Попкорн

Первый акт

Карл: Слушай, Брюс, это же просто классный эпизод, а! Он пойдет на ура, точно тебе говорю.

Брюс: Я в этом и не сомневаюсь. Моя работа, тут все продумано! Да там все эпизоды потрясные, но тот, где действие происходит в подвале, лучше всех. Они должны показать именно этот кусок.

Карл: Да брось ты, Брюс, ничего они никому не должны. Это же киноакадемия — они там правят свой бал. Так что забудь про этот эпизод, лучше продумай выступление. Ты уже набросал речь?

Брюс: Не собираюсь я писать никаких речей. И вообще, Карл, пойми, я не имею ни малейшего желания бороться за эту награду, завоевывать этого чертового Оскара. Я и так достаточно известен как режиссер. Да вообще, эта Академия…, знаешь, для чего она существует? Чтобы прославлять всякую бездарщину, посредственность. В любом случае все это без толку, все равно в этом году приз вручат женщине, вот увидишь.

Карл: Возможно, но все равно эту сцену в подвале они показывать не будут, это я тебе точно говорю.

Брюс: Да с какого хрена, почему не будут?

Карл: Председатель жюри, ты знаешь эту дамочку, она сказала, что такие кадры представляют интерес только для гинекологов.

Брюс: Гинекологов! Да она хоть фильм-то смотрела? Ведь там даже не показываются никакие интимные части женского тела, они только подразумеваются!

Карл: Ну, Брюс, даже если это подсознательно генитальное, даже если имеет только косвенное отношение к половым органам, это запрещено показывать в основное эфирное время.

Брюс: Нет, Карл, ты что несешь! На экране не видно ее половых органов!

Карл: Тем не менее, этот главный герой, Эррол, он же смотрит именно туда снизу вверх.

Брюс: Но здесь же иронический смысл, ты что, не понимаешь.

Карл: К сожалению, Брюс, в телепрограмме, где показывают церемонию вручения наград Киноакадемии, ирония не предусмотрена. Члены жюри и комиссия не хотят показывать народу грязные сцены.

Брюс: Не понимаю, что здесь грязного? Да, Эррол рассматривает интимные части тела Кончиты, но это производит комический эффект. Ты сам-то хоть понял?

Карл: Я продюсер картины, Брюс. Кому какое дело до того, понял я или не понял.

Брюс: Но ведь это же совершенно очевидно! И следующий за этим кадр как раз показывает все с точки зрения самих интимных частей!

Карл: Черт возьми, Брюс, да спустись ты с небес на землю. Представь, что эту программу с отрывком из твоего фильма будут смотреть миллиарды людей по всему миру. Да я уверен, что абсолютное большинство просто обалдеет, когда им скажут, что гениталии могут иметь свою точку зрения, не говоря уж о том, что вообще разрешили это показывать в основное эфирное время…

Брюс: Конечно, могут! Они действительно могут иметь свою точку зрения! Не в интеллектуальном смысле, а в кинематографическом.

Карл: Угу. И при этом еще похотливая рожа Эррола.

Брюс: Да нет, это для него как обычная работа, рутина, ему даже в какой-то степени скучно! Просто такая у него работа, типичное занятие в Америке.

Карл: Слушай, ты хоть думаешь, что говоришь вообще? Обычная работа. Убивать женщин выстрелом в живот, а потом копаться у них во внутренностях в поисках наркотиков, которые они там спрятали. Это ты называешь обычной работой?

Брюс: Да, убийство — это у нас обычная работа, и именно это я и хотел подчеркнуть! Киллер — одна из весьма распространенных профессий, практически такая же, как учитель или дантист.

Карл: Ну конечно, почти никакой разницы. Слушай, Брюс, ты понимаешь, что Киноакадемия берет на себя большой риск. Твоя номинация одна из самых скандальных в истории Оскара. Твой фильм называется «Простые американцы». А кто они такие, эти простые американцы? Влюбленная парочка, парень с девкой, которые запросто мочат всех направо и налево. Кстати, точно такие же уже появились в реальной жизни. И у всех уже на слуху их жуткие вылазки…

Брюс: Ты имеешь в виду Кровавую парочку, этих убийц, которые нападают в больших магазинах, в торговых галереях? Мое детище! Каждый репортаж об их преступлениях сопровождается очередным кадром из моего фильма! Откуда берутся эти ассоциации, скажи на милость? Кто их творит? Я что-то сомневаюсь, что сами эти маньяки будут специально заниматься подобной имитацией. На кой черт им нужно копировать убийства из кинофильмов, спрашивается? Все это дешевые подлые трюки истеричных журналистов. Можно подумать, что раньше, до того как у нас показывали все эти фильмы, не было маньяков.

Карл: К сожалению, сейчас в обществе значительно больше насилия, чем раньше. Это факт, Брюс.

Брюс: Вот именно. И кого-то нужно обязательно обвинить в этом. Политики, разумеется, не хотят принимать удар на себя! Кому тогда достаются все шишки? Конечно, нам, художникам, людям искусства. Но художник не создает общество, а только отражает то, что в нем происходит. И я скажу им об этом сегодня в своей речи, если мой фильм получит Оскара, хотя я думаю, что не получит. Но если получит, то я скажу.

Вэлвет: Скажи-скажи им, пап, если хочешь выглядеть полным идиотом.

Брюс: А у тебя, моя юная леди, и у твоих безмозглых сверстников нет никаких принципов, вам на все наплевать. Мое поколение воспитано по-другому, мы привыкли думать о том, что происходит вокруг.

Вэлвет: Ой, ладно тебе, пап. После обеда как-то не тянет говорить на такие серьёзные темы.

Брюс: А кстати, почему твоя мама до сих пор не забрала тебя?

Вэлвет: Как это не забрала. Это не я, ты разговариваешь с моей голограммой.

Брюс: Но твоя мама должна была тебя забрать.

Вэлвет: Извини, папа, что я продолжаю отравлять тебе здесь атмосферу!

Карл: А почему бы тебе, кстати, не взять Вэлвет на церемонию вручения Оскара сегодня, а, Брюс? Представь себе: в зале появляются отец с дочерью, и все видят, что они лучшие друзья, несмотря на отвратительный скандал вокруг твоего развода. У всех будет впечатление, что ты хороший семьянин. Вполне респектабельно, могут быть хорошие отзывы в прессе.

Брюс: Я не хочу выглядеть респектабельным. Я не стадное животное, я сам по себе.

Вэлвет: Да ладно, просто он не хочет, чтобы ему мешали, особенно если подцепит какую-нибудь потаскушку на приеме у губернатора.

Брюс (Карлу): Как тебе это нравится? Всего пятнадцать лет — и такие выступления.

Карл: Поколение Х, Брюс, что поделаешь.

Брюс: Хм, «икс». Не икс, а «поколение Пэ», что означает паскудное поколение. Вэлвет, я вообще-то здесь работаю, понимаешь?

Карл: Если ты получишь сегодня Оскара…

Брюс: Да не получу я ничего.

Вэлвет: А я думаю, что получишь.

Брюс: Я тоже думаю, детка, что должен был бы его получить, но именно поэтому они мне его и не дадут.

Карл: Ладно, но если все же тебя наградят…

Брюс: Не наградят.

Карл: Но если все-таки тебе будут вручать награду, придется быть вежливым, улыбаться, может даже слегка пустить слезу, в общем, ты знаешь как. Но боже тебя упаси упоминать этих маньяков, эту Кровавую парочку. Голливуд не прощает тех, кто портит торжественные церемонии.

Брюс: Вот именно поэтому так важно показать этот кусок из моего фильма. Это будет классное вступление, так сказать, мощный аккорд, задающий настроение всей аудитории.

Карл: Хм, мало того, что твоя кинематографическая гениталия имеет свою вагинальную точку зрения, так она еще и аккорды исполняет — хороша пиписка, ничего не скажешь.

Вэлвет: Карл, противно слушать.

Карл: Но они все равно не будут показывать этот эпизод в подвале. Я же пытался, уговаривал их. Не будут — и все тут.

Брюс: Ну ладно. А ты предлагал им другой эпизод, я имею в виду перестрелку в банке?

