Порог между мирами

Глава 3

Речь Джима Брискина, записанная днем и переданная ночью через спутник ЛРП, явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения Солсбери Хайма. И потому, выкроив свободный часок, он поймал реактивное такси и отправился искать утешения на спутник «Золотые врата».

«Пусть Джим болтает что хочет насчет этой дурацкой программы Бруно Мини, – думал он, удобно устроившись на заднем сиденье реактивного такси и радуясь, что может хоть немного расслабиться. – Пускай сам себе перережет глотку. По крайней мере, я не собираюсь в этом участвовать. Вообще у меня порой возникает желание еще до выборов перейти в КДП».

Билл Шварц, несомненно, охотно принял бы его в свою партию. Хайму были известны настроения оппозиции. Шварц в свое время осторожно дал понять, что идея Хайма разделить с ним власть могла бы ему понравиться. Однако Хайм пока не чувствовал себя готовым к подобному шагу.

По крайней мере, до сегодняшнего дня. Но после сюрприза, который преподнес ему Джим Брискин, да еще в такой ситуации, когда у партии полно и других проблем… кто знает?

Из последних опросов следовало, что Брискин продолжает отставать от Шварца. Несмотря на то что ему обеспечены голоса цветных, в том числе пуэрториканцев с Восточного побережья и мексиканцев с запада, это еще не обещало бесспорной победы. А почему Брискин отставал? Потому что все белые пойдут к урнам, в то время как явка цветных в день выборов составит лишь около шестидесяти процентов. Притом, как это ни странно, большинство относятся к Джиму равнодушно. Возможно, они считают – а он слышал подобные разговоры, – что Джим продался системе власти белых. Так что даже цветные не признают Брискина своим лидером, и в каком-то смысле они правы.

И все потому, что Джим Брискин представляет интересы как белых, так и цветных.

– Приехали, сэр, – сообщил темнокожий таксист.

Машина замедлила ход и остановилась на посадочной площадке, контурами напоминавшей женскую грудь, в десятке ярдов от розового соска, служившего местным маяком.

– Вы руководитель кампании Джима Брискина? – обернувшись, спросил водитель. – Я вас узнал. Послушайте, мистер Хайм, Брискин ведь не продался, правда? Многие так считают, но он не мог бы предать, я знаю.

– Джим Брискин, – ответил Хайм, ища бумажник, – никому не продался. И никогда этого не сделает. Можешь сказать это своим приятелям.

Он расплатился, чувствуя себя крайне отвратительно.

– Но это правда, что…

– Да, он сотрудничает с белыми. Например, со мной. И что с того? Может быть, белые должны вообще исчезнуть с лица земли, если Брискина выберут? Этого всем вам хочется? Ну так вот: не дождетесь.

– Кажется, я понимаю, о чем вы, – кивнул водитель. – Вы считаете, что Брискин думает обо всех, так? Он принимает близко к сердцу как проблемы белого меньшинства, так и цветного большинства. Он хочет защищать всех, даже вас, белых.

– Вот именно, – подтвердил Солсбери Хайм, открывая дверцу такси. – Даже нас, белых, как ты выразился.

«Да, даже нас. Ибо мы этого заслуживаем», – подумал он, сходя на тротуар.

– Здравствуйте, мистер Хайм, – приветствовал его мелодичный женский голос.

Хайм обернулся.

– Фисба! – обрадовался он. – Как дела?

– Рада, что ты не остаешься на Земле лишь потому, что твой кандидат нас не одобряет, – сказала Фисба Ольт, подняв окрашенные в зеленый цвет брови так, что они образовали дугу над глазами. На узком лице Фисбы поблескивали бесчисленные светящиеся точки, вживленные под кожу. Их сияние окружало ее аурой потусторонности и создавало образ непрерывно обновляющейся красоты. Фисба действительно не раз «реставрировала» себя за последние несколько десятилетий. Изящная и хрупкая, она теребила кисти расшитой драгоценными камнями шали, которая прикрывала ее обнаженные плечи. Она оделась так специально для встречи с Хаймом.

Сол был благодарен ей за это. Она очень ему нравилась, и уже давно.

– Почему ты считаешь, что Джим Брискин против вас? – уклончиво спросил он. – Разве он когда-либо высказывался на эту тему?

Насколько он знал, взгляды Джима относительно «Золотых врат» не являлись достоянием гласности. По крайней мере, он пытался их скрывать.

