Я просыпаюсь, когда Патрокл ложится в постель. Он старается вести себя тихо, но каким бы бесшумным он ни был, я не из тех, кто когда-то спал крепко. Не в детстве и точно не тогда, когда стал солдатом. Я переворачиваюсь и, обняв его за талию, притягиваю к груди. Утыкаюсь лицом ему в затылок. От него пахнет летней ночью… и парфюмом.
Я открываю глаза. Еще темно. На часах три утра.
– Ты рано вернулся.
– Да. – Он так напряжен, что напоминает бетонный блок. Что-то случилось. Что-то такое, о чем он не хочет говорить.
Но со мной такое не прокатит.
– Патрокл. – Я прижимаю его к матрасу. – Выкладывай.
В темноте плохо видно выражение его лица, но мне это и не нужно. Я знаю его так хорошо, как самого себя. Ощущаю чувство вины, волнами исходящее от него, хотя в этом нет смысла. Ничто из того, что он мог сделать сегодня вечером, не должно вызывать у него вину. У нас не так все устроено.
Наконец он делает глубокий вдох.
– Елена Касиос выдвинула свою кандидатуру.
– Что?!
– Да.
Я качаю головой.
– О чем она, черт возьми, думает? Она пострадает, это разозлит Зевса и Афродиту и в итоге усложнит жизнь новому Аресу.
Мне.
– Я когда-то знал ее.
Это так меня шокирует, что я сажусь.
– О чем ты говоришь? Ты не знаешь Елену Касиос.
– Знал. – Он произносит это так, словно исповедуется. – В детстве мы ходили в одну школу, пока моя семья не переехала из центральной части города. Мы были… друзьями.
Он ни разу не упоминал об этом за все время, что я его знаю. Понимаю, что должен видеть в этом доказательство, что теперь она для него ничего не значит, но могу сосредоточиться лишь на том, что чего-то не знаю о Патрокле. Я тру лицо ладонью.
– Значит, когда-то давно ты знал Елену Касиос, и она выдвинула свою кандидатуру. – Этого недостаточно, чтобы вызвать у него такое чувство вины. – Что еще случилось?
– Она… – Он прокашливается. – Почти уверен, что она ко мне клеилась.
На Патрокла постоянно вешаются. Он сексуальный, обладает телом солдата и чертовски умен. Любой, кто проговорит с ним хотя бы десять секунд, поймет, что он сокровище. Чаще всего он даже не замечает, как к нему пристают. А когда замечает, то вежливо отстраняется. Очень редко кто-то интересует его настолько, что он позволяет себя соблазнить и еще реже после этого ведет себя подобным образом. Уверен, такого раньше не случалось.
Мне это не нравится.
И точно не нравится, какие чувства у меня это вызывает.
– Как? – Я не собирался задавать этот вопрос. Это слово падает между нами, словно брошенная перчатка, слишком весомое для трех маленьких букв.
Патрокл напрягается.
– Что?
Я встаю с кровати и нетерпеливо машу ему.
– Покажи мне как.
– Ахиллес… – Он неохотно встает передо мной. Он обнажен и возбужден, и это не должно меня злить, но в этой ситуации все необычно. Патрокл вздыхает.
– Зачем ты это делаешь?
– Хочу знать. – Говорю жестко, но ничего не могу с собой поделать.
Я видел Елену Касиос. Черт, даже разговаривал с ней пару раз, хотя ее вызывающе жизнерадостная манера поведения раздражает меня. Она, несомненно, самая красивая женщина в Олимпе. Она красива настолько, что в ее присутствии можно забыться и поступить вопреки собственным интересам. Настолько, что может разжигать войны и разрушать отношения.
Я не позволю ей разрушить наши. Плевать, что она положила глаз на Патрокла. Она его не получит. Он мой.
Патрокл вздыхает.
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
– С каких пор мы что-то друг от друга скрываем?
– Ничего не было, Ахиллес. Не понимаю, почему ты ревнуешь.
