелище, согласитесь, не из приятных. Даже на такой небольшой арене, как Стадион имени святого Андрея.

Далее — ничего из ряда вон выходящего. Читатель Белыч опять чего-то такого с упоением начитался, и в результате мы возвращались в Манч с двумя пересадками. Пытались было орать-куражиться в какой-то Пердяевке, благо на перроне было довольно много молодых зрителей, но только лишь у бывшего хоккеиста Джимми хватило здоровья заниматься этим в течение длительного времени. Как я оказался в постели в родном номере, не помню. Вроде бы днем, а может, и утром. Хрен его знает.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Признаюсь сразу: я и в Саратове был, и в Вологде с Ярославлем. Не говоря уже про Элисту и Улан-Удэ. Добирался до эстонской деревеньки Киви-ылли, которой до сих пор нет ни на одной карте. Даже цеэрушной, ей-богу. Одним словом, где я только не побывал. И везде, знаете ли, случались малопримечательные деньки, утопавшие в пьяном гостиничном угаре.

Именно так чуть было не произошло и в Манчестере, сразу же после нашего возвращения из Бирмингема. Точнее, в период ожидания матча с «болтунами». Но не тут-то было. Спасибо, кстати, Джону за это. Не дал помереть со скуки, выручил. С другой стороны, если бы даже все наши дни в Англии были до смерти скучными, залетели бы мы, скажем, на пятнадцать суток где-нибудь в Уигане, то и для таких прескучных обстоятельств всегда бы нашелся неисправимо неистовый Джон. Из чего я делаю один непреложный вывод: малопримечательный день в данной поездке не мог выдаться в принципе. И посему вот что я вам расскажу…

О том, в каком виде мы ступили на порог нашего хостела в Манче, я вам уже повествовал. А теперь приплюсуйте к этому проведенную на нервняке ночь и проснитесь в… восемь утра. По местному, естественно. Таким пробуждением я был обязан, разумеется, Джону, которого вообще никогда не интересует степень моего личного бодуна. Более того, он был твердо убежден в том, что взял меня с собой в Англию, чтобы я там, как он выразился, «вовремя отписывался». Иначе на моем месте могла оказаться Несравненная[43] или любой другой Джонов ставленник.

В таком случае возникает вопрос: зачем же он тогда взял с собой Белыча и Джимми? С последним, ладно, все более-менее понятно. С хоккейным прошлым человек все-таки. А вот зачем Джону понадобился читатель Белыч, мне и сегодня не ясно. Наверное, в качестве модератора, который будет впоследствии банить всех бесчисленных Джоновых оппонентов. Уже по ту сторону Атлантики. Но это так, домыслы.

Так вот, проснувшись благодаря Джону где-то в семь-восемь, я, честно говоря, отписываться не хотел вообще. Если же быть еще более точным, то я хотел умереть, сдохнуть, сгинуть, пропасть, родиться заново, забыться навсегда и т. д. Одним словом, я хотел всего, кроме одного. Я не хотел отписываться. Однако на такие «не могу, не хочу» всегда найдется перманентно «Неспящий в Сиэтле» Джон, вечно нуждающийся в товарище по бессоннице.

Следует отметить, что в глубине души Джон все-таки не желал выглядеть деспотом и всегда что-то такое-этакое придумывал на предмет помощи просыпающемуся. Причем с различными вариациями. То он брал на себя миссию кофевара, то жарил тосты, то запасался пивом, то вливал в меня дежурную сотку, благо дефицита в вискаре у нас не было очень долго, то обещал снять с меня 40 фунтов, если в фамилии Кэмпбелл,[44] написанной на его футболке с моей подачи, не окажется второй буквы «л», ну и т. д. В общем, он все-таки заставил меня сползти с кровати и, поддерживая зомби за локоток (спускаться, кстати, следовало на семь четырехпролетных этажей), доставил призванного отписываться соратника в холл.

Если вы считаете, что я описал сущую банальность, какой-то там спуск по лестнице, то вы ошибаетесь. Причем глубоко. Очень глубоко. Ведь по дороге Джон хорошенько поучил жить человек этак пятнадцать—двадцать. Сначала он заметил араба, посмевшего расхаживать туда-сюда по коридору в одних трусах. Покрыв его нечеловеческим матом и заставив тем самым араба замереть в позе страуса, Джон попросил меня перевести арабу все, что он ему только что сказал. В ответ я еле-еле выдавил что-то шепотом о том, что «у нас в трусах не ходят», после чего обнаружил, что сам плетусь вниз в одних трусах, но только футбольного покроя.

Хотя, с другой стороны, ну не охуел ли тот араб в таких трусах расхаживать? В смысле пидерастичных, гондонообразных. Что же касается меня самого, то тут я не виноват, потому что это Белыч стал первым по хостелу в футбольных трусах разгуливать. С него и спрашивайте, а я — жертва дурного примера!

В то же время Джону содеянного было мало, и он не сдвинулся с места, пока араб не сдриснул с глаз долой со скоростью испуганной мыши. Что ж, тоже неплохо, и посему спускаемся ниже.

На следующем этаже Джону повстречались не в меру громко разговаривающие негры, и тут он издал такой львиный рык, что негры с той поры разговаривали друг с другом исключительно посредством крика-воя, так как полностью оглохли на оба уха. Поморщившись при виде убогих и визжащих что-то негритят, Джон вспомнил о своем клятвенном обещании Солу Кэмпбеллу поменьше трогать черных братьев и оставил их в покое. Действительно, расставался он со своими черными мишенями с явным намерением начать охоту на кого-нибудь еще. Видимо, ничья с брамми начала сказываться, демонстрируя все свои негативные последствия. Для врагов «МЮ», естественно.

В итоге досталось на орехи целой куче китаянок, посмевших попасться на глаза Джону босыми и не в меру игривыми. И это при таких фэйсах-то! Знаете ли, иногда я Джона в чем-то понимаю и даже поддерживаю. Не в меру игривых китаянок следует останавливать любым способом.

И очень хорошо, когда рядом есть кто-то, страстно желающий избавить тебя от созерцания этого карликово-кривоногого блядства. Вот и секунды не прошло, как Джон обратил их в визжащее бегство, чему я был очень рад, так как хотя бы на этот миг освободился от функций переводчика, обязанного озвучивать на английском одно и то же, нечто вроде «ю, факинг чинкиз, грязный ниггаз, мадди хонкиз, пусси-кантс, шат ап, бляди заебанные!».

Очистив этаж от китаянок и латентной проституции, Джон попытался было продолжить движение вниз, но тут я упросил его сделать привал, так как мы оказались на этаже, где была расположена кухня. Поразмыслив немного, Джон предложил мне попробовать побороть похмелье с помощью кофе. С вымученной гримасой согласия я проследовал вместе с ним на кухню, где кое-кого ожидало еще одно Джоново нравоучение-наставление.

На кухне нам повстречались два хмурых белых человека, которых угораздило полезть знакомиться-ручкаться. «Здравствуйте, я румын», — сообщил на более-менее сносном английском один из них. А второй добавил: «Здравствуйте, я тоже румын. Но из Венгрии». Я, конечно, охуел от такого смелого разбазаривания информации, понимая, что сейчас этим рассказчикам настанет настоящий пиздец. Еще неизведанный ими.

Однако Джон даже косяка не бросил в их сторону, а по-хозяйски расхаживая по кухне, спиной к венгро-румынам, и демонстрируя образец спокойствия, громко произнес по-английски: «Когда покидаете эту благословенную страну, факинг джипсиз?»

Самое удивительное, что те в ответ бросились называть ему точные даты, оправдываться и уверять Джона в том, что никакие они не цыгане. И что их дедушки охотились на цыган, когда служили в «Железном Легионе», хорошо знакомом советским кинозрителям по румынским антифашистским фильмам. Джона это запоздалое оправдание никак не заинтересовало, и с невозмутимым видом он продолжал готовить кофе, читая по ходу лекцию о правилах и способах официального посещения чужих стран с помощью турфирм, виз и 36 кг багажа.

Через пару дней мы встретили этих ребят в курилке. При виде Джона они почему-то стали улыбаться, бормоча что-то нечленораздельно-радостное. Впрочем, спустя пару минут наступила полная ясность в вопросе с этой странной улыбчивостью. Попросив нас не уходить, через мгновение они вновь появились в курилке со своим багажом и стали наперебой объяснять Джону, что все, конец, они уезжают. «Вот и уябывайте на хуй, — раздалось им в ответ. — И забудьте сюда дорогу!» Наступившую было паузу прервало всего лишь одно слово, озвученное отъезжающими: «Спасибо».

Думаете, что дальше ничего не произошло? И я, превозмогая накатывающую волнами тошноту, уселся за компьютер отписываться? Щас! Как же, как же! Фойе-то было битком набито приезжающими, а у компьютера, страшно сказать, стояла целая толпа гомонящих туземцев неопределяемой этнической группы.

Не знаю, как Джон, но я в тот момент был сильно испуган. Я боялся за жизнь этих темных человечков по-настоящему, уж больно все они были маленького роста. Ну а Джон, в свою очередь, понял, что наконец-то настал его звездный час. Я начал было его отговаривать, ссылаясь на малый рост противника, но получил в ответ достаточно внятное возражение: «Зато смотри, сколько их тут развелось».

Далее, как вы догадываетесь, случилось нечто напоминающее версию сказки о Добрыне Никитиче, с той лишь разницей, что Добрыня никого не охаживал дубьем, а, поменявшись ролями со Змеем Горынычем, убивал врагов, изрыгая изо рта языки пламени. Пиздец человечкам наступил страшный, но я не настолько жесток, чтобы это описывать.

Одним словом, Джон с ходу превратил фойе в некий тайский пляж после цунами. На котором, если вы помните, трупов было не видно, зато все остальное было так расхуячено, что и не передать. И только благодаря мне был спасен компьютер, так как Джон решил не щадить никого и ничего.

Исключение было сделано для консьержа из Ирландии и его помощника из Австралии, который в тот момент судорожно вспоминал, есть ли у него какие-нибудь дальние родственники в Дублине.

Очистив фойе от ворогов, Джон заплатил за Интернет на три (!!!) часа вперед и от нечего делать предложил мне следующее разделение труда: я пишу-пописываю (и за себя, и за него), а он ритмично подкатывает мне пиво. Когда же я поинтересовался, зачем он гвоздит меня у компьютера на целых три часа, Джон тут же навел ясность с помощью следующих бронебойных аргументов. Во-первых, сейчас восемь утра и до открытия пабов еще куча времени. Во-вторых, вчера много чего такого случилось. В-третьих, мы наверняка что-то забыли из предшествующих подвигов Джона. И в-четвертых, хули спорить, если мы все равно уже спустились и подниматься наверх явно не будем. Силы-то кончились, вот и весь сказ.

Ну и как с этим поспоришь? Вот и писал-пописывал я три часа, регулярно прихлебывая, покашливая да на часы поглядывая. Пабы-то, согласитесь, штука приятная. Особенно когда открываются.

Но до этого сладкого момента еще нужно было дожить. Где-то часов в одиннадцать Джон пожалел меня, похвалил за написанное и увлек курить на улицу, где сообщил первую приятную новость. Дело в том, что прямо напротив нашего жилища располагалась очень симпатичная таверна «Корона и якорь», которая все время была закрыта, чем очень сильно раздражала петербургских гостей. Ценник-то у нее, судя по желтой рекламе в витрине, был просто коммунистический.

Судите сами: пиво по 1.60 и вискарь по той же цене. В остальных же местах Манчестера мы платили по 2.50 и 3 фунта соответственно. Поэтому каждый из нас с момента поселения по сто раз перебегал улицу и заглядывал в окна этой таверны в тайной надежде на то, что когда-нибудь будет пить, «не отходя от кассы». Но тщетно.

И вот тут Джон и поведал мне, что наша «Корона и якорь» открылась. Хоть сейчас иди! Но только в том-то все и дело, что в таком виде, в каком я тогда находился, идти в «Корону» было категорически нельзя. Тогда как же быть в моем случае?

Пока я думал, покрываясь липким потом от страха, Джон с ехидной улыбкой перебежал улочку, весело виляя жопой, аки рунульда какая, станцевал огненную джигу на входе в «Корону» и скрылся внутри. Вот вам и яркая иллюстрация бородатого анекдота про русского боцмана. Помните его, выброшенного на берег, когда он принялся трясти пальму, чтобы завладеть кокосом? Пораженные этим туземцы стали протягивать ему камни и палки, чтобы облегчить страдания моряка, но боцман навешал им страшных пиздюлей и сказал напоследок: «Мне трясти надо, а вы лезете!» Так вот, тем самым боцманом пришлось стать и мне.

Взобравшись на седьмой макроэтаж нашего хостела (все равно что трясти пальму), я, честно говоря, на некоторое время расстался со сладкими грезами пить по умеренным ценам, так как силы меня покинули. Когда же желание выпить возобладало над немощью, я понял окончательно, что осуществить свое намерение до пробуждения остальных RR мне не удастся. Не судьба, и все. Достаточно было взглянуть на то, что меня окружало. Такого срача не знали даже самые худшие общаги. Не потому ли Джон каждый раз вставал ни свет ни заря? Действительно, подобное зрелище выдержал бы не каждый.

Все было вверх дном и представляло собой немыслимую гору, состоящую из раздувшихся пакетов, сумок, пустых и полных бутылок, макулатуры, а также разбросанных по всему пространству одеял и простыней, банок-склянок и мятых фотографий. Многочисленные обувные коробки почему-то лежали на кроватях, а два храпящих тела RR — на полу, ну и т. д. Обнаружить здесь собственные штаны не представлялось возможным ни при каких обстоятельствах.

К сожалению, я не взял с собой других порток, а недавно купленные у Генри Ллойда джинсы были слишком длинными, и без помощи портного мне было не обойтись. Не загибать же их наверх, как в 70-е?

К счастью, я неожиданно идентифицировал в жгуте, завязанном морским узлом на кровати Белыча, собственные треники и даже не знал, радоваться мне или печалиться? С одной стороны, они были своего рода пропуском в «Корону», с другой — гордиевым узлом, разрубать который я опасался. Да и нечем было. Не розочкой же пилить? А вдруг дыру сделаешь?

Промучившись с полчаса, я все-таки раскрутил-разломал-разгрыз свои тренировочные брюки, придя к кошмарному результату. Передо мной на вытянутых руках свешивались два перекрученных каната. Нет, не подумайте ничего такого, внешний вид этого бывшего спортивного изделия меня совершенно не смущал (носил и не такое), смущала перспектива влезать в две эти змеи.

Но с божьей помощью все-таки влез, почувствовав себя тем самым арабом, которого мы гоняли по коридору. Если бы у нас было зеркало, то из него бы взирал на меня сорокапятилетний балетный танцор, решивший тряхнуть пидорским прошлым.

Однако желание промочить глотку перебороло стеснение. Поэтому следовало забежать в «Корону» так, чтобы привередливый Джон меня не заметил. Затем усесться поглубже и сказать ему, что у меня нет сил тащиться к стойке. Точно так, дорогие друзья, и получилось.

К тому же успевший насосаться Джон был погружен в себя настолько, что не обратил никакого внимания на мой внешний вид даже на обратном пути в хостел. Вот что утренняя зарядка с фанатами делает! Какие уж тут «генри ллойды», когда Джон даже мои шлепанцы не заметил! А если бы и заметил, то вряд ли бы отчитал, так как самым серьезным образом настраивался на продолжение битвы с врагами. «Похоже, на одном нашем хостеле он не остановится», — подумал я и, как ни странно, не угадал.

На крыльце мы решили выкурить по пять-шесть сигарет, как обычно, и в процессе планирования ближайшего времяпрепровождения Джон неожиданно изрек следующее: «Знаешь, заебал что-то этот „Каменный остров“ с „Генри Ллойдом“, кончать надо с этой зависимостью. А то заебали уже всех на форуме одним и тем же». «Все, пиздец, — подумал я. — Допился наш Джон. Приехали. Сейчас предложит мне посетить местный Музей тяжелой промышленности и индустриального дизайна. Единственный, кстати, во всем городе. Нет, пизжу, есть еще что-то типа того же, но только про сельское хозяйство».

Помолчав, Джон продолжил: «Пора наведаться к Фреду Перри и Бену Шерману, да и к ублюдку Сен-Лорану тоже сходить надо бы». — «Ладно, — ответил я, — но только один вопрос. Ну на хер тебе этот Лоран, тебе Блана,[45] урода, мало было?» — «Нет, ты не въехал, — парировал Джон. — Это Ромарио просил купить. Он от него почему-то тащится». Вот те на! Я же давал Роме почитать Бримсона. Ничего не понимаю!

Молча выкурив пару сигарет, Джон прищурился, аки Клинт Иствуд, и процедил: «Слушок прошел, что Лоран по цене Перри катит». — «Да иди ты, гонишь спьяну всякое!» — замахал руками я и тут же получил предложение сходить в гости к лягушатнику, чтобы убедиться в правоте Джоновых слов. «Ладно, но только через паб», — сказал я, что было встречено Джоном без каких-либо видимых возражений.

Хоть дальше паб и последовал (и не один, кстати), но, к сожалению, визит к лягушатнику обернулся настоящим гуляловом по всем престижным торговым точкам Манчестера, так как мне очень хотелось удостовериться, что Лоран этот стоит столько же, сколько Фред Перри. Самое удивительное, что, обойдя весь город, мы убедились в том, что и Лоран, и Перри, и Шерман не только стоят примерно одинаково, но и продаются в одном и том же месте — в «Арндэйл-центре» со всеми его взрывами бомб в 1996-м. А затем уже, полупьяные, мы убедились в полной ценовой идентичности всех вышеуказанных мсье и джентльменов. Распродажа как-никак!

«И все равно это западло, — не унимался я на улице, — что какой-то курлы-мурлы стоит те же бабки, что и уважаемые люди! Ладно бы только стоил, но какого хера он вообще обретается с ними рядом, вися чуть ли не на одной вешалке?!» Шумно обсуждая этот очевидный парадокс, мы подошли к дверям уже пятнадцатого паба (в это число следует включить и паблик-хаусы) и… замерли. Посмотрев друг на друга, мы чуть ли не хором произнесли: «Все, пабы надоели. Пора и в ресторан, как белым людям».

В связи с тем, что по сравнению с Петербургом Манчестер — город очень маленький, дверь итальянского ресторана соседствовала с дверью паба. Так как мы слегка покачивались из стороны в сторону, попадание в нужную дверь заняло где-то пару минут. Мы быстренько поназаказывали всякой всячины и принялись обсуждать пойло.

Поскольку вино доконало бы нас обоих, выбор был сделан в пользу некой жидкости, именуемой официантом итальянским пивом. И вот тут-то, дорогие читатели, я буду вынужден перейти на шепот. К тому же я попрошу вас никому не говорить то, что я вам сейчас поведаю. Сейчас, сейчас, уменьшу кегль, чтобы никто ни о чем не догадался, и скажу: «Пиво это — превосходное». Но, к сожалению, больше его уже не попьешь. Белыч с Джимми увидят и сдадут с потрохами. Тому же Никит-аху или, еще хуже, Несравненной. Вот уж тогда она над нами покуражится! Как пить дать сразу же «Каменный остров» припомнит со всеми его итальянскими корнями. Давно, наверное, ждет повода. Так что лучше подкрутим с этой темой.

Вернувшись в хостел, мы застали наших друзей в том же бессознательном состоянии и дружно присоединились к храпящим. Разницу составляло лишь то, что они продолжали спать на полу, а мы повалились на коробки и пустые бутылки на своих кроватях. Дальнейшее — нервные сновидения с преобладанием кошмаров и накатывающей тревоги. А на часах было где-то 16.00 по местному времени.

Пробудиться нам предстояло ровно через два часа от дикого холода. Виной тому были проснувшиеся Белыч и Джимми, которые решили немного проветрить неотапливаемое помещение, а затем покинули нас, разумеется, оставив дверь открытой настежь.

Куда они пошли, точно не знаю, зато могу предположить, что туда же, куда и мы, так как по пробуждении обнаружил, что количество пакетов с набившими оскомину надписями изрядно увеличилось. Другими словами, ходить по комнате стало попросту невозможно, только лазать. Тут я, грешным делом, вспомнил нашу Аську.[46] Вот где надо ползать, а не по Джомолунгмам!!! Но ее не переубедишь, нашего упертого красного Рэмбо.[47] Флагами «МЮ» ей, видите ли, Эверест хочется утыкать!

Ну да ладно, не будем о грустном, баб ведь не переспоришь. Пущай лезут. Хотя все равно будут прыгать вниз на наши мужицкие шеи.

Проснувшись чуть ли не синхронно, мы с Джоном стали решать, кто из нас будет закрывать окна, а кто — дверь. Я предложил закрыть дверь, так как лежал совсем близко к ней, но Джон пошел в отказ, так как был в состоянии закрыть только одно из окон. Второе, как назло, было слишком далеко и от него, и от меня. К тому же даже на силе воли к нему было не подобраться без падений и весьма вероятных переломов.

Тогда мы предложили друг другу пойти согреваться в «Корону». Ведь, чтобы попасть туда, нам предстояло спускаться, а это куда проще, чем… Но дальше не буду, так как воспринимаю потенциально произнесенное как рекламу жизненной позиции Аськи и ей подобных.

Но что, если Джону опять повстречаются враги? Ведь в шесть часов вечера их может оказаться еще больше, чем ранним утром. Вот такая вот незадача. Подумав, я решил напомнить Джону о его клятве, данной Солу Кэмпбеллу. Поморщившись, он обещал мне «временно никого не трогать ввиду тяжкого похмелья», и мы приступили к процессу придания своим телам вертикального положения. Затем был спуск, прошедший без особых происшествий. Точнее, нам никто по дороге не попался, а не то случилась бы беда, несмотря на все Джоновы уверения в приливе человеколюбия.

Итак, входим в «Корону и якорь», и что же я вижу! Епть, да это же наши поборники трезвости Белыч и Джимми, да еще в изрядном подпитии! Да еще в компании с бритишами! Да еще в обнимку, да еще чуть ли не поющие! Вот так-так. Вот вам и фанаты на выезде. Может, они за «Бирмингем» втихаря прибаливают и только на «выездах в Манч» напиваются?

Пока эти мысли теснились в моей голове, пиво и виски были уже заказаны и принесены, после чего мы присоединились ко всей честной компании. В ходе разговора выяснилось, что один из бритишей — эвертонец Джефф, близкий друг наших краснодарских союзников, а бритиш № 2 — его законная супруга, очень интеллигентная блондинка средних лет. Внешне она представляла собой настолько типичную англичанку, что хоть картины пиши. По ходу общения я напился до такого состояния, что не заметил, как стал обсуждать со своими новыми знакомыми положение дел в британском кино, а не детские годы Уэйна Руни.

О Руни я узнал благодаря нашим эвертонским друзьям очень многое. Например, что он — факинг кант, блади трейтор, роттен лузер, мазерфакер, потэйто хед, дисгастинг плейер визаут эни перспектив! И, что самое главное, он еще хуже, чем ФК «Ливерпуль», а это уже все, аут, пиздец.

А мне-то, старому дураку, раньше казалось, что он чертовски хорош, наш Уэйнушка! Теперь же буду думать о нем с некоторой поправкой на услышанное. Челы-то о нем отзывались авторитетные, а не какие-нибудь там. Подарки, к примеру, привезли незнакомым людям, тепло пообщались с нами, попили вволюшку. Короче говоря, отлично мы тогда с ними посидели! Одного только не пойму — к чему им этот «Эвертон», когда есть «МЮ» с Уэйном?

После того как Джефф с супругой покинули нас, поспешив на поезд, мы с Джоном почувствовали, что силы на исходе и что по нам явно плачет гостиничный номер. Как мы туда добрались — совершенно неинтересно, зато куда занимательнее, при каких обстоятельствах мы проснулись где-то в два часа ночи.

Но это — уже несколько иная история, связанная с наступлением 30 декабря и туром RR в Ливерпуль. Несмотря на то что кому-то события ночи и дня 30 декабря покажутся не имеющими отношения друг к другу, возьму на себя смелость (на правах автора этих строк) соединить две несоединяемые вещи. Настолько Белыч с Джимми меня тогда удивили. Да что там удивили, потрясли до основания. Я, можно сказать, и сейчас бы трясся, если б не день рождения Никит-аха с океаном бухала. Дорогого (ему в подарок) и дешевого (для всеобщего употребления).

P. S. Прости, Джон, если я что-то упустил из твоих подвигов. Спьяну-то не все упомнишь. К тому же с такого-то пьяну.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

По названию этой главы вы, дорогие читатели, наверняка догадались, что речь пойдет о нашей поездке в зловещий Ливерпуль со всеми вытекающими из него реками крови невинно убиенных. Или обобранных до нитки, кому как больше нравится. Тем, кто не знает, сообщу, что вся Англия зовет скаузеров ворьем, так как кражи и гоп-стопы — главное направление их деятельности. Своеобразный народный промысел. Доходило до того, что когда на чемпионате мира 1982 года весь английский саппорт дрался одновременно и с немцами, и с местным хачьем, тихо слинявшее в сторону скаузерье преспокойно грабило магазины, расположенные по соседству. В Англии же фанаты «Ливера» прославились тем, что первыми и единственными стали гастролировать по стране с одной лишь целью — продавать «Челси» спизженное у «Лидса» и наоборот. Вот с такими ребятами нам предстояло встретиться в самое ближайшее время.

У этой поездки есть своя предыстория. Наше путешествие, кстати, могло и не состояться вообще, но обо всем по порядку. Для начала замечу, что в Ливер мы собирались поехать гораздо раньше, однако тот факт, что нам уже пришлось побывать там вне графика, в ночь с 24 на 25 декабря, сделал свое негативное дело, и мне долго было не раскачать RR. Слишком уж аукались те самые 70 фунтов, ушедшие в карман «рождественского» таксиста. Тоже вора, наверное.

Но были и другие обстоятельства, едва не приведшие к отказу от поездки в Ливер. По крайней мере со стороны двух RR из четырех. Догадайтесь с трех раз, кого именно? Конечно же, Белыча с Джимми, натворивших накануне таких дел, что и сейчас вспоминать страшно. Причем не только мне с Джоном, но и им самим, в чем я еще раз убедился по возвращении домой, когда напрямую спросил об этом у Джимми.

Раньше я считал, что вербальная агрессия — атрибут индивидуального панк-рока в исполнении Джона. Но после того, что учудил Джимми, я пришел к выводу, что Джон — это некто вроде вокалиста группы «Kiss», который пугает, а мы не пугаемся. Так вот, Джимми вознамерился пойти гораздо дальше — запугать весь наш гостиничный интернационал до полного заикания. А чтобы помнили! Признаюсь сразу, всего я не видел, так как поначалу спал себе в номере, посапывал в пьяной истоме. Но вдруг проснулся в холодном поту от истошных криков, доносившихся откуда-то снизу.

Поначалу я пропустил мимо ушей все это многоголосье. Да и кто в таких хостелах не орет по ночам, скажите на милость? Но когда крики приняли явно футбольный характер и стали различимы авторы знакомых зарядов, стало интересно. «С кем же они сейчас пьют? — подумалось мне. — Если мы с Джоном лежим здесь, а никак не там? И не бьют ли сейчас наших?» Поразмыслив и обратив внимание на то, что Джону явно похер вся эта симфония без оркестра, я все-таки решил вылезти на свет божий и осмотреться на местности.

Спускаясь с этажа на этаж, я медленно приближался к источнику дикого воя, пока не вышел к кухне. Площадка перед ней была забита пьяным в жопу народом, общавшимся на непонятной смеси из десятка языков, среди которых явно выделялся русский. Точнее, полуголый русский человек Белыч с бутылкой виски в руках, который исполнял что-то из пятой оратории «„МЮ“ — чемпион» без скрипки для смешанного хора.

Прости, Белыч, просто я не знаю названий тех песен, что ты так часто исполняешь. Но мне они нравятся, поверь на слово, как и само твое пение, чтоб ты знал. Только не уверен я, что скопище на площадке было готово тебе подпевать да по плечу тебя похлопывать. Орали они что-то абсолютно нефутбольное, под этим могу подписаться. Ну а тебе в тот момент было не до того, что они там завывали, ты трудился не покладая губ.

Убедившись в том, что Белыч наконец-то плотно занялся делом, оторвавшись от чтения туристских буклетов и автобусных расписаний, я зашел на кухню и обнаружил там такое количество людей, что впору было звонить Гиннессу. В смысле в его Книгу. Но если же вы о пиве ненароком подумали, то зачем было звонить, когда вот оно, только руку вытяни! И не одно лишь пиво, между прочим. Нашего бухала, принесенного из номера, там тоже было целое море.

Однако главное заключалось даже не в этом, а в самом Джимми, у которого спьяну прорезалась человеческая речь. Он, наверное, наговорил тогда на десяток лет вперед, если не больше. Прямо как мальчик, который молчал-молчал, а потом полил словами, как из ведра.

Действительно, до этого момента Джимми и впрямь либо молчал, либо изобретал какие-то сбивчивые апологии рунульде, к которым никто и никогда не прислушивался, либо, по обыкновению, предлагал сходить поесть. Ненадолго, так сказать, слегка. Тому из вас, кто сейчас не смеется, сообщу, что среднее время, выделяемое Джимми на «заморить червяка», составляло где-то два часа. Но если же он собирался подкрепиться как следует, то тогда… Тогда пиздец кромешный, я вам доложу, иначе и не скажешь.

Самое же страшное, однако, не в том, что Джимми ел слишком долго, а в том, сколько он ел. В смысле — всего. Случались деньки, когда Джимми ел одни только гамбургеры, но и здесь уместно писать роман ужасов типа «Гаргантюа против Пантагрюэля, Чужих и Хищников». И все вышеперечисленные, поверьте, заканчивали лютой смертью. Гаргантюа их ел, аки Каннибал-Ганнибал какой-то. Однако перейдем от сложных метафор к суровой реальности.

Сегодня, по прошествии времени, когда все понемногу улеглось, мне начинает казаться, что Джимми тогда, перед теми своими подвигами, что-то все-таки съел такое. Ну не с виски же его так понесло?! Не говоря уже о пиве, с которого Джимми, как я с кофе. Что пей, что не пей. Значит, что-то он все-таки съел. Но что именно? Не гамбургеры же? Вот и сижу до сих пор, прикидываю, вычисляю, предполагаю. Наверное, колес понавез с собой три короба. Действительно, почему, ложась спать, он всегда натягивал одеяло на голову? Значит, точняк, наркоту втихаря трескал.

В общем, чтобы не тянуть кота за хвост, скажу так. Все это Джиммино действо напомнило мне продолжение сказки о Добрыне Никитиче в недавнем исполнении Джона. Правда, с той лишь поправкой, что Добрыню следовало заменить либо на Халка, либо, на худой конец, на страшного великана из «Великолепной четверки». А теперь попробуйте скрестить этих персонажей с Геббельсом, и вы получите некое подобие Джимми образца перехода 29 декабря в 30-е. Ну а если вы и сейчас не можете себе это представить, тогда я предложу вашему вниманию другой пример.

Попытайтесь мысленно надуть Геббельса насосом до исполинских размеров и представьте, что после каждой своей словесной эскапады он по-страшному мочит своего собеседника, который и не думал ему возражать. Примерно так Джимми общался со своим новым знакомым из Новой Зеландии, вся вина которого сводилась к тому, что он ровно ничего не понимал из проникновенных Джимминых речей. А тот ему, в свою очередь, впаривал что-то очень важное на предмет избавления Новой Зеландии от кинг-конгов и иммигрантов посредством переселения туда его, нашего Джимми, вместе с кучей бритишей и одной-единственной рунульдой. Таким способом Джимми собирался основать новую расу господ, если я тогда правильно его понял.

Признаюсь, мне потребовались усилия, чтобы оттащить Джимми от новозеландского коротышки, не желавшего расставаться с Кинг-Конгом, после чего наш ДД взялся за голландцев. Тут дело сразу не заладилось. Голландцев было трое, и каждый из них наотрез отказывался выйти, несмотря на настойчивые призывы не на шутку разговорившегося Джимми. Что ж, дело ваше, сидите и ждите своего часа (он, кстати, действительно настал, но несколько позже). И тогда взгляд Джимми уперся в единственную бабу, которую угораздило задержаться на кухне.

Примечательный факт: то, что он ей сказал на русском, поняли все без исключения, даже самые тупые из французов. В ответ баба попыталась улыбнуться вымученной улыбкой, а заполонившие кухню интернационалы стали спешно покидать помещение. Если вы опять не догадались, что же такое Джимми ей сказал, то тогда я подскажу. Что-то типа того, что, если она сейчас же не пойдет к нам в номер, где ей поведают о новых принципах мироустройства, он съест ее вместе со всеми ее голландскими кобелями, так как гамбургеры ему брать ночью негде. И в необходимом количестве.

В общем, примерно это он ей тогда сказал. Через несколько мгновений и баба, и многие гости Манчестера заверещали страшными голосами и бросились кто куда не разбирая дороги. Но только самым удивительным в этой ситуации стало не повальное бегство, а охота на человека, предпринятая Джимми. Сначала он погнал народ к выходу, а затем продолжил преследование на улице. И остановило расправу над жертвами с последующим их поеданием лишь вмешательство полисов, которым не понравился чересчур странный молодой человек в одних трусах и майке, бегающий в кроссовках редкой фирмы «Пе-Пе».

Последние, кстати, стали молчаливым ответом Джимми нашей скудоумной, как он выразился, шопоголии. А озвучил он тогда следующее: «Какая разница между барбариской[48] и кроссовками за четыре фунта?» Вот и пойди ответь ему. Особенно после того, как Джимми сначала плющит собеседников, а потом уже задает им вопросы. Впрочем, Джон тут же окрестил Джиммины кроссовки, точнее их фирму-производительницу, «Пенелопой Крус», и название это вскоре стало символом всех четырехфунтовых вещей, которые в таком изобилии водятся в Соединенном Королевстве, смущая русских туристов.

Совет постороннего: присмотритесь как-нибудь на досуге к различным шмоткам, красующимся на ваших знакомых, помешанных на моде.

Как бы то ни было, но у всей этой страшной истории, произошедшей глубокой ночью, наверняка будут версии. Меня, например, могут обвинить в том, что я все преувеличил с похмелья, так как сильно недоспал еще с вечера. Джону же, как всегда, глубоко похер, кто кого плющил, если только не он сам это делал. Стало быть, единственный, кто может что-то добавить к сказанному, — это Белыч, который, как мне стало известно, зажигал по-страшному где-то рядом с гостиницей.

Так расскажи же, Белыч, не ленись, пролей свет на произошедшее! Может, вы в ту ночь завалили кого-то, и теперь стыдно в этом признаться? Так мы же ваши соратники, мы никому не скажем, разве что только товарищам по партии. А потом возьмем да и поедем в Манчестер снова, чтобы тихо возложить венки на могилы вами же убиенных. А пока что сплошной альбионский туман над вашими деяниями стелется.

Что ж, давайте пока не будем о грустном, так как мне все-таки удалось успокоить трех сильно разнервничавшихся французов (очень уж хотелось им жить), уболтав их на крыльце на всякий случай, чтобы полиции ничего не сказали. Затем были приведены в чувство невесть откуда взявшиеся немцы, возжелавшие жестко отпиздить новозеландцев. Но потихоньку все разошлись, чтобы поутру, завидев друг друга, отводить глаза, уставляться взглядом в пол либо резко отворачиваться. Мы же, дорогие друзья, и не думали волноваться из-за вчерашнего, так как Джимми на следующий день принципиально из номера не выходил, позволив тем самым совершенно распоясаться другим группам «понаехавших тут со всего света».

Но для начала мне следовало немного поспать, чтобы хватило сил доехать до Ливерпуля со всеми его легендарными бит-квартетами из Гамбурга. Забегая вперед, отмечу, что сорокапятиминутная поездка на автобусе отняла у меня столько здоровья, что и подумать страшно. А все потому, что кто-то все время молчит, а потом захлебывается словами, а кто-то все время читает не начитается, после чего пьет по-черному. Вот и попробуй поспеть за такими-то импровизаторами!

Пробуждение напоминало нечто заранее отработанное. Сначала раздался привычный грохот — это встал проснувшийся Джон, затем зазвучали нескончаемые трели его телефонов, и, наконец, наш ирландский бессонник приступил к поиску своих щеток, флаконов, банок и тюбиков, громко комментируя их визуальное отсутствие. Далее последовала известная команда: «Интернет стынет!», и мне не оставалось ничего иного, как идти на работу. В другой день я бы, наверное, и не встал, но после незабываемого ночного шоу «Воскрешение голоса Джимми» я почувствовал себя как-то иначе, без привычного похмелья и неспособности ко всему на свете.

Пока Джон превращал свое тело в стиральную доску, чистил перья и зачем-то в тысячный раз гладил свои новые джинсы, я что-то строчил для отправки на форум и подсчитывал, сколько времени займет наша подготовка к выезду в Ливер. Допустив самое страшное, я и не предполагал, что это еще цветочки. Вы не поверите, но на уговоры Белыча с Джимми ушло где-то три часа, если не больше. Продолжавший «спать» Белыч клялся и божился, что сейчас встанет и все мы уедем в даль светлую, а Джимми даже немного посмешил, когда, взяв паузу, заорал что есть мочи: «Погнали в Каррингтон! Сегодня там Бэкс будет встречаться c Рони![49]»

Вот до чего дожрался накануне наш Джим, хоть «скорую» вызывай. Возвещал он об этой исторической встрече довольно долго, пока опять не заснул, прижав к груди игрушечного мишку и одну из своих «Пенелоп». Не помогли даже легкие дружеские пиздюлины, тщетно отправленные Джиму Джоном. Что ж, с одним из RR, похоже, все ясно. Этому уже явно не до «Битлз». К тому же Джимми бормотал во сне следующее: «Вот отпизжу всех и на дискотеку пойду!» На этом не только я, но и все остальные RR были вынуждены окончательно расстаться с мыслью о поездке в Ливер вчетвером, и потому хостел покинуло только трио. Я бы сказал «троица краснокожих», но боюсь, Джону не понравится.

По дороге на автовокзал я, не веря своим ушам, столкнулся с тем, что Белыч жалуется на жизнь. «Что-то не хочу я есть, — сказал он, — хочу только пить». Вот те на! Это с утра-то? Джон остолбенело уставился на Белыча: «А кто же жрать тогда будет? Один я, что ли? Нет, мы так не договаривались. Давай-ка жри свой английский завтрак».

В общем, поторговались мы какое-то время, и Белыч, чувствуя мою поддержку в деле отказа от еды, остановился на чае, а я — на кофе. С ними в желудке мы и разместились в салоне автобуса. Точнее, попытались усесться.

Белычу повезло — соседнее место было не занято, и потому он тут же провалился в сон, чтобы встретиться в Каррингтоне с Бэксом и Рони. Мне же досталось кресло по соседству с Джоном, который выгнулся, аки змея, боком, и сидеть с ним рядом стало попросту невозможно. Другой бы на моем месте начал отвоевывать пространство согласно купленному билету, однако конструкция кресел этого злоебучего автобуса превращала сие занятие в нечто совершенно бессмысленное.

Знаете, если и есть в Англии что-то принципиально неправильное, то это даже не их уебищная сантехника на пару с левосторонним движением, а именно узость сидений в салонах дальнобойных автобусов. Их конструкция предполагает перемещение по стране исключительно детей или узников концлагерей, настолько они идиотские. Неудивительно, что Бримсон описывает такое количество беспредела, творящегося во время автобусных выездов. Этак недолго и озвереть, и состоянию этому помешала разве что пьянка, произошедшая накануне.

Однако выход из положения всегда есть, и, оставив Джона в покое, я обнаружил совершенно свободный задний ряд кресел, представлявших собой некое подобие дивана. Вот там-то я и развалился, как барин, не чуя приближающейся беды. Я совсем забыл, что рядом располагался туалет, которым вообще-то не принято пользоваться. Из-за возможной вони, как вы правильно подумали.

Поэтому, несмотря на наличие туалета, следует дожидаться остановок. Однако данному предписанию внимает только белая часть английского общества. Остальным на него глубоко насрать, так как на своей исторической родине эти «туристы»… Ладно, дальше не буду, читайте книги о хулиганизме и слушайте Джона, если не знаете, к чему они там привыкли.

Пакистанская семья, состоявшая из супружеской четы и семи детей, расположившаяся прямо передо мной, посещала туалет на протяжении всей сорокапятиминутной поездки, то есть с интервалами в одну минуту. По нескольку раз каждый. В итоге мне пришлось укрыть голову курткой и не очень громко материть их по-страшному.

Но и это не помогло, так как они все время задевали меня дверью, не позволяя расслабиться. Так что мне не оставалось ничего иного, кроме как пялиться в окно в надежде увидеть интересные пейзажи и кое-какие достопримечательности. Да и от вони слегка отвлечься. Хотя лучше бы я тогда спал, так как дождь, ливший как из ведра, превратил пейзажи с достопримечательностями в нечто совершенно неразличимое. А затем клубы пара, исходившие из туалета, окончательно превратили наш автобус в подводную лодку.

Впрочем, дорога до Ливерпуля оказалась не столь уж долгой, так что я отделался лишь легким испугом. Но могло быть и хуже, выпей я накануне на один глоток больше. А ведь все к тому и шло, уважь я в ту ночь закошмаренных моими друзьями французов.