Карл: Предлагал. Но с этим тоже проблемы.

Вэлвет: А мне нравится эта сцена, так здорово снято.

Брюс: Что за проблема?

Карл: Там у нас женщина всаживает осколок от бутылки прямо в член этого парня. В этом и проблема.

Вэлвет: Потрясающий кадр. Она фактически режет на части этого гада-насильника.

Брюс: Но ведь это же совершенно естественно! Главная героиня соответственно образу ведет себя как сильная раскрепощенная натура.

Карл: Ага, после того, как в соответствии с образом ее показывают в полураздетом виде. И все соответственно наслаждаются ее эротическими грудями. Да еще крупным планом.

Брюс: Зритель должен почувствовать ее уязвимость, хрупкость, иначе ее месть по отношению к мужчинам будет непонятна…

Карл: Но сиськи, Брюс, нельзя показывать открытую женскую грудь по национальным каналам!

Входит Фарра, жена Брюса, с которой он находится в процессе развода. Ей около 40, похожа на типичную голливудскую актрису, ничем не примечательную, но хорошо сохранившуюся.

Фарра (обращается к Вэлвет): Привет, детка…

Карл: Фарра…

Фарра: Я не к тебе, Карл. Ну что, Брюс, сегодня у тебя большое событие. Надеюсь, ты приобрел себе новый смокинг. Ты ведь не забыл еще, что я порвала твой Армани на мелкие кусочки, когда застукала тебя с этой Пушистой женщиной на последней премьере «Бэтмена»?

Вэлвет: Мам, это была женщина-кошка.

Фарра: Я знаю, что говорю.

Брюс: Фарра, по-моему, мы договорились, что ты забираешь ее в 12 часов дня.

Фарра: Ну и что? Подумаешь, какая проблема, если дочь побудет у тебя лишний час или два?

Брюс: Мы, кажется, собирались обсудить все вопросы, касающиеся этого чертового развода.

Фарра: Я заеду завтра, и мы обсудим.

Брюс: А почему сегодня нельзя было?

Фарра: Я была у своего психотерапевта. А там все всегда непредсказуемо. Это ведь очень тонкая наука. Если у человека глубокие психические травмы, их невозможно отключить на время. А когда истинные причины выходят на поверхность, нужно обязательно там лично присутствовать.

Вэлвет: На мамино подсознание действуют воспоминания об эмоциональном стрессе, который она пережила в детстве. Ей уделяли мало внимания.

Брюс: Ты имеешь в виду, что люди ее не выносили.

Вэлвет: Мам, а может, поэтому у вас с папой ничего не получается? Этот психотерапевт, он кажется, называет это «параноидальной дисфункцией», неспособность поддерживать отношения с людьми?

Фарра: Главная причина, по которой я не могу поддерживать отношения с твоим отцом, Вэлвет, это то, что он законченная скотина.

Вэлвет: Но ты ведь любила его.

Фарра: Мало ли, кого я любила, я когда-то и «Битлз» тоже любила.

Брюс: Ну, если уж я скотина, как ты говоришь, то, по крайней мере, я стал таким сам, без посторонней помощи, безо всяких там психических стрессов в детстве. Это ж надо такое придумать! Нет, Фарра, ты серьезно, а!

Фарра (обращается к Вэлвет): Вот полюбуйся на своего отца. Я ему говорю, что у меня был психический стресс, а он что? Он пытается меня вывести из себя, чтобы вызвать еще один стресс, ему одного мало.

Брюс: Правильно! Все правильно! Теперь можно расслабиться. Фарра получила индульгенцию. Теперь ты можешь пить, принимать наркотики, можешь вообще всю свою жизнь хоть наизнанку вывернуть. Все равно ты не виновата, это психическая травма.

Вэлвет: Меня блевать тянет от ваших разговоров.

Брюс: Браво, Вэлвет. Я горжусь тобой, когда ты употребляешь такие выражения.

Вэлвет: Ты же сам меня воспитывал, если это можно назвать воспитанием.

Брюс: Фарра, слышишь, что она говорит? С тебя берет пример. Ты своих родителей обвиняешь, Вэлвет будет нас поносить, и так далее — порочный круг получается.

Карл: Слушайте, Брюс и ты, Фарра. Честно говоря, мне не хочется прерывать ваш…, но…

Фарра: Ты не беспокойся, Карл. Я все равно уйду тогда, когда сочту нужным. Не забывайте, что мы находимся в Калифорнии, и половина этого дома принадлежит мне по закону. Вот так. (поворачивается к Вэлвет) Детка, налей-ка мне чего-нибудь выпить.

Вэлвет: Мам, ты же сказала, что не будешь ничего пить сегодня…

Фарра: Ладно, налей. Что я могу поделать, если у меня такая натура, не могу бороться со своими привычками.

Вэлвет идет к бару и наливает бокал для Фарры.

Брюс: Вот видишь, доченька, твоя мама в этом не виновата, это у нее такая натура. Вообще никто ни в чем не виноват. Мы все только жертвы: алкоголики, сексоголики, трудоголики, патологические потребители и обжоры…

Вэлвет: Ой, ну хватит тебе, опять это…

Брюс: У нас каждый год от насилия погибает больше людей, чем в свое время мы потеряли солдат во Вьетнаме. И кого, вы думаете, винят за это? Оказывается, это фильмы, которые я делаю, это все из-за кино!

Вэлвет подходит к Фарре и дает ей бокал.

Фарра: О, господи! Опять все то же. Ну, конечно, его фильмы. Только мы начали говорить о моей психической травме, как разговор повернулся в ту же сторону — фильмы режиссера Брюса Дэламитри. Единственное на всей земле, что имеет значение. Ты знаешь, мой дорогой, самое приятное в нашем разводе — это то, что мне больше никогда, никогда не придется слушать эти разговоры про твое кино. Не надо мне этого, не буду пить. (ставит бокал на стол) Пошли, Вэлвет.

Вэлвет: Удачи тебе сегодня, папа. Даже если ты не получишь этого Оскара….

Брюс: Не получу.

Вэлвет: и даже если ты будешь похож на полного идиота…

Брюс: Не буду.

Вэлвет: Ты все равно представляешь большую эмоциональную значимость для моего психического состояния.

Брюс: Спасибо, детка.

Фарра: Вэлвет, идем.

Фарра и Вэлвет выходят.

Брюс: А Вэлвет все-таки хорошая девочка.

Карл: Еще бы, особенно учитывая, сколько ты денег на нее потратил.

Брюс: Причем тут это, отцовские чувства нельзя мерить деньгами.

Карл: Браво, Брюс.

Брюс: О кей. Значит, они не будут показывать ни сцену в подвале, ни этот эпизод в баре. А все-таки, как насчет перестрелки в банке? Хороший сочный кадр.

Карл: Возможно. Но мы можем только спросить их, не более. Я позвоню.

Карл достает свой сотовый телефон.

Затемнение.

Брюс и Карл исчезают, и тут же, в темноте, мы слышим чей-то крик…

Уэйн (за сценой): Все, тебе конец, сучонок!

Уэйн (кричит): Как я люблю тебя, моя сладенькая!

Скаут: И я тебя люблю, мой милый.

Уэйн: О-ой, я просто балдею, когда убиваю кого-нибудь, у меня такое желание появляется, ну воще! Я тебя так хочу, сахарная моя! Хочу тебя прямо щас, буду тебя трахать, пока зубы не заскрипят.

Задирает юбку Скаут, открывая все до самой талии.

Скаут: Ты что, Уэйн! Мы же в банке! Это общественное место! Люди вокруг!

Уэйн: Да ладно, подумаешь, малышка моя.

Уэйн стреляет из автомата наобум, в темноту. Слышны крики и рыдания. Наконец Уэйн прекращает стрельбу, и крики постепенно переходят в сдавленные всхлипы.

Скаут: Уэйн, мой милый, как же я люблю тебя.

Затемнение.

Уэйн и Скаут уходят.

Сцена исчезает.

