Пончик идёт по следу

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой рассказывается о том, как потерялся Лаврик

Как известно, я обожаю свиные сардельки. Даже если в животе не пусто, приятно подумать о чём-нибудь вкусном. О тех же молочных сосисках — весной, об огуречной окрошке с курицей — летом, о тефтельках — осенью, а зимой — обо всём сразу.

Но сейчас лето, до зимы далеко.

Я сижу на подоконнике, ласточки носятся за окном, облака загорают в небе, я цыкаю клыком после окрошки с курицей, а рядом Лаврик посапывает во сне.

Лаврик — кот Варвары — девушки моего хозяина. Она уехала учиться на повара в страну Италию, а Лаврика оставила на нас с моим хозяином, чтобы присмотрели за котом.

Неспокойный он. Лесной. С кисточками на ушах. И с дурными манерами. Молодой ещё.

Вот, например, запрыгнет на форточку и дремлет полдня. А я волнуюсь — вдруг сквозняком сдует. Всякое бывает.

Прав был мой приятель Сенька, — он в жизни многое повидал, он ведь крыса, ему доверять можно, — когда сказал: «Не всё котам маслица, их кефиром дрессировать нужно». Хотел я у него спросить: «Как это — кефиром?», да Сенька побежал на прогулочный катер пароходной крысой устраиваться. Плавает сейчас где-то по реке матросом. Бьёт склянки. Я, дурачок, раньше думал, что на кораблях бутылки бьют разные. А мне хозяин объяснил, что такое «бить склянки». Это значит — в судовой колокол бить каждые полчаса, чтобы время знать, и стеклянные песочные часы при этом переворачивать. Такая вот морская наука…

Эх, тоскливо без друзей. Никаких тебе приключений.

Один я сегодня. Не считая Лаврика, конечно. Да какой из него друг.

Хозяин на работе. Вернётся только завтра утром. Он в ночной смене. Работает в банке водителем у банкира — хозяина моей подружки — болонки Девочки. А Девочка сейчас в кругосветном путешествии со своим хозяином. Вернётся только осенью.

Хотя осень скоро, ждать осталось недолго. Вон тучки набежали — холодные, северные. И солнце вмиг загрустило. И собаки солнечные, наверное, завыли на солнечную луну. Повыть, что ли?..

Ой!.. Эй!.. Ты чего? Кот!.. Лаврик! Держись!!!

Сквозняком захлопывает форточку, и… Лаврик, кувыркнувшись в воздухе, летит вниз с нашего шестого этажа! Сорвался! Ужас!

От неожиданности я даже не лаю. Я в шоке!

Я бросаюсь на окно, скребу когтями по стеклу, повизгиваю, только всё это ерунда! Разве ж этим Лаврику поможешь?!

Я бегу к входной двери, но ведь она закрыта! На замок!

Глупый я, глупый, недосмотрел, не предотвратил беду! Что делать, как быть? Лежит наш котик внизу, разбитый в лепёшку… Ой-ой-ой! Я даже думать об этом не хочу.

Пускай он упал не на тротуар! Пускай лежит на травке, только лапку сломал, или — нет! Просто потерял сознание. Сейчас я что-нибудь придумаю! Надо взять себя в лапы.

— Хоз-зяин!.. — бормочу я. — Помоги! Подскажи!

В тяжёлую минуту я всегда обращаюсь за помощью к мужественному образу хозяина. И тогда своим внутренним взором вижу, как он подмигивает мне: «Не дрейфь, Пончик! Всё путём! Ты же умный пёс! Думай, думай!..»

Сквозняк! Как я сразу не догадался?! Значит, открыта балконная дверь!

Я бегу к ней, она поскрипывает на ветру, я распахиваю её носом и оказываюсь снаружи. Так! Что дальше? Ага!

Я вспрыгиваю на табуретку, с табуретки — на старый шкафчик, со шкафчика… у меня замирает сердце и кружится голова, но я упираюсь передними лапами в перила. Если я встану на них задними лапами и пойду по перилам, я смогу перебраться на соседний балкон к старушке Нине Петровне, а она всегда дома, потому что она пенсионерка и работать больше не желает, а желает только смотреть сериалы про животных, а по утрам кормить голубей и воробьёв пшёнкой, нежареными семечками и несолёным салом…

О чём я думаю? При чём здесь несолёное сало?! Вперёд, жалкий трус!

Меня бьёт озноб, правая лапа скользит вправо, а левая — влево, я поджимаю хвост. И всё-таки я собираюсь с духом, чтобы встать на узкие перила всеми четырьмя лапами.

Есть! Теперь главное — не смотреть вниз.

А даже если и смотреть, то представлять, будто я прогуливаюсь по полянке, по такой узенькой тропиночке, а вокруг порхают бабочки и сидят на траве, и ни в коем случае нельзя сойти с этой самой тропинки, чтоб не наступить ни на одну из прекрасных бабочек — белых, жёлтых, красных, синих… Ай!

Что-то синее, судя по запаху — носок, принесло ветром и прибило к моим глазам.

Я ничего не вижу, я пытаюсь стряхнуть эту штуковину, но ветер дует ещё сильнее, и синий носок теперь становится частью моей головы. Идти дальше я не могу, но и стоять тоже не представляется никакой возможности! И тут, на моё счастье, носок сдвигается к носу, я подхватываю его языком, стягиваю зубами и с облегчением сплёвываю.

Фу, какая гадость, его что — никогда не стирали? Люди, будьте чистоплотны! Иначе с вашими носками можно голову потерять!

Так! Не отвлекаться! Если я буду ползти как черепаха, я никогда не доберусь до соседнего балкона, в лучшем случае, я спрыгну на наш балкон, в худшем… Не будем о худшем.

«Ну же, Пончик! Ну! — раздаётся у меня в голове внутренний голос, так похожий на голос хозяина. — Вперёд!»

Я даже не успеваю удивиться собственной смелости, потому что, неожиданно ловко просеменив по оставшейся половине перил, отталкиваюсь от них задними лапами и мгновение спустя передними приземляюсь на балконе Нины Петровны!

Ура! Здорово у меня получилось! Прямо сейчас в Министерство по чрезвычайным ситуациям — служебным псом.

Так, Пончик! Думай о главном! О коте, которого надо спасти!

Дверь в комнату приоткрыта, но я не решаюсь войти — вдруг напугаю старушку, упадёт в обморок, и что тогда? Кто меня выпустит из дома?

Я лаю громко и нетерпеливо. За дверным стеклом появляется изумлённое и чуть испуганное лицо Нины Петровны.

— Пончик! Пончик! Это ты, Пончик? Как ты сюда попал?

Я вовсю виляю хвостом. Да я это, я! Кто же ещё?

Старушка распахивает дверь, и я врываюсь в комнату. Где выход в этой заставленной шкафами квартире?

Нина Петровна, охая да ахая, торопится следом.

Вот он выход! Скорее, старушка, у меня нет времени на твои причитания!

— Как ты оказался на моём балконе? Пончик!

«Прилетел!» — хочется крикнуть мне, но я повизгиваю и поскуливаю и всем своим видом даю понять недоумевающей старушке, чтобы она поскорее открыла дверь и выпустила меня. Там Лаврик погибает! Ему помощь нужна!

— Бедная собачка! — причитает старушка. — Что же с тобой утром не вышли? Сейчас, мой хороший!

Наконец Нина Петровна щёлкает замком, и я уже несусь по лестнице вниз, перепрыгивая через половину ступенек. Я ещё никогда так не спешил.

Ах ты, ёлки-палки, лес густой! Дверь-то у нас в подъезде на домофоне — самому не открыть, я бегу назад. Нина Петровна ещё не успела закрыть дверь квартиры, стоит — прислушивается, а тут снова я.

— Как же я забыла, милый? — сконфуженно лопочет старушка, вспомнив про домофон. — Да погоди ты, не путайся под ногами. Поехали на лифте.

О нет! Лифт — это ужас! Это чёрный-чёрный-чёрный гроб на колёсиках из страшилки, которую я как-то раз подслушал вечером на детской площадке. Лифт открывается и закрывается сам по себе, когда хочет или когда тычут пальцем в кнопку. Ах уж эти кнопки, всюду они понатыканы, и как часто жизнь и свобода зависят от этих металлических, пластмассовых, чёрных, белых, красных кнопок!

— Да не бойся ты, дурачок, — улыбается Нина Петровна. — На лифте быстрее.

Нет уж! Я на своих четырёх.

Я снова бросаюсь вниз по лестнице, а Нина Петровна спускается в этом ужасном лифте.

Ну где же ты, старушка?!! От волнения и страха за Лаврика у меня колотится сердце.

Но тут я вздрагиваю от неожиданности: — Нина Петровна появляется внезапно и, не мешкая, нажимает на домофонную кнопку.

— Гуляй! — командует наивная старушка.

Не до гуляний мне, бабушка!

Яркий свет бьёт в глаза, у меня перехватывает дыхание. Я жмурюсь, чуточку остолбенев от обрушившихся на меня солнечных лучей, но это длится всего какое-то мгновение. Я принюхиваюсь и ничего не понимаю… Я не слышу Лаврика!

Я мчусь под наше окно. Кота под ним нет! Как это? Куда он делся? Он что, жив?! Ну и дела! Значит, я зря мчался сюда сломя голову? Где этот несносный Лаврик? Может, он закатился под кусты?

Я обегаю все кусты под нашим окном и под окнами других квартир, я даже перебегаю к кустам на другой стороне улицы, но его и след простыл.

Хотя… погоди-ка! Я внюхиваюсь что есть мочи и слышу отдалённый аромат одеколона, смешанный с запахом Лаврика. Неделю назад он пролил одеколон хозяина на пол и вывалялся в луже до такого состояния, что немного был не в себе. Тогда он сидел под столом и всю ночь мурлыкал популярный мотивчик «Если ты домашний кот, то и дальше повезёт!»

В чём повезёт? А может… может… его похитили? Он ведь такой красивый и ухоженный. Упал, потерял сознание, а его взяли и стащили, словно какой-нибудь пирожок с прилавка!

Надо спешить, тучки сгущаются, ветер крепчает, если польёт дождь, то он смоет все ароматы, все следы! Я внюхиваюсь и внюхиваюсь и бегу от одного слабого ароматного облачка к другому, а вокруг уже шумит город, торопятся прохожие, задевают меня своими ногами и сумками.

Но мне сейчас совершенно нельзя отвлекаться на всякие неудобства, иначе я потеряю след, и тогда грош цена всем моим поискам.

Не найти мне тогда этого ужасного, непослушного кота Лаврика.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой баба Нюра рассказывает о том, как некоторые, но не все, потеряли совесть

Баба Нюра убиралась в своей маленькой квартирке, а за ней, как приклеенные, бегали котята Марсик и Ваксик.

Старый пёс Полкан Полканыч лежал на коврике у вместительного красного кресла и с удовольствием облизывал большую кость. Из корзинки средних размеров, которая стояла у такого же огромного красного дивана, выглядывало кошачье ухо.

Баба Нюра обращалась ко всем сразу — и к Полканычу, и к Марсику с Ваксиком, и к кошачьему уху, торчащему из корзинки:

— Я, милые мои, вот что вам скажу. Потерял народ совесть! Не все, конечно, но некоторые — точно. Это ж курям на смех! На каждом шагу — бессовестные. Прям сил никаких нет с ними бороться. Ты хоть чёрный пояс по тхэквондо имей, это боевое искусство такое у корейцев! Корейцы — народ шибко драчливый. А всё равно, с теми, у кого совести нет, и кореец с чёрным поясом не справится.

Полкан Полканыч удивлённо приподнял бровь, но тактично промолчав, вернулся к кости.