Итак, двери с шипением открылись, и наши ноги опустились на грешную скаузерскую землю, которую нам предстояло топтать башмаками в течение целого дня. Вот и ладушки. Однако благодаря Белычу мы задержались на автобусной станции на целый час, так как наш читатель впился взглядом в тексты, извещавшие его о ближайших рейсах в Шотландию и Северную Ирландию. И читал бы Белыч почитывал до глубокой ночи, если бы мы не прервали это его занятие.

В ответ Белыч обиделся и по дороге останавливался у каждого столба, чтобы хоть что-нибудь, но зацепить взглядом. А в это время мы с Джоном останавливали всех старух подряд с просьбой показать нам направление движения на Музей «Битлз».

Тогда мы еще не знали, что никакого музея там нет и в помине, а есть целый микрорайон в центре Ливера, который считается мемориальной территорией «жуков-барабанщиков».[50] Действительно, все там, включая чуть ли не каждое здание, каждый паб и даже магазин, было подчинено сладким воспоминаниям ливерья о былом присутствии в их городе некой поп-группы из Гамбурга.

Тем не менее старухи ничего нам толком объяснить не могли. Дело постепенно шло к отчаянию, но тут, словно из ниоткуда, возник туристский центр Ливера, о котором мне бы хотелось сказать несколько слов. Если кто-то из вас во что бы то ни стало хочет оказаться объебанным, отправляйтесь туда незамедлительно.

Таким терпилой чуть было не стал и я сам, когда попытался рассчитаться за какие-то грошовые сувениры на тему бремен… пардон, гамбургских музыкантов. Нахватав кучку этих предметов, я посчитал, что их набралось менее чем на 20 фунтов, и, страшно довольный экономией средств на пиво, положил на прилавок соответствующую купюру. Однако торгаш-продавец с гримасой боли на лице заявил: «Двадцать три!» Ввиду отсутствия лудяги я положил на прилавок еще одну купюру достоинством 20 фунтов и получил тот же самый лязгающий кашель: «Двадцать три!»

Я, признаюсь, слегка опешил и даже, если быть до конца честным, несколько охуел, так как в памяти отчетливо всплыли обстоятельства несостоявшейся покупки футболки сборной Англии с заветной фамилией на спине. «Господи, опять попал! Да что ж такое деется?!» — проносилось у меня в голове, но рот вытолкнул: «Ты что, сука кобелиная, опизденел в атаке?»

И тут, вы не поверите, из-за кулис появилась некая свиноматка, которая начала рыться в бумагах этого скаузерского пидора и вытащила из-под них мою первую двадцатку. Неужто русская? В то же время скаузер как ни в чем не бывало рассчитал меня и уперся взглядом в Джона в духе «Следующий на объеб! Поторапливайтесь!».

Что, думаете настала Джонова очередь пройти местные тесты на прочность? Ага, сейчас! Как же! Джон-то был в своей шапке-невидимке, на которой красовалась пусть и маленькая, но о многом говорящая эмблемка. И ливерюга в один миг отказался от попытки развести такого покупателя. По всей вероятности, это был самый хуевый день в его торгашеской жизни, когда сразу же два клиента подряд оказались ненаебанными. Однако впереди нас ожидали новые испытания, так как Ливер — целое скопище ворья, и ухо востро предстояло держать еще очень долго.

В итоге нам пришлось выдержать примерно четыре попытки объеба, причем не где-то на улице или в подворотне, а в самых что ни на есть официальных местах этого поганого населенного пункта.

Покинув воровской притон, именуемый туристическим центром, мы отправились на розыски Музея «Битлз» и по дороге (в который уже раз!) я наслушался отповедей Джона, который отмахивался от моих возмущений в связи с недавней попыткой наеба. «Наверное, ты все-таки что-то не до конца понял. Либо твоя легкая из-за изношенности купюра вспорхнула и взлетела, приземлившись под бумаги, — уверял меня Джон, добавляя: — Торгаш-то белым был, так что не мог быть вором по определению». И лишь мои настойчивые напоминания о том, что все скаузеры — прирожденное ворье, заставили его согласиться. Но только с одной оговоркой: «Да, скаузеры, конечно, ворье поганое, но только грабят они богатых паков, что, по сути своей, занятие правильное». На том и порешили.

И вот тут-то, дорогие друзья, и увидели мы транспарант со словами «Сент-Мэтьюз-стрит. Начало истории „Битлз“». Вот оно как! Но только мы сделали два шага под этим баннером, как глаза разбежались в разные стороны. Буквально отовсюду на наше зрение стали давить всевозможные надписи, указатели и разъяснения. Сюда пойдешь — в «Каверн» попадешь, туда зайдешь — пива в пабе Джона Леннона попьешь. И так далее, включая Пеннилэйн, памятник Элинор Ригби и несметное количество мемориальных досок, скульптур, изваяний и бюстов. Но и помимо всего этого было на что поглазеть и что оценить по достоинству.

Как выяснилось, битловская мемориальная территория — самое старинное место города. Узкие кривые улочки, церквушки, маленькие средневековые зданьица, закуточки да аллеечки, тупички да перекресточки. Хоть группу «Любэ» с Юрием Антоновым выписывай. Добавьте к этому богатое и яркое новогоднее убранство — и можете представить себе наше настроение.

Да-да, оно резко улучшилось, и от похмелья на какое-то время не осталось и следа, уж больно широко были открыты рты у нашего трио. К тому же Белыч перестал читать и полностью доверился мне в выборе маршрута, в котором, признаюсь, не было ни грана логики. Поначалу мы попытались найти «Каверн» — ту самую «Пещеру», которая представляет собой исток, откуда полился ручеек, давший жизнь реке, впадавшей в океан битломании.

На нашу беду, этих самых «Пещер» оказалось две. Одна из них носила название «Каверн клаб», другая — «Каверн паб», но только не подумайте, что это одно и то же. И тем не менее обе они были намертво связаны с ранней историей «Битлз». Поэтому нам пришлось посетить обе «Пещеры», произведшие самое благоприятное впечатление. Особенно «Каверн клаб», в котором также нашлось место пабу. Помимо этой приятной детали мы обнаружили, что именно здесь выступали легендарные гамбургские «беатлесы». Сохранилась даже сцена, на которой после нескольких кружек выступили и мы сами, исполнив хиты типа «Глори, глори МанЮнайтед», «There is only one DB», «Simply the Best», «Марширующего Джонни» и т. д.

Честно говоря, кроме нас самих, практически никто нам не хлопал, но я объясняю это своими не очень хорошими вокальными данными. Ну а когда Белыч перешел от пения к зарядам, то и без того небольшая аудитория разошлась кто куда, чтобы полностью предоставить сцену одним только нам. Чем мы и поспешили воспользоваться по полной программе, резко увеличив количество выпитого пива.

Закончив с первичным осмотром памятных мест, мы поднялись вверх по знаменитой винтовой лестнице «Каверн клаба», заставляющей посетителей опускаться и подниматься на шесть пролетов. Но на то она и «Пещера», чтобы лазали-ползали. Улица встретила нас окончательно разгулявшейся погодкой, и мы с воплями и песнями (спасибо, битлы!) двинулись в сторону набережной, где намеревались найти пристань, чтобы покататься на пароходике. И вот тут-то и завязалась дискуссия между мной и Белычем.

Суть дискуссии сводилась к следующему: кто более красив, Манч или Ливер? Так как решительный выбор сделать было довольно сложно, я начал с того, что более убогих предместий, чем ливерские, я еще не видел. Действительно, на подъезде к Скаузерграду туман рассеялся и дождь прекратился, что заставило меня слегка ужаснуться. Если вы помните, Джон с Белычем тогда спали, а я бодрствовал из-за перманентно обсиравшихся паков. И благодаря этому глазам моим открылась крайняя бедность, обветшалость, запущенность, замусоренность, закопченность стен, убожество построек и улиц, нескончаемые помойки и полуразвалившиеся склады, не говоря уже о внешнем виде местных обитателей. И ни одного многоэтажного здания! Все низенькое-низенькое, одинаковое, обшарпанно-кривоколенное.

Окраины же в Манчестере — нечто прямо противоположное. У нас все ухожено, вылизано, радует глаз и вовремя подметается. Здесь же — как в американских фильмах о депрессивных негритянских «сабарбиях». С одной лишь разницей, что в ливерских предместьях нет ни одного многоэтажного дома. Прямо Саратов какой-то, только без деревянных покосившихся изб посреди каменных строений и прочих примет неизжитой дореволюционной действительности.

Так вот, Белыч наш все это дивное зрелище проспал и заприметил один лишь центр города со всеми вытекающими из него архитектурными радостями. Так ведь Ливеру надо не только туристов грабить, но и как-то их к себе заманивать! Вот и привели более-менее в порядок свой центр, наводнив его хорошо подготовленными к нашему визиту ворами-продавцами.

В общем, спор наш продолжается и по сей день, и попробуй сдвинь Белыча с места, настолько его город Колбасного Бассейна-Бильярда очаровал!

Как бы то ни было, но наше продвижение в сторону набережной еще больше укрепляло Белыча в его предположении о преимуществе мерсисайдского болота перед манкунианскими прелестями.

На мой взгляд, Манч, в противовес Ливеру, представляет собой в архитектурном плане нечто единое, цельное, радующее глаз, законченное, надолго запоминающееся. Ливер же — нечто разнокалиберное, пересеченное, разрозненное, лоскутообразное, низенькое. Этакий эстонский Пярну, иначе и не скажешь. Другое дело, конечно, когда смотришь на Ливер с набережной, где есть парочка помпезных высотных зданий. Но ведь это даун-таун (в прямом, естественно, смысле), и не более. И правильного представления о городе вид с парома не создает, а только путает туристов, увеличивая количество сдуру симпатизирующих.

Под стать моему представлению о Ливере был и текст радиоэкскурсовода, заунывно перечислявшего достоинства порта и направлений течений говнотечки по имени Мерси. Полагаю, так ее французы поганые нарекли, с которыми у ворья, кстати, давние и крепкие связи. Чего только они в Париже не понапиздили! Почитай, половину футбольно-хулиганской Англии одели. Особенно баб. Хоть Музей воровства здесь открывай! Но только не это самое страшное. Поражает другое — каким образом вся эта уныло-архитектурная хуйня получила право назвать себя Культурной столицей Европы! Пусть и в 2008 году, но кому, скажите, от этого легче? Белычу, что ли?

И еще одна деталь: говнотечка Мерси настолько широка, что позавидовала бы и Волга, но только вся фишка в том, что через нее не перекинуто ни одного моста!!! Настолько городские власти разворовали бюджет на благоустройство. Однако жителям этого славного городка все похер, так как если бы мосты все-таки возвели, то их бы тут же спиздили. Но это так, лирическое отступление, потому что есть еще кое-какие детали, требующие объективного подхода к вороватым бильярдным колбасникам.

Соглашусь, действительно стоит там самая большая англиканская церковь, но только с каких это пор величина стала признаком подлинной красоты? Да и размер ее следует учитывать с поправкой на закопченность, из-за которой церковь эта напоминает тюрьму и большой склад наворованного одновременно.

Тем не менее оставим на время нашу нескончаемую дискуссию и попробуем вернуться назад, в центр, так как наша морская прогулка подошла к концу и мы захотели пить-жрать, аки гастрономический беспредельщик Джимми.

И вот тут-то Джон, пока мы с Белычем безуспешно пытались найти заведение, где не только спаивают, но и кормят, непостижимым образом набрел на одну очень интересную парикмахерскую. Парикмахерская эта оказалась… футбольной. По словам взволнованного Джона, там делали прическу под какую-то из футбольных звезд, но, когда он ворвался в помещение с криком «Под Джона О’Ши!», пидорок-цирюльник сказал, что умеет только под… Битти.[51] ПАУЗА.

Впрочем, Джон печалился не очень долго, благо уже очень скоро ему пришлось проверить самого себя на прочность. Ведь именно его, а не меня, как обычно, попытались объебать в сувенирном отделе большого универмага. Как свидетельствовала вывеска, это было лучшее место в городе по части удовлетворения запросов, связанных с «Битлз».

И простодушный Джон повелся, нахватал всякой всячины, обрадовался, как ребенок, и тут же остался без сдачи. Однако Джон — далеко не я, и через мгновение в нем проснулось умение считать. По крайней мере до пятнадцати. Примерно на такую сумму в фунтах его попытался опустить вороватый менеджер. Но не тут-то было. Джон так на него рыкнул, что охуевше-оглохший торгаш наконец-то осознал, что и у воровства есть свои негативные стороны.

Желая как-то откупиться от наседавшего на него Джона, дрожащий как лист скаузер всучил нашему ирландцу каталоги своего вонючего воровского притона и был таков, скрывшись в подвале. Другие бы на нашем месте, особенно ливерье, тут же бы обчистили до нитки весь магазин, но мы удостоили его лишь прощальных плевков, точно попавших в цель и очень красиво повисших на футбольных экспонатах сего заведения.

Дальше, как вы догадываетесь, началось форменное шлялово без руля и ветрил, закончившееся оскудением денежных запасов и крайней усталостью. К тому же нас стало беспокоить положение дел с Джимми, который мог выкинуть что-нибудь невообразимое в наше отсутствие. С этими мыслями мы поспешили на автобусную станцию, зайдя по дороге как минимум в четыре спортивных магазина. Просто Джон страшно хотел напокупать там обуви, чтобы разнообразить свою коллекцию мелких мерсисайдских сувениров. Тем не менее мы все-таки доставили свои тела на нужный терминал.

На этом можно было бы и закончить, если бы не одно «но». В автобус вместе с нами села целая шайка блядей, устроивших пассажирам настоящий ад. Они орали, визжали, курили, бухали, матерились, бегали туда-сюда, бросали что-то друг другу через весь салон, устраивали слэмы и т. д. По всей вероятности, они были глубоко убеждены в том, что на больший беспредел никто из присутствующих не отважится. Их утихомиривали даже возмущенные паки, но размалеванные бляди лишь усиливали свой натиск. Эх, жаль, что с нами не поехал Джимми! Вот была бы потеха!

Однако самым смешным эпизодом стало прощальное единение Джона и… негра-водилы, который, покачивая головой в знак согласия с русским человеком, повторял как заклинание его слова: «Это не люди, это животные!»

Устроив по приезде в Манч небольшой хеппенинг в первом попавшемся пабе, мы отправились на нашу «турбазу», настраиваясь на худшее. Однако Джимми и след простыл, как испарился. Я тут же сигнализировал об этом на форум, чтобы подготовить соратников к сенсационным известиям, как вдруг на крыльце хостела объявился явно довольный собой Джимми, проведший все это время на дискотеке. Именно там он познакомился накануне с новозеландцами и, по всей вероятности, искал с ними новой встречи.

Впрочем, на выяснение причин его дискотечных пристрастий у нас не было времени, так как, побросав нахватанное непосильным трудом в Стране Вороватии, мы выкопали из горы хлама целый пузырь вискаря и наконец-то занялись делом, продолжив дискуссию на тему градостроительства.

За сим занятием и пришел к нам сон, совершенно необходимый для дня завтрашнего, обещавшего целую тьму приключений в связи с приближающимся матчем с «болтунами» и с этим, как его… Как пела «АББА», кепи нью хер. А, с Новым годом! Вот с чем.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

В принципе так и должно было произойти. Ведь прилетели мы 24 декабря, а не 19–20-го, как полагается. Если верить россказням местных, то именно в эти числа здесь вершится самое крутое веселье. Причем исключительно на улицах, куда празднующих Рождество бритишей неуклонно тянет из пабов куража ради.

Одна местная русская поведала нам о том, что ничего подобного в плане уличного панк-рока в жизни не видела, и ей, скорее всего, стоит верить. Достаточно взглянуть на то, что вытворяли наши любимые англичане в Корее с Японией и в Португалии. А теперь представьте, как они ведут себя дома, где не японцев требуется пугать, а друг перед другом выпендриваться. На что бритиши, как известно, едва ли не самые лучшие в мире мастера.

Но что это я на банальности сбился? Кто ж этого не знает? Так что давайте-ка лучше расскажу вам о том, что представляется мне нетривиальным. Например, о праздновании малопопулярного здесь Нового года, последовавшего сразу же по окончании футбольного матча, куда более интересного местной публике, нежели затянувшееся рождественское «продолжение банкета».

Чтобы не ходить вокруг да около, сразу же внесу ясность. Помимо нас, четверых, да Иэна сотоварищи Новый год, похоже, интересовал здесь разве что горстку пижонов, избравших для себя самые дорогущие рестораны. Впрочем, кое-какая публика наличествовала новогодней ночью и в пабах, однако по-настоящему справляли праздничек одни только мы. Да и то не все.

После сопутствовавших нашему возвращению из Колбасно-Бильярдного Бассейна (догадайтесь с трех раз, о каком городе речь) автобусных кошмаров, в которых были повинны, как ни странно, белые проститутки, и некоторой степени забуханности, преследовавшей утром по крайней мере двух RR, силы на встречу с «болтунами» все-таки оставались. Вот оно что футбол животворящий с людьми делает! Матч должен был состояться в три часа, и мы по утряни изнывали от безделья, не зная, как убить время. Кто-то бегал туда-сюда без всякой цели и смысла, кто-то зависал у компьютера, кто-то активно опохмелялся, а кое-кто и не думал покидать теплую кроватку, равно как и вынимать из рук игрушечного мишку (догадайтесь с одного раза, кто имеется в виду).

Короче говоря, набегавшийся до полного изнеможения Белыч неожиданно предложил нам пойти… позавтракать. Видимо, непрерывное чтение наконец-то разбудило его воображение. А ведь еще днем ранее он не мог не только есть, но даже чашку чая выпить. Поразившись подобному предложению, исходившему от самого начитанного из нас, мы решили поддержать литературные фантазии Белыча и отправились поглощать опостылевший «инглиш брэкфаст» в осточертевшую забегаловку.

По дороге, правда, забрели (в который уже раз) в ретрофутболшоп и хорошенько порылись там в завалах, убеждая себя в том, что это нечто заменяющее нам физзарядку. По окончании завтрака мы вновь зарулили в тот же магазин, где я наконец-то решился приобрести двухтомник по истории манчестерского футбольного вандализма, автором которого выступал главный манхул Тони О’Нил.

Наступил полдень, и мы решили выдвигаться. Если кому-то непонятна такая поспешность, то, вероятно, вы забыли о существовании «Траффорд паба», где нас ожидали друзья-приятели в лице непросыхающего Иэна и его беспробудных товарищей. Именно так и произошло, когда мы завалились туда после очередной поездки на паки-такси с последующей недоплатой этим кровососам одного фунта и пятнадцати пенсов.

Что, думаете, поиздержались из-за пьянства до такой степени? А вот и нет, не догадались! Так что хер вам, а не призовая игра. Все дело в том, что таксопаки чуть ли не каждый день изменяли плату за километраж в свою, естественно, сторону и нам за неделю скитаний все это уже изрядно надоело. Поэтому, пользуясь случаем, хочу дать вам один дельный совет.

Когда пак попытается начать вас доить, ссылаясь на Рождество, Новый год и разные прочие рамазаны (с их ростом цен на такси в геометрической прогрессии), доставайте из своих широких штанин лудягу и начинайте медленно считать и пересчитывать самые мелкие монеты. Через несколько секунд пак начнет злиться, ерзать и тяжело дышать, изображая крайнее нетерпение. Но вы не обращайте на это никакого внимания и по возможности уроните вниз пару пенсов, после чего очень медленно начинайте их разыскивать. Тут-то злобный пак и предложит вам освободить его сраную-грязную-тесную тачку. Что ж, освобождайте ее на здоровье, и экономия семи—десяти фунтов вам гарантирована. А ведь на эту сумму вы сможете очень даже неплохо поддать, а если на старые дрожжи, то и захмелеть, если не сказать большего.

Так вот, избавившись от проклятого кровососа (все равно нажившегося на нас), мы поспешили в «Траффорд паб» и, о ужас, обнаружили полную его забитость народом. Делать нечего, пришлось вдавливаться, протискиваться, пролезать в игольное ушко и все такое прочее. И надо же такому случиться, что Джон в этот момент вспомнил о Дэвиде Джонсе, которому надо было срочно купить подарок.

Побросав кружки, мы разделились. Джон с Белычем избрали для себя «Мегастор», как самые богатые, а я с Джимми — Сэр Мэтт Басби уэй со всеми его лотками, продажами с раскладушек и крошечными магазинчиками на перекрестке. Тут-то нас поджидало если не приключение, то нечто вроде удивительного открытия. Несмотря на обилие лоточных футболок с самыми различными изображениями Рууда, обожаемого Дэвидом Джонсом, все они, как нарочно, были ХХХ размера. В магазинах данная ситуация повторилась, и мы стали нервничать. С одной стороны, хотелось порадовать Джонса во что бы то ни стало, с другой — хотелось побыстрее вернуться к пиву и общению с нашими британскими приятелями.

Спустя некоторое время наступил момент, когда мне захотелось взвыть от отчаяния. К тому же из «Мегастора» вернулись с хитрованскими улыбками на лице Белыч и Джон, посоветовавшие нам с Джимми добиться намеченной цели любой ценой. Иначе полная неуважуха, а это, как вы понимаете… Сами же они преспокойно раздвинули толпу и пробрались к прилавку.

Нам же с Джимми не оставалось ничего иного, как наблюдать через окно Джона с Белычем, забирающих свое пиво и присаживающихся к Иэну, в очередной раз повесившему наш баннер под потолком и сообщавшему каждому встречному и поперечному, что это дело рук хороших ребят из Москвы. Переубеждать его мы устали настолько, что уже и не сопротивлялись, слушая эти идиотские географические сведения с вымученными улыбками. Однако я забежал вперед, так как мы с Джимми все еще фланировали по улице, в который уже раз заябывая продавцов.

Те никак не могли взять в толк, почему мы к одному Рууду-то прилипли, неужели нельзя взять что-нибудь со Скоулзом или Гиггзом? Или с Паком, что гораздо дешевле. Десять паковых футболок, к примеру, стоили всего лишь 10 фунтов. С Гиггзом же — одна за семь.

Однако самое смешное в этой грустной и нелепой ситуации заключалось в том, что и остальные майки были огромного размера. И вот тут-то меня осенило. Надо купить Джонсу в подарок… флаг с изображением Голландской Голевой Машины! Так я и сделал, не догадываясь, что ожидает этот флаг по окончании матча. Совершив знаменательную покупку, мы бросились в паб, сметая всех со своего пути, и через несколько мгновений принялись догонять Джона и Белыча, опустошая кружку за кружкой. Вскоре нужная кондиция была достигнута, и в духе одновременно кончивших любовников мы вывалились на улицу.

Далее последовало обожаемое мной шествие в запредельно перевозбужденной толпе и проникновение на стадион, где нам предстояло обосноваться уже в другом углу «Норт Стэнда», противоположном тому, в котором мы сидели на матче с «Вест Бромом». Повесив баннер, мы обнаружили, что находимся в окружении… финских болел «МЮ», которые вели себя как завсегдатаи, не закрывающие своих дурацких ртов, из которых сыпались, вы не поверите… семечки. Страшно подумать, но так не засирали свои трибуны даже ростовские болелы! Настоящие горы шелухи, поднимаемой вверх ветром и разлетающейся по всей нашей прославленно-легендарной арене!

Джон, ясное дело, не оставил это без внимания и тут же покрыл чухну семиэтажным матом, но не тут-то было. Финны начали лыбиться и в итоге полезли брататься-знакомиться. Тут-то Джон и насмешил RR до полной невозможности. Закипая от ненависти к белесым нелюдям, наш ирландец напряг свою память, вспоминая какие-либо чухонские слова, и гаркнул: «Терви, суки ебучие!» Не смущайтесь, сейчас я все объясню, если кто-то чего-то не понял. «Терве» по-чухонски означает «здрасьте», хотя я готов биться об заклад, что Джон был уверен в обратном. С его точки зрения, «терви» означало нечто категорическое типа «на хуй!».

Так или иначе, но в ответ на угрожающий словесный выпад Джона финны взревели от восторга и бросились обнимать своего нового знакомца, приговаривая нечто вроде «пурукуми ёкс рупла!».[52] И чуть было не предложили ему семечки, хотя вовремя одумались, так как лицо Джона приняло такое выражение, что даже меня передернуло. «Все, сейчас начнется», — в ужасе подумал я. Только не хватало, чтобы Джон начал учить чухну уму-разуму прямо здесь, на трибуне, устроив кучу-малу. Ведь финнов было человек десять, если не больше. И примерно столько же стюардов, расположившихся в метре от нас.

К счастью, никакого замеса не случилось, и Джон просто-напросто повернулся к финнам спиной, а я, предусмотрительно развернув флаг с Руудом, перекрыл им возможность для возобновления диалога. Чухонцы притихли, и больше их уже никто не слышал. Разве что Яаскелайнен, которого они, к нашему удивлению, периодически чмырили на своем самоедском наречии. По окончании игры Джон все-таки снизошел до чухонского саппорта, бросив им, как кость, одну из своих фирменных реплик: «До встречи в нашем Выборге, ублюдки!»

На поле в тот момент еще продолжалась разминка, однако взгляды большинства болельщиков «МЮ» были устремлены на гостевую трибуну. И ведь было отчего уставиться на виражные сектора на стыке Южного и Восточного Стэнд’ов! Если на матче с «Вест Бромом» гостевая трибуна была заполнена только наполовину, на этот раз мы стали свидетелями настоящего аншлага. «Болтуны» приехали в Манчестер если не за победой, то с явными воинственными намерениями, это уж точно. Забиты были не только все сектора, но и прилегающие к ним территории. Прямо как бельмо на глазу! Тошно было смотреть на обилие белых футболок с невообразимой по идиотизму эмблемой, но мы смотрели и смотрели, испепеляя их взглядами.

Ладно бы «болтуны» просто собрались в кучу и сидели тихо, как «бромы», зажав языки в жопах. Но они и не думали это делать. «Болтуны» бесновались по полной программе, не успокаиваясь ни на секунду. При этом поражало обилие глума, испускаемого ими на «МЮ» и его фанатов. Прямо ливера какие-то!

Когда же началась игра, беснование усилилось, и я стал ловить себя на мысли, что смотрю не на поле, а кошу куда-то в сторону. Ох как прав был Бримсон, ох как прав, называя «болтунов» не иначе как «животными», «дикотой» и «психопатами». Что только они про нас не пели, не орали, не скандировали! Особенно про внешние данные Уэйна, которого вся эта кодла хотела отыметь именно в лицо. Доставалось от них и цвету лица сэра Алекса. Не говоря уже о цветах кожи некоторых наших любимцев. Ну а когда кто-нибудь из игроков «МЮ» начинал спорить на предмет углового или аута, «болтуны» просто забрызгивали слюнями тех наших парней, кто оказывался в непосредственной близости от места их обитания.

Больше всего доставалось в перовом тайме Гэри,[53] но он стоически игнорировал всю эту свору. Такой ненависти к нам я еще не видел и, надеюсь, еще не скоро увижу. И пусть «зениты-победиты» сколько угодно рассказывают о миролюбии этих представителей так называемого Большого Манчестера, мое представление о них сформировано окончательно. И без подсказок Бримсона, заметьте.

Тут-то Кира[54] и нанес удар по их воротам, обернувшийся автоголом. Только не подумайте, что сейчас я начну описывать реакцию «болтунов» или даже красной части «Олд Траффорда», которая, превратившись в подобие цунами, была готова смыть к ебеням весь этот белесый мусор. Нет, я поведаю вам об ином.

Все мы знаем и еще чаще видим, как некоторые игроки «МЮ» празднуют голы, бросаясь к первым рядам «своих» трибун, чтобы оказаться в объятиях фанатов, занимающих места за рекламными щитами. У нас по этой части признанный лидер — Ваня, однако есть кое-кто из числа ему подражающих. На этот раз Ванины подвиги вздумал повторить Кира, нырнувший прямо к нам в руки. Поверьте на слово, я чуть было не прихватил его за космы и обязательно сделал бы это, если б не отвлекся на еще одного празднующего.

Следом за Кирой к нам подбежал Рио[55] и со свирепым выражением лица стал изрыгать в нашу сторону что-то не совсем понятное. Но кто ж его поймет, он же из Пэкхема![56] В общем, такой радости я не испытывал со времен концерта Рода Стюарта, которого видел с расстояния в пятьдесят метров. А тут какие-то сантиметры! Хоть за нос его хватай! Да не Стюарта, а Рио или Киру!

Вовремя заметив неодобрение Джона, который предпочел обниматься с Белычем, я слегка подкрутил с процессом ощупывания наших чернокожих кумиров и потихонечку вернулся на место. Однако недолго длилась моя эйфория, выражавшаяся в рассматривании ладоней, на которых, по моим представлениям, должны были остаться микрочастицы звездных чернушек. Ублюдки-«болтуны» умудрились забить нам гол в результате очередной неразберихи в штрафной и последовательного перескакивания мяча над головами трех (!) наших защитников. Облив их матом, мы в очередной раз были вынуждены отвлечься от созерцания игры.

О том, что происходило на гостевой, я предусмотрительно умолчу, чтобы мое описание не превратилось в рекламу доблестных «болтунов». Подаренный им Силей[57] гол распоясал белесых ублюдков минут на двадцать—двадцать пять до такой степени, что на стадионе некоторое время властвовали они одни. Честно говоря, вспоминать об этом крайне неприятно.

Вывод: такое коллективное бессилие фанатов «МЮ» не украшает сегодняшний «Олд Траффорд». И давайте в этом откровенно признаемся. Полный нокаут от одного гола! Неужели настолько выродился фирменный болельщицкий дух «ОТ», помогавший нам даже в самых невообразимых ситуациях?! Поверьте на слово, шестьдесят с лишним тысяч зрителей замолчали прямо как по команде и сидели с обиженными рожами, дожидаясь ответки. Спасибо Саа,[58] молодец, выручил. За минуту до перерыва. Еще более приятно, что сделал он это мастерски, играючи, не опуская мяча на землю. Но тут я опять ловлю на себе косой взгляд, пардон, косяк со стороны Джона, которому я клятвенно обещал не заниматься возвеличиванием евроафриканцев. Вот и не буду, хотя иногда очень хочется.

Наступил перерыв, и мы отправились в подтрибунное, чтобы вволюшку поглумиться над девизом «„Олд Траффорд“ — полностью не курящий стадион!». Ситуация примерно такая: курит целая куча народа, к которой бросается то один стюард, то другой. Внимательно выслушав стража порядка, толпа окатывает его жесткими шутками и хоровым ржанием, после чего довольный и веселый стюард сваливает куда подальше от больших и малых неприятностей. А мы-то с Джоном, дураки такие, поначалу стремались, прятали в рукав, хабарили и давили только что прикуренные сигареты. Ну да ничего, вскоре освоились. И даже стали посылать на хуй надоедливых стюардов, которые точно так же улыбались нам в ответ, как и всем остальным.

То, что произошло во втором тайме, хорошо известно. Тем не менее очень многие готовы осудить меня за отсутствие указаний на голы прыщавого насильника черных девственниц. Поэтому, чтобы соблюсти объективность, скажу так: первый гол, записанный на его счет, — это потеха какая-то. Использовав четыре-пять касаний, с помощью которых он пытался укротить мяч, поданный Гиггзом, рунульда все-таки умудрился забить гол в пустые ворота, вызвав при этом взрыв гомерического хохота у всего стадиона. Что же касается его второго гола, то тут все было проделано мастерски.

Точнее, по-рунульдовски. С вилянием жопой, сучением ножками, дергающейся спиной и трясущейся на жирафовой шее репой, усеянной глистоподобными завитками, с кучей бессмысленных финтов и бесцельных обводок самого себя, с тотальным заебыванием товарищей по команде и противников, в оцепенении наблюдающих всю эту пляску святого Витта. Одна только радость: случилось это на последней минуте игры, когда «ОТ» опустел практически полностью и по крайней мере шестьдесят с лишним тысяч человек этого «шедевра» клоунского искусства не видели. Однако я все-таки тихонько похлопал рунульде, ловя на себе экстатический взгляд Джимми, в душе которого происходило нечто неописуемое. Во всяком случае я бы не решился описать, что именно там происходило. Проще было бы нарисовать, но не уверен, что у меня получится. Тут надо быть художником, специализирующимся на библейских сюжетах. Хотя обычно с таким выражением лица, как у Джимми, в определенных учреждениях произносят ключевую фразу: «Эне-бене-раба, квинтер-сфинктер-жаба». После чего за дело берутся врачи-убийцы в белых халатах с закатанными рукавами. Но это так, к слову, привиделось.

По завершении матча мы снова отправились брать автографы, так как Джон приобрел очередную (пятую по счету) клубную майку с номером 22[59] и соответствующей фамилией на спине, а Белычу вновь приспичило зайти в «Мегастор», расположенный в двух шагах от «места изъятия автографов». При этом он сослался на Вокса, к футболке которого следовало пришить длинные рукава вместо оторванных Белычем коротких. По моим подсчетам, это была тридцать пятая операция по выполнению заказа Вокса, и, пользуясь случаем, я должен посоветовать ему очень бережно относиться к привезенному Белычем изделию, реальная стоимость которого явно превосходит его номинальную цену.

О Джимми же я и не говорю, так как он, подобно сомнамбуле Чезаре из фильма «Кабинет доктора Калигари», не разбирая пути, толкая и сбивая с ног людей, брел к служебному выходу с «ОТ» с вытянутыми вперед руками и остекленевшим взглядом. Глядя на него, я вспоминал Брейгеля и очень сожалел, что он не мог использовать в своем творчестве такого натурщика, как Джимми.

В итоге Джимми не только встретил своего не в меру ебливого любимца, но и получил от него автограф, исполненный им с помощью красного маркера. И я бы, наверное, страшно удивился, если бы он поступил иначе. Ведь надо отметить, что расписывался он красным маркером на красной футболке. Или все-таки это была кровь изнасилованных им черных французских девственниц? По-моему, второе ближе к истине.

Ну а наш Джон тем временем расшвыривал в разные стороны детей разных народов вместе с их родителями, протискиваясь к турникету. Следует сделать акцент на том, что вышедший на люди Джон О’Ши сразу же заприметил нашего Джона и с широченной улыбкой на лице поспешил прямо к нему, как к старому знакомому еще со времен «Вест Брома». Так что зря наш Джон развешивал на перилах все свои бесчисленные майки с номером 22. О’Ши его и без них ждал. Но это еще далеко не все, что произошло тогда у служебного выхода.

Бедняга О’Ши не догадывался, что ему придется расписываться не только на исподнем нашего Джона, подставлявшего под маркер игрока все части своего тела и все детали одежды, но и фотографироваться с ним до полного одурения. Дошло до того, что наш Джон стал просить своего тезку принимать разные выражения лица, пересниматься, если что-то не получалось, а затем отвечать на многочисленные вопросы, посвященные тактическому построению линий защиты и полузащиты. Однако Джон О’Ши — настоящая звезда, что лишний раз подтверждает его умение не только выполнить все установки нашего Джона, но и спокойно дожидаться новых просьб со стороны своего русского друга.

И вот тут-то в дело и вступил я, так как на горизонте показался Рууд, предпочитающий давать автографы в одном и том же углу по периметру ограждения. В этот момент я стоял позади огромной толпы и не имел ни малейшего шанса протиснуться ближе, поскольку дорогу преграждали далеко не дети, а здоровенные лбы, алчущие урвать частичку Голландского Дестройера.[60]

Что же делать? Как порадовать Джонса? К счастью, все гениальное просто, и, развернув флаг с лошадиным лицом нашего голландца, я стал размахивать им, аки саблей. Через мгновение Рууд увидел самого себя, витающего в воздухе. По всей вероятности, данное зрелище его сильно растрогало, и он потребовал пропустить меня к нему поближе. «Эй, пропустите того большого человека с флагом» (именно так он выразился) — и, словно по мановению волшебной палочки, в огромной толпе образовался коридор. Дальнейшее — одно сплошное умиление, способное соперничать с единением сердец двух Джонов. Осторожно развернув флаг и разложив его на турникете, Рууд долго и аккуратно выводил свою нескончаемую фамилию, а я представлял себе расплывающееся от радости лицо Джонса.

Невероятно довольные собой и проделанной работой, мы устремились в «Траффорд паб» добухивать, забыв, что на дворе 31 декабря и все питейные заведения вокруг стадиона закрылись. Но тут последовал спасительный звонок от Иэна, предложившего совместную встречу Нового года в каком-нибудь престижном месте. Вот и ладушки, сказали мы, усевшись в паки-такси, не спрашивая о тарифе. Хуй с ним, тарифом, все равно недоплатим! Точно так и произошло, когда мы подрулили к нашему хостелу, чтобы немного почистить перья, допить последнюю бутылку водки, оценить очередные нововведения в футболке Вокса и рассмотреть автографы. И в этот момент случилось чудо сродни новогоднему.

Приятный процесс раскладывания и созерцания футбольных фетишей увенчался появлением еще одного экспоната. Как вы думаете, что он собой представлял? А вот и не угадали! Нет, не упомянутую выше последнюю бутылку водки, а нечто гораздо более интересное! Этим взволновавшим меня до крайности предметом стала футболка со славословиями в адрес Рууда. Как вы догадываетесь, Джонсова размера. Выяснилось, что Джон с Белычем, не прилагая каких-либо усилий, наткнулись на нее в «Мегасторе». Но ведь я был там вместе с ними (и не раз) и ничего похожего не видел! Равно как и вообще хлопчатобумажных футболок. Везет же людям! Взяли, что нужно, не отходя от кассы, а мы-то с Джимми убивались, стирая подошвы по Сэр Мэтт Басби уэй!

Далее последовала весьма продолжительная дискуссия на тему того, что круче — приобретенная без труда футболка или выстраданный флаг с подписью самого Рууда. И не надо быть провидцем, чтобы угадать имя победителей в этом споре.

Разумеется, верх одержали горласто-языкастые Джон и Белыч, убежденные в том, что Джонсу была нужна футболка, а не какой-то там флаг с росписью, подлинность которой еще придется доказывать. В ответ на резонное возражение, связанное с тем, что Джон с Белычем прекрасно видели мой подход к «звездному клиенту» и извлечение из него автографа, послышалось нечто типа: «Ну да, мы-то, конечно, видели. Но что ты сделаешь со злыми языками? Мы же не всегда будем рядом в качестве доказательной базы…» Вот и попробуй поспорь с ними после таких-то слов! Ладно, пускай конвейерная футболка займет более высокую ступень, нежели боевой стяг с росчерком знаменитости, главное не в этом. А в том, что Джонс выигрывал при любом раскладе.

Через некоторое время разглядывание футбольных драгоценностей сменилось обеспокоенностью. Ведь от Иэна сотоварищи не было никаких известий. Белыч с Джоном стали наперебой звонить ему и наконец дозвонились, услышав веселый голос Иэна, сообщавший, что он где-то на подходе к центру города. Мы слегка успокоились, но спустя час полезли на стену снова. Сколько ж нам торчать в хостеле с учетом стремительно надвигавшейся полуночи?

Что ж, делать нечего, пришлось отправиться в гостиницу, указанную нам Иэном как место стрелки. Называлась она «Ренессанс-отель», и мы нашли ее достаточно быстро, точно так же быстро ее покинув.

Несмотря на то что в баре, совмещенном с рестораном, было совсем немного расфуфыренных посетителей, цена за полтинник виски была такой, что нам тут же захотелось подышать свежим воздухом. Выйдя на улицу, мы столкнулись со стойким нежеланием Белыча справлять здесь Новый год, но и уйти не могли, чтобы не обидеть опаздывающих британских знакомых. А те, кстати, судя по телефонным уверениям, потихоньку, медленно, но верно приближались.

Когда же это самое «потихоньку» достигло 23.45, не выдержали нервы у Джона, вернувшегося обратно в отель. Я последовал за ним, а Белыч почему-то предпочел продолжать играть на улице в «стойкого оловянного солдатика». Видимо, 10 фунтов за полтинник произвели на него неизгладимое впечатление.

С приближением стрелок к критической отметке 23.50 мы с Джоном стали действовать. Были заказаны две сотки вискаря, однако тварь за прилавком, нисколько не интересуясь нашим мнением, разбавила божественную влагу каким-то зловонным лимонадом. Смесь эту в итоге было не проглотить с первого захода, и мы принялись тренироваться.

В 23.55 Джон стал развлекать публику громкими зарядами и призывами «заткнуть вонючие пасти, когда к народу обращается президент Путин». Повернувшись к телевизору спиной, Джон не заметил, что Путина на экране давным-давно сменил Ющенко, и слушавшие его поучения бритиши слегка растерялись. Обратив внимание на смущение, охватившее собравшихся, Джон резко повернулся, но в процессе разворота забыл про телевизор, так как увидел настенные часы и свой стакан на стойке. «Новый год!» — заорал благим матом Джон и одним махом влил в себя вонючее пойло, предварительно чокнувшись со мной, прикончившим свою дозу тем же способом. Когда отбили куранты, Джон немного попугал светскую публику непонятными изречениями типа «ишь, блядь» и т. п., а затем слегка взгрустнул, отдавшись сладким воспоминаниям о традиционных русских новогодних ужираловках. А тут такая скукотища… Может, и прав был Белыч, резко покинувший данное ренессанс-заведение?

