Ужин… ужин проходил в теплой семейной обстановке. Место во главе стола пустовало, ибо Мар был слишком занят. По правую руку от него устроилась Лайма с сыном, который к ужину тоже переоделся, выбрав наряд сдержанный и темный, почти траурный. Единственным ярким пятном была алая булавка для галстука. Ишь ты… камень крупный и чистый.
Искусственного происхождения?
Или все-таки… как там было? Ильдисы в достаточной мере состоятельны, чтобы позволить себе природные рубины.
— Она хотя бы руками не ест, — заметила Сауле, запивая темное мясо вином. Светлым. Бокал был пятым по счету, но все вокруг делали вид, что так оно и надо. — Значит, дрессировке поддается.
Йонас фыркнул.
А вот почтеннейшая эйта Ирма нахмурилась.
— Мне кажется, ты устала, — сказала она так, что я едва не подавилась, хотя мясо было мягким, в меру острым и даже слегка сладковатым. Пюре, несмотря на неприятный зеленоватый оттенок, тоже оказалось вполне съедобным, а Ольс отучил меня от излишней разборчивости. Не то чтобы мы там голодали, скорее уж не принято было тратить драгоценное время на такую ерунду, как чересчур сложные в приготовлении блюда.
— Нет, маменька, что ты, я бодра и весела, — Сауле подняла очередной бокал. — Разве не заметно?
— Чересчур уж заметно.
Кирис, которому досталось место по левую руку Сауле, вздохнул, чем неосторожно обратил на себя высочайшее внимание.
— Мальчик мой, — эйта Ирма коснулась губ кружевною салфеткой. — Тебе пора проводить невесту… на отдых.
Невесту?
Рыжий и вот эта вот… хотя… чему я удивляюсь. Она красива, оглушающе красива, какой может быть лишь урожденная эйта.
Сильна.
И состоятельна.
За ней стоит род, который не только сумел вернуться на прежние позиции, но и изрядно их укрепил. Блестящая партия, если подумать, особенно для того, у кого светлой крови если и есть, то пара капель. А что невеста хамовата и пьет много… у всех свои недостатки. И вообще, может, в душе Сауле милейший человек, просто я на нее дурно влияю…
— Да, Кири, скорее… препроводи меня… в покои, — Сауле торопливо, будто опасаясь, что вот-вот отберут бокал, допила вино и поднялась. — Или еще куда… куда там принято сажать несогласных? Там ведь… сыро, мокро… неприятно… ты же знаешь, правда?
Он молча подал руку невесте.
А та ее оттолкнула.
И стул пнула. И сказала пару слов из тех, которые в обществе высоком вслух произносить не следует. Но ушла. Ступала она медленно, пытаясь сохранить остатки достоинства, но вот весьма характерная вихляющая походка несколько портила общее впечатление.
— Может, все-таки в обитель ее спровадить… — задумчиво произнесла Лайма, раскрывая ножом темную раковину. Раковина хрустнула, а Лайма вонзила тонкий крючок в мясо мидии. — Раз от раза становится только хуже…
— Сомневаюсь, что поможет, — подал голос Йонас.
А вот он почти не прикоснулся к еде.
— Дорогой. Ты подумал о моем предложении?
— Мальчику еще рано уезжать, — эйта Ирма ела удручающе мало.
— Мальчик не может провести остаток дней возле твоей юбки. А учеба в Свержском военном даст ему нужные связи…
— Боги, будто ему связей мало… ты же знаешь, у мальчика проблема, о которой…
Я ела, наблюдая за обеими женщинами, которые были прекрасно чужими, и радовалась тому, что знакомство наше не продлится долго. В конце концов, месяц пролетит, и я уберусь.
На Ольс.
Или… может, навещу братьев. Корн писал, что на него давят. Долг перед родом и все такое… невесту выбрать требуют. Он пока держится, но рано или поздно его дожмут. Он ведь тоже не молод и даже непонятно, почему до сих пор свободен. Так что рано или поздно свадьба состоится. И пусть любви ждать наивно, но… он хороший человек, и мне бы не хотелось, чтобы ему достался кто-то вроде Лаймы. Поэтому к потенциальным невестам лично буду присматриваться.