Брюс: Вы знаете, я так волнуюсь, у меня даже от волнения трясутся коленки. Я хочу поблагодарить всех вас. Ваша энергия, ваш дух дает мне вдохновение, и благодаря этому, я смог дотронуться рукой до звезд. Вы помогли мне добиться гораздо большего, чем я заслужил. Больше того, о чем могут мечтать лучшие из лучших. Я имею в виду вас, мои любимые. Мой любимый американский народ, чей необыкновенный, восхитительный, богом ниспосланный талант сделал из меня настоящего художника. Вы — это ветер, который наполняет мои крылья. И я расправляю свои крылья для вас.

Благослови вас всех Бог. Благослови Америку и весь мир. Спасибо вам.

Гром аплодисментов. Брюс исчезает, луч прожектора гаснет.

Уэйн: Да, ты знаешь, Скаут, все-таки нет на свете приятнее работы, чем убивать. Точно тебе говорю. Чем я только не занимался в жизни: гоночные машины угонял, лошадей перепродавал, в казино играл, воровал — все это ерунда по сравнению с волнением, которое испытываешь, когда шлепнешь кого-нибудь. Можешь мне поверить, я тебе говорю!

Сцена наконец освещена полностью, и мы видим, что это гостиная Брюса. В этот момент зрители как бы неожиданно осознают, что Уэйн и Скаут — это реальные люди, которые попали в дом Брюса. Скаут оглядывается вокруг в полном недоумении, как ребенок, который впервые видит новые игрушки.

Скаут: Уэйн, ты не можешь потише говорить. Так приятно — я наслаждаюсь утренней тишиной. И рассвет такой красивый. А дом-то какой красивый, правда?

Уэйн: Красивый домик, ничего не скажешь. В таких домах тут только настоящие короли этого города живут. Хозяин тут, наверное, такой же знаменитый, как и мы с тобой!

Скаут: Да, классно тут. Смотри — подушечки меховые, журнальный столик из стекла, да и все остальное тоже класс.

Уэйн: А ты знаешь, сладенькая моя, для чего у них такие прозрачные столики, а? Хочешь я тебе объясню, зачем они?

Скаут: А чего тут непонятного — чтобы ставить кофе и…

Уэйн: Не-е-е, лапонька. Не для этого. А для того, чтобы один на столе, а другой под столом. Один мочится, а другой смотрит, во, поняла, киска? Вот для чего, я читал про это.

Скаут: Да ты что, Уэйн! Нет, не может быть! Не может такого быть, и я не хочу даже слушать такие гадости. Здесь все так приятно, а ты хочешь все испортить своими рассказами про то, как люди делают пи-пи на журнальных столиках.

Уэйн: Что поделать, таков реальный мир, моя милая. Мы живем в странном мире. И люди в нем тоже странные. Вот мы с тобой нормальные, правда? Но не все же такие нормальные, понимаешь. Эх, хорошо тут все-таки. Тебе хорошо, моя малышка?

Скаут: Да, мне отлично, Уэйн.

Уэйн: У меня тоже всегда отличное настроение после того, как я шлепну пару-другую всяких говнюков. Знаешь, зайка, что сказал доктор Киссинджер по этому поводу?

Скаут: Ты мне не говорил, что ходил к доктору.

Уэйн садится на диван и кладет ноги на подушки.

Уэйн: Это не тот доктор, который лечит, это был такой Госсекретарь в правительстве. Большой был человек, огромную власть имел, убил столько народу, сколько нам с тобой за всю жизнь не убить. В общем, он сказал, что власть — это как сексуальный возбудитель, то есть, от одной только мысли, что ты обладаешь властью можно достичь оргазма.

Скаут: Я знаю, дорогой, что такое сексуальный возбудитель.

Уэйн: Так вот, самую большую власть над человеком ты имеешь, когда убиваешь его. Поэтому, я думаю, что убийство — тоже вроде как возбудитель.

Скаут: Может и так, мой милый. Только убери, пожалуйста, свои грязные ботинки с дивана, и не пачкай его кровью, которая у тебя на штанах. Это все-таки приличный дом, и мне кажется, что люди, которые здесь живут, тоже, наверное, приличные, поэтому не надо пачкать кровью их диван.

Уэйн: С чего это ты взяла, крошка, что они обязательно должны быть приличными. А кровь, кстати, уже высохла. Кровь быстро высыхает, потому как она свертывается. Ты знаешь, зайка, что если бы у тебя кровь не сворачивалась, ты бы могла умереть от одного укола пальчика.

Скаут: Знаю.

Уэйн: И такая болезнь, кстати, называется гомофобия.

Скаут: Дорогой мой, гомофобия — это когда человек не выносит интимных отношений между мужчинами. Мне кажется, что ты имеешь в виду гемофилию.

Уэйн встает. Неожиданно выражение его лица меняется — оно становится мрачным и злым.

Уэйн: Это правда?

Скаут: Да, мой милый, правда.

Уэйн: Нет, правда?

Скаут: Ну да, конечно, дорогой.

Уэйн в ярости хватает ее за руку и сжимает кулак, угрожая ударить.

Уэйн: А как называется девка, которая любит умно говорить, не знаешь? Она называется сучка с длинным языком, понятно?

Валит ее на пол. Скаут вскрикивает.

Скаут: Не надо! Уэйн, ну, пожалуйста, не надо!

Уэйн падает на колени, распластывается на ней, хватает Скаут за горло и заносит над ней кулак.

Уэйн: Ты думаешь, я дурак что ли? Думаешь, я козел? А может, посмотрим, как у тебя кровь сворачивается!

Скаут издает крики ужаса. В течение нескольких секунд кажется, что он готов ударить ее. Но вместо этого он начинает страстно целовать ее. Через некоторое время Скаут отвечает на его поцелуи и обнимает Уэйна.

Скаут: Ой, милый, как ты напугал меня.

Уэйн: Знаю, что напугал, пусечка ты моя. Мне нравится пугать тебя, ты сразу становишься похожа на маленькую птичку, когда боишься.

Лежат на полу некоторое время. Уэйн целует Скаут, продвигаясь вниз по ее телу.

Ты бы хотела жить в таком домике, моя сладенькая?

Скаут: Конечно, еще бы. Только выпадет ли мне когда-нибудь такое счастье?

Уэйн: А мы и так здесь сейчас живем, правда? Гадом буду, у них тут наверняка должна быть отличная двуспальная кровать наверху. Вверх по лестнице, ведущей в рай. Ты как насчет этого, а, мой пупсик? Не пойти ли нам туда и не пошуметь ли там немного?

Скаут: Уэйн, я не собираюсь заниматься всякой ерундой в чужих постелях. Еще не хватало нам подхватить СПИД или еще чего-нибудь.

Уэйн: Да ты что, как это можно подхватить СПИД от простыней…

Скаут: А если они грязные, тогда что? А если на них пятна?

Уэйн: Ласточка моя, здесь живут миллионеры, понимаешь. Даже не миллионеры, а миллиардеры. Ну, как у них могут быть пятна на простынях, сама подумай? Да даже если бы и были, все равно ты не можешь просто так подхватить СПИД. Для этого надо растворить эти простыни, а потом впрыснуть этот раствор прямо в твое тело. А кроме того, я готов с тобой поспорить, что у них там белье из шелка и атласа. Когда мне еще представится такой шанс — трахнуть мою маленькую девочку на шелковых простынях.

Скаут: Мы не… (старается сдержать себя) ТРАХАЕМСЯ, а занимаемся любовью, понял. Неважно, где мы этим занимаемся — пусть даже в сортире, где приходится стоять раком на грязном полу. Все равно, мы занимаемся любовью, а не трахаемся, как ты говоришь, или я больше никогда не буду с тобой…

Уэйн: Ты права, дорогая моя, правильно ты меня поправила. В общем, я готов прямо сейчас заняться с тобой любовью до полного изнеможения, пока из тебя мозги не полезут. Пошли, птичка моя, устроим себе праздник. Увидишь — у них там наверняка водяной матрас, зеркала на потолке и тому подобное. Куколка моя, ты знаешь, когда я держу тебя за задницу, я просто не могу оторваться, даже если мне предложат сто долларов или ящик холодного пива.

Скаут: Уэйн, ты знаешь, что я не могу устоять, когда ты так сладко говоришь.

Уэйн: А ты не сопротивляйся, моя милая. Давай-давай, двигай своими аппетитными булочками, вперед.

