Портрет Моризы

Глава 2

Яркое солнце било Эджеру прямо в глаза, но он, окрылённый, совершенно не обращал на это внимания, вышагивая по рыночной площади и широко улыбаясь. Вчера вечером, когда Эджер развязал мешок с предоплатой от Моризы, в первые секунды художник решил, что у него галлюцинации. Золотых монет не только хватало для продления аренды на полгода вперёд, но и оставалось на пару весьма недурных ужинов и новый сюртук. Правда, поразмыслив, от сюртука Эджер всё же отказался, здраво рассудив, что пишет он всегда в фартуке и немарких панталонах, а так как написание картин занимает почти всё его время, в иной одежде необходимости пока нет. А позже, когда он станет великим, широко известным художником, то купит себе любые наряды для выходов в свет. Сейчас же неожиданно свалившийся капитал разумнее было потратить на новые краски, чтобы портрет заказчицы не пришлось домазывать остатками, истощившимися за последнее время. А лучшие в городе краски можно было купить только у Жерома. Именно в его неприметную лавчонку на окраине площади художник и направлялся, сияя, пожалуй, даже ярче небесного светила.

Жером, невысокий, скособоченный мужчина пятидесяти с небольшим, был Эджеру практически единственным другом. Они познакомились ещё в годы учёбы, когда подающий надежды студент подрядился участвовать в городской выставке картин и задумал полотно с переливающимися красками. Ни один магазин в округе не имел в своём ассортименте ничего подобного, и Эджер было отчаялся воплотить свою задумку, когда случайно набрёл на лавку Жерома. У того тоже не оказалось подходящих красок, но продавец пообещал сделать ему такие за пару дней. Эджер не мог поверить своей удаче. Его картина, переливавшаяся на свету, приковывала внимание, и он удостоился премии от академии за лучшую работу. С тех пор Эджер покупал краски только у Жерома.

– О, старый друг! – оживился хозяин лавки, стоило художнику переступить порог. – Давненько тебя не было! Совсем не заходишь, – справедливости ради, Жером был прав – Эджер не заходил уже больше месяца.

– Дела шли неважно, – вздохнул художник.

– Ну, в творчестве по-другому и не бывает! Кто не умеет падать, тот не взлетит, – воодушевлённо проговорил Жером, смешивая под прилавком очередной краситель.

– Вы, как никогда, правы, мой друг! – улыбнулся Эджер, оглядывая полки и примечая нужные баночки.

– Ах да! – вдруг встрепенулся хозяин лавки, откладывая палочку, которой орудовал, размешивая своё творение. – Я тут для вас приготовил подарок, но вы так давно не заходили, что я про него совсем забыл.

Мужчина скрылся на пару минут в кладовке, а, вернувшись, протянул Эджеру свёрток.

– Моя новая разработка, – гордо пояснил Жером. – Объёмная краска!

– Это как – объёмная? – нахмурился Эджер, принимая подарок.

– А вот так! Из-за плотной консистенции ею можно рисовать объёмные детали. К примеру, пишете вы пейзаж, а на переднем плане у вас задумана ветка – можете написать её выпуклой, словно она и впрямь там есть! – глаза Жерома, когда он рассказывал, возбуждённо блестели. – Сама краска белого цвета, и, когда высохнет, её можно покрыть любым необходимым оттенком.

– Вы гений! – изумился Эджер, прикидывая, как можно использовать новику при написании заказанного ему портрета.

– Пока не продаётся, – перейдя на тихий заговорщический шёпот, добавил Жером, – так что вы будете первым художником с объёмными картинами!

«Вот ведь как бывает: вчера ты был на краю, и жизнь казалась беспросветной могильной ямой, а сегодня удача сыплется на тебя, словно листва поздней осенью», – размышлял про себя Эджер на обратном пути в свою мастерскую. Он купил у Жерома все необходимые краски и другие материалы для рисования, заплатил за всё на треть больше, чем требовали подсчёты друга, однако и это было меньшее, чем он мог его отблагодарить за уникальную краску.

Когда Эджер вернулся в мастерскую, время приближалось к назначенному сроку – его клиентка должна была вот-вот прийти.

Мориза не опоздала ни на минуту. Ровно в одиннадцать колокольчик над дверью звякнул. К счастью, художнику хватило времени на подготовку, и он как раз поправлял стул для натуры. На фоне уже были развешаны драпировки нейтральных тонов.