А заодно уж и младшенького проведаю.
Небось, отъелся на собственных пирогах… и на племянников с племянницами посмотрю.
— Иногда следует потерпеть во имя блага рода…
— У нас могут быть разные представления о том, что есть благо, — Лайма отвернулась от сына. — Ты слишком… переоцениваешь проблему.
Ага… а губы у мальчишки дернулись. Кажется, маменькины слова его задели.
И ножик сжал, пусть столовый из мягкого серебра, которым только с жареным палтусом и сражаться, но… главное, намерения, а нож подходящий найти — дело времени.
— Ему будет сложно в той обстановке… — эйра Ирма не желала уступать.
— Тогда Шлезвигский технологический?
— Лайма… — это было произнесено с упреком. — Ты же знаешь, что ему… неинтересны все эти… — Ирма крутанула рукой, — штучки.
— То есть образование он получать не собирается?
— У него отличное домашнее образование.
— Этого недостаточно.
— Мар обещал познакомить его с делами. В конце концов Йонас — наследник, и стоит ли тратить время на всякие глупости, когда есть компания? Задача Йонаса — принять наследство, когда наступит пора…
За столом вдруг стало тихо-тихо. Были бы мухи, небось, и они притаились бы.
— Не слишком ли вы спешите? — почти шепотом поинтересовалась Лайма.
— Боюсь, — Ирма слизнула капельку темного соуса с ножа. — Я спешу недостаточно… жизнь непредсказуема… а еще… в голову Мара приходят странные идеи…
Ее взгляд задержался на мне, не обещая ничего хорошего.
Я выдержала.
И улыбнулась. Робко так, виновато… я прошлая знала толк в виноватых улыбках.
— И не говори, что ты не чувствуешь…
Лайма побледнела, но с собой справилась, ровно затем, чтобы спросить:
— Раз уж семья воссоединилась… могу я узнать, когда возвращается дорогой дядюшка?
— Завтра.
Дорогой дядюшка, который если и приходился родственником кому-то из Ильдисов, то настолько далеким, что вспоминать об этом родстве было бы глупо.
Он был молод.
И отвратительно хорош собой.
— Дядюшка Юргис! — Лайма коснулась губами смуглой щеки. — Как мы рады вашему возвращению…
Он принял этот поцелуй и ответил снисходительным кивком.
Ущипнул Йонаса за щеку.
Поцеловал руку эйте Ирме. И задержался взглядом на мне. А я, в свою очередь, не отказала себе в удовольствии рассмотреть дорогого дядюшку.
Высок.
Даже выше Мара, что само по себе достижение. Широкие плечи. И темный мундир лишь подчеркивает их размах. Волосы светлые. Кожа смуглая. Черты лица правильные, разве что переносица слегка кривовата, сомневаюсь, что от природы. И эта кривизна лишь придает очарования.
Серые глаза.
Взгляд внимательный, насмешливый, будто он точно знает, о чем я думаю… пожалуй, пару лет назад я бы покраснела. А теперь просто поинтересовалась:
— А вы чьим дядюшкой будете? Лаймы или Сауле?
— Ничьим, — ответил он.
Голос низкий, хрипловатый, что называется, продирающий до костей. Я даже поежилась, а вот Этна протестующе засвистела. Ага… стало быть, дело не в одном лишь личном обаянии. Артефакт?
Я присмотрелась.
Две пуговицы на мундире характерно отсвечивали, но вряд ли дело в них, скорее уж персональная защита, которой многие военные обзаводятся. Пояс… знакомое творение. А мне казалось, что подобные амулеты предпочитают мужчины постарше.
Но промолчу.
Кольца… то темное — явно родовое. Рядом поблескивает ободок… ага, это от дурных болезней, что предусмотрительно весьма. А вот и последнее кольцо, на мизинце, простенькое с виду, и фон от него слабый-слабый, но слишком уж ровный для остаточных эманаций. Сверху кольцо гладкое, а вот изнутри… руны?
Наверняка.