Скаут: Пожалуйста, не называй это булочками… (импровизация)

Идут вверх по лестнице. Уэйн берет с собой сумку. Гостиная остается освещенной. Наступает долгая пауза, после которой —

Входят Брюс и Брук. Они в вечерних костюмах, только что с церемонии вручения Оскара. У Брук в руках сумка, у Брюса статуэтка Оскара, которую он ставит на столик.

Брюс: Мне все еще не верится. Это ж надо, чтобы в один день и такое везение — и Оскара получил и с самой Брук Дэниэлс познакомился.

Брук: Да ладно тебе, Брюс, будь проще.

Брюс: Нет, правда. Я ведь твой поклонник. Я давно хотел с тобой встретиться, фактически с того момента, когда увидел тебя на вкладке в «Плэйбое». Потрясающее фото.

Брюс: Еще раз спасибо за комплимент. Хотя мне, наверное, никогда, не избавиться от этого имиджа. Я ведь еще, знаешь, и актриса, кроме всего прочего.

Брюс (как бы в рассеянности, по привычке не реагируя на подобные заявления): Да-да, ты говорила. Так что тебе налить? Еще шампанского? Будем считать, что вечеринка продолжается.

Брук: Ты, я вижу, любитель таких вечеринок. Ты знаешь, что уже почти 7 часов утра?

Брюс: Что! О, господи! Моя жена будет здесь в десять.

Брук: Жена? А я думала, что вы уже развелись.

Брюс: Практически да. Именно поэтому она и должна прийти, обсудить кое-какие дела.

Брук: Вечером тебе вручают Оскара, а утром требуют алименты. Да, в Голливуде действительно все очень быстро происходит.

Брюс: Она получает истинное удовлетворение от того, что создает мне всякие проблемы.

Брук: А, понятно…, ну ладно, кажется, у нас есть часок-другой…

Наступает многозначительная пауза.

Брюс: Я вообще-то не собирался идти в постель, то есть, я имею в виду, не собирался спать.

Брук: Классный столик.

Брюс: Мне нравится.

Брук: Мне кажется, я знаю, для чего его можно использовать.

Брюс: Пожалуйста.

Брук достает кокаин из сумочки и насыпает несколько горстей порошка на столик, рядом со знаменитой статуэткой.

Брук: Это чтобы тебе было веселее со мной, особенно перед приходом твоей жены. Первый раз в жизни принимаю наркотики под зорким взглядом самого Оскара. Надеюсь, он не очень сердится.

Брюс: Теперь это неважно. Теперь этот евнух мой, он принадлежит мне.

Брук: Это точно. (втягивает в нос большую дозу кокаина)

Брюс: Ну что, давай отметим что ли. (закрывает жалюзи и включает музыку) Сейчас принесу бокалы.

Брук: Знаешь, что мне не понравилось в твоем фильме, в «Простых американцах»?

Брюс: Что именно?

Брук: Сцена, где они занимаются любовью.

Брюс: Ты что, целомудренная монашка? Это же самый сексуальный эпизод из всех, какие я снимал. У меня стоял всю дорогу пока я монтировал его.

Брук: Нет, конечно, это сексуально, я не отрицаю, но… эта сцена какая-то неестественная, особенно по сравнению с остальными кадрами. Стрельба, кровь, отношения между персонажами — это все выглядит очень натурально, но почему секс не может быть таким же естественным? Почему режиссерам так нравится какая-то наигранность в любовных сценах? Ты видел «Девять с половиной недель»? Там эту героиню достаточно было только похлопать по плечу, как у нее тут же был оргазм. Почему секс в кино не выглядит натуральным, таким как в жизни? Естественность уже сексуальна сама по себе. Все женщины, например, носят колготки, а не чулки. И когда мужчина ложится на женщину для того, чтобы заняться любовью, она, естественно, должна снять колготки. Я же не видела ни одного фильма, где женщина бы снимала колготки, ни одного. У всех режиссеров только чулки.

Брюс: Я думаю, это потому, что колготки — это не сексуально. Ну, как ты снимешь колготки, чтобы это выглядело сексуально, а?

Брук: Ты так думаешь?

Брюс: Я просто знаю, что это невозможно.

Брук наконец вдохнула весь порошок, насыпанный на столе и теперь смотрит на Брюса. Затем она встает перед ним и начинает танцевать.

Брук: Хочешь пари?

Брюс: На что спорим?

Брук: Я тебе скажу, если выиграю.

Играет музыка.

Брук держит руки на бедрах, слегка массируя себя и одновременно поднимая складки платья вверх. Постепенно платье оказывается вокруг ее талии, наподобие балетной пачки. Затем она резко, одним движением поднимает складки до самого бюста, обнажая живот, спину и весь низ, затянутый в красивые тончайшие колготки, которые достают ей почти до ребер и обтягивают талию широким вышитым поясом. Теперь можно видеть всю фигуру, затянутую в черный нейлон, от груди до туфель на шпильках. Таким образом, Брук демонстрирует себя Брюсу, который смотрит на нее завороженно.

Затем Брук засовывает пальцы под чулочный пояс и начинает стягивать вниз колготки, одновременно ухитряясь держать платье наверху. После этого она поднимает одну ногу и ставит ее на стеклянный столик. Приспущенные колготки натягиваются между ее бедрами, что придает ее эротичной позе еще более похотливый вид.

Брюс нагибается и снимает с ноги Брук туфлю. Брук убирает ногу и, также изящно балансируя, ставит на столик другую. Брюс снимает с нее вторую туфлю, и Брук встает на ковер, поддерживая сверху платье и наполовину спущенные колготки. Затем она ложится спиной на пол, поднимает вверх ноги и стягивает дальше колготки, прижимая при этом коленки к груди. Лежа в такой позе, она постепенно опускает колготки до самых пальцев на ногах и похотливо вытягивает ноги в сторону Брюса. Последнее движение — и колготки падают с ног Брук. Она встает, поднимает с пола колготки, подходит к Брюсу и бросает колготки ему в руки. Затем она выключает музыку.

Ну как?

Брюс: Потрясающе, вряд ли я смогу проделать то же самое с моими носками. Сдаюсь, ты победила. Так на что мы спорили?

Брук: Иди ко мне. (они обнимаются, но Брук вдруг отталкивает его) Мне нужно взять кое-что, чтобы предохраниться.

Брюс: Знаешь, мне кажется, я люблю тебя.

Брюс начинает быстро раздеваться. Брук протягивает руку к сумочке у ее ног и неожиданно выхватывает оттуда пистолет. Она резко поворачивается и приставляет дуло к самому лицу Брюса.

Брук: Только тронь меня, подонок, — я тебе в момент мозги вышибу!

Брюс: Ты что, совсем спятила!

Брук: А ты думаешь, если я позировала обнаженной для журналов, значит я какая-нибудь дешевая шлюха?

Брюс: Да нет, я…

Брук: Ты увидел мое фото и решил: ага, вот дамочка, с которой можно поразвлечься, так? Я для тебя всего лишь кусок мяса, чтобы удовлетворять твои желания. Так вот теперь ты за это заплатишь!

Брюс: Брук, ну зачем это…

Брук: Встань на колени и целуй мои ноги!

Брюс: Что?!

Брук: Ты что, плохо слышишь! Целуй мне ноги, я сказала! (нацеливает пистолет прямо в Брюса, который теперь явно напуган. Он падает на колени и неуверенно целует её ступни) Целуй как следует, что ты носом трешься как болван!

Напуганный Брюс снова, на этот раз более энергично, целует ее ноги.

Брюс: Послушай, Брук…, прости меня, правда…, я может не так понял…, э-э… если я тебя обидел…

Брук: Ты испугался?

Брюс: Да, испугался.

Брук: Сильно испугался?

Брюс: Какого черта! Что тебе надо от меня!?

Брук: Мне? Мне надо…, я… хочу получить роль в твоем фильме, в следующем фильме. (опускает пистолет)

Долгая пауза. Брюс приходит в себя.

Брюс: Что-о…?

Брук: Я актриса, понимаешь. Мне нужна роль — это и была моя ставка в нашем пари.

