Полюбить раздолбая

ГЛАВА 26

А тем временем по мраморному полу пулеметной очередью стучали шаги. Рослые ребята в униформе службы безопасности прыжками двигались к месту инцидента. Человек пять из участников банкета, а то и все десять, пальцами, руками, кивком головы показывали им на Живчикова. Все нормальные люди испытывали возмущение от поведения юного «референта» Анжелы и кто тихо, а кто громко требовали обезвредить «хулигана» и «мудилу». Сам «хулиган» сообразил, что совершил дичайшую выходку, за которую можно и за решетку попасть. Тимур чудесным образом протрезвился, и кинулся было помогать встать как Анжеле, так и Павлу. Тут одна из дам бальзаковского возраста в игривом норковом манто увидела, как Тимур склоняется к двум телам на полу и взвизгнула:

— Не бей лежачих, Ирод! Не бей! Он их добивать собрался! — завопила она еще громче. — Не бей лежачих, Ирод!

Живчиков так и застыл в полусогнутом положении, ибо совершенно растерялся. Он и в мыслях не имел намерения кого — то там «добивать», но его в этом громогласно обвиняли. Да и кто такой этот Ирод? Ладонь Живчикова потянулась к лежащим на полу, дама в манто истерично протрубила: «-Голову режут!» и тут же Тимур почувствовал острую боль в плечевых суставах. Прошло несколько секунд, и он уже не мог шевелиться: три дюжих молодца из службы безопасности моментально «скрутили» его в «бараний рог!». Ребята тренированные, жилистые. В итоге «референт» Живчиков оказался в согнутом положении, тело его прижали к полу. Анжела повернула искривленное гримасой боли лицо к Тимуру:

— Идиот! Идиот! Идиот!

Живчиков обмяк в руках профессионалов. Журналистка подзабыла на миг, что лежит на мужчине. На молодом, и очень симпатичном. Последний мягко и обреченно спросил:

— Кто это меня так?

— Мой референт! — зло фуркнула девушка.

— Твой референт?

— Мой. Чей же еще?!

— Ну, если твой, то тогда мне все понятно. Он у тебя идиот?

— Идиот! Идиот! Идиот!

— Девушка! — вмешался в разговор долговязый сотрудник службы безопасности, что держал мертвым замком левую руку Тимура. — Полиция уже едет! Вы не беспокойтесь! А пока мы его у себя в комнате подержим.

Анжела скатилась с мужского тела, присела вся растерянная прямо на пол.

— Только не бейте его. Он же мой референт!

— Хоть и идиот! — вставил свое слово Павел.

Услышав эти слова из уст соперника, как на полном серьезе полагал Живчиков, Тимур зарычал. Дернулся. Но, безуспешно.

— К тому же — буйный! — просто констатировал лежащий на полу однокашник Анжелы.

Живчикова увели прочь. Девушка, сидя на полу, обвела взглядом многочисленных свидетелей неприятного инцидента. На лицах она увидела выражение плохо скрываемого злорадства. Они в этот момент лицезрели телезвезду в распластанном, даже несколько униженном состоянии, и в душе радовались данному обстоятельству.

Анжела всю вину перед Павлом за атаку своего «референта» взяла на себя. Она просила Левашова простить Тимура, мотивируя это тем, что у юноши просто «крыша» поехала от спиртного и напряженного графика встреч на симпозиуме.

Позже, в комнате охраны, куда она прошла придя в себя и переговорив с коротко с Павлом, Анжела шепнула Живчикову, чтобы тот держался «линии идиота» и на все вопросы полиции отвечал: «-Вначале было Слово».

Приехала полиция, стала собирать показания свидетелей. Пашу уговаривать долго не пришлось: он готов был все на свете простить «великолепной» Анжеле. А то, что ее «собачка сошла с ума» (так он выразился о Живчикове), его даже позабавило. Но он выказал серьезное пожелание, чтобы Анжела рассталась с таким «больным» на голову сотрудником. Девушка согласилась. Павел отказался писать заявление по факту нападения, а свидетели показали, что они заметили только результат: трое человек на полу. Мужчина внизу, поверх его известная телеведущая, а рядом крутил головой очень пьяный юноша. На банкете пили все, поэтому трезво оценить ситуацию не смог никто.

Живчикова, конечно же, всё же доставили в отделение. Но там он на все вопросы отвечал так, как его научила возлюбленная: «-Вначале Было Слово». Когда дежурный полицейский спросил:

— Ваша фамилия, имя, отчество?