– Мы все знаем, Сол, – ответила Фисба. – Думаю, тебе стоит поговорить с Джорджем-Уолтом; они внизу, в кабинете на уровне С. Они хотят кое-что тебе сказать. Я слышала, как они это обсуждали.

– Я прилетел сюда не затем, чтобы… – устало возразил Сол.

Но – к чему спорить? Если владельцы «Золотых врат» желают его видеть, то лучше подчиниться их воле.

– Ладно, – сказал он и двинулся следом за Фисбой в сторону лифта.

Разговор с Джорджем-Уолтом каждый раз оказывался для Хайма мучительным, несмотря на все его старания этого избежать. Хозяева «Золотых врат», будучи физически неполноценными, тем не менее обладали огромной экономической властью в обществе. Спутник «Золотые врата» был, по слухам, лишь одним из их владений, разбросанных по всей финансовой карте современного мира. Джордж-Уолт был близнецами-мутантами, соединенными у основания черепа таким образом, что одна голова служила двум телам. Насколько помнил Хайм, за личность Джорджа отвечало одно из мозговых полушарий – правое. Личность же Уолта определяли процессы в другом полушарии. При этом обе личности различались взглядами и потребностями, и каждая имела отдельный глаз для созерцания внешнего мира.

Когда двери лифта открылись на уровне С, Сола остановил стюард в форме, исполнявший функции охранника.

– Мистер Джордж-Уолт хотят меня видеть, – сказал Сол. – Так мне сообщила мисс Ольт.

– Прошу вас, мистер Хайм. – Стюард уважительно коснулся фуражки и повел гостя по тихому, устланному ковром коридору.

Сола провели в огромный зал, где на диване сидели Джордж-Уолт. Оба тела одновременно встали. Общая голова, принадлежащая двум отдельным личностям, приветственно кивнула, губы изогнулись в улыбке. Один глаз – левый – пристально глядел на вошедшего, второй беспокойно блуждал, словно наблюдая за всем сразу.

Голова на двух сросшихся шеях была несколько откинута назад, потому что Джордж-Уолт пытались окинуть взглядом каждого, с кем разговаривали. Размеры головы, так же как и обоих тел, ничем не отличались от нормы. На левом теле – Сол не мог бы сказать с уверенностью, Джордж это или Уолт, – была одежда попроще: хлопчатобумажная рубашка, широкие штаны и сандалии; правое же тело было облачено в однотонный костюм с галстуком и серую жилетку на пуговицах, руки его были глубоко засунуты в карманы брюк – все это давало правой фигуре определенную солидность. Казалось, что она намного старше своей левой половины-близнеца.

– Это Джордж, – приятным голосом произнесла голова. – Как дела, Сол Хайм? Рад тебя видеть.

Левое тело протянуло руку. Сол подошел и осторожно ее пожал. Уолт же не счел нужным обмениваться рукопожатиями. Руки его оставались в карманах.

– Это Уолт, – сказала голова, на сей раз не столь дружелюбно. – Мы хотели бы поговорить о твоем кандидате, Хайм. Сядь, выпей. Что предпочитаешь?

Оба тела подошли к серванту, в котором был устроен изысканный бар. Руки Уолта открывали бутылку бурбона, в то время как Джордж ловко смешивал сахар и воду с горькой настойкой на дне стакана. Приготовив напиток, они вернулись к Солу.

– Спасибо. – Хайм взял у них стакан.

– Это Уолт, – обратилась к нему голова. – Мы знаем, что, если Джим Брискин будет избран, он поручит своему генеральному прокурору найти способ закрыть спутник. Это так?

Оба глаза одновременно пронзали его взглядом.

– Не знаю, с чего вы это взяли, – спокойно ответил Сол.

– Это Уолт, – сказала голова. – Утечка информации, потому и знаем. Ты понимаешь, что это значит? Нам придется теперь поддерживать Шварца. А ведь тебе известно, сколько передач отсюда ежедневно идет на Землю.

Сол вздохнул. «Золотые врата» поддерживали постоянный поток низкопробных шоу, лившийся по общедоступным каналам. Эти шоу смотрел почти каждый житель страны, они, особенно массовая оргия со знаменитым выступлением самой Фисбы, в котором она демонстрировала работу своих мышц, сокращавшихся и расслаблявшихся в двадцати направлениях одновременно и выкрашенных в четыре цвета, были приманкой, обеспечивавшей всю деятельность спутника. Но ведущие этих шоу без особого труда могли и склонить избирателя на сторону противника Брискина.