Брюс: Убери пистолет. (Брук кладет пистолет обратно в сумку. Брюс кричит в ярости) Ты просто полоумная дура! Сучка ты!

Брук (высказывает заранее заготовленные доводы): Твои фильмы возбуждают в людях сексуальные эмоции и вселяют в них страх. Именно это я тебе сейчас и продемонстрировала, на тебе самом! Сознайся, что ты сам испытывал эти чувства! Что, скажешь не так?

Брюс: Может, Памела Андерсон тоже меня возбуждает, а бин Ладен вселяет в меня страх, да. Ну и что? Это ж не значит, что я буду снимать их в своих фильмах. Нет, это надо же — заставить меня целовать ей ноги! Под дулом пистолета! А хочешь я сейчас полицию вызову!

Брук: Я тебе пятьдесят писем отправила! Пятьдесят! Ты видел хоть одно письмо, хоть одно читал?

Брюс: Нет, ты соображаешь, что говоришь вообще! Ты хоть представляешь, сколько всяких актрис и фотомоделей мне пишут письма! Да я ни одного никогда не читал. У меня специальные люди для этого работают.

Брук: Я так и думала, что ты не читал. Потому и решила сама тебе показать.

Брюс: Так ты что, заранее это все придумала?

Брук: Да.

Брюс: Нет, ты просто психопатка. Тут без полиции не обойдется.

Брук: Но я ведь тебя завела? Завела. Я тебя напугала? Напугала. Ты не будешь отрицать, что я умею это делать. Так что, будь справедлив, дай мне шанс.

Брюс: Ну хорошо. А допустим, я скажу, что дам тебе шанс, если ты согласишься переспать со мной?

Брук (пауза): Нет. Я не сплю с мужчинами ради карьеры.

Долгая пауза.

Брюс: Жаль… Ну что ж, ладно. Хоть ты и психопатка, я запишу тебя на кинопробу. Пусть твой агент позвонит мне на следующей неделе. Можешь мне поверить, что я тебя не забуду ни при каких обстоятельствах.

Брук: Спасибо, Брюс. Огромное тебе спасибо. Ты не пожалеешь, вот увидишь. Я тебя не разочарую.

Брюс: Ты и так уже меня слишком разочаровала.

Брук: Да, но я же сказала, что не сплю с мужчинами только в том случае, если это касается моей карьеры. Но сейчас, поскольку вопрос с кинопробой уже решен…

Наступает неловкая пауза, но через мгновение напряженность исчезает, они обнимаются и падают в страстных объятиях на диван. Они настолько увлечены друг другом, что не замечают, как в комнату входит Уэйн с сумкой и автоматом в руках. Он приближается к дивану. Брук выглядывает из-за шеи Брюса и видит Уэйна. Его вид повергает ее в шок.

Брюс! Брюс!.. да посмотри же, ради бога, смотри, кто тут!

Брюс оглядывается, видит Уэйна и падает от неожиданности с дивана, одновременно придерживая сползающие брюки.

Уэйн: Доброе утро, ребятки.

Брюс: Вы кто?… Брук, ты знаешь этого парня? Он что, тоже участвует в твоем розыгрыше?

Брук: Я не знаю этого человека.

Все напряженно смотрят друг на друга. Уэйн сначала разглядывает Брюса с расстояния, затем подходит ближе, держа под прицелом Брук. Смотрит очень внимательно прямо в лицо Брюсу.

Уэйн: Ё-моё! Не может быть! Не, ну надо же, а. Неужели это он? Неужели я стою рядом с самим Брюсом Дэламитри. Вы даже не представляете себе, сэр, какое счастье для меня с вами познакомиться. Столько лет мечтал об этом. Скаут! Иди-ка сюда быстрей! Иди поздоровайся. Да-а, ну это просто подарок, настоящий подарок судьбы, сэр. Потрясно. Скаут, ну где ты там? Давай, двигай свою задницу сюда скорей!

Скаут входит в комнату, пугливо озираясь. У нее также в руках оружие.

Скаут: Здравствуйте. (Брюс и Брук молча изумленно смотрят на нее) Мы там немного испачкали ваше постельное белье, но… я думаю, сейчас такие стиральные порошки хорошие, так что это не проблема.

Уэйн: Что ты там, пташка, мелешь про какое-то вонючее белье. Мы им скоко хошь белья купим. Это сам Брюс Дэламитри, соображаешь? Вот прямо перед тобой. Тот самый. Я ж те говорил, крошка ты моя, что мы с ним когда-нибудь познакомимся, вот мы и познакомились.

Уэйн размахивает автоматом, тыкая им угрожающе прямо в сторону Брюса.

Скаут: Очень приятно познакомиться, мистер Дэламитри. Уэйн — ваш поклонник. Он уже по сто раз ваши фильмы смотрел. И мне тоже нравятся, но Уэйн просто балдеет от них.

Уэйн: Вам уже, наверное, надоело слушать эти признания, все одно и то же говорят.

Пауза. Уэйна и Скаута можно принять за обычных поклонников, смущенных встречей со знаменитостью, и только автоматы и пистолеты вносят диссонанс в эту сцену.

Брюс: Вам нужны деньги? У меня есть, там около двух тысяч наличными и, кроме того, еще драгоценности…

Уэйн: Мистер Дэламитри…, можно я буду называть вас Брюс? Нам не нужны никакие деньги. У нас есть, у нас полно денег, даже больше, чем мы можем потратить. Да мы, в общем-то, ничего и не тратим, потому что все, что требуется для жизни, мы крадем. Мы просто зашли, чтобы с вами познакомиться. О кей? Может, мы присядем? Как насчет чего-нибудь выпить? Вы не возражаете? Я люблю американский виски, а для Скаут чего-нибудь сладенького.

Брюс идет за напитками. Остальные садятся, наступает нервная напряженная пауза. Видно, что Брюс и Брук сильно напуганы. Скаут обращается к Брук, стараясь завязать светский разговор.

Скаут: А вы Брук Дэниэлс, да? Ну да, я вас узнала. Видела в этих журналах — «Воуг», «Космополитэн». Я люблю такие журналы — там все так красиво, блестит… Меня тоже, кстати, в одном журнале можно увидеть…

Уэйн: Конечно, Скаут…. Он называется «Их разыскивает полиция».

Скаут: Но это же тоже журнал! Правда, Брук? «Их разыскивает полиция» — это ведь тоже журнал, правильно я говорю?

Брук: Правильно. Журнал.

Брюс дает Уэйну бокал с виски.

Брюс: Слушайте, если вам не нужны деньги, то у меня есть «Ламборджини», последняя спортивная модель, сделанная на заказ. Стоит прямо здесь, за этим…

Уэйн: Брюс, я же тебе сказал, что мы просто решили нанести тебе визит. На кой черт мне твоя вонючая машина. У меня есть машина. Кстати, нормальная американская тачка, сделана хорошими нашими работягами, из настоящей стали, а не из какого-то там говна итальянского для педиков. Ламборджини понимаешь! Ты меня удивляешь, Брюс. Знаешь, тот, кто ездит на иностранной машине, отбирает у нашего народа рабочие места.

Брюс испуганно пятится от Уэйна и дает другой бокал Скаут.

Брюс: Это ментоловый крем-ликер.

Скаут: Люблю коктейли.

Уэйн (поворачивается к Брук): Слушай, Брук, а зачем ты снималась для «Плейбоя»? Нет, я не хочу сказать, что мне не нравится, фото было классное, но я бы, например, никогда не позволил бы Скаут сниматься в таком виде.

Скаут: Ой, да ладно тебе, Уэйн. Ты так говоришь, как будто все прямо жаждут увидеть мое фото в «Плейбое»!

Уэйн: А что, скажешь не жаждут? Но все дело в том, что я лично никогда не разрешу тебе позировать для таких журналов, потому что у меня есть принцип: если хоть какой-нибудь мужик посмотрит на тебя с вожделением, я его тут же кончу. Так что, если бы твое фото появилось в «Плейбое», мне пришлось бы убить половину мужского населения США.

Скаут: Ну, ты и так уже близок к этому, мой милый!

Уэйн: Брюс, не верь ей, она преувеличивает. Так все-таки, зачем ты это делаешь, а, Брук?

