– Деда! Смотли, деда! Смотли, какое озело класивое! Фиолетовое! Деда, как оно называется?
– Пиала.
– Пияла? Холосее озело! Давай немнозко тут побудем! Мозно, деда?
– Хорошо, Санечка! Сделаем здесь привал!
– Ула! Пливал!
«Какое хорошее озеро. Круглое и маленькое. Красивое. Скоро сюда мама придет. И папа. Или не сюда?»
– Деда, а мама сюда пидет?
– Нет, не сюда. На другое озеро, повыше.
– Тада падем на длугое озело! Падем, куда мама пидет. Падем, деда! Падем…
– И что? Мы теперь как залипли под монитором, так и все? С места не сдвинемся?
Однокомнатная квартира слишком мала, и никуда не спрячешься от разбушевавшейся жены. Особенно когда она в своем праве и совершенно обоснованно ест тебя поедом.
– Коша… – протянул Андрей, неохотно закрывая ноут.
– Что «Коша»?! – снова взорвалась Влада. – Думаешь, умный самый, проторчал в бригаде до шести, домой прибежал, и все?! Обязанностей нет – одни права?! Обнаглел среди белого дня!
– Темный вечер за окном. Если тебе так хочется самой посидеть в Сети – пожалуйста, садись. А я к Дымку пойду. Буду ему сказки рассказывать. Про злую маму, которая не может прямо сказать, что она тоже хочет почитать новости, а злой муж уносит общественный ноутбук с собой.
Урусов был настолько сосредоточен и серьезен, что Влада не выдержала и прыснула смехом. Сначала в кулак, а потом уже и не скрываясь, в полный голос. Андрей кое-как выбрался из-за стола и обнял смеющуюся жену, совершенно потерявшуюся на фоне «квадратного» мужа.
– Я тебя люблю, – зарылся лицом в светлые волосы Андрей.
– Я тоже себя люблю. – фыркнула ему в плечо Влада. – И тебя люблю, мой злой муж. Воть…
– Больше не кричим? – все еще удерживая ее в объятьях, уточнил Андрей.
– А надо? Так я сейчас! – вывернулась Влада и топнула ногой.
– Не-а, обойдемся! – тут же капитулировал муж, подняв руки. – Зачэм крычать, да?!
– Что пишут хоть? А то сел «на пятнадцать минут» и пропал, морда негодяйская, а потом еще акценты включает…
– Больше не буду.
– «Честное октябрятское!» – передразнила обычную мужнину присказку Влада. – Так что пишут-то хоть?
– Ничего хорошего. – Отличное настроение Андрея как рукой сняло. – Классическое «плохо дело».
Влада напряглась всем телом.
– Настолько?
– Мягко говоря. – Андрей снова сел за ноут и вошел в Инет.
Тут в комнате захныкал Димка, Влада умчалась к ребенку и вернулась на кухню уже с Урусовым-младшим на руках.
– Рассказывай, – присела напротив, на крохотную табуретку.
Семь квадратных метров кухни простора для маневра не давали совершенно. Сюда пришлось вместить холодильник, газовую плиту, стол и умывальник. Для хозяев места особо и не осталось. Особенно для Урусова-старшего. Его девяносто кило живого веса и сплошной вредности с трудом протискивались сквозь нагромождение мебели, просто жизненно необходимой в хозяйстве. Ценой часто становились синяки в самых неожиданных местах и сдержанное матерное шипение сквозь зубы. Сдержанное – потому что ребенок в доме. Нельзя…
– Рассказывай, – повторила Влада, когда Димка засопел крохотным носиком, уткнувшись в маму. – Только тихо. У маленького температура с утра.
– Не поднимается? Ну и слава богу! А расскажу вот что – пиндосы на днях войска в Сирию ввели.
– Это – знаю. Ты про «плохо дело» давай.
Андрей с минуту молчал, явно выискивая подходящее сообщение.
– А, вот есть. «Успешное продвижение войск НАТО к Дамаску остановилось». И куча кадров побитой амеровской техники.
– И что тут такого?
– Особо ничего. Только если учесть, что Китай объявил неполную мобилизацию НОАКа, прикрываясь сборами, а в Тель-Авиве восемнадцать взрывов за день. У корейцев заваруха какая-то началась. В Палестине волнения. Кто-то американский эсминец подловил в Индонезии тремя «гарпунами».
– Совсем ты на службе озверел, товарищ старший сержант! Обычные новости который год. Привыкнуть пора.
– Не могу. И вообще… – Андрей неопределенно помахал ладонью. – Что-то плохое в воздухе… И ребята все говорят, что давит.