Сол Хайм опорожнил стакан.

– Можете сколько угодно науськивать своих шоуменов против Джима. Так или иначе, мы выиграем выборы, а тогда, будьте уверены, Брискин прикажет вас прикрыть. Лично гарантирую вам это прямо сейчас.

На лице Джорджа-Уолта отразилось беспокойство.

– Грязная и-игра, – заикаясь, произнесла голова.

Сол пожал плечами.

– Я лишь защищаю интересы своего клиента, которому вы угрожаете. Вы первые начали.

– Это Джордж. Вот что мы должны сделать. Послушай, Уолт. Устроим так, чтобы Джим Брискин появился в «Золотых вратах» и его публично сфотографировали, – заявила голова, а затем самодовольно добавила: – Неплохая идея, а, Сол? Брискин приезжает сюда и посещает одну из девушек. Репортеров мы предупредим. Это положительно повлияет на его имидж, всем станет ясно, что он нормальный мужик, а не баба. Так что от этого вы только выиграете. А потом он произнесет в наш адрес несколько комплиментов. Впрочем, это не обязательно. Он мог бы, например, сказать, что национальные интересы требуют…

– Он никогда на это не согласится, – заявил Сол. – Скорее проиграет выборы.

– Мы дадим ему любую девушку, какую он только пожелает, – жалобно проговорила голова. – Господи, у нас их пять тысяч!

– Увы, – ответил Сол Хайм. – Если бы вы предложили такое мне, я бы ни секунды не колебался. Но не Джим. Он старомодный пуританин, реликт двадцатого века.

– Или даже девятнадцатого, – язвительно заметила голова.

– Можете говорить что хотите, – кивнул Сол. – С Джимом это не пройдет. У него свои принципы. Он утверждает, что деятельность спутника аморальна. Все здесь происходит тупо и механически, без каких-либо человеческих чувств – бум, бум, бум. Автоматизированный комплекс услуг. Мне это не мешает, как, впрочем, и большинству людей, – просто экономия времени. Джиму, однако, подобное не нравится, поскольку он сентиментален.

Две правые руки поднялись в угрожающем жесте, голова же громко заявила:

– К черту все! Мы тут настолько сентиментальны, что дальше некуда. В каждой комнате играет музыка, девушки должны обращаться к гостю исключительно по имени – и никак иначе! Чего еще надо? – вопил писклявый голос. – Чего? Брачная церемония до и процедура развода после, чтобы все было законно, – так, что ли? А может, мы должны учить девушек вышивать крестиком, а ты будешь платить лишь за то, чтобы увидеть слегка приоткрытую лодыжку? Послушай, Сол. – Голос зазвучал тише, в нем послышались зловещие нотки. – Послушай, Хайм. Мы знаем, как дела делаются. Не вмешивайся в наши, а мы оставим в покое твои. С сегодняшнего дня наши ведущие будут включать Шварца во время каждой передачи на Землю, в самой середине знаменитого главного номера, когда девушки… ну, ты знаешь. Да, именно эту часть передачи я имею в виду. Мы организуем настоящую кампанию. Мы обеспечим переизбрание Биллу Шварцу. А этот цветной зануда потерпит сокрушительное поражение.

Сол не произнес в ответ ни слова. В большом, устланном коврами кабинете царила абсолютная тишина.

– Ничего не скажешь, Сол? Так и собираешься сидеть?

– Я приехал сюда к девушке, которая мне нравится, – ответил Сол. – Ее зовут Спарки Риверс. Я хотел бы ее увидеть. – Он чувствовал себя совершенно измотанным. – Она не такая, как остальные… По крайней мере, те, с которыми я был, – пробормотал он, потирая лоб. – Нет, сейчас я слишком устал. Я передумал. Ухожу.

– Если она настолько хороша, как ты говоришь, то тебе вовсе не придется тратить силы, – рассмеялась голова, довольная своей шуткой. – Вызови сюда шлюшку по имени Спарки Риверс, – бросила она в микрофон; одновременно рука нажала кнопку на столе.

Сол Хайм устало кивнул. Возможно, мутант прав. К тому же именно за этим Сол сюда и прилетел – за древним испытанным средством.

– Ты слишком много работаешь, – участливо проговорила голова. – В чем проблема, Сол? Проигрываешь? Тебе и впрямь нужна наша помощь.

