Глава 9

– Подумать только, мисс, если бы вы не отправились следом за сэром Стивеном этим утром, бедняжки в эту минуту не было бы в живых, – заметила Гвенни тоном, в котором сквозила неподдельная озабоченность и какое-то нездоровое смакование.

– А если бы мистер Хоксуорт не рискнул своей жизнью ради нашего спасения, то сэр Стивен и я утонули бы, – напомнила ей Памела. – Надеюсь, что никто и никогда этого не забудет.

– Наверняка у него имелись причины на то, чтобы так поступить! – заметила Гвенни. – Кому ведомо, что творится в его темной душе. Люди-то не забудут, что это он стрелял в малыша! Хорошо еще, что ее светлость увезла вас обоих оттуда, а то неизвестно, что бы с вами сталось.

Памела вздохнула. Что толку возражать? Она чувствовала себя разбитой. Доктор Мередит велел ей лечь в постель и дал лекарство, от которого она проспала большую часть дня, однако она еще не оправилась после выпавших на ее долю испытаний. Памела лежала в постели, а Гвенни, принесшая ей еду, теперь укладывала одежду, одолженную у мисс Деламер. Похоже, леди Таррингтон объявила, что мисс Фрэйн хочет незамедлительно вернуть эти вещи, и поручила это Гвенни. Памела не удивилась. Отвращение леди Таррингтон при виде гувернантки в элегантных, дорогих нарядах было слишком явным.

Памела написала короткое, учтивое послание с выражением благодарности Алисии Деламер и отдала его Гвенни вместе со свертком, радуясь, что избавилась от назойливой болтовни служанки. Однако, оставшись наедине со своими мыслями, она не смогла обрести покоя – чувство страха за Стивена стало обостренным, как никогда, хотя безопасность Джейсона оставалась для нее важнее всего остального.

Памела призналась себе, что влюблена в Джейсона Хоксуорта. Это казалось ей абсурдным после нескольких коротких встреч, и все же она знала, что это так, и знание это приводило ее в смятение. Она мечтала полюбить, хотя никогда не рисовала в своем воображении отчетливого образа мужчины, который покорит ее сердце. Ну что же, теперь она это знает, знает и то, что любовь к Джейсону не принесет ей особой радости. Было почти невозможно представить Джейсона, остепенившегося для брака, а о каких-либо менее долговечных отношениях не могло быть и речи. Все, на что она могла надеяться, – это и дальше прятать свои чувства и таким образом сохранить невредимыми если не свое сердце, то хотя бы гор дость и достоинство.

На следующее утро она встала в обычное для неe время совершенно уверенная, что леди Таррингтон ждет именно этого от нее. Стивену, как она с paдостью услышала, стало намного лучше, и похоже было, что переезд из Мэйз-Корт не причинил ему никакого вреда. Когда Памела пошла его проведать, она обнаружила, что Стивена больше беспокоит Рассет, чем собственная рана. Брин Морган нашел песика, бродившего по лесу, и привел домой, но, хотя Стивену и рассказали об этом, он места себе не находил, пока Памела не вытащила Рассета из конуры и не привела его в комнату Стивена, пообещав взять собаку на свое личное попечение до тех пор, пока Стивен не выздоровеет.

Около полудня доктор Мередит заглянул в комнату для занятий. Он навестил Стивена и теперь хотел убедиться, что Памела полностью оправилась. Заверив ее саму и ее ученицу в том, что он доволен улучшением самочувствия Стивена, он сочувственно сказал Мелиссе:

– Если вам хочется немного побыть со своим братом, дорогая, я с удовольствием разрешу вам это, конечно, с позволения мисс Фрэйн. Не больше чем на десять минут… И не позволяйте ему волноваться.

Памела прервала урок, и Мелисса ушла. Несмотря на их частые ссоры, они со Стивеном были привязаны друг к другу, вероятно, из-за их одинокого детства. Когда за Мелиссой закрылась дверь, Оуэн Мередит пристально глядя на Памелу, сказал:

– А как насчет вас, милая леди? Вид у вас все еще измученный.

– Благодарю вас, со мной все в порядке. Правда я чувствую себя чуточку усталой, – ответила она. – Я рада, что мне представился случай остаться с вами наедине, сэр! Прошу вас, расскажите, какова реакция в Таррингтоне на вчерашние события?