Ревность. Вот что это за чувство. Оно меня злит. Мне хочется выжечь его огнем. Однако справиться с эмоциями не так легко. Я подхожу ближе к Патроклу, достаточно близко, чтобы ощутить жар, исходящий от его тела.
– Она стояла так же близко?
Он чертыхается.
– Ладно. Давай сделаем это. – Патрокл берет мою руку и кладет себе на плечо. – Она оперлась на меня, чтобы надеть туфли.
Надеть туфли?
Я не успеваю задать вопрос, потому что он крепче сжимает мое запястье и проводит моей ладонью по своей груди.
– А потом она сделала вот так. На этом все. Ты ведешь себя глупо.
Его защитная реакция говорит больше, чем возражения. Патрокл никогда не включает защитную реакцию.
– Ты хотел трахнуть ее.
Он возмущается, и этого мне достаточно. Я провожу костяшками пальцев по его животу и обхватываю его возбужденный член. Он возбужден из-за меня? Из-за нее? Внутри меня пробуждается что-то мерзкое. Я грубо двигаю рукой.
– Она великолепна.
– Будто в Олимпе кто-то еще не знает об этом. – Его дыхание становится прерывистым, пока я продолжаю его поглаживать. – Ахиллес, идем в постель.
Я останавливаюсь.
– Патрокл. – Больше ничего не нужно говорить. Он знает меня так же хорошо, как знаю его я. Он знает, чего я хочу.
Он сжимает мои волосы и прижимается лбом к моему лбу.
– Тебя это не осчастливит.
– А вдруг.
Он издает смешок, хотя звучит это вымученно.
– Ладно. Да, я хотел ее трахнуть. Если бы ей не было суждено стать твоей женой, я бы, возможно, принял ее предложение.
Моей женой.
Я еще не думал о жене, которую получу вместе с титулом. Но в этот момент невозможно не дать волю воображению и не представить, какой могла бы быть первая брачная ночь с Еленой Касиос. Да, она избалованная девица, но я не способен относиться к ней с безразличием. Не думаю, что такие вообще есть среди живущих. Она бы устроила настоящий пожар в спальне. Не знаю, откуда мне это известно, но уверен в этом.
Патрокл целует меня. А может, я целую его. Неважно. Мы пятимся к кровати. Он сжимает мои волосы, гладит меня по спине, обхватывает ладонями ягодицы и сильнее прижимает меня к себе. Невозможно отрицать, в чем причина его безумия, и мы оба это знаем.
Он опускается на колени, и я едва успеваю потянуться к нему, как он обхватывает губами мой член.
– Черт. – Иногда, когда он отсасывает мне, то немного дразнит, мучает медленным скольжением рта и умелого языка, пока у меня не заканчивается терпение, и тогда я бросаю его на кровать и трахаю.
Но сегодня он отсасывает мне иначе. Берет глубоко в рот, пока не касается губами основания. Долгий миг смотрю на него, но Патрокл закрыл глаза. Он двигается с такой решимостью, что у меня напрягаются яйца. Будто он хочет от чего-то сбежать. Будто пытается доказать что-то.
– Ты отсасываешь мне так, словно за что-то извиняешься. – Я запрокидываю голову и закрываю глаза. – Ты прощен, Патрокл. – Он прав. Он не сделал ничего плохого. Не знаю, почему так реагирую, но понимаю, что это чушь собачья. Его стон в ответ на мои слова только это подтверждает. Он любит меня так же сильно, как я его. Он будет стараться не подвергать наши отношения опасности.
Я верю в это. Правда.
По большей части.
Но на этот раз я не опрокидываю его на кровать. Позволяю ему нести наказание, которого он не заслуживает, потому что знаю, это поможет ему почувствовать себя лучше. Каждое его движение по моему члену ослабляет мою ревность. Не имеет значения, что Патрокл хочет Елену. Черт, я сам ее хочу. Важнее всего, что он здесь со мной.
Я сильнее сжимаю его волосы.
– Сейчас кончу.