– Помощь, шпомощь, – издевательски передразнил Сол. – Мне нужно шесть недель отдыха, и притом не в «Золотых вратах». Сесть в такси и отправиться в Африку – охотиться на пауков, или что там сейчас модно.

Из-за всех своих проблем он основательно отстал от жизни.

– Большие пауки-копатели давно никого не интересуют, – сообщила голова. – Теперь снова охотятся на ночных бабочек.

Правая рука Уолта показала на стену. Там за стеклом Сол увидел три огромных радужных экземпляра, освещенных ультрафиолетовой лампой.

– Я сам их поймал, – сказала голова и тут же начала возмущаться: – Нет, это не ты их поймал, а я. Ты их увидел, но в морилку засунул их я.

Пока близнецы спорили, кто из них поймал африканских бабочек, Сол Хайм молча дожидался появления Спарки Риверс.

Первоклассный и дорогостоящий – и к тому же темнокожий – частный детектив Тито Кравелли из Нью-Йорка вручил сидевшей напротив женщине сводку, полученную от компьютера «Альтак 3-60». Это была хорошая машина.

– Сорок больниц, – сказал он. – Сорок пересадок за последний год. Статистически маловероятно, чтобы в Резервном фонде органов ООН за такое короткое время нашлось столько донорского материала. Однако это вполне возможно. Короче говоря, у нас снова ничего нет.

Майра Сэндс задумчиво разгладила складки юбки и закурила.

– Выберем несколько больниц наугад. Я хочу, чтобы ты проследил как минимум за пятью или шестью. Сколько на это понадобится времени?

Тито молча подсчитал.

– Допустим, два дня. Если мне придется лично с кем-то встречаться. Однако полагаю, что хотя бы часть вопросов удастся решить по телефону…

Ему нравилось пользоваться продукцией Американской видеотелефонной корпорации; это означало, что он мог решать свои дела, сидя за «Альтаком 3-60». Как только появится что-нибудь интересное, он введет данные в компьютер и тут же получит результат. К «Альтаку» он испытывал искреннее уважение. Год назад, когда приобрел машину, та оказала ему хорошую услугу. Кравелли не позволял ей простаивать без дела. Но иногда…

Ситуация была непростой. Майра Сэндс относилась к тем людям, что любят ясность и определенность во всем. Либо «а», либо «б». Она как никто другой умела использовать аристотелевский закон исключенного среднего. Тито восхищался этой сорокалетней женщиной, привлекательной, высокообразованной, светловолосой. Она сидела напротив него выпрямившись, в желтой блузке из кожи лунной лягушки. У нее были длинные изящные ноги. Острый подбородок свидетельствовал о неуступчивом характере. Майра была типичная деловая женщина. Будучи одним из крупнейших специалистов в области терапевтических абортов, она имела высокооплачиваемую работу, пользовалась заслуженным уважением коллектива и отдавала себе в этом отчет. А Тито Кравелли с почтением относился к каждому, кто имел свое дело. В конце концов, он тоже был сам себе хозяин. У них с Майрой было нечто общее. Естественно, Майра, будучи ужасным снобом, стала бы это отрицать. Для нее Тито Кравелли был лишь работником, нанятым для проверки, а точнее, получения некоторых сведений насчет ее мужа.

Тито никак не мог понять, почему Лэртон Сэндс на ней женился. Наверняка с самого начала между ними возникли разногласия – психологические, социальные, сексуальные и профессиональные. Невозможно объяснить, какие химические процессы связывают мужчину и женщину, а затем заключают супругов в оковы ненависти и вынуждают их причинять друг другу боль. Бывает, что такое продолжается в течение девяноста лет. Кравелли видел уже столько подобных случаев, что предпочитал оставаться холостяком.

– Позвони в больницу Латтимор в Сан-Франциско, – велела Майра. – В августе Лэртон произвел там пересадку селезенки некоему майору. По фамилии, кажется, Воллек или что-то в этом роде. Помню, тогда Лэртон… как бы это сказать… слишком много выпил. Это было ближе к вечеру, за обедом. Лэртон что-то болтал насчет «крупной суммы» за селезенку. Видишь ли, Тито, ООН жестко фиксирует цены на отдельные органы, и цены эти не слишком высоки. Даже напротив, они слишком низкие… Именно поэтому фонду так часто не хватает органов. Вовсе не из-за отсутствия поставок. Причина в том, что реципиентов чертовски много.