Баба Нюра продолжала свою речь:

— Да нет, если с чёрным поясом — справится, конечно. Это я погорячилась… И всё-таки! Вот, скажем, кормлю я вас — собак да кошек бездомных. Как водится — утром и вечером. Кому какая беда от этого, спрашиваю? Кому какое неудобство причиняю?

Баба Нюра налила в блюдце молока и поставила перед котятами:

— Поешьте, родимые. Вам кушать надо… Так вот что я скажу, врать не буду. Есть среди народа и те, которые только спасибо говорят мне. Мол, живите, баба Нюра, долго и кошек наших бездомных кормите, лишь бы войны не было!

Ухо в корзинке зашевелилось, и Баба Нюра заглянула в неё, в корзинку.

— А иные, кто без совести, эту самую войну уже объявили! И кому? Мне да кошкам! И кто? Фуражкин с первого этажа! Пенсионер, а туда же — злой, как ядерный гриб. Говорит, свинячат ваши кошки и орут под окнами! Говорит, если я такая добрая, чтоб забрала всех бездомных кошек и собак к себе в дом и кормила! Иначе передушит! Ага! Щас!

Баба Нюра покосилась на фотографию, где она, моложе лет на десять, в белом костюме борца тхэквондо с чёрным поясом, лихо разбивает два кирпича ребром ладони.

Полканыч издал короткий рык. Он знал эту историю про Фуражкина, который никак не мог угомониться, а, наоборот, вёл себя всё отвратительней и отвратительней.

А началась эта нехорошая история, можно сказать, война ещё зимой.

Баба Нюра подкармливала бездомных кошек и собак давно. Только вот с первым снегом в их доме на первом этаже появился Фуражкин, новый сосед. Новый, да не очень-то добрый. Это ещё мягко сказано — недобрый. Злой, и всё тут.

И что ведь стал вытворять?

Как-то раз вдруг взял и принялся кричать на бабу Нюру прямо на улице, хотя вокруг были люди, но он никого не стеснялся. А люди почему-то молчали и проходили мимо.

Фуражкин кричал:

— Развели вонь! Увижу ещё одного кота у себя под окнами — искалечу! Застрелю!

Баба Нюра тогда ничего не ответила, о чём говорить с больным человеком? На всю голову больным.

Был бы Фуражкин каким-нибудь маленьким, плюгавеньким дядькой, ещё куда ни шло.

Но Фуражкин-то мужчина под два метра ростом, блондин, приятной наружности, можно сказать, богатырь-молодец.

Только одна соседка в очках сказала баба Нюре:

— В голове не укладывается! Связаться с кошками, объявить войну животным и такой хрупкой женщине, как вы, Анна Александровна! Это так унизительно и мелочно.

«Кто это хрупкая женщина?» — хотела возразить баба Нюра, но только махнула рукой.

А дальше — больше. Принялся Фуражкин хулиганить пуще прежнего.

Стал топтать пластиковые тарелочки, из которых баба Нюра кормила кошек, выливал из мисок воду, пинал их ногами.

Мусора, после такого безобразия, было столько, словно перед домом пронеслось стадо бегемотов.

Полкан Полканыч тогда подумал: «Если Фуражкин так поступает, значит, знает, чего добивается. Наверное, не просто так бесчинствует. Злой он, и хочет, чтобы все жили по его злым законам! Но почему же баба Нюра терпит? Ведь она в два счёта может справиться с этим Фуражкиным… Она же чемпионка по корейской борьбе… Впрочем, мудрая она женщина — баба Нюра… Она тоже своё дело знает».

А однажды пришёл полицейский и приструнил Фуражкина. Сказал, что если ещё будет обижать бабу Нюру, то его арестуют. Только Фуражкин через неделю снова за старое взялся. Никого не слушал и орал своё «искалечу-застрелю!»

Мда… Никогда Полкан Полканыч не видел, чтобы мужчина так визжал. Крысу Сеньку на него напустить, что ли? Впрочем, Сеньку сейчас не найти… небось, бороздит на пароходе речные просторы.

Полканыч вздохнул, прогоняя печальные воспоминания, а баба Нюра возмущалась дальше:

— Передушит он вас!

Не знает этот Фуражкин, что сила человека — не в кулаках, а в духе. — Баба Нюра вдруг повеселела. — А я вот возьму и впрямь в деревню вас увезу. От греха подальше! Что скажете на это, ребятки?

Из корзинки показалось второе ухо.

Баба Нюра наклонилась и потрепала по ушам того, кто находился в корзинке:

— Ожил, милок. Ничего… подлечим. Хотя, вы ж, коты, — инопланетяне. По телевизору видела. Так и сказали: все кошки из космоса. Связь у кошек со всей Вселенной. Вас просто так голыми руками не возьмёшь. Сами себя лечите. Ну лечи себя, лечи…

Баба Нюра осторожно погладила того, кто в корзинке:

— Как лапка-то? Вроде перелома нет… Вот ведь тоже. Ироды у тебя хозяева. Выбросить такого котяру породистого. Ты что же, игрушка, что ли, старая? Поигрались — и в окошко? Бессовестный народ!

Тот, кто был в корзинке, жалобно мяукнул, а Баба Нюра улыбнулась.

— Кличут-то тебя как? Небось Баксиком прозвали или каким-нить Кёртисом… А ну его — старое имя! Когда начинаешь новую жизнь, лучше и имя новое брать! А назовём-ка мы тебя просто и по-человечьи… Мурзиком. Как считаешь, Полкан Полканыч? Пойдёт нашему жильцу новому имя Мурзик?

Полканыч медленно поднялся со своего коврика, подошёл к корзинке, обнюхал кота и вильнул хвостом.

— Ну и ладушки, — обрадовалась баба Нюра, налила в бутылочку молока, навинтила на горлышко соску и принялась кормить обалдевшего кота. Видно, из соски он ел впервые в жизни.

— Послушный, — кивнула баба Нюра, покормив Мурзика. — Смотри-ка, всё до капли вылакал. И как такое чудо взять и выкинуть на помойку? Точно, совсем народ сдурел, никакой совести!

В это время в дверь позвонили.

Баба Нюра поспешила в прихожую, Марсик и Ваксик, затеявшие было потасовку на коврике, побежали за ней. Через некоторое время все трое вернулись в комнату, и баба Нюра прочитала вслух телеграмму:

УВАЖАЕМАЯ АННА АЛЕКСАНДРОВНА ОРГАНИЗОВАЛИ НАШЕМ СЕЛЕ БОЛЬШИЕ СОСЕНКИ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ТУРНИР ТХЭКВОНДО ПРИГЛАШАЕМ ВАС ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ КАЧЕСТВЕ ГЛАВНОГО СУДЬИ И ПОЧЁТНОГО ГОСТЯ НАЧАЛО ТУРНИРА ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПРИЕЗЖАЙТЕ БУДЕМ РАДЫ И ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ВАШИ ВЕРНЫЕ УЧЕНИКИ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ

Баба Нюра заволновалась и всплеснула руками:

— Через два дня! Что же они не могли раньше написать? Куда же я вас дену?

В дверь снова позвонили.

Через минуту баба Нюра вернулась со второй телеграммой:

СООБЩИЛИ ТОЛЬКО СЕЙЧАС ЧТОБЫ ВЫ НЕ РАЗДУМЫВАЛИ А ПРИЕХАЛИ СРАЗУ С ГОРЯЧИМ ПРИВЕТОМ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ

— Шалят ребятки! — баба Нюра схватила мобильный телефон и потыкала кнопки. — Куда я звоню-то? У меня ж нет их телефонов!.. Сто лет я их не видела! Позабыли старую, а теперь вспомнили!

Баба Нюра перевела дух и присела на краешек дивана.

— И чего будем делать?

Полканыч вильнул хвостом и направился к двери.

— Да погоди ты! Собраться надо! Что же, так и поеду в тапочках?

Полкан Полканыч лёг, где стоял.

— Да не передумаю я, не волнуйся, — успокоила его баба Нюра. — Рюкзак у меня всегда наготове: одёжка, зубная щётка, компас. Корм кошачий-собачий… Только тапочки положить.

Полканыч привстал.

— Полежи чуток, дело есть, — остановила его баба Нюра.

Она включила компьютер, села за монитор и быстро напечатала несколько предложений. Потом распечатала на принтере, взяла со стола клеящий карандаш, завернула тапочки в пакет, сунула их в рюкзак, надела на Полканыча ошейник с поводком, а на себя ярко-жёлтую бейсболку, посадила кота с котятами в просторную сумку на колёсиках, подхватила вещи, проверила на кухне, выключен ли газ, потом закрыла квартиру на два замка, и вся компания спустилась на лифте вниз.

На улице баба Нюра приклеила на стену дома у входа своё обращение к гражданину Фуражкину и всем остальным людям, которые потеряли совесть. Вот что там было напечатано:

«Человек! Возьми себе бездомного кота или пса. Чёрного или семицветного, на счастье или покоя ради. Во благо, во имя гармонии на нашей планете. Ну а не возьмёшь, так покорми. Ну а не покормишь, так согрей добрым словом. Ведь оно — доброе слово — и кошке приятно, и псу. И даже хорьку, если он бездомный. Будь благороден, человек. Иначе наша Земля превратится в Планетку без Стыда и Совести».

Так баба Нюра, Полкан Полканыч, Мурзик, Марсик и Ваксик отправились в путешествие до села Большие Сосенки, где через два дня должен был начаться международный турнир по тхэквондо.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой рассказывается о том, как потерялся след

На перекрёстке ко мне подбегает Бобик. Надо же! Как давно я его не видел!

— Сколько лет, сколько зим! — Бобик виляет хвостом. — Здорово, конкурент!

— Здравствуй, Бобик! — радуюсь я. — Ты совсем не изменился! Всё такой же бодрый!

— А чего мне сделается? У меня в роду все бодрые были! Даже прадедушка! А ты как живёшь-поживаешь? Каким ветром тебя в наши края занесло?

— Я иду по следу! Лаврик потерялся! — кричу я, потому что мимо с грохотом проносится огромный грузовик с прицепом.

— Лаврик? Снова хозяин пропал? — беспокоится Бобик.

— Да нет! Это наш кот! — я стараюсь перекричать очередной грузовик.

— Кто?! — изумляется Бобик. — Кот!!! Ты чего? С котами дружбу водишь?

— Ну он не совсем наш! — объясняю я. — Нам его на время оставили, чтобы присмотрели!

— Не понимаю я тебя! — удивляется Бобик. — За котом присматриваешь! Может, ты его и выгуливаешь?

Мне вдруг становится стыдно за себя. Почему я должен оправдываться? Если это правда наш кот! Почти наш! Если он кот девушки моего хозяина, значит наш! Ведь так? Да! Лаврик — кот нашей семьи! И нечего спорить! А раз он кот нашей семьи, я никому не дам его в обиду! Найду и верну! Чего бы мне это ни стоило!

— Так надо! — бросаю я и бегу дальше.

Я даже не замечаю, что перебегаю дорогу на красный свет. А когда понимаю это, уже поздно, мы уже в самой гуще пыхтящих, гудящих, сигналящих грузовиков!

— Ты чего, друг? Обиделся? — Бобик не отстаёт от меня. — Я пошутил. Я котов уважаю! Правда, они пахнут ужасно! Котами пахнут!

— На то они и коты! — отвечаю я, лавируя между машинами.

Просто чудом мы с Бобиком не попадаем под колёса фыркающих автомобилей. А Бобик так старается извиниться передо мной, что не замечает, как один из них задевает его хвост.

— А как он потерялся-то? — вопит мне Бобик в ухо. — Может, он просто мартовский?

— Как это? — теперь пришла моя очередь удивляться. — Почему мартовский? Сейчас лето!

— Ну, может, гулять отправился! С кошками знакомиться! — продолжает свою ерунду Бобик. — Настоящий кот — круглый год мартовский!

— Да ничего он не мартовский! Он дома сидел! — кричу я. — На форточке! И свалился вниз!