– В точности такая, как и предсказывал Джейсон! – ответил Мередит. – Никто и не собирается воздать ему должное за то, что он спас вас и мальчика, считая, что это часть какого-то заговора. Знаете, мисс Фрэйн, я сорок лет живу и работаю среди этих людей и считаю многих из них своими друзьями, но сегодня я бы с удовольствием пересмотрел эти отношения!

– Не понимаю, как они могут быть настолько слепы! – с горечью произнесла Памела. – Я знаю, мистер Хоксуорт сделал немало, чтобы восстановить всех против себя, но это ожесточение против него, по-моему, переходит всякие границы.

– Я назову вам одну причину, сударыня, – без обиняков высказался Оуэн. – Страх! Они боятся Джейсона, потому что он знает, что ни один из них пальцем не пошевелил, чтобы помочь его матери, когда леди Таррингтон травила ее и затравила до смерти! – Он кивнул в ответ на изумленный, недоверчивый взгляд Памелы. – Я не преувеличиваю, мисс Фрэйн! Начиная с того времени, когда скончался сзр Хамфри, ее светлость преследовала эту несчастную женщину всеми способами, которые может подсказать лишь чувство мести и которые доступны при наличии богатства и влияния. И жители Таррингтона, которые были соседями Сюзан Хоксуорт в течение тридцати лет и прекрасно знали, что она сделала для них больше, настраивая сэра Хамфри в их пользу, чем когда-либо пыталась его жена, не осмелились пойти наперекор ее желаниям. На всех них лежит вина за смерть Сюзан!

– Я не понимаю этого, – произнесла Памела приглушенным голосом. – Мистер Хоксуорт рассказывал мне что-то такое, но я думала, что он находится под влиянием присущей ему ожесточенности и, возможно, раскаяния за то, что он на такое долгое время оставил свою мать без всяких известий о себе.

Доктор Мередит покачал головой:

– Это истинная правда! Как будто ненависть леди Таррингтон к Сюзан копилась все те годы, пока был жив ее супруг, а смерть его прорвала плотину. Теперь эта ненависть перекинулась на Джейсона.

Памела поморщилась.

– А самое ужасное заключается в том, что из-за ее слепой ненависти к мистеру Хоксуорту она подвергает опасности жизнь Стивена, – добавила Памела. – Я все пытаюсь придумать способ убедить ее, что опасность исходит с другой стороны, но единственный человек, к которому она могла бы прислушаться, – мистер Истли, а он, боюсь, так же твердо уверен в виновности мистера Хоксуорта, как и сама леди Таррингтон.

– Наверное, он считает, что благоразумнее соглашаться с ней, – заметил Оуэн. – Нет, сударыня, ничто не переубедит леди Таррингтон, и с вашей стороны было бы верхом неблагоразумия пытаться это сделать. Кстати, Джейсон весьма озабочен тем, как бы вы не вывели из себя леди Таррингтон настолько, что она вас уволит, и хочет через меня передать вам – если это случится, вы можете рассчитывать на любую помощь с его стороны, какая вам только потребуется.

– Мистер Хоксуорт очень любезен, – ответила Памела, – но я и так уже в слишком большом долгу у него. Даже если леди Таррингтон уволит меня сегодня, а я проработала у нее два месяца, и, по справедливости, она не может выставить меня, не выплатив денег на обратную дорогу до Лондона. А там у меня кузина, у которой я жила после смерти отца.

Кузина, с горечью подумала она при этих словах, которая никогда не простит ей того, что она покинула ее дом, и которая выставит ее за дверь. Но никто в Таррингтоне этого не знает, и все же лучше уж оставаться в полном одиночестве, без друзей, чем искать милостей у Джейсона.

– Не хотелось бы вас огорчать, сударыня, – сдержанно произнес доктор, – но я не разделяю вашей веры в чувство справедливости ее светлости. Если она обнаружит, что вы на стороне Джейсона, она вполне способна оставить вас без гроша и без рекомендации. А уж если вы окажетесь в столь затруднительном положении, обратитесь за помощью ко мне, раз уж вы, что вполне естественно, отказываетесь от помощи, предложенной Джейсоном. Вам не придется испытывать неловкость, принимая помощь от старца вроде меня.

– Вы очень добры, но у меня нет никакого права на вас рассчитывать, – с сомнением в голосе заметила она.