Брук слишком напугана, чтобы отвечать. Скаут знает ответ на этот вопрос, так как она читала интервью с Брук в журнале.

Скаут: Я могу тебе сказать, Уэйн. Она это делает для того, чтобы доказать, что женщина, владеющая собой, контролирующая свой темперамент, не обязательно должна быть бесчувственной и неинтересной. Правильно я говорю, Брук? Ты ведь, кажется, так отвечала в интервью. В общем, Уэйн, она делает это не для мужчин. Она делает это для себя, потому что она красивая женщина, и почему бы ей не радоваться этому. Это называется женская власть над мужчинами.

Брук не в состоянии реагировать на замечания Скаут, она только кивает головой. Пауза, после которой Уэйн и Скаут опять продолжают диалог.

Уэйн: А я думаю, Брук, что такие картиночки помогают мужчинам лучше дрочить в сортире. Могу признаться, что я даже не ожидал, какое это может оказать влияние…

Скаут: Уэйн, прекрати!

Уэйн: А вот я хочу у Брук еще кое-что спросить. А ты мне обещай, Скаут, что не будешь на меня злиться, о кей?

Скаут: Смотря, что ты собираешься ее спрашивать.

Уэйн: Меня вот интересует, как это девицам, которые позируют для «Плейбоя», удается так здорово причесывать свои волосы? Это всегда так классно выглядит.

Брук (наконец находит в себе силы ответить): Вы знаете…., мне кажется, это зависит исключительно от типа прически. Они ведь там используют специальные гели, кроме того, там применяется подсветка и всякие дополнительные накладки…

Уэйн: Нет- нет, Брук, я не про эти волосы говорю.

Скаут: Уэйн!!

Уэйн: Но я хочу знать, в конце концов! Ведь мы же пытались тебе побрить, моя сладкая, и все равно вышла какая-то ерунда, помнишь? Было похоже на общипанную курицу с раздражением на коже! (Скаут смотрит на Брук в страшном смущении) А в «Плейбое», у этих девочек, там такой маленький пушистенький бугорок, и как будто там ничего никогда и не росло. Даже не подумаешь, что кто-то брил это. И причем, это же взрослые женщины. Не какие-нибудь там девчонки. Маленький пушок, и все. Как им это удается?

Брук: Ну, там есть специальные стилисты.

Уэйн: (сильно возбужден) Стилисты? Специалисты по укладке волос на гениталиях? Вот это работка. Да, господа, я бы много дал, чтобы получить такое место.

Скаут: Ну, хватит, Уэйн!

Уэйн: (увлеченный этой идеей) Нет, вы знаете, я бы даже согласился работать все выходные и сверхурочные в придачу, если бы начальник заставил меня. Представляете, подходишь так и спрашиваешь: «Шампунчик не желаете, мадам?» Да я бы работал как лошадь, я бы открыл свой собственный салон… У меня бы там очереди, толпы женщин сидели со специальными маленькими фенами на их…. (чуть не плачет от смеха)

Скаут: (вне себя от гнева) Может быть, хватит все-таки, Уэйн?

Брюс (наконец находит в себе силы и поднимает трубку переговорного устройства): Ну ладно. Я только что дал сигнал моему охраннику, он внизу у ворот. Если вы сейчас же уйдете, он вам ничего не сделает, но, если вы попытаетесь на нас напасть, он убьет вас.

Уэйн: Он меня убьет? Ё-моё, ну ты даешь. (нацеливает свой пистолет на Брюса. Брюс замирает с трубкой в руке) Бум! Да я пошутил, Брюс. Значит, ты дал сигнал этому своему охраннику. Ну, тогда еще раз дай ему сигнал, чтобы тебе легче было.

Скаут, все еще обиженная разговорами Уэйна, поворачивается к Брук.

Скаут: Брук, ты извини Уэйна за то, что он начал лезть в твою личную жизнь. Он просто не понимает, что женщины не любят, когда лезут в ее частные личные места.

Уэйн наблюдает за Брюсом, который держит трубку у уха, но никто ему не отвечает.

Уэйн: Что, не отвечает, мистер Деламитри? Может, он не слышит вас… Знаете что, давайте-ка приложим его ухо поближе к трубке. (Уэйн вынимает нож из футляра на поясе и сует руку с ножом в сумку. Видно, как он что-то отрезает в сумке и достает оттуда отрезанное ухо. Брук издает жуткий крик, Брюс также смертельно напуган. Уэйн подносит окровавленное ухо к Брюсу, берет трубку и прикладывает ее к уху. Кричит) Алло! Алло! Господин охранник! Не слышит, а? (Уэйн прикладывает ухо к своим губам и кричит в него) Эй! Ты слышишь меня! Хозяин, который платит тебе зарплату, зовет тебя, ты, козел! (поворачивается к Брюсу) Сколько вы платите этому охраннику, мистер Дэламитри? Наверное, дорого вам стоит? Так он тебя просто грабит, Брюс. Как охранник, он не стоит и одного цента. Тоже мне, охрана! Сидел там в своей конторке с собакой, а мы сзади подкрались — раз-два. И шлепнули его.

Скаут: Ну, собаку мы не убивали.

Уэйн: Да, вот в этом-то вся проблема, в нашей стране. Люди не хотят добросовестно выполнять ту работу, за которую им платят. Чего ж тут удивляться, что мы не можем обогнать япошек (небрежно бросает ухо в пепельницу).

Брюс: Послушайте, я не знаю кто вы такие, но…

Уэйн: Давай не будем, Брюс. Кто мы такие? Да никто. Мы просто убиваем людей. Больше ничего интересного про нашу жизнь не скажешь.

Скаут: (с гордостью) Мы — Кровавая парочка. Меня зовут Скаут, а его Уэйн. Мы те самые убийцы, Кровавая парочка, про которую везде пишут.

Уэйн: Скаут, я всегда говорю людям, что мы и есть та самая Кровавая парочка.

Брук: О, господи, вы нас убьете?

Уэйн: Странные вы вопросы задаете. Мы никогда не знаем, кого мы убьем, пока не дойдет до этого.

Скаут: Да, это просто само собой как-то получается. А вообще, здорово все-таки, правда? Сидим здесь, разговариваем с такими людьми. Брюс всегда был идолом для Уэйна, он преклонялся перед ним, а я восхищалась такими красивыми женщинами как ты, Брук. Правда, должна признаться, мне не нравятся все эти пластические операции, которые вы делаете. После всей этой хирургии даже и не знаешь, кто по-настоящему красивая, а кто просто какая-нибудь надутая силиконовая кукла, подтянутая перетянутая сучка.

Уэйн: Так, о чем же мы будем говорить?

Наступает неловкая пауза, после чего Брюс пытается завязать разговор.

Брюс: Хм, хм… Может, Уэйн, ты нам о себе расскажешь что-нибудь…

Уэйн: С чего это вдруг такая знаменитость как ты, Брюс, заинтересовалась моей персоной?

Брюс: Ну…э…, мне кажется, честно говоря, насколько я слышал о вашей… э-э… работе, по-моему, вы убиваете людей, которых вы не знаете. Поэтому я, полагаю, было бы интересно узнать вас поближе.

Уэйн: О кей, Брюс. Что тебя интересует?

Брюс: Ну… может, вы расскажете о том, что это значит вообще, вот так — убить человека.

Уэйн: А ты хочешь кого-нибудь убить? Ха, так ради бога, пожалуйста, это ж так просто. (Уэйн вынимает пистолет из-за пояса, открывает барабан, вынимает все патроны, кроме одного, и протягивает оружие Брюсу) Пять, четыре, три, два и один для тебя. На, держи. Давай. Одной пулей можно много сделать. (Брюс хватает пистолет и направляет на Уэйна) Ну вот, ты можешь убить меня или Скаут. Только учти, что тебе тут же ответят…. Ну, так что, Брюс, хочешь убить кого-нибудь?

Наступает пауза, в течение которой Брюс думает, убивать ему Уэйна или нет. После некоторого размышления он опускает пистолет.

Брюс: Нет, Уэйн, я не хочу никого убивать. Просто я хотел понять, что ощущаешь при этом.