Что же это такое творится? Сколько грузовиков в нашем городе — грохочут, не переставая!

— С чего свалился? — переспрашивает Бобик, снова получив по хвосту автомобильным бампером.

— С форточки! Сквозняком сдуло! — я бегу подальше от перекрёстка, туда, где потише.

— Ничего себе! — у Бобика шерсть встаёт дыбом. — Насмерть?

— Да почему насмерть? — кричу я. — Говорю же: слетел вниз, я выбежал, смотрю, а его нет!

Бобик останавливается как вкопанный. Я тоже. Мне вдруг почему-то делается страшно, уж очень у Бобика странный взгляд. Словно его бампер не по хвосту задел, а по ушам.

— Ты чего встал? — спрашиваю я, переминаясь с лапы на лапу. — Побежали дальше…

— Похитили твоего Лаврика, — произносит Бобик. — Как пить дать! Это и коту понятно.

— Кто? — мне хочется заскулить, меня начинает бить лёгкая дрожь. — Кто похитил?

— Злоумышленники! — лает Бобик. — Клык даю! Точно! Хошь верь, хошь не…

— Почему ты так решил?! — в ужасе я приседаю на задние лапы. — Какие злоумышленники?

— Неизвестные! — лает Бобик. — О них весь город шумит! Ты что, не слышал?

Я мотаю головой, не знаю я ни о каких злоумышленниках. Я дома сидел.

— Да по всему городу исчезают коты и кошки! — Бобик старается говорить спокойно, но у него не очень получается. — С концами исчезают. Поговаривают, что, когда покончат с котами, возьмутся за нас, за бездомных собак. А потом и за тех, у кого хозяева.

— Да что ты такое говоришь? — шепчу я во внезапно наступившей тишине. — Глупости…

— Ничего не глупости, — вздыхает Бобик. — Вот сколько котов в нашем городе?

— Сколько? — мне начинает казаться, что Бобик прав и знает, о чём говорит.

— То-то и оно! Было… много! А стало на девяносто девять котов и кошек меньше! И это всего за одну неделю! Кошмар что творится! Хоть на Луну вой! Может, повоем?

— Боб-бик, — от переживаний я начинаю заикаться. — А п-почему ты сказал, что ты без-здомная соб-бака?

— Да ладно… — тянет Бобик с ответом. — Не обо мне сейчас речь. О Лаврике надо думать.

— Ты что-то скрываешь, — лаю я. — Скажи мне! Иначе я никуда не смогу бежать.

— Да чего ты рассопливился, брат? — улыбается Бобик. — Вставай! Иначе след потеряешь! Хотя я сам ничего не чувствую! Не пахнет здесь котами! А может, это оттого, что нос заложило. Простыл я вчера. Ночь холодная выдалась.

— Ты что? — догадываюсь я. — Бобик! Ты стал бездомным? А где Степаныч?

Неожиданно Бобик становится очень серьёзным. Даже каким-то строгим.

— Нет Степаныча, — отвечает он глухим голосом. — Вышел весь Степаныч.

— Куда вышел? — тихо спрашиваю я, напрасно спрашиваю, мне уже понятно, куда он вышел.

— Эх, брат! — Бобик внезапно улыбается. — Мы-то живы-здоровы! Ну вставай, побежали!

Я озираюсь по сторонам, внюхиваюсь и… с ужасом понимаю, что потерял след Лаврика! Ну да! Потерял!.. И всё из-за этих пыхтящих и фыркающих грузовиков! Да и поливальная машина ароматные облачка разогнала — те, которые ещё можно было унюхать…

— Что? — волнуется Бобик. — Профукал след? Потерял?!

Я киваю головой. Видно, у меня такой печальный вид, что без смеха на меня нельзя смотреть. Но Бобик только хмыкает, потом задумывается, уставившись в одну точку. А я даже и не замечаю, как начинаю поскуливать.

— Так, братишка, ты это брось! — обрывает меня Бобик. — Нытьём тут делу не поможешь. Я вот что подумал: надо вернуться к вашему дому и снова попробовать взять след, иначе мы твоего Лаврика никогда не найдём. Можем, вообще, не успеть!..

— Что можем не успеть?! — я вскакиваю. — Не говори такие ужасные вещи! Побежали!

— Вот это другое дело, — Бобик снова хмыкает, и мы бросаемся назад.

Иногда я удивляюсь сам себе — и откуда во мне эта вежливость. Даже в таком волнительном положении, на бегу, когда перехватывает дыхание, я — из вежливости — спрашиваю Бобика:

— А Степаныч… давно вас покинул?

— Да когда одуванчики распустились… Давно уже… Может, ещё не скоро из больницы выйдет…

— Так Степаныч жив? — радуюсь я. — А я думал, что он в раю!

— В каком раю, дружище? — смеётся Бобик. — Он желудком заболел, вот его и увезли. Видно, Степаныч уж очень часто с нами свои задушевные разговоры вёл, вот его, беднягу, и скрутило!

— Разве от этого может скрутить? — удивляюсь я.

— Ещё как! — вздыхает Бобик. — Особенно если каждый вечер пиво пить! А Степаныч это дело любил! Вот и загремел в больницу! А мы ждали-ждали его… и ждали бы ещё, только супермаркет на ремонт закрылся, вот мы и разбежались кто куда…

— Почему разбежались? — мне становится жалко Бобика, но я не теряю темпа, бегу, как и бежал, — так быстро, что в ушах свистит.

— Да Грачик решил вернуться на родину, к морю! — Бобик снова переходит на крик. — Говорит, там тепло и рыбы много. Джулька вместе с ним побежала. Влюблённая она в него.

— А Вулкан с Кузей куда подались? — спрашиваю я и думаю: «Как же так? Были друзья у Бобика, и нет друзей… А всё из-за того, что Степаныч с ними задушевные разговоры вёл!»

— А они на дачные участки подались, в сторожа их взяли… Только это не по мне… — Бобик завернул за угол дома, и мы оказались в нашем дворе. — Я Степаныча решил дождаться…

В это время снова подул ветерок и я внезапно учуял Лаврика.

— Вот след! — обрадовался я. — Нашим котом пахнет!

Не успел я договорить, как Бобика сбила с ног здоровенная палка. Бобик взвизгнул и отлетел к стене. На нас надвинулась огромная тень. Я поднял глаза и узнал дядьку Фуражкина.

— Бежим! — крикнул я охающему Бобику. — С ним лучше не связываться!

— Искалечу, застрелю! — завизжал Фуражкин. — Чтоб ноги вашей здесь не было!

Бобик заковылял за мной изо всех сил. И мы отбежали на безопасное расстояние.

— Спасибо вам большое! — донеслось до нас. Это какая-то молодая мамка с ребёночком в коляске крикнула Фуражкину. — Житья нет от этих бездомных! Так и норовят цапнуть!

— Чего это они? — возмущается Бобик. — Да я никогда в жизни ни одного человека не укусил! А мамок с детьми — тем более!

— Ну мамок понять можно, — вздыхаю я, и мы бежим дальше. — А вот Фуражкин — он всегда таким злым был. Он всех гоняет. Ненавидит кошек и собак. И на бабу Нюру ругается…

— Это на которую бабу Нюру? — спрашивает Бобик. — На ту, что Полканыча приютила?

— Да! — киваю я. — Он и ей кричал, что искалечит-застрелит, если она не перестанет бродячих котов подкармливать!

— Вот нехороший же человек этот Фуражкин, — сплёвывает Бобик, но вдруг замирает, наверное, его опять посетила какая-то догадка.

— Так, братишка, — наконец говорит Бобик. — Ещё не понятно, но уже тепло…

— Ты о чём? — что-то часто сегодня у меня мурашки бегут от волнения.

— А было уже такое, — очень серьёзно спрашивает Бобик, — чтоб Фуражкин этот кого-нибудь искалечил-застрелил?

— Вроде нет, — отвечаю я и нервно шевелю усами. — Если бы было, все бы про это знали. И ты бы знал, разве не так?

— Да так-так… — задумчиво бормочет Бобик. — Психованный, значит, этот Фуражкин… Только ведь и психованный может от угроз перейти к делу… Выходит, это он тех котов…

— Ты на что намекаешь? — шёпотом спрашиваю я, мне снова становится страшно.

— Лучше б я ошибался, — отвечает Бобик. — Но проверить надо… Девяносто девять котов и кошек…. И Лаврик твой… Это уже сто!

— А может, он их похитил и где-то держит? — робкая надежда не покидает меня. — Может, он их не застрелил?

— Надо последить за Фуражкиным! — говорит Бобик. — Только осторожно… Тогда и станет ясно. Не дрейфь, Пончик! Будет и на нашей улице праздник!

Я в очередной раз послушно киваю. В голове у меня сплошная каша. Но Бобик прав, это, скорее всего, Фуражкин… расправился с нашим Лавриком.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, в которой рассказывается о том, как потерялось полпирожка

На пристани, в кассе прогулочного пароходика, баба Нюра взяла три взрослых билета — себе, Полкан Полканычу, Мурзику и два детских — Марсику и Ваксику. Чтобы не было никаких недоразумений.

— Все обилечены, — довольно поджала губы баба Нюра. — Правда, в копеечку влетело. Но в жизни главное — быть обилеченным! Иначе и быть не может.

И, преисполненные достоинства, все пятеро погрузились на подошедший пароходик.

Вообще-то, это был никакой и не пароходик, а прогулочный катер, но его почему-то все называли пароходиком. И даже на его борту золотом красовалось название «Пароходик», хотя никакой настоящей трубы у него и не было, а только декоративная. Да и то в виде большой курительной трубки, на которой, кстати, было выведено красной краской: «Минздрав предупреждает — один грамм никотина убивает речную лошадь бегемота!»

Баба Нюра с питомцами разместилась на корме, здесь и не дуло и вид открывался чудесный — на набережную, которая проплывала мимо, на город, который постепенно переходил в окраину, на пристани, которые одна за другой оставались позади.

«Хорошо плыть по реке, — думал старый Полканыч, — так бы плыть и плыть, чтоб волны усыпляли и сны виделись тёплые и надёжные…»

Мурзик с котятами давно пригрелись в сумке на колёсиках и посапывали во сне, все трое, словно и Мурзик был котёнком.

Одна баба Нюра бодрствовала, весело жевала пирожок с капустой и разглядывала пассажиров. Вдруг, приглядевшись к одной пожилой даме в шляпе с широкими полями, баба Нюра что-то вспомнила и подсела к ней.

— Простите, уважаемая, — обратилась баба Нюра к даме, — а вы, часом, не Клава Лихая?

— Она самая, — ответила дама. — А вы… Нюра Куролесова! Нюрка! Ты ли это?

Баба Нюра и Клава Лихая обнялись так крепко, что на них затрещали кофточки.

— Дай угадаю! — воскликнула баба Нюра. — Тебя Гриша Морковкин с Мишей Бегемотовым вызвали!

— Так и есть! — Клава Лихая никак не могла наглядеться на бабу Нюру и не отпускала её рук из своих ручищ. — И тебя позвали на турнир по тхэквондо?

— Главным судьёй и почётной гостьей! — гордо ответила баба Нюра.

— И меня! — развеселилась Клава Лихая.

— Шалят ребятки! — хором пропели подружки.

— А помнишь, Клавдия, — мечтательно спросила баба Нюра, — как мы с тобой вместе стояли на первой ступени пьедестала?

— Да, подруга, — широко улыбнулась Клава Лихая. — Это был единственный случай в истории тхэквондо, когда судьи не могли решить, кто из борцов сильнее, и нас обеих наградили золотыми медалями!..

— Хочешь пирожок? — прослезившись от воспоминаний, спросила баба Нюра.

— Хочу, подруга! — Клава Лихая взяла пирожок с капустой и откусила сразу половину. — Я теперь всё подряд ем!