Почувствовав, что разбавленный вискарь либо не действует, либо попал не в то горло, мы решили пойти поискать Белыча и вскоре обнаружили нашего соратника подпирающим уличный фонарь.

Разыскав Белыча, мы тут же вспомнили о невесть куда подевавшемся Джимми. Нет, он не был предоставлен самому себе, не подумайте чего плохого, просто мы упустили его из виду. Все дело в том, что Джимми обладает удивительной манерой никогда не идти рядом, а следовать исключительно на 50–70-метровом отдалении, периодически сходя с тротуара на проезжую часть. Но если в пустынном Манчестере это никого особенно не пугало, то в запруженном машинами Лондоне Джимми стал доводить нас до белого каления, постоянно теряясь и периодически прыгая под колеса.

Ясность внес Белыч, поведавший о том, что Джимми — ярый приверженец дискотек со всеми вытекающими из них ночными приключениями. Правда, одно такое мы уже видели и потому не на шутку встревожились. Не учудит ли что-нибудь наш тихоня-беспредельщик под занавес? Впрочем, гадания на кофейной гуще о судьбе Джимми были внезапно прерваны визгом тормозов подъехавшей тачки, из которой высыпала вся честная компания во главе с Иэном.

После недолгих уговоров не соваться в «Ренессанс-отель» было принято следующее решение: все-таки сунуться, но ненадолго. С трудом затащив внутрь Белыча, мы с Джоном принялись за старое. Правда, на этот раз настолько жестко предупредили тварь за стойкой, запрограммированную разбодяживать все на свете, что ей, наверное, до сих пор икается. Здесь-то и произошла очень смешная сцена.

Прологом ее стали заряды, озвученные Джоном при нашем первом появлении в этом баре. Пижоны тогда разлетались кто куда, как стайка напуганных бульдогом голубей, и сейчас они в ужасе смотрели в сторону Джона в ожидании исполнения им новых «песен». Как вдруг, к моему полному изумлению, к Джону сзади подкрался один из пижонов, внезапно затянувший «Май Оле Солша…».[61] Да так, что на весь кабак.

Джон, ясное дело, ответил, и в баре наконец-то установилась подлинно новогодняя атмосфера. Наши футбольные приятели изрядно повеселились, наслаждаясь хоровым пением, а Иэн и вовсе, как с цепи сорвавшись, затянул все песни подряд. Что он, признаться, любит едва ли не больше процесса поглощения пива.

Однако по прошествии некоторого времени стало ясно, что задерживаться здесь не имеет смысла, так как чинную благопристойность престижного ресторана нам побороть все-таки не удалось. Состроив на прощанье страшные рожи барменше, мы покинули «Ренессанс-отель». Но, как показали дальнейшие события, не навсегда.

Далее последовал классический паб-роллинг по всем открытым заведениям подряд с употреблением такого количества слабоалкогольных напитков (пива и эля), что я захмелел, чего от пива со мной почти никогда не случалось. Некоторые из посещенных заведений я помню довольно смутно, так как остаток интеллектуальных способностей был израсходован на непрекращающиеся беседы, ведомые на английском. Помню только, как мы снова приперлись в запредельно-дорогой «Ренессанс-отель», где, махнув с горя на ход ноги, попрощались с нашими английскими собутыльниками и отправились спать. Добирался я до хостела на автопилоте, врать не буду.

Здесь следует сказать несколько слов в качестве пояснения, чтобы все поняли меня правильно. В противном случае многие будут сбиты с толку и даже ошарашены. Все дело в том, что наш сэр Бобби — принципиальный сторонник грязных повествований. По его глубокому убеждению, в рассказе о чем бы то ни было должны доминировать сексуальные сцены с преобладанием насилия и извращений. Было бы неплохо бросить пару фраз об убийствах, не забыв при этом о теме наркотиков. И переубеждать сэра Бобби бессмысленно. Потому он и выступил первым критиком моего отчета о нашем путешествии. Постепенно сэр Бобби стал внушать всем и каждому, что поездка худших представителей RR в Англию полностью провалилась и мы абсолютно НИЧЕГО из нее не вынесли. Не говоря уже о самом сэре Бобби, даром потратившем время на ожидание более-менее связных историй. То есть нет секса с наркотиками — нет и футбола!

Что же мне было делать в таком случае? Неужто выдумывать? Нет, на такое я бы никогда не пошел даже из любви к сэру Бобби. И так уже навыдумывался в свое время по приказу редактора «Интима» Никит-аха. Ладно, изложу чистую правду, которую я не собирался от вас скрывать. Я просто-напросто хотел ее опустить, опасаясь ножниц цензуры.

Итак, небольшое лирическое отступление специально для Дениса (сэра Бобби) и по его же заказу.

По дороге домой мы то и дело замечали открыто совокуплявшиеся парочки, а в нескольких случаях даже наблюдали групповуху с участием людей различных цветов кожи. И не сказать, что это были залетные беспредельщики из вечно распутной Швеции или Голландии. По-моему, это были местные жители. И доказательства сему следующие.

Проходя по небольшому скверу близ Пикадилли, мы заприметили целое скопище содомитов, организовавших невообразимо грязную оргию в двух шагах от полицейского участка. Самое удивительное, что тощие черные пидарасы большей частью трахали белых качков, а не наоборот, хотя кому от этого легче? Как выяснилось позднее, в Новый год здесь вообще никто никого не арестовывает.

В итоге алкаши в новогоднюю ночь заблевывают весь центр города, а наркоманы убивают друг друга пачками, стремясь завладеть чужой дозой. Поверьте на слово, нам приходилось не раз и не два перешагивать через трупы. Проститутки же, по неписаным, но строго соблюдаемым правилам, дают в новогоднюю ночь всем желающим бесплатно. Что, собственно говоря, происходило буквально на каждом углу.

И если бы мы не были в жопу пьяными и засыпающими на ходу, то… но это так, к слову. Более того, предавались разврату и сами полисы, по традиции пользовавшие задержанных воровок и других преступниц школьного возраста. Причем делали они это, во избежание неприятностей, исключительно на улице, не снимая со своих подопечных наручников и активно используя дубинки. Чаще всего в качестве дилдо. Отличие только в том, что содомиты резвились открыто, шокируя прохожих (этакий нео-панк-рок), а полисы прятались в самых темных углах, уверенные в том, что их никто не видит. Но мы-то их прекрасно видели, когда шли не разбирая дороги.

По ходу движения мы стали свидетелями и нескольких инцестов, так как крики-стоны, несущиеся со всех сторон, соответствующим образом повлияли на законопослушную часть манчестерского общества. Позабыв задернуть занавески на окнах, достопочтенные отцы семейств вершили такие дела, что мы просто остолбенели. Нет, у нас такое еще не скоро появится.

Хостел, где мы жили, также ходил ходуном, особенно соседняя с нами комната, где четверка шведок, раскрыв настежь дверь, демонстрировала всем и каждому, кто был и остается законодателем лесбийской моды в Европе.

Ну что, Денис, дальше рассказывать?

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ

В кои-то веки раз начну свой новый рассказ с категорического утверждения. Тот факт, что четыре RR посетили Каррингтон,[63] — заслуга только одного из них. И, что скрывать, моя это заслуга, моя. И немаленькая.

Поверьте, я твердил о необходимости посещения этого святого места больше и чаще Ленина, призывавшего к революции. Однако встречал лишь снисходительные ухмылки (в лучшем случае) либо, что гораздо хуже, немедленное согласие со стороны Джимми, который предлагал посетить Каррингтон вместо никому не нужной поездки в Ливерпуль и даже заявил о том, что знает точную дату и время присутствия там прыщавого недоебаря.

Чтобы окончательно сбить меня с толку, Джимми придумал на ходу дезу о том, что Каррингтон в этот день собирается почтить своим присутствием Лучезарный, которого попросили прочитать там лекцию для детей, обучающихся в Академии футбола, и что толпы фанатов с раннего утра направляются на загородную базу «МЮ» посмотреть на восход Солнца.

Честно признаюсь, я даже поверил этому. Секунд эдак на десять, настолько убедительно Джимми врал. Выдавливая из себя слезы и прижимая к сердцу игрушечного мишку в качестве доказательства своей искренности, Джимми при слове «Каррингтон» то и дело впадал в транс, как всегда не к месту и не ко времени. Так что уже очень скоро мы перестали обращать внимание на его стенания (смотрите-ка, даже в рифму получилось!).

Самым же странным во всей этой истории с поездкой в Каррингтон стало то, что Джимми все-таки поехал с нами. Но лучше бы он этого не делал, так как всю дорогу пытался вывести меня из состояния эйфории и душевного равновесия. Однако вернемся к делам утренним.

Пробуждение RR, сука блядь, было страшным. По-другому и не скажешь. Впервые за все время поездки, кроме меня, спали все, даже Джон. Впрочем, сном это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Любой медик квалифицировал бы это состояние как групповое алкогольное отравление, повлекшее кому. Ни на кого (кроме меня, естественно) уже не действовали бесконечные трели, издаваемые пятью Джоновыми и двумя Белычевыми телефонами. А также истошные крики наших соседок-шведок (опять в рифму!).

Желая отомстить Джону, кошмарившему их в течение двух вечеров и ночей, они почему-то избрали групповой лесбийский секс, который, конечно, неплох сам по себе, но совершенно бесполезен как вербальное средство возбуждения половой активности. Во всяком случае — нашей (впрочем, тот араб в пидорских трусах наверняка натворил бы дел).

Мне страшно подумать, на что мог решиться Джон, если бы они стали так орать в какое-нибудь другое утро. Хотя Джон в это время обычно находился либо со мной на первом этаже (Интернет), либо на втором (кухня) и вряд ли бы что-нибудь услышал. Что же касается миротворцев Белыча и Джимми, то мне очень трудно представить их в качестве людей, пошедших на жесткие меры. Виной тому угроза, озвученная шведками после первой словесной атаки, проведенной против них Джоном. Мол, они первыми успели обратиться к администрации хостела и по всем правилам оформили жалобу, а это означает, что неприятности будут только у нас. Даже в том случае, если они ворвутся к нам в номер и изнасилуют всех, включая игрушечного мишку Джимми.

Где-то в 12.00 по Москве, к моменту, когда я успел выкурить две пачки сигарет, заворочался Джон, с четвертой попытки разлепивший свои веки. Уставившись на меня взглядом ничего не понимающего человека, Джон поинтересовался, какого хера я не сплю в такую рань и почему смотрю на него с видом ни во что не врубающегося дауна.

В ответ я рассказал ему о том, что у нас есть только один сегодняшний день на посещение Каррингтона. В противном случае один из главных пунктов плана, намеченного в Петербурге, будет не выполнен, а я этого терпеть не могу, просто ненавижу. Все должно идти по плану. Абсолютно все. Иначе — хаос, испорченные отношения, обиды и ножи в спину. На хуй тогда было вообще ехать в Англию? Точнее, зачем было планировать что-то заранее? Пустили бы все сразу на самотек и разошлись на все четыре стороны.

Джон, признаться, мою позицию не принял, так как был уверен в том, что приближающийся с каждой минутой выезд в Лондон принесет нам такую кучу приключений, что на пару лет хватит. Если только не на пять лет тюрьмы. Поэтому, видите ли, он нуждается в более продолжительном сне, чем обычно, чтобы запастись нужным количеством сил перед посещением столицы королевства. «Ну и сколько же тебе требуется, чтобы выспаться?» — поинтересовался я. «Пару часов, не больше», — последовал ответ Джона, уже спавшего в этот момент глубоким сном.

Так я вновь остался наедине со своими тревожными мыслями. Неужто придется ехать в Каррингтон одному? А как же врожденный топокретинизм, выработавший у меня манеру перемещаться в пространстве исключительно с кем-то? С тем, кого я почему-то считаю нетопокретином (хотя очень часто ошибаюсь на этот счет).

Но в любом случае два топокретина — это лучше, чем один, особенно когда этим одним являюсь я сам. Да и сколько же нужно выложить бабла скотине-таксопаку, если я не знаю, где находится Каррингтон, и таксопак как пить дать этим воспользуется. Я стал нервничать, злиться и расхаживать по комнате, производя как можно больше шума. Однако ни на кого это не подействовало, даже на заигравшихся шведок, продолжавших фиктивно охать и ахать назло спящему Джону.

«Это ж какими дурами надо быть, чтобы заниматься подобным в течение трех часов», — пришло мне в голову под влиянием вынужденного безделья. Ответа на этот вопрос, конечно, я не нашел, разве что в очередной раз пришел к выводу, что во всех бабах мира есть нечто общее. Им бы только выть-завывать по поводу и без повода. И фиктивно трахаться.

Ну да ладно, баб не исправишь, а время-то идет и идет, будь оно неладно. Этак я в Каррингтон точно не попаду, и все опять сведется к хождению по пабам.

В 13.00 по Москве вновь заворочался Джон, и у меня возникло некое подобие надежды. Минут через двадцать надежда переросла в нечто большее, так как Джон, не размыкая век, начал задавать мне вопросы. Темой обсуждения стало наше ближайшее будущее в плане поездки, находящейся под большой угрозой. «Почему же?» — с удивлением в голосе спросил Джон, как всегда уверенный в том, что если он согласен ехать куда-нибудь, то и все остальные разделяют его точку зрения. Поэтому я попытался его урезонить, сославшись на то, что Джон не имеет никакого представления о степени интоксикации Белыча и Джимми, а она может привести к их неспособности перемещаться в пространстве вплоть до вечера. Особенно Джимми, который вообще неизвестно где шлялся в новогоднюю ночь.

Недолго думая Джон резко пнул верхнюю шконку, где покоилось тело Белыча. Использовав фактор внезапности, он вывел на несколько секунд своего соратника из коматоза, однако вместо «спасибо» в ответ послышалась нечленораздельная брань, перемежаемая путаными заявлениями о свободе и правах человека. После чего со стороны Белыча последовали поистине обезьяньи раскачивания в люльке с целью принять наилучшую позу для возвращения в сон.

Тогда Джон, не удовлетворенный достигнутым результатом, выполз из постели и подкрался к Джимми. Действуя довольно жестко, он первым делом вырвал из рук Джимми медвежонка и резко ударил мохнатой игрушкой по животу спящего. И что вы думаете, Джимми проснулся? Как же, как же, щас! На мой взгляд, на месте Джимми после такого «фокуса» проснулся бы даже труп, но не тут-то было. Джимми пролепетал что-то типа «Погнали! Бей поганых! Ах вот вы как! Ну держись, бирмингемские ублюдки…», а потом, шлепая губами, шепотом исполнил хорошо известную песенку «Рууд ван Нистелрой, ша-ла-ла-ла-ла», подведя меня к выводу, что если Каррингтон и откроется сегодня во всем своем великолепии, то только мне и Джону. Джимми же явно закончит путешествие в местном дурдоме, а Белыч и вовсе не вернется домой, плотно занявшись правами русских в Англии.

В 14.30 по Москве с помощью всевозможных ухищрений Джона, усердно пинавшего своих спящих друзей, чесавшего им пятки, раздававшего подзатыльники, щипавшего за животы и уши, засовывавшего им в постели коробки и пустые бутылки, а также горланившего песни и громко разговаривавшего по пяти телефонам, Белыча с Джимми все-таки удалось сделать участниками дискуссии «Едем или не едем?». Продолжалась она ровно тридцать минут, так как в 15.00 по Москве в Манчестере произошло еще одно новогоднее чудо.

Ровно в 15.00 по Москве и в 12.00 по местному в нашу тихую келью со страшным грохотом распахнутой настежь двери вломился целый отряд китайцев. Вот ведь суки, даже не постучали! Их предводитель что-то истошно кричал на своем языке, а стоявшие позади него кривоногие лилипуты-девицы гортанно поддакивали. Понять ничего было нельзя, но по страшной роже вожака этой стаи можно было догадаться, что нам кидают какие-то предъявы. Медленно, но верно я стал догадываться, что нас просят на выход. Точнее, приказывают очистить помещение. И немедля. А теперь я позволю себе сделать небольшой откат назад.

Несмотря на обилие выпитого, мой разум неоднократно подсказывал своему обладателю, что в последний день нашего пребывания в Манче обязательно произойдет какая-нибудь непонятка со сроками проживания в хостеле. Дело даже не в том, что в 12.00 выселяют в любой гостинице! Дело — в нашей турфирме, наебавшей своих четверых клиентов по всем параграфам предоставляемых ею услуг. Игнорируя мои многочисленные предупреждения, все остальные RR отмахивались от меня, как от надоедливой мухи. Особенно Белыч, сто раз прочитавший на досуге все наши бумаги. Подтверждением этой его уверенности (на пустом, естественно, месте) стало его спящее тело, не реагировавшее на бушевавших в дверях китаез.

Глядя на Белыча, точно так же повели себя и Джон с Джимми, натянувшие на голову одеяла и тихо матерившие непрошеных гостей. На самом деле им было страшно, в этом я уверен на все сто. Не потому, правда, что крайне неприятно бомжевать целый день на улице (в этом плане мы уже нажили большой опыт), а потому, что им придется паковать все свои огромные баулы в состоянии тяжелейшего похмелья. Больше всех испугался, конечно же, Джон, вынашивавший в тот момент идею группового убийства желтых пидарасов, которое позволит ему доспать необходимые пару часов. Или серийного убийства. Ему виднее. А потом можно и паковаться, хотя слово это — «паковаться» — явно не Джоново.

В конце концов, наоравшись до одури, китайский главарь отступил с занятых позиций и уволок свою свору. Тут-то к нам и пожаловали белые представители местной администрации.

Теперь уже всем стало ясно, о чем идет речь, и моим подельникам волей-неволей пришлось покинуть свои насиженные шконки. Глядя на соратников, я смеялся, как никогда прежде. Особенно над Джоном, пытавшимся уложить все нахватанное непосильным трудом в две сумки. В итоге получились два огромных надутых шара и где-то семь-восемь мегапакетов. Остальное Джон рассовал по сумкам Белыча и Джимми. Я бы тоже что-нибудь приютил из его поклажи, но полностью упаковался (ебаное все-таки слово) днем ранее и порвал бы молнию на сумке, если б расстегнул. Так что отдуваться пришлось другим.

Вот и ладушки. А не хуй было столько спать и не слушаться старших! Можно подумать, что они лучше меня, туриста вечного, знают гостиничные правила. Тогда пусть скажут, когда последний раз селились в гостинице. Хотя Белыч вроде бы мотается по командировкам, а Джон по сто раз рассказывал о своем пребывании в каких-то там «новотелях» с «уолдорфасториями». Но это так, к слову, ведь ничегошеньки они не знали в тот момент о правиле «12.00 — и на хуй отсюда по-хорошему!».

В общем, покинули мы наш номер и сам хостел, оставив свои сумки на хранение у ресепшн-пипл. Иначе зачем было корешиться с ними все это время? Особенно с польским Николой, великим специалистом по местной проституции.

Выйдя на улицу, все вспомнили о тяжелейшей стадии интоксикации, что привело нас как по команде в первый же паб по ходу движения. Паб, кстати, оказался очень неплохим, о чем в первую очередь свидетельствовало то обстоятельство, что он был открыт и не настолько уж забит народом, чтобы похмеляться стоя. Тут-то нас ожидали еще два приключения.

Все началось с того, что к нам стали лезть знакомиться три интересных с виду чела. Один из них был в майке сборной, другой — в черном полупальто от «Каменного острова», третий — просто с футбольной рожей, которую ни с какой другой не перепутаешь.

Третий молчал, второй головой качал, а первый непрестанно пиздел на каком-то непонятном наречии. Вроде бы английский, но понять этого козла было более чем непросто. Представьте себе, что с вами говорит булькающе-квакающая голова, и догадайтесь с трех раз, с кем мы вступили в беседу.

Так как все эти три чела нам улыбались, мы тоже лыбились в ответ, ловя момент, чтобы отвернуться от собеседников в любую подходящую сторону. В некоторой мере нас спасало пиво, но тарабарщики упорно продолжали нам что-то впаривать.

Наконец один из них, тот, что в «стоун айленде», более-менее членораздельно объяснил нам, что они из… Лидса.

ПАУЗА. ПРИЧЕМ ЗАТЯНУВШАЯСЯ.

«Ну и идите на хуй», — разрядил нависшую над нашим столом тишину Джон, в очередной раз позабыв, что посылать на хуй некоторых бритишей следует по-английски.

Посланные на хуй незнакомцы в ответ заулыбались еще больше и, глядя на «каменный» свитер Джона, стали выведывать, кто мы и откуда. Когда же до них дошло, что за «МЮ» болеют от Манчестера до Северного Полярного круга, они стали закидывать, как удочки, свои гнусные идейки о том, что чуть ли не половина «МЮ» — лидсовская. Плюс Эрик,[64] что довольно спорно, хотя и правда. Выслушав мой перевод, Джон для порядка послал наших собеседников на хуй еще раз, а затем состроил такую гримасу, что йоркширские гопники были вынуждены насторожиться. Тот, что в майке сборной, и вовсе предложил пойти подраться на улицу, но сделал это так, чтобы никто никуда не пошел. Просто выебывался перед своими, набирая очки в чисто лидсовском духе. Мол, все тут провинциалы задроченные, включая манков, но только мы гораздо круче. Вон, даже «Каменный остров» у ливеров спиздили.

Если лидсовской шпане показалось, что они одержали словесную победу, пригласив нас выйти, то они глубоко ошибались. Все они были с ног до головы густо покрыты русским матом. Так что ничья 0:0, если соблюсти точность. К тому же в этот момент нам принесли жратву, и о присутствии колхоза в одном «айленде» на троих было забыто начисто. Затем последовали дополнительные кружки пива, и мы стали ощущать, что готовы к загородной прогулке.

Однако нас вновь ожидал сюрприз. Вы не поверите, но нежданно-негаданно в пабе завыла сирена, и все мы прилично перессали от неожиданности. «Что это, что? — возопил Белыч. — Бомба террористская, что ли?» — «Съябываем на хер, пока целы!» — вторил ему Джимми, принявший стойку бегуна, ожидающего команды «Марш!». Причем я уверен, что ему привиделся игрушечный мишка, с которым его мог разлучить только взрыв бомбы. Джон, в свою очередь, спешно доедал недешевенькую, кстати, жратву. Я же просто ничего не понимал с испугу.

Так как сирена не умолкала, стало даже интересно, кто тут кого в конце концов замочит. При этом самым примечательным в происходящем стала неподвижно сидящая на своих местах публика. Сирена же нарастала. Что ж здесь такое творится, джентльмены? Объяснил бы кто гостям из Ленинграда.

Однако прояснять нам ситуацию никто не собирался, да и мы уже привыкли к сирене настолько, что, позабыв о каком-либо страхе, дозаказали себе еще пива. И только потом, через большой отрезок времени, из динамиков зазвучала речь бармена. Как оказалось, кто-то приперся в этот паб со своим бухлом и, забившись в угол, начал опохмеляться, позабыв о камерах скрытого наблюдения. Последние, кстати, подарили мне еще одно впечатление о стране пребывания, которым я до сих пор делюсь со всеми и каждым.

Дело в том, что в очередном пабе (не помню уж, в каком по счету) меня заставили снять бейсболку. Причем не какую-нибудь, а фирмы «Акваскутум», которую я был вынужден держать на колене, опасаясь уронить, смять или, не дай бог, испачкать. Ибо стоит она столько, что никто из вас не поверит. В качестве сравнения могу привести следующий пример: Саша Смерть предложил мне как-то раз «новую» бейсболку от «Стоун Айленд» за 47 евро. И пусть Джон, поклоняющийся ныне «Каменному острову», не обижается, «Акваскутум» стоит ровно в три с половиной раза дороже.

Поначалу я подумал, что здесь не принято носить головные уборы в помещениях, но это, согласитесь, хуйня какая-то, а не предположение. Да и сидела в том же самом пабе целая куча народу в бейсболках, и никто их ни к чему не принуждал, а тут такое назойливое приставание к иностранцу…

Ладно, выдвинули мы гипотезы на сей счет, но ни к чему толком так и не пришли. Выяснилась же причина такого агрессивного отношения к бейсболкам позднее, когда меня вновь попросили ее снять, но уже в Лондоне.

Как оказалось, делается это потому, что в пабы часто заходят злоумышленники, пытающиеся закрыть свое лицо от камер наблюдения с помощью козырька бейсболки. К их числу здесь относят меня, а также мелких воров, продавцов краденого и футбольных хулиганов, пугающих своим видом обслугу и посетителей. Что же касается народа, преспокойно сидящего в бейсболках, то это либо известные бармену люди, либо завсегдатаи. Вот и весь смысл наезда на мой любимый головной убор.

Что ж, нажравшись и напившись, мы постепенно возобновили дискуссию на тему «Едем или не едем?» и благодаря житейской смекалке Белыча все-таки решили отправиться в Каррингтон, потому что альтернативы этому путешествию просто не было. В противном случае нас ожидала многочасовая бессмысленная болтанка по безлюдному Манчестеру.

Сегодня, размышляя на тему о том, почему мои соратники все-таки направились в местную Пердяевку, прихожу к выводу, что сделано это было под влиянием… «33 московских несчастий».[65]

Возможно, кто-то из вас натыкался пару лет назад на его россказни о поездке в Каррингтон, где он якобы посетил матч наших дублеров с «Чарльтоном». И я, признаться, ему страшно завидовал. Это ж какое красивое дополнение к «Олд Траффорду»! Это ж каким надо быть крутым! Не успел прилететь в Манч, а уже туда намылился! Может, он — мегачел, а не «33 несчастья»?! Во всяком случае — не чета нам, провинциалам.

Так не настало ли время повторить этот его подвиг? Как ни странно, данное предложение сработало. Несмотря на то что некоторые RR никуда ехать не собирались, нимб над головой «33 несчастий» следовало развеять во что бы то ни стало. Что, собственно говоря, и произошло, но я забежал вперед, так как следует начать с поездки на тачке.

Изрядно освоившийся в Манче Белыч вызвал таксопака по телефону, и это чудовище объявилось чуть ли не через пять секунд после звонка. Объяснение тому простое: в этот день, похоже, мы были единственными, кто вообще что-либо вызывал. Отсюда и пакова шакалья скорость.

Тут-то похмелье и сыграло с нами злую шутку. Вместо того чтобы поинтересоваться насчет тарифа, а потом уже сесть, мы сразу завалились внутрь, приказав паку ехать в Каррингтон. Никто ничего не боялся, и все были уверены (кроме меня, естественно), что за дни, проведенные в Манчестере, имеют полное и исчерпывающее представление о рождественских тарифах. Выше не может быть по определению.

К тому же с нами был Белыч, прочитавший всю настенную информацию и всю справочную литературу о положении дел в Манчестере и области. Уж он-то все знает, уж он-то не даст нас наебать. Однако далее произошло нечто из другой оперы.

Через какое-то время обнаружилось, что пак не только не знает, что такое Каррингтон, но и не ведает, где он расположен. Развернув карту и не находя там этого поселка, пак все равно продолжал ехать, успокоив нас, что наведет справки у первого встречного. А теперь представьте себе 1 января в Манчестере, и уже можно смеяться. Ни души! У кого, блядь поганая, ты будешь спрашивать? Но едем дальше.

Пак, естественно, заехал хуй знает куда, но все-таки повстречал (вот ведь сука везучая!) каких-то пешеходов, сообщивших, что он приперся в Геринг-таун, а не в Каррингтон, расположенный совсем в другой стороне. В этот момент я решил посмотреть в глаза соратникам, сидевшим сзади. И, как ни странно, увидел улыбки и игриво светящиеся точки в глазах Белыча, Джона и Джимми.

Так, все ясно — соратники затеяли известный трюк с неплатежом. Мол, не хуй было нас катать по всей Англии, пак ебучий! Что же касается меня, то я ощущал определенный дискомфорт, как сидящий спереди. Ведь именно мне всегда приходилось платить за проезд, так как соратники тут же съябывали по прибытии. И лишь затем я начинал выбивать из товарищей по 3–4 фунта, которых, ясное дело, у них никогда не было.

А пока что шло время, тикали часики, и щелкал счетчик, а мы все ехали и ехали невесть куда. Чуть было не сказал «и зачем». За меня эти слова озвучил Джимми, которого стала утомлять то ли сама поездка, то ли теснота, то ли таксопак, то ли отсутствие любимого мишки. Вскоре Джимми заныл уже по-настоящему. Еще не приехав в Каррингтон, он стал всячески обсирать эту отсутствующую на карте географическую точку, равно как и инициатора нескончаемого путешествия.

В ответ на мое резкое неприятие такого способа глума над неизведанным Джимми завелся еще пуще. Базой для его словесного говноизвержения стали якобы полученные в Интернете удручающие сведения. Тогда я с удовольствием объявил, что именно в Каррингтоне, в этой, как он выразился, грязной вонючей дыре, и обитает его любимый игрок, поселившийся по соседству со всем своим табором.

Короче говоря, добазарились мы с Джимми до того, что я представил на рассмотрение следующий умиротворяющий всех план: хер с ним, с рунульдой, надо сменить обстановку, отъехать подальше от магазинов с пабами, подышать свежим воздухом и полюбоваться сельским пейзажем. Следует отметить, что мне немного поддакнул Белыч, смертельно уставший от чтения и в глубине души надеявшийся, что в английской глуши он не встретит такого обилия печатных разъяснителей (как же он заблуждался на сей счет!). Джону же все было явно по барабану. Вот и ладушки.

По истечении часа езды по шоссе в никуда (привет, Дэвид Линч!) мы наконец-то остановились в чистом поле. Соратники по традиции тут же выскочили наружу, оставив меня разбираться с паком относительно оплаты его «труда». А теперь поверьте на слово: посмотрев на пака, я понял, что ему стало стыдно. Точнее, несколько не по себе. На счетчике красовалась цифра 75.25, но кто ж ему столько заплатит? Я, что ли? Тогда пак выдвинул следующий проект: 50 с учетом новогоднего тарифа. В итоге он получил от меня 43 за неимением большего, но, как ни странно, тут же предложил свои услуги на предмет нашего возвращения назад. Теперь-то он уже знает дорогу и не накатает лишнего.

Выслушав паковы уверения, мы пообещали вспомнить о нем, идиоте, когда прочитаем некролог о его смерти в газете, и тут же забыли о произошедшем, как о дурном сне. А зря, так как нам предстояло испытать нечто почище невезения, связанного с лицензированным дураком за рулем.

Как я уже сказал, высадились мы в чистом поле перед табличкой, извещавшей о том, что мы в Каррингтоне. Но где же он, этот святой для каждого болельщика «МЮ» населенный футболистами пункт? Хер его знает.

Однако шлагбаум, преграждавший дорогу, расположенную на отдалении, вселял некоторую надежд у. Раз дорога одна, значит, она ведет туда, куда нужно. Забегая вперед, отмечу, что предположение это было правильным.

Тем не менее Джимми решил поиграть со мной в кровососа. Сначала он стал обсирать все окрестности, которых, собственно говоря, здесь и не было. Одно лишь чисто поле (вытоптанное и засранное коровами и лошадьми) по бокам да полуразвалившаяся дорога, ведущая в никуда.

Действительно, складывалось впечатление, что, пройдя по ней до конца, мы выйдем к морю. В то же время свернуть направо или налево не представлялось возможным, так как по обеим сторонам дороги были вырыты канавы, а возвращаться назад еще не приспичило. Поэтому мы устремились вперед под завывания Джимми, разглядевшего вдали газонефтепроводы и соответствующие им металлические шарообразные сооружения, плохо сочетавшиеся с моими рассуждениями о сельском пейзаже с овечками и холмами.

Дикое количество говна, которым была завалена дорога на всем ее протяжении, также не добавляло веселья, а лишь усугубляло раскольническую деятельность Джимми, находившего все новые и новые приметы необитаемости данной территории.

Примерно через сорок минут пути к завывающему Джимми, который начал пить мою кровь открыто, присоединились Белыч и Джон. Правда, в отличие от злобствующего клыкастого Джимми, они стали издеваться над моим проектом «Увидеть Каррингтон и умереть», хохоча до упаду. Не могу утверждать на все сто, но кто-то из них даже пару раз падал со смеху, а дорога, как вы помните, была завалена сами знаете чем.

По прошествии часа ходьбы, прямо противоположной спортивной, мы увидели вдали строение, напоминающее громадный ангар или здание аэропорта. Приблизившись, мы поняли, что это все-таки не аэродром, а нечто совсем иное, так как никакими самолетами здесь и не пахло.

Сразу же за первым ангаром возник второй, затем третий, и все они смутно напомнили мне армейские склады в Чехословакии, где я когда-то служил в оккупационных войсках. Только сделаны они были почему-то из стекла, сверкавшего на солнце.

И только подойдя совсем близко к первому из этих огромных сооружений, мы увидели красующееся перед ним футбольное поле, за которым следовало еще одно и так далее. Дальше — еще интереснее. Сразу же за третьим из представших нашему взору крытых манежей футбольные поля пошли не просто одно за другим, а как бы одно к другому, занимая бескрайнюю территорию, уходившую от нас на запад и север. Джимми слегка приумолк, но ненадолго, так как ни одного человека на этих полях не было видно.

А я-то обещал соратникам, что раз в систему «МЮ» входит целых шестнадцать команд различных возрастов, то хоть одну-то из них мы точно увидим. Хера с два! Ни души! Джимми, ясное дело, резко оживился, набросившись на меня с обвинениями, — разумеется, его доконала необитаемость Каррингтона, преподнесенного ему как человеческий муравейник. Я в меру сил продолжал огрызаться, заметив по ходу, что Белыч с Джоном постепенно утратили способность потешаться над обстоятельствами.

Наконец показались ворота. Причем открытые настежь! Слава богу, есть все-таки в жизни правда! Вот она, вот она, награда за пережитое! Вперед, канадцы, бежим на поле, нарвем травки на сувениры! Но не тут-то было.

Только мы вошли на территорию базы, как нас окликнули из будки охранники. Мы вежливо выложили свои карты: мол, тащились сюда пешком аж из России, и, будьте любезны, пустите, мы же свои, манкунианские. Однако эти слова не возымели должного эффекта, и охранники так же вежливо попросили нас вернуться обратно на дорогу.

Тогда я задал им резонный вопрос «Как это, как это?», на что охранники опять же вежливо объяснили, что пять лет назад здесь имела место попытка теракта и с тех пор на территорию базы никого не пускают.

В этот момент меня слегка развеселил Джон, решивший опробовать на охранниках свой английский. «А Джон сейчас здесь есть?» — поинтересовался он у охранников, совершенно правильно построив фразу. «Да, — ответили они, — есть и Джон, и Пол, и Ринго». Вот такие вот смешливые суки попались. Однако и этой поганки им показалось мало, настолько они были удивлены нашим визитом. «Да, вот еще что, добры молодцы, — продолжили они, — если не прекратите здесь фотографироваться, мы изымем камеру». (Мою, между прочим.) Фоткались же без конца, как вы догадываетесь, Джон с Белычем…

У Джона вообще за время поездки выработалась странная манера — делать по сто снимков со своим участием. Как правило, в одном и том же месте. Преимущественно вечером или ночью, чтобы получались сплошные квадраты Малевича.

Ладно еще, когда он часами снимал О’Ши, я терпел, но когда он принялся щелкать самого себя возле куч конского навоза, мое терпение лопнуло. Сколько ж я буду оставаться без фотоаппарата из-за разряженных Джоном батареек? Причем в самом начале наших вылазок! Сколько еще будет снимков с изображением Джона на фоне фонарных столбов и обшарпанных стен? И вот теперь стоим на пустынной полуразвалившейся дороге, которую облюбовали местные поклонники верховой езды из-за того, что ездить по ней на машине не представлялось возможным, а Джон все щелкает, щелкает, щелкает.

Как он разъяснил мне впоследствии, это делалось ради разоблачения «33 московских несчастий». Чтобы российские фаны «МЮ» наконец-то поняли, что все его россказни — просто издевательство над здравым смыслом. Какие еще, блядь на хуй, матчи с «Чарльтоном»? Какие такие блуждания по территории базы? Ничего себе отчет о поездке в Манчестер!

Пользуясь случаем, опишу наше посещение каррингтонского Центра верховой езды, расположенного слева от дороги, ведущей к базе. И уже вам решать: где я загнул, а где — чистая правда.

Предложил посетить сие место Белыч, явно неудовлетворенный поведением стражей футбольного порядка и предположивший, что Центр верховой езды может иметь отношение к «МЮ».

А вдруг местные лошади с конями и мулами принадлежат нашим любимым игрокам? А вдруг именно здесь жует травку Скала Гибралтара?[66] Чем черт не шутит? А вдруг в этом центре будет просто интересно потусоваться? С тем мы туда и направились, однако наше продвижение резко затормозил Джон.

Не все знают, что Джон люто ненавидит собак и подчас приписывает им сверхъестественные свойства. На мой взгляд, это его реакция на «Собаку Баскервилей», впитавшуюся в сознание Джона настолько, что он просто почернел, когда в нашу сторону понесся, громко лая, игривый спаниель. Точнее, смесь коккера с мелкой дворняжкой.

Метнувшийся к забору Джон мгновенно выломал доску и размахнулся для удара наповал, но затем предпочел швырнуть ее в недоспаниеля, обратив того в бегство, а сам встал на дороге, всем своим видом показывая, что полностью утратил интерес к Центру верховой езды. И что ни при каких обстоятельствах он не пойдет туда снова.

Тут-то и выяснилось, что собакофобией страдает не один только Джон. В сравнении с ним Джимми просто обосрался от страха. Иначе и не объяснишь выполненный им прыжок через забор, достойный Валерия Брумеля. Ну да ничего, гора Джимминого говна тут же смешалась с конским, и никто ничего не заметил. Кроме меня, естественно.

«На хуй вам этот ебаный зоопарк?» — доносилось с дороги, но мы с Белычем все-таки решили сделать несколько снимков, так как нам открылись два поистине бесценных вида. Один из них связан с выгулом личных лошадей Рууда ван Нистелроя, владельца этого хутора, а второй, вы не поверите, подарил нам встречу со Скалой Гибралтара во всей ее (его) красе.

Так что можете поблагодарить нас за эти открытия. Кто ж вам еще расскажет о таких лошадках, если не мы? Я не имею в виду Рууда, внешность которого многие считают лошадиной, а только самих коней.

На резонный вопрос, откуда вы знаете, что они — Руудовы, а эта — и вовсе Сашина, отвечу — нам об этом поведала обслуга конного центра, предупредившая о невозможности продвигаться дальше. А не то будут стрелять. И не солью. Таковы уж правила хозяина центра с его темным крестьянским прошлым.[67]

Что ж, делать нечего, отщелкав бесценные кадры, мы вернулись на дорогу, где Джимми увлеченно продолжал настраивать против меня Джона, злясь на принудительный выезд, закончившийся ничем. «Но почему же ничем? — мысленно спрашиваю я RR сегодня. — А развенчание мифа о визите сюда „33 несчастий“? А выставленная на всеобщее обозрение Скала? Ведь о ней до нас только слышали, но никто ее не видел!»

На этом, дорогие читатели, наши приключения в Каррингтоне не закончились. Нет, я не торможу повествование, специально откладывая на потом самое сладкое — историю о посещении нами Лондона. Я просто не могу опустить финальную часть этого путешествия, которая, возможно, и не доставит вам особого удовольствия в плане чтения, но и удалять ее было бы преступлением против истины. Так что почитайте еще немного. Глядишь, и понравится.

Итак, мы, не говоря ни слова, двинулись в сторону перекрестка, представлявшего собой некое сельское подобие петербургских пяти углов. Куда идти дальше, не знал никто, но и вызывать такси никто не торопился, памятуя о веселых новогодних паки-тарифах.

После пяти минут раздумья Белыч выдвинул идею об автобусе, о возможном существовании которого свидетельствовала стоянка, расположенная в двух шагах от нас. Когда мы подошли к ней вплотную, многоопытный читатель Белыч тут же обнаружил настенную карту с указанием маршрута движения этого автобуса. В этот момент даже я понял, что едет он совсем в другую сторону, прочь от Каррингтона. Тогда в ход пошло выискивание местных жителей посредством заглядываний в окна коттеджей, подходов к гаражам и наглухо закрытым питейным заведениям. Но ни души!

Вдруг откуда ни возьмись возникли две девичьи фигурки, направлявшиеся в нашу сторону. Поравнявшись с великолепной четверкой RR, несколько смущенные нашим бравым видом (спасибо, Генри!) девы тринадцати-четырнадцати лет объяснили, что нам следует идти пешком в Каррингтон-сити-центр, откуда отходят в Манчестер рейсовые автобусы, а также электричка.

«Ни хуя себе сити! — пронеслось у меня в голове. — Это же деревня!» — «Сколько ж нам туда идти, миссы?» — спросил Джон. «Минут пятнадцать, не больше», — хором ответили испуганные его правильным английским колхозницы, изрядно повеселившие нас своими резиновыми сапогами, обильно измазанными говном коней, свиней, коз и прочего рогатого скота.

Всех упомянутых животных мы наблюдали по дороге к пяти углам, поэтому я не преувеличиваю. «А куда идти?» — заодно поинтересовались мы и получили в ответ взмах девичьих рук в сторону шоссе, начинавшегося с упомянутой выше автобусной стоянки.