– Это еду надо есть человеческую, а не мужскую! И плохого в воздухе не будет ничего, и давить перестанет, – наклонилась к мужу Влада и взъерошила коротко подстриженные волосы. – Параноик мой любимый! Давай, не засиживайся. А то завтра с утра опять кофеем на пустой желудок убиваться будешь.
– Кысмет, айжен! – улыбнулся Андрей. – Иди спать. Скоро буду.
И когда Влада была уже в коридоре, сказал:
– Ну их, эти ясли. Пусть Димка завтра дома посидит. Даже если температуры не будет. А ты, как время свободное появится, «тревожки»-то проверь. На всякий пожарный случай.
– Слушаюсь, мон колонель! – Шутливо взлетела ладонь к виску. – Дозвольте ускориться?
– Дозволяю, товарищ старший линтинат! – И ответно отсалютовал.
А когда в комнате прекратилось все ворошение предспальное, Андрей пробрался к окну, глядя в темноту спящего города, обхватил голову руками и тихо попросил кого-то невидимого:
– Отведи, прошу. Чем угодно отдам…
– Погнали дальше? – Леха выбрасывает окурок и поднимается с рюкзака.
– Сейчас. Записку только напишу, – отзываюсь я, вытаскивая карандаш из кармана анорака. Анорак раскрашен в национальные украинские цвета. Или шведские. Кому что нравится.
– На хрена?
– Положено. Вдруг с нами что-нибудь случится? Спасатели знать будут, что мы на Западном Казноке были двенадцатого августа. И пошли на Восточный!
– И что с нами может случиться на единичке? – скептически кривится в улыбке Леха.
– Не знаю. Барс нападет. Или медведь. Порвет в шелуху. А тела снегом засыплет!
– Какой медведь? Их тут отродясь не водилось! Барсов тоже! И где ты видел в Фанах в августе снегопад?
– Видел. В две тысячи восьмом. На Чимтарге.
– Двадцать минут и полтора миллиметра снега?
– Мальчики, вы это о чем? – удивленно спрашивает Надюха.
– Твой муж надумал попрактиковаться в русском письменном! – язвительно сообщает ей Леха. – Олег, не дури. Через полтора часа на Мутных будем. Лично доложимся. Можем даже к вечеру в лагерь успеть.
– Через два. А в лагерь нам не надо, нам на Мирали. Леха, не мешай! Порядок есть порядок, он должен быть, и никак иначе. Тем более я тебя руководителем пишу… Все, убираем в тур и пошли.
Спор увядает из-за исчезновения причины. Взваливаем на плечи рюкзаки и неспешно двигаем по тропе в сторону соседней седловины. Сложный и тяжелый путь до следующего перевала занимает ровно пять минут. Снимаю рюкзак у тура и вновь занимаюсь эпистолярным творчеством.
Леха только тяжело вздыхает и отправляется просматривать спуск. Времени это занимает ничуть не больше, чем у меня написание записки.
– Как там?
– Нормально. Классный жопслей намечается! Сел и поехал. Только вот эту скалку обойти.
– Ну и славно. Покатаемся.
– Опять штаны мокрые будут… – с деланым недовольством вздыхает Надюха.
– Хочешь пешочком прогуляться?
– Нет уж! Высохнут до Мутных!
Рюкзаки опять занимают свои законные места на спинах. Леха первым обходит выход скал в верхней части перевального взлета, после чего с ужасно довольным видом садится на задницу, упирает штычок ледоруба в снег позади себя и, оттолкнувшись ногами, усвистывает вниз, быстро набирая скорость.
– Куда так гонит? – ворчу я. – Поймает сейчас камешек на свою задницу! Надюш, ты это, поаккуратней, ладно?
– Уговорил, заботливый ты мой!
Жена чмокает меня в щеку и уезжает вслед за Алексеем. Действительно, аккуратней. По крайней мере активно тормозя альпенштоком.
Не заставляю народ себя долго ждать. Собственных рекомендаций я не соблюдаю. Качусь вниз, вообще не притормаживая. Я и ворчал-то больше для порядка: склон просто идеален для спуска на задницах – крутой наверху, он плавно выполаживается почти до нуля на дне цирка, теряя при этом около ста пятидесяти метров высоты. Деваться с него некуда, никаких выходов камней не наблюдается. Единственная угроза – раскрутиться и перевести регулируемое съезжание в неконтролируемый полет по методу «руки – ноги – голова». Но для того руки есть со всякими ногами в придачу. И ледоруб в руках. Или, как у Надюшки, альпеншток.