Доктор Мередит улыбнулся:

– Милая леди, я очень привязан к своему крестнику, а вы не захотели поддаваться общей предвзятости в отношении его, несмотря на то что это было бы в ваших собственных интересах. Я уважаю мужество и честность и не желаю, чтобы кто-либо страдал из-за этих качеств, если я в состоянии это предотвратить.

– Не думаю, что у меня так уж много мужества, потому что мысль о затаившемся злодее приводит меня в ужас. Это все равно что бороться с тенью, которая существует сама по себе, за которой нет ничего неосязаемого. – Она нахмурилась. – Как вы считаете, сэр, возможно ли, что старая няня что-либо знает? Когда я только приехала сюда, она сказала мне нечто такое, что можно истолковать как предупреждение. Она сказала, зло порождает зло, и, мол, вот уже много лет как над этим домом нависает тень.

– Она, вероятно, имела в виду связь сэра Хамфри с Сюзан Хоксуорт, – ответил Оуэн. – Няня строгая, богобоязненная женщина, и хотя она предана Таррингтонам, она так и не простила им того, что Хамфри отдавал явное предпочтение Джейсону перед своим законным сыном. Стивен рос робким, изнеженным и болезненным мальчиком, и отец презирал его за это, он, несомненно, хотел, чтобы сорванец Джейсон стал наследником.

– Наверное, вы правы, сэр, – сказала Памела со вздохом. – Но если няня, прослужившая в семье Таррингтон больше пятидесяти лет, ничего не может нам сказать, то кто же тогда сможет?

Возвращение Мелиссы помешало доктору Мередиту дать ответ на эти Слова, и пару минут спустя он откланялся. Для Памелы это была единственная возможность поговорить с ним с глазу на глаз, поскольку при его последующих визитах она виделась с ним лишь мельком. А потому она волей-неволей зависела от Гвенни, этой собирательницы слухов, в том, что касалось новостей из деревни.

Слухи эти отнюдь не вселяли оптимизма. Махду, объезжая Таррингтон верхом, подвергался яростным нападкам, и другие слуги из Мэйз-Корт – все они понаехали из других мест – теперь отказывались ходить в деревню. Сам Джейсон по-прежнему выезжал за пределы своего имения. Все с той же надменностью он давал понять, что отправляется на прогулку вооруженным и не колеблясь защитит себя, если в том возникнет необходимость. Это лишь подогревало враждебность к нему.

В Таррингтон-Чейс уныние и недобрые предчувствия охватили всех его обитателей, потому что, хотя Стивен и поправлялся, все опасались, что, стоит ему только встать на ноги, на его жизнь снова будет совершено покушение. Леди Таррингтон стала более сумасбродной, чем когда-либо, и даже Мелисса начала побаиваться ежевечерних посещений гостиной, для Памелы же это стало испытанием, омрачавшим весь день.

В четвертый вечер после того, как они со Стивеном едва спаслись, она находилась одна в комнате для занятий, а Мелисса уже отправилась спать, когда в комнату неожиданно зашел Эдвард.

– Мистер Истли! – с удивлением воскликнула она. – Я не знала, что вы вернулись. Надеюсь, сэр, это означает, что ваш отец поправился?

– Да, благодарю вас. Ему стало лучше в достаточной степени, чтобы мое присутствие в доме стало менее необходимым, чем здесь. Вы не представляете, какое ужасное потрясение я пережил! Леди Таррингтон отправила мне сообщение, но я не осознавал истинного размера случившегося, пока не переговорил с ней только что. – Он протянул Памеле руку. – Милая мисс Фрэйн, как мы вам обязаны, мы, все, кто любит Стивена!

Памела вложила свою руку в его ладонь, поскольку ей представлялось неучтивым не обратить внимания на этот жест, но твердо произнесла:

– И мистеру Хоксуорту тоже, сэр! Без его помощи я не сумела бы спасти ни Стивена, ни себя саму.

– Ах да, Хоксуорт! – суровым голосом произнес Эдвард. – Нет, ну каков нахал! Говорят, по-прежнему как ни в чем не бывало разъезжает по округе, будто совесть его совершенно чиста.

– А почему бы ему этого не делать, сэр? – резко возразила Памела. – Он совершил истинно героический поступок, с большим риском для себя. Не многие способны на такое.