— А как же спортивный режим? Спортивная диета? — спросила баба Нюра. — Ты ведь раньше без режима-диеты жить не могла! И остальных донимала…

— Режим в прошлом! Никаких диет! Да здравствует свобода и пирожки! — воскликнула Клава Лихая, взмахнув рукой, в которой держала оставшуюся половину пирожка.

Неожиданно недоеденный пирожок выпал из салфетки, в которую был обёрнут, отлетел к борту и… исчез на глазах у изумлённых подруг.

— Вот чудеса, — пробормотала Клава Лихая. — Куда это он подевался?

— У меня ещё есть! — успокоила её баба Нюра, доставая из пакетика очередной пирожок. — Мне для тебя никаких пирожков не жалко.

И подруги принялись вспоминать молодость и прошлые победы.

— Вот нынче бабульки пошли! — бормотала тем временем пароходная крыса Сенька. — Такими пирожками разбрасываются.

Сенька жевал сосредоточенно, спрятавшись в самом дальнем углу кормы.

Нельзя сказать, чтобы капитан «Пароходика», с которым сдружился Сенька, не кормил его самыми разными вкусностями и даже сухим кормом для грызунов, но всё-таки случайная вкусность — она самая сладкая. Особенно такая, как пирожок с капустой.

Именно пирожки с капустой Сенька уважал больше всего.

И именно дух пирожков с капустой, который источала корзинка со всякой снедью, в итоге привлекла внимание крысы. Корзинка стояла на скамье, под которой дремал Полкан Полканыч.

Вот так и встретились они — старые друзья, которые ещё совсем недавно коротали зимние вечера в тёмном душном подвале, за беседами о том, где достать еды, и что их ждёт завтра…

Сенька прижался к Полкан Полканычу и не мог оторваться от него точно так же, как и Клава Лихая от бабы Нюры.

— Здравствуй, Полканыч, старый пёс!.. — всё повторял Сенька.

— Здорово, бродяга!.. — отвечал Полкан Полканыч, вздыхая так громко, что было слышно в капитанской рубке.

А капитан прогулочного катера «Пароходик» Антон Чижиков-Пыжиков, молодой человек приятной внешности, но не очень спокойного нрава, тем временем стоял за штурвалом и напевал старую песенку про капитана, правда, на свой лад. Настоящие слова песенки сейчас мало кто помнит — только старые капитаны. Когда-то её любил напевать правнуку Антону его прадедушка Аристарх Аристархыч, но так как Антон Чижиков-Пыжиков был ещё совсем молодым капитаном, он считал, что и у песенки должны быть новые слова, и пел её вот как:

Антон Чижиков-Пыжиков очень хотел понравиться своей невесте Анжелике из дальней страны Новой Зеландии. В Анжелику Антон влюбился, как простой мальчуган. А познакомился с ней по Интернету и, в первую очередь, хотел девушку удивить тем, что в одно прекрасное утро он приплывёт в Новую Зеландию на большом корабле и увезёт любимую в кругосветное свадебное путешествие. Каждый раз, когда Антон общался с Анжеликой по скайпу, он краснел раз пятьсот, начинал заикаться и бледнеть, но при этом всё время улыбался, и вообще, стал глупым, как все влюблённые, и даже немного похудел.

А однажды Анжелика, надо сказать, очень славная девушка, взяла и спела Антону песенку, причём ту самую, старую, про отважного капитана, чем очень удивила и приободрила молодого капитана. Анжелика спела:

— Откуда ты знаешь эту песню?! — воскликнул Антон. — Даже я её не помню! А мне её пел мой прадедушка!

— И мне её напевал мой прадедушка, тоже капитан дальнего плавания, родом из России, — ответила Анжелика. — И, кстати, он, как и ты, плавал с ручной корабельной крысой Сёмой.

«Вот это совпадение! — в очередной раз удивился Антон, вспоминая вечерний разговор с Анжеликой. — Сеньке расскажу! И вообще, пусть посоветует, как мне быть? Как добраться до Новой Зеландии? Не на „Пароходике“ же мне туда плыть… Так хочется к моей Анжелике!»

Капитан передал штурвал своему помощнику и пошёл искать крысу Сеньку.

— Вот так вот и плаваю, — рассказывал тем временем Сенька Полканычу о своей речной жизни. — В основном слежу за чистотой на палубе. Если кто насорит или пирожок обронит, приходится подбирать. На корабле главное — порядок! А в минуты отдыха делюсь жизненным опытом с капитаном. Молодой ещё. Одно подскажу, другое, чтоб глупостей не натворил.

— А как же ты с ним разговариваешь? Он что, писк крысиный понимает?

— Полканыч, — напомнил Сенька, — я ж талантливый. Выучился семафорной азбуке. При помощи флажков с капитаном общаюсь. Они всегда со мной. Это же флот! Наука!

Сенька вытащил из-за пазухи два флажка — красный и чёрный — и ловко замахал ими:

— Красный и чёрный флажки в светлое время суток используют. У меня ещё жёлтый и белый имеются. Я ими, когда темно, машу… Вот это означает: «Есть люди, которые живут так, словно по реке плывут. Их несёт в открытое море, где много опасностей!» Знаешь, кто сказал? Древний философ Сенека. Мой тёзка. Я по радио слышал.

Тут к ним подошёл Антон Чижиков-Пыжиков и печально уселся на лавочку.

— Сеня… — собравшись с мыслями, сказал капитан, — подскажи мне, как быть с Анжеликой? Может, всё бросить и наняться матросом на корабль до Новой Зеландии?

Сенька замахал флажками, одновременно переводя Полканычу:

— Я ему говорю: «Терпения набраться надо, а не бросать всё и лететь сломя голову незнамо куда!» Вот балда, если он к своей Анжелике укатит, придётся искать новый катер.

— Почему? — удивился Полканыч. — Этот вроде ничего… С новым капитаном подружишься.

— Да нет… — вздохнул Сенька. — Не будет у «Пароходика» нового капитана. Старый катер. Спишут скоро на металлолом. Или поставят на якорь и сделают из него речной ресторанчик.

— Так, если ресторанчик, тебе это только на лапу, — сказал Полканыч.

— На лапу, — хихикнул Сенька. — Кстати, Полканыч, а что это за коты у вас в сумке?

— Унюхал, бродяга… — улыбнулся Полканыч. — Это Мурзик с котятами. Умаялся Мурзик, спит… Вообще-то, его Лавриком звать, у него с лапой беда, говорит, из форточки выпал. Его баба Нюра приютила, Мурзиком и прозвала. Теперь вот в Большие Сосенки едем, на отдых.

— Понятненько… — Сенька вернулся к пирожку. — Ну вам ещё плыть и плыть, до конечной…

Полканыч тихо улыбнулся — то ли Сеньке, то ли Антону Чижикову-Пыжикову, который задумчиво мурлыкал свою песенку про то, как смелым покоряются моря…

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой рассказывается о том, как потерялась свобода

Мы спрятались за кустами и терпеливо ждём, сами не знаем чего, но надежда, как говорил Сенька, всему голова, особенно если у этой головы чуткие уши и нос!

Ветер усилился, скоро осень, и тучки бегут по небу, догоняя и перегоняя друг друга.

Мы, не отрываясь, следим за подъездом дома, в котором живёт Фуражкин.

— Ты ничего не чуешь? — спрашивает Бобик. — Вроде котами пахнет.

Я принюхиваюсь. Трудно понять, ведь ветер дует от нас, в сторону дома.

— Нет, не чувствую, — шепчу я. — Да и раньше ничего такого не замечал.

— А теперь вроде перцем пахнет, — замечает Бобик. — От этого Фуражкина всего можно ждать.

— Перцем, — я снова принюхиваюсь, — да… кажется перцем… А почему? Чего можно ждать от Фуражкина?

— Наивная ты душа, братишка, — качает головой Бобик. — Перцем нюх отшибает.

— Да-да, — волнуюсь я, — мой хозяин как-то раз случайно просыпал перец, так я целую неделю ничего не мог унюхать!

— Вот и я о том же, — Бобик щурится от ветра. — Чуешь, в нашу сторону теперь дует? Чуешь перец? Фуражкин его специально всюду насыпал, чтоб нюх у котов отбить! И у собак!

— Ты так думаешь? — ужасаюсь я.

— Уверен! — бросает Бобик. — Точно! Фуражкина рук дело! Чуешь, и Фуражкиным потянуло! Его запах!

На этот раз и я услышал острый запах перца и ещё… резкий… отталкивающий — Фуражкина! Сколько же злости в этом запахе!

И вдруг запах этот усиливается, а затем… из подъезда выходит сам Фуражкин и дёрганой, подпрыгивающей походкой направляется прочь со двора.

В руках у него большая корзина. Корзина как корзина — с крышкой… Но мы сразу с Бобиком понимаем по запаху, что в ней, в этой самой обычной на вид корзине, спрятано что-то совсем необычное… И необычное — это два кота и одна кошка!

— Ты понял, нет?! — шепчет Бобик. — За ним!

Мы незаметно, по-пластунски ползём за Фуражкиным, затем бросаемся к стене и, прижимаясь к ней, бежим, всё время оставаясь в тени. На наше счастье, солнце закрыло большое серое облако в полнеба, стало почти темно и нас не заметили бы даже коты или собаки, если бы повстречались на пути.

Выскочив со двора, мы видим, как Фуражкин садится в подъехавший к остановке автобус.

Дверь захлопывается, и автобус трогается с места. Через несколько секунд он набирает скорость, и нам приходится поддать жару, чтобы не отстать.

Ещё через некоторое время автобус тормозит и останавливается, но Фуражкин из него не выходит. Затем автобус снова едет…

Так мы бежим за ним довольно-таки долго и всё боимся, вдруг автобус поедет быстрее или нам помешают другие машины, но нам везет: никаких преград на пути не оказывается.

Мы бежим, едва успеваем отдышаться на остановках, снова бежим и думаем только об одном: вот — автобус, а вот — мы, и больше ничего нет в этом мире, а внутри автобуса — Фуражкин с корзиной, в которой два кота и одна кошка, и он их куда-то везёт. И ни в коем случае нельзя упустить Фуражкина, иначе может случиться что-то страшное и нам никогда не отыскать Лаврика…

В левом боку у меня давно уже ноет, да и Бобик бежит не так легко, как вдруг автобус снова останавливается и из него появляется Фуражкин. С корзиной.

Местность, в которой мы оказались, мне совершенно неизвестна. Это окраина с рядами новостроек по одну сторону и редким лесочком по другую сторону дороги.

— Далеко… заехал… — Бобик с трудом переводит дыхание.

Мы семеним за Фуражкиным на приличном расстоянии, почти не скрываясь. Фуражкин останавливается, чтобы перейти дорогу. Немного переждав, мы снова пускаемся за ним.

Вдали от перекрёстка мы замечаем очень большую круглую палатку с разноцветным куполом. Я таких никогда не видел, но догадался, что это цирк. Фуражкин направляется именно к нему. И мы с Бобиком одновременно чуем очень сильный кошачий запах. Немного пахнет и собаками и какими-то другими животными, то ли козами, то ли ещё кем. Наверное, обезьянками, я знаю, что в цирках выступают мартышки и шимпанзе.

— Цирк это! — говорю я Бобику. — Шапито!

— Ничего себе! — удивляется Бобик.

Вот куда попали все пропавшие коты и кошки. Все девяносто девять! И Лаврик вместе с ними!

— Ты понял, нет?! — кричит Бобик. — Он их в цирк сдаёт! Одно непонятно! Почему они не сбегают, почему не возвращаются назад?

— Непонятно… — бормочу я.

Но меня это волнует меньше всего, а больше всего на свете я хочу добраться до Лаврика и вернуть его домой. Нечего ему делать в бродячем цирке! Он ведь никакой не артист, а самый обыкновенный кот, который даже на форточке не может усидеть!