Ладно, вперед, в Каррингтон-сити-центр! По истечении пятнадцати минут ходьбы, ясное дело, раздалось первое из возобновленных завываний Джимми: «Куда мы идем? Куда? И без того видно, что до линии горизонта нет никаких строений, хотя бы отдаленно напоминающих поселок!» В конце концов он страшно закричал: «Давайте вызывать паки-тачку!», заставив задрожать оконные стекла в проплывавшем мимо нас домике. «Хера с два!» — ответил ему Белыч, которому еще не остопиздело идти в сторону явно несуществующего сити-центра.

На мой взгляд, мы либо давно прошли мимо него, либо каррингтонские доярки специально наебали «заезжую городскую сволочь». Что же касается Джона, то он пока вообще не замечал пути, так как увлеченно рассказывал мне и Белычу о своей футбольной юности, подробно перечисляя и описывая города (типа Абовяна), в которых успел побывать. Когда же ему надоело говорить о себе, он попросил меня поведать о зенитовских выездах в 80-е, и в результате мы не заметили, как минули первые два часа нашего похода по прямой в надежде увидеть сити-центр со всеми его рейсовыми автобусами и электричками.

Внезапно страшно закричал Белыч, напугав нас до смерти своим воплем. Как оказалось, он увидел вдали электричку из трех вагонов, несшуюся в противоположную от Манчестера сторону. С одной стороны, мы обрадовались этой электричке, как Робинзон Пятнице, но никак не могли понять, где же соседняя с ней рельсовая колея. Похоже, «собаки» здесь ездят туда-сюда в лучшем для нас случае. Как бы то ни было, мы поспешили в сторону этой самой колеи, но ничего похожего на нее так и не обнаружили. Судя по всему, это был Летучий Британец. К сожалению, из-за этого «миража на равнине» мы потеряли дорогу, по которой когда-то шли.

Потратив полчаса на обнаружение старого доброго «шоссе в никуда», мы все-таки вышли на него, чтобы хорошенечко призадуматься о том, что делать дальше. В итоге победила Белычева идея о продолжении пешего путешествия. Ему, видите ли, было жаль потраченных на розыски Каррингтон-сити-центра усилий и хотелось поставить победную точку в этой игре с поселком-невидимкой.

И тут, вы не поверите, заныл-застонал наш неистовый ирландец, объяснивший свое состояние нестерпимой жаждой. Но только где ж мы тебе пива найдем, если здесь вообще нет ничего, кроме пустующих дач? Однако Джон, по всей вероятности, каким-то шестым чувством определял близость пивных.

И в самом деле, через каких-то сорок пять минут мы натолкнулись на классический деревенский придорожный паб, в котором светились окна и было полным-полно народу. Вот только пить, кроме Джона, не хотел никто, так как отчаяние и перспектива проебать автобус на Лондон начисто уничтожили все наши желания. Джон же упрямо настаивал на посещении заведения всеми RR, но так и не добился желаемого. В итоге он заволок в паб одного лишь меня, упросив быть переводчиком. Дело в том, что Джону захотелось не пива, а минеральной воды, и потому могли возникнуть затруднения в общении у стойки.

Как только мы вошли в заполненную под завязку пивную, прозвучал окрик: «Мы закрыты на полтора часа!» Озвучила сие какая-то толстая баба с испитым лицом, да так, что меня чуть ли не ветром сдуло, настолько густым и пронзительным оказался этот бабий голос. Однако Джон поймал меня за рукав и вернул на место. Отдавая себе отчет в том, что после такого гостеприимства я вряд ли попытаюсь завести речь о минеральной воде, Джон решился проделать это самостоятельно. В итоге разговор у стойки свелся к следующему.

Баба: Мы закрыты, не ясно сказано?

Джон: Я пить хочу, это тоже яснее ясного. Так помоги же мне.

Баба: Сейчас нельзя ничего продавать, так как все остальные в пабе, если заметят, с цепи сорвутся.

Джон : А ты незаметно, не маленькая уже.

Баба: Могу дать только стакан воды.

Джон: Давай.

Баба куда-то сдриснула и через мгновение принесла стакан, наполненный на одну десятую своего объема. Джон пригубил приличия ради и не моргнув глазом тут же нашел выход из положения, возобновив дискуссию.

Джон: Она теплая, дай холодную.

Баба, метнув в Джона испепеляющий взгляд, сдриснула снова и принесла новый стакан с тем же объемом содержимого. Джон опять пригубил, сморщился, задумался и, протянув бабе стакан, вступил с ней в очередной тур дебатов, попросив… газированную.

Если вам сейчас смешно, то мне тогда было явно не до смеха, так как в пабе все стихло и присутствующие уставились на нас как на залетных беспредельщиков, ищущих на жопу приключений. В этот момент баба принесла Джону здоровенную бутыль с прозрачной жидкостью.

Баба: Ну что, теперь твоя душенька довольна?

Джон: Нет, я не пью эту гадость, да еще в таких количествах. Мне нужна маленькая бутылка объемом пол-литра.

Уж не знаю, какая сила заставила толстую барменшу снова скрыться в подвале, — возможно, есть все-таки в Джоне некий магнетизм, позволяющий ему воздействовать на таких, как она, однако я предпочел ретироваться к дверям, предчувствуя групповое нападение на нас со стороны местных гопников. Дальше — еще интереснее, если не сказать большего.

Когда баба принесла Джону какую-то маленькую бутылочку, напомнившую мне склянку с настойкой боярышника, ирландец попросил открыть данную емкость и дать ему стакан, так как он не хотел пить из горла. Причина — нежелание пролить на недавно приобретенный свитер «Стоун Айленд» хотя бы каплю подозрительно мутной жидкости. Бабу перекосоебило так, что никакой писатель не опишет, но это не помешало ей, словно зачарованной, открыть бутылку и протянуть стакан.

Более того, она стала не без интереса наблюдать за тем, как Джон уселся за стол, налил в стакан на донышко, всем своим видом показывая, что никуда не торопится, вытащил сигареты, прикурил и молвил: «Да, давненько я у вас тут не бывал…»

Мне удалось под шумок покинуть заведение. Задыхаясь от волнения, я поведал о произошедшем сидевшим на улице Белычу и Джимми, но им все было похер, так как ни один из опрошенных ими завсегдатаев паба не мог сообщить ничего вразумительного о работе местного общественного транспорта. Тем более 1 января 2006 года. Равно как и вообще об общественном транспорте, о котором здесь имели самое смутное представление. Разве что старейшие из посетителей, помнившие Черчилля, разруху, холодную войну, подушную подать и эпоху Маргарет Тэтчер, что-то могли рассказать. Сегодня у каждого проживающего здесь крестьянина, вне зависимости от возраста, есть собственный автотранспорт. А на автобусах с электричками ездят негры, преступники, иммигранты и неимущие.

Дождавшись утолившего жажду ирландца, мы вновь двинулись вперед, посчитав, что если набрели на паб, то когда-нибудь дотащимся и до автобуса. Но прошел еще час, пока из пешеходного оцепенения нас не вывел Джимми, плетущийся сзади на расстоянии ста метров.

Сейчас уже точно не помню, говорил ли я вам о странной привычке Джимми ходить по поребрику тротуара, балансируя и раскидывая в стороны руки. Возможно, точно так же он ходит и по Петербургу, правда, я никогда не замечал его за этим занятием.

Однако в Англии он перемещался по городам и весям только таким способом. Не знаю, за кого тогда я боялся больше — за Джимми с его повадками камикадзе или за несчастных водил, которые наверняка до сих пор делятся впечатлениями о странном бродяге, пытавшемся совершить суицид довольно необычным способом.

Жаль, что Б. Акунин такими не интересуется.

Незаметно прошло еще полтора часа, и наступила такая темень, что продвигаться дальше стало бессмысленно. Да и подошли мы к указателю с надписью «До Глазго — 100 км», устрашившему нас в гораздо большей степени, нежели «философский» камень Илью Муромца сотоварищи.

Зато насмотрелись на сельские пейзажи вволюшку! И не беда, что по обеим сторонам дороги красовались сплошные склады, гаражи, птицефермы и газонефтепроводы, зато так пахло навозом…

Обратную дорогу я описывать не стану, так как представляла она собой то же самое. Когда молчание излишне затянулось, Джон решил подбодрить своих спутников предложением исполнить песню «про Абдуллу», которую мы распевали на протяжении всей поездки в Англию. И мы допелись до того, что очень многие наши английские знакомые попросили предоставить им текст этой песни, настолько бритишам понравилась история про афериста, получившего в конце концов по делам своим.

По прошествии кучи времени мы вернулись обратно к пяти углам, и Белыч принялся названивать таксопаку, что не ориентировался на местности. И тот, собака, с радостью согласился подъехать через… часик. Нам не оставалось ничего иного, как околевать на январской погодке, согревая друг друга рассказами про выведенные на чистую воду «33 несчастья» и про того, кто «все деньги стянул, ничего никому не вернул, Абдул, Абдул, Абду-у-у-ул». Знали бы мы, какой интересной историей с махачем все эти песни закончатся, но, увы, это из совсем другой оперы.

До Манчестера мы добрались без каких-либо происшествий. Паки-дауну за рулем было заплачено целых 35 фунтов вместо 43 утренних. Причалив на Пикадилли, четверо RR чуть ли не бегом бросились в китайский ресторан, в котором уже много раз сиживали.

В ответ на резонный вопрос «Почему?» с удовольствием поясню, что, в отличие от себе подобных, этот кабак работал круглосуточно и брали здесь с одного рыла всего лишь 7 фунтов, после чего можно было отведать блюд этак сто, если не больше. Однако самое поразительное заключалось в том, что наш Джимми воспринял открывшуюся ему перспективу буквально. То есть жрать он собирался вплоть до отъезда в Лондон и все подряд, включая индивидуальные спецзаказы. В то же время он начал с того, что решил закамуфлировать свои намерения, попросив нас о следующем: «Давайте, ребята, не будем спешить, как в прошлый раз. Зачем вся эта горячка? Я даже ничего толком распробовать не сумел…»

Приняв во внимание еще одну Джиммину ремарку — дескать, ему нужно познакомиться с китайской кухней как профессиональному повару, — мы, не подозревая о последствиях, принялись с голодухи хватать все подряд. Признаюсь сразу — давненько я так не жрал. В смысле в таких количествах. И так долго. Но, слава богу, все-таки сработала память, подсказавшая мне занятный сюжетец с китайскими грибами, который я вам уже излагал. Безобразная рвотная картина, имевшая место в недалеком прошлом, сразу же погасила вспыхнувший было аппетит.

Джон с Белычем вроде бы со жратвой заканчивали, однако я не догадывался, что их интересовал десерт. Да еще как интересовал! Но и это можно было вытерпеть. К тому же Джон принес мне мороженое, которое пришлось съесть ради убийства времени. Откуда ж мне было знать, в какую реакцию вступит это мороженое с двумя тарелками китайского супа?! Но я забежал вперед, так как жидкий конфуз произошел тремя часами позже.

А теперь, дорогие читатели, вернемся к Джимми, точнее, попробуем представить себе нашего тихоню-беспредельщика с вилкой и ложкой в ухватистых лапах.

К тому времени, когда Белыч и Джон принялись за десерт, Джимми еще не разобрался с первым. Второе у него представляло нечто неописуемое, состоящее из всех предлагаемых здесь блюд с тройными и четверными добавками.

Про салаты я вообще умалчиваю, так как с ними Джимми начал разбираться еще до первого. Теперь уже на него пялились и Белыч с Джоном, охуевшие от собственного обжорства. Однако, в отличие от меня, с ненавистью поглядывавшего на часы, мои соратники пытались неуклюже посмеиваться над нашим прожорливым медвежонком.

Короче говоря, в плане килограммов Джимми съел четыре собственных веса! Взирая на этот ужас, я разволновался настолько, что не заметил, как положил конверт с деньгами мимо внутреннего кармана куртки — настолько уж возликовал, когда Джимми кончил! Теперь-то я хорошо понимаю, почему он так любит дискотеки без сексуальных продолжений, а только с побоями. Вот от чего он кончает! От жратвы поганой!

Предчувствуя новый вопрос «Почему поганой?», с удовольствием внесу ясность. Как нам поведали местные (а этим людям стоит верить), вся британская китайская жратва зиждется на курах и утках. Так вот, разводя этих зверей, китайцы пичкают их всякой химической дрянью, чтобы пернатые чудовищно раздавались в объеме. Потому и кормят от пуза посетителей своих забегаловок. Такого крупногабаритного говна на всех хватит, даже на некоторых вечно голодных гостей из России!

В общем, шумно порыгивая и поздравляя с трудом кончившего Джимми, мы отправились в хостел, чтобы вовремя поставить Русскому Скаузеру задачу о нашем лондонском поселении.

Неожиданно проявили себя плохо распутываемые запутки. То ли хостел, который предложил Скаузер, находился слишком далеко, то ли брали там слишком дорого, то ли селили не вовремя, точно не помню. Отмечу только хорошие манеры и отзывчивость нашего друга-врага, который моментально отреагировал на запросы, сделав все возможное. Причем в нескольких вариантах.

Однако что-то там все-таки не срасталось, поэтому с легкой руки Джона к делу подключили Никит-аха, который уже несколько дней коптил столичное небо, ни хуя нужного не делая. Как ни странно, Никит-ах тут же ответил. А мне-то, грешным делом, казалось, что он не слезает со своей бабы, начисто позабыв о ком-либо еще. Я вообще очень на его счет ошибался, в чем чистосердечно раскаиваюсь и о чем откровенно пишу. Но вы должны хорошо понимать, в чем именно состояли мои заблуждения.

Инспирировали их Белыч и Джон, когда с довольными рожами стали наперебой описывать мне личные достоинства Никит-аха, чтобы я затем сформулировал все выгоды от его присутствия в Лондоне.

Во-первых, он забронирует нам хостел (тогда зачем было ебать мозги уважаемому Скаузеру?).

Во-вторых, достанет билеты на «Арсенал» по… 50 фунтов (!).

В-третьих, снабдит сигаретами.

В-четвертых, проведет экскурсию по городу.

В-пятых, поделится своей бабой, которая, как известно, не только владеет сумасшедшей сексуальной техникой в стиле садомазо, но еще и обучает ей всех желающих на специальных курсах.

В-шестых, Никит-ах может позволить нам у нее переночевать, и тогда мы сэкономим на пропой приличную сумму денег.

В-седьмых, встретит и доведет до хер знает где расположенного хостела.

В-восьмых, составит компанию перед матчем «Миллуол» — «Дерби Каунти». Или даже на нем самом.

В-девятых, пить с беспробудным Никит-ахом куда веселее, чем друг с другом.

В-десятых, Никит-ах — свежая кровь, к тому же гораздая на развлечения.

В-одиннадцатых, у Никит-аха есть чувство юмора, что, собственно говоря, равно всем остальным его добродетелям.

И вот тут я опять (какой черт попутал? Джимми, что ли?) навел такую тень на плетень Никит-аха, что до сих пор стыдно. Ну да ничего, он меня все равно простит, если уже не простил.

Начал я с ниспровержения всех вышеуказанных одиннадцати тезисов своих соратников. Выглядело это примерно так:

1. На хуй мы нужны человеку, который никогда не скрывал того, что ему вообще на хуй никто не нужен? Тем более в Лондоне. Как раз наоборот, Никитах сделает все возможное, чтобы и здесь от нас максимально дистанцироваться. «Хуй этих бомжей знает? — наверняка подумал Никит-ах. — А вдруг они опозорят меня в глазах английских контактеров, болеющих за столичные клубы? Или их, того гляди, начнут поить, чтобы мне меньше досталось…»

2. Зачем ему возиться с нашим поселением? У него что, дел других нет? И где он возьмет Интернет, чтобы заказать бронь?

3. Конечно, Никит-ах обязательно найдет себе билет на «Арсенал» по 50 фунтов, но мы-то тут при чем? Неужто он шесть таких билетов надыбает? А если ему и удастся, так он мигом отыщет себе в Лондоне других спутников, чтобы любой ценой сохранить свой горячо любимый «намбер уан» в глазах местных «кузьмичей» (англ. — «пиджаков»). К тому же они наверняка начнут его поить, в отличие от нас, изрядно поиздержавшихся в дороге.

4. Предполагаемые Джоном блоки сигарет прямо сейчас следует превратить в пару недобитых Никит-ахом окурков, так как он собирается торчать в Лондоне до скончания века и ему страшно не хватает ленинградских нахлебников.

5. Даже если Никит-ах предложит нам свою бабу, которая наверняка довела его до изнеможения, то я-то ее, в отличие от остальных, знаю. И не мы будем ее, а она нас. А я уверен на все сто, что ни один RR в этом плане ни на что не способен. Разве что забиться под ее кровать от ужаса.

6. И уж что-что, а отвести нас к ней на хату Никит-ах решится разве что под пыткой. Там по всем стенам, прямо как в святой инквизиции или в лучшем случае в гестапо, развешаны орудия садомазо, которые немедленно применяются ко всем входящим.

7. Как он может нас встретить, если мы приезжаем в шесть утра? Да Никит-ах за всю свою бесконечную жизнь ни разу не вставал в такое время! К тому же он бухает как пить дать, да еще супербаба его пользует. Какие тогда шесть утра?

Что же касается всего остального, особенно извечной Никит-аховой пьяной веселости, то кто ж с этим спорит? Тут он действительно «намбер уан».

Не говоря уже о весьма вероятной с его стороны экскурсии по городу, на которую у нас, правда, как пить дать не хватит времени.

Конечно, Никит-ах нам — друг (фюрер), но преувеличивать его любовь к «МЮ»-бомжам не стоит. Равно как и настраиваться на стопроцентную возможность встречи. Скорее всего, он сошлется на какую-нибудь липовую болезнь, чтобы избавиться от нас и совершенно нехарактерной для него оплаты билета на абсолютно ненужный матч с участием каких-то калдырей.

Подводя итог сказанному, очень хочу обратиться к вам, дорогие читатели, с вопросом: «Когда вы в последний раз ошибались в пяти случаях из семи?» А я вот ошибся, было дело. Да и с билетом за 50 фунтов очень сильная промашка вышла…

Но все это, к счастью, уже в прошлом, и я бы никогда не вспомнил об этом своем конфузе вообще, если б только Джон не заставил меня писать отчет о путешествии. Так что простите меня, если можете, и едем дальше.

Покинув китайскую тошниловку, мы, как я уже сказал, направились в хостел, где происходили многочисленные электронные собеседования с Никит-ахом и Скаузером, продолжавшим помогать нам своими советами. Вскоре между ними возникло нечто вроде соревнования по поселению нас в Лондоне, которое выиграл Никит-ах, прибегший к одной интересной уловке.

Если верить его словам, он умудрился заплатить за нас аванс, и теперь мы были прикованы к этому хостелу, как наручниками. Впрочем, я его словам не поверил, так как даже в страшном сне не мог представить, что у Никит-аха найдутся свободные деньги, уплаченные им за непредсказуемых соратников.

Про Скаузера и его план он тоже знал, так что очень даже мог предположить, что мы сдриснем в другую сторону. Кое-как определившись, в какой же из хостелов ехать, мы быстро изъяли из сейфа бабло и документы, чтобы хорошенечко прогуляться по пабам на дорожку.

Устремившись быстрее ветра в сторону ближайшего питейного заведения, внезапно я обнаружил…

Полное исчезновение своих карманных денег!!! Оставался только НЗ, отложенный на матч с «Арсеналом». А это уже полный пиздец, товарищи! Дело тут не в пропаже и даже не в сумме денег, а в резкой смене настроения человека, который будет уныло шляться по Лондону, искоса поглядывая на соратников в ожидании предложенной ими халявной кружки пива или глотка виски.

Конечно, меня в любую минуту мог выручить набитый баблом Белыч, однако перспектива брать в долг фунты, мягко говоря, не радовала. До сих пор не пойму, кстати, откуда у него было столько капусты? Уж не в Петербурге ли нарубил? У тех, кто назаказывал ему маек со всякой всячиной? Однако помимо достославной футболки Вокса да майки «Челси», то и дело появлявшейся на Белыче, выполнением заказов и не пахло.

Но, как бы то ни было, именно Белыч предложил мне начать не с долга, а с попытки поискать пропавшее бабло. Вот только где? Куда сунуться? Тогда было принято следующее решение: Белыч и Джимми возвращаются назад, в хостел, где начинают с помощью мускулистых лап нашего мишки трясти администрацию и всех постояльцев вороватого вида, а я с Джоном иду в китайский кабак в надежде на чудо.

Даже сегодня мне страшно описывать путь, проделанный нами до ресторана. Настроение было сами понимаете какое.

Войдя в кабак и озвучив свою проблему, мы сразу же обнаружили, что главный халдей мгновенно перестал понимать что-либо по-английски и заверещал, как ужаленная змея, по-своему.

Тогда мы стали пытать каждого официанта, проходящего мимо. Изрядно перессав, китайцы наперебой ссылались на уборщиц, которых не было видно минут этак двадцать, в течение которых я ощущал свое застрявшее в горле сердце.

Судя по выражению лица Джона, мы просто теряли время.

И тут, вы не поверите, появляется маленький кривоногий человечек, несущий мой мятый и совершенно мокрый конверт. Я бросился к нему, вырвал конверт, раскрыл и в полном обалдении уставился на свои кровные денежки. На радостях мне показалось, что их стало даже больше, чем прежде. Вот тебе и китайцы! Кто бы у нас вернул залетному лоху 200 фунтов? Да еще слазил за ними в помойку?

Выйдя на улицу, мы стали обсуждать, как вы догадываетесь, одну крайне взрывоопасную тему. Успею ли я приобрести футболку «МЮ» с фамилией и номером Вонга Фангджоу? А если нет, то как нам вести себя в дальнейшем по отношению к китайскому народу?

В итоге сошлись на том, что Джон окончательно и бесповоротно переключается на Аргентину и Африку, а я не выхожу дальше Португалии. Вот так мы и разделили планету Земля, оставив по небольшому кусочку Воксу (лондонский Пэкхем), Джимми (Новая Зеландия) и Никит-аху (Россия).

Тут-то и подоспели Белыч с Джимми, принявшиеся бурно доказывать нам, что перевернули в хостеле все вверх дном и очень многих побили-порезали-поранили. Так что возвращаться туда за вещами следует очень осторожно и желательно по одному.

Что ж, делать нечего, еще одно новогоднее чудо случилось, и его следовало обильно обмыть в ближайшем заведении. Но не тут-то было. На пути в паб, когда мы голосили на всю улицу, обсуждая честность и бескорыстие желтых человечков, произошла неожиданная встреча с русской бабой, которая, впрочем, сама нас окликнула.

Баба эта возрастом 45 лет (ягодка опять?) приехала сюда десять лет назад из Екатеринбурга, выйдя замуж за 72-летнего водителя автобуса. И я бы не стал останавливаться на его личности, если бы не одно поразительное обстоятельство.

Баба начала с того, что ее муж — страшный фанат «МЮ». Как выяснилось позднее, слово «страшный» нужно было понимать буквально. Нет, он не бил ее после поражений почем зря, дело совсем в другом.

Когда мы узнали о такой интересной детали его биографии, на бабу посыпались уточняющие вопросы. И что же мы выведали? Нет, он не ходит на матчи, так как это слишком дорого. Нет, он не смотрит игры по телевизору, так как «Скай Спорт ТВ» — это очень дорого. Нет, он не слушает радиорепортажи, так как радиоприемник — это очень дорого. Тогда как же он болеет, мать его ети? Так вот, раз в неделю он читает бесплатную газету с результатами матчей. Потом ужирается. А без ужора он только и делает, что спит, так как очень устает на работе в силу своего возраста. ПАУЗА.

Из оцепенения нас вывел, как всегда, Джон, предложивший бабе тему засилья паков и прочего отродья. Я, честно говоря, поморщился, не понимая, зачем Джон вовлекает в эти разговоры первую встречную-поперечную. Однако баба, как ни странно, поддержала Джона, добавив в его обширную коллекцию фактов целую кучу новых душераздирающих эпизодов.

Затем они перешли на английских развязных уродин с целью понять, почему в такой хорошей стране при таком обилии приятных с виду мужиков сложилось такое жуткое положение с бабами?

И тут нашу бывшую соотечественницу прорвало, аки фурункул. Что только про этих тупых уродливых сук мы не услышали! Особенно про их манеру одеваться в дешевое говно и обсирать чужую дорогую одежду. А заодно она облила помоями мужа, который с момента ее приезда ни разу ее не трахал!

Так, может, все дело в наследстве? «Какое наследство, блядь, от водилы автобуса? Одни долги!» — вспылила баба. «Тогда на хуй было выходить за такого?» — резонно заметили мы. «А я знаю?» — прозвучало в ответ. Тут я почувствовал, что баба в некотором смысле клеится либо к Джону, либо к Белычу, так как Джимми в этот момент опять куда-то делся, ну а я неприступен по определению и устойчивой ненависти к случайным собеседницам из числа не в меру коммуникабельного бабья. К моему удивлению, соратники слегка повелись от такого способа воздействовать на их сексуальную предприимчивость и после очередной кружки пива предложили бабе прогуляться по городу с целью якобы проводить ее до дома.

Да знаю я, очень хорошо знаю, что они на самом деле собирались с ней сделать, так как баба недвусмысленно сказала, что ее 82-летний муж беспробудно спит. Но ничего у них не вышло. Несмотря на уверения бабы в том, что она живет в пятнадцати минутах ходьбы от покинутого нами паба, все это оказалось наглым пиздежом, так как по прошествии получаса мы стали подходить к зловещему Мосс-сайду, в центре которого был расположен сраный стадион «Шити».

Мосс-сайд был действительно зловещ, обшарпан, грязен и темен.

То тут, то там тусовались шайки подростков, которые сразу же выстраивались за углом в ожидании прохожих, не особо утаивая при этом кирпичей, прутьев и ножиков. Завидев этих ублюдков, баба не на шутку переполошилась, испугавшись за… нас. Да-да, за наше драгоценное здоровье. В конце концов мы повернули обратно. И соотечественница потащилась с нами.

В ответ на вопрос, почему она в данной ситуации собралась проводить нас до хостела, баба сообщила, что давно привыкла к уличным подонкам и они ее не трогают. А вот то, что нас они обязательно вальнут, в этом она была уверена на все сто. И тогда растроганные RR-овцы принялись наперебой благодарить храбрую русскую сибирячку, выстроившись в очередь, чтобы дать ей свои петербургские адреса. Мне же невольно вспомнилась та баба в Америке, которая ежеутренне устремлялась на набережную, где ее исправно насиловали.

Не скажу, что вся эта муси-пуси-хуйня надоела мне до смерти, нет. В любом случае время надо было как-то убить, и RR-овцы это делали, главное — в другом. Просто к моменту бурного расставания с бывшей соотечественницей ебаное Джоново мороженое окончательно разъело в моем желудке суп, который, в свою очередь, мгновенно вступил в реакцию с салатом, перемешавшимся к тому времени с пивом, кофе и соками. Как говорится, все это входит просто, выходит красиво.

И тогда я побежал, изрядно удивив своим поступком соратников. Я бежал быстрее кинематографической Лолы и литературного Кролика. Я бежал, не успевая вытирать выступавшие на глазах слезы. Я бежал и настраивался на самое страшное. На то, что не добегу. И предпосылки тому были более чем очевидными. Где находится наш хостел, я не знал и не ведал о том, что нарезаю круги вокруг нашего бывшего пристанища.

Я бежал, уверенный в том, что сейчас, с секунды на секунду, произойдет то, о чем и подумать страшно. Я бежал и кричал, рассчитывая на то, что истерика мне как-то поможет.

Когда я бежал по какой-то безлюдной площади, в левом полушарии мозга возникла идея, что мне придется делать это прямо тут, а в правом заворочалась злодейка-мысль, что все здесь утыкано камерами наблюдения и сиренами. И тут, слава тебе господи, показался наш хостел, вид которого, как назло, лишь усилил происходящие в животе процессы.

Вынеся с разбегу входную дверь и страшно напугав сидевшего за стойкой регистратора Николу, я бросился по лестнице, выискивая спасительный указатель. Как бы не так! Так как у меня не было сил взбежать наверх, нужно было осуществить желаемое только в фойе и никак иначе.

Врываясь в помещение за помещением, я неожиданно увидел знак «Туалет для инвалидов», куда и влетел, вдребезги разбив стеклянную дверь. Тем самым я открыл каждому проходящему мимо вид на самого себя, взобравшегося на самый высокий унитаз, какой я только видел в своей жизни.

Ощутив, что такое настоящее счастье (раньше думал, что изведал это в 1999 году![68]), я спустился вниз, но ненадолго, так как очередное слияние остатков мороженого и острого супа заставило меня вновь навестить инвалидную комнату.

А потом еще и еще. И так вплоть до автовокзала, где я, похоже, побил все рекорды в известной вам области. Соратники же, суки такие, смеялись мне вслед. Как они доказывают сегодня, смешливость эта была вызвана не моими проблемами, а видом некоторых пассажиров (назвать их людьми я не решусь), ожидавших автобуса на Лондон.

Не стану описывать африканских негров в одеяниях своих племен и со связками человеческих зубов на шее, равно как и арабов с хоккейными сумками, из которых выглядывали стволы калашей и провода от кустарно выполненных бомб, остановлюсь только на одном пассажире, о котором мы с Джоном вспоминаем и по сей день.

Это был глубокий старик в распахнутом, некогда дорогом пальто из верблюжьей шерсти, надетом на голое тело. Он был обут в сущие опорки, так как назвать это обувью не поворачивается язык, а про отсутствие носков я и говорить не буду, сами догадались небось. Брюки были ужасны. Однако самое интересное заключалось в том, что все тело этого полуголого человека покрывали татуировки, отсылавшие к посещенным им тюрьмам.

Так вот, дорогие друзья, чел этот отправлялся в Лондон точно так же, как и мы, чтобы, по всей вероятности, увеличить число своих синюшных рисунков. В общем, это был последний штрих к картине «Приближающийся к столице пиздец» с нашим участием на заднем фоне полотнища.

На этом можно было бы и закончить, однако приключения все еще продолжались. Начались они с того, что я не пожелал сдавать в багаж все свои многочисленные пакеты с «генри ллойдами» и «пол-н-шарками», тем самым лишив себя сна на протяжении всего пути.

Джон оказался примерно в той же ситуации, завалив проход своими «стоун айлендами» и «барбарисками».

И на всю эту кучу, вы не поверите, Джимми взгромоздил коробки с гамбургерами и сэндвичами, на которых защитники Брестской крепости могли бы продержаться вплоть до окончания войны в Персидском заливе.

Белыч же взял с собой в салон одну лишь футболку Вокса, которую он собирался разглядывать в поисках изъянов до самого Лондона.

Поэтому пассажиры, подходившие к нам вплотную в поисках своего места, тут же посылались на хуй вне зависимости от цвета кожи и наличия билета.

Идиоты, неужели они не видели, что здесь баррикада? И когда не мытьем, так катаньем они все-таки добивались своего, я не завидовал их дорожным ощущениям. Буквально каждую минуту на отвоевавших свои места пассажиров валились наши пакеты, либо им капало на голову что-то липкое и несмываемое из Джимминых коробочек.

Следующим эпизодом, достойным описания, стала история с моим выходом подышать воздухом на одной из остановок. Наш автобус стал останавливаться с интервалами двадцать—двадцать пять минут, чтобы выплюнуть одних, заглотить других и предложить оставшимся выйти наружу для посещения туалетов. При этом водила призывал к очищению желудков и мочевых пузырей не со своего места, а расхаживал по всему салону, пробуждая своими воплями даже останки викингов, покоящиеся под асфальтом. Достал нас орущий водитель до такой степени, что Джон был вынужден покрыть его семиэтажным матом, после чего злоебучий водила подходил к нам и нашептывал свои призывы на ухо через каждые пять минут, если не меньше.

В конечном итоге я решил выйти, чтобы не дать этому шоферюге по роже. Или чтобы не стать свидетелем расправы, учиненной над ним Джоном. Но, не успев толком устроиться на скамейке, заснул, умаявшись. Проснулся я оттого, что кто-то теребил меня за плечо, вопрошая: «What’s your coach, mister?» Для тех, кто не понял, в чем здесь подвох, сейчас все объясню. В Англии, оказывается, словом «коуч» именуют рейсовые автобусы, а «басами» — маршрутные и туристские. Мы же привыкли понимать под «коучем»[69] нечто совсем иное. Так вот, еле-еле разлепив глаза, я все-таки заставил себя сопроводить надоедливый вопрос «What’s your coach?» решительным ответом: «Alex Ferguson!»

Ох, друзья мои, надо было видеть харю этого садиста! Перекосоебило его так, что и сегодня, наверное, не пришел в норму. Скорее всего, работает ныне сторожем. Ну а меня, когда сон разума завершился, эта история изрядно позабавила. А может, и вас тоже?

В центре последней смешной ситуации, возникшей по мере нашего приближения к Лондону, вновь оказался я. Уж не взыщите за нескромность. Если вы помните, я не переводил часы на местное время, продолжая жить по московскому. Это было необходимо, чтобы правильно рассчитать продолжительность сна, с которым у меня в последнее время одни сплошные проблемы. Увы, неперевод часов привел к тому, что на одной из остановок в 6.05 по Москве я быстро собрал всю свою поклажу и вышел из автобуса, уверенный в том, что мы приехали в Лондон. Вот и стоял тупо, дожидаясь соратников и проклиная их за нерасторопность. Слава богу, какая-то волшебная сила заставила меня повернуться. И я увидел огромную надпись, извещавшую о том, что это Бирмингем.

А теперь представьте, что я запрыгнул обратно в салон вместе со всеми своими мегапакетами, которые распирали коробки из твердого картона. Подняв их бережно в воздух, чтобы бить по лицам всех пассажиров без исключения, я вернулся на свое место, слегка заебав «Неспящего в Сиэтле» Джона.

Ему показалось, что своими коробками я мог повредить его собственные. В итоге досталось всем, кто находился в непосредственной близости от нас, включая Джимми. Ничего со сна не поняв, Джимми нанес несколько упреждающих ударов негру-людоеду и его жене, которые смиренно восприняли их как буйство белых духов и не проронили ни слова. Вот какими нужно быть неграми!

Вот так, веселясь и наблюдая за новыми расправами Джимми со все еще не добитыми им кинг-конгами, мы не заметили, как подкатили к столице королевства, первым делом известившей нас о том, что мы причалили к «Виктория-стэйшн».

Далее в дело вступил Красный Фюрер, и мы на какое-то время превратились во второстепенных персонажей этого повествования.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

Эта глава, дорогие друзья, еще раз напомнит вам о том, «ху из ху» в данной истории. Да, наше путешествие в некотором смысле закончилось, плавно перейдя во встречу с Прекрасным. Точнее, с Великим, так как Прекрасное,[70] как вы знаете, волею дикого горца Саши[71] давно переместилось из Англии в Испанию. Надеюсь, что не навсегда, но спасибо и за Великое, которое не только посетило столицу Соединенного Королевства, но и подпустило к Себе (пусть и на небольшой отрезок времени) группу бомжеватых российских туристов.

Если выдуманные Джимми толпы фанатов «МЮ» лицезрели днем ранее в Каррингтоне восход Солнца, то очень даже реальная четверка RR в 6.15 (по местному) стала свидетельницей медленного, но верного воспарения над красавцем Лондоном еще более величественной фигуры Человека с большой буквы «Ф». И если вам сейчас пришло в голову какое-то другое слово вместо «Фюрер», то вы глубоко ошибаетесь.

Высококультурные киноманы назвали бы эту картину «Прибытием поезда», а высокообразованные библиофилы и театралы — «Шагами Командора», настолько грандиозным выглядело со стороны явление Никит-аха народу.

Сначала он стал приближаться к нам в телефонном эфире, привычно лязгая челюстями и общаясь посредством порубленных в капусту предложений. Отчетливо слышалось разве что «Я — это все! Все — это „МЮ“!», но не более.

Я грешным делом снова погрузился в пучину подозрений, которые усиливались по мере ужесточения утренней промозглости, набросившейся на нас сразу же по прибытии в Лондон. Добавьте к этому 6.15, субботу, январь, моросящий дождь, непонимание, куда ехать, и полное отсутствие жизни на улицах. Так что все основания для уныния были налицо.

А теперь приплюсуйте к сказанному скорбного Джимми с катившимися по его щекам слезами отчаяния, вызванными тотальным отсутствием открытых забегаловок. С минуты на минуту Джимми мог наброситься на витрины ближайших продовольственных лавок.

Но и помимо малопредсказуемого Джимми существовала почва для беспокойства. Заставив автобусную остановку сумками, пакетами и коробками, мы стали нервничать, так как изо всех щелей, глядя на такую картину, тут же повылезала всякая пакоколониальная сволочь, окружившая нас со всех сторон, подобно стае голодных шакалов. Вскоре этот зловещий круг стал сужаться, и мы уже подумывали об обороне и героической смерти в бою, когда вдали послышался какой-то легкий шум, заставивший сволочь попятиться и даже забиться по своим норам. И экс-хоккеист Джимми тут ни при чем.

Как выяснилось, тихонько шумел наш Фюрер. Точнее, он шел навстречу по пустынной улице, напевая свою любимую песню «Я — это „МЮ“!». И гимн этот, как ни странно, оказался куда действеннее осиновых кольев, серебряных пуль, пучков чеснока, утреннего света и разящих кулаков Джимми.

Использовав один лишь тихий рефрен, Фюрер умудрился разогнать не только местную, но и вообще всю лондонскую нечисть. И вслед за медленно приближающимся Никит-ахом черное лондонское небо стало слегка сереть, позволив нам вглядеться в крошечную поющую фигурку, находившуюся пока на солидном отдалении. «А вдруг это не Никитах, а некий святой Себастьян?» — проносилось в голове.

В этот момент резко двинувшийся вперед Джон очень напомнил мне Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке», в том эпизоде, когда ему пригрезился бредущий по воде мессия. Сделав несколько шагов, Джон окончательно распознал в уличном вокалисте нашего Красного Фюрера, после чего подбежал ко мне и громогласно сообщил: «Все, радуйся, сигареты идут!» Вот такой вот у нас Джон атеист. Ничего, кроме «МЮ», святого! Но что с них взять, с кельтов-то?! Как были всю жизнь язычниками, так язычниками и подохнут.

По мере приближения Никит-аха и без того возбужденные Белыч и Джимми стали прыгать и скакать и мотою головать. «Фюрер, Красный Фюрер! — кричали они наперебой. — Фюрер наш, фюрерчик, фюрерюшечка!» — и потихонечку начали поглядывать друг на друга, смутно напомнив мне героев «Горбатой горы». Пытаясь отогнать от себя это грязноватое видение, я вновь присмотрелся к соратникам, и, слава богу, «Горбатая гора» исчезла, сменившись оперной сценой «Веселится и ликует весь народ». Что ж, так и должно быть при виде Фюрера нашего Красного да Распрекрасного.

Чтобы соблюсти точность, сообщу, что первым к руке Никит-аха подбежал Джон, выбивший из его длани ловким ударом недокуренную сигарету. И лишь после этого он принялся обнимать-целовать старшего соратника, пугая меня перспективой возникновения нового видения «Встретились два друга на вокзале…». Честно говоря, я увидел Красного Фюрера последним, так как целых три RR висели на нем, аки обезьяны на лиане. Добавьте к этим «елочным игрушкам» невесть откуда взявшуюся футболку Вокса, любовно напяленную Белычем на голову Вождя, и картина «Встреча Красного Солнышка» будет закончена.

Однако я специально остановился на эпизоде со спрятанным за телами RR Никит-ахом, так как его внешний вид достоин отдельного описания. Вот чего я в жизни не видел! А еще вчера мне казалось, что разбуди меня ночью, и я тут же опишу Фюрера во всех деталях. Чего уж там скрывать, ведь Никит-ах круглогодично ходит в одном и том же наряде. Тем, кто не обращает на это никакого внимания, напомню, что ходит он в черноватой от старости красной футболке «МЮ» образца сезона 2000–2001 годов, вечно свисающей из-под его бахромастой джинсовой куртки, приобретенной в середине 70-х.

Да, не скрою, был в нашей общей с ним истории один удивительный момент, когда Фюрер появился в зассанно-заблеванном «Тайм-ауте» в смокинге и красной бабочке (по всей вероятности, взятых напрокат), но это теперь мало кто помнит. Молодые RR — уж точно, а кто помнил, тот давно в могиле сырой. В живых остался один лишь я да сидевший в тот день в другом месте Джон, известный своим равнодушием к подобного рода метаморфозам. Вот если бы к рукаву смокинга Никит-аха был пришит лейбл «Каменного острова», а бабочка была бы известной расцветки в клетку, то это еще куда ни шло, а так… Одним словом, так каждый может, особенно после седьмого стакана.

Через несколько минут повисшие на Человеке-Памятнике-Себе хлопцы попадали вниз, и внимание Фюрера переключилось на старейшего из его соратников. Но нет, он и не думал кидаться мне в объятия. Обведя всех пристальным взором, сощурившись и приняв выражение лица человека, проглотившего несколько лимонов, Фюрер тихо процедил: «Нашли место и время для встреч, бомжи позорные…» Скорее всего, репликой сией мы были обязаны нашему внешнему виду.

Действительно, на Фюрера взирали четыре сонные, серые и помятые рожи, принадлежавшие людям с ненавистным Никит-аху российским гражданством. О последнем четче всего свидетельствовал наш выговор, воспринятый языкастым филологом Никит-ахом как вызов своему идеальному произношению. Интересно, кстати, а как он в Англии ругается матом? По-оксфордски, что ли?