В ответ он протягивает руку и обхватывает мои яйца. Он знает, что мне нравится, и что подарит самый сильный оргазм. Я чертыхаюсь и кончаю так сильно, что подкашиваются колени. Патрокл не прекращает сосать. Даже когда мне приходится схватиться за край кровати, чтобы не упасть на пол. Только тогда он отпускает мой член и целует головку.
– Прости.
– Тебе не за что извиняться.
– Мне так не кажется.
Оседаю на пол рядом с ним и прислоняюсь к кровати.
– Я перегнул палку.
– Может, немного.
– Точно перегнул. – Хотя оргазм затуманил мои мысли, ревность никуда не делась. В Олимпе есть множество людей, которых Патрокл мог трахнуть, и я не стал бы об этом задумываться. Но Елена?
Она – совсем другое дело.
– И ты меня прости. – Я протягиваю ладонь. – Плюнь.
– Черт, Ахиллес… – Но он подчиняется. Всегда подчиняется. Патрокл плюет мне в ладонь и наблюдает, как обхватываю его член и начинаю лениво поглаживать. У него такое выражение лица, будто он не может поверить, что я к нему прикасаюсь. Он всегда так реагирует. Мы спим с ним уже около десяти лет, с тех самых пор, как наша дружба завершилась неуклюжими прикосновениями рук и беспорядочными поцелуями, когда нам исполнилось по двадцать.
– Я заглажу свою вину.
– Да ну? – Он слегка улыбается. Но напряжение, сковавшее его плечи, рассеивается. Он опирается на кровать и запрокидывает голову, обнажая горло.
– Да. – Я целую его в шею, не переставая ему дрочить. Мне приятно чувствовать его в своей руке, приятно, как он притягивает меня для грубого поцелуя. Я мог бы и так довести его до оргазма. Делал это уже множество раз. Но этого недостаточно.
Я разрываю поцелуй, не обращая внимания на его возражения, веду губами по его груди и животу, а потом беру его член в рот. Судя по подрагиванию его бедер, он скоро кончит, что меня вполне устраивает. Сегодня я заинтересован в том, чтобы дразнить его не больше, чем он. Я жестко отсасываю ему.
– Твою мать, Ахиллес. Я… – Он не успевает ответить, во всяком случае словами. Он кончает мне в рот, и я со стоном глотаю все до последней капли. Не останавливаюсь. Черт, не останавливаюсь, пока он не тянет меня за волосы, оттаскивая от члена. – Проклятье.
Я быстро целую его в губы.
– Видишь. Не о чем беспокоиться.
– Никогда не говорил, что есть о чем беспокоиться. – Теперь в его голосе слышится улыбка. – Но я извинился, а ты весьма успешно обозначил свои претензии.
– Да. – Улыбаюсь, совершенно не раскаиваясь. – А теперь в кровать.
– В кровать, – соглашается он.
Мы чистим зубы, умываемся и возвращаемся в постель. Когда я прижимаю его к себе, он расслабленный и сонный. Но он все тот же Патрокл. Думаю, единственный способ отключить его мозг – это трахать Патрокла до потери сознания. Один оргазм едва замедляет его мысли.
Я не удивлен, когда он проводит пальцами по моему предплечью и говорит:
– Я пытался отговорить ее от участия в состязании.
– Не сомневаюсь. – Притягиваю его ближе. – Я так понимаю, все прошло хорошо.
– Нисколько, – вздыхает он. – Это все усложнит.
Обнимаю его крепче, будто могу удержать рядом с собой одной только силой.
– Не усложнит ничего. Мне плевать, что она приставала к тебе. Она под запретом.
– Знаю. – Его голос звучит сухо. – Я говорил о состязании. Когда награда сама борется за титул, это… хаос.
– О, верно. – Закрываю глаза. – Что бы ни случилось, мы что-нибудь придумаем.
– Всегда такой уверенный. – Он берет мою руку и целует запястье. – Но ты прав. Этого недостаточно, чтобы по-настоящему повлиять на положение вещей. Какой бы ни была Елена, она не воин. У нее нет ни единого шанса против тебя.
В точку.
Не на арене. И не с моим мужчиной.