Полюби меня такой

ГЛАВА 8. Рита

«Как я могла оставить папку? Я была совершенно точно уверена, что готовила ее!» – размышляла я мысленно.

Об этом я усиленно думала, пока ставила турку на плиту, параллельно отмечая, как непривычно готовить сразу две порции, вместо привычной одной. Родители всегда больше уважали чай, для Сашки кофе еще под запретом, вот и получается, что им балуюсь только я. И, как ни прискорбно этого говорить, но я стала основным потребителем кофе во всех ближайших магазинах. Да, я одна, кажется, делаю им месячную выручку.

Если бы я не забыла эту чертову папку, сейчас бы позорно не тупила перед плитой, пытаясь сосчитать, сколько молотого кофе добавлять в воду, которую я тоже долго вымеряла. А еще безумно нервировало нахождение Розмаря в моей квартире. Вот, чего я точно никак не ожидала, когда встретилась с этим напыщенным и упрямым гавнюком, что стану готовить ему кофе в собственной квартире! Дожила!

Стараясь не обращать внимания на то, как от нервов и досады затряслись пальцы, швырнула в мойку десертную ложку, а после обернулась к коридору, смотря на него, словно на логово чудовища. Чудовище в лице Дениса Станиславовича сейчас уже разулось, разделось, и неторопливо расхаживало по моей гостиной!!! Которая служила и спальней, но не суть! Хотя, как это, «не суть»?! Это даже хуже!

Принес же его черт!

Устало провела рукой по лицу, протяжно выдохнула, вспоминая основы дыхательной гимнастики, привычно расправила плечи и решительно прошла в зал, чтобы обнаружить мужчину в офисном костюме, который замер напротив полки с моими фотографиями. Поборола в себе желание накричать на Розмаря и заставить того отойти. Вместо этого прочистила горло, привлекая к себе внимание.

Он обернулся, как всегда смотря на меня придирчивым, высокомерным взглядом, а после небрежно заметил:

– Простите, я не услышал вас, без привычных каблуков.

Вновь едва не высказалась, злясь по большей части на себя, за то, что без этих каблуков и костюма, чувствовала себя словно раздетой и беззащитной. Мой образ деловой стервы в некотором роде являлся моей броней и защитой, без которой я предпочитала показываться лишь самым близким, кем Розмарь точно не являлся. И это раздражало.

Он не должен был видеть меня такой. Ни вчера, ни, тем более, сегодня. Я не хочу, чтобы он решил, что знание меня с другой стороны дает ему некие привилегии. Мне с трудом удалось установить с ним нейтральные деловые и безопасные отношения, что меня более, чем устраивало. Лишаться этого из-за ненужных мыслей и ожиданий, что могут возникнуть у мужчины, я не хочу.

В чем убедилась еще вчера, когда столкнулась с ним там, где совсем не ожидала. Я аж чесалась от мысли, что Тим мог рассказать, как оказалось, другу детства, о котором я слышала так много, пока не узнала истинного лица «задохлика». Судя по тому, с какой охотой Тим рассказывал истории из детства с участием «Дини», не удивлюсь, если он с не меньшим энтузиазмом вчера делился и фактами из моей жизни. Подтверждение тому могу наблюдать сейчас, потому что Розмарь никак не отреагировал на мои фотографии, где я была запечатлена с родителями, сыном… а в руках он и вовсе держал фото Сашки, которая была сделана на последних соревнованиях. Вот почему я стараюсь лишний раз не открываться, что только подтверждает мою правоту.

Вновь пришлось побороть в себе желание грубо вырвать из чужих рук рамку с фотографией. Видимо, что-то на моем лице все же отразилось, потому что мужчина поставил рамку на прежнее место и повернулся ко мне, со странным выражением на лице.

– Ваш сын? – спросил он из вежливости или неловкости, хотя на самом деле в ответе не нуждался.

– Да, – не стала я отрицать очевидного. Не проболтайся ему Тим (на которого я бы хотела злиться, но не могу), Розмарь понял бы многое просто после встречи с моим отцом.

– Сколько ему? – очередной вопрос. – Уже взрослый парень, – пожал он плечами, после того, как я выразительно промолчала.

– Ему десять, – ответила я и сложила руки на груди, уже предвкушая очередные вопросы, которые появляются всегда: «Так много? Ты его что, сразу после школы родила?»; «А где отец? Ты что, разведенка? А алименты он платит?»; или еще интереснее – «Ты хоть знаешь, кто именно отец?». Эти и многие другие вопросы я выслушивала не раз, и не два. Собственно, на этих вопросах я обычно прекращала любое общение с любопытствующими.