То обстоятельство, что все четыре бомжа были очень неплохо прикинуты (даже кожан Джимми, характерный для хачей, был от «Петроффа»), никак не повлияло на степень отвращения, испытываемого Никит-ахом к своим подчиненным.

Но, надо отдать ему должное, по истечении пяти минут, потраченных на сдерживание рвоты, вызванной самим фактом присутствия соратников, Никит-ах все-таки снизошел до объятий с вашим покорным слугой. По ходу дела отметив, что в следующий раз не хуй соваться в столицу королевства в такую рань и что он ничем нам, убогим, не обязан: ни кровом, ни куревом, ни баблом, ни бабьем и вообще ничем-ничем-ничем.

«Когда, кстати, вы уезжаете?» — не преминул поинтересоваться Красный Фюрер. Демонстративно взглянув на часы, Никит-ах изобразил нетерпение, как будто спешил куда-то в 6.30 в субботу. Неужто к бабе своей легендарной? Или к мисс Пусси, давно проторившей тропинку в Лондон? Однако замнем до поры до времени это пикантнейшее обстоятельство.

Интереснее другое. Услышав вопрос о времени отъезда, резко вспылил пребывавший доселе в эйфории Джон. Связано это было с тем, что он к тому моменту уже успел выбить из Фюрера пару пачек нашего копеечного «Винстона» и курил чуть ли не две сигареты одновременно. И на этой странной особенности его поведения мне бы хотелось остановиться отдельно.

До поездки в Англию я подозревал, конечно, но не был уверен в том, что Джон курит не меньше меня. К вашему сведению: больше не курит никто, и слава богу. Однако Джон показал, что способен по крайней мере не отставать от меня по этой части.

Так вот, дорогие друзья, спешу дать вам один важный совет. Если вас когда-нибудь угораздит поехать в Англию вместе с Джоном, сначала удостоверьтесь в том, что он взял с собой хотя бы три блока сигарет.

В моем же случае Джон ограничился прихваченной из Петербурга одной (!!!) пачкой «Мальборо», которую с первого же дня «куда-то засунул, обронил, забыл и т. д.». В итоге все мои четыре блока красного «Веста» (а других я не курю) опустели за каких-то четыре дня.

В то же время набитый баблом Джон лишь изредка приобретал очень популярные в Англии мини-пачки по пять сигарет, после чего с удовольствием и удачно стрелял у всех подряд. Мне же пришлось несколько раз покупать сигареты по 8.50 за пачку и мучиться.

И никакие мои истерики по поводу вызывающего поведения непрерывно курящего соратника на Джона не действовали. Так что смотрите в оба и проверяйте его, проверяйте, проверяйте. Однако я немного отклонился от темы, позабыв объяснить, почему Джон вспылил.

Реакция эта была вызвана вопросом Никит-аха, поинтересовавшегося у приехавших пятнадцать минут назад соратников, когда же они покинут город его пребывания. При этом, как вы помните, он демонстративно посмотрел на часы.

Джону же вопрос Вождя мгновенно напомнил его собственный, заданный молодым румынам-нелегалам, вынужденным бежать из Манчестера, настолько суровым оказался взгляд, направленный нашим ирландцем в их сторону.

Доведенный намеком-вопросом до вспышки ярости, Джон первым делом уставил в пенсне Фюрера свой раскрытый паспорт с регистрацией, после чего попытался похлестать по щекам Вождя своими билетами на домашние и выездные матчи «МЮ», а затем рванул молнию на куртке, продемонстрировав не только Никит-аху, но и разбежавшимся подальше прохожим свой новый свитер от «Стоун Айленд».

Несколько сбитый с толку, но ничуть не смущенный этой отповедью, Фюрер отвел глаза и молвил: «Все равно бомжи…» Ясное дело, слово Никит-аха всегда останется последним.

«Ну и что же мне с вами, ослами, делать?» — сорвался новый вопрос с уст Фюрера, успевшего поведать о том, что селиться в пробитый им хостел можно только в 14.30 по местному, за полчаса до матча «Миллуол» — «Дерби Каунти».

О таком поселении, как вы догадываетесь, не могло быть и речи, и мы в скорбном молчании уставились на Никит-аха, ожидая рацпредложений.

И вот тут-то у нас и появилась возможность рассмотреть во всех деталях его новый наряд, совершенно потрясший нас всех, если не сказать большего. Поэтому, пользуясь случаем, я позволю себе остановиться на этом чуде невиданном. Итак…

Новое платье Вождя, или Вклад Красного Фюрера в искусство шифровки

Ебнуться было можно, глядя на такое диво дивное. И куда мы только смотрели, когда с замиранием сердца следили за приближением к нам Никит-аха! Видимо, окосели от неожиданности, а затем не различили на радостях. Даже сегодня я ловлю себя на мысли о том, что до сих пор не отошел от увиденного. Ну да ладно, начнем для порядка…

Многие знают, что наш Красный Фюрер совсем даже не толст, а, наоборот, худ не по годам. Как он этого добивается, поглощая ежедневно спиртное в два-три собственных веса, я не знаю, а только лишь догадываюсь. Дело, скорее всего, в сменяющих друг друга Никит-аховых бабах. Это они довели его до такого состояния, как пить дать! К тому же наш Фюрер, если вы помните мой рассказ о Красном Купчино, предпочитает огромных одутловатых баб рубенсовского замеса. Из-за них-то, окаянных, он и не набирает приличествующую титулу полноту.

Так вот, худым Никит-ах был до своей очередной поездки в Лондон, но только не после. И еще в Англии мы были вынуждены констатировать некий, пока не зафиксированный Книгой Гиннесса рекорд.

Блядь сука, до такого не доходил ни хрестоматийный Роберт Де Ниро в «Бешеном быке», ни Клуни в «Сириане», ни злоебучая Зельвегер в рвотных «Дневниках Бриджет Джонс»! Не говоря уже об Эдди Мерфи в «Чокнутом профессоре» или Гвинет Пэлтроу в фильме «Любовь зла». Поверьте, это был полный визуальный пиздец! Голливуд отдыхает! Да что там Голливуд, отдыхает вся мать-природа, так как Никит-ах умудрился раздвинуть границы возможного! Вот почему он распугал на улице всю иммигрантскую сволочь, а не потому, что тихо-тихо пел!

Итак, перед нами стоял, точнее, покачивался на тоненьких ножках огромный надутый шар, в верхушку которого была воткнута невообразимая по своей уебищности бейсболка.

Если задрать голову, можно было различить мятое, бесформенное, заношенное до дыр грязноватое изделие фиолетового цвета с козырьком, в центре которого красовалась кривая и изрядно побитая за годы ношения русскоязычная надпись «Нике» розового цвета.

«Это что за футбольный клуб такой?» — поинтересовались мы, не заметив, что сделали это шепотом. Неужто «Хукэ», если читать по-английски? Скользнув взглядом по все еще узнаваемому лицу Вождя, мы стали медленно опускать очи, чтобы не сойти с ума раньше времени. Представьте себе самих себя, разглядывающих ебнувшийся на землю дирижабль, и войдите в наше положение. Ибо быстро отвести очи от туловища Никит-аха было просто невозможно ввиду кошмарных объемов оного.

Однако самым сложным моментом в процессе рассматривания Вождя, превратившегося за считаные дни в огромное синтетическое облако, стало выяснение первопричины такой мутации. Точнее, личности дизайнера этого перевоплощения. Неужели Никит-ах сам довел себя до жизни такой? Или болезнь какая приключилась? Этакий СПИД шиворот-навыворот?

Следует отметить, что Фюрер не сразу обратил внимание на нашу ошарашенность, и я бы удивился, если бы было иначе, но когда он все-таки вперил в нас свой взор, то услышал четко сформулированный экс-хоккеистом Джимми извечно русский вопрос «Кто виноват и что с ним сделать?».

Не моргнув глазом Никит-ах выпалил: «Это Найс Гай[72] мне такую куртку подарил!» — указав тем самым на потенциальную жертву Джимми, исполнявшего на ледовых площадках роль полицейского.

Хмурый Джимми в ответ молча скинул на тротуар свои безразмерные краги (о которых еще пойдет речь, и не раз), но за неимением Найс Гая довольствовался проходящими мимо иммигрантами и ни в чем не повинными дверями и витринами.

Так вот, мало того, что уважаемый и приличный с виду Найс Гай подарил Фюреру куртку XXXXL размера, которая даже мне была велика на пару сайзов, так еще и снабжена она была умопомрачительной надписью. Аршинными буквами от плеч до колен на куртке было выведено: «ЯНКИЗ». По-моему, по-английски.

И это непотребство красовалось на Фюрере российского «МЮ»-фанатизма! Когда ветер стихал и мегакуртка немного сдувалась, буквы из слова «ЯНКИЗ» изламывались, становясь еще больше. Складывалось впечатление, что они жили сами по себе, представляя собой некий выставленный перед Никит-ахом забор, затруднявший вражеское нападение. Однако щедрый Найс Гай не учел, что наброситься на Вождя могли и соратники, настолько раздражала нас надпись на его шарообразном кителе.

И только теперь, дорогие читатели, можете улыбнуться. Несмотря на обструкцию и, я бы даже сказал, жесткий коллективный обсер найсгаевского подарка, Никит-ах как ни в чем не бывало продолжал расхаживать в нем по Лондону, следя с гордым видом за реакцией прохожих. И они действительно реагировали, разбегаясь во все стороны.

Глядя на происходящее, я вспоминал иллюстрации из детской книжки про Синьора Помидора.

Вскоре проявила себя еще одна смешная деталь во всем этом безобразии. Когда нападки на новый китель Фюрера приобрели очертания «охоты на ведьм», Никит-ах с волнением в голосе сообщил, что никогда не снимет с себя подарок Найс Гая. Последний, видите ли, настолько любит нашего Красного Поджигателя Войны, что воспринимает его пропорции как ленинские. Помните, как северные народы, проживавшие за Полярным кругом, воспринимали Великого Ильича? Правильно — как исполинского роста богатыря, в честь которого они выстругивали своих громадных деревянных идолов. А затем приносили им в жертву целые племена, когда рыба и белые медведи в ужасе попрятались.

Впрочем, во что бы ни был одет наш Вождь, это не помешало нам тронуться с места и, выстроившись в цепочку, последовать за гигантской спиной Фюрера, грозно увеличивавшейся вместе с порывами ветра.

Зрелище выдалось — просто загляденье. Подобным образом вообще-то движутся в Англии небольшие мобы, и нам, не скрою, такая аналогия нравилась. Поэтому на протяжении всей нашей многочасовой прогулки мы так и шли друг за другом с нескрываемым высокомерием на лицах. Саппорт «МЮ» все-таки, а не каких-нибудь там калдырей.

Правда, с нами шел человек, всем своим видом напрашивавшийся на отдельное описание. Не стану бродить вокруг да около. Человеком этим был Джимми. Поэтому я вновь присвою себе исключительное право Никит-аха указывать мне, о ком и сколько писать.

Если вы посчитали, что одним только хоккейным прошлым нашего повара-ресторатора исчерпываются все мои шуточки в адрес этого фаната всего безобразного в футболе, то вы ошибаетесь. Джимми нарывался на остракизм и другими своими пристрастиями. Не говоря уже о некоторых деталях одежды, которые до сих пор угнетают меня до невозможности. Надеюсь, что и вас, но только позвольте мне начать с начала.

Первым делом, конечно, остановлюсь на деталях его одежды и уже потом — на нюансах характера и бесчисленных странностях.

Скорее всего, на поведение Джимми продолжает влиять его амплуа бывшего хоккейного полицейского. Иной причины я не нахожу. И проявляло себя Джиммино прошлое уже с головного убора, который он, поверьте на слово, припас исключительно ради поездки в Англию. Как выяснилось в аэропорту, появление этой шапки стало ответом на мою лекцию о шифровке, прочитанную всем RR-овцам накануне вылета.

Тогда я настоятельно просил соратников избавить меня от созерцания желтых эмблем, гербов и значков «МЮ», красующихся на их лбах, и, как мне казалось, достиг понимания в этом вопросе. Даже упрямый Джон пообещал засовывать свою микроэмблемку «МЮ» внутрь шапки, если мы будем находиться не в Манчестере. Но, как вы помните, в дальнейшем он действовал назло своим спутникам, выставив смертельно опасную эмблему на всеобщее обозрение в… Ливере.

Но бог-то с ним, ирландским народом, не ведающим, что он творит. Сейчас дело в Джимми.

Так вот, приперся он в аэропорт в черной трикотажной шапке, на которой была вывязана здоровенная кривая надпись «Синий медведь» (вроде бы по-английски), указывающая не столько на некий спортивный клуб (пригрезившийся почему-то Белычу), сколько на владельца этого изделия. В ответ на мою негативную реакцию Джимми стал уверять собравшихся, что это не более чем шведская хоккейная команда и все будет о’кей.

«Какой, на хуй, о’кей, хоккей! — поэтично возразил я. — Ведь „синих медведей“ там захотят отпиздить все без исключения! Ради такого дела объединятся даже непримиримые! Даже „Миллуол“ с „Челси“!» — «Пущай только попробуют», — вспылил в ответ бывший полицейский и зачем-то сбросил на пол свои краги.

«Ладно, — думаю, — черт-то с ней, с этой шапкой. Может, еще и напугает там наших врагов до смерти. С такой наглостью они, наверное, еще не сталкивались, и, пока будут приходить в себя, мы успеем сдриснуть по-тихому». Но едем дальше.

Дальше шел упомянутый выше коричневый кожан с густым до неприличия меховым воротником. Что помешало Джимми поехать в Англию в пропитке, я не знаю, возможно, остатки совести, но и здесь меня начинают одолевать сомнения. Если у него сохранилась какая-то часть неизуродованного в хоккейных драках разума, то почему он так искусно врал про восход Солнца над Каррингтоном? Вот в чем вопрос!

Заприметив мое неприятие кожана, Джимми резко повернулся, чтобы продемонстрировать всем свою спину, на которой красовалась криво пришитая табличка с надписью «Петрофф», после чего впился в меня торжествующим взглядом. «Понял нах!» — выдохнул крайне довольный собой Джимми, наконец-то поставивший на место своего извечного оппонента. «За кожан еще ответишь», — напророчил ему я, однако Белыч, смущенный жестким наездом на хоккеиста-копа, полез подбадривать Джимми и успокаивать его на предмет возможности огрести по полной.

На мой же взгляд, пиздюли стали роем сгущаться над головой Джимми уже на паспортном контроле, когда черная как смоль пограничница вообще не стала задавать ему никаких вопросов. Да и на хуй их задавать смертнику?! Ну а Джимми отдался во власть убаюкивающих басен Белыча, пока в один прекрасный день не столкнулся с лидсовской шпаной, много чего интересного рассказавшей нам о кожаных изделиях и их носителях, а также о толстенных вязаных кофтах из кашемира. Последнее, как вы догадываетесь, также красовалось на Джимми.

А теперь представьте себе описанных выше йоркширских ублюдков. Не кажется ли вам, что в чем-то они были правы? Или вообразите себе ситуацию, когда зачмыренный врагами за ношение кожана фанат «МЮ» в сердцах срывает его с себя, оказываясь при этом в индопакистанской кофте? Еще бы сари с паранджой на себя напялил! Да уж, тут не смеяться, тут рыдать надо. Причем во весь голос, хотя и это еще не все.

По всей вероятности, Джимми решил довести меня и Джона до гроба раньше времени. Чтобы, как вы догадываетесь, вместе с вечно пьяным и близоруким Никит-ахом (ничего не видящим на экране помимо мечущихся красных пятен) свести все наши телепосиделки к восхвалению самого законченного ублюдка, которого я когда-либо видел на футбольном поле.

Итак, о кожане и кофте я вам поведал, и остается главное. В данный момент я подошел к самому смертоубийственному из всех описаний — к Джимминым лапам. И если кто-то из вас счел это банальностью, так как многим известны размеры ручищ нашего клюшкодержателя, то вы опять попали впросак. Нет, лапы его следует понимать в переносном смысле, хотя от прямого, надо отметить, они ушли не так уж и далеко. Лапами мы были вынуждены назвать перчатки нашего Джимми, с которыми он не расставался всю поездку, и нам остается лишь вычислить, кого он больше любит — краги свои или измятого ими всмятку мишку.

Лапы действительно были страшными. Особенно когда Джимми любовно укладывал их на столе, за которым мы ели. С этого момента поглощать пищу становилось невозможно ввиду того, что лапы непрерывно двигались, крутились на месте, падали и появлялись на столе снова, попадали в суп и яичницу, перемещались на другие столы и стулья, чтобы вновь оказаться брошенными нам в тарелки. Периодически они вызывали у нас истерики.

Малышня, приведенная родителями в забегаловку, ужасно боялась этих лап, так как британские отцы тут же начинали юморить по-черному, приговаривая, что если детки не будут есть кашку, то получат по попке этими самыми лапками. Что превратит детушек малых если не в пидоров гнойных (что в лучшем случае), то уж в психопатов или серийных убийц — наверняка.

Однако Джимми нашего вся эта суета нисколько не касалась, так как постоянно заказываемое им блюдо «гамбургер твелв» занимало все его зрение, включая периферийное.

А теперь добавьте к этому выездному портрету Джимми новые кроссовки от фирмы «Пенелопа Крус» стоимостью 3–4 фунта. Правда, если быть точным, лапы эти вкупе с шарообразием Красного Фюрера воздействовали на наших потенциальных противников довольно устрашающе, и мы в чем-то были даже обязаны парадному облачению двух своих соратников. На выезд же собрались! Прихорашивались! Как могли, но готовились все-таки!

Не следует думать, дорогие читатели, что сейчас я усердно занимаюсь подтасовкой фактов, очерняя простодушного соратника. Нет этого и в помине! Равно как и не изливаю желчь на увальня-медведя, вымещая на него обиду за чуть было не сорвавшуюся поездку в засранный лошаками Каррингтон. Все, как говорится, взаправду.

И настоящей целью данного описания является не приговор, а подведение Джимми к правильным выводам. В следующий раз накануне выезда ему следует учесть все допущенные им ошибки и воздействовать на незрелые умы других товарищей по партии. Кто знает, может, какого другого «армейца с Невы» принесет нелегкая на «Олд Траффорд»! Но не тут-то было.

Вернувшись в Петербург, Джимми решил усилить впечатление о самом себе за счет маечек с изображением Владислава Третьяка, в которых он стал появляться на всех наших сходняках в «Вегасе», и посему прослыл неисправимым. Но не будем о грустном, так как настала пора перейти к более важным вещам. Итак…

Как оказалось, Фюрер выбрал для нашего поселения в дешевый хостел один из самых фешенебельных районов Лондона — Паддингтон, известный белым цветом своих домов, окруженных черными чугунными решетками. Одним словом, классика! Все белое — просто рай какой-то для наиболее консервативных из числа RR!

Действительно, красота здесь наличествовала неописуемая, увеличиваемая в сто крат по мере рассеивания темноты. К тому же на улицах по-прежнему не было ни души, что позволяло воспринимать Паддингтон как принадлежащий исключительно нам, залетной пятерке отважных.

Никит-ах, как вы догадываетесь, поселился по соседству, но не потому, что был богат как Крез (не путать с Крейзи), а потому, что именно здесь обитала гостеприимная садомазо-дива, ежедневно вышибавшая кучу капусты из местных богатеньких извращенцев (не путать с временно проживавшим там Фюрером).

Впрочем, недолго глазели мы на эту красоту, так как уже через пять минут стояли у входа в хостел. Увы, заправилы сей обители оказались пидарасами, каких свет не видывал. Несмотря на все заявления Никит-аха об оплаченной броне, подтвержденной этими иммигрантскими ублюдками, селиться нам предложили только в 14.30 по местному времени. Сейчас же на часах светилось где-то 6.45, и можете представить себе нашу реакцию.

После продолжительной словесной перепалки Никит-аху все-таки удалось достичь подобия компромисса — не зря же он десятилетиями обучал русскому языку патрисов лумумбов. И не беда, что лумумбы эти в принципе не обучаемы ничему, кроме каннибализма, зато Никит-ах довел свой английский до совершенства. И пусть бритиши понимают его только со второго захода, зато с ходу врубается вся эта индопакистанская пиздобратия.

В общем, договорился он до того, что нам все-таки позволили оставить сумки в камере хранения, но при условии немедленного очищения холла от своих бомжеватых тел. Вот и ладушки. Теперь можно продолжить удачно начатую экскурсию. И мы не прогадали, так как Красный Фюрер решил свести нас с ума красотами британской столицы.

Да, чуть было не забыл ответить на вопрос, который могли бы задать мне читатели. Если Паддингтон такой красивый, то почему это название не настолько разрекламировано, как, например, Челси? Что ж, с удовольствием объясню. На мой взгляд, все потому, что Паддинггтон рождает ассоциации с мерзопакостным пивом «Боддингтон», продаваемым чуть ли не в каждом пабе и лавке.

Тем не менее Джон, предпочитавший знакомиться с местными сортами пива исключительно посредством приобретения целых упаковок, включавших как минимум шесть банок, вынудил меня как-то раз пить с похмелья эту вонючую мочу. Да еще в таких количествах! Теперь мне понятно, почему об убийственно красивом Паддингтоне вспоминают в последнюю очередь.

Однако срочно вернемся к Никит-аху, пока отсутствие должного внимания к персоне Фюрера не вывело его из себя.

По дороге он только и делал, что объявлял Манчестер захолустьем, Пердяевкой и вообще сранью болотной, недостойной официального визита туда Вождя российского «МЮ»-фанатизма.

Несмотря на то что центр Манчестера произвел по крайней мере на двоих из нас самое приятное впечатление, остальные RR-овцы поспешили согласиться с Никит-аховыми представлениями о красивом. Настолько окружающие нас фасады и живописные окрестности сбивали с толку. Не говоря уже о Гайд-парке, где мы на некоторое время и вовсе лишились дара речи.

Все дело в том, что семь утра — самое лучшее время для оценки этой достопримечательности Лондона. Если же кататься на туристском автобусе, то обилие парков не позволит вам выделить один из них, и только раннее утро, отсутствие людей, громадные пространства, изящные строения и стелющиеся по газонам остатки тумана заставили нас раз и навсегда отдать предпочтение этому дивному месту.

Как ни странно, здесь было очень мало деревьев, но это ни в коей мере не портило общей картины. Просто в Гайд-парке доминируют гигантских размеров газоны, что, собственно говоря, и предполагал каждый из нас, когда рисовал в своем воображении классический лондонский парк с его извечными белками, серыми лисицами, прудами и утками. И ни одного нищего бомжа, в отличие от парков других мегаполисов!

Не знаю точно, как именно мы пересекали тогда Гайд-парк. По диагонали это было или с запада на восток, не важно, главное, что мы все-таки умудрились дойти до одного из его окончаний. А это, поверьте, было совсем непросто, так как на пересечение самого большого парка Лондона ушло около часа.

Далее последовала прогулка по прилегающим районам, в течение которой мы чуть ли не ежесекундно ахали и охали, настолько впечатляло гостей Лондона его архитектурное роскошество. Взять хотя бы витрины магазинов, в которых красовались роллс-ройсы последних моделей, а также коллекции бриллиантов от всяких там «тиффани».

Постепенно неутомимый Фюрер подвел нас к центру города в надежде на то, что кто-то из нас окончательно чокнется. Однако он ошибся в своих расчетах, так как чересчур извилистым маршрутом вызвал лишь приливы голода. Захотели есть даже похмельные, не говоря уже о Джимми, чьи шевелящиеся губы свидетельствовали о том, что всю дорогу он репетировал произношение английского слова «твелв».

Ситуацию с поглощением дешевой жратвы я описывать не буду, ограничившись тем, что Джимми изрядно напугал местных пакокулинаров, когда заказал себе практически все, что здесь предлагалось входящему. Потратили мы на созерцание насыщающегося Джимми около полутора часов, однако он, к счастью, проголодался слишком сильно, и процесс поедания бесчисленных котлеток прошел в ускоренном темпе. Это вам не три часа, проведенные им в китайской забегаловке в Манчестере!

Поплутав немного по фешенебельным улицам в поисках ближайшего «Берберри» и наткнувшись на целую кучу его аналогов, мы потихонечку направились в сторону Сент-Джеймс-парка.

Убивая время до исторической встречи с Русским Скаузером, мы решили поглазеть на Букингемский дворец и смену караула. Попутно я стал излагать своим спутникам некоторые эпизоды из истории монархии в Великобритании, вызвав крайнюю заинтересованность Белыча, Джимми и Джона и крайнюю степень раздражения Фюрера, ловившего блох буквально в каждой моей фразе и вспыхивавшего, аки факел, после каждой неточности.

Как вы, наверное, уже догадались, Никит-ах хотел подчеркнуть, что посетил Лондон в тысячный раз и не какому-то там Бэкхему Фореве рассказывать, что тут и как устроено.

Короче говоря, наученные горьким опытом, все мы мгновенно переключили свое внимание на Фюрера, но он, по обыкновению, замолчал, чтобы не растрачивать попусту свою интеллектуальность. «Все равно бомжи ничего не усвоят, сколько ни объясняй им теорию моей исключительности», — подумал он.

Тогда в дело вступил Джон: он услышал раздавшийся из мегафона голос, который сообщил прохожим о том, что через минуту-другую возле Букингемского дворца начнется построение ирландских гвардейцев.

Джон рванул к ограде, а за ним устремились и все остальные RR-овцы. Хотя зря дернулись, так как при виде приближающегося Джимми, упакованного в кожан, гвардейцы построились в боевые порядки и, выставив в нашу сторону ружья, прицелились. И лишь когда Джимми отошел от ограды на безопасное расстояние, они опустили карабины, позволив тем самым рассмотреть свою знаменитую форму.

В отличие от широко разрекламированных английских коллег, ирландские гвардейцы были одеты в мундиры с многочисленными вкраплениями зеленого цвета. А в остальном все те же медвежьи шапки, аксельбанты и белые «передники».

Тем временем на Джимми стали поглядывать полицейские, начавшие активно переговариваться друг с другом по рации. И я уверен, что Джимми вели вплоть до того момента, пока он не покинул Сент-Джеймс-парк.

Даже когда он пытался кормить уток, констебли пребывали в уверенности, что этот подозрительно одетый человек пытается отравить воду. И в чем-то они были правы, так как на моих глазах сдохла уточка, цапнувшая кусочек протянутого ей Джимми паки-гамбургера. Поэтому я ни на секунду не сомневался в том, о ком именно была фраза «Аттеншн, хонки-мен!», неоднократно звучавшая в полицейских рациях.

Оставив Джимми у быстро опустевшего после смерти уточки пруда, мы вернулись к дворцу, чтобы не упустить Рашн Скаузера. Джимми же принялся кормить белочек. Точнее, ловить их по всему парку, поскольку хвостатые твари в ужасе разбегались при виде хлебосольного убийцы местной живности.

Ну а мы все-таки встретили у фонтана своего «злейшего врага», сколько бы ни мешала нам осуществить желаемое Джиммина униформа.

В связи с тем, что ожидание появления Рашн Скаузера у небезызвестного фонтана близ Букингемского дворца заняло несколько часов, мы неплохо поупражнялись в интеллектуальности, собирая по кускам сведения из истории Англии.

В итоге склеилось нечто очень даже величественное, и к нашему кружку умников стали потихонечку пристраиваться русскоязычные туристы, желавшие сэкономить на обзорной экскурсии. Особой эрудицией выделялся, естественно, наш красный наследник коричневого Гитлера, весьма преуспевший в зубрежке дат и цифр, чтобы еще выше набить себе цену. Да и как могло быть иначе, если за всю свою жизнь Никит-ах лишь однажды посетил Москву, трижды — никому не нужный Бангор и примерно тысячу раз один и тот же Лондон.

В то же время эти нескончаемые и бурные потоки его эрудиции меня насторожили. Уж не собрался ли наш Фюрер остаться здесь навсегда, подрабатывая близ Букингема дешевым экскурсоводишкой? Ведь при таком раскладе было бы очень легко предугадать тяжкие последствия столь непродуманного шага.

После смерти Александра Македонского, как вы помните, империю тут же начали сотрясать раздоры и войны, инспирированные многочисленными наследниками престола. Петербургский «МЮ»-фанатизм тоже затерзали бы междоусобицы. И даже если бы победил Джон Первый, можно предвидеть издержки, вызванные его восшествием на престол. Ну кто согласился бы с первым же его указом о перекрашивании в зелено-бело-желтый колор наших привычных красно-черных цветов? Джон же, судя по всему, начал всерьез готовиться к своей коронации, скупая все попадавшиеся ему под руку значки ирландского «МЮ»-саппорта.

Однако предусмотрительный Никит-ах был готов к этим поползновениям и посему приобрел себе (сразу же по приезде) кроссовки стремительно выходящей из хулиганской моды фирмы «Лонсдэйл». За 4 фунта, естественно. Видимо, возжелал с ходу задвинуть нас на второй план своими обновами. Эх, Никит-ах, знал бы ты, в какую реку вступаешь, сэкономил бы! Это же целых две кружки пива!

Но какой Фюрер, скажите на милость, не допускает ошибок? К тому же футбольные шмотки никогда не были его коньком, так что простим ему эту небольшую промашку. Лучше занесем в актив Никит-аха плюсы, сформированные его участием в дискуссии о происхождении монархии в королевстве.

Когда же высокомудрая говорильня перестала спасать нас от тоски смертной, вызванной долгим отсутствием ливерпульского союзника, он все-таки появился. Точнее, явил себя тем, кто хорошо знал, как он выглядит. В итоге Рашн Скаузер встретился сначала с Белычем, оттащившим его на радостях куда-то в сторону, а затем погряз в разговорах с Джоном Боем, сразу же принявшимся тестировать ливерпадлианца на предмет глубоких познаний в мини-футбольной стратегии и тактике. Они даже не заметили, как зашли за Букингемский дворец, растолкав охрану, не рискнувшую помешать их богословской дискуссии.

Я же вместе с Никит-ахом долго ходил по кругу в поисках исчезнувших соратников. Ну а Джимми привычно потерялся где-то на дальних подступах к Сент-Джеймс-парку. И только раз за разом завывавшая полицейская сирена и редкие выстрелы указывали нам на место его нахождения.

По прошествии часа с момента появления Русского Мерсисайдца мы неожиданно натолкнулись на его высоченную фигуру, зашедшую с тыла. Честно говоря, голову Скаузера я увидел не сразу, ибо наш дорогой враг-союзничек оказался форменным Дядей Степой. Одно только могу сказать точно: Скаузер был блондином, так как вершину этой «мачты» украшало нечто светлое, типа флага, развевавшегося на ветру. Когда же Скаузер наклонился, чтобы совершить рукопожатие, стало возможным рассмотрение черт его улыбчивого лица. Я бы сказал, что Скаузер оказался довольно симпатичным парнем, однако фильм «Горбатая гора» не позволяет мне развивать тему в данном направлении. Отмечу лишь… длиннющее черное пальто Скаузера (по всей вероятности, дорогое), свидетельствовавшее о том, что его хозяин дистанцируется от наших представлений о хорошей одежде. Ну что ж, лондонцу, наверное, это позволительно. Переболел, поди, «генри ллойдами»-то.

А вот что особо мне в нем понравилось, так это резкий переход от футбольных новостей к теме ближайшей пивной, на розыски которой мы отправились почти незамедлительно. Однако Джон воспользовался этой прогулкой исключительно ради того, чтобы продолжить свою высокопарную беседу. На этот раз они стали обсуждать наш форум и всех залетных уродов, когда-либо сказавших что-то не то. Как ни странно, Скаузер отлично разбирался в ни о чем не говорящих мне проблемах, никах, темах, идиотских спорах и особенно многочисленных глупостях, изреченных посетителями нашего сайта. Знал он и о положении дел с Москвой, которую, к моему приятному удивлению, не особенно-то ценил по причине истеричности ее представителей.

По мере приближения к пивной выяснилось, что РС работает в банке на приличной должности, живет в хорошем районе и дорогой квартире вместе с новой герлфренд (замененной, кстати, по ходу одного из матчей), ездит отдыхать на Кубу, болеет, как и многие лондонские богачи, за пролетарско-докерский «Миллуол», дружит с его президентом, частенько выезжает на матчи «ливерпадл», включая международные, играет в футбол (только я не очень понял где), подумывает о поездке на ЧМ в Германию (которую, правда, могут сорвать своим поведением «британские соотечественники»), заказывает хостелы бомжеватым друзьям по переписке, которые тут же сдрискивают в сторону (тем не менее он приобретает им билеты на матчи «Миллуола»), ну и т. д. В общем, на жизнь не жалуется.

Но только РС закончил рассказ о самом себе на мажорной ноте, как тут же вспомнил о стоимости пяти заказанных нами билетов на матч «Миллуол» — «Дерби Каунти», предоставленных ему лично президентом печально знаменитого столичного клуба.

И вот тут-то, дорогие друзья, состоялась еще одна смешная история. Точнее, возникла поразительная ситуация с участием РС и Никит-аха, в мгновение ока позабывшего о своем высоком статусе Мистера «„МЮ“ — это я». И виной тому, вы не поверите, оказались какие-то грязные бумажки, с которыми все мы привыкли расставаться со страшной скоростью в пивных, кассах стадионов и магазинах модной одежды. Правда, делали мы это, не зная позиции нашего Фюрера, имеющего на сей счет совсем иное мнение. Особенно в плане скорости расставания с нажитым непосильным трудом.

Поэтому сейчас волей-неволей мне придется открыть вам одну из самых главных тайн нашего Вождя, которая на деле никакой тайной не является.

Помните, как реагировал И. В. Сталин на необходимость уплаты партийных взносов? Как он начинал краснеть, бледнеть, возить пальцами по дну пустого кошелька, выпрашивать отсрочку и клясться, что такое больше никогда не повторится? Так вот, нечто похожее произошло и с нашим Никит-ахом, впервые в жизни нарвавшимся на самую страшную неожиданность. Итак, вас ждет запрещенная цензурой страница его биографии, которую я настоятельно советую вырезать. Для чего, собственно, и приведена ниже пунктирная линия. А то как бы чего не вышло.

– — – —

Когда-то я считал, что money в жизни перманентно англоязычного Никит-аха — nothing. И не больше. Поверьте, деньги в его глазах — мелко нарезанная бумага, нечто always funny, пустой звук, gas и все такое, раз он постоянно дарил мне дорогие «МЮ»-сувениры, возвращаясь из своих английских странствий. Да и пивом всегда поил, не спрашивая о желании или возможности расплатиться.

Затем Никит-ах и вовсе стал всучивать мне в руки бабло. Нет, не подумайте ничего такого, он совершенно не собирался заниматься благотворительностью, просто, когда Фюрер в середине 90-х стал главным редактором довольно известного порножурнала, он перестал считать деньги вообще. Авторам статей, в числе которых был и я, он исправно выдавал гонорары, а сам чуть ли не ежедневно прожигал жизнь в бесчисленных петербургских пивных и бильярдных.

И вот наступил момент, когда хозяева одной из них решили не отпускать такого человека на слишком большое от себя расстояние и присвоили ему двусмысленный титул Председателя клуба. Увы, из-за нежданно-негаданно выпавшей на его долю чести Никит-ах совсем съехал с рельсов и стал представляться не иначе как Первым лицом, Главой, Президентом, короче — Руководителем, резко увеличив тем самым количество подаренных ему скидок на пиво.

Председателем какого клуба являлся наш Никит-ах, правда, так и не стало ясно. Похоже, в него входило все народонаселение планеты Земля. Да и как мне было узнать точнее, если Никит-ах это обстоятельство никогда не расшифровывал? Просто-напросто не было на то надобности, так как главное заключалось в другом — в том, что практически везде его встречали как VIP-персону. И чуть ли не аплодировали при появлении, равно как и при уходе. Появлялся же наш Фюрер в бильярдных, как вы догадываетесь, первым и уходил последним, даже в те дни, когда обожаемый им «Тайм-аут» выгорел чуть ли не дотла.

Тем не менее благодаря пожароустойчивому Вождю мы смотрели матч в «Тайм-ауте» в клубах дыма и вдыхали непереносимую вонь, став заложниками непреклонности нашего Фюрера. Ну а ему, драгоценному, не мешали даже толпы пожарных, заслонявшие экран, так как трансляция шла в записи, а Фюрер к тому времени уже знал победный счет.

Даже когда кто-то темной ночью спиздил тайм-аутовский проектор, сие событие нисколько не повлияло на нашего духовного Лидера, настолько уж он прикипел к этому месту. И только неожиданный переход данного питейного заведения в руки новых хозяев решил исход дела не в нашу пользу. Точнее, стойкое нежелание этих козлов показывать матчи «МЮ» в Лиге чемпионов в ущерб всякому туда попавшему говну.

Та же политика стала проводиться ими и по субботам, когда играли всенародно любимые ЦСКА, «Спартак» (Нальчик?) или «Зенит». Что ж, делать нечего, пришлось искать иное пристанище, которое в мгновение ока было пробито Никит-ахом, не любящим проволочек.

В итоге им стал сомнительный во многих отношениях «Вегас», где мы благополучно сидим до сих пор, лишь изредка наведываясь в «Найт Сити» — вотчину караоке, хоккея, нижегородоязычного «форца пицца милано!»,[73] шаек «анониров», толп «зенитов-победитов» и разных прочих Джимминых дружков-приятелей. Но этак я начну излагать историю Russian Reds, чего делать пока не собираюсь.

А собираюсь я подвести вас к главному выводу. Итак, что же значат для нашего Фюрера деньги? Начну с того, что вновь обращу ваше внимание на Рашн Скаузера. Если вы помните, расстались мы с его колоритной фигурой в одном из пабов, где он из последних сил готовился к возобновлению разговора о культпоходе на матч «Миллуола».

Сдается мне, что не очень-то усердное поглощение нами пива и виски вызвало с его стороны нешуточное подозрение. А не оскудели ли наши денежные запасы до такой степени, что мы возьмем да и откажемся от посещения «Дена» — одной из основных столичных достопримечательностей.

На самом деле еще в Манчестере мы договорились не нажираться до сонного состояния, чтобы не дай бог не пропустить сражение «Миллуола» с «Дерби Каунти». Классические ведь команды, не так ли? Вот и посасывали вяло свои порции в надежде, что хмель все-таки отгонит сон, который ретируется под натиском жажды приключений. К тому же Джимми мог в любую секунду развязать свои лапы, так как опять где-то отсутствовал. (Как оказалось, он избивал на улице очередной банковский автомат, упорно не желавший обналичивать чеки из его советской сберкнижки.)

Вот тут-то Рашн Скаузер и молвил: «А вы по двадцать семь фунтов с носа на билеты отложили?» ПАУЗА. «Ясное дело!» — попытался ответить за всех смущенный вопросом Джон, не представлявший себе всех последствий такой поспешности. Во всяком случае, только трое из пяти соратников кивнули в знак согласия.

В то же время с нами находился резко отвернувшийся в сторону Вождь RR, чью точку зрения еще только предстояло выяснить, и отсутствовал непредсказуемый Джимми, над которым продолжала витать тень залога в полицейском участке.

«Ну так как, Никита?» — повторил свой вопрос неугомонный Рашн Скаузер, впившись взглядом в затылок Фюрера.

И вот тут-то и произошло нечто страшное. Никит-ах медленно повернулся и уставился на нашего друга-врага, аки Баба Яга на Ивана Дурака. В зрачках Никит-аха плясали какие-то неразличимые загогулины, напоминавшие мне ожившие нотные знаки. Складывалось ощущение, что Фюрер хочет испепелить Русского Скаузера, но у него немножко не получалось с непривычки.

Однако страху при этом он на всех нагнал! Такого жгучего взгляда я с роду не видывал! Вот они, очи черные загадочной русской души! Врагу не пожелаю такое увидеть! Просто какие-то плохо отлаженные гиперболоиды инженера Гарина, предусмотрительно вставленные Никит-аху в глазницы! Волей-неволей вспомнился бородатый анекдот про «советское дилдо для непопадания в жопу». Ничего себе подготовился Фюрер к поездке в Англию!

Затем что-то отчетливо щелкнуло, и пожар в глазах Вождя уступил место шевелению губ, с которых некоторое время ничего не срывалось. Никит-ах просто водил из стороны в сторону челюстью, пытаясь довести нашего мерсисайдца до заикания.

По истечении пары минут Мистер «МЮ» исчерпал лимит своих бандитских приемчиков, которыми он пользовался для распугивания купчинской публики, и сменил гнев на тугоухость. «Что, что? — сорвавшимся голосом прохрипел Никит-ах, обращаясь к нам. — Что он сказал? Я не понимаю по-русски! И вообще я с детства ненавижу Совдепию! А этот скаузер поганый — еще и рашн в придачу!»

Когда же мы напомнили Никит-аху о необходимости возврата денег за уже приобретенный билет, он забросал нас новыми непонятками. Посыпались следующие отговорки: «Какой еще билет?», «Какой такой „Мелвол“?», «Кто этот высокий блондин в черном пальто?», «Где его ай-ди и регистрация?», «Мне домой пора!», «Что-то я спать очень захотел!», «Ой, мне в туалет надо!», «Меня садомазо ждет!», «Я в жопу пьян!», «Никаких сделок со скаузерьем!», «Он эти билеты с убитого человека снял!» и т. д.