– Добрый день, – поздоровалось Мориза в пустоту, так как хозяин мастерской ещё не успел к ней выйти. И стоило Эджеру взглянуть на гостью, как он сразу понял, для чего использует новинку, подаренную Жеромом.

Мориза была одета в бархатное изумрудно-зелёное платье, а ровно в том ему на шее красовалось колье с ярким зелёным камнем в центре. В ушах поблёскивали длинные серьги с громоздкими камнями на концах, а средний палец левой руки венчал перстень, также украшенный изумрудом. Эджер так засмотрелся на украшения, что позабыл о приличиях, и, запоздало опомнившись, наконец поздоровался в ответ.

– Проходите, – указал он за угол и провёл клиентку в отведённое место. Мольберт и краски напротив задрапированного угла со стулом по центру уже были готовы. Мориза без лишних слов и расшаркиваний расположилась. – Руку вот так, – слегка коснувшись её аристократично бледного запястья, поправил Эджер. – И плечо немного вбок.

Отойдя к холсту, художник осмотрел восседавшую перед ним женщину, уже не юную, но и не растерявшую красоты и обаяния. «Главное – не переборщить с морщинами», – подумал он про себя. Мориза сидела молча и смотрела ровно в ту точку, куда указал Эджер. Когда юный художник только закончил академию и его сбережения были весьма внушительны, он нередко нанимал натурщиков для позирования. Молодых девушек в основном, иногда пожилых мужчин. Однако из всех людей, побывавших на этом стуле, никто не сидел столь неподвижно. Когда девушки начинали игриво крутиться, пытаясь завести с ним беседу, или мужчины жаловались, что у них затекли спина или колени, Эджер жутко раздражался. Всё это приводило к изменениям света, позы, общего настроения композиции. Он ненавидел человеческую нетерпеливость и ужасно жалел, что не имеет способа, как бы затормозить момент. Заставить увиденное глазом неподвижно запечалиться. «Быть может, – размышлял молодой художник, – научный прогресс подарит нам такой способ», – однако пока приходилось мириться с действительностью.

И вот теперь Мориза позировала ему так, как он всегда мечтал. Она словно превратилась в каменное изваяние. Даже блик, прыгнувший к изумруду на её кольце, не перемещался более по продолговатому камню ни на миллиметр. Скользя остро наточенной грифельной палочкой в металлическом держателе по холсту, Эджер то и дело ловил себя на пристальном внимании к украшениям. Особенно его привлекали серьги. Они никак не мог взять в толк, почему платье, камни в кольце и ожерелье – изумрудные, а камни в сережках – прозрачно-белые? Ведь намного гармоничнее выглядел бы комплект одного цвета. Мориза производила не него впечатление богатой и утончённой дамы, а следовательно, имела возможность позволить себе любые украшения и не могла не понимать, что канкан алмазов не вписывается в изумрудный вальс её образа.

– Ломаете голову, почему не зелёные? – реплика, слетевшая с почти недвижимых губ Моризы, была до того неожиданной, что Эджер вздрогнул и сломал о холст грифельную палочку.

– Передохните секунду, – стараясь не встречаться с женщиной взглядом, бросил он и отправился к ящику, где, помимо прочего, лежал набор грифельных палочек.

– Эти серёжки, – не обратив внимания на оставшийся без ответа вопрос, продолжила Мориза, – достались мне от матери, она их очень любила. Я понимаю, что они не вписываются сюда, однако они, – Мориза усмехнулась, – не поверите, не вписываются ни в один мой образ. Мать любила простоту, я же, напротив, яркость. Но мне хочется, чтобы на портрете, который вы напишете, сохранилась память о ней. Поэтому, прошу вас, пишите все цвета, как есть на самом деле.

За время проникновенной речи клиентки Эджер успел поставить новый грифель в держатель и вернулся к холсту. Раз речь зашла об украшениях, он рассудил, что самое время уточнить:

– Мой знакомый подарил мне уникальную краску, – начал он, переходя от наброска фигуры к окружающему фону, – она позволяет писать некоторые детали на картине объёмными. Я хочу предложить изобразить ваши украшения ею, – и тут же торопило заверил. – Цвета я напишу такими, какие они есть в действительности, об этом не волнуйтесь.

На невозмутимом лице Моризы пробежала странная, не понятная Эджеру эмоция, и она, опустив глаза, вполголоса пробормотала:

– Хм… А может, так даже и лучше получится, – потом взглянула на художника и добавила уже обычным голосом. – Почему бы и нет? Я всегда поддерживаю новаторство.