Внизу вновь собираемся вместе. Дальше на правах руководителя иду первым. Сложностей каких-либо ожидать бессмысленно, перевал Восточный Казнок не зря считается самым простым путем из Искандеркуля к Алаудинским озерам. В советские времена через него гоняли отары баранов и толпы плановых туристов. Причем последних еще и грузили дровами. Инструктора не решались доверять им сложные технические изделия класса «примус», хотя московский «Шмель-2» был весьма простым в обращении и надежным устройством. Но дефицитным.
После развала Союза сложнее перевал не стал. Горы остались какими были. Разрушились только хозяйственные связи даже между соседними колхозами Таджикистана, не говоря уже о сотрудничестве разных республик, ставших суверенными государствами. Но и этого хватило. Плановики исчезли совсем, а отары стали ходить через перевал гораздо реже. Пастухам неохота возиться с ишаками и собаками – и те и другие в некоторых местах испытывают определенные сложности.
Альпинистов Казнок интересует мало. Классифицированных маршрутов на вершины через него нет, а бегать в соседние ущелья на восхождения просто лень: хватает и поближе.
Зато самодеятельные туристы по-прежнему активно используют простейший путь через хребет и как связку в сложных походах, и как определяющее препятствие в простых.
Именно связкой является он и для нас. Пройдя этот отрезок маршрута за полторы недели, мы возвращаемся на Мутные озера. Если строго, то по правилам походы такой сложности должны ходиться не менее чем вчетвером, но строгость соблюдения правил исчезла с приходом демократии. И хотя в принципе я этого не одобряю, но именно сейчас очень удобно. Искать четвертого в столь своеобразное мероприятие – непростая затея.
Дело в том, что ни я, ни Леха, ни даже Надя вовсе не главные участники кампании «Фаны-2012». Главная участница, а также виновница пропуска нами трех последних сезонов в настоящее время находится несколько ниже. Санечке месяц назад исполнилось два года, и она, впервые будучи в горах, с величайшим удовольствием изучает новый для себя мир.
Конечно, даже пресловутый Восточный Казнок новоиспеченной горовосходительнице не по зубам. Точнее, очень даже по зубам, но за спиной у меня или деда. Однако мы не считаем это правильным, да и самой виновнице торжества гораздо больше нравится ходить своими ногами.
Поездка в горы со столь маленьким ребенком требует немного более тщательной подготовки, чем регистрация группы в маршрутно-квалификационной комиссии. Да и ни одна комиссия такую группу не выпустит. Уголовную ответственность с МКК сняли. Но перестраховка бюрократическая никуда не делась. Даже если чиновник – на сто процентов общественник, никаких взяток и благ ему не светит и светить не может, а в свободное от выпуска групп время (то есть кроме двух часов в неделю) он совершенно нормальный человек: какой-нибудь рабочий на заводе, инженер в НИИ или мелкий коммерсант. Но два часа в неделю он чиновник. И все худшие черты этого племени проявляются во всей красе.
Впрочем, считать наше мероприятие спортивным неправильно, а как следствие, регистрация в МКК необязательна. Ух, наша бюрократия! На все случаи жизни есть правила и инструкции, и любую из них можно повернуть куда угодно.
А вот готовиться к подобным мероприятиям надо серьезно, это уже вопрос не бюрократии, а здоровья, а то и жизни всех участников. И в первую очередь ребенка.
Вот и готовились. Поездка планировалась на месяц, меньше не имеет смысла: дети акклиматизируются медленно, а именно период после акклиматизации самый полезный. А больше не позволяла моя работа. Кроме главного действующего лица и нас с Надей в предприятии приняли участие и мои родители, соответственно Санечкины дед и бабушка. Еще совсем не старики, бате только-только полтинник исполнился, они вполне могли (и очень хотели!) следить за внучкой, тем более что опыт хождения с детьми в горы уже имели. Я сам этим опытом и являюсь. Благодаря чему мы рассчитывали немного пошататься и в свое удовольствие.
Леха, мой друг еще со школьной скамьи, присоединился в последнюю минуту. Впервые за пять лет у человека случился отпуск. Искать другую группу времени у него не было, да и со своими всегда приятней.
В итоге Санечка уже три недели живет в лагере и гуляет по окрестностям, иногда радостно встречаясь с родителями, возвращающимися из очередного кольцевого маршрута или с восхождения. Даже сходила с дедой и бабой на Куликалонские озера покушать местной рыбки. Один перевал туда и один обратно. То, что это мероприятие заняло у нее не один день, как пробежал бы я, и даже не два, как справился бы дед, а все девять, никого не расстраивало – всему свое время.