Фуражкин подходит к цирку, и теперь он не кажется таким огромным и опасным на фоне разноцветного шатра с высоким куполом. Постояв секунду, он входит внутрь.

Мы бросаемся к цирку. Но метров за сто до него нам становится ясно, что кошки с котами находятся в вагончиках, которые полукругом расположились в сторонке.

— Они там! — кивает на вагончики Бобик.

Мы уже собираемся взять штурмом один из них, как вдруг из вагончика появляются несколько котов в разноцветных шляпах во главе с большим белым котом в чёрном цилиндре.

Мы ошарашены. Кот поглядывает на нас с презрением. Остальные вообще словно не видят нас.

Бобик смотрит на цирковых, ничего не понимая. Он пёс свободный. Вернее, почти свободный, но мне, как псу, у которого есть хозяин, становится ясно сразу, что коты, хоть и попали сюда не по своей воле, прижились, и им в цирке даже очень нравится. Да хотя бы уже потому, что самый главный из них красуется в чёрном цилиндре, а на других — весёлые разноцветные шляпы с узкими полями.

— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я.

Коты в ответ даже не шипят. Ноль внимания, фунт презрения.

— Простите, — продолжаю я, — не могли бы вы ответить на один очень важный вопрос?

Коты собираются пройти мимо, но тут не выдерживает Бобик.

Ощерившись, пёс становится у них на пути и выкрикивает:

— Эй вы, отвечайте, когда спрашивают! — и почему-то добавляет: — Шуты гороховые!

Коты вздрагивают, но всё-таки в драку не лезут, видно, решают поберечь свои котелки.

— Не скажете ли вы, уважаемый кот… — обращаюсь я к главному коту.

— Котецкий! — важно перебивает кот в чёрном цилиндре.

— Что, простите? — переспрашиваю я.

— Мой сценический псевдоним, — кот надувает щёки. — Котецкий! Честь имею!

Кот решительно собирается уйти.

— Вы Лаврика знаете? — кричу я.

— Лаврика? — Котецкий удивлённо таращится. — Разумеется! Это очень приличный кот.

— Где Лаврик? — с надеждой в голосе спрашиваю я.

— Валяйте, сообщайте точный адрес! — приходит на помощь Бобик.

— Адрес… м-м… — мычит Котецкий. — Не припомню, к сожалению… Но о Лаврике мне слышать доводилось.

— Что значит — слышать? — сердится Бобик. — В каком он вагончике?

— Вагончике? — пуще прежнего изумляется Котецкий. — Разве он живёт в вагончике?

Котецкий поворачивается к своим котам. Те мотают головами.

— Лаврик не является артистом нашего цирка! — заявляет Котецкий. — Его здесь нет.

— Хватит голову морочить! — злится Бобик и угрожающе надвигается на котов.

Котецкий, как ни странно, не выгибает спину и не шипит, он, наоборот, старается улыбаться, но улыбка получается кривой и жалкой.

— Честное слово! — бормочет кот. — Нам совершенно ничего не известно о судьбе Лаврика с тех самых пор, как мы оказались в этом чудесном цирке, который стал нашим домом и местом, где мы с удовольствием зарабатываем на кусок хлеба.

— С каких это пор коты жрут хлеб? — с иронией замечает Бобик.

— Это образно выражаясь. А вообще, у нас отличное трёхразовое питание. Мы же… — Котецкий кокетливо поправляет на себе цилиндр, — артисты цирка-шапито Аристарха Плюща! Мы — гвоздь программы «Уши, лапы, сто хвостов — под куполом цирка!»

— Ха! — веселится Бобик. — Уши-лапы!.. Ха-ха-ха! Сто хвостов!..

— Сто хвостов! — обиженно повторяет Котецкий. — И ничего смешного не вижу! Мы работаем три представления — утром, днём и вечером! И после бездомной жизни бродяжек и побирушек мы наконец-то узнали новую настоящую жизнь! Когда мы нужны публике, а публика нужна нам — это так прекрасно! Публика и аплодисменты! В этом смысл жизни!

— Но ведь вас похитил Фуражкин и силой притащил сюда! — с досадой произносит Бобик.

— Ну и что? — улыбается один из котов в шляпе в красно-жёлтую полосочку. — Мы Фуражкину за это даже очень благодарны.

— Но ведь он всегда кричал, что искалечит и застрелит вас! — не унимается Бобик. — И палками кидался!

— Ну и что? — отвечает ему кот в шляпе в жёлто-зелёную полосочку. — А притащил сюда!

— И не искалечил! — добавляет кот в синей шляпе. — И не застрелил!

— Но он ведь вас, наверное, продал! За бумажки… как их?.. За деньги! — не отстаёт Бобик.

— Каждый на этой земле выкручивается, как может! — вздыхает Котецкий. — А Аристарх Плющ денег за нас не жалеет! Да и мы в долгу не остаёмся публика от нас в восторге!

— Но вы же потеряли свободу! — вопит Бобик.

— Разве? — хмыкает Котецкий. — А разве раньше мы были свободными?

Мы не знаем, что на это сказать. Коты уходят. Я кричу им вслед:

— Ещё одна просьба, если вам не трудно! Только что Фуражкин пришёл в цирк ещё с одной корзиной, в которой два кота и одна кошка. Если среди них будет Лаврик, пожалуйста, сообщите нам. Мы подождём.

— Хорошо! — кивает Котецкий.

Через несколько минут он выглядывает из шатра и мотает головой. Лаврика нет. Мы снова потеряли след. Теперь мы совершенно не представляем, что делать дальше.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой рассказывается о том, как потерялись статуэтки

В Больших Сосенках царила тишина. Безмолвствовал даже плазменный рекламный щит на привокзальной площади. Баба Нюра и Клава Лихая с удивлением озирались по сторонам. Никто их на пристани не встретил — ни Гриша Морковкин, ни Миша Бегемотов.

— Мальчик! — окликнула баба Нюра пацана на велосипеде, рядом с которым бежал вислоухий пёс. — А где тут проходит Международный турнир по тхэквондо?

— Чё? — пацан уставился на них во все глаза.

— Ты знаешь Григория Морковкина и Михаила Бегемотова? — спросила Клава Лихая.

Пацан глупо засмеялся и укатил на велике, вислоухий пёс убежал вместе с ним.

— Клавдия! Тебе не кажется, что нас одурачили? — спросила баба Нюра подругу.

Клава Лихая кивнула и сердито пнула камешек, да так сильно, что он перелетел через всю площадь и сбил несколько запоздало цветущих одуванчиков. Одуванчиковое облачко весело взвилось над полянкой и, подгоняемое ветерком, понеслось к реке.

— Клавдия! Может, у тебя есть телефон Гриши и Миши? — спросила баба Нюра.

— Откуда? — по лицу Клавдии Лихой пошли красные пятна. — Я их, как и ты, не видела сто лет! Кто ж это так зло пошутил над нами?

— На свете есть только один человек в этом мире, который способен на подобную шутку. Это Фуражкин! Он меня специально выманил сюда, чтобы расправиться с котами!

— Глупости! — воскликнула Клава Лихая. — А меня-то зачем выманил, если это он?

— А это уже второй вопрос, — ответила баба Нюра.

Неожиданно плазменный экран вспыхнул всеми цветами радуги, а голос диктора бодро сообщил:

— Смотрите и слушайте экспресс-новости! Дума утвердила Закон о защите бабочек! Отныне никто не имеет права ловить бабочек сачками или иными средствами для ловли бабочек с мая по октябрь! А с ноября по апрель — только с разрешения Главного лесничего страны! А сейчас короткая реклама! Оставайтесь с нами, и не пожалеете!

Затем пошла реклама. Сначала на экране появилась бабочка, а за ней погнался сачок, но бабочка ловко увернулась, взмахнула волшебной палочкой, и сачок сам превратился в бабочку, которая погналась за первой бабочкой, при этом радостно напевая: «Если хочешь быть здоров — играй в пятнашки без сачков!» После этого бабочки прилепились к футболкам, надетым на мальчика и девочку, а мальчик и девочка принялись ловить друг друга и запели:

— Носите футболки фирмы «Пятнашки» — девочки Машки и мальчики Сашки!

— Какая ерунда! — воскликнула Клавдия Лихая. — Что же получается? Другим мальчикам и девочкам — не Сашкам и не Машкам их носить нельзя?

Но тут диктор на экране затараторил следующее:

— А теперь криминальные новости! В столице на проспекте Восьмого марта в доме № 999 совершенное дерзкое ограбление! Согласно показаниям племянника известной в прошлом олимпийской чемпионки по тхэквондо Клавдии Лихой, из её квартиры исчезли все золотые кубки и медали! Но и это ещё не всё! Похищена алмазная статуэтка Богини здорового образа жизни, которой спортсменка была награждена за спортивные достижения и заслуги перед родиной. По свидетельству племянника знаменитой спортсменки Павла Лихого, точно такой же статуэткой наградили ещё одну олимпийскую чемпионку по тхэквондо — Анну Куролесову. Наш корреспондент тут же отправился по адресу проживания гражданки Куролесовой, и вот что ему удалось снять на свой мобильник.

Опешившие баба Нюра и Клава Лихая не могли произнести ни слова и, не отрываясь, смотрели на экран. Сначала они увидели распахнутую дверь квартиры бабы Нюры, потом перевёрнутый стул, а затем пустую полку.

Неожиданно экран погас, и баба Нюра вскрикнула:

— Ой! Украли!

Клавдия Лихая побагровела от возмущения:

— Вот оно что! Ну погодите! Что делать будем, Нюра? Очнись!

Этот окрик привёл бабу Нюру в чувство, она воскликнула:

— Срочно возвращаемся! Звоню Федьке, это мой брат! Он в Липках живёт! В деревне! Это рядом! Мигом нас до столицы на мотоцикле своём довезёт! У него мотоцикл с коляской!..

— А как же твои подопечные? — кивнула на корзину Клавдия Лихая.

Следует заметить, что всё это время Полкан Полканыч, Лаврик и котята не вмешивались в развитие событий и терпеливо ждали, пока старушки примут решение.

Но, как только баба Нюра вспомнила про брата Федьку, пёс и коты заволновались.

— Их куда? — переспросила Клава. — Назад тащить? Они в коляске не поместятся.

— У Федьки оставим. Пускай воздуха деревенского понюхают! — ответила баба Нюра. — Попросим Лику, она за ними и последит-покормит.

— Кто такая Лика? — спросила Клава.

— Федькина внучка, — объяснила баба Нюра. — Добрейшей души девчушка. У них в доме всегда разная живность водится. Однажды мартышку выходила, и где она её только подобрала? Так что с моими гавриками справится!

— Так звони брату! — скомандовала Клава.

Баба Нюра набрала телефон Федьки.

Таким образом, через полчаса Полкан Полканыч с Лавриком, Марсиком и Ваксиком уже были обласканы Ликой. Она им налила парного деревенского молока. А баба Нюра с Клавдией Лихой мчались назад, домой в столицу, на мотоцикле брата Федьки — старичка бодрого, жизнерадостного и завсегда готового прийти на помощь не только сестре, но и всем хорошим людям.

Полкан Полканыча после всех треволнений потянуло в сон.

Марсик и Ваксик принялись за очередную потасовку, шуточную, но это раздражало Лаврика. Он было надумал отыскать какую-нибудь форточку и спокойно посидеть на ней. Но, как ни странно, в доме не нашлось ни одной мало-мальски пригодной для этого дела форточки, да и потом вспомнилось последнее падение и к чему оно привело. Тут уж не до сидений. Поэтому ничего другого не оставалось, как отправиться на прогулку.

Лаврик всё ещё прихрамывал, скорее всего, по привычке, но именно это обстоятельство оказало ему плохую услугу. Хоть и неловко, но он сначала вскочил на табурет, а с табурета на кухонный шкафчик, очень неудачно вскочил, больно стукнувшись о дверцу.