Уэйн: Ну, мне кажется, это приблизительно то же самое, что ты ощущаешь, когда делаешь фильмы. Все зависит от обстоятельств, от жертвы. Но я могу тебе сказать, что это не так остроумно.

Брюс: Не остроумно?

Уэйн: Не так как в кино. В этом фильме «Простые американцы», там мистер Чоп-чоп и второй парень, они хватают героя за руку и суют ее в мясорубку. Помнишь эту сцену? (Уэйн берет Брюса за руку и имитирует сцену из фильма)

Брюс: Да, помню.

Уэйн: Из мясорубки кровь хлещет, кусочки лука лезут и все такое — прямо им на костюмы, а один парень говорит другому: «Проклятье, это же итальянский костюм». И зрители так ржут после этого. А все знают, что им надо идти на прием в один шикарный отель и понятно, что они не могут идти на торжественный прием в таких грязных костюмах, с кровью и с луком на рукавах. Поэтому они идут в прачечную, раздеваются там до трусов и сидят там со своими пушками на коленках, читают женские журналы…

Скаут: Это мой любимый эпизод, особенно, когда они рассуждают про замену гормонов…

Уэйн: Но они не знают, как обращаться с этими стиральными машинами, поэтому, когда они, наконец, попадают на прием в отель, костюмы на них как будто из детского магазина, такие маленькие, потому что они сели. Классная сцена.

Брюс: Спасибо за комплимент.

Скаут: Я уже замучилась считать, сколько раз Уэйн смотрел этот фильм.

Уэйн: В «Нью-Йорк Таймс» писали, что такие фильмы действуют губительно на наше общество. Но мне лично кажется, что это просто шедевр — как они там мочили всех вокруг — нет, это клево. (звонит звонок входной двери) Это кто там? Брюс, ты не вызывал никого, не нажимал тут случайно какие-нибудь потайные кнопки, а? А то я тебя прикончу в одну секунду. (опять звонит звонок)

Брюс: Это, наверное, моя жена, бывшая жена… Мы тут должны кое-что обсудить… Она вечно путает время.

Скаут: Фарра Дэламитри! О-о! Как интересно с ней познакомиться. Кажется, я читала где-то, что вы хотели бы видеть ее мертвой, да?

Брюс: Эти журналисты вечно вырывают фразы из другого контекста. (снова звонит звонок) Так мне не открывать?

Уйэн: Ну, если у вас назначена встреча, надо открыть. К тому же, я думаю, она, наверняка, увидит эту вашу сраную итальянскую «Ламборджини» для педиков, которая стоит на улице, и если вы ей не откроете, она может чего-нибудь заподозрить (опять звонок).

Брюс: Слушайте, давайте не будем втягивать в это мою жену. Ведь…

Уэйн: Да не собираюсь я никого никуда втягивать. Пусть она поднимется сюда, вы поговорите, о чем хотели, а потом она уйдет.

Cнова звонит звонок. Брюс поднимает трубку переговорного устройства.

Брюс: Алло? Карл! Какого черта ты там…? Слушай, Карл, ради бога, чего ты притащился? Еще и дня не прошло после вручения Оскара…

Уэйн: Брюс, это кто?

Брюс: Это мой продюсер, он…

Уэйн: Скажи ему, что за ним сейчас спустятся.

Брюс хочет возразить, но Скаут поднимает пистолет, целясь ему в голову.

Брюс: Ладно, Карл, сейчас тебе откроют.

Уэйн убирает автоматы в сумку и забирает у Скаут ее пояс с патронами. У Скаут остается в руках пистолет.

Уэйн: А сейчас я прогуляюсь к воротам, впущу Карла, и мы с ним поднимемся вместе. Будет лучше, если он не увидит никакого оружия, но вы имейте в виду, что мы со Скаут будем наготове, и если кто-нибудь только пикнет, считайте, что он уже покойник, ясно? Сидите тихо, пока я не вернусь. Скаут, ты здесь за главную. (выходит из гостиной)

Скаут: Сядьте, мистер Дэламитри. Мне не хочется убивать вас, но если что, придется.

Брюс садится на пол. Снова наступает неловкая пауза. Брук, несмотря на испуг, пытается завоевать Скаут на свою сторону.

Брук: Скаут, мне кажется, я видела ваше фото. Ну, в том журнале «Их разыскивает полиция». Да, точно, я помню, классная фотография. Вы очень фотогеничны.

Скаут: Правда?

Брук: Правда-правда, вы очень симпатичная девушка. Даже очень привлекательная.

Скаут (жеманно): Я так про себя не думаю, конечно.

Брук: Нет, но я вам точно говорю, Скаут, да вы и сами это знаете. Жаль только, что вы мало уделяете себе внимания. Ну, например, у вас такие красивые волосы, а вы ничего с ними не делаете.

Скаут: Понимаете, тут Уэйн шлепнул одного парня, который подавал мне кока-колу. Прямо в голову стрельнул и вышиб из него мозги — ну, и кровь и все остальное прямо мне на голову брызнуло. Пришлось водой промывать волосы, вот прическа и испортилась.

Брук: Я могу тебе помочь, Скаут. Давай немножко займемся твоей внешностью, а? Я тебе гарантирую, что ты будешь выглядеть как кинозвезда. Правильно я говорю, Брюс?

Брюс: Конечно, Скаут очень красивая.

Брук: Могу поспорить, что любой агент из киностудии будет просто счастлив попробовать такую девочку как ты в кино.

Скаут: Вряд ли. Нет, я знаю, конечно, что внешне я привлекаю мужчин. Уэйн говорит, что я могла бы завлечь любого мужика, кого захочу. Правда, он говорит, что не надолго, только до тех пор, пока он его не пристрелит. Но, вообще-то, в этом городе столько красивых женщин.

Брук: Хорошо, Скаут, я тебе прямо скажу. Ты ведь уже знаменитость. Ты подруга убийцы…

Скаут: Я и сама убийца.

Брук: Ну, да, конечно, но, представь, что весь мир вдруг узнает, что он заставил тебя убивать, а на самом деле ты такая нежная, красивая, я тебя сделаю…

Скаут: Нет, ты что, ты правда думаешь, что я могут быть кинозвездой? И ты мне поможешь в этом?

Брук: О чем разговор, конечно, я тебе помогу. К тому же ты мне нравишься. Мы могли бы стать подругами.

Скаут: Ну, тебе легко так говорить, потому что Уэйн грозится убить тебя.

Брук: Может и так, но мне кажется, что Уэйн всегда угрожает кому-нибудь или собирается убить кого-нибудь, поэтому вряд ли у тебя с ним появятся друзья.

Скаут: Не знаю. Иногда у меня, действительно, бывают сомнения.

Брук: Послушай меня, Скаут. Я же вижу, что такому человеку как ты, нужны друзья. И мы можем помочь тебе, но и ты должна помочь нам. Ты же хочешь иметь друзей?

Скаут: Еще бы, конечно, я хочу иметь друзей.

Входят Уэйн и Карл.

Уэйн: Ну вот, Брюс, Карл пришел.

Карл: Привет, Брюс, у вас тут что, вечеринка?

Брюс: Ну да, что-то вроде этого. Это Брук Дэниэлс…

Карл: Брук Дэниэлс. Так — так — так. Мисс «Зима 2000», кажется. Я даже и не узнал вас в одежде. Да, хорошая была фотография в журнале, ничего не скажешь. Особенно на фоне автозаправочной станции.

Брук: Спасибо.

Карл: Кстати, готов спорить на что угодно, что конец у того шланга для заправки был холодный, не так ли? (Уэйн смеется) А кто эти двое, Брюс? Что-то неприличное? Если стесняешься, можешь не отвечать.

Брюс: Это… э-эм… актеры. Я их увидел случайно в одной импровизации, когда был в Малибу. Ну вот и решил, может, подойдут для нового фильма, для «Ангелов- убийц».

Карл: Ничего себе! Нет, ты просто уникум, Брюс. Буквально на следующий же день, сразу после церемонии вручения Оскара, он уже за работой — отбирает новых актеров. Вот это преданность профессии. Не хочу вас обижать, ребята, но мне лично разговоры с актерами доставляют такое же удовольствие как хождение с голым задом сквозь заросли крапивы.