Когда же мы немного надавили на Фюрера, прижав его к стенке и шепча на ухо всякие обидные замечания, Никит-ах возопил о своем праве на продолжение выяснения подробностей, связанных с билетом. «Почем-почем, говоришь?», «Семь?», «Восемь?», «Не слышу!», «Ничего не слышу!», «Не слы-ышшу-у-у яа-а-а!!!».

К счастью, в паб вернулся Джимми, которого Никит-ахов уход в несознанку почему-то вывел из себя. Хлопнув правой лапой по уху Фюреру, добряк Джимми вернул ему на какое-то время слух, однако серьезно повредил разум. «Значит, не семь? — неслось в сторону Рашн Скаузера. — Сколько же? Два или семь? Или все-таки два дробь семь?» Удар лапой слева вернул голову Фюрера в исходное состояние, но и только. «Все, не бейте больше! — взмолился пришедший в себя Вождь. — Я понял, двадцать семь — это не два семьдесят!» Однако мы рано радовались. Никит-ах и не думал сдаваться без боя. Как оказалось, просвещенный и донельзя цивилизованный Фюрер считал, что в Англии число двадцать семь означает два фунта сразу и семь в кредит, что его очень устраивало. То есть два он кое-как отдаст сам, а семь заплатит за него через год садомазо. Или Джон, когда поедет в апреле на «Стэмфорд Бридж» добивать «Челси». С Джоном вариант даже лучше, если поразмыслить.

Однако Джимми не позволил Фюреру провести новую комбинацию. Зажав бесценную голову Главы движения в стальной захват, экс-Кувалда Шульц прошипел: «Отдай сколько сказано, не будем мелочиться по пустякам! Все равно пробухаем в сто раз больше». Вот что изрыгнул из себя наш молчальник, чем изрядно удивил своих соратников, ставших потихоньку забывать, как звучит Джиммин голос. К тому же его прогноз о неизбежной попойке также свидетельствовал о том, что дела у Джимми пусть и медленно, но все-таки пошли на лад.

К сожалению, прогресс, затронув поведение Джимми, обошел стороной нашего Вождя, попытавшегося под шумок разыграть карту обморока. Но мы тут же облили его с головы до ног пивом, так что Фюрер мигом пришел в себя, предложив следующее: если мы перестанем давить на него с помощью садиста Джимми, он быстренько посчитает убытки, а затем займет у каждого из RR ровно по 7 фунтов, если мы не захотим дать ему больше. Набитый своим и чужим баблом Белыч тут же предложил Никит-аху этот нехитрый заем, однако опытный в таких делах Джон пресек на корню готовящуюся авантюру.

«Этак он сдриснет в туман», — сказал Джон и резко отвел в сторону протянутую к Белычу руку Вождя. Тогда Фюрер выпросил у нас свой последний тайм-аут, чтобы окончательно собраться с мыслями.

Пригласив меня в собеседники и советчики, Никит-ах попытался надавить на житейскую смекалку, но просчитался. Он почему-то пришел к выводу, что подсчет количества товаров, которых его лишала цена за билет на матч команд первой лиги, заставит меня с ним согласиться. Однако я никогда не был поклонником джинсов по 4 фунта, равно как и кроссовок за ту же цену, а также безразмерных кофт по три монеты за пару, не говоря уже о тьме-тьмущей всякого барахла по одному фунту. Ну кто, скажите на милость, будет с гордостью носить на себе изделия таких «фирм», как «London Fashion», «Happy Dandy», «Pe-Pe» (приобретено Джимми) и т. д.?

Если вы в данный момент считаете меня снобом, то ошибаетесь. И не вздумайте искать вышеназванные лейблы на Апрашке или в секонд-хендах. Припретесь в них в «Вегас» — обязательно уйдете обосранными по полной программе!

Однако все эти мои соображения никак не касались Никит-аха, который пусть и не плакал навзрыд, зато активно теребил щеки, сбрасывая на пол скупые мужские слезы. В его потускневших глазах-гиперболоидах уже не прыгали зловещие искры, а некогда способные испепелить врага мощные направленные лучи стали напоминать скукожившиеся обвисшие ленточки, устремленные в никуда. Настолько подкосила его рыночная стоимость всех этих никчемных «милволов» со всеми вытекающими из них «пердикаунтями».

Если же все-таки подсчитать потери Никит-аха, то равнялись они примерно двум чемоданам дешевых тряпок, которые он мог бы привезти в Санкт-Петербург, чтобы окупить свою очередную «колбасную» поездку в Лондон. Нет, он не стал бы носить на себе все это говно, не подумайте чего лишнего. Ни при каких! Просто Красному Фюреру уже досталось от щедрот Найс Гая, обеспечившего Никит-аха как минимум на пятьдесят ближайших лет его затянувшегося бессмертия. Не забывайте, что наш Вождь десятилетиями носит одно и то же и в настоящий момент не планирует расставаться со своим шарообразным состоянием, вызванным круглосуточным ношением вышеописанной американской курточки.

Ладно, пора и вывод сделать в отношении Никит-ахова меркантилизма. С моей точки зрения, Фюрер наш равнодушен к деньгам, как никто другой. В то же время он совсем даже не равнодушен к дешевым английским шмоткам, эквивалентным очень небольшим суммам английских денег. Но зачем ему эти тряпки?

Что ж, я предвидел такой вопрос и потому пару часов провел в размышлении. И вот к какому выводу пришел: сдается мне, что Никит-ах хотел завалить подарками Найс Гая в качестве алаверды. А мы-то, дураки, такое благородное желание в грязь затоптали! Но только в том-то все и дело, что Никит-ах уезжал в Россию намного позже нас. И наверняка наверстал упущенное. Вот и весь сказ.

Начну с пояснения. «Львы» — это обиходное название «Миллуола», популярное в чинно-благопристойной и журналистской среде. Сами же докеры его практически не употребляют, предпочитая названия своих знаменитых хулиганских «фирм»,[74] наводивших ужас на столицу королевства с конца 60-х. Поэтому в дальнейшем я буду пользоваться названием «бушвакеры», давно принятым в российской околофутбольной литературе. Так вот, несмотря на то что львы красуются на эмблемах и атрибутике очень многих английских клубов, «львами» принято называть только миллуольскую публику. И если вы сейчас не вняли моим словам и в полемическом запале назовете «челсюков» «львами» в их присутствии, имея в виду несуразную новую старую эмблему клуба Абрамовича, то вам обязательно дадут по роже. Да еще так, что ее унесет ветром и не воротит.

Итак, получив денежки за билеты, Рашн Скаузер слегка воспрял духом, подтверждением чему стало приглашение посетить другой паб, гораздо больше и лучше этого. И действительно, РС вскоре привел нас в здоровенную пивную, пустовавшую в это время дня, что позволило нам почувствовать себя на новом месте чуть ли не хозяевами. Однако следовало и о матче не забывать, так как количество выпитого постепенно приближалось к критическому.

Когда захмелели все без исключения участники дружеской попойки, Русский Мерсисайдец не нашел ничего лучшего, как поторопить нас в дорогу. А она оказалась не только дальней, но и весьма опасной.

В подземке мы потратили кучу времени на приобретение карточек, но дело того стоило, о чем я не премину рассказать вам в дальнейшем. Хотя нет, лучше прямо сейчас поспешу дать дельный совет. Не вздумайте покупать суточную проездную карточку на метро сразу же по прибытии в Лондон. Экономить в данном случае не следует, однако такое искушение вас обязательно посетит. Действительно, цена 2.90 на первый взгляд выглядит гораздо привлекательнее, чем 4.50, но это мнимое преимущество.

Лучше дождитесь середины дня и только тогда приобретайте себе проездной. Все дело в том, что купленная утром карточка закончит свое действие в 24.00, а дневная будет работать чуть ли не всю ночь. Однако в нашем случае (и я уверен в этом на все сто) Рашн Скаузер просто брезговал покупать карточку по цене, которая равнялась стоимости одной кружки пива, и потому взял себе за 4.50, хотя никакой потребности в ночных поездках в подземке не испытывал. Таким уж привередливым оказался наш лондонский банковский менеджер.

Сев в подошедший поезд, мы не ожидали, что нам предстоит сделать целых четыре пересадки, пока мы не окажемся на гигантской узловой станции, поражающей взор роскошным внутренним убранством, чистотой, обилием кафе и ресторанов, а также огромным количеством магазинов. Это что за остановка?

Увы, у нас настолько не было времени любоваться всей этой навороченностью, что я даже не успел выведать название сего места. Не позволяя никому расслабиться, Ливерсталкер попросту гнал нас на платформу, где швартовались пригородные электрички. Вот здесь-то RR-овцам и пришлось cпуститься с небес на грешную землю.

Платформа была густо замусорена, заплевана-облевана и к тому же кишела всякой пригородной разномастной нечистью. К счастью, с преобладанием белого цвета. Ошивавшиеся на платформе существа явно не нуждались в электричках, так как попросту гужевались за счет близлежащего великолепия. Кое-кто пробовал было обратиться к нам на своем наречии, но был решительно послан на хуй всепонимающим и никому ничего не позволяющим Джоном, одинаково брезгливо относящимся к незнакомцам любого цвета, за исключением зеленого. Таковых, как вы догадываетесь, поблизости не оказалось, и посему Джон приступил к очищению платформы от полууголовного элемента, сбрасывая его на пути, после чего упавшие рассасывались, аки крысы по подземным коммуникациям.

Пока мы ожидали нужного поезда, на расчищенной Джоном платформе появилась шпана явно карланского вида, к которой вскоре присоединились два чела постарше в синих шапочках с бело-желтыми узорами и без каких-либо надписей.

«Все, началось», — подумал я, остро почувствовав приближение крупных беспорядков. И ничего здесь смешного нет, так как я испытывал примерно те же самые чувства, что и Джон, усмотревший давеча в игривой шавке собаку Баскервилей. Одного только не мог я взять в толк: каким образом «бушвакеры» умудрялись устраивать побоища в таком месте? Ладно, здесь, в районе платформ, это еще куда ни шло, но ведь в двух шагах отсюда находилось совсем не подходящее для массовых драк многоэтажное торговое сооружение, напичканное скрытыми камерами, ментами и переодетыми секьюритиз. Скорее всего, охрану брали числом.

Тут подошел поезд, и мы загрузились в вагон, внимательно слушая установочную лекцию Рашн Скаузера. Извещая нас об опасностях, он почему-то постоянно улыбался с видом специалиста по части благополучного сдрискивания с «Дена» с минимальными потерями. Что ж, Ливеру виднее, но только как бы не огрести пиздюлей, воспользовавшись его советами, основанными на личном опыте! Скаузер же продолжал как ни в чем не бывало лыбиться, усыпляя тем самым бдительность нашего бойца Джимми, не нашедшего занятия безопаснее, чем прогулка по вагонам, по мере движения все больше наполнявшимся «бушвакерами».

Когда же он возвратился в наш вагон, сдвинутая набок шапка с синим медведем, «беспричинно» отсутствовавшие очки, красное до синевы ухо и с мясом оторванный рукав кожана красноречиво свидетельствовали о том, с кем ему пришлось повстречаться во время прогулки.

Тем не менее наш Джимми все равно никогда бы не признался в своем поражении. Наоборот, он всеми силами изображал из себя победителя, за что ему честь и хвала (а не то еще настучит лапами по башням своих соратников, чтобы им жизнь медом не казалась).

А пока что мы ехали и ехали, и, как мне казалось, езде этой не будет конца и краю. Однако не в продолжительности пробега состояла главная причина моего уныния. Если бы нам открывались красивые виды или, на худой конец, сельские ландшафты с холмами и овечками, а также традиционные белые дома в черную клетку, то это еще куда ни шло.

Но мы наблюдали такое запустение, что и не передать словами. Тут самое время звать Диккенса. Правда, вместо описанных им многоэтажных трущоб на нас смотрели одноэтажные строеньица, с минуты на минуту готовые рухнуть под порывами ветра. Бросались в глаза и покосившиеся гнилые деревянные заборы, от которых я, признаться, уже поотвык за время пребывания в королевстве. О состоянии дорог я лучше умолчу, так как россияне и дураки мне никогда не поверят.

Самым же удручающим во всем этом нескончаемом море граничащей с нищетой бедности было абсолютное отсутствие людей и света в окнах, а это означало, что в два часа дня в субботу здесь нет, не было и не будет храбрецов, рискнувших выйти на улицу.

Опечаленный открывшейся картиной Джон высказал предположение о том, что население этих мест поголовно чалится в тюрьмах, но с ним не согласился Рашн Скаузер, объяснивший необитаемость здешних мест поголовным присутствием населения в пабах в ожидании матча. Ну а Белыч, как известно, крайне осторожный в своих суждениях, выдвинул идею о том, что половина народа действительно сидит, а другая стоит в очереди на свиданку.

Я же в свойственном мне духе решил слегка попротиворечить всем, сославшись на обезземеливание английского крестьянства в XVII веке, которое привело к тому, что нынешние британские колхозники вынуждены распахивать свои поля далеко за пределами Лондона. Да-да, именно это печальное обстоятельство побуждает их вставать ни свет ни заря и всей семьей отправляться в графство Хартфордшир на посевную.

На этом, правда, все мои знания о сельском хозяйстве королевства исчерпались, и я предпочел поддержать Джона, чьи доводы представлялись мне более простыми и потому более убедительными. Ну а Джимми, как обычно, вообще ничего не предполагал, один только его вид давал ответы на все вопросы. По итогам прогулки нашего соратника по вагонам можно было сделать вывод, что все местное население сейчас рассредоточилось по пути следования болел «Дерби Каунти». Оно охотится на дичь, так сказать.

Но я не успел озвучить эту мысль, так как Скаузер неожиданно вскочил с насиженного места и с малоуместным криком «Погнали!» пулей выскочил из вагона. Слава богу, что прокричал он это по-русски, а после высадки на платформу он не стал принимать хулиганских стоек, известных нам по поездке в Бирмингем, равно как и не воспользовался походкой, демонстрирующей агрессивные намерения. Нет, он шел, как и прежде, как будто бы мы прогуливались по Трафальгарской площади. Вот такой вот у нас Скаузер был смелый! До поры до времени, конечно.

Мы же слегка оцепенели, нерешительно ступив на смертельно опасную землю, много раз описанную в книгах и показанную в фильмах. Это была та самая станция, изображение которой есть у многих наших коллекционеров видео на хулиганскую тему. И та самая древняя платформа, под засранностью которой можно обнаружить толстенный слой крови, оставленной здесь многими поколениями футбольных визитеров. А также останки их черепов, зубов и костей.

Была бы у нас возможность осмотреться, можно было бы констатировать, что высоченная платформа, мост и изломанные многоярусные сходни являются самым величественным сооружением этих мест. Масштабные ремонтные работы, которые велись на всем протяжении эстакады, свидетельствовали не столько об ее ветхости, сколько о бесконечных повреждениях, наносимых ей по субботам. Действительно, было хорошо видно, как то тут, то там выламывались прутья решеток, арматурины, перила, выбивались куски штукатурки и плохо уложенные кирпичи, а иногда и устраивались западни посредством подпиливания опор железных ступенек.

Однако Скаузеру на положение вещей было положить с прибором — и не такое этот интеллигентный с виду человек наблюдал. (Как я понимаю, в Ливере.) Нет, он уверенно гнал нас вниз, как будто на земле ощущать себя было легче, чем наверху.

Внизу нас ожидала даже не дорога, а плохо асфальтированная тропка, по которой шествовала целая толпа не в меру возбужденных людей. Перейти на другую сторону не представлялось возможным, так как тротуар там попросту отсутствовал, да и не было у нас желания противопоставлять себя железнодорожной публике. Нам не оставалось ничего иного, кроме как украдкой разглядывать своих попутчиков. Но и одного поверхностного взгляда было достаточно, чтобы осознать простую истину — здесь нет и никогда не возникнет многотысячной толпы навороченных модников, столь характерных для «Олд Траффорда».

Все здесь были одеты достаточно просто, но в то же время по правилам. Как выяснилось впоследствии, большинство болел «Миллуола» сторонится не только цветов, но и хулиганских лейблов, по которым их легко вычисляют наученные горьким опытом полисы. По местным понятиям, «Берберри» и «Стоун Айленд» — исключительно для пижонов из числа «челсюков» и «вестхамов», но только не для рабочего люда из лондонских доков. Для них созданы «генри ллойды», но это так, шутка. Однако по мере приближения матча унылая картина в плане шмоток стала изменяться в обратную сторону. И вот почему.

Как объяснили мне Рашн Скаузер и кое-кто еще, «Миллуол» является наиболее отпрессованным полицией клубом. Пару лет назад здесь было проведено несколько спецопераций подряд, приведших к тому, что самые отпетые хулиганы были пожизненно лишены права на посещение «Дена». Но те и глазом не моргнули, так как домашние матчи никогда не входили в зону интересов «львов». Разве что редкие кубковые встречи с «Челси» и «Вест Хэмом», да и то лишь в тех случаях, когда гости обещали выставить приличный «выездной» моб, способный первым завязать драку. Поэтому в день домашнего матча вся основа «Миллуола» либо сидела-посиживала в «своих» пабах, либо охотилась на врагов поблизости. При этом никто себя особо не утруждал, так как желающих поохотиться среди карланья во все времена было хоть отбавляй.

Высматривая легендарный стадион, скрытый за обшарпанными домишками, мы веселились все больше и больше, так как на нашем пути стали попадаться поистине уникальные мордовороты. Такие, что и в кошмарах не привидятся. Большинство этих громил были бритоголовыми пузанами в безразмерных алясках, а их шеи, лбы, щеки и даже носы испещряли татуировки. И я бы не удивился, если бы их зубы были также покрыты наколками.

Повстречали мы и нескольких женщин, мало в чем уступавших вышеописанным личностям. Уж поверьте на слово.

Затем мордоворотов сменили очень даже конкретные казуалы,[75] предпочитавшие последний писк хулиганской моды. За ними следовали многочисленные скинхеды в традиционных зеленых бомберах и неизменных нашивках с веселыми надписями типа «The better way of life». И вновь — мордовороты в алясках, мордовороты, мордовороты, мордовороты. Напрашивается вопрос: что среди них делает наш высокий блондин в черном пальто? Сие, наверное, одному только Богу известно. Причем приезжает сюда Скаузер чуть ли не каждую субботу. Вопрос второй: смерти, что ли, красивой ищет?

Впрочем, существовала на «Дене» и еще одна категория зрителей — изрядно побитые жизнью и пьянством отцы семейств, приведшие сюда своих сыновей. Скорее всего, старших, так как на средних и младших у них наверняка не было денег. Или жены младшим деткам не позволяли ходить на «Ден», точно не знаю, хотя Джон выразил уверенность в том, что остальные дети докеров давно в тюрьмах и папаши привели сюда тех, кто остался. Чтобы и эти побыстрее сели, а отцы смогли купить себе сезонный абонемент.

Так вот, эти симпатяги чуть ли не поголовно были одеты в кожаные куртки (!!!). Неужто с убиенных паков снятые? Иного объяснения и не нахожу. Что же касается возможного зубоскальства Джимми по этому поводу, то поспешу успокоить нашего ожившего хоккей-плейера. Джимми! Не нужно хвататься за соломинку, эти люди не пример для подражания! Смотрел бы лучше на «Дене» по сторонам — там сотни подсказок. А то на кожаны чужие уставился, прямо как на лучших друзей. Нельзя же так, ей-богу!

Однако самым удивительным было то обстоятельство, что мы не увидели в окрестностях стадиона не только ни одного негра, но и вообще ни одного представителя осколков огромной некогда империи. Могу ручаться, что в этом громадном районе не проживало ни одного цветного. Возможно, здесь и обитает какой-нибудь наркобарон-латинос, но, судя по публике, его жизнедеятельность должна обеспечивать целая армия телохранителей, вооруженная гаубицами и даже катюшами.

Войдя в ворота стадиона, мы сразу же заприметили несколько эскадронов конных полицейских, готовых к нешуточному бою. Однако наше внимание тут же переключилось на лотки с сувенирами, так как клубный магазин был почему-то закрыт. Приобретя все, что нужно, с неизменным миллуольским девизом «А нам все равно!», рождавшим ассоциации с «Бриллиантовой рукой» (интересно, кто у кого украл?), мы не заметили, как стали распевать вместе со всеми строчку из немногословного миллуольского гимна «Пущай все не любят нас, а нам все равно!».

Если хотите услышать его целиком, то я, как говорится, дам списать слова. Итак, «We are Millwall from the Den, from the Den, from the Den. No one likes us, we don’t care!». Вот такое вот нехитрое стихосложение. Забегая вперед, отмечу, что ничего иного мы так и не услышали. Вот те на! Особенно после «Олд Траффорда»!

Теперь несколько слов о самом стадионе. Пару лет назад он был кардинально перестроен и даже получил новое название «The New Den», которое, правда, продержалось всего лишь один сезон и вскоре было заменено на старое «The Den», так как обстановка на матчах в лучшем случае оставалась прежней, если не ухудшилась. Хотя кто может вообразить себе ухудшение обстановки на «Дене»? Данте, что ли? Но только может ли в аду стать хуже с течением времени? Не знаю, не ведаю. Ответ у Данте, его и разыскивайте. Впрочем, вернемся на, так сказать, спортивную арену.

Новому стадиону «Миллуола» всего лишь пять лет, но выглядит он снаружи (хотя обзор невелик из-за втиснутости «Дена» между домами) как довольно старый и неухоженный. На входах, узость которых достойна изумления, быстро обыскивают, не очень-то вдаваясь в подробности, и тут же переходят к следующему из числа протискивающихся, предоставляя тебя самому себе. Куда идти дальше, ты должен догадаться сам, так как здесь тебе не туристская зона и направление движения положено знать с пеленок. Точнее, с 1885 года, со времени основания «Миллуола», о чем тебе обязательно должен поведать докер-папа, крановщица-мама или пенсионер-алкоголик-дедушка, передающие по традиции хулиганскую эстафету новому поколению.

Вместимость «Дена» — чуть более двадцати тысяч, но те, кто бывал на «Петровском» с тем же количеством мест, будут пожимать плечами, не веря глазам своим. Каким образом они достигли такой «численности», не ясно, так как на прямоугольном «Дене» отсутствуют виражные трибуны. А высота тех, что в наличии, примерно такая же, как на «Петровском». В одну из громадных дырок, образованных отсутствием трибун, вставлен гигантский экран, высококачественную трансляцию с которого следует отметить особо. Я впервые в жизни видел такое потрясающее телеразрешение и, весьма вероятно, уже не увижу.

Не знаю даже, на что я тогда смотрел, на экран или на поле, настолько впечатлил меня миллуольский телевизор.

Билеты Рашн Скаузер действительно получил из рук президента «Миллуола» (!!!), который отнесся к своему русскому приятелю с гораздо большим уважением, нежели боссы «Севильи» к Петржеле. Как вы помните, чешский тренер был препровожден на грязное сиденье в обычном болельщицком секторе и снабжен… гамбургером. Хотя понятие «обычные болельщики» к бесноватым истязателям рогатого скота вряд ли применимо. Ну да ладно, не будем пока о грустном, чтобы не вызвать воспоминаний о полицейском беспределе, обрушившемся на головы фанатов «Зенита» в Севилье. Лучше я лишний раз подчеркну то обстоятельство, что Скаузер организовал нам на «Дене» настоящий праздник.

Сразу же по получении билетов он стал улыбаться еще шире, что явно свидетельствовало о желании Русского Ливера предложить нам посетить ближайшую пивную. Я уже давно понял, что означает его гагаринская улыбка, и посему не ошибся в своих прогнозах. Горящие трубы Российского Мерсисайдца действительно взывали о дозе.

И все бы хорошо, если бы не одно «но»: чтобы принять на грудь, нам предстояло выйти из ворот на улицу, вклинившись в поток встречного движения. А это, я вам доложу, удовольствие не из приятных. Особенно когда ты втыкаешься в мордоворотных бритоголовых пузанов, изрыгающих из себя «А нам все равно!».

Тем не менее нам все-таки удалось выплыть к берегу и насосаться как положено в весьма удаленном от стадиона пабе. Видимо, ближайшие посносили от греха подальше. Если кого-то из вас интересует местная публика, то я сообщу, что посетители пивной были 45–50-летнего возраста. Все они явно обладали «выездным» и «домашним» прошлым, так как лица присутствовавших густо испещряли шрамы. Словно подтверждая сказанное, никто из них не собирался идти на стадион, хотя в самом пабе я не усмотрел ни одного телевизора. Видимо, подлинный футбол для них начинался с финальным свистком арбитра.

Ну а мы, хорошенечко подготовившись к игре, вернулись на стадион и разыскали свои места.

Благодаря усилиям Рашн Скаузера мы оказались в самом центре большой трибуны, сиденья которой сияли чистотой и блестели в лучах заходящего солнца. Гамбургеров нам, правда, Скаузер не предложил, но мы его об этом и не просили, так что он может не кручиниться по данному поводу. Особенно после прочтения текстов об обстоятельствах пребывания в Севилье видного чешского зенитовца. Однако давайте-ка вернемся на куда более благополучный для петербуржцев «Ден».

Еще раз подчеркну, что все тогда для нас было более чем о’кей и ничего, кроме щенячьей радости, мы не испытывали. Так что, пользуясь случаем, спешу выразить другу-врагу наш большой респект.

О самой игре скажу лишь несколько слов, поскольку иного отношения она не заслуживает. Примерно до восемьдесят пятой минуты происходящее на поле напоминало нашу вторую лигу либо в лучшем для «Миллуола» случае встречу аутсайдеров первого дивизиона. Каких-нибудь там очередных «петротрестов» с «газовиками». Настолько все было скучно и по-любительски. А ведь «Дерби» тогда занимал пятое место в первом дивизионе, которое, как известно, позволяло участвовать в переходном турнире за право появления в премьер-лиге. «Миллуол» же, напротив, стоял на вылет, что превращало игру для обеих сторон в шестиочковую.

Повел в счете «Дерби», кое-как доведя до гола свой очевидный перевес в деле толкания-пихания-валяния в центре поля. И вот тут-то возникла ситуация, когда мне следует прервать свой рассказ о матче и переключить ваше внимание на гостевую трибуну.

Полузабытое с детства слово «баран» вновь вошло в мою жизнь исключительно благодаря Джону. Какая-то неведомая мне сила заставляла его раз за разом произносить это слово в применении к окружающим, и я на какое-то время перестал воспринимать «баранов» в их исконном значении. Благодаря Джону «бараны» стали чем-то вроде несогласных с ним собеседников, постоянно допускающих грубейшие ошибки в плане футбольной аргументации.

«Бараном» был и случайный сосед по «Вегасу», и сэр Алекс Фергюсон, и тренер сборной Аргентины. Особенно часто Джон называл «баранами» молодых RR (их у нас пока двое), отчего слово «баран» окончательно потеряло оскорбительный смысл.

В худшем для «барана» случае оно стало заменителем понятия «нерасторопность», которая характерна для компьютерщиков из числа RR, обслуживающих сайт, косящих под дураков в целях невыполнения очередного приказа Джона. Однако по мере приближения поездки в Англию, когда Джону стало известно о намечающемся посещении «Дена», слово «баран» вновь возникло в лексиконе нашего неистового ирландца. И стало употребляться с интервалом в одну минуту. На этот раз, правда, в совершенно правильном применении.

Тем, кто не знает, охотно сообщу, что «баранами» в Англии называют команду и болельщиков клуба «Дерби Каунти». Но не потому, что они — уебищная деревенщина, а потому, что кого-то из них в незапамятные времена угораздило изобразить барана на эмблеме клуба. Возможно, это животное не считалось тогда синонимом глупости. С Англией в этом отношении вообще сплошные непонятки.

В отличие от России-матушки, где каждый готов сразу же дать в рожу за «козла», «барана», «осла» или, не дай бог, «петуха», в Англии никто и не дернется, услышав о себе такое. Кроме того, никому здесь не придет в голову издеваться над фамилиями игроков типа Гоутер (Козлина), Батт (Жопа) или Диков (Хуило). В то же время если какой-нибудь немецкий футбольный ганс носит фамилию Кунц, то тогда держись. Всеслышащее ухо англичанина мгновенно распознает в этой фамилии слово «Кант» (Пизда), а бойкие карикатуристы тут же изобразят штрафной в исполнении Лучезарного, бьющего мимо вражеской стенки, состоящей из игроков с одной и той же фамилией Кант на спинах.

Так вот, «бараны» числом под тысячу рискнули приехать на «Ден» не одной только геройской поездки ради, а во имя поднятия собственной репутации. В это, конечно, очень трудно поверить, но все мы тем не менее были очевидцами непрерывного глума в адрес «бушвакеров» со стороны «баранья». Когда же гости забили гол, глум начал исполняться стоя, чтобы все видели этот выездной хор мальчиков для битья.

Ох уж какими они были крутыми! С первого раза и не обоссать! «Ден» же в ответ молчал как воды в рот набрал, рождая неприятные ассоциации с поведением наших на «Олдэ»[76] во время матча с «болтунами».

Возможно, вы спросите: откуда у меня взялось неприятие этих ребят? И будете правы, так как до начала матча я против «Дерби Каунти» не только ничего не имел, а, наоборот, был наслышан благодаря Бримсону об их подвигах.

Однако «бараны» решили изменить мое мнение о себе на 180 градусов, когда заблаговременно позаботились о своей охране. С самого начала их окружила двойным кольцом полиция, а на стадионе гостям была предоставлена вся трибуна за воротами, хотя число «баранов» не превышало вместимости одного сектора. Вот так и сидели они, сбившись в кучу на печально пустом «Вест Стэнде». В полной безопасности, как вы догадываетесь.

Когда же «Миллуол» забил ответный гол, от всей бараньей задиристости не осталось и следа. Что-то плохо у них стали складываться частушки, да и языки попрятались в жопу, так как в воздухе отчетливо запахло смертушкой лютой. И она наверняка бы случилась, если бы вокруг «баранья» не стали стягиваться дополнительные силы охраны порядка. Несмотря на это, «бушвакеры» медленно, но верно принялись окружать дорогих гостей, насколько это позволял «Вест Стэнд». Они демонстративно строились в боевые порядки, всем свои видом показывая, что в любую минуту готовы ринуться в атаку. «А вот это уже старый добрый „Миллуол“», — подумалось мне в тот момент.

Примечательно, что гол в ворота уставившихся на них в безмолвии «баранов» забил миллуольский негр, вышедший на замену, после чего весь «Ден» начал упрашивать своего единственного удачливого игрока повторить этот подвиг.

И надо же было такому случиться, что за две минуты до финального свистка тот же самый негр установил победный счет в пользу «львов», ставших на две эти минуты африканскими. Вот вам и единственный негр на всей территории Доклэнда! В этот момент я искал глазами скинхедов, чтобы понаблюдать за их реакцией, но так ничего и не увидел. Да и как было увидеть, если все зрители повскакивали со своих мест и прыгали в обнимку друг с другом. Наобнимавшись-нацеловавшись, все они как один затянули свой самый короткий в мире футбола гимн. Мы тоже не сидели сложа руки и так громко зарядили «А нам все равно!», как будто бы вновь увидели гол в ворота Эдика,[77] забитый каким-то «болтуном» проклятым.

На этом матч закончился, и мы, Богу помолясь, приготовились уйти со стадиона. Вместе с нами уходило с «Дена» в сторону станции совсем немного народу, и можно было легко догадаться, что основная масса болельщиков отправилась плющить дорогих гостей, которые, что там греха таить, этого явно заслуживали. «Ну и бог-то с ними, с „баранами“, — подумалось мне, — есть и другие, гораздо более важные вещи для осмысления».

Первой такой вещью стал сакраментальный вопрос «Жить или не жить?», порожденный очередной суицидальной выходкой Джона. Невзирая на все мои настойчивые просьбы, он опять вынул спрятанную под шапкой эмблемку «МЮ», выставив ее на всеобщее обозрение.

Идя в плотной толпе «африканских львов», он специально вертел головой в разные стороны, рассчитывая на скандал и полностью игнорируя при этом наши умонастроения. Следует отметить, что Джон быстро добился своего, о чем свидетельствовали пораженные рожи многих миллуольских карланов, то и дело перебегавших дорогу, чтобы рассказать об увиденном чуде своим старшим товарищам. Однако последние почему-то не очень спешили разделаться с Джоном, так как, по всей вероятности, были чересчур расслаблены победным итогом матча. Или же убийство залетного манка не входило в их сегодняшние планы? Точно не знаю.

Как бы то ни было, но после серии внушений, последовавших со стороны Никит-аха и Белыча, Джон все-таки снял свою «шапку-невидимку», но не расстался со зловещей миной на лице, роднившей его с болельщиками «Дерби Каунти». Вот так и ехал он, зыркая по сторонам в переполненном вагоне электрички посреди океана молодых и старых «бушвакеров», не думая об опасности. А следовало бы думать, так как по приезде в Лондон миллуольцы стали нешуточно зажигать на входе в метро, отчего у меня, признаюсь сразу, по спине забегали мурашки.

Странное дело, когда мы садились в электричку, все было более-менее спокойно, равно как и в процессе езды, но стоило только поезду причалить к платформе, как началось то, о чем мы читали в книжках Бримсона. При полном отсутствии полисов, между прочим. Однако Рашн Ливер тут же подсказал обходную дорогу, которая быстренько привела нас в свободную от «бушвакеров» зону метрополитена имени Черчилля.

Вот тут-то тихушник Белыч и подарил нам еще одну смешную ситуацию. Поначалу мне казалось, что в наших рядах состоит лишь один самоубийца Джон со своей, мать ее, эмблемкой, но я ошибался. Вторым таким камикадзе являлся Белыч, отправившийся на «Ден» в синей футболке «Челси», которая предательски выглядывала из-под ворота его куртки. Расчет Белыча был прост: все якобы будут думать, что это футболка «Миллуола», и он, таким образом, не только выйдет сухим из воды, но еще и наберет вистов от «африканских львов», которые действительно ему то и дело подмигивали.

Я же быстренько прокачал в голове обратную ситуацию — перед глазами отчетливо встал заголовок газеты «Таймс», призывавший покончить с насилием на лондонских стадионах. Выглядел он примерно так:

А теперь я предлагаю вашему вниманию содержание статьи-некролога, которую должно было предварять вышеуказанное название.

По прибытии на станцию «Паддингтон» мы тут же посетили ближайшую таверну и расстались на какое-то время с Никит-ахом, вынужденным выполнять распорядок, предписанный ему садомазо-леди.

Как выяснилось в дальнейшем, она очень любила готовить и терпеть не могла опаздывающих. Поэтому можно было легко предположить, что она с ними в таких случаях делала. Так что Никит-ах, не будь дураком, быстренько променял пиво на борщ и был таков, успев забить с нами стрелку по ходу своего позорного бегства.

И раз мы остались без Фюрера, то власть тут же перешла к начитанному Белычу, поставившему всем RR-овцам на вид, что мы до сих пор не поселились в хостел, хотя было уже шесть с лишним часов вечера. Что ж, возразить ему было нечем, и мы нехотя отставили в сторону свои пустые кружки во имя обретения гостиничной регистрации.

Новое наше пристанище до боли напомнило старое, когда нам пришлось признать, что шестиэтажное с виду здание на самом деле имеет одиннадцать этажей. Настолько замысловатым оказалось его внутреннее устройство. В этом, правда, не было ничего особо удивительного, так как в Англии чуть ли не все строения обманывают вас относительно числа своих этажей. Впрочем, главная проблема заключалась далеко не в этом.

Настоящей бедой стала кошмарная узость лестниц и многопролетность между этажами. А теперь добавьте сюда громоздкую поклажу и количество времени, затраченного нами на преодоление одиннадцати этажей. Как вы догадываетесь, злобный араб-регистратор поселил нас на самом верху, чтобы, не дай аллах, услышать запах свиной тушенки. Тот же скорбный путь проделал и Рашн Скаузер. Надеюсь, в последний раз в своей миллуольско-ливерской жизни.

Когда я дополз до номера, силы окончательно оставили меня, и ни о каком повторном восхождении не могло быть и речи. Но тут на нас свалилась новая проблема, разрешение которой заняло добрых два часа.

Все началось с того, что из душа, расположенного на нашем этаже, лился один лишь кипяток и точно такая же ситуация наблюдалась на нижних. Об этом нам поведал Белыч, еще не утративший способности спускаться и подниматься.

В этот момент в воздухе отчетливо запахло пиздецом вперемешку с запахом четырех немытых с Манчестера тел.

Первым повисшую в номере тишину взорвал крик Белыча, решившего помыться кипятком. Он кричал и кричал, но короста все никак не отваливалась под напором градусов, ногтей и мочалки, прямо как по закону подлости.

Тогда я стал взывать к его разуму с помощью доводов, защищающих наличие коросты, которая во все времена согревала крестьян зимой и не позволяла вредоносным бактериям прилипать к коже.

Но нет, Белыч вознамерился геройствовать и победить кипяток, раз уж он остался в живых на «Дене» и никого не убил во время ухода оттуда.

Джимми же ограничился помывкой одних лишь своих «лап», чтобы удалить с них следы небольшой зачистки, которую он совершил на обратном пути с «Дена» в отместку за пережитое по дороге туда.

Ну а я в компании Джона отправился плутать по коридорам нашего этажа с целью обнаружения еще одного душа. И пока мы кружили в этом лабиринте, нами было совершено еще одно архитектурное открытие.

Выяснилось, что английские дома камуфлируют не только свою высоту, но и ширину. Протяженность нашего этажа была настолько неописуемой, что волей-неволей известная русская шутка о «четырех коридорах» потеряла всякий смысл.

Тут имелось более десяти извилистых проходов и соответствующее им число душевых кабин, из которых функционировала только одна — в женской части этажа. Джона это, естественно, ничуть не смутило, и, вытолкав из душевой пронзительно заголосившую особь китайского вида, он принялся превращать свое тело в стиральную доску, одновременно болтая со мной через клеенчатую занавеску.

Я бы не стал останавливаться на банальной сцене с помывкой Джона, если бы не одно интересное обстоятельство. Точнее, даже два. Первое из них было связано с тем, что все двери женских номеров были распахнуты настежь и практически все их обитательницы находились в костюмах Евы. Специально использую метафору, так как созерцание голых дочерей китайского народа не всегда вызывает вихревую эрекцию.

Весь этот тотальный эксгибиционизм объяснялся, на мой взгляд, страшной жарой, вызванной раскаленными трубами и льющимся изо всех кранов кипятком, а также наличием всего лишь одной исправной душевой, работавшей круглосуточно. Во всяком случае, на нашем этаже дышать было нечем, это уж точно.

Однако самое интересное обстоятельство под номером два было связано только с одним из открытых настежь номеров. Я не мог поверить своим глазам, когда увидел восемь (!!!) двухэтажных шконок, на которых сидели, лежали, валялись, свисали и обнимались, аки шимпанзе, шестнадцать разнополых представителей Австралии.

Мало того, что разнополых австралийских беспредельщиков поселили вместе, так еще и смотрели сквозь пальцы на все их художества, с частью которых я был вынужден познакомиться во время простоя. Так, по всему полу в номере было разбросано такое количество бутылок, что в самую пору было вспомнить о нашем пребывании в Манчестере. Но это мы, опытные бойцы невидимого фронта, а тут какие-то коалы уебищные! О времена, о нравы с иммигрантской-то помощью! Как видите, арабам-регистраторам насрать на все правила приличия, когда сюда приезжает австралийская деревенщина.

Вернувшись в номер, мы первым делом поблагодарили терпеливо дожидавшегося нас Рашн Скаузера и вручили ему футбольные сувениры с символикой «Зенита». ПАУЗА. Да не прославления чехословацкого футбола ради, а во имя первичного знакомства РС с городом на Неве, в котором наш друг-враг никогда не был, хотя и достигал в своих непрерывных вояжах даже Гаваны.

К сожалению, Русский Ливер куда-то очень торопился и потому был вынужден распрощаться с нами, пообещав наведаться в Ленинград при первой возможности. И скорое возобновление нашего общения в Интернете не позволило сильно загрустить в связи с разлукой.

Да и Никит-ах не дал закручиниться, когда ворвался к нам в номер подобно порыву ветра.

Что его заставило превратиться в комету, я не знаю, но усматриваю как минимум две причины такой дикой поспешности. Во-первых, ускорение Фюреру могла придать его хозяйка, напугавшая Вождя до смерти своими плетками-лебедками, а во-вторых, выражение лица Никит-аха свидетельствовало о явном недопитии, а это уже не шутки.

Заставив нас одеться за сорок пять секунд, словно салаг в армии, Никит-ах повел свой небольшой моб в заранее пробитый по пути кабак, в котором хотя и была стойка с пивными кранами, зато напрочь отсутствовала необходимая атмосфера. Поэтому мы заказали себе все, что нужно, и отправились пить на улицу, где были предусмотрительно выставлены столы. Это в январе-то месяце! Наверное, для таких привередливых, как мы.

Вдоволь насосавшись шипучей пенной влаги, мы вняли предложению Никит-аха покататься на автобусе, а затем полюбоваться красотами ночной столицы с набережных.

Фюрер хорошо подготовился к этой прогулке, так как догадался взять с собой в дорогу бутылку виски, которую распивал с нами на равных, но почему-то нажрался больше всех остальных. Объяснением тому может стать факт совместного распития спиртного с садомазо накануне ухода, так как я сразу же заметил, что Никит-ах подозрительно добр и явно ищет общения с подчиненными.