Ничего незаконного, но… немного усилить личное обаяние, исправить голос… еще не приворот, где-то рядом.
— Какое интересное колечко, — я потянулась к артефакту, и дядюшка, до того с притворным вниманием изучавший мои пальчики, поспешно убрал руку.
— Ничего особенного. Матушкин подарок.
Родовой, стало быть.
— А где Сауле? И что вообще здесь произошло…
— Мост рухнул, — ответила я. — А про Сауле не знаю. Вчера она перебрала вина, должно быть, похмельем мается.
— Девочка… излишне прямолинейна, — сквозь зубы произнесла эйта Ирма, беря дорогого дядюшку под руку. И вид у нее был таков, что я сочла за лучшее отступить, но наткнулась на Йонаса и получила отчетливый тычок в спину.
Пальцем.
Жестким таким пальцем.
А вот волна силы, поглощенная силовым полем, удивила… он нарочно? Наверняка, нарочно, уж больно невинный взгляд.
— Что-то не так? — поинтересовалась Лайма.
Вот поганец… не будь на мне защиты, я бы съежилась от боли. И Этна свистнула, соглашаясь, что мальчишку стоит проучить.
— Извините, я, кажется, на ногу наступила… — сказала я и действительно наступила мальчишке на ногу. И не стоит морщиться, сама знаю, что ботинки на мне с набойками шипастыми, которые кожу пробивают на раз. Что поделаешь, на Ольсе часто бывают морозы после дождя, и тогда все вокруг, включая посыпанные песком дорожки, становится скользким.
Вот и приходится…
Мальчишка скривился.
— Нечаянно, — я тронула бусики. — Значит, это не ваш дядюшка?
— Это бабулин любовничек, — сквозь зубы процедил Йонас. — И ногу убери, корова…
— Йонас, нельзя же вот так…
— А как можно? — он стиснул кулаки. — Делать вид, что все нормально? Сколько вы готовы это терпеть? Вы ненавидите друг друга, а терпите… ты бабку, она тебя… вы вместе…
Мальчишка побелел.
А вокруг губ появилась синеватая кайма. Интересно, однако…
— Папашу с его бредовыми идеями. Тетку, что трезвой бывает только по праздникам. Но я ее даже не осуждаю, сам бы запил…
— Йонас!
— Еще и это… уродище прибыло. Ее и вправду ко двору потащат? А мне придется называть ее мамой?
— Упасите боги, — воскликнули мы с Лаймой одновременно.
А мальчишка развернулся и бросился прочь, не отказав себе в удовольствии громко хлопнуть дверью.
— Извините, Эгле, — Лайма прикусила губу. Кажется, она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться. — Он… хороший мальчик, но сами понимаете… возраст такой…
— Сложный.
— Именно. И здесь тоже… ему хочется большего, я бы его отпустила, но Ирма… — она замолчала и вздохнула. — Она боится…
— Сердце?
— Что? Как вы…
Я коснулась губ.
— И сердце тоже… Ирма полагает, что он… не совсем тот наследник, который нужен. И в этом моя вина, — Лайма отвернулась. И вдруг стало ясно, что время все же коснулось блистательной эйты, оставило ей мелкие морщины на шее.
Веки подпухшие.
Под глазами темные круги.
Я не хочу сочувствовать, ни ей, ни кому бы то ни было из их семейства, которое отняло у меня столько лет жизни. Хотя… следует признать, что и дало немало. Без них не было бы ни Корна, ни Ольса с сала Терес.
Новых работ.
Этны.
— Сауле…
— Это от нервов. У нее очень деятельная натура, которой мало просто сиять в свете, тем более что это никогда Сауле не интересовало. Вот и получается…
— А Кирис?
— Мар так захотел. Договор подписан… уже пять лет, как подписан.
Но свадьба так и не состоялась. Любопытно.
— Вам здесь не нравится, — Лайма все же взяла себя в руки. — Не знаю, зачем Мар вас притащил… лгать он может им, если повезет, поверят, но я успела его изучить. Поэтому… послушайте моего совета. Уходите. Из дома, с острова… вам ведь есть куда?
Я помогу… пока еще не поздно — уходите.