– Гм… – пробормотал Тито.

– Лэртон всегда говорил, что если бы фонд органов решил поднять цены…

– Вы уверены, что речь идет о селезенке? – спросил Тито.

– Да, – кивнула Майра, выпуская струйку серого дыма, который потянулся к лампе у нее за спиной, образовав легкое облачко.

На улице уже стемнело – было полвосьмого вечера.

– Селезенка, – повторил Тито. – В августе этого года. В больнице Латтимор в Сан-Франциско. Майор по фамилии…

– Сейчас мне кажется, что фамилия была Воццек, – вмешалась Майра. – Или это композитор?

– Это название оперы, – сказал Тито. – Оперы Берга. В наше время ее редко ставят. – Он снял трубку видеофона. – Свяжусь с администрацией Латтимор; на побережье сейчас только половина пятого.

Майра встала и начала расхаживать по кабинету, потирая руки в перчатках, что здорово раздражало Тито – он не мог сосредоточиться на разговоре.

– Вы обедали? – спросил он, ожидая соединения.

– Нет, но я ем самое раннее в половине девятого или в девять. Это варварство – есть раньше.

– В таком случае могу ли я пригласить вас на ужин, миссис Сэндс? Я знаю один превосходный армянский ресторанчик в Виллидже. Еду там готовят люди.

– Люди? А кто же еще?

– Люди, а не автоматы, – пробормотал Тито. – Вы что, никогда не пробовали автоматически приготовленную пищу? – Что ж, Сэндсы богаты и, возможно, ежедневно питаются блюдами, которые готовили повара. – Я лично терпеть не могу такую еду. Она всегда одинаковая. Никогда не подгорает, никогда… – Он замолчал. На экране видеофона появилось изображение сотрудницы больницы Латтимор.

– Добрый день, мисс, это «Консультации по вопросам долголетия» из Нью-Йорка. Хотелось бы получить сведения об операции, сделанной в августе майору Воццеку или Воллеку. Пересадка селезенки.

– Погоди! – неожиданно вмешалась Майра. – Я вспомнила, это была не селезенка, а островок Лангерганса. Ну, знаешь, часть поджелудочной железы, которая управляет выработкой сахара в организме. Лэртон упомянул об этом, когда увидел, как я насыпаю две ложки сахара в кофе.

– Сейчас проверю, – сказала сотрудница из Латтимор, услышав слова Майры.

– Я хотел бы узнать, когда орган был получен из фонда, – добавил Тито. – Не могли бы вы найти точную дату?

Он ждал, когда ему сообщат нужные сведения. Терпению он научился на работе, для которой оно требовалось, пожалуй, даже в большей степени, чем ум.

Наконец девушка сообщила:

– Двенадцатого августа этого года была сделана пересадка полковнику Вайсвассеру. Островок Лангерганса был получен из фонда органов накануне – одиннадцатого августа. Операцию произвел Лэртон Сэндс, он также подтвердил качество донорского материала.

– Спасибо. – Тито отключился.

– Офис фонда органов закрыт, – напомнила Майра, когда детектив снова начал набирать номер. – Придется тебе подождать до завтра.

– У меня там свой человек, – ответил Тито.

В конце концов ему удалось соединиться с Гасом Андерсоном, его агентом в фонде органов.

– Это Тито. Гас, проверь для меня, получил ли хирург, о котором мы с тобой говорили, донорский орган – островок Лангерганса. Это могло произойти одиннадцатого августа.

Андерсон перезвонил почти сразу.

– Да. Одиннадцатого августа, островок Лангерганса. Орган доставлен хоппером в больницу Латтимор в Сан-Франциско. Все как обычно.

Тито раздраженно прервал связь. После короткой паузы Майра Сэндс, все еще продолжавшая кружить по кабинету, воскликнула:

– У меня нет никаких сомнений, что он получал органы нелегально! Он никогда никому не отказывал, а ведь в резервах фонда попросту не нашлось бы столько органов. Он наверняка получал их из другого источника и продолжает заниматься этим сейчас, я знаю.

– Знать – это мало. Надо еще и доказать…

Повернувшись к детективу, Майра бросила:

– Кроме Резервного фонда органов ООН, существует только одно место, которым он мог бы пользоваться.

