Порочная слабость

Глава 4

Моя жизнь изменилась. Меня лишили телефона и интернета. Запрет распространялся и на звонки маме.

– Она знает, где ты, – коротко отвечал Кирпич на любые мои уговоры вернуть мобильный.

Я понимала, что мужчина бесится потому, что вынужден исполнять роль моей няньки. И это радовало. Хоть кому-то в этой крепости из бетона и стекла приходилось так же туго, как и мне. И я не собиралась скрашивать Кирпичу часы работы. Наоборот, всеми силами старалась ее усложнить.

– Я не могу сидеть взаперти без свежего воздуха! – упрямо повторяла я. – Даже заключенным полагаются прогулки!

– Гуляй, кто же держит! – мотнул головой Кирпич в сторону зашторенных окон.

Я точно знала, что за плотной тканью скрывается дверь – выход на террасу. И я бы ни за какие богатства Вселенной не решилась бы переступить этот порог.

– Я боюсь высоты, – поджала я губы.

Кирпич бросил на меня равнодушный взгляд, словно говорил: а мне какое дело? И вернулся к своему занятию. Мой тюремщик разбирал и собирал свой пистолет.

Я устроилась напротив, плюхнулась в мягкое кресло и обратила все свое внимание на мужчину.

С тех пор, как меня притащили в дом Заверина, Кирпич был моей единственной связью с внешним миром. Мужчина приносил еду из ресторана, продукты из магазина, сменную одежду, даже средства личной гигиены.

Кирпич был моим единственным собеседником. И это сводило с ума. Ведь из мордоворота невозможно было вытянуть ни слова. Кажется, он вообще не любил разговаривать.

– Так почему тебя зовут Шмелем? – не унималась я.

Вот уже две недели этот вопрос, наряду с кучей других, не давал мне покоя. Обычно прозвищами наделяют по фамилии. Какова вероятность того, что фамилия Шмеля – Шмелев, Шмелевский, Шемелев?

Поскольку других занятий у меня не было, решила продолжить доставать Кирпича.

– Шмелев? Шмельский? – начала я перечислять, наблюдая за реакцией мужчины.

Молчание в ответ.

– А давай на спор? – вдруг предложила я. – Кто быстрее разберет и соберет твой пистолет. Если выиграю я, то ты мне расскажешь о себе. А если ты, то…

– То ты молча поешь и свалишь к себе. И еще неделю будешь там торчать! – все же нервы у Кирпича не были железными. Ну, или я просто его достала. Я такая, да, я могу.

– Идет! – заулыбалась я. Хоть какое-то развлечение, а не бесполезное ожидание и неизвестность.

Кирпич вынул сотовый телефон из кармана, отыскал функцию секундомера и взглянул на меня. Тяжелый ПМ с приглушенным стуком лег на стеклянную столешницу, заблаговременно накрытую клеенкой. Становилось понятно, что мой охранник не первый раз занимается чисткой своего пистолета.

Я понимала, что оружие не заряжено, но шальные и дьявольские мысли взорвали мою голову.

Одним молниеносным движением я подхватила пистолет и направила его на мужчину.

Кирпич ощутимо напрягся. А я улыбалась. Да что там, я с трудом сдерживала смех!

– Сейчас я тебе врежу! – пригрозил Кирпич, а я в ответ подмигнула.

– Жми на «старт», уважаемый Кирпич! – хохотнула я и уточнила: – Неполная разборка?

Мужчина поднял брови вверх, молча щелкнул пальцем по зеленой кнопке. Отчет пошел.

Пистолет ожил в моих руках. Пальцы умело двигались, буквально порхали над опасным и смертоносным оружием, вынимали все детали и ровненько укладывали их на чистую поверхность стола.

Порядок действий был заучен мною наизусть: извлечь магазин, проверить патронник, отделить затвор, снять возвратную пружину.

– Готово! – широко улыбнулась я.

Кирпич присвистнул, щелкнул пальцем по кнопке остановки времени.

– Обратно можешь? – с сомнением уточнил охранник.

– Легко! – улыбнулась я и за шесть с половиной секунд выполнила сборку пистолета. – У меня очень ловкие и сильные пальцы!

Я протянула Кирпичу его оружие и пошевелила пальцами в воздухе, словно подтверждала свое заявление, прозвучавшее секунду назад.

– Твоя очередь? – галантно предложила я.

– Пчелкин, – подумав, произнес Кирпич.

Мужчина не торопился еще раз разбирать свое оружие, а телефон спрятал в карман.