– О я не стану с вами спорить, сударыня, относительно отваги Хоксуорта! Если бы его характер был столь же совершенен, как от природы данные ему мощь и сила, он служил бы просто образцом для подражания.

Памела поднялась, отодвинув кресло.

– Мистер Истли, – сдержанно произнесла она, – я также хочу незамедлительно предупредить вас, что не намерена больше выслушивать голословные обвинения в адрес мистера Хоксуорта. Я никогда не верила в то, что он ответственен за первое покушение на жизнь Стивена, и считаю – после того, как он спас ребенка, даже самым скудоумным стало совершенно очевидно, что он уж точно никак не причастен ко второму покушению.

– Я бы скорее сказал так: понимая, что покушение сорвалось, он проявил достаточную сообразительность и, изображая героя, сделал попытку отвести от себя подозрение.

– Вы говорите омерзительные вещи! – гневно воскликнула Памела. – В любом случае покушение не сорвалось! Хоксуорту достаточно было ускакать прочь и предоставить бурной реке сделать свое дело – если бы он желал смерти Стивену.

Она осеклась, осознав, что гнев, вызванный насмешками Эдварда, выдал ее, побудив к столь неблагоразумной пылкой защите Джейсона. Эдвард с любопытством смотрел на нее.

– Кажется, у Хоксуорта есть по крайней мере один защитник! – заметил он. – Я считаю вполне естественным, что вы чувствуете себя обязанной защищать его после того, как он спас вам жизнь, но я бы посоветовал вам, если вы хотите остаться здесь, держать свое мнение при себе.

– Я говорю только то, в чем убеждена, – продолжила Памела уже более спокойно. – По-моему, неразумно и опасно цепляться за слепое убеждение в виновности мистера Хоксуорта. А вы никогда не задумывались, что, поступая так, все играют на руку истинному преступнику?

Эдвард созерцал ее со снисходительным изумлением.

– Если вы укажете мне, мисс Фрэйн, на истинного преступника, я изменю свое мнение относительно Хоксуорта. – Он выдержал паузу, но Памела сохраняла молчание, закусив губу в досаде от неспособности ответить. Эдвард улыбнулся. – Вот именно! Ни y кого нет ни малейшего повода желать устранения Стивена. Безусловно, мотив Хоксуорта настолько гнусен что вам, наверное, это покажется невероятным, однако он и есть, на мой взгляд, истинный преступник.

Памела резко отвернулась и теперь стояла, глядя в огонь. Кто-то желает смерти Стивену, и, если она и дальше станет так яростно бросаться на защиту Джейсона, она может насторожить преступника и еще больше отдалить возможность найти ключ к разгадке преступления. Похоже, ей следует скрывать свои истинные чувства, держать язык за зубами, и пусть думают, что она разделяет всеобщее мнение.

Поскольку лишь сама Памела и Стивен знали об обещании мальчика не навещать Брина Моргана, никому не пришло в голову удивиться, почему он оказался на реке в то утро. Памела много размышляла над этим, но ей не хотелось расспрашивать Стивена до тех пор, пока это не станет совершенно необходимо. Вряд ли ему угрожает какая-либо опасность, пока он в постели, пришла она к выводу.

Стивен медленно поправлялся, но ему не позволяли вставать, и лежание в постели стало его тяготить. Он еще не возобновил учебу, и, чтобы как-то развлечь его, требовалась совместная изобретательность Эдварда, Мелиссы и Памелы. Леди Таррингтон проводила с ним много времени и позволяла держать Рассета в комнате большую часть дня, но даже это его не удовлетворяло. Он раздражался, когда собаку уводили в конуру на ночь, а то обстоятельство, что Гвенни спала в маленькой комнате между его собственной и Мелиссиной вызывало у него сетования по поводу того, что с ним обращаются как с младенцем. По сути дела, он был таким же беспокойным пациентом, как и любой нормальный, подвижный мальчик.