Планировалось, что сегодня ребенка приведут ночевать на Мутные, дабы брошенное дите могло лишний день пообщаться с блудными родителями…
Быстро преодолев остаток пути по заснеженному леднику, бежим по тропе, вьющейся между камнями по гребням огромных моренных валов. Вниз – не вверх, вниз не ходят, а бегают. Тем более когда внизу ждет дочка.
Уже через час выскакиваем к подножию Фагитора, пять минут на обход оконечности последней моренки, и вот они – озера! Окидываю взглядом площадки: где папина оранжевая палатка? Вижу! Туда, к дочке! Страшно соскучился за полторы недели последнего кольца. Надюшка, похоже, еще больше – обгоняет меня, как стоячего, а я ведь почти лечу!
– Олег! Олег! Ты мне нужен!
– Руфина Григорьевна, насколько срочно? Рюкзак снять дадите?
Смеется:
– Рюкзак снять дам. И дочку поцеловать. Но не больше.
Руфина Григорьевна – начальник лагеря. Заодно начальник учебной части. И хозяйка. Все в одном лице. Личность почти легендарная, в свое время входила в десятку лучших альпинисток Союза. В девяностых, когда вся уже развалившаяся страна делила то, что еще не успели растащить, эта маленькая, хрупкая на вид женщина построила альплагерь. Практически одна. Нашла некую фирму с крайне оригинальным названием «Вертикаль», убедила ее вложить деньги, договорилась с таджикскими властями, то ли выкупила, то ли взяла в аренду землю и построила… Ну, не хоромы, конечно, но вполне… Три очень приличных домика формально на четырнадцать (а при желании и на полсотни) человек, пара вагончиков-балков, несколько складских помещений и шикарная столовая (она же клуб), отделанная деревом и украшенная совершенно фантастической резьбой явно ручной работы. Ходят легенды, что в дальнейшем тот же мастер отделывал не то дворец, не то виллу президенту страны.
Лагерь в честь ближайших к нему озер и фирмы-хозяина назвали «Алаудин-Вертикаль». В девяносто восьмом, когда я впервые попал в Фаны, папа, обнаружив в знакомых местах новый лагерь и выслушав его историю, сказал только: «Обалдеть! Просто обалдеть! Это же невозможно в принципе!» С тех пор сюда и ездим. Финансово лагерь с трудом сводит концы с концами. «Вертикаль», так лихо отфинансировавшая строительство и несколько первых сезонов, во время дефолта попала по полной. Главный в фирме, сам бывший альпинист, еле успел переоформить собственность лично на Руфину Григорьевну, после чего отправился на процедуру банкротства, как он выразился, «со спокойной душой». Не знаю, насколько спокойна была его душа в той ситуации, но за лагерь ему поклон нижайший. Ведь не мог не понимать с самого начала, что эта затея никогда не будет приносить прибыль.
А вот Руфина Григорьевна в это верит до сих пор. И борется за жизнь своего детища прямо-таки с юношескими задором и энергией. В семьдесят пять лет такое не каждый сможет. Но все же возраст берет свое, и далеко от лагеря хозяйка уходит редко. То, что она здесь, в двух часах хорошего хода от базы, говорит об очень большой необходимости.
Так что бросаю у палатки рюкзак, чмокаю Санечку в щечку и отправляюсь к начальству. Все равно повозиться с ребенком мне Надюха еще минут десять не даст точно.
Хозяйка ущелья сразу берет быка за рога:
– Олег! У меня две группы клиентов. И их некому вести. Таджики взбунтовались! Требуют повысить оплату, а у меня нет таких денег…
Понятно. Доходы лагеря в основном складываются из оказания услуг альпинистам и спортивным туристам, а это публика автономная, почти все свое. Соответственно и денег с них много не придет. Даже приезд такой вкусной компании, как мы, снимающей целую комнату на месяц, – большой праздник. А это всего лишь тысяча долларов. Одна. Но если удается продать маршрут компании «чайников», решивших посмотреть горы, – совершенно другое дело! Одна группа окупает весь сезон! Вот только редкость это страшная. А тут сразу две! Но их же обслуживать надо. Проводники, носильщики или ишаки. Если иностранцы, то еще и повар. А где их взять? Гидами-проводниками обычно нанимаются альпинисты, у кого есть время. А ишаков или носильщиков на те места, где ишаки не пройдут, можно взять только у местных. Или соответственно самих местных. А таджики в последнее время стали жить лучше и цены норовят поднять. Я даже знаю, кого Руфина Григорьевна в этом обвиняет. Вот, точно:
– Это все Али воду мутит! Я до него доберусь еще!