Брюс: Я просто подумал, знаешь, вид у них вроде подходящий.

Карл: Для «Ангелов-убийц»?

Брюс: А что?

Карл: Слушай, я, конечно, всего лишь шестерка, которая ищет деньги для твоих фильмов, но все же позволю себе высказать свое мнение: эти молокососы также похожи на маньяков-убийц как Микки Маус на Фредди Крюгера.

Уэйн: Мистер Брэзнер, хотите чего-нибудь выпить?

Карл: Воды.

Уэйн: Воды? Хорошо. Скаут, пойди-ка принеси ему стакан воды из ванной.

Карл: Только не из-под крана! Боже упаси! Когда я пью воду, я думаю только об одном: чтобы между мной и тем, кто последний раз пописал на землю, было как минимум десять тысяч километров гранитной толщи. Дайте мне минеральной воды Эвиан.

Брюс: У меня нет Эвиан. Короче, Карл, чего ты хочешь?

Карл: Может, мы лучше поговорим у бассейна.

Уэйн многозначительно покашливает.

Брюс: Давай здесь поговорим. Мне некогда.

Карл: Ах, ну да, прости, я же совсем забыл. Как я мог забыть, что ты только что стал лауреатом премии Оскар, и поэтому ты просто обязан, — ведь это же такое неписаное правило среди вас, лауреатов, — ты просто вынужден презирать тех, кого ты только недавно любил и уважал.

Брюс: Слушай, Карл, я ведь тоже не спал эту ночь. Может, мы в другой раз поговорим?

Карл: А ты, наверное, и газет сегодняшних не видел.

Брюс: Нет, не видел.

Карл: Так вот, хоть мне и не хочется сообщать вам плохие вести, но, как я и предвидел, награждение твоего фильма не вызывает восторгов. Честно говоря, даже отзывы на фильм «Атака женщин с трехметровой грудью» и то были не такие резкие.

Брюс: Кого волнует, что эти паразиты там пишут?

Карл: Всех волнует, Брюс. Ведь речь идет о насилии. Это сейчас животрепещущая тема. Сенатор Ньют Гингрич сегодня утром выступал по телевизору и сказал, что ты самый настоящий порнограф, и недопустимо давать награды людям, которые воспевают убийц.

Брюс: Карл, давай в другой раз об этом поговорим!

Карл: Как это в другой раз! Если тебя мало волнует то, что правые политические группировки в правительстве называют тебя убийцей, может, ты хоть вспомнишь, что у нас еще и финансовые проблемы есть…

Скаут явно скучно слушать этот разговор.

Скаут: Брук, так ты сделаешь мне волосы так, как ты говорила?

Брук: М…м…м… ну да, конечно… (берет дрожащими руками свою сумочку и подходит к Скаут, чтобы сделать ей прическу. Карл немного озадачен, но продолжает свою линию)

Карл: Это же ясно как день — республиканцы хотят использовать эту проблему в качестве козыря в своей предвыборной кампании. Они рассчитывают получить прямую трансляцию обсуждения этого вопроса, и нам естественно придется как-то в этом участвовать.

Скаут: Знаешь, мне очень нравится, как этот мусс для укладки волос вылезает из тюбика. Как это они его туда запихивают?

Уэйн: Он просто раздувается, моя дорогая.

Скаут: Да я знаю, глупый, что он раздувается, когда вылезает! Мне интересно, как это происходит. Ведь это то же самое, как со взбитыми сливками. Вот как они это делают! Ведь это простой крем, ты ж не можешь его взбить.

Карл явно удивлен и раздражен тем, что двое взъерошенных молодых людей откровенно игнорируют его.

Карл: Извините, может, вы меня не заметили? По-моему, я говорю о чем-то.

Скаут: Простите.

Карл: Так вот, еще раз тебе повторяю: никто тобой особо не восхищается. Так что, можно не надеяться, что мы получим 15 миллионов на продаже видеокассет. А это уже считай минус половина доходов, не говоря уж о том, что возможны прямые запреты на показ фильма, особенно в южных штатах. Этот чертов Оскар может вообще нас доконать. Ты хоть представляешь себе, что все это значит?

Брюс: Да-а, звучит не очень весело. Надо подумать, что нам теперь делать…

Карл: А тут еще эта дерьмовая Кровавая парочка. И главное, кто они такие? Идиоты, обыкновенные тупоголовые болваны.

Брюс (быстро прерывает его): Ну, ты знаешь, как тебе сказать, ты должен как бы попытаться посмотреть на это с их точки зрения.

Карл: С какой еще точки зрения, с точки зрения каких-то недоделанных отморозков?

Брук продолжает нервными движениями делать Скаут прическу.

Брук: Я все-таки думаю, что нельзя их вот так вот запросто отвергать.

Карл: Вы меня извините, мисс, может быть я покажусь вам грубым, но мне лично начхать на то, что вы думаете. Так вот эта парочка, этот Уэйн Хадсон вместе со своей костлявой сучкой-психопаткой, которую он всюду таскает за собой, на самом деле ничего из себя не представляет. Обыкновенная кучка дерьма в городском парке — вот и все, отбросы общества, у которых в голове ни одной извилины нет. И чем быстрее их возьмут за задницу, тем лучше. Я бы и сам с радостью прикончил бы их.

Наступает долгая пауза. Брюс и Брук испуганно ожидают реакции на это выступление.

Брюс (смеется): Ха-ха-ха. Прекрасная речь, здорово говоришь, Карл, но ты сам никогда этого не сделаешь, потому что ты, в общем-то, всегда фактически был на стороне жертв несправедливости.

Карл: Жертв несправедливости? Это ты имеешь в виду этих подонков? Ты думаешь, я буду лить слезы из-за этих отбросов. Да я бы с радостью помочился на их могиле. А заодно на могилах их матерей, которые наверняка были шлюхами.

Уэйн: Значит, вы считаете, мистер Брэзнер, что Кровавая парочка — это отбросы общества? Брюс: Нет, он не имеет в виду, что…

Брук: Нельзя же так с ходу отвергать их…

Скаут (про себя): Значит я — костлявая сучка, да еще психопатка.

Брюс: Нет — нет. Он совсем не это имел в виду! Вы бы послушали, что он говорит про свою жену.

Карл: Да что здесь происходит, в конце концов? У нас что тут — телевизионное шоу? Дебаты на тему насилия в современном обществе? Естественно, они отбросы, а кто же еще?

Брюс: Карл! Чего тебе надо! Ты понимаешь, что я занят, у меня дела сегодня, а ты мне тут все портишь.

Карл: Чего мне надо! А как ты думаешь? Ведь тебе надо что-то делать, надо действовать, это ведь все так само собой не пройдет. Надо идти туда сегодня же и готовить ток-шоу. Надо сказать всем по телевидению, что ты не отвечаешь за этих убийц и что…

Уэйн: Ну ладно, Брюс. Этот парень мне надоел. Нам надо с тобой поговорить, есть важное дело.

Брюс: В общем, Карл, спасибо, что зашел. Я тут все обдумаю, насчет того, что ты сказал, но сейчас, извини, я занят, так что…

Карл (искренне удивлен): Ты хочешь, чтоб я ушел?

Брюс: Да.

Карл: Это потому, что у тебя какие-то дела с этими ребятами?

Брюс: Да, у меня дела.

Карл (смотрит с отвращением на Уэйна и Скаут. Поворачивается снова к Брюсу): Ну, в общем, Брюс, ты можешь делать, конечно, что хочешь, но сначала ты должен все же поговорить со мной. Мы с тобой сейчас в такой ситуации, понимаешь, это опасно. Тебя могут шантажировать.

Брюс: Карл, пожалуйста, уйди.

Карл (озадачен, выглядит оскорбленным): Ну ладно, тогда пока.

Уэйн: До свидания.

Уэйн вынимает автомат и стреляет в Карла. Карл падает замертво.

Брюс: (кричит) Что ты сделал!

Брук вскрикивает и хватает Скаут за волосы, которые она до этого причесывала.

Скаут: А-а! Ты мне все волосы выдерешь!

Брук: (на грани истерики) Прости меня!

Звонит звонок входной двери. Пауза. Затемнение. Снова звонит звонок.