Дальнейшее — как в кино. Сначала мы вовсю покуражились в автобусе, распевая песни и шокируя окружающих различными высказываниями в адрес местных футбольных клубов, а затем отлично погуляли в центре города, разделившись на небольшие группки. Джон, повстречавший каких-то своих корешей по мини-футболу, устремился с ними в пивную, ну а я, Белыч и Джимми отправились на розыски ирландского паба, на который нам указали эвертонцы, убежденные в том, что именно там находится штаб-квартира лондонского «МЮ»-саппорта.

Напомню, что, по их словам, в этом оазисе культуры посреди лондонской пустоши торгуют билетами по приемлемой цене.

Но что же там находилось на самом деле? Увы, по указанному адресу мы обнаружили примерно с десяток ирландских пабов, хозяева которых ничего не ведали о каких-либо симпатиях своих завсегдатаев к «МЮ». С другой стороны, никто не мог принять версию о том, что Джефф нас обманул. Поэтому мы упорно продолжали увеличивать число обнаруженных ирландских пивных. Когда же мы выбились из сил, так как в каждом из этих заведений выпивали по кружке «Гиннесса», Белыч предложил перенести розыски на завтра, с чем остальные RR-овцы мгновенно согласились.

Но где же в тот момент был Никит-ах, резонно спросите меня вы. Отвечу — Никит-ах метался между нами и Джоном, успевая и там, и здесь опустошать энное количество кружек. В итоге он разошелся настолько, что стал запивать пивом виски, резко увеличив степень своего опьянения, следствием чего стало панкообразное поведение Фюрера на набережных Лондона, куда мы отправились по настоятельной просьбе много чего прочитавшего о них Белыча.

Последний страстно желал увидеть Парламент ночью. И был прав, так как зрелище того заслуживало. За осмотром демократического оплота конституционной монархии последовали здания, расположенные по обеим сторонам Темзы, и наконец мы вышли на площадь, где высились Вестминстерское аббатство и еще целая куча помпезных строений. К этому времени экскурсанты перестали пить виски из стаканчиков и стали делать это исключительно из горла, распугивая редких прохожих.

Еще более опьяненные созерцанием красот погрузившейся во тьму столицы, мы стали кружить по ее центру, выбирая наиболее чудесные места, и окончательно сошли с рельсов где-то в два часа ночи по местному. Тут-то и выяснилось, что Белыч хочет спать, Джимми — есть, Никит-ах — пить, Джон — рассматривать витрины закрытых магазинов модной одежды. Ну а я пребывал в ужасе от того, что мы не только никуда не уедем, раз уж Фюрера понесло вскачь, но и не найдем места, где можно будет приобрести новую бутылку виски. Так что весьма вероятно, мы будем вынуждены отнимать бухало у не в меру загулявших прохожих.

Впрочем, Красный Вождь был уверен, что где-где, а в его «родном» Паддингтоне он найдет не только виски, но даже садомазопритон, где говорят по-русски. Воодушевленные его уверенностью, мы подошли к некой станции метро, которая, к нашему изумлению, оказалась открытой и даже проглатывающей пьяных в жопу полуночников. Еще больше мы удивились, когда обнаружили, что наши «суточные» проездные билеты действуют, несмотря на то что суббота давно перешла в воскресенье. Когда же мы вошли внутрь, то обалдели вконец. Такого количества переходов, лифтов, лестниц, эскалаторов, платформ и тоннелей я еще не видел, хотя и пожил достаточно долго в Нью-Йорке с его необъятным сабвеем. И только присутствие безмерно начитанного Белыча позволило нам отыскать нужный путь для отъезда в Паддингтон.

Добравшись до пункта назначения, для чего нам потребовалась целая куча пересадок (еще раз спасибо, Белыч!), мы выскочили на перекресток, чтобы разойтись затем в разные стороны.

Белыч с Джимми помчались спать и есть, а наша троица отправилась искать обещанную Никит-ахом ликерку. Целых два часа мы молча следовали за бежавшим трусцой Фюрером, пока он не повернулся к нам, резко остановившись, и не зашелся заплетающимся лаем: «Все, достали вы меня, на хуй, со своим пьянством!»

Означала сия тирада, что упившемуся Красному Вождю стало не до бутылки. Попрощавшись с Духовным Лидером нашего движения, мы еще полчаса покружили по району, пока Джон не предложил мне пойти в хостел, затерявшийся среди одинаковых белых зданий. Как ни странно, вышли мы на него достаточно быстро, но, едва зашли внутрь, остановились как вкопанные. Перед нами висела табличка «Бар открыт», указывающая на уходящую вниз лестницу, а из глубин подвального помещения доносились какофонические звуки.

Вот тебе на! Мы-то, дураки, столько времени впотьмах разгуливали, когда тут такое!..

В баре бухала толпа народу, но перед стойкой было подозрительно пусто, и мы даже не сразу поверили, что здесь есть и виски трех сортов, и пиво пятнадцати. По всей вероятности, к четырем часам ночи бабло у местной публики закончилось и бармен свалил в туман из-за безделья. Но тут он, как по заказу, всплыл из небытия.

Прикупив и пива, и виски, мы сели за пустой столик в самом конце заведения, принявшись подводить итоги.

В это время к нам подошла какая-то местная свиноматка, древняя, как и ее профессия, и попросила дать ей травы (!!!), так как ее собственная давно закончилась. ПАУЗА.

И пока в воздухе висит пауза, я попробую поделиться с вами мыслями по данному поводу. Сейчас, по прошествии времени, когда не осталось места для расслабленности и все мое свободное время занял «МЮ», я хотел бы, пользуясь случаем, пожелать нашим противникам хотя бы один раз увидеть выражение лица Джона, появившееся у него в тот момент. Чтобы вас, уважаемые враги, перекосоебило точно так же, как и ту лондонскую шлюху.

Самое же неприятное в случившемся заключалось в том, что после прозвучавшей просьбы Джон начисто утратил способность пить и призвал меня покинуть эту грязную нору.

Что ж, делать нечего, пришлось быстро все допить и отправляться в номер, где нас встретил заливистый храп наевшихся и начитавшихся. Какие сны мне приснились тогда, я не помню.

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

Все произошедшее говорило в пользу того, что поутру никто из нас не должен был проснуться. Тем не менее Фюрер заявился к нам в хостел ни свет ни заря, хотя ничто накануне не свидетельствовало о его благорасположенности к соратникам. Однако я забежал вперед.

Итак, мои товарищи спали и ни о чем, кроме своих галлюцинаций, не ведали. И только я один испытывал на себе все прелести утреннего похмелья.

Заявление, что я в тот момент не спал, было бы преувеличением, так как подобное состояние трудно отнести к бодрствованию. Нет, я просто лежал с закрытыми глазами и умирал, добиваемый мыслью о том, что никаких сил не хватит на преодоление лестницы и блуждание в поисках ближайшей пивной, которая по закону подлости обязательно будет закрыта до одиннадцати или, того хуже, до полудня. Таковы уж законы королевства, доведшие население столицы до устойчивого роста популярности ФК «Миллуол» и «Вест Хэм».[78]

Я ощущал, представлял, настраивался, вспоминал близких и умирал, пока наша комната не огласилась душераздирающим воплем, сорвавшимся с уст спящего, заметьте, Джона Боя. Похоже, что вы и без меня догадались, кто из нас способен на столь истошный и протяжный крик в состоянии пьяного забытья. Да, действительно, это был он, и только он, Джон Бой, полный сил и стремления к борьбе даже без сознания. В связи с тем, что Белыч с Джимми не вздрогнули и даже ухом не повели в ответ на дикую выходку Джона, я решил самостоятельно разобраться в случившемся.

Первым делом следовало выявить информацию, заключенную в этом вопле. Другими словами, определить «мессидж», как выразились бы в таких случаях кинокритики и устроители фестивалей. И уже затем можно было докапываться до причины рождения такого сверхдецибельного саунда.

Как обычно, я оказался прав в своих гипотезах, традиционно зиждящихся на хорошем знании устремлений соратников. Равно как и на большом личном опыте общения с ними. Белыч и Джимми просто храпели — их жизнь удалась, точнее, деньги кончились и покупать стало не на что. А вот Джону явно чего-то не хватало для полного счастья. Но чего же именно?

Перебрав в памяти все его приобретения, я так и не смог выявить ни одной фирмы по производству одежды, обслуживающей хулиганские вкусы, которую бы не прибрал к рукам наш неистовый ирландец. К тому же, прямо как у Антона Семеновича Шпака, счет его покупкам следовало вести в геометрической прогрессии. То есть «Бен Шерман» — два, «Фред Перри» — четыре, «Генри Ллойд» — восемь, «Стоун Айленд» — большой пакет, «Берберри» — мешок с сумкой и т. д. А ведь еще пару раз как минимум он посещал все эти магазины в одиночку! Интересно, кого же я пропустил?

И вот тогда пришло время проникнуть в саму суть Джонова вопля. К сожалению, обратная последовательность моих действий была вызвана крайним похмельем, не позволявшим грамотно проводить расследование. А ведь мессидж был, да еще какой! Когда же раздался повторный вопль, стало возможным определить, что именно Джон прокричал во сне. И этими кодовыми словами были «Ральф Лорен, блядь! Забыл!».

На самом деле звучало это как «Рраллаблазабл» и отдаленно напомнило мне «Алла бесмилла иль-рахман!», несущееся с мечетей, но это так, к слову. К Джону эта сентенция никак не относится. И я очень надеюсь, что он не дочитает мой роман-путешествие до этого места.

Издав третий вопль, уже не нуждавшийся в дешифровке, Джон открыл глаза и тут же издал четвертый. По всей вероятности, только сейчас он испытал настоящий ужас. Полагаю, что во сне он не мог осознать всю глубину своего морального падения.

«Что же это такое деется? — произнес он, повернувшись ко мне, словно ища утешения. — Столько дней здесь кантуемся, а про Ральфа забыли, уроды!» В ответ я покивал ему в знак согласия, хотя в глубине души был уверен, что встреча с Ральфом ничем хорошим не кончится, так как денег оставалось только на билет на матч с «Арсеналом». Правда, мы еще не знали реальной цены билетов.

У меня на встречу с «анонирами» было припасено чуть более ста фунтов. Оставшееся бабло предполагалось потратить на автобусную экскурсию со всеми вытекающими из нее тюссо, вестминстерами, тауэрами, музеями, пароходиками, а также пивом и вискарем — неизбежными туристскими атрибутами. Да еще майка какая с Дэвидом может повстречаться! В общем, настала пора считать копейки, пока никто не видит.

Однако Джон, будто бы прочитавший мои скорбные мысли, тут же предложил следующий выход. Первое — ни на какую экскурсию мы не едем, так как уже побывали в Лондоне и познакомились с его главными достопримечательностями. Из слов Джона вытекало, что это первая из моих возможных экономий. Второе — сейчас мы пойдем опохмеляться и, придя в себя, вернем способность мыслить рационально. То есть, приобретая тряпки, не забудем о футболе и алкоголе (рифма?).

«Стало быть, ты на одежде собрался экономить?» — поинтересовался я у Джона, совершенно сбитого с толку этим вопросом. «Нет, это ты будешь на ней экономить, — ответил изумленный Джон. — А не то вообще все просрешь, как в Манчестере, красный Генри Ллойд, понимаешь!»

Теперь уже я оказался донельзя смущенным. Нет, не из-за прозвучавшего эпитета, а из-за нахлынувших воспоминаний о том, чем для меня мог обернуться выезд в Бирмингем в новых белых теннисных туфлях. Отогнав от себя тревожные мысли, я продолжил разговор с Джоном.

В ответ на мой резонный вопрос: «А тебе-то зачем экономить?» последовало убийственной силы объяснение: «Как знать, как знать, чем мой визит к Ральфу может закончиться…» Разгоняя похмелье, я решил немного подискутировать, восстанавливая способность мыслить: «Но ведь он не настолько крутой, этот Ральф, чтоб совсем тебя без бабла оставить?»

Помолчав и пожевав губами, Джон направил свой туманный взгляд в серое январское небо Лондона и молвил: «Еще не известно, кто кого, он меня или я его!»

ПАУЗА.

«Неужто ты решил магазин бомбануть?» — ужаснулся я такой перспективе. «Да нет, и в мыслях не было, хотя теперь подумаю», — ответил Джон, использовавший слово «бомбануть» в сугубо буржуазном смысле, то есть «напокупать» в духе Ричарда Гира в «Красотке». Однако уже через мгновение он подкинул мне новую головоломку: «На самом деле я еще посмотрю, как там на мои „стоун айленды“ отреагируют. Если лыбиться начнут, как параши, то тогда я себе еще кучу „камней“ нарочно насобираю. Чтобы Ральфу жизнь медом не казалась».

Вскоре не в меру раздухарившийся Джон описал мне реакцию продавцов в «Акваскутуме», которых он собирался тестировать тем же способом. Правда, на этот раз в ход должны были пойти другие бренды. «Барбариска-то от них в двух шагах, если что», — уточнил свою мысль и намерения Джон, окончательно пришедший в себя и порозовевший от предвкушения грядущей победы над другом-приятелем Ральфом, с которым ему страх как хотелось пересечься.

Завершилась наша дискуссия тем, что Джон издал воинственный вопль «Вперед, вперед, красный Ральф!» и спрыгнул вниз со шконки. Означало это, что и мне следовало собираться в путь-дороженьку. А не то встретит еще в гостях у Лорена продавщицу-эмигрантку — и все, конец торговле.

Однако судьбе было угодно, чтобы компанию Джону в розыске Ральфа составил сам Красный Фюрер, этакий искатель пропавшего ковчега, новоявленный Индиана Джонс, как я уже говорил, нежданно-негаданно объявившийся в нашем номере ни свет ни заря. Если быть до конца точным, то в десять по московскому, что для Вождя нашего движения было не просто несусветной ранью, а чем-то поистине запредельным. На взгляд Никит-аха, примерно в это время расставался с бессмертием вампир Носферату, погубленный, как известно, криком петуха и первым лучом солнца. Так что сами видите, какие вещи футбольные бренды с вождями делают! А еще кричит на каждом углу, что ненавидит все эти «списки Бримсона»!

Простодушный Белыч, правда, толкнул спросонья идею, что Никит-аха выгнала на улицу с помощью плетки-семихвостки известная нам дама, и Красный Фюрер, следует отдать ему должное, не стал опровергать эту гипотезу. Выслушав сообщение Белыча, он на некоторое время ушел в себя, а затем ошарашил нас заявлением о том, что его появление напрямую связано с нашим завтрашним отъездом на родину. Так что терпеть ему осталось недолго. Потому он и решил ускорить процесс избавления королевства от непрошеных гостей. И не беда, что для этого ему придется побыть переводчиком при Джоне, и не на такое можно пойти во имя скорейшего расставания с соратниками. Да какими там соратниками! Бомжами позорными! Сволочью миллуоловской, нарядившейся, аки деревенщина, во все новое.

«Только ливера так поступают, наворовавшись на выезде», — напомнил присутствующим Никитах, придирчиво оглядев двух стоящих и двух лежащих перед ним RR.

В очередной раз просвещенные Фюрером, мы синхронно поснимали с себя обновы, облачившись в старые добрые «найки» и «умбры». «Ну, как тебе? Теперь лучше?» — поинтересовались мы у Вождя и, ясное дело, не получили ответа. Никит-ах не очень-то нас любит, а уж когда мы совершаем грубые ошибки, то и подавно.

По прошествии некоторого времени, потраченного Фюрером на очередной уход в себя, он все-таки вернулся к английской действительности, оскверненной убогими подражателями его дела. Устремив взгляд на явно кредитоспособного Джона, Никит-ах предложил ему высококачественные услуги переводчика в обмен на… меня, на попечение которого Красный Фюрер передавал двух спящих. Но ведь когда-нибудь они все-таки проснутся, так ведь?

Что ж, делать нечего, как говорится в классическом фильме, «старший приказал». Посему ждем-с. К счастью, куковать на заре пришлось недолго, так как Белыч с Джимми давно выработали привычку просыпаться одновременно. Для каких таких ратных дел? Не знаю, но догадываюсь.

Как показалось мне в Манчестере, чтобы оказаться одновременно голыми в ду?ше. Вот почему. Но только не подумайте ничего такого, просто читатель с тафгайцем были начисто лишены какого-либо стыда. И потому ходили мыться в душ по коридору в чем мать родила, превзойдя в сто крат упомянутого мной выше арапчонка. Так, видимо, у хоккеистов и читателей принято. Или они друг перед другом выпендривались, играя мускулами и изображая готовность к бою? Молодые все-таки.

Либо, на худой конец (простите за невольный намек), демонстрировали полную раскомплексованность перед очередным матчем. Правда, стоны из душа раздавались очень даже характерные, но спишем их на отсутствие горячей воды или сочтем репетицией новых манчестерских частушек, тщательно собираемых и заносимых в блокнот Белычем на «Олд Траффорде».

Принеся в номер клубы пара и бабьи запахи, намытые и надушенные RR-овцы (я не в счет) медленно, но верно стали готовить себя к выходу на улицу. Заняло это добрых полтора часа, но в конце концов Белыч бросил последний грустный взгляд на не дочитанный им до конца справочник по Лондону (мой, как ни странно) и стал наставлять неразумного Джимми, совсем уж заигравшегося со своим мишкой.

Когда же он наконец осознал всю бесперспективность своих усилий, кто-то из авторов прочитанных книг подсказал Белычу спасительную идею. Выразилась она в том, что он предложил Джимми выйти на улицу… покушать.

Тафгаец тут же прекратил рычать и водить с мишкой хороводы, мгновенно испытав прилив нешуточного голода. Тем из вас, кто сейчас не смеется, спешу сообщить следующее. Джимми к тому времени не только сходил в душ, держа в руках вместо полотенца здоровенную банку с тушенкой, но и сыграл с мишкой в девочку Машу. Ту самую, из сказки, что опустошила в медвежьей хатке и маленькую, и большую, и среднюю плошки. Другими словами, Джимми просто добил все съестные припасы, предательски выпиравшие из его необъятного рюкзака. Вот, собственно говоря, зачем нам потребовались полтора часа на подготовку к уходу.

Выйдя на улицу, соратники и не подумали проинформировать меня о плане действий. Как выяснилось в дальнейшем, Джимми настоял в ходе приватной беседы с Белычем на плотненьком завтраке, без которого он не мыслил начало экскурсии по столице, а то, что он слопал в номере, посчитал чем-то мимолетным и не заслуживающим внимания.

Белыч, выразивший полное согласие с нашим потенциальным топ-боем,[79] тут же нашел соответствующую Джимминым запросам забегаловку, а сам уселся в углу с газетой. Правда, не чтения ради, а чтобы не видеть процесса «употребления внутрь» некой массы под кодовым названием «твелв».

Когда же Джимми «немного подкрепился», а я допил на улице свое пиво, Белыч повел нас к остановке туристских автобусов прямиком через Гайд-парк. В связи с тем, что я уже довольно подробно описал этот маршрут в предыдущей главе, сразу же перейду к началу экскурсии.

Знаменитые красные двухэтажные автобусы (даблдеккеры) растянулись по всей южной границе парка в ожидании туристских потоков, которых, как мы поняли, давненько не наблюдалось. Иначе откуда такое количество пустых машин? Действительно, мы были чуть ли не первыми из числа желающих прокатиться, о чем нам поспешил поведать довольный кассир. Однако особой радости в связи с этим мы не испытали. Все дело в том, что к моменту нашего появления у южного выхода из Гайд-парка пошел дождь и хорошее настроение держалось в буквальном смысле на соплях.

Правда, нам сообщили, что с помощью наушников мы сможем услышать русскоязычную версию экскурсии. Что ж, и на том спасибо. Какой-никакой, а плюс все-таки.

Некоторое время вежливые негры удерживали нас на улице, но, когда дождь пошел сильнее, позволили забраться внутрь автобуса, где мы тут же поняли, что услышать русскую речь будет непросто. Русскоязычный номер 7, расположенный на панели прикрученной к сиденьям машинки, не работал, и осчастливленный этим Белыч бросился вчитываться в инструкции.

Как вы догадываетесь, остальные шесть номеров, представлявших языки различных народов мира, включались с полтычка, а вот с номером 7 творилась странная непонятка. Через какое-то время Белыч выяснил, что «русский язык работает только на втором этаже, да и то не везде», и мы расползлись по верхней палубе в поисках исправных «говорилок».

Там-то и обнаружилось, что в первом ряду, словно по заказу, наличествовали четыре такие коробочки. Не помню, правда, возликовали мы или нет, но, так или иначе, присели, надели наушники и стали внимать русскому голосу. Увы, Лондон предлагал своим гостям точно такую же заунывную хрень, которой нас потчевали на ливерпульском кораблике во время речной прогулки по Мерси. Просто поразительно! Неужели ответственные лица местных турфирм не имеют никакого представления о качестве работы своих русскоговорящих гидов-переводчиков?!

В связи с этим мне невольно вспомнилась история о молодом пройдохе Фрэнсисе Форде Копполе. Позвольте уж старому киноведу рассказать эту байку. Точнее, поведать правду о заморской знаменитости. Так вот, в студенческие годы классический мамин сын Коппола втихаря выкидывал разные фортели и был готов заработать на чем угодно.

Наткнувшись на объявление в газете, помещенное известным режиссером и продюсером Роджером Корманом, искавшим переводчика с русского, он тут же объявился у него на студии в числе других таких же «знатоков» российской словесности. Ну а Корману, в свою очередь, требовался человек, способный перелопатить на язык Шекспира текст советского фильма «Садко», который он купил по дешевке у наших киночиновников для последующего проката в США.

Когда же Корман увидел у себя в офисе целую армию юных филологов, он решил пойти на хитрость, сообщив им о том, что собирается заплатить за перевод по самому низкому тарифу. Действительно, толпа мигом рассеялась, однако Коппола был не лыком шит и, в отличие от других искателей легкой наживы, хорошо знал, кто такой Корман.

В итоге в офисе остался только он один, когда заигравшийся продюсер договорился до того, что вообще не заплатит за эту работу, так как рассматривает ее в качестве студенческой практики.

Но и этот приговор не поднял со стула будущего автора «Крестного отца». Коппола клялся и божился, что готов работать из одной лишь любви к русскому языку и советскому киноискусству. И тогда хитрый Корман сдался. «Ладно, беру, но только скажи что-нибудь по-русски», — приказал он Копполе, и тот не моргнув глазом издал что-то типа «бамбарбия кергуду».

В радостном возбуждении Корман побежал к своей жене Джулии (тоже продюсеру), чтобы сообщить ей о том, что дешевый переводчик найден и уже очень скоро они смогут срубить большую капусту. Фильм-то гениальный, хоть и за копейку куплен! Однако женушка оказалась куда умнее своего муженька. «А ты сам-то понял, что он сказал?» — поинтересовалась она, приперев тем самым Кормана к стенке.

Но, видимо, она позабыла, как ведут себя в таких случаях опростоволосившиеся знаменитости.

«Он произнес монолог доктора Живаго!» — вскричал живой классик американского поп-кино, минуту назад трудоустроивший авантюриста. В итоге «Садко» вышел в американский прокат под названием «Подводное путешествие Синдбада», но и это не самое страшное. Коппола допереводился до того, что советский фильм-сказка стал американским фильмом-ужасов с вкраплениями цветных (!!!) эпизодов из различных картин его босса. Точнее, из вырезанного ранее Корманом материала.

И вы знаете, дело Копполы не пропало. Его тут же подхватили, развили, расширили и внедрили в повседневную жизнь другие русскофонные американцы. Когда же спрос в США на такого рода переводчиков стал заметно уменьшаться в связи с падением интереса к советским фильмам, настал черед старушки Англии, принявшей скрепя сердце в свои объятия новые толпы интерпретаторов с русского. В числе которых, как вы догадываетесь, находился и будущий Фюрер российского «МЮ»-фанатизма. Тогда еще совсем юный, но уже многообещающий. Куда там Копполе!

Нет, дорогие читатели, не смеха ради и не для очернения нашего Вождя рассказана эта история. Нет! Никит-ах всегда был и остается выше всяких там коппол, если не сказать куполов. За что мы его, собственно говоря, любим, побаиваемся и слушаемся. Он как бы отец всем нам, гребаным физкультурникам. И если вы с ним не на короткой ноге (поводке), то не следует спешить с выводами. Иронизировать на его счет позволено очень немногим, заслужившим эту привилегию целой чередой подвигов. Каких, спросите вы. И я отвечу. Например, многолетними восхвалениями Никит-аха и его бесчисленных достоинств.

Помните, как это было в случае с Тарковским? В один прекрасный день, в отсутствие съемок, к нему в павильон зашел Иоселиани, на которого сразу же зашипели, аки змеи, многочисленные приживалки Тарковского. Они тут же донесли ему, что этот самый Иоселиани рассуждал об «Андрее Рублеве» с улыбкой на устах. То есть издевался, пусть и скрыто. Тарковский, сидевший спиной к Иоселиани, выслушал сообщение и молвил: «Этому можно».

А теперь догадайтесь, о ком на самом деле идет речь в рассказанной мной притче о Тарковском и Иоселиани в применении к Фюреру? Вот и я думаю, что обо мне. И раз так, то верное направление вам подсказано — действуйте. Но только ни на минуту не забывайте о том, кто и когда может позволить себе иронию в адрес Мастера.

Итак, я остановился на том, что Никит-ах — Мастер. Но в таком случае вы совершенно справедливо захотите услышать историю его Маргариты.

Увы, изложить ее мне не позволят остатки стыда. Да и вы смутитесь до невозможности. Поэтому перейду-ка я лучше к рассказу о лондонских достопримечательностях, явивших себя в ходе автобусной экскурсии.

Первой остановкой стала Трафальгарская площадь, изученная нами вдоль и поперек, но мы не могли отказать себе в удовольствии оказаться на ней еще раз, чтобы впитать в себя футбольную атмосферу этого места. Тем, кто не знает, сообщу, что именно здесь происходят главные события перед началом матчей с участием сборной Англии. Именно здесь произошла последняя международная драка с шотландцами, вошедшая в анналы истории хулиганизма, именно здесь фанаты справляют Рождество, плавно переходящее в массовые беспорядки.

Тем не менее расположенный здесь «Глобус паб» в день матчей сборной становится местом глобального перемирия, и там спокойно тусуются фанаты самых непримиримых клубов. В такие дни в «Глобусе» считается дурным тоном не только вступать в конфронтацию, но даже дискутировать на тему «Кто матери Англии важнее, мы (то есть „МЮ“), ливера или „Челси“?». Но происходит это, подчеркиваю, только в день матча сборной. В других случаях схлопотать по роже здесь проще простого.

Вот и ходили мы по Трафальгару взад-вперед, занося себе в актив появление там в самое что ни на есть футбольное воскресенье. Ведь через несколько часов должен был состояться главный матч тура, если не всего чемпионата Англии. А нас тем не менее пока никто не собирался гонять, и потому чувствовали мы себя королями мира, если не сказать хозяевами жизни. Оставалось расписать колонну Нельсона родными до боли репликами типа «„МЮ“ — чемпион!», однако Белыч не ко времени забыл распылитель.

Далее последовало Вестминстерское аббатство, близ которого мы распивали накануне, парламент, памятник Черчиллю и мост с огромными львами, пересекать который мы не стали, так как решили вернуться обратно, чтобы поглазеть на конных караульных у входа в гвардейские конюшни да наведаться к премьер-министру на Даунинг-стрит, 10.

Как ни странно, охрана позволяет всем, кому ни попадя, фотографировать резиденцию Блэра, несмотря на многочисленные предостережения, сделанные писателями и киношниками. Террор-то не дремлет! Почитайте, почитайте «Кулак Аллаха» Фредерика Форсайта и ужаснитесь. Видимо, до простодушной Англии дойдет только тогда, когда жареный петух клюнет. Но этак я накликаю бед у, а посему умолкаю.

После визита к главе правительства и внимательного осмотра всех памятников на Парламент-стрит мы были вынуждены принять во внимание очередной приступ голода, скрутивший Джимми.

Несмотря на то что всю дорогу он что-то вынимал из своего продуктового пакета, чтобы затем быстро спрятать во рту, все это время он думал о сладком моменте, когда сможет поесть не на ходу. И вот этот час настал.

Оставив Джимми наедине с его очередной твелв-порцией, мы решили предпринять еще одну попытку разыскать таинственный ирландский паб, посетители которого, по уверениям эвертонца Джеффа, обожают торговать билетами на лондонские матчи «МЮ» по номиналу. Но не судьба. Этот паб-мираж так и не возник на нашем горизонте. И мнится мне, не возникнет уже никогда. Зато возник Джимми, предусмотрительно забравший с собой недоеденное, чтобы было чем морить червячков до следующего привала.

И тут сдали нервы у Белыча. При виде Джимми, уничтожающего с выражением крайней печали на лице содержимое очередного пакета, Белыч испытал прилив такого слюноизвержения, что на какое-то время перестал листать буклет, прихваченный им из автобуса. «Все, пора и нам что-нибудь съесть, а не то сойдем с ума», — сказал Белыч, уж не знаю кому — себе или мне, не важно. Впрочем, завтрак Белыча был не менее примечателен, нежели его взрывная реакция на нашего Гаргантюа.

Завалившись в первую попавшуюся забегаловку, Белыч, как всегда, заказал себе чашку чая с микроскопическим пончиком в придачу и, разгладив буклет, принялся употреблять внутрь незнамо что: то ли строчки, то ли свое скромное лакомство. При этом, расплачиваясь, он достал из кармана умопомрачительную по толщине пачку банкнот, превратив тем самым чернокожую продавщицу в замерший на месте знак вопроса.

Можно, конечно, слегка поиронизировать и надо мной, в тот момент недалеко ушедшим от Джимми по части величины заказа, компенсировавшего кассирше предыдущий, но это следует сделать несколько позднее, так как забредший к нам с улицы Джимми в скором времени побил собственный рекорд. Или, как предпочли бы выразиться эстеты, резко приподнял художественную планку своих аппетитов.

Надо было видеть выражение лица Белыча! Поначалу он очень неодобрительно посмотрел на меня, заставившего своими тарелками целых два стола, злобно зыркнул на часы и закатил глаза к потолку, давая понять, что ему влом тут из-за меня высиживать. Джимми усугубил ситуацию. Белыч скроил такую мину, что волей-неволей наш хоккей-плейер отправился искать спасительные пакеты. С ними, набитыми до краев, и вышел наружу, чтобы мы наконец-то продолжили экскурсию.

Следующей остановкой был собор Святого Павла, и мы, ясное дело, высадились, чтобы нащелкать энное число кадров. Место и впрямь того заслуживало, и, было бы время, следовало проторчать здесь куда дольше. Но едем далее. После объезда вкруговую таких замечательных строений, как небоскреб «Огурец», внутри которого вы наверняка побывали вместе с героями «Основного инстинкта-2», а также знаменитого паба, где лондонцам был впервые преподнесен «Гиннесс», мы подъехали к наиболее интересовавшему нас в тот день месту — Музею лондонских ужасов.

Нет, это не Диснейленд шиворот-навыворот, как подумали некоторые. Несмотря на некий налет развлекательности, приданный этому месту рекламой, речь идет о самом настоящем музее «Ландон Данджен», где вас будут пугать в соответствии с реальными фактами и четкой хронологией событий.

Однако я забежал вперед и посему начну излагать эту историю в порядке увиденного.

Приготовив по 15 фунтов за предстоящее удовольствие, мы выстояли довольно приличную очередь и первым делом попали в лапы… фотографа, который попросил нас разыграть сценку с отсечением… моей головы. По его просьбе мой череп занял место на плахе, а отрубали его Белыч с Джимми, вооруженные двумя здоровенными топорами.

Сделали они это, как вы догадываетесь, с нескрываемым удовольствием, рассчитывая поживиться моими денежками, припасенными на билет, но не тут-то было. Когда я, не ведающий, что творю, протянул фотографу свои кровные 15 фунтов, он в страхе отшатнулся от меня со словами: «Я не кассир, я — фотограф, и мне следует платить только по окончании экскурсии и по двадцать фунтов с носа».

Ну ничего себе! То есть я должен заплатить за такой самокомпромат целых двадцать монет?! Щас тебе! Накося! Чтобы Белыч с Джимми увеличили эту фотографию и выставили где-нибудь в «Вегасе»! Или того хуже, на сайте вывесили! Впрочем, как бы то ни было, после этой небольшой заминки мы протиснулись в следующее помещение, и пошло-поехало.

Мы ползали впотьмах, натыкаясь на себе подобных, и ни зги не видели. Замешательство и толчею через какое-то время развеял новый аттракцион — мы должны были выбраться в очередное помещение из зеркального лабиринта. Да уж, потеха неслабая! Однако я мертвой хваткой вцепился в спину Белыча и потому отделался лишь легким испугом. Затем мы попривыкли к таким забавам и приноровились рассматривать выставленные в витринах композиции. И они впечатляли, если не сказать большего.

Поначалу музей предложил окунуться в кладбищенскую среду и полюбоваться бесчисленным количеством вскрытых могил, черепов, скелетов и оживших останков. Судя по всему, в раннем Средневековье зомби для Лондона были совершенно обыденным явлением, и с ними даже здоровались, как с добрыми соседями. Но когда ходячие мертвецы стали покусывать столичных жителей, те устроили на них охоту. Особенно преуспели в этом деле церковники, приобретшие настолько богатый опыт, что в дальнейшем уже не могли остановиться.

Трудно поверить, но охота на зомби и привидений не выходила из лондонской моды на протяжении многих столетий. И так продолжалось до XIX века включительно!!! Более того, с открытием Америки и возникновением английских колоний делу был придан еще больший размах. (Этому можно получить великое множество подтверждений в голливудских фильмах.)

Насмотревшись до полного одурения на процесс избавления Лондона от всякой наспех захороненной нечисти, мы с головой окунулись в эпоху эпидемий. Не знаю, правда, что из представленного произвело наибольшее впечатление на моих спутников. Нашествие крыс с последовавшей чумой, к примеру, надолго останется в памяти, однако сифилис, на мой взгляд, был вне конкуренции. К тому же этой болезнью нас стали запугивать выпрыгнувшие из тьмы актеры, призванные разнообразить экскурсию, и к сильному впечатлению русских туристов стали добавляться первые позывы рвоты.

Когда Лондон оправился и от этой напасти, церковь решила изыскать первопричину ниспосланных на столицу страданий, упершись строгим взглядом в представительниц прекрасного пола. Носительниц спирохет тут же объявили ведьмами, а вместе с ними и всех тех, кого можно было обвинить в легком поведении. То есть всех женщин, вместе взятых.

Представляете, мужики, какое это было светлое для нас время?! Доведет женушка в очередной раз своими прихотями, отвлечет от футбола, а ты ее раз — и в церковь! А оттуда и до костра уже недалече!

С другой стороны, досталось на орехи и кое-кому из мужиков, обвиненных в связях с ведьмами. Однако, если с бабами в Лондоне во все времена не церемонились, тут же посылая их на костер, то с мужиками разбирались долго и не без удовольствия. Для этого использовались самые изощренные пытки, хотя мужики, как правило, во всем сознавались с полтычка и сдавали своих баб со всеми потрохами. Тем не менее церковь и суд руководствовались какими-то своими резонами и после пыток устраивали открытые судебные процессы, на которых муж должен был обвинить жену с последующим от нее отречением.

Во время нашего знакомства с одним из таких процессов актриса, изображавшая судью, вырвала из нашей толпы какого-то австралийского туриста, который с видимым удовольствием рассказал ей о сексуальных извращениях своей спутницы, стоявшей рядом и лыбившейся при этом, как параша. И надо отметить, зря она это делала! Втихаря к ней подкрались сзади другие актеры, изображавшие стражей законности, схватили и уволокли бабу во тьму. И больше ее уже никто не видел. Вот тебе и музей, вот тебе и английский юмор!

Однако одной наказанной проблядушки судье было мало, и она решила довести до конца успешно начатое. За связь с извращенкой был наказан и сам турист, которого отдали пыточных дел мастеру (тоже бабе, кстати). Поставив излишне законопослушного австралийца раком, она стала заливать ему в задний проход какую-то кипящую жидкость (похоже, масло), но тот, видимо, латентный гомик, изобразил на лице скорее удовольствие, нежели страдание.

И все бы хорошо, если б не Джимми! Уж не знаю, из каких таких соображений, но он стал все чаще и чаще завывать, что экскурсия ему надоела. Что все это он уже сто раз видел, только не помнит где, и посему умирает от желания вернуться домой, поближе к хоккейной коробке.

И надо же такому случиться, что стенания Джимми были услышаны.

Словно по его заказу, от темы ведьмачества экскурсия резко перешла к теме лондонской канализации со всем из нее вытекающим. Заманив всех нас в отстойник-накопитель, затейники стали сажать туристов по двое в лодку, после чего мы отправились в незабываемое путешествие по подземному Лондону, вздрагивая от ужаса каждую секунду. Помимо вспышек света, открывающих взору всякую шмыгающую по углам или шипящую гадость, в нас постоянно что-то бросали. Правда, очень легкое по весу, но сами представьте: приятно ли, когда в тебя кидают мокрую тряпку или пластмассовый стакан? Да-да, с неким жидким содержимым, как вы правильно подумали.

Между тем находчивый Джимми, сидевший сзади, успел по ходу нашего плавания кого-то вырубить из числа нападавших. В ответ на всю катушку включилась сирена, а из динамиков полились какие-то взволнованные сообщения, предупреждавшие туристов об уголовной ответственности за подобные деяния.

Что ж, понимаю Джимми в тот момент, хорошо понимаю. Хотя зачем он стал ныть раньше времени? Вот и накликал беду. Однако в тот момент прервать экскурсию не представлялось возможным, равно как и сбежать куда подальше. Поэтому я стал воспринимать происходящее как крайне необходимую нам тренировку перед матчем с «Арсеналом», от которого можно было ожидать чего угодно.

Причалив к берегу, мы продолжили перелистывать страницы лондонской истории, пройдя курс начинающих сотрудников убойного отдела. Понеслась череда серийных убийств, будоражащих Лондон до последнего времени, и надо отметить, первопроходцы этого вида спорта были куда изобретательнее нынешних маньяков. Особенно преуспели женщины, но мы это знали и без экскурсий.

Лично мне больше других понравились те, кто в течение многих лет торговал на столичном рынке человеческим мясом. Да не просто мясом, а разного рода изделиями: пирожками, шашлыками, колбасками и тому подобным. Джек Потрошитель на этом фоне, хотя ему было уделено особое внимание, выглядел просто одним из эстетов, но никак не законодателем мод, как казалось мне ранее. Интересно, какое количество новых киллеров-подражателей воспитывает данная экспозиция? Но это так, к слову, просто «музыка навеяла».

Набив нас под завязку сведениями о серийных убийцах, гиды музея перешли к разговору о Великом лондонском пожаре. Врать не буду, температуру в помещениях никто не увеличивал, все было преподнесено в виде визуальных ухищрений, но походить по провисающему настилу из досок пришлось изрядно. И вот тут-то устроителям бала монстров следовало бы закруглиться, однако нас еще долго кошмарили, знакомя с разного рода происшествиями.

Так или иначе, но через какое-то время полумертвых экскурсантов выдавили в просторное кафе, исполняющее попутно роль сувенирной лавки, и только после этого раскрыли ворота на улицу. Недолго думая, мы вскочили в автобус и понеслись к Лондонскому мосту, с которого открывался мой любимый вид на город. Он включал в себя и восточную часть Тауэра, и «Огурец», и колесо обозрения «Лондонский глаз», и сам мост, а также эсминец «Шеффилд», особо отличившийся в годы последней мировой войны. И все эти достопримечательности объединяла Темза, бурлящая, как горная река, из-за обилия проносящихся по ней туристских пароходиков.

Обогнув Тауэр с севера, мы высадились у его западной стены, чтобы первым делом решить насущный вопрос — что важнее: знакомство с лондонской Петропавловкой или прогулка по речке. Услышав мое образное сравнение исполинского Тауэра с гордостью Петербурга, перекошенный от прилива смешанных чувств Белыч выдавил: «Ты что это, опять про свою сраную команду европейского уровня завел? Стало быть, едем кататься на кораблике, а не одно с другим сличать».

В ожидании отплытия мы успели посетить магазин сувениров Тауэра, затарившись, несмотря на кошмарные ценники, и посидели в открытом кафе, коротая время в прогнозах. Я, как всегда, поставил на поражение «МЮ» с минимальным счетом, Белыч на нашу крупную победу, ну а Джимми, начисто отказавшийся гадать на кофейной гуще, предпочел уйти в себя, чтобы хорошенько переварить съеденное. Но только кого он собрался провести таким убогим способом? Нас, что ли? Наоборот, жестким отказом от прогноза он лишь подсказал нам дальнейшую линию своего поведения. Ведь и я сам, и Белыч были уверены в том, что он промотал все свое бабло на билет в результате хождений по «Макдоналдсам».

Тем не менее мы не стали издеваться над нашим аппетитным соратником по партии, уповая на то, что Джимми богаче, чем кажется. Или, на худой конец, на временное успокоение его обжорства. Может, он все-таки успел подкрепиться как нужно, давным-давно переведя своей «твелв» в «твенти», а может, и в «таузанд». Кто его знает?