Что-либо сделать леснику с на удивление редким именем Али она, конечно, не может. Да и вряд ли именно он мутит воду. Тем более что сейчас это совершенно неважно. Пора вернуть разговор в конструктивное русло.
– Руфина Григорьевна! Мы чем можем помочь?
– Ах да! Смотри: одну группу надо провести через Казнок в Искандеркуль. Это я сделаю сама. А вторую на озеро Большое Алло! И потом – тоже в Искандеркуль!
– Через Чимтаргу и Двойной?
– Почему Чимтаргу?
Вечная беда альпинистов – не знают названий перевалов, для них это перемычки на пути к вершине. Похоже, она опять спутала Чимтаргу с Мирали, перевалом с другой стороны от высочайшей вершины Фан. Не то чтобы очень сложным, но клиентам там точно делать нечего. Чимтарга попроще, хотя противная до невероятности: мелкая живая сыпуха (осыпь) с обеих сторон, а на спуске еще и камни летят.
Идти за картой лень, поэтому поворачиваюсь и тыкаю пальцем в направлении седловины. От перевала Чимтарга видна только первая половина подъема, остальное скрыто боковыми склонами вершины. Но куда я показываю – понятно.
– А, правильно. Так проведешь? – выжидающе смотрит на меня Руфина Григорьевна.
– Сколько человек?
– Пять.
– Руфина Григорьевна! Нас двое! Мы просто физически не утащим груз на семерых!
– Тащить не надо. Только дорогу показать. Груз мы сами понесем, – вмешивается сидящий рядом мужик.
Надо понимать, это руководитель клиентов. Внимательно его рассматриваю. Около сорока. Здоровенный, под два метра, на вид достаточно крепкий. Особой мускулатуры не заметно, но если по общему впечатлению судить – медведя заломает.
Да, этот, пожалуй, нести сможет. Если организму кислорода на высоте хватит. Бывают с этим проблемы. В ноль четвертом году ходил с нами Леша Гренадер, гандболист из сборной Украины. До четырех тысяч за троих тащил, и угнаться не могли. А выше – тушка: даже налегке еле плелся. А остальные клиенты каковы?
– Володя, – представляется он. – Можно Потап, позывной это мой. Не беспокойтесь, на Алло пойдут самые сильные. Остальные с Руфиной Григорьевной через Казнок. За них тоже нести никому не придется: сами справятся. У нас если кто не военный, так в отставке недолго, форму еще не потерял.
– Она тоже военная? – с улыбкой киваю на стоящую рядом с Володей девчонку лет двадцати. Нормальная девчонка, ничего против не имею, но не вояка – точно.
Он тоже улыбается:
– Нет, это моя дочка. Второй разряд по альпинизму. Но все может быть.
Конечно, у меня были совершенно другие планы на оставшуюся неделю. Но не помочь «Алаудину» будет свинством. Тем более клиенты сами готовы помогать. За собственные деньги.
– Руфина Григорьевна, можно выйти послезавтра? У меня день рождения завтра.
– А когда в Искандеркуле будем? – уточнил Володя.
– Четыре дня идти. Так что сами считайте.
– Тогда можно. У нас неделя до самолета. Может, и на «ты» сразу перейдем? Не против? Сколько исполняется, кстати?
– Запросто. В горах не выкают. Двадцать семь.
– Поздравляю. С меня подарок.
– Заметано. – Оба смеемся.
– И второе, – обращаюсь уже к хозяйке лагеря, – Руфина Григорьевна! Денег вы нам совать не будете. Все в лагерь.
– Но…
– Иначе не пойдем.
Хозяйка вздыхает:
– Хорошо. Только, Олежек, нельзя ведь так.
– Можно, Руфина Григорьевна, как видите. И вопрос этот больше не поднимаем. – Хозяйка только плечом жмет.
Ну, вот и ладненько. А то потом замучаемся с ней собачиться по поводу впихивания нам этих грошей. Нельзя же быть настолько честной! Ей самой намного нужнее.
– Поговорю с ребятами, но не думаю, что они против. Мы с Надюхой пойдем через Чимтаргу, а Леха вместо вас на Казнок. Думаю, так будет лучше.
– А Леха, он… – не договаривает хозяйка.
– КМС по туризму, – успокаиваю ее. – А на Казнок мы сегодня ходили. Договорились?
Пожимаем друг другу руки и расходимся по лагерям. Готовиться будем завтра. Мы еще, между прочим, не ужинали.