– Пчелкин? – хохотнула я и на всякий случай уточнила: – Твоя фамилия Пчелкин? То есть у тебя в паспорте так и записано: Пчелкин?

– Вячеслав Пчелкин, – насупился Кирпич.

– Не верю! Тебя не могут звать Славой Пчелкиным! – уже во весь голос хохотала я.

– Меня и не зовут, – обиделся Кирпич.

Мужчина встал с дивана, убрал пистолет в наплечную кобуру и направился в сторону кухни.

– Славик, ну не обижайся! – поскакала следом я, а потом тишину пентхауза все же взорвал звук моего дикого хохота, – Пчелкин! Славик Пчелкин!

– Да зови уже Кирпичом! Достала, блин! – пророкотал Славик.

Мой тюремщик ковырялся в холодильнике и что-то негромко бормотал. Я примерно представляла содержание беседы уважаемого Кирпича Пчелкина с самим собой.

– Я тоже буду! – кивнула на аппетитный бутерброд, который Славик сооружал на тарелке из продуктов, добытых в холодильнике. – Кстати, а парни в курсе, что ты у нас Пчелкин?

– Послушай, мелочь пузатая, ты сейчас довякаешься и пойдешь гулять! – пригрозил Кирпич.

Взгляд жутковатых глаз был весьма решительным и угрожающим. Я провела пальцами по рту, «закрывая» их на замок. Мол, я – могила. Кирпич вздохнул, однако вынул вторую тарелку. Хорошо, что морить меня голодом никто не планировал.

Жаль, что за порог пока не выпускают. Я бы с радостью прогулялась по твердой земле. Эта башня, в которой меня заперли, бесила и раздражала. Кажется, я больше не вынесу заточения. Пора искать выход наружу. И, желательно, не через окно.

Девчонка, скорее всего, уже спала. И без доклада Шмеля я знал, что в это время она спит, закрывшись в комнате.

– Лех, там… – начал Славик, но я лишь мотнул головой, отпуская Шмеля со своего «поста».

Славик кивнул и свалил до утра. И тупому понятно, что нынешние обязанности Шмелю не нравились. Ему не улыбалось нянчить девчонку. Но с приказом Шмель не спорил.

Спать хотелось жутко. Да и плечо ныло, точно кто-то невидимой рукой поковырялся в костях, пробитых пулей несколько лет назад. Боль началась еще в обед, и я тогда же стал глушить ее единственным эффективным способом.

В моей крови сейчас плескался почти литр виски. Еще немного, и я спокойно выключусь. Но на кухне горел свет. А в баре имелся отличный алкоголь. И я пошел именно туда, полетел, как долбаный мотылек на луч фонаря.

Я ошибся. Девчонка смотрела телек. Руки устроила на столе, уперлась подбородком в ладони.

Увидел, как резко выпрямилась ее спина, а плечи расправились, точно она проглотила грабли. Значит, услышала мои шаги.

Присутствие девчонки на моей личной территории не волновало. За те недели, что она провела под крышей моей берлоги, я не слышал от нее нытья. Да и жалоб от Шмеля не поступало. Но рано или поздно и ее терпение должно бы закончиться.

– Добрый… – хрипло произнесла Аделина, прочистила горло и добавила, – вечер, Алексей Сергеевич.

– Ночь, – ответил я, плеснул в стакан вискаря и залпом проглотил.

Затылком чувствовал ее взгляд. И, кажется, сейчас было самое хреновое время для разговоров.

Почему? Да потому, что бабы у меня не было две недели. С тех пор как дочка Шаха мелькнула на горизонте и обосновалась в спальне через стену от меня.

И если еще вчера я тупо списывал все на нехватку времени, то сейчас, скользя взглядом по ее телу, едва прикрытому тонкой футболкой, отчетливо понимал: хочу только ее. С той минуты, как увидел почти голую, завернутую в полотенце, с крупными каплями воды по всему телу. Я представлял свои руки на ее юном теле. И чувствовал, как вязну в похоти и желании обладать этой хрупкой, но дерзкой девчонкой-женщиной.

– Алексей Сергеевич, а вы долго планируете держать меня взаперти? – нахмурилась Лина.

Оставил ее вопрос без ответа. Любой другой уже лишился бы зубов за такую смелость. Но девчонка даже и не подозревала об этой своей привилегии.

Я медленно поставил пустой стакан на стол.

Что ей сказать?

Что запру ее, пока Шах не просечет, кто именно и за какие проступки открыл охоту на него?

Что буду держать ее в своей башне, как чертов дракон, пока сам Шах не явится?