Живчиков почесал левую бровь и промямлил:

— Вначале Было Слово.

— Год рождения? — последовал следующий вопрос.

— Вначале Было Слово.

— Место жительства?

— Вначале Было Слово.

Усатый сержант уже знал, что этот юноша — непростой. Он — референт известной в городе телеведущей, программа которой напрямую связана с правоохранительными органами.

— Кем работаете?

— Вначале Было Слово.

После четвертого подобного ответа сержант почувствовал, что кулаки его зачесались. Однако «мордовать» представителя прессы (так он думал) он не стал, понимая, что газеты, Интернет поднимут такую бучу, что можно и погон лишиться. К тому же, никакого заявления от потерпевших нет. Свидетельских показаний обвинительного плана — тоже. Сержант зевнул и отправил Живчикова спать на лавке «в обезьянник».

На следующее утро, когда дежурный пришел домой, к супруге, та в свою очередь спросила его:

— Как прошла смена?

— Вначале Было Слово! — задумчиво улыбнулся сержант.

Ему понравились эти простые слова.

А Живчикова из отделения забрала с утра уже сама Анжела. Полицейские ее сразу узнали и не стали чинить никаких препятствий. Живчикову выписали штраф за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии (это на банкете!), и дело растворилось в дымке, образно говоря.

Но это только для окружающих. В тот же вечер у Тимура и Анжелы состоялся резкий разговор на повышенных тонах. У Живчикова перед взором все еще стояла та картина, когда его женщина лежала на чужом мужском теле. Не на теле Живчикова! И это буквально рвало на части воспаленное воображение студента. А еще он отчетливо помнил, как она повисла на шее чужого мужчины. Как тот потом пялился на ее грудь. Как она радовалась не ему — Тимуру Живчикову — а совсем иному человеку!

В «обезьяннике» Тимур практически ни часу не поспал. Все бы ничего, ибо в юности можно не только одну ночь не поспать и чувствовать себя вполне свежим, но и вторую легко перемочь. Но, Живчиков от стресса, нервов, недосыпа и душевной обиды все больше психовал. Он высказал предположение, что Анжела вытащила его на банкет с тем, чтобы на его глазах флиртовать с другими, чтобы доказать ему, что он — обычный студент без связей и денег, а на неё «западают» богатые дядьки из мира СМИ. Анжела в ответ на это предположение покрутила пальцем у виска. Ничего подобного у нее и в мыслях не было!

— Дурак ты, Живчиков! — незлобливо рассудила она тогда.

— Конечно, дурак! — согласился всхлипывающий студент. — Конечно, дурак. У тебя есть коньяк?

Анжела молча подошла к бару, нажала на кнопку дверцы. Взяла пузатую бутылку виски, широкий стакан. Все это поставила перед своим возлюбленным. Она и тут его жалела. «-Запутался мой юный дурачок!» — тихонько прошептала она. «Дурачок» щедро плеснул себе бордовой жидкости в стакан и незамедлительно осушил посудину. Хлебнул за один глоток он слишком много, и теперь махал руками, как бы задувая воздух себе в рот. Анжела поняла этот жест как сигнал к немедленному действию. Живо метнулась к секретеру, где высилась стоящая на ребре плитка черного шоколада. Пальцы проворно распаковывали упаковку, и тут же стали ломать плитку на кусочки. Закуска оказалась готовой за какие — то пару десятков секунд, и все это она делала ради него. Ради Живчикова. Но он не оценил ее готовность услужить. Сожрав разом с полплитки лакомства, замолчал и уставился в одну точку. Наливал себе очередную порцию виски на дне, выпивал, заедал квадратиком шоколада и снова молчал.

Анжела подперла подбородок руками и беззвучно наблюдала за Тимуром. Тот выпивал, затем смешно выпячивал губы вперед, как будто хотел издать залихватский свист. И действительно воздух между его губами проходил с характерным шипением. Так сдувается в самом конце воздушный шарик, как бы сообщая тем самым окружающим, что праздник окончен. Анжела озабоченно выдохнула, глядя, как споро напивается ее любимый. Она встрепенулась: зачем я ему это позволяю? Думала, ему нужно расслабиться после симпозиума, стычки с ее сокурсником, да ночи в «обезьяннике»…Глупость! Промашка моя! Остановить его!

— Ты очень плох что — то сегодня! — незлобливо сказала она.