Прогулка по Темзе была превосходной, ветер окончательно выдул из меня весь хмель. Белыч пока что свирепо улыбался, вселяя в нас веру, надежду и оптимизм, ну а Джимми «зачем-то» спустился на нижнюю палубу, имитируя поиски туалета. Но мы-то прекрасно знали, где стоит его искать, случись какая непредвиденность.

Когда же мы замерзли, как собаки, то, ясное дело, обнаружили Джимми в закусочной. При этом бармен отказался наливать нам пиво, так как «один лаконичный джентльмен», сказал он, «сидящий вон там, сделал настолько большой заказ, что сейчас мне не до вашего пива. Успеть бы ему напечь-нажарить до остановки».

Высадившись у парламента, я тут же наткнулся на киоск, заваленный атрибутикой «МЮ», и глазам своим не поверил. Это же Лондон, а не Манчестер! Зачем же они здесь этим торгуют? И только впоследствии, когда я увидел, что в непосредственной близости от «Хайбери» (!!!) красуется еще больший ассортимент товаров с символикой «МЮ», кое-какой ответ на этот вопрос все же был найден.

Точнее, мне подсказал его многоопытный Никит-ах, сославшийся на то, что «МЮ» — мировой бренд, и японо-китайских туристов не особо интересует, где это находится, на юге или на севере. К тому же в провинциальный Манчестер они явно не поедут, поэтому тариться придется именно здесь, за неимением других вариантов. Так что для них «МЮ» — это вся Англия, а не какая-то там Пердяевка. Вот и скажи после этого — «косоглазые». Сразу в корень смотрят!

Отвлекся я от своих размышлений только тогда, когда Белыч внезапно вырвал у меня из рук футболку с изображением Небожителя в майке «МЮ» и прошипел: «Не хватает еще, чтобы и у тебя деньги кончились! Положь на место! Убью, на хуй…»

Торпедированный такой агрессивной словесной атакой, я мигом подчинился, чтобы не накликать на себя еще большую беду. Действительно, а вдруг 10 фунтов за такую футболку подточат мой бюджет на билет (рифма?)? Как знать, может, и так. Хотя что там гадать, ведь футболку-то Белыч с мясом вырвал. Не бежать же мне ее втихаря покупать? Все равно увидел бы.

Вот так, дорогой Дэвид, под злобным натиском Белыча я впервые в жизни отказался от Тебя, отверг, так сказать. Но в первый раз, как Ты знаешь… Тебя самого, к примеру, тоже обвиняли кое в чем, когда Ты напяливал на Себя Викино исподнее. И Ты сам тогда сказал, что в первый раз — можно. А после того как Ты стал носить колготки регулярно, Ты же сам объяснил Свои действия тем, что на постоянной основе делаешь это впервые. Так что первый раз — опять же не то, что все подумали. Вот и я всего лишь однажды отказался от приобретения Тебя в свою бесконечную коллекцию. Зато купил море «Пепси-колы» с Тобой на этикетке, тонну Твоих бритвенных лезвий и кремов после бритья, выиграв при этом, кстати, сувенирный брелок с Твоим автографом, приобрел сто ящиков одеколона «Инстинкт» и даже пересмотрел в этой связи «Основной инстинкт» с его продолжением.

Кроме того, именно я украл несколько Твоих картонных силуэтов со стоек в кафе, не говоря уже о сотнях рекламных плакатов. И последнее, раз уж речь зашла о первом. Я безвылазно сижу в кинотеатрах, где до одури смотрю затертый до дыр один и тот же рекламный ролик «Чем же ответит команда „Пепси“?» и каждый раз рукоплещу Твоей победе над врагами. Я уповаю на то, что все эти деяния-воздаяния позволят Тебе простить меня, как Ты уже прощал Сашу-убогого[80] и прощаешь мудака Стива,[81] пообещавшего обойтись без Тебя в ближайшем будущем.

Это без Тебя-то, Чемпиона Вселенной! Лучезарного!

Итак, разрубив гордиев узел противоречий, Белыч повел наш крошечный моб, мобик, мобок (рифма?) к великим свершениям, первым из которых должна была стать покупка билетов. В одной театральной кассе нам предложили билетик за 150 фунтов, только один, что нас никак не устраивало. Вот какими мы были тогда солидарными трудящимися! Что ж, делать нечего, пришлось тыкаться во все двери и раз за разом слышать, что билеты менее чем за 200 фунтов можно обнаружить лишь вблизи стадиона, да и то вряд ли.

Но я-то прекрасно знал, что на выезде все обязательно должно свалиться с неба, и посему ни на секунду не терял оптимизма. К тому же тащившийся в сотне метров от нас и постоянно терявшийся Джимми находил все новые и новые кассы, которых мы не замечали, и торги не прекращались. Впрочем, кассиры (лондонская спекулянтская сволочь) упорствовали, заряжая только по 200 и ничуть не поддаваясь нашим рассказам о том, что мы сильно поиздержались в дороге. Поразительный факт — дело происходило в самых что ни на есть официальных театральных кассах, а не у стадиона «Уэмбли» с его известным скоплением таутов![82]

Покинув последнюю из касс, мы вспомнили о том, что не закрыли все наши заказы по списку, а ведь это святое — товарищам своим всякого барахла напокупать. К тому же Белычу надо было пришить другие рукава вместо оторванных от новой футболки Вокса или покрыть ее золотыми звездами, уж не помню точно, что именно, и, таким образом, к теме заказов примешалась еще и эта импровизация.

Прикинув, что к чему, мы решили совершить всего лишь два культпохода. Первый из них должен был привести нас в «Хэмлис» — крупнейший в Лондоне (и чуть ли не во всем мире) магазин игрушек, где мне предстояло приобрести коллекционного медведя, а второй — в JJB, самое крупное заведение из числа торгующих спорттоварами. Когда же мы наконец-то очутились в «Хэмлисе», потратив на розыски этого магазина уйму времени, так как все почему-то направляли нас в «Хэрродс», то уже на первом этаже мне стало плохо. Отдел коллекционных медведей, выставивший в своих витринах несметное число этих монстров, предлагал посетителю приобрести самую дешевую из крошечных медвежьих фигурок за 140 фунтов. При этом сама игрушка была гораздо меньше сувенирных футболистов «МЮ», которых мы привыкли покупать в магазине на улице Восстания за сущие копейки. Не говоря уже о том, что сам по себе коллекционный медведь должен быть донельзя уродлив, с огромными диспропорциональными руками и ногами, как у баскетболиста. К тому же он должен был быть изготовленным из несинтетических материалов. Иначе ногасто-рукастый мутант — не коллекционный, а ширпотребный.

За 140 фунтов продавался один-единственный медвежонок совершенно уебищного вида, а далее все шло на резкое повышение. От 200 и выше с перескоком на 50 фунтов. Вот какой заказец сделали мне накануне отъезда в королевство! Скромно и со вкусом! Хорошо, что я не поленился залезть в Интернет и запомнил название одной из самых престижных фирм в мире коллекционеров мохнатых уродцев — фирмы «Стайф».

Выйдя обосранным из отдела коллекционеров, я узнал, что в «Хэмлисе» есть отдел «Стайф», однако радости по этому поводу не испытывал. Во-первых, игрушки там могли оказаться еще дороже, хотя вряд ли после коллекционных-то, а во-вторых, Белыч и Джимми к тому времени стали наливаться нешуточной ненавистью. Особенно посверкивал зенками наш Джимми-Гамми (знал бы он, кто такой Джейми Гам![83]), активно поигрывавший со своим «МЮ»-мишкой, спрятанным в кармане кожана. Ох уж представляю, что он думал о моих уродцах! Но простим ему, ибо не ведал он ничего в деле коллекционирования. А знал бы — помалкивал.

Дело шло к вечеру, и истекали последние минуты на впадание в детство. К счастью, в отделе «Стайф» я обнаружил целую кучу дорогих (но не очень) медведей, весьма пригодных в качестве заморского подарка. Поэтому поспешил приобрести приглянувшегося мне толстопузана за 61 фунт. Но только как же я тогда ошибался!

Несмотря на наличие кнопки с ленточкой в ухе (это примета, так сказать, «фирмы») и некоего подобия национального костюма в клетку, данный Миша-Майкл был все-таки создан из синтетических материалов, что привело в дальнейшем к достаточно серьезной истерике обладательницы подарка. Со всеми вытекающими отсюда бросаниями игрушечного «ублюдка» в лицо данайцу, дары принесшему. Не говоря уже о крупной ссоре, длившейся где-то полтора месяца. Но не будем о грустном.

Выскочив как ошпаренные из «Хэмлиса», мы бросились разыскивать спортивный JJB, выйти к которому оказалось очень непросто ввиду громадного количества лимиты на улицах, отправлявшей нас раз за разом на кудыкину гору. Однако с нами был пассионарный читатель Белыч, подгоняемый интуицией. От последней, правда, проку было немного, так как мы все равно потратили на обнаружение JJB уйму времени. Но ведь нашли все-таки!

Быстро нахватав всевозможных изделий от «Лонсдэйла», продаваемых здесь, в отличие от Манчестера, с большой скидкой, мы полностью утратили болельщицкий внешний вид. Когда мы вышли на улицу, нам было страшно взглянуть друг на друга. Какие-то погорельцы-мешочники, несущие в каждой руке по три-четыре огромных пакета, набитых уценкой-усушкой-утруской. И в таком виде, вы не поверите, мы поехали на матч с «Арсеналом»!!! А куда было деваться?

В вагоне метро мы попытались выспросить у целого ряда разновозрастных арсенальских скарферов,[85] как доехать до «Хайбери», но ни один из них так и не смог подсказать ничего путного. Во-первых, большинство владельцев бордовых хомутов ехало домой смотреть игру по телевизору, а другие не реагировали на наше произношение слова «Арсенал», звучащее приблизительно как «Эшенел». Будете в Лондоне — говорите «Асенал», без буквы «р», и вас поймут, но только в том случае, если шарф вашего предполагаемого гида не выдаст его принадлежность к синюшной шатии-братии. Тогда вас точно пошлют куда надо, навстречу хэдхантерам,[86] я полагаю.

Тем не менее смекалистый Белыч выручил и на этот раз, когда завоевал расположение какого-то чела своей обезоруживающей улыбкой. «За „Арс“ небось болеешь, дружок-пирожок?» — обратился он к какому-то древнему старцу. Тот оживился и, улыбаясь в ответ, затараторил: «Да-да, конечно, уи-уи, гоу-гоу, „Альянс Франсез“, а как же еще?» — «А нет ли у тебя билета фунтов эдак за сто?» — продолжил допрашивать врага Белыч. «Нет-нет, так играть не можно, это „Арс“, а не „Фулэм“», — прошамкал старик в ответ. «Хорошо, а если у меня бабла навалом, что тогда? — не унимался русско-манчестерский гость Лондона. — А если оно жжет мне ляжку?» — «Тогда ты должен выйти на следующей и попытаться расстаться с ним, если сможешь».

Ну наконец-то! Хоть один в курсе дела! Вывел все-таки! «А что, если он местный Сусанин?» — предательски прошептал мне внутренний голос.

ПАУЗА.

Покинув вагон, я бросил взгляд в окно отходящего поезда и увидел замершую на месте толпу «анониров». Вот уж чего никогда не увидишь в Манчестере! Чтобы красная армия проехала на трамвае мимо «Олд Траффорда» куда-то в даль светлую. Да никогда! А тут целый поезд метро, кишащий врагами, укатил дальше на север. В памяти мгновенно всплыл знаменитый опус Владимира Вольфовича «Последний вагон то ли на север, то ли на юг», главным героем которого выступал «столыпин», нашпигованный пушечным мясом.

Выйдя на улицу и оставив позади себя станцию «Арсенал», мы с ходу натолкнулись на ряды лотков, набитых поразительно однообразной атрибутикой «гунеров»,[87] которую разбавляли, вы не поверите, многочисленные футболки с изображением Уэйна и Голландской Голевой Машины. При этом наш (тогда еще) Рууд представал взору в виде пушки (!!!), что для меня было вообще за гранью. Вообразить себе нечто подобное в Манчестере не представлялось возможным. Наоборот, там было достаточно легко разыскать футболку с рисунками и надписями, смертельно оскорблявшими честь и достоинство французских легионеров лондонского клуба.

Поспрашивав билеты у лоточников, сообщивших нам мало утешительного, мы с Белычем, руководствуясь их советом, стали громко опрашивать всех и каждого на предмет наличия так называемых «спэа тикетс» (лишних билетиков). Неанглоязычный же Джимми занял пост часового у свалки наших пакетов, напоминавшей пирамиду Хеопса.

Несмотря на то что опрашиваемый народ отшатывался от меня с Белычем, как в стародавние времена от зачумленных, я довольно быстро сориентировался, вычислив спекулянтов, также разбегавшихся прочь, но только не очень быстро. Кстати, будете шататься близ лондонских стадионов в поисках билетов — обратите внимание на тех, кто, шарахнувшись от вас в сторону, тут же займет место на краю тротуара и не исчезнет из видимости. Это тауты. Вот они-то и предлагали нам посетить предстоящий матч за какие-то 180 фунтов.

Времени до начала игры было еще много, и потому мы упрямились, рассчитывая найти нечто более приемлемое. Продолжив движение мимо западной стены «Хайбери», российские безбилетники внимательно разглядывали все вокруг, чтобы составить себе впечатление об одном из самых знаменитых стадионов Англии. Должен отметить, что располагался он то ли в очень старом районе, то ли в поразительно неухоженном.

Двухэтажные дома, окружавшие «Хайбери» плотным кольцом, были довольно облезлыми, а кое-где и обветшалыми, улицы — сильно замусоренными, деревья — чахлыми. Торговля близ стадиона представляла собой нечто крайне убогое, как в плане сувениров, так и по части жратвы. Более-менее современный, хотя и очень старый, стадион 1913 года постройки находился в центре этой «крепостной стены», в бреши которой устремлялись тонкие ручейки болельщиков. До матча оставалось более двух часов.

Помимо узких проемов в стене, выводивших публику к главным воротам, на арену вели и небольшие входы на трибуны. Один из них приглашал пройти на гостевой сектор, и мы сразу же выделили его в качестве приоритетного направления своих перемещений. Однако туда практически никто не входил, лишь небольшая группа фанатов «МЮ» околачивалась поблизости. Приятно, что принадлежность к великому клубу была выставлена ими напоказ, а кое-кто даже заряжал «Ю-Эн-Ай, Ти-И-Ди», ничуть не беспокоясь о последствиях.

По всей вероятности, это были лондонские поклонники нашей команды, громко смеявшиеся в ответ на вопрос о лишнем билете. Все дело в том, что билеты на этот матч распространялись клубом в Манчестере согласно гостевой квоте, и «иногородние гопники», включая лондонцев, оказались в таком же безнадежном положении, как и мы.

Еще одним интересным занятием стало рассматривание входа для почетных гостей. Невзирая на относительно небольшое количество народа, находившееся в этот час вблизи стадиона, здесь было не протолкнуться. Все ждали появления каких-то звезд. Особенно усердствовали телевизионщики, пытавшиеся расчистить себе побольше места. Но только куда там! Они сразу же получали отмашки локтями и даже нечто более увесистое от профессиональных столичных зевак, занявших свои позиции чуть ли не с утра, что, правда, никак не уменьшало активности репортеров и операторов.

Признаюсь сразу — ни Спайка Ли,[88] ни Эмили Уотсон,[89] известных своей любовью к этому самому клубу, мы так и не увидели, но да и хер-то с ними, прославленными.

Пришлось удовлетвориться тем, что вместо знаменитостей мы заприметили крайне взволнованного Никит-аха, которому в самую пору было пробоваться на роль Синьора Помидора, настолько он раскраснелся в борьбе за лишний билет. По всей вероятности, делал он это впервые. Подойдя поближе, мы робко поинтересовались у него, как дела, и получили совершенно поразительное разъяснение. Оказалось, что Красному Фюреру несколько секунд назад преподнесли билет за 100 фунтов, но только Вождь отказался принять это подношение из-за его крайне подозрительного вида. Вскоре Никит-ах снизошел до объяснения причин своего поступка.

Он выступил в качестве доставателя билета Джону и изрядно преуспел в этом. Не прошло и минуты, как Никит-ах подвел к нашему неистовому ирландцу какого-то интеллигентного старичка, собиравшегося выдрать лишний билет из сезонного абонемента своего отсутствовавшего сына. Просил он за это 100 фунтов, однако билет был именной, а сам абонемент он давать незнакомцу боялся. Я бы на его месте, знаете ли, тоже. Но только как же тогда пройти через полицейский кордон? Ведь там наверняка попросят показать абонемент в ответ на предъявление вырванного из книжки.

И вот тогда Никит-ах принял единственно правильное в данный момент решение. Несмотря на целую кучу времени до начала матча, он отправил обоих, и Джона, и его английского дедушку, прямиком на стадион, чтобы куковали там на радостях. Первый — в связи с быстрым и относительно недорогим проникновением на «Хайбери», а второй — в связи с непопаданием в полицейский участок, так как подобного рода сделки считаются здесь преступлением. И за этими операциями, кстати, ведут пристальное наблюдение люди в штатском.

Тем не менее через несколько мгновений после случившегося Никит-ах проявил поистине советскую бдительность. За ту же сотню фунтов какие-то твари попытались всучить нашему Фюреру билет, также вырванный из абонемента. Но только совсем другого вида. В отличие от предыдущего, он был каким-то куцым, блеклым, изрядно помятым и к тому же гораздо меньшего размера. Добавьте к этому полное отсутствие на нем обычных картинок — и можете представить себе Никит-ахову озабоченность. Даже с его огромным опытом и частотой пребывания в лондонских садомазосалонах было непросто решиться на приобретение хер знает чего, предлагаемого хер знает кем.

Поэтому недолго думая Лидер нашей партии отказался от приобретения этого, с позволения сказать, лотерейного квиточка. «Блядь, это какой-то билет от Гудини», — пролаял он, отправив меня с Белычем куда подальше. «Здесь как при сборе грибов, — пояснил свою позицию Вождь, — нельзя кучковаться вместе. А то еще загребут, если примелькаемся».

Что ж, его можно было понять, так как, в отличие от нас, дураков, Фюрер собирался оставаться в Лондоне еще очень долго. По крайней мере до тех пор, пока его присутствие удовлетворяло садо-деву или мазо-диву, кому как больше нравится.

Отойдя от Никит-аха на максимально большое расстояние, мы обогнули длиннющую западную часть «Хайбери», но на торце стадиона вообще никого не встретили. Зато наткнулись на застрявший в пробке автобус с темными стеклами. Неожиданно в его салоне включился свет, и первое, что я увидел, так это Руни и Фердинанда, резавшихся в карты. Пустячок, но приятно.

Исследование возможностей приобретения билетов на противоположной стороне «Хайбери» не принесло ничего, кроме разочарования, и потому мы решили проведать нашего часового Джимми, способного в любой момент преподнести сюрпризы. Действительно, как бы чего не вышло. Однако зря мы волновались, так как Джимми умудрился вновь разжиться гамбургерами и преспокойно жевал их на посту, зарастая листьями салата, устилавшими его испачканные майонезом кроссовки от Пенелопы. Ну да ничего, ведь гамбургер Джимми стоил гораздо дороже его модной белой обувки.

Вскоре к нам присоединился и Никит-ах, на все лады проклинавший минутную слабость, не позволившую ему купить подозрительный с виду билет. Тем не менее он вновь не пожелал стрелять его вместе с нами. Мол, плохая это примета — кучковаться в таком деле. На этом мы снова разошлись, как в море корабли, чтобы через полчаса встретиться. На лице Фюрера красовалась все та же печальная мина, ну а мы пару раз нарвались на предложение купить билет по 180 фунтов, которое заинтересовало разве что Белыча с его толстенной пачкой чужих купюр, напоминавшей рулон туалетной бумаги. Но и он по размышлении предпочел биться дальше.

Просто Белыч был твердо уверен в том, что цена на лишние билеты обязательно должна упасть. По его убеждению, таковы законы предложения при империализме, которые он вычитал по дороге в «Капитале» Маркса, заботливо прихваченном с собой в качестве развлекательно-познавательной книженции.

На худой конец, согласно тому же Марксу, следует уповать на то, что цены обязательно упадут с началом матча. А если и этого не случится, то тогда можно попробовать применить к империализму его марксистско-ленинское понимание. То есть попробовать прорваться через кордон, используя булыжники, оружие пролетариата, а в качестве тарана — нашего Джимми. Пора бы ему вспомнить старое, а то застоялся, поди, от безделья.

Джимми же продолжал жевать с отсутствующим видом, по всей вероятности накапливая силы перед решающим рывком в ближайший «Макдоналдс». Время же предательски истекало.

Вскоре наступил момент, когда золотое правило фаната, гласящее о том, что «на выезде все должно свалиться с неба», было просто обязано явить себя во всей своей красе. Иначе мне пришлось бы пересмотреть кое-что из своего опыта, а расставаться с золотым правилом крайне не хотелось.

Робкая надежда вывалилась из метро в виде наших старых знакомых, манчестерских карланов, возглавляемых своим очкастым Феджином.

Они обрадовались нам, как будто встретили только что вышедших из зоны старших братьев, приятно удивив своим благорасположением. Ведь мы тогда в Бирмингеме просто сдриснули от них куда подальше, и еще неизвестно, чем для карланов эта поездка закончилась, так как брамми не самая гостеприимная публика. Особенно для наших саппортеров. Не знаю точно, существует ли по-прежнему легендарная «Армия зулусов», наводившая ужас даже на самые авторитетные лондонские «фирмы», но, если верить Бримсону, она дает знать о себе и сейчас. Взять, к примеру, его роман «Команда», где действует некая вымышленная элитная бирмингемская группа, презирающая местную «Астон Виллу». С помощью Бримсона ее лидер отправляется на товарищеский матч сборной Англии в Рим (матч был проведен в 2001 году и закончился крупными беспорядками). Поэтому можно сделать вывод, что «зулусы» еще не вымерли. Во всяком случае, каких-то пять лет назад они еще были в авторитете, если Бримсон не врет, конечно.

Выслушав наши мольбы о помощи, карланы пообещали достать по крайней мере два билета по 100 фунтов, что и требовалось, так как Джимми, по его же собственным словам, был неплатежеспособен, начиная с приезда в Манчестер. Однако время теперь действовало против нас, так как до начала матча оставалось всего лишь пятнадцать минут, и ничто не предвещало, что карланы справятся со своей задачей. К тому же их предводителя Феджина чуть было не повязали на моих глазах, когда он развил чересчур кипучую активность, опрашивая местную публику на предмет наличия лишнего билета.

На самом деле он просто выявлял владельца такого билета, чтобы навести на него своих бойцов, хорошо знающих, как обдирать столичную сволочь. Но не тут-то было. Видели бы вы, какую рожу он скроил, когда его подхватили под белы рученьки. Просто ангел земной, да и только! «Вы меня неправильно поняли, — объяснял он копам, тараторя. — Я просто выяснял, где мой сектор!» Вот и отвели они его на гостевой, чтобы не болтался под ногами у прохожих. Таким образом, Феджин был исключен из числа наших спасителей, и мне захотелось заплакать.

В конце концов взорвался истерикой Фюрер. «Все, хватит с меня, надоело! — заорал он. — Непруха такая, что пора обсудить варианты». Что ж, пора так пора. Однако Белыч решил дистанцироваться от этой дискуссии, пропав из виду. Так как на обсуждение ситуации у нас не было времени, порешили таким образом: я с Никит-ахом сваливаю в первый же паб с телевизором, а Джимми остается ждать Белыча. Последнему требовалась подмога для осуществления плана прорыва где-то на двенадцатой минуте игры.

По мысли нашего поглотителя печатной продукции, бдительность полиции в этот момент упадет до нуля, и тогда чем черт не шутит… К тому же рядом с ним будет наш тафгаец Джимми, который если и погибнет смертью храбрых, то обязательно утянет с собой в могилу пару констеблей. Если верить Бримсону, среди лондонских полисменов очень много скрытых фанатов, и как знать, не наводнены ли ими ряды стражей порядка, защищающих «Хайбери» от безбилетников?

На этом мы распрощались с жующим Джимми, пощекотали его за ухом, потеребили за холку, взлохматили и устремились в метро, чтобы еще раз увидеть столичное диво дивное.

Тоннель, ведущий к платформам, был превращен в звериную клетку, разделенную на узкий и широкий проходы. В узкий предлагалось входить отъезжающим с «Хайбери», а широкий предназначался для зрителей, засидевшихся в пабах и явно представлявших опасность для общества. Видели бы вы эти рожи! Особенно в тот момент, когда я смотрел на них через толстенные прутья решетки, а они, завидев косяк в свою сторону, тут же бросились ко мне, чтобы изрыгнуть нечто непотребное. Даже спиной я чувствовал, что они остались висеть на прутьях, продолжая орать благим матом. Как я понимаю, чтобы дорога до платформы не показалась мне легкой прогулкой.

Никит-ах же быстро несся вперед, наклонив голову, и, по всей вероятности, душил в себе широкие познания в английском. Давил, так сказать, убивал, выдавливал из себя филолога-переводчика. Ведь в противном случае ему нужно было бы что-то ответить этим уродам. Однако Вождь партии никогда не забывал, что уроды не чета ему, не его уровень. Потому и не обратил на них никакого внимания. Да и меня не особенно-то слушал, когда я позднее описывал ему наш спуск в преисподнюю во всех красках.

Проехав до следующей станции, мы выскочили на улицу и побежали в известном одному только Фюреру направлении. И вот тут-то меня посетили очень серьезные подозрения. Откуда было известно Лидеру нашей партии месторасположение ближайшей пивной? Да еще с телевизором! Почему, почему, почему Никит-ах так уверенно шел к цели? Не Ленин же с Марксом в него реинкарнировались? И были ли у него деньги на билет изначально? Вот в чем вопрос. Ведь вся эта история про паленый абонемент не поддается проверке. Может, он нас у «Хайбери» попросту путал, изображая активность. К тому же почему в северной части столицы, далекой от туристских маршрутов, он ориентировался не хуже, чем в центре? Или он загодя готовился к встрече с Белычем, обойдя его в изучении справочной литературы? Нет, скорее всего, он пробил этот паб еще в субботу, когда мы на «баранов» пялились.

Новые вопросы роились и дальше, но до поры до времени я не находил на них ни одного вразумительного ответа, так как боялся упустить из виду спину нашего Предводителя. И только когда мы ворвались внутрь паба, все стало более-менее ясно.

Завидев вошедшего Фюрера, толстенный бармен тут же издал приветственный вопль и протянул в сторону Никит-аха свои ручищи. Нет, не для того, чтобы задушить залетного манка как положено, а для самых что ни на есть горячих объятий. Складывалось ощущение, что они посещали один и тот же детский сад, не говоря уже о совместной учебе в школе и службе на Фолклендах. Это были именно старые добрые друзья, если не сказать большего. Наверное, болели вместе в молодости за «анониров» и теперь, после долгих лет разлуки, с удовольствием продолжат начатое.

Впрочем, даже сам Лучезарный прибаливал в детстве за «Арс», что Никит-аха в некотором смысле оправдывает. Кто только не ошибался в молодости!

Однако наш Фюрер оказался гораздо хитрее, чем мне казалось. Он тут же объяснил показное радушие бармена тем, что паб совершенно пуст и нам радуются просто как потенциальным дойным коровам.

Действительно, перед началом игры мы творили там все, что хотели. Первым делом придвинули к экрану стол. Освоившись, нагло хапнули себе еще два дополнительных стула на случай появления здесь Белыча с Джимми, а затем разложили на других стульях свои бесчисленные пакеты. Делалось это еще и для того, чтобы занять круговую оборону в случае переполнения паба врагами. Теперь им пришлось бы кантоваться за столами в лучшем случае по двое либо торчать у стойки, так как сесть стало попросту некуда. Вот и стойте, сердечные, не очень-то вас и жалко.

Итак, матч начался, и на мобильнике Никит-аха появились первые сообщения от Белыча. Как выяснилось, что-то разъединило его с Джимми (что же именно?) и он расстался с идеей прорыва. Не погибать же самому в самом начале фанатской карьеры! Поэтому он страстно желал выведать у Вождя место нашего пребывания. Как ни странно, в этом плане у Никит-аха возникли проблемы. Виной тому — количество вискаря, которое мы успели заглотить перед матчем и в первые минуты после его начала.

А как же иначе, ведь у нас осталась нереализованной целая куча бабла! Вот мы и начали его лохматить. К сведению: пятидесятиграммовая порция вискаря стоила 3 фунта, и если учесть, что у каждого из нас «благодаря» пролету с билетами сохранилось более 100 фунтов, то можете себе представить, какое число глотков было сделано. Поэтому Никит-ах уже на пятой минуте матча не мог толком отправить эсэмэску.

Сначала он перепутал все номера, отправив сообщение не Белычу, а Джону, который не без удовольствия обложил его отборным матом. Раздосадованный Фюрер написал на языке Шекспира ответный текст, но опять перепутал и отправил его Белычу: «Sam takoi, blyad!» Представляю себе реакцию Белыча на подобное послание! А ведь он просто поинтересовался, где мы.

Видя стойкое нежелание Вождя отрывать свой взор от экрана, я все-таки упросил его ответить несчастному соратнику, и теперь уже Никит-ах обложил меня матом, настолько ему надоело отвлекаться по пустякам. Однако он принялся сочинять послания. Как вы догадываетесь, новое сообщение было послано не Белычу, а Джимми, следующее — вновь Джону, так как Фюрер успел к тому времени влить в себя еще несколько порций горячительного.

Самым же удивительным во всей этой истории стало скорое появление в пабе Белыча. Несмотря на то что Вождь так и не снабдил его адресом, он каким-то фантастическим способом все-таки добрался до нас. Видимо, из карманов Фюрера что-то сыпалось на тротуар по ходу движения, иначе и не объяснишь Белычеву догадливость. Или все-таки существует антифашистский справочник «Как обнаружить Фюрера, покинувшего свое логово?».

Обрадовавшись нам, как будто давно нас не видел, Белыч первым делом бросился к стойке, где заказал еще девять по сто, чтобы потом не бегать, и рядовой просмотр матча плавно перетек в настоящую вакханалию. Когда же дело стало клониться к нулевой ничьей, Белыч вновь взял на себя инициативу, решив приобрести литровый пузырь виски прямо в пабе. Однако мы отговорили его, посчитав, что это будет выглядеть со стороны банальным русским позерством. Того и гляди, за «челсюков» примут. Тут же рабочая окраина, слобода Пушкарская. И живут здесь люди небогатые, фугасов в пабах не покупающие. На глоток вискаря бы хватило да на пинту пива — не более. Так что лучше уж сбегать в гастроном в перерыве, запастись там спиртным на третий тайм, а пока что будем пить то, что дают.

Однако мы начисто забыли о походе в гастроном. Когда же до конца матча осталось совсем немного времени и «МЮ» предпринял решительный штурм, Никит-ах не к месту вспомнил о приближающемся закрытии магазинов. На часах было 21.40, и в нашем распоряжении оставалось только двадцать минут на все про все. Но кто же побежит, если судья прибавит минут шесть к основному времени матча?

Надо отдать должное Белычу, читатель наш все-таки отказался от считывания бегущих строк, занявшись реальным делом. Никто его не принуждал, заметьте, равно как и не указывал на молодость. Он сам так решил, чем только добавил себе плюсов. И никогда мы не забудем (даже Фюрер) этого благодеяния. Во всяком случае, именно Белыч, отправившийся за бухалом, подарил мне момент с незабитым на последних секундах голом, когда Гэри[90] чуть было не перевел мяч в ворота «анониров» после прострела с фланга. Не знаю, как вы, дорогие друзья, но я гораздо лучше запоминаю именно незабитые на последних секундах голы, чем победные или просто красивые. Когда речь, конечно, не идет о голах Лучезарного. Эти запоминаются навсегда, на то они и забиваются.

Матч закончился, а Белыча все не было. На этот раз минуты текли очень медленно, и в наших головах стали возникать нехорошие мысли. Уж не дошел ли он до того состояния, когда ему потребовалась новая компания? Или, что еще хуже, питье в одиночку? Может, он плачет сейчас прихлебывая из-за того, что лишился билета на матч с «Арсеналом»?

Но не успели мы прийти к этому печальному выводу, как в «нашем» пабе появился весьма растрепанный Белыч, гордо вздымающий над собой увесистый пакет с бухлом и закуской. «Где ж ты был, сволочь?» — одновременно сорвалось с наших уст, и Белыч довольно внятно объяснил причину своего долгого отсутствия.

Дело, как выяснилось, заключалось в том, что ликерки в Англии теперь закрывают не в 22.00, а в 21.40. После этого магазин обслуживает только тех, кто успел войти. Белыч же приперся туда в 21.50 и каким-то образом все-таки сумел пролезть внутрь, застряв у турникета. После долгих препирательств и ссылок на тяжелое северное детство его все-таки пропустили, но, расплатившись, пьяный Белыч забыл про закуску и решил вернуться. Затем он вспомнил, что следует взять еще одну бутылку, чтобы ночью не мучиться, и пошло-поехало. В общем, хорошо побегали охранники за Белычем по всему магазину. Вместе с тем ему все-таки удалось нахватать с полок всякой всячины. Видимо, опыт присутствия в закрывающихся библиотеках все-таки сыграл свою роль. Что, собственно говоря, и требовалось.

Приняв еще по сто «на ход ноги» (в Англии это называется «употребить дабл»), мы покинули вражеский паб и сели в автобус, чтобы хорошо вспомнить прошлое. Интересно, когда вы, дорогие друзья, в последний раз пили в общественном транспорте? Да не просто пили, а пели песни, скандировали, отплясывали камаринскую, короче говоря, отрывались по полной программе? Да еще не у себя дома?! Вот и я думаю, что давненько. Так что мы за всех вас, поутихших, тогда отработали.

И вот тут-то и всплыла тема Джимми. Как же сложилась его судьба, горемычного нашего мишки? Неужто еще хуже, чем у нас? Но не успел я задать этот вопрос, как внезапно побелевший Белыч дал понять, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Взяв паузу, закативший глаза к потолку Белыч жевал губами, настраивался, шумно вздыхал и, наконец, молвил: «Вы не поверите…» — «Да ладно, чего уж там, рассказывай, — приказал Фюрер. — Хоть мне и похер, он все-таки моим подчиненным был. При жизни, так сказать». Наступила гнетущая тишина, и через несколько мгновений Белыч поведал о том, чему я присвоил заголовок

Нет, для нас он никогда не был рядовым, он всегда был авторитетным членом партии. А это, я вам скажу, рано или поздно будет приравнено к высокому воинскому званию. Но для манчестерских карланов он был обычным рядовым Красной Армии.[91] Не более. И спасали они не его одного, а всю нашу грядку. Просто возникло у них особое отношение именно к Джимми, так как мы вовремя объяснили им, что он у нас часовой, и карланы восприняли это буквально. Раз часовой — значит, топ-бой. То есть из числа тех, кто наступает на врага в первом ряду своего моба. По крайней мере, количество пакетов, охраняемых Джимми, указывало на это. По мысли карланов, там наверняка были спрятаны наши хулиганские «аргументы».[92] К тому же зловеще молчавший часовой все время ел, что лишний раз указывало на его высокое положение в нашей бригаде. Да и у самих бритишей такое поведение в почете. Если молчит — значит, не сдаст полиции, если все время ест — значит, готовится к бою, если с пакетами — значит, богатый, если в кроссовках от Пенелопы — значит, настоящий неприметный казуал. Стало быть, такому крутому челу следует помочь в первую очередь.

В итоге единственный билет, который карланы где-то надыбали, первым делом попал в руки Джимми. Не моргнув глазом, он сразу же засунул его в карман, не утруждая себя передачей денег в руки своих спасителей. Всем видом Джимми показывал, что им следует дождаться Белыча, который и приведет в норму коммерческие отношения разновозрастных фанатов одной команды.

В итоге и без того молчаливый Джимми принял облик каменного изваяния, заставив английскую разбойную малышню вспомнить школьную программу по всеобщей истории, когда учителя много чего плохого поведали им про Россию и СССР. С акцентом на невозвращенные Англии кредиты.

Когда же на место встречи вернулся Белыч, не прекращавший ни на минуту стрелять лишний билет, карланы все-таки получили желаемое. Выглядело это следующим образом: сначала Джимми, к полному изумлению Белыча, отказался передать ему билет на матч. Когда же его призвали к объяснению столь странного поступка, то выяснилось, что Джимми решил пойти на игру сам, несмотря на отсутствие нужной суммы денег.

Поелозив по карманам, он извлек где-то 40 фунтов мелочью, а затем попросил Белыча добавить ему недостающие 60. ПАУЗА. От такой наглости Белыч совсем растерялся, но деньги тем не менее дал, чтобы было о чем рассказать остальным безбилетникам. Поэтому Джимми преспокойно отправился на трибуну, успев поживиться чем-то в ближайшей пирожковой, и с головой погрузился в созерцание своего ублюдочного португальского кумира, загубившего очередную игру своим присутствием. Белычу же не оставалось ничего иного, как броситься на розыски паба.

Не знаю, как вы, но лично я склонен назвать произошедшее «хеппи-эндом», так как золотое правило все равно сработало, хоть и не в ту сторону, что требовалась. Тем не менее с этих пор главный закон фанатского выезда приобрел следующую формулировку: «Все обязательно должно свалиться с неба, если ты не прилагаешь к этому никаких усилий». Как и произошло в случае с Джимми и даже с Джоном, попавшим на «Хайбери» за счет усилий… Никит-аха.

Понимаю, кому-то явно не по душе история про счастье за чужой счет. Особенно тогда, когда вы сами кого-то на выезде осчастливили. Но и в таком случае мне все равно есть чем вас утешить. Помните Атоса из «Трех мушкетеров»? Так вот, когда им было необходимо купить экипировку перед началом войны с гугенотами, трое из них мгновенно разбежались по бабам, чтобы раздобыть требуемую сумму, а Атос остался лежать на диване, рассматривая потолок. В результате все четверо были экипированы дальше некуда.

Что же касается Джимми, то хорошо быть Атосом, когда рядом есть опытные билетодобытчики. В следующий раз тебе придется бомбить фраеров самостоятельно, пока мы будем целый день околачиваться в пабе.

Вернемся, однако, в автобус, чтобы продолжить нашу замечательную прогулку по городу. Выслушав взволнованный рассказ Белыча, мы шумно крякнули, чтобы справиться с нахлынувшей завистью, после чего высадились в предложенном Никит-ахом месте. Указав нам коротким взмахом руки направление движения, Фюрер устремился к освещенным окнам какого-то мрачного здания. Как вы догадываетесь, это был паб, нашпигованный всевозможными развлечениями. Одним из них был игровой автомат с футбольной викториной, и, следует отдать должное Вождю, он весьма преуспел, отгадывая результаты матчей и авторов голов чемпионата Англии… 1901 года.

После третьего гонга, возвестившего о прекращении наливания (на часах было около двух ночи), возмутившийся было Никит-ах все-таки совладал с собой, так как у нас была еще одна литровая бутылка виски. Вяло метнув дротик в мишень, расположенную за головой бармена, он громко расхохотался, так как попал в левый окуляр его очков. Но ведь не убил же! Стало быть, «вы, начальник, немножечко пошутили, и я в ответ немножечко посмеялся». Да уж, рука знатока видна сразу…

Затем мы прогулялись до метро «Паддингтон», чтобы договориться с арабами, предлагавшими шестиместный кеб до Хитроу всего лишь за 35 фунтов. В противном случае если бы мы принялись сразу распивать на улице, то ни о чем бы с ними не договорились, так как начисто утратили бы способность изъясняться на английском. Да и по-русски, что греха таить, мы уже не очень-то внятно говорили. Большей частью матом орали как резаные. Цена филологических талантов Вождя в тот момент, как вы догадываетесь, взмыла до заоблачных высот, если не выше.

Добазарившись до того, что кеб подадут прямо к хостелу, чтобы забрать в аэропорт смертельно похмельных иноземцев, мы поспешили продолжить ночную оргию. Фюрер предложил сделать это в Гайд-парке, и кто бы с ним тогда спорил? Однако наша последняя волшебная бутылка упрямо не хотела заканчиваться. И только в начале пятого, устав от бесконечных объятий, признаний друг другу в любви и пьяных слез, вызванных приближением расставания, мы наконец-то увидели пустое донышко, настроившее нас на возвращение в исходную точку. Пиво, как назло, тоже кончилось.

Тут можно было бы и закруглиться, если бы не одно важное обстоятельство. Вы не поверите, но Красный Фюрер, утирая слезу, признался в том, что ему будет нас не хватать. ПАУЗА. Пускай на какое-то время, не очень надолго, но все-таки будет не хватать. Ведь вместе с нами страну его пребывания покидают остатки идиотизма. На что же ему теперь реагировать? Кого плющить? Кому доказывать, что «МЮ» — это я, сорри, — он!

Всхлипнув, Вождь сгреб в охапку меня и Белыча, дав на прощанье примерно такую установку на добро: «А теперь улетайте, сволочи! И попробуйте продержаться без меня в Петербурге до четырнадцатого числа. Надо же мне кого-то возглавлять, пусть и таких уродов, как вы. Так сохранитесь же, мною созданные!»

И мы улетели. И продержались. И сохранились.