В сердцах Лаврик пнул дверцу здоровой лапой, дверца скрипнула, что-то внутри шкафчика зашаталось, стукнуло, упало, выкатилось и пролилось.

Это была валерьянка! Считается, что валерьянка действует на кошек, как алкоголь на человека. Причём некоторые коты и кошки впадают в буйство, а другие становятся смешными.

Лаврик вылакал почти половину пузырька, слизав с пола всю валерьяновую лужицу. Капель пятьдесят. Если бы Лаврику досталось совсем немного, он бы пришёл в себя минут через десять. Он бы сначала покатался по полу, помяукал бы всласть, потёрся бы о все предметы в комнате, покружился бы вокруг ножки стола, несколько раз стукнулся бы об стену, побродил бы, качаясь, словно пьяный человек, но, как уже было сказано, Лаврик выдул половину пузырька. И, можно сказать, сошёл с ума.

Сначала Лаврик подпрыгнул почти до потолка и издал душераздирающий вопль. Затем он бросился на занавеску, сорвался вместе с ней на пол, на удивление ловко выпутался из неё, сбил с ног очнувшегося ото сна Полканыча, наградил подзатыльниками Марсика и Ваксика и попытался укусить за пятку Лику. Но это ему не удалось, потому что Лика надела резиновые сапоги, так как собиралась пойти в огород нарвать для салата петрушки и укропа.

— Ой! — вскрикнула Лика.

Испуганные котята заревели в голос.

— Что ж ты творишь, бродяга?! — попытался образумить кота Полкан Полканыч.

Но Лаврик его не слышал. Он выскочил в приоткрытую входную дверь и оказался во дворе. Здесь его помутневший от валерьянки взгляд наткнулся на дверь в курятник, которая была открыта. Лаврик, не раздумывая, ворвался внутрь, в мгновение ока перепугав всех кур. Куры бросились врассыпную. Петух попытался клюнуть Лаврика, но даже кукарекнуть не успел, как отлетел в сторону, потеряв при этом часть своего роскошного хвоста.

Лаврик обезумел, он завертелся волчком, снова проорал что-то нечленораздельное и выскочил назад во двор. Одним махом перескочив через забор, он пустился по улице с такой скоростью, что уже через минуту мчался по полю, совершенно не замечая, как его по морде хлещут колосья недозревшей пшеницы.

Ещё через некоторое время Лаврик лихо перескочил через довольно-таки широкий ручей, вбежал в лес, молниеносно вскарабкался по сосне, а затем, белкой перепрыгивая с ветки на ветку, добрался до самой макушки, укусил её да так и уснул. Сном мертвецки пьяного кота.

Приблизительно через час Лаврик стал приходить в себя.

На его счастье, было светло. Если бы Лаврик очнулся от валерьянового опьянения ночью, он бы точно свалился с сосны. Ну а так Лаврик всего лишь ужаснулся.

— Мамочки! — вскрикнул кот. — Как я попал сюда?

Подул ветер и крона сосны закачалась.

Лаврик изо всех сил вцепился в сук, на котором сидел, но он понимал, что долго ему не продержаться и что надо что-то делать. Но что можно сделать, когда всё внутри дрожит от страха?

В общем-то, он был не из трусливых котов, однако валерьянка всё ещё бродила по его телу и ужасно гудела голова. Словно колокола звенели, и с каждым колокольным звоном до Лаврика доносилось:

— Ла-аврик! Эх ты! Вредная кися! Вредная кися!

На самом деле это Лика звала сбежавшего кота:

— Ла-аврик! Где ты? Вер-нии-ись! Вер-нии-ись!

Когда Лаврик наконец понял, что это Лика, ему вдруг стало ужасно стыдно. Он не нашёл в себе никаких сил мяукнуть в ответ.

А когда голос девочки стих, Лаврик молча слез с дерева и поплёлся куда глаза глядят.

Так, стыдясь того, что он натворил, Лаврик брёл по лесной тропинке. Не ведая сколько прошло времени, он вышел на опушку. Вдали лаяла собака и темнели силуэты построек. К ним он и направился в надежде, что его приютят и накормят.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой рассказывается о том, как снова нашёлся след

Мы с Бобиком собираемся бежать дальше. Только куда — большой вопрос.

— Эй, погодите! — нас окликают.

Мы оборачиваемся. Это Котецкий. Важности его как не бывало. Он приветливо улыбается:

— Может, останетесь в нашем цирке? — предлагает он. — Нам псы нужны. Я слышал, как об этом говорил директор Аристарх Плющ.

— Так мы ж ничего не умеем, — удивляется Бобик. — Я и в цирке-то никогда не был.

— Ну, во-первых, — возражает Котецкий, — мы тоже когда-то ничего не умели, а во-вторых, нам нужны сторожевые псы, охранники. Будете сытыми и при хозяине!

— Сторожить — это по мне, — кивает Бобик. — Только у Пончика хозяин есть. Да и у меня тоже.

— Чего же ты тогда так отощал? — щурит глаз Котецкий. — Плохо кормят?

Бобик сердито показывает клыки и рычит, но ничего не отвечает.

— Что за шум, а драки нет? — слышим мы.

К нам подходит бородатый мужчина, одетый в костюм из золотистой ткани, на голове у него золотой цилиндр, на ногах позолоченные туфли, а в руке золотая трость. На пальце у золотистого бородатого мужчины сверкает крупный золотой перстень.

— Это господин директор! — шёпотом сообщает нам Котецкий. — Сам Аристарх Плющ!

— Так-так… — говорит Аристарх Плющ и протягивает Бобику кость.

Бобик из вежливости виляет хвостом, но до кости не дотрагивается.

— Ну что, собаки, — улыбается господин директор; правда, как-то холодно улыбается, может, котам такая улыбка и нравится, но нам, псам, она не по душе.

К тому же от мужчины слегка попахивает пивом, а я, если честно, этого терпеть не могу. Не переношу я запаха пива и других алкогольных напитков.

— Ну что, бродяги, — продолжает директор цирка-шапито, — кормить я вас буду, а для начала вот вам по кости.

Он бросает нам угощение, и как-то так получается, что мы начинаем грызть. Моя кость такая вкусная, что я не успеваю заметить, когда и как господин директор успевает надеть на меня ошейник на длинном толстом поводке. Точно такой же ошейник с поводком защёлкивается на Бобике.

— Эй!.. — вяло огрызается Бобик, но кость из пасти не выпускает.

— Тихо-тихо, — успокаивает его Аристарх Плющ, а меня треплет по холке. — Хорошие псы… Будете сторожить… Вам это понравится.

Ничего не скажешь, умеет господин директор цирка обращаться с нами, собаками, да и с котами, видать, тоже умеет. А кость и вправду изумительная! Я бы её грыз всю жизнь…

— Вот и хорошо! — говорит господин директор, словно читает наши с Бобиком мысли. — Сегодня последнее представление в этом городе, а завтра в путь. В дороге всякое может случиться, а нам лишняя пара десятков клыков всегда пригодится. От бандитов отбиваться, например!

— От каких бандитов? — я настораживаюсь. — Мы псы сторожевые, а не бойцовские!

— Да шутит хозяин, шутит! — хихикает Котецкий. — Мы сами с усами!

— Это в каком смысле? — Бобик перестаёт грызть.

— Много будешь знать, — отвечает Котецкий, — в кошку превратишься!

Сказав это, он бежит за господином директором, который уже успел привязать наши поводки к большим медным кольцам, вдетым в брезентовые стенки цирка-шапито по обе стороны от входа.

— Не нравится мне всё это, — ворчит Бобик, продолжая грызть кость. — Попали мы с тобой!

— Куда попали? — спрашиваю я.

— Тёмные личности, — вздыхает Бобик. — Но кости у них отменные! Эх… меня Степаныч тоже такими угощал…

— Степаныч… — бормочу я и вдруг вспоминаю. — Лаврик! Мы же его так и не нашли! И… как же так?! Зачем он привязал нас? У меня же есть МОЙ хозяин! Мне надо найти Лаврика и вернуться с ним домой!

— Вот и я о том же! — лает Бобик. — А нас, как глупых никчёмных псов, обвели вокруг лапы!

— И что же теперь делать? — скулю я. — Как быть?!

— Ночью попытаемся перегрызть поводки, — предлагает Бобик. — Хотя такой поводок за ночь не перегрызёшь… Одна надежда…

— На что? — мне ужасно жалко себя, но больше всего хозяина, он не переживёт нашей с ним разлуки. — На что надежда?!

— На собачье везение! — печально хмыкает Бобик. — Эх, твоего бы Сеньку сюда! Он бы вмиг нас вызволил! Сразу бы эту гадость перегрыз!

— Сенька далеко! Сенька очень далеко… — шепчу я. — Значит, нам не повезёт и нас увезут из этого города… и мы не найдём Лаврика…

— Не кисни! — бросает Бобик, но мне видно, что и ему совсем несладко.

Просто он бодрится, потому что не умеет долго унывать. Да и я, в общем-то, тоже, особенно когда думаю про своего хозяина, про то, что он мой лучший друг и у меня есть ради кого жить на белом свете. И искать выход из любого, даже самого безвыходного положения.

…Сумерки опускаются на землю, но тут же на цирке-шапито вспыхивают разноцветные фонарики и лампочки, играет музыка, и от этого на душе становится чуть веселей.

Мы с Бобиком немного успокаиваемся. К тому же у входа толпятся зрители — взрослые и дети: скоро начнётся представление. Господин директор проверяет билеты и пропускает публику в шатёр, а наша задача всем приветливо махать хвостами, что мы и делаем.

Проходит ещё немного времени, играет марш, и мы слышим, как публика аплодирует и смеётся, а нам с Бобиком только и остаётся прислушиваться, принюхиваться да считать звёзды на небе — как вдруг!..

Всё-таки чудеса в этой жизни происходят, и собачье везение тоже есть! Потому что…

Да потому, что откуда-то прямо перед моим носом вырастает знакомая и дорогая сердцу фигурка крысы! Да-да! Это Сенька, который весело пищит:

— Надо же! И как это вас угораздило?!

Я повизгиваю от счастья и стараюсь лизнуть Сеньку в нос.

— Да тише ты! — отмахивается Сенька и за несколько секунд перегрызает своими острыми крысиными зубами мой толстенный поводок.

То же самое он проделывает с поводком Бобика.

Мы сломя голову бросаемся подальше от цирка-шапито. Сенька бежит рядом.

— Ты как здесь очутился? — спрашивает Бобик, когда мы оказываемся на безопасном расстоянии.

— По счастливому стечению обстоятельств, — хихикает Сенька.

— Неужели ты услышал нас?! — ликую я.

— Ага! Вот прям сидел и вслушивался! — шутит Сенька. — Да капитану моему захотелось перед отъездом повеселиться, любовь у него несчастная. Я ему и посоветовал в цирк пойти, на клоунов посмотреть. И вас увидел, вот и все дела!

— Это здорово, что у него несчастная любовь! — радуется простодушный Бобик.

— Кому здорово, а кому — печалька! — хмыкает Сенька.

— В смысле? — не понимает Бобик.

— Последний у нас был поход по реке, — вздыхает Сенька. — Продал капитан наш прогулочный катер и купил билет на самолёт до Новой Зеландии, чтобы встретиться со своей Анжеликой. Приспичило ему спросить у неё, не станет ли она его женой. Он и кольцо купил этой Анжелике! Вот с таким огромным алмазом! Совсем голову потерял мальчишка!

— А кому он продал свой катер? — интересуюсь я.

— Какому-то Аристарху Плющу, — пищит Сенька.

— Так это же директор цирка! — восклицаю я.

— Сплошные совпадения, — удивляется Бобик.

— А меня больше всего интересует, — хмыкает Сенька, — откуда у этого Аристарха Плюща так много денег, что он смог купить наш пароходик? На котах, что ли, заработал?