Но в данном случае все осложнялось тем, что, не важно, как далеко я пошлю Розмаря с его любопытством, пока не управимся с делами, на которые я подписывалась, расстаться с ним не могу. И сильно удивилась, когда вместо ожидаемых вопросов услышала:

– Впечатляющее количество наград для его возраста, – указал мужчина на грамоты, медали и награды сына, которые я бережно выставляла на самом видном месте, пробираясь гордостью каждый раз, когда взгляд падал на мою маленькую святыню. Похожая, но уже с моими наградами была в доме моих родителей. – Я немного разбираюсь в боксе, потому могу с уверенностью сказать, что он подает большие надежды, – улыбнулся Денис Станиславович, когда я не нашлась с ответом.

Растерянно моргнула, а после почувствовала смущение и обняла себя за плечи:

– Спасибо. Тимофей упоминал о вашем общем спортивном прошлом, – ответила я глухо, не желая поднимать взгляда на мужчину, от которого так и не дождалась привычных неудобных вопросов. Заметила, как мужчина пожал плечами и вновь посмотрел на портрет Сашки. Вот тут я уже не выдержала и спросила: – Денис Станиславович, ответьте, пожалуйста, что еще вам рассказал Тимофей?

Розмарь посмотрел мне в лицо, оценивая мое настроение, а после невзрачно усмехнулся и спокойно ответил:

– Не переживайте, Маргарита Викторовна, Тимофей в несвойственной ему манере воздержался от подробностей.

– Удивительный такт с его стороны, – нервно усмехнулась я с большим подозрением. Так как такого чувства, как «такт», за Тимом вообще не замечала. Не удивлюсь, если он даже не знает его значения!

– Я тоже удивился, – согласился Розмарь, засунув руки в карманы брюк, как делал всегда, когда дела касались неприятных тем.

– Значит, вы все же расспрашивали обо мне? – нахмурилась я, моментально подобравшись.

– Было глупо упускать такую возможность, – усмехнулся он без тени смущения. – Вы бы поступили иначе на моем месте?

– Смотря, с какой целью вы интересовались моей жизнью, – со скрытой враждебностью произнесла я.

Мужчина помолчал, словно обдумывал, говорить или нет, а после все же решился:

– Тимофей приоткрыл мне глаза на кое-что. Он сообщил, что у вашего сына недавно была операция. По дате совпадало с вашим опозданием на работу в день презентации. Это заставило меня задуматься, что еще я мог понять иначе, ведь вы решили умолчать о такой важной детали, как здоровье ребенка.

– В своей объяснительной я ответила довольно четко, что опоздала по семейным обстоятельствам, в которые «здоровье ребенка», вполне вписываются, – стараясь сохранять терпение, ответила я холодно.

– Вы прекрасно понимаете разницу, Маргарита! – внезапно разозлился Розмарь, сурово нахмурив брови и забыв про отчество, которым никогда не пренебрегал, при общении со мной. – Скажи вы мне сразу о причине задержки, ни я, ни кто-либо еще, не смог бы поставить ваше опоздание в упрек!

– Меня это не оправдывало! – в свою очередь разозлилась я, слегка повышая голос, чего позволяла себе крайне редко. – Я не желала ни сочувствия, ни жалости. Это моя жизнь, моя семья и мой ребенок! Я полностью отдавала себе отчет о ситуации, как и вине, которая все еще на мне. Если бы сорвалась встреча – это была бы моя вина. И только моя! Я не могла позволить этому случится и не позволила.

– К чему этот профессиональный героизм? – поморщился он, то ли с досадой, то ли с разочарованием, и посмотрел мне в лицо с непониманием. – Никто не стал бы относиться к вашей работе хуже…