Или рассказать ей о том, что от вида острых плеч, обтянутых тканью футболки, у меня рубит крышу, как у пацана-малолетки?

Или о том, что совсем скоро я намерен трахать ее на постоянной основе, пока из головы не выветрятся все мысли о ней?

– Все зависит от того, на что ты пойдешь ради своей свободы, – ответил нейтрально.

– Напомню, что я сама появилась у вас. Не скрывалась и не пряталась, – прищурилась Аделина.

– И что? Думаешь, это как-то сгладит тот факт, что ты дочь моего врага? – усмехнулся я.

Пришлось подойти ближе. Девчонка смотрела на меня слишком бесстрашно, словно считала, что я не трону ее.

А зря!

Выбросил руку вперед, перехватил за затылок, понукая подняться на ноги.

– Я тебе говорил, Аделина Шахова, – намеренно подчеркнул ее фамилию, смотрел в ее распахнутые глаза и сильнее стягивал волосы в кулак, – Ты – моя собственность! Твоя жизнь принадлежит мне. Забыла?

– Вы не посмеете! – прошипела Лина дикой кошкой.

И глазом не повел. Лишь ближе притянул ее хрупкое тело к себе. Одной рукой она пыталась разжать мои пальцы, а второй уперлась мне в грудь.

Наивная. Думает, остановит? Да хрен там!

– И что меня остановит, Аделина Шахова? – пробормотал я, пожирая взглядом распахнутые в страхе глаза, приоткрытые губы, жилку на шее, отбивающую дикий ритм пульса.

– Это! – выдохнула Лина.

Я медленно опустил взгляд ниже. Рука, которая только что упиралась в мою грудину, теперь сжимала ствол «пушки».

Девчонка умудрилась вытащить пистолет из кобуры, да так, что я и не прочухал.

– Выстрелишь? – с сомнением уточнил я.

– Легко! – прищурилась она и щелкнула предохранителем.

Ствол пистолета заскользил по рубашке и замер в том самом месте, где на теле уже имелось пулевое отверстие. Я впился взглядом в ее дикие глаза. Бездонные омуты с кучей безумных чертей. Вот такие у нее глаза.

– Даже не буду считать до трех, – пригрозила она на выдохе.

Рука крепко запуталась в длинных прядях.

Огонь-девочка! Такая, что и подохнуть можно.

Да пошло оно все к чертям!

Перехватив запястье, я рванул ее на себя, впился в приоткрытые губы. И плевать, что привкус алкоголя смешивался со вкусом крови. Девчонка укусила меня. Цапнула так, что член свело от острой необходимости оказаться внутри ее тела.

– Пустите меня! Вы пьяны! – сквозь взрыв адреналина, замешанного на кайфе, разобрал я.

Лина не царапалась, даже перестала вырываться. Стояла неподвижно, позволяла шарить руками по гибкому телу, а ртом – вжиматься в кожу на шее и плечах.

Я умудрился сдернуть с нее футболку. Пистолет уже выпал из ее рук. И бесноватые черти поутихли в ее глазах.

Слишком покорная. Ненастоящая. Не она.

– Твою мать! – выдохнул я, с силой впиваясь пальцами в стол.

Я, млять, едва не взял девчонку силой. В точности, как предпочитает ее папаша Шах! Твою же мать!

– Запрись у себя! – скомандовал я, отворачиваясь от нее.

Слышал ее торопливые шаги. Тихий стук закрывающейся двери послужил таймером для моего мозга.

И я не успокоился, пока каждый гребаный стул не оказался разбитым в щепки, как и вся посуда.

Кожа на ладонях полопалась и кровоточила, плечо ныло настолько, что и шевелиться не хотелось. Да и сил не было.

С трудом доплелся до своей спальни. Рухнул на кровать, не раздеваясь. Да так и вырубился до самого утра.

А вместо будильника прилетел Шмель с «радостной» новостью.

– Лина исчезла! Девчонка свистнула ключ и испарилась! Только что по камерам проверили, парни засекли ее на парковке примерно в полночь. Шеф, реально, она мой дубликат ключа в руки не брала! Хрен понять, как так получилось!

– Млять! – пробормотал я.

Даже не нужно лезть в карман, чтобы убедиться: ключа нет.

– Мелкая воровка! – прошипел я.

Мгновенно все встало на свои места. Ее неожиданная покорность, убитая горем мордашка – всего лишь игра. Холодный расчет на то, чтобы я отвлекся и не почуял, как она роется в моих карманах. Вот же хитрая девка!