- Нет, - ответил я, - никаких подписок я вам давать не стану. Я требую, чтобы надо мной был суд. На сделку с фашизмом я никогда не шел и не пойду.

Через полгода я был освобожден - без каких бы то ни было объяснений. Сейчас, когда весь кошмар прошлого кончился, я не считаю нужным писать обо всем том, что со мною делали в тюрьме. Я, кстати говоря, долго сомневался стоит ли печатать пьесу "Священная война" сейчас, но потом я сказал себе, что армия после двадцать пятого апреля стала совершенно иной - она ныне вобрала в себя всех тех, кто боролся против фашизма: коммунистов ли, сидевших вместе со мною в тюрьмах, социалистов, изгнанных в эмиграцию, патриотов ли, вынужденных носить военную форму Каэтану, но в сердце своем копивших гнев против идиотов, которые правили страной. Я не могу скрыть от тебя, что я ждал избавления ото всех, кроме армии, я просто не мог себе представить, что в один день все изменится, и та сила, против которой во времена фашизма я гак бескомпромиссно выступал, станет ударным отрядом народа.

Луиш достал из кармана листочек бумаги, протершийся на сгибах:

- Почитай. Это - товарищи. Я чувствовал в себе силу, потому что знал, меня не бросят в камере на произвол судьбы.

Переписанная от руки передача подпольной радиостанции коммунистов "Свободная Португалия":

"Брошен в застенки Кашиас писатель Луиш де Стау Монтейро, лауреат "Гран-при" общества писателей, за то, что написал книгу против колониальной войны. Издательство "Минотауро" разгромлено и запрещено. Такова "культурная политика" Салазара. Во имя "торжества" его "культуры" литераторов бросают в тюрьмы, громят журналы и издательства, лишают народ номинальной свободы выражать свои чувства открыто - хороша себе "республика"! Не имеют права молчать все честные люди Португалии, когда в стране царит террор! Если все скажут свое "нет" фашизму, тюрем не хватит, чтобы всех лишить слова! Превратим борьбу за Луиша Монтейро в открытую схватку с Салазаром! Нет - страху, оглядке и осторожности! Покажем тиранам, что мы готовы к борьбе! Покажем палачам, что португальские писатели - это писатели свободы!"

Луиш повез меня в район "Байро Альто". Это лиссабонская "флит-стрит", здесь расположены многие ведущие португальские газеты, здесь в маленьких кабачках собираются журналисты - своего рода открытый пресс-центр. Зашли в ресторанчик "Нова примавера", к быстрому и веселому Жеронимо. "Пеш кабеш" рыба в уксусе и "козидо-э-португезо" - мясо с овощами: невероятно вкусно, и уж этого-то не попробуешь ни в одной стране мира - Португалия, так же как Испания знает толк в еде, в и н т е р е с н о й еде. Ресторанчик маленький, выложен изразцами с пословицами и поговорками (сразу вспомнил Мадрид, старые улочки "Каса Андалусия"). Надписи здесь, однако не так фривольны, как в Испании, больше назидания: "Хорошо делает тот, кто делает", "Кто дает в долг беднякам, тот дает богу", "Кто командует в доме? Она. А ею? Я", "Фальшивый друг - самый худший враг".

Приехала жена Луиша, Роза Нери Нобре ди Мелу, подарила мне книгу: "Женщины португальского сопротивления". (Попрошу Юру Бегишева прочитать - написано это по горячим следам событий, как только революция открыла доступ к архивам ПИДЕ, а узники охранки вышли на свободу).

Мы не успели кончить наш обед: прибежал коллега Луиша:

- Взорвана бомба в кубинском посольстве, двое убитых, раненые...

Луиш аккуратно сложил бумажную салфетку, закурил:

- Если это сигнал - тогда н а ч н е т с я на севере.

Через час я выехал на север.

Чтобы