— Так он же котов покупает, а не продаёт! — возражает Бобик.

— Эх ты, голова садовая! — хихикает Сенька. — Да я про кошачьи представления в цирке… Хотя — самое последнее дело считать чужие деньги! Свои надо иметь!

— А у меня и рубля никогда не было, — смущённо улыбается Бобик.

— Так у меня тоже, — пищит Сенька и мудро добавляет: — Нам не полагается. Мы ж не люди. Ладно, ребятки, мне назад пора, к моему влюблённому капитану. Попрощаюсь с ним. Остаюсь я на родине. Нам, Сенькам, в Новой Зеландии делать нечего.

— А чем займёшься-то? — спрашивает Бобик.

— Да чем… По помойкам буду шарить… Или… — он обращается к нам обоим: — А что если, ребята, на рынке вместе поработать?

— Снова мясо таскать? — возмущаюсь я. — Снова воровать?!

— Да не волнуйся ты так, — перебивает меня Сенька. — Не хочешь, и не надо. Сами разберёмся, верно, брат?

Сенька хитро подмигивает Бобику, у того аж нос краснеет от этого крысиного взгляда, но Бобик ничего не отвечает.

— Всё! Побежал я! — Сенька машет нам лапкой, но неожиданно возвращается: — Ёлки-моталки! Я ж самое главное забыл сказать! Я ж Полканыча видел на нашем катере, в последнем рейсе!

— Да ну! — поражается Бобик. — Он же у бабы Нюры жил!

— Ну да! — соглашается Сенька. — Так они в Большие Сосенки уплыли.

— А кто они? — спрашиваю я.

— Полканыч с бабой Нюрой да Мурзик с котятами… Нет, не Мурзик… — Сенька задумывается. — Полканыч сказал, что его как-то иначе кличут… И прозвище такое странное, на растение похоже… Дубик, что ли… Нет… не Дубик… У него ещё с лапой неприятность случилась, подвернул, что ли, когда свалился откуда-то…

У меня от внезапной догадки начинает сосать под ложечкой.

— С форточки?! — спрашиваю я.

— Точно! — удивляется крыса Сенька.

— Лаврик?! — спрашиваю я.

— Лаврик! — ещё больше удивляется Сенька.

Мы с Бобиком переглядываемся. Ура! Мы снова напали на след!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой рассказывается о том, как потерялся Мафиози

Было холодно, и стояла кромешная тьма, потому что на землю спустилась ночь, а тучи заволокли небо, и не было видно ни звёзд, ни луны.

Дрожащий и несчастный, Лаврик брёл по неведомой тропинке неизвестно куда, пока тропинка не уткнулась в заброшенный сарай. В него и вполз совершенно измотанный Лаврик, по запаху отыскал в углу копну сена и хотел уже зарыться в эту самую копну, как вдруг кто-то пнул его лапой.

— Потише, ты! — прошипел Кто-то. — Куда лезешь? Занято!

Лаврик от испуга, а точнее от бессилия, просто сел, даже не пискнув.

В это время луна всё-таки выглянула из-за тучи и сквозь щели в крыше сарая осветила копну и того, кто шуганул Лаврика.

Огромный чёрный кот глядел на Лаврика своими пронзительными зелёными глазами. Наконец он зевнул, продемонстрировав острые клыки, и спросил:

— Ну чего уставился?

Лаврик молчал. Больше всего на свете ему хотелось согреться и тихонько полежать, чтобы набраться сил, а потом… Что он станет делать потом, Лаврик себе плохо представлял.

— А ничего и не надо себе представлять, — вдруг сказал кот, а Лаврик вздрогнул от неожиданности. Этот чёрный кот умеет читать мысли!

— Всему своё время, — продолжал кот. — Плыви по течению, парнишка, и всегда найдётся тот, кто за тебя всё придумает. Колбасы хочешь?

Лаврик кивнул, и тут же получил кусок докторской колбасы, которую он очень любил. А если бы и не любил, всё равно набросился бы на неё, так как ужасно проголодался.

— Жуй-жуй, — голос чёрного кота стал мягче. — В колбасе наша сила. Ну что, парнишка, давай рассказывай, как потерялся?

Лаврик не мог ответить, он жевал. Поэтому лишь снова кивнул.

— Ладно, это не так важно, — осклабился кот. — Все, кто знает, чем я занимаюсь, зовут меня Мафиози. А занимаюсь я тем, что обворовываю дачи. В форточку залезть сможешь?

Лаврик кивнул, но всё же ответил:

— Воровать нехорошо.

— Это ты другим рассказывай, парнишка! — прошипел Мафиози. — А я родился вором, в воровской семье. Был вором и буду. А с тобой у меня один разговор. Колбасу поел?

Лаврик слабо пискнул, а кот продолжал:

— Раз поел, значит, ты мой должник. И сарай этот — мой. Поэтому — или выматывайся, или соглашайся. Мне по форточкам стало тяжело лазать, живот не позволяет. Поэтому твоё дело — залезть в форточку и открыть мне дверь. А уж за мной — всё остальное. Сделаешь, как я сказал, разрешу тебе жить в моём сарае. Да и колбасы с сардельками получишь, сколько в тебя влезет. Ну? Согласен? Дело нехитрое…

Мафиози похлопал себя по животу. Лаврик в смятении подался к двери, но там, снаружи, было так темно и неуютно, что он вернулся и снова кивнул. Что ему ещё оставалось делать?

— Не боись, малявка, — кот неожиданно захохотал. — Со мной не пропадёшь. В общем так, подрыхни немного. Я тебя разбужу. Пойдём на дело. На соседнюю дачу. Проверим, что у них там в холодильнике припасено. Дача богатая. Может, ценные побрякушки прихватим. У меня на рынке дружок скупает краденое. Он и тебя, и меня до отвала колбасой накормит и сухим кормом, между прочим.

Лаврик пригрелся под боком у Мафиози и сразу же уснул. И увидел странный сон.

Будто он, Лаврик, влез через форточку в квартиру, а там Пончик.

— Привет! — обрадовался Пончик. — Тебе чего?

— Я должен открыть дверь и впустить кота Мафиози, — ответил Лаврик.

— А зачем впускать этого кота? — удивился Пончик. — Всем известно, что он вор и мошенник.

— Да, — печально ответил Лаврик. — Но если я его не впущу, он меня прогонит из своего сарая и мне негде будет жить. И я буду бродить по свету голодный и одинокий.

— А зачем тебе бродить по свету? — удивился Пончик. — Оставайся у нас, ты же честный кот, это сразу видно. А честность терять нельзя, иначе случится беда.

— Я её уже потерял, — грустно ответил Лаврик. — Я влез в форточку. И сейчас открою дверь коту Мафиози.

— А ты не открывай, — попросил Пончик. — Никогда не поздно остановиться и сделать что-то хорошее.

— Не могу, — вздохнул Лаврик. — Я дал ему слово и поэтому обязательно открою дверь.

— Какие глупости! — воскликнул Почник. — Ты же дал слово вору и грабителю. Хотя… если дал слово, то его надо держать… Открывай, так и быть, а там будет видно… Или не будет…

Тут Пончик исчез, а Лаврик больше ничего не успел сделать во сне, потому что очнулся.

— Ничего не видно! — Мафиози растолкал Лаврика. — Хоть глаз выколи! Чудесная выдалась ночка! Пришло наше время, просыпайся, парнишка. Пора на дело! И смотри у меня, чтоб тише травы, ниже воды! Наша профессия шума не любит…

И они выбежали из сарая.

— Вдоль речки пойдём, — уточнил Мафиози. — Она нас прямо к этой даче и приведёт. Там запруда, придётся поднырнуть. Плавать умеешь?

— Нет, — испуганно прошептал Лаврик. — Я как-то раз в ванну свалился, но меня хозяйка тут же вытащила.

— В ванну? — хмыкнул Мафиози. — Ну здесь у нас ничего такого нет. Природа здесь! Закон джунглей. Не научишься плавать, рыбам на корм отправишься! Всё — хорош гундеть, подходим. Слышь, парнишка, так и быть — цепляйся за хвост, вместе нырять будем… И воздуха побольше вдохни!

Лаврик схватил кота за хвост, и мгновение спустя чуть было этот самый хвост не выпустил: вода оказалась ужасно холодной, Лаврик мгновенно промок, а так как глаза он закрыть не догадался, он увидел таинственный подводный мир во всей красе. Как ни странно, здесь было не так темно, как наверху. От них с Мафиози шарахнулась какая-то серебристая рыба, словно на ветру, раскачивались водоросли и, вообще, всё вокруг булькало и жило своей ночной речной жизнью.

Наконец они вынырнули и выбрались на берег. Лаврик хотел было отряхнуться, но Мафиози шикнул на него и жестами показал, чтобы Лаврик повторял за ним.

— Чтоб следов не оставлять, — шепнул Мафиози.

Затем кот лёг на траву и несколько раз перекувырнулся. Лаврик сделал то же самое и с удивлением понял, что он стал намного суше. Отойдя чуть подальше, Мафиози снова повалялся в траве. Так, обсохнув, они подобрались к дому, обошли его и оказались у чёрного хода.

— Я наблюдал за дачей неделю. Эта дверь закрывается только на засов. Тебе всего-то надо его сдвинуть. Если изловчишься — всё получится. А форточка с другой стороны дома. Пошли, малявка…

Лаврик сделал шаг, и под ним хрустнула веточка.

— Да тише ты! — шикнул кот и неожиданно подхватил его лапами.

Так и понёс к окну, в которое надо было запрыгнуть.

Когда они дошли, Мафиози поднял Лаврика поближе к приоткрытой форточке. До неё оставалось около метра.

— Прыгай! — приказал Мафиози.

Лаврик примерился и прыгнул. Да! Такого прыжка в его жизни ещё не было! Допрыгнул, вцепился в раму, подтянулся — и всё это совершенно бесшумно!

— Молодец! — шёпотом похвалил его Мафиози. — А теперь… давай в комнату!

Лаврик спрыгнул на мягкий ковёр, на мгновение затаился, а потом, прекрасно ориентируясь в темноте, нашёл дверь чёрного хода.

Он слышал, как там, за дверью, дышит Мафиози. Лаврик присмотрелся и разглядел засов.

Засов был тяжёлый, и надо было подпрыгнуть несколько раз, чтобы сдвинуть его с места. Но хватило и одного прыжка.

Вернее, не хватило. Лаврик подпрыгнул, ударил по засову, и вдруг… всё вокруг завыло, да так громко, что у Лаврика заложило уши.

— Беги! — услышал он сквозь ужасный вой голос Мафиози. — Сигнализация сработала!

Если честно, Лаврик не знал, что такое сигнализация, но он понял другое — сейчас прибегут люди и его поймают, а что будет потом, он и думать не хотел.

Лаврик бросился назад к форточке и уже разбежался, чтобы вспрыгнуть на подоконник, но в это самое время включился свет, а затем чья-то сильная рука схватила его за шкирку.

— Ах ты, паршивец! — услышал Лаврик. — По дачам шастать?!

От испуга Лаврик закатил глаза, но даже за этот короткий миг он успел увидеть, чьим пленником оказался.

Это был здоровенный дядька в форме охранника. И кулаки у него были огромные, и рожа красная… Но голубые-преголубые глаза смотрели по-доброму.

Лаврик повис в кулаке охранника, как старая плюшевая игрушка. Это ужасно развеселило охранника. Он захохотал, и, так вот держа Лаврика в вытянутой руке, смеялся до слёз.

Если бы Лаврик был человеком, он бы в конце концов тоже рассмеялся.

Но Лаврик был молодым котом, и он просто мяукнул. И совсем не жалобно, а тоже весело.

— Ну и лады! — сказал охранник. — И не царапаться мне! Сейчас молока дам.