– Согласен, – кивнул Тито. – Но, как сказал ваш адвокат, лучше найти доказательство, прежде чем формулировать обвинение. Ибо в противном случае Лэртон подаст на вас в суд за диффамацию, клевету, пасквиль и все такое прочее. У него просто не будет другого выхода.

– Не нравится тебе вся эта история, – сказала Майра.

Тито пожал плечами.

– Она и не обязана мне нравиться, но это не имеет значения.

– Но ты считаешь, что я вступила на опасный путь.

– Да. Даже если в самом деле Лэртон Сэндс…

– Не говори «если»! Ты прекрасно знаешь, что он фанатик. Он до такой степени отождествляет себя со своим публичным образом спасителя человечества, что утратил связь с реальностью. Вероятно, он начинал с единичных случаев, казавшихся ему исключительными; ему требовался конкретный орган, и он его попросту брал. В следующий раз… – Майра пожала плечами, – было уже проще. И так далее.

– Понимаю, – согласился Тито.

– Кажется, я знаю, что мы должны сделать, – продолжала Майра. – Что ты должен сделать. Выясни у своего информатора, какой орган в данный момент отсутствует в фонде. Потом организуй еще одну экстренную ситуацию. Пусть кто-нибудь в какой-нибудь больнице попросит Лэртона сделать пересадку именно этого конкретного органа. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это будет стоить целое состояние. Но я готова покрыть все расходы. Ясно?

– Да, – ответил Тито.

Иными словами, нужно было поймать Лэртона Сэндса за руку. Использовать его решимость, с которой он брался за спасение жизни умирающих… Сделать гуманизм орудием его гибели. Что за способ зарабатывать на жизнь, подумал Тито. Еще один день, еще один доллар… Такова жизнь. Но не тогда, когда оказываешься втянутым в нечто подобное.

– Я знаю, ты сумеешь это организовать, – горячо проговорила Майра. – Ты ведь имеешь опыт в таких делах?

– Да, миссис Сэндс, – ответил Тито. – Вероятно, я сумею поймать вашего мужа в ловушку, водя его за нос. Это не так уж трудно.

– Позаботься, чтобы твой «пациент» предложил щедрую плату, – сухо сказала Майра. – Лэртон обязательно им займется, как только почует хорошие деньги. На самом деле только они его и интересуют, а вовсе не благородные идеи, как воображаешь ты и вся эта чертова публика. Я знаю, поскольку прожила с ним немало лет. Он делился со мной самыми сокровенными мыслями. – Майра слегка улыбнулась. – Мне стыдно, что приходится говорить тебе, как ты должен исполнять свои обязанности. Но, судя по всему, у меня нет иного выхода.

На ее лице снова появилась улыбка, холодная и преувеличенно строгая.

– Ценю вашу помощь, – натянуто проговорил Тито.

– Нет, вовсе не ценишь. Ты думаешь, что я затеваю что-то безнравственное, и не только из мести.

– Ничего я не думаю, – ответил Тито. – Мне просто хочется есть. Может, вы и не садитесь за стол до половины девятого, но у меня уже сосет под ложечкой, я привык есть около семи. Так что – прошу прощения. – Он встал, отодвинув кресло. – Я хочу закрыть контору.

На сей раз он уже не предлагал ей поужинать вместе. Майра Сэндс взяла плащ и сумочку.

– Тебе удалось выяснить, где сейчас Кэлли Вэйл? – спросила она.

– Увы, – ответил Тито.

– Почему ее до сих пор не нашли? Должна же она где-то быть? – пристально глядя на него, сказала Майра.

Казалось, она ему не верила.

– В суде тоже не знают, куда она делась. Но я уверен, что она появится до начала процесса.

Тито самого удивляло, что его люди до сих пор не нашли любовницу доктора Сэндса. Ведь существовало не так много мест, где можно было бы спрятаться. А выслеживающие устройства за последние два десятилетия достигли невероятной степени совершенства.

– Я начинаю сомневаться в твоем профессионализме, – холодно заявила Майра. – Не поручить ли мне свои дела кому-нибудь другому?

– Ваше право, – сказал Тито.

У него отчаянно сосало под ложечкой. Он почти уже отчаялся поесть сегодня вечером.

– Ты должен найти мисс Вэйл, – потребовала Майра. – Она знает все детали деятельности Лэртона. Потому он ее и спрятал. В груди у этой женщины бьется сердце, которое он для нее раздобыл.

– Хорошо, миссис Сэндс, – сказал Тито, почти корчась от мук голода.