Анна Павловна сложила в сумочку обед, расческу, зеркальце, навесила на грудь автомат и вышла из дому.
Было часов семь утра и солнце стояло достаточно высоко. У цветочной клумбы роились пчелы, где-то высоко в небе трезвонила какая-то пичуга. Анна Павловна с наслаждением вдохнула свежий воздух, улыбка появилась на ее растерзанном лице. Неторопливо сошла с крыльца.
Улица Трудовая спала. Вот уже пять лет восемь месяцев двадцать один день улица Трудовая спит.
Анна Петровна прошла мимо заросшего кустарником дома Григорьевых. Григорьевы спят. Иван Анатольевич с Марией Сергеевной спят в дальней комнате, на двуспальной кровати. Их дети – семилетний Сашка и трехлетняя куколка Маришка спят в детской комнате.
И Млечины спят, и Шибко, и Лиозовы… Спит улица Трудовая беспробудным сном. И город спит.
Анна Павловна, слегка ссутулившись, пошла по растрескавшемуся асфальту, схваченному с двух сторон зарослями малины и шиповника. Каблуки ее стучали.
Обыкновенно Анна Петровна носила удобные ботинки, найденные в магазине «Обувь для рыбака и охотника». В ботинках она совершала вылазки за продовольствием, охотилась.
Но на работу – только каблук. Как прежде. Как всегда.
Последний дом – деда Алё. В детстве Анна Павловна (тогда еще Аня), с подружкой Светой Морозюк (спит с мужем и сыном в двухкомнатной квартире на улице Ломоносова), лазали к деду в сад за клубникой. Тот, узрев нарушительниц, кричал из окна: «Алё! Алё!». На самом же деле деда Алё зовут Виктор Евгеньевич.
– Здравствуйте, Виктор Евгеньевич, – тихо сказала Анна Павловна, проходя мимо заросшего палисадника деда Алё. Ей ответила скрипнувшая на ветру сорванная с петли калитка.
Миновав Трудовую, Анна Павловна спустилась к реке Изюмке, весело гонящей по желтым камням прозрачную воду, с опаской преодолела дощатый раскачивающийся мосток. Дальше – улица Садовая, затем – Школьная.
Здание школы, наверное, самое мрачное в городе. Солнце блестит в щербинах стекол, на крыше зеленятся березки-подростки.
Ну, вот и пришла.
Анна Павловна остановилась у одноэтажного деревянного здания, внимательно осмотрелась вокруг. Вздохнув, поправила автомат и направилась к крыльцу.
У крыльца – синяя табличка с потеками ржавчины: «Изюминская городская детская библиотека. г. Изюминск». На двери – амбарный замок. Анна Павловна наклонилась к фундаменту, вытащила, как зуб из десны, отвалившийся красный кирпич, достала из тайника ключ.
Щелкнул амбарный замок, скрипнула дверь. Анна Павловна вошла в темное помещение, вдохнула родной запах. Запах старой бумаги, слегка запыленной, пропечатанной когда-то типографской краской.
Она проследовала к едва заметной в темноте конторке, поставила на нее сумку. Автомат сняла и положила во внутренний ящик.
Постояв в темноте и прислушавшись – не завелась ли крыса? – Анна Павловна направилась к окну, закрытому снаружи деревянными ставнями. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи разгорающегося дня.
Анна Павловна взяла с подоконника масляную лампу, сунула руку во внутренний карман. Чиркнула зажигалка, строгий профиль высокой женщины лег на стену. На фитиле лампы вспыхнул крошечный огонек, сразу же разгоревшийся и осветивший стеллажи с книгами. Корешки золотисто вспыхнули: «Толстой, Пушкин, Гоголь».
Поставив лампу на конторку, Анна Павловна придвинула стул и села.
Рабочий день начался.
Сначала она переписала набело формуляры нескольких книг – на старых чернила так расплылись, что не видны индексы. Затем настало время ремонта. С предыдущего посещения Анна Павловна наметила десять томов, которым необходимо срочное лечение. Все это были детские сказки какого-то писателя-фантаста. Детишки зачитали книги так, что корешки свернулись набок, страницы растрепались на углах и почернели от немытых ручонок. Из некоторых книжек вываливаются листочки – корешки переломлены.