Затем охранник прошёл вместе с Лавриком на кухню. Здесь он открыл холодильник, достал пакет, поставил на пол блюдце и плеснул в него обещанное молоко.

— Пей давай, — сказал охранник.

Собственно говоря, Лаврик был не против. Через минуту он вылакал всё молоко и получил добавку. Охранник, не переставая, улыбался. Потом он куда-то ушёл, но скоро вернулся с корзинкой, дно застелил мягким махровым полотенцем и самым нежным голосом, на который был способен, сказал Лаврику:

— Ну что, Форточкин, поспи теперь. А завтра видно будет…

«Странное прозвище, — подумал Лаврик. — Форточкин… Ну и пусть… Как же я хочу спать… И куда подевался Мафиози?..»

Лаврик залез в корзину, свернулся клубочком и тут же провалился в сон.

Последнее, что он услышал, это как охранник выключил свет и, посмеиваясь, вышел из кухни, тихо притворив за собой дверь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой рассказывается о том, как сделать так, чтобы никогда никого не терять

Раннее утро. Солнце ещё только появилось из-за крыш. Вот как быстро мы добежали до деревни Липки! Как здорово, что мы её нашли!

Сначала мы с Бобиком добрались до Больших Сосенок и унюхали Полкан Полканыча. Но тут же потеряли след старого пса. И, если бы не Вислоухий, который рассказал нам, что видел двух старушек со старым псом и котами, и как они стояли на площади и не знали, куда идти, а потом за ними приехал знакомый старичок дядя Федя, который иногда угощает Вислоухого морковкой с грядки, и как старичок увёз всех на своём мотоцикле с коляской в деревню Липки, мы бы никогда не прибежали сюда.

Ещё Вислоухий рассказал про добрую девочку Лику, поэтому нам скрываться не от кого. Мы громко лаем! Открывайте поскорее, мы за Лавриком!

Из дома появляется девочка, наверное, это и есть Лика, а за ней выбегают котята и медленно выходит наш старый Полкан Полканыч! Мы вовсю виляем хвостами Лике. Полкан Полканыч тоже виляет хвостом и всем видом показывает девочке, что мы собаки мирные и нам можно открыть калитку. Лика отворяет, мы вбегаем. Девочка совершенно не боится нас и гладит сначала Бобика, а потом и меня по голове. Это приятно, но у нас мало времени.

— Здорово, бродяги! — радуется нам Полканыч.

— Здравствуй, Полкан Полканыч! — отвечаем мы хором.

— Вы, поди, за Лавриком? — догадывается старый пёс, но мы не успеваем ответить, Полканыч вздыхает: — Нет его… Налакался валерьянки и сбежал. Там ищите, в лесу!

Лика, наверное, так ничего и не поняла — кто мы и зачем прибежали.

Мы бросаемся к лесу — сначала пересекаем пшеничное поле, перескакиваем через ручей и мчимся к соснам, кружим вокруг них, снова выскакиваем к полю, но уже дикому, в сорняках, и в конце концов тропинка, по которой шёл Лаврик, приводит нас к заброшенному сараю.

В сарае, зарывшись в сено, громко храпит толстый кот, у которого из пасти торчит кусок колбасы. Вокруг не видно ни души. Вот, наверное, почему кот не боится храпеть. Всё равно никто не слышит и никто его не шуганёт. За сто метров можно учуять, что кот — самый обычный воришка. Уж очень он толстый и довольный с виду, с плутовской физиономией.

Мы тормошим кота, потому что устали идти по следу, а от толстого кота пахнет Лавриком. Особенно от его хвоста. А значит, кот нам может подсказать, куда Лаврик подевался и где его можно быстрее найти.

— Эй! — без особых церемоний вопит в ухо коту Бобик. — Как там тебя? Где Лаврик, молодой кот, которым пахнет твой хвост?

Кот мгновенно просыпается и смотрит на нас ошалелыми глазами. Он даже не пытается сбежать или слукавить. Он отвечает совершенно честно.

— Только не бейте меня! — просит он. — На даче у речки ваш Лаврик. За запрудой.

— Как он туда попал? — спрашиваю я.

— Твоих рук дело? — рычит Бобик. — Чего молчишь?

— Я не виноват! — дрожащим голосом отвечает кот. — Там сработала сигнализация. Наверное, его сцапал охранник.

— А ты сбежал? — сердится Бобик и еле сдерживается, чтобы не укусить наглого воришку.

— Что мне оставалось делать? — хнычет кот. — Я старый больной кот, у меня даже справка есть! Мне на пенсию пора!

— Да ты себя в луже-то видел? — злится Бобик. — Ты же вона какой жирный!

Я не даю Бобику договорить и подталкиваю его к выходу.

— Бобик! Мы теряем время! — кричу я. — Надо торопиться!

— Ух! — рычит Бобик коту. — Ничего, я тебе ещё покажу, где раки зимуют!

И мы снова бежим — на этот раз к речке, переплываем запруду и оказываемся перед дачей.

— Тише, — говорит Бобик. — От этих охранников чего хочешь можно ждать. Правда, мне попадались только добрые. То косточкой угостят, то пирожком с мясом…

— Зачем тогда тише? — спрашиваю я.

— Так это городские охранники, — объясняет Бобик. — А с дачными мне ещё сталкиваться не приходилось.

— И мне, — шепчу я. — Не попадались мне дачные охранники. А они что, опаснее?

— Да откуда мне знать-то? — ворчит Бобик. — Чего пристал? Лучше за домом следи. Чуешь Лаврика?

Ветер дует в нашу сторону, от дома. До нас доносятся разные запахи — например, запах молока… сухого корма… ботинок… и ещё… Надо же! Девочкой пахнет!

— Девочкой пахнет… — отвечаю я. — Или кажется…

— Какой ещё девочкой? — нервничает Бобик.

— Да моей болонкой-подружкой. Кличка у неё — Девочка! И хозяином её пахнет! Это что же получается? — поражаюсь я. — Мы к ним на дачу попали?!

За этими разговорами мы совершенно не замечаем, как кто-то подкрадывается к нам сзади. Мы его потому и не учуяли, что ветер дует нам в носы, а подкрались к нам с хвостов!

— А вам чего здесь надо? — раздаётся строгий окрик, и мы разом оборачиваемся.

— Ого! — воплю я. — Это же Петя! Охранник Петя, который работает в банке! Мой знакомый охранник!

— Ёлы-палы! — удивляется охранник Петя. — Пончик, ты что ли? Какими судьбами?

Я подпрыгиваю, чтобы лизнуть охранника Петю в нос.

— Везуха! — вопит Бобик. — Вот ведь везуха-то! Спроси, а Лаврик в доме?

— Да у него! У него! — воплю я. — Ты что, не чуешь, как у него руки Лавриком пахнут?!

— Точно! — Бобик прыгает вокруг охранника Пети, а тот хохочет, тоже, видно, от радости.

— Во дают! — веселится охранник Петя. — Погодите! Я вам сейчас колбасы принесу!

Охранник скрывается в доме, а к нам — о счастье! — выбегает Лаврик собственной персоной.

— Здравствуй, Пончик! — у Лаврика на глазах слёзы. — Как ты нашёл меня? А я вот совсем потерялся…

— Да так вот мы тебя и нашли! — улыбается Бобик. — Долго искали. Весь день, и всю ночь, и всё утро.

— Познакомься, — говорю я Лаврику. — Это Бобик, мой друг. Если бы не он, я бы тебя, может, вообще не нашёл.

От радости Лаврик ревёт и ревёт и лезет к нам обниматься.

Тут появляется охранник Петя и, присвистнув, произносит:

— Дела!.. Да вы никак друг друга знаете? Погоди-ка… Вы что же, за котом прибежали? Так… И что мне с вами делать? Ха! — охранник Петя хлопает себя по лбу. — У меня же есть номер твоего хозяина, Пончик! Сейчас мы ему позвоним…

Охранник Петя достаёт мобильный телефон, ищет в нём номер моего хозяина, находит и звонит. Через несколько секунд он радостно кричит в трубку:

— Михалыч! С тебя причитается! Как это за что?! А за то самое! У нас тут на даче… ну, у шефа нашего, такое творится! У тебя когда смена заканчивается? Через два часа? Ну так давай, чеши сюда! Твой Пончик здесь! Ага! И ещё котяра такой молодой! С кисточками на ушах! Не твой, нет? Твой? Ну давай, жду! Да я и сам не пойму, как они здесь оказались. Ну всё, лады! Приезжай!

Охранник Петя отключает телефон и, весело насвистывая, достаёт из-за пазухи батон колбасы, а из кармана складной нож. О как!

— Жуйте-жуйте, ребятки! — говорит нам охранник Петя, нарезая колбасу. — Видно, долго бежали, изголодались. А ты, котяра, за компанию с ними жуй, с нас не убудет…

Он треплет Лаврика по ушам. А потом очень серьёзно смотрит на меня и Бобика и говорит:

— Вот бы все такими были! Преданными! Чтоб никогда никого не терять!

Это слово — «преданными» — охранник Петя повторяет несколько раз. И даже указательный палец вверх поднимает. Мы виляем ему в ответ. И жуём колбасу. Вкусная она!

ЭПИЛОГ, в котором рассказывается о том, как нашлось всё и вся

Вот так мы и нашли Лаврика. Вроде бы ничего особенного не произошло. Побегали, поискали и в конце концов встретили его там, где и не ожидали встретить.

В тот же день за нами приехал мой хозяин, и мы вернулись на его автомобиле домой.

А вечером, когда включили телевизор, Лаврик шикнул на всех, чтобы не шумели и дали послушать. Потому как в криминальных новостях сообщили о его знакомых старушках — о бабе Нюре и Клавдии Лихой. Вот что сказал по телевизору диктор:

— Золотые кубки, медали и алмазные статуэтки снова нашли своих хозяек — известных в прошлом олимпийских чемпионок по тхэквондо Клавдию Лихую и Анну Куролесову. Следственные органы сообщили нашему корреспонденту, что по данному уголовному делу были задержаны участники преступной группировки — некто пенсионер Фуражкин и директор цирка-шапито Аристарх Плющ. Обманным путём они выманили бывших чемпионок из их квартир, чтобы совершить дерзкое ограбление. Аристарх Плющ заявил через адвоката, что он очень обеспокоен судьбой своего цирка-шапито и артистов труппы — котов и кошек. Но Общество по охране домашних и диких животных, кстати, возглавляемое племянником Клавдии Лихой — Павлом Лихим, взяло на себя заботу о хвостатых артистах. А речной катер, на котором Аристарх Плющ хотел разъезжать со своим цирком, станет временным прибежищем всех артистов цирка-шапито.

По этому поводу Сенька, который решил вернуться на речной катер «Пароходик», несмотря на то, что там поселились сто котов и кошек, сказал мне следующее:

— Жизнь — прекрасна сама по себе, а с нами, ребятки, она прекрасна вдвойне.

Мы с ним случайно столкнулись на помойке. Это было на прошлой неделе, ещё летом…

А сейчас осень. Девочка пока не вернулась из кругосветного путешествия. Наверное, она повидала много стран, много городов и деревень. И столько же морей и океанов, и рек, и речек, и ручейков. Вот приедет — и расскажет. А мы с Лавриком будем слушать. Всегда интересно послушать о разных путешествиях и приключениях, которые случились с другими.

На дворе дождь, но нам с Лавриком совсем не грустно. Наоборот, нам уютно.

Лаврик больше не сидит на форточке. Поумнел. Теперь мы лежим у батареи, греемся. А когда становится жарко, вспрыгнем на подоконник, поглядим в окно и помечтаем о том, как отправимся летом в какое-нибудь путешествие. Скажем, в деревню Липки.

Да! Забыл сказать! К Бобику вернулся Степаныч, и теперь они снова сторожат супермаркет под задушевные разговоры по вечерам.