– Нет, стал бы, – не согласилась я резко, прервав мужчину. Он упрямо поджал губы, а я раздраженно вздохнула: – Не мне вам рассказывать, как в сфере бизнеса относятся к женщинам-специалистам в чем-то серьезнее, чем обычная бухгалтерия. Тем более, таким, как я: матерям-одиночкам. У обычного работника, могут быть форс-мажоры, непредвиденные обстоятельства, семейные дрязги и прочее. Они могут позволить себе проспать, ведь этими вещами они никого не подведут. Я же себе подобного позволить не могу. Сейчас ко мне относятся серьезно, как к грамотному специалисту, который быстро и качественно выполняет свою работу, когда у всех остальных случаются «форс-мажоры». Грош цена мне, как специалисту, если я стану уподобляться всем остальным, болеть сама, сидеть на больничном с ребенком, опаздывать, или уходить пораньше ради родительского собрания, – постепенно наступая на высокого мужчину, во взгляде которого все больше блестела растерянность, говорила я. – В том, что презентация едва не сорвалась – только моя вина, – уже спокойнее произнесла я. – Это именно я настояла на том, чтобы вы ознакомились лишь с конечной версией. Это я решила, что у меня будет достаточно времени для ее завершения. Это я виновата в том, что поехав с сыном в больницу, не взяла с собой ничего, кроме документов, потому и не могла никого предупредить, или отправить вам конечную версию презентации. Несмотря на то, что я не могла предугадать болезнь своего ребенка, я все равно поступила непрофессионально. Но еще более непрофессионально и неэтично было прикрывать свою вину операцией сына! – рявкнула я под конец, чувствуя, как покраснела от злости и тяжело задышала, вглядываясь в ошарашенное лицо мужчины, который явно не ожидал от меня такого всплеска эмоций.

И как только я это поняла, начала жалеть о своей вспышке. Открыла рот для того, чтобы попросить прощения, но была прервана:

– Вы что, во время ночевки в больнице проверяли документы, чтобы успеть к утру? – глухо, со странным хрипом, уточнил Денис Станиславович. А я так выдохлась за последние месяцы, после холодной войны с Розмарем и от последней вспышки эмоций, что просто тяжело вздохнула и кивнула. Опозориться больше, чем я уже успела, вряд ли смогу, так хоть от этого прилипалы отвяжусь:

– Вернувшись домой, обнаружила сына с сильным жаром и жалобами на боль. Бросив все, моментально повезла его в больницу, где Сашу почти сразу повезли в операционную. В реанимацию его привезли уже ночью, и лишь тогда я осознала, что со мной только мобильник, и то, севший, так как зарядное устройство оставила на работе и у оставшегося персонала, по закону подлости не было зарядного устройства с подходящим разъемом, – невесело усмехнулась я и посмотрела на свой смартфон, пусть и последней модели, улучшенная версия, но в той ситуации впервые пожалела, что не купила, как все очередной айфон. – Ночь провела с сыном, а утром меня сменили родители, но все равно опаздывала и поехала сразу в офис. Дальше вы знаете, – выдохнула я, готовясь к насмешке на свою непредусмотрительность.

И такое уже было когда-то в начале моей карьеры, когда я имела глупость ссылаться на частые болезни маленького сына или иные невзгоды, потому я не удивилась бы, скажи мне нечто подобное Розмарь, который только и делал все эти недели, что цеплялся ко мне.

– Я сожалею о своих словах, Маргарита, – вдруг я услышала, почти что потерянное. – Я не имел права кричать на вас тогда, особенно после того, что вы пережили. Мне жаль, что я не узнал о несчастье прежде.

– Я сама не хотела, чтобы вы знали. В той ситуации, вы поступали правильно: я чуть все не испортила, – пожала я плечами.

– Похоже, переубедить вас у меня не выйдет, верно? – невесело усмехнулся мужчина. Я промолчала, помня простое правило в этой жизни, что каждый сам за себя. На своих ошибках стоит учиться и не совершать их вновь. В прошлом я имела глупость верить в то, что до меня и моей жизни есть дело хоть кому-то. Со временем поняла, что я – та единственная, кому есть до моей семьи дело. И жить стало легче. Меньше разочарований от разбитых надежд в лучшее и светлое.

С доброй, нежной матерью-одиночкой дела вести сложнее: слишком много непредвиденных обстоятельств, которые могу стопорить процесс работы. А вот с холодной, профессиональной стервой без личной жизни и семьи – куда, как приятнее и продуктивнее, что я поняла из опыта. С тех пор я стала четко разделять личное и профессиональное. И это меня еще не подводило. Вот уже почти семь лет!

До недавнего времени.

– Буду благодарна, если эти несколько недель, что нам осталось работать вместе, никто не узнает о том, что вам стало известно, – быстро произнесла я, вновь почувствовав озноб и обняв себя за плечи. – Осталось не так много времени, а после можете смело портить мою репутацию.

– Я не собирался никому говорить, Маргарита, – так же холодно произнес Розмарь, а в голосе сквозила обида, словно я его оскорбила. – Можете мне не верить, но личную жизнь человека я уважаю.

Я не стала извиняться и лишь кивнула. Мужчина прочистил горло и произнес:

– Полагаю, нам лучше приступить к работе, пока не стало совсем поздно.

– Вы правы, – вздохнула я и повернулась в сторону кухни, где уже должен был приготовиться напиток. – Папки на столе, – указала я направление движением головы, ощущая взгляд на своей спине.

***