Однажды ночью, когда ветер стенал вокруг дома и лютовал в обвитом плющом крыле, где располагалась комната для занятий, Памела несколько часов пролежала без сна. Не только стоны и посвистывание ветра, но и его приглушенные завывания в купах деревьев рядом с домом заставляли ее бодрствовать, хотя эти заунывные звуки тоже отчасти служили причиной ее подавленного настроения. Гвенни в тот день ходила в деревню и, вернувшись, объявила, что враждебность к Джейсону не только не ослабла, но, кажется, сильна, как никогда. И конечно, тревога Памелы за него обострилась, а в тот вечер ее еще больше напугал недвусмысленный намек леди Таррингтон относительно того, что ее услуги уже не понадобятся по истечении трех месяцев, которые ей отвели «для эксперимента». При этом Памела не видела никакой возможности снова увидеться с Джейсоном. Разве что в церкви, в воскресенье, с Алисией Деламер под руку…

Она всплакнула от одиночества и тоски и в конце концов заснула, погрузившись в мучительный и теперь часто посещающий ее кошмар – холодная, быстрая река и мертвое дерево, которое неумолимо раскачивается…

Памела проснулась в рыданиях, все так же ярко переживая ужас и отчаяние, охватившие ее во сне, и, совершенно сбитая с толку, несколько мгновений не могла сообразить, что за переполох разбудил ее. Потом поняла, что это злое тявканье Рассета, доносившееся необъяснимым образом из комнаты Стивена. Скорее подчиняясь инстинкту, чем действуя осмысленно, она вскочила с кровати и побрела в направлении шума.

В комнате она едва не столкнулась с Гвенни, лампа которая во время болезни мальчика по ночам постоянно горела неярким светом на столе в углу, отбрасывала тусклый, мерцающий свет, достаточный чтобы разглядеть Стивена, сидевшего в постели и занавески, колыхающиеся на ветру возле открытой оконной рамы, под которой Рассет скакал и скреб стену, до сих пор заходясь пронзительным лаем.

Обе женщины бросились к кровати. Памела, порывисто обхватив Стивена, с тревогой спросила:

– Что случилось, Стивен?

– Кто-то пытался забраться через окно! – Голос мальчика срывался, но скорее от возбуждения, чем от страха. – Рассет затявкал и спугнул… Отличный сторожевой пес, правда, мисс Фрэйн?

Памела преднамеренно осталась равнодушна редкостным качествам Рассета и тайне его присутствия в комнате.

– Через окно? – недоверчиво переспросила она – Но здесь до земли футов тридцать, не меньше!

– Вяз! – сказала Гвенни дрожащим голосом. – Он скрюченный и толстый, по нему забраться про сто как по лестнице. Сэр Стивен сам спускался пo нему прошлым летом, но никому из нас не приходи ло в голову, что кто-то полезет по нему вверх. Господи, мальчика ведь могли убить в кровати!

– Тихо, Гвенни! – резко одернула ее Памелa; когда Мелисса вбежала в комнату. Стивен отнесся происшествию с восхитительным спокойствием, но не приходилось ждать того же от его сестры. – Ради бога, закройте окно, пока мы все не околели от холода. Рассет, успокойся!

К ее удивлению, спаниель подчинился этой команде и принялся обнюхивать большой резной комод, стоявший под окном. Гвенни притворила оконную раму и безуспешно попыталась запереть ее, сказав при этом:

– Шпингалет испортился! Он сломал его, этот негодяй!

Памела не обратила на эти слова никакого внимания, поскольку старалась унять тревогу Мелиссы, уверяя ее, что непрошеный гость убежал и вряд ли вернется. Это удалось ей лишь отчасти: взволнованные восклицания Стивена нисколько тому не способствовали, а то обстоятельство, что ее все еще бил озноб от потрясения, мешало ей разговаривать настолько спокойно и убедительно, насколько ей хотелось бы. Сознание того, что Стивен уже не в безопасности, даже когда спит в своей постели, приводило ее в ужас.

Гвенни задернула занавески и стала зажигать свечу в подсвечнике, едва не споткнувшись о собаку, которая теперь рычала и скребла лапой какой-то предмет, вытащенный ею из щели между комодом и стеной. Свет от свечи рассеял полумрак, и тогда Гвенни, издав пронзительный вопль, подхватила предмет, который теребил лапой Рассет.

– Господи помилуй, мисс, смотрите! Наверняка это он обронил, когда собака к нему кинулась!

Памела, онемев от ужаса, уставилась на предмет, который лежал на ладони Гвенни. Кинжал!.. Лезвие зловеще поблескивало, рукоятку покрывал замысловатый узор, присущий ремеслам Индии.

Загрузка...