Это невинное, в общем — то, замечание относительно внешнего вида привело к ошеломительным последствиям. В жизни сплошь и рядом случается такое. Нечто грубое, жестокое, ужасное в своей бессмысленности обрушивается на человека разом. Как будто стремительно возникшая в море волна налетает на берег, где безмятежно нежатся на солнышке подвыпившие отдыхающие. Раз — и никого уже нет. Морской Бог забрал всех к себе на дно.

Голова резко Анжелы дернулась от удара. Щека загудела, стала горячей. В ушах появился звон. Несмотря на помехи в способности слышать, она различила истошный вопль из уст Живчикова:

— Это я то — лох?! Я — лох? Да, точно! Я — лох! Я лох, что связался с такой грязной шлюхой, как ты! — Тимур интенсивно тряс головой и в запале, что уже терял свою интенсивность, неуверенно проблеял: — Еще издеваешься надо мной. Лохом обзываешь… Еще…

Теперь его глаза наполнились ужасом. Оглушенная сильной пощечиной Анжела потеряла дар речи. Она закинула голову назад и рукой мусолила щеку, куда пришелся удар. Она не ожидала такой подлости. Всё разом перевернулось в их отношениях. Пощечина разбила их Большую Любовь. Как будто сверкающий бокал из хрусталя упал на грубый бетонный пол в новостройке.

От едкой обиды слезы ручьем ринулись из девичьих глаз. Анжела, подобно рыбе, которую вытащили из воды, хватала ртом воздух и непрерывно тихонько, мелко — мелко шептала: «-За что? За что? За что?». «-За что» лилось несчастной скороговоркой из уста журналистки. Боли как таковой не было, но дикая обида и стыд пожирали ее изнутри.

Живчиков моментально пришел в себя. Закрыл лицо ладонями. Зашептал часто — часто:

— Прости! Прости! Прости! Прости! Прости!

Она его не простила. Анжела не перестала любить Тимура, но ее Любовь к нему на время умерла. Правда, как оказалось, не навсегда. Анжела так никогда и не простила этот ему тот злополучный удар. Хлесткая пощечина уничтожила в ней саму веру в мужчин.

Молодая женщина быстро взяла себя в руки. Левая щека наливалась свинцом. Хотелось кричать, реветь, рвать на себе волосы. Хотелось бить по этой наглой, но такой любимой физиономии возлюбленного. Но, телеведущая сжала зубы и заставила убрать руку с больного места. Тело Анжелы напряглось, изогнулось подобно ветке яблони, усыпанной плодами.

— Пошел вон отсюда!

Она стояла у двери, и рука ее указывала на выход из квартиры. При этом голос ее твердостью походил на пражскую брусчатку, а тон железной решимости не оставлял и тени сомнения: такая выгонит кого хочешь. Было слышно, как через боль скрежетают ее зубы. Сущая фурия! Холодная, расчетливая, независимая. Живчиков своей пощечиной имел намерение сломить волю девушки и заставить ее признать, что она оскорбительно вела себя по отношению к нему, к своему мужчине. Пусть и не зрелый он мужчина, но не мальчик же! Однако, все повернулось иначе, чем предполагал пьяный студент. Серьезно ударить Анжелу он бы не смог, но вот пощечина ему показалась тогда лучшей «воспитательной» мерой. И он просчитался. Между ними всё было кончено. Но, как оказалось, не навсегда.

Анжела Токарева вернулась из своих воспоминаний опять в нынешние дни. Вот ее пансионат у моря, вот её киви. Вот чайки норовят стащить со столиков кафе еду у отдыхающих. Она увидела, как маленькая девочка кидает куски хлеба птицам, и те прямо на лету подхватывают корм. Девочка напомнила ей Асю, племянницу Германа, что так и продолжала жить с ними. Токарева полюбила Асю, но всё же Ася не была ее родной кровиночкой. Анжела взглянула в небо. Потом погладила свой увеличивающийся живот. Внутри ее росла новая Жизнь, и Анжела каждой клеточкой тела ощущала это поразительное состояние. Герман, согласно анализам, оказался бесплоден. Таким образом, внутри молодой женщины росла крохотная живая копия ее любимого раздолбая — Тимура Живчикова. Анжела не знала, да и не хотела знать, как ей придется разрешать эту жизненную коллизию. Все вопросы и решения будут решаться потом.

А пока, у этого синего моря, она просто хотела съесть еще одно киви.

КОНЕЦ

(Берсенев Михаил, Москва,

mbercc@yandex.ru

моб. тел. +7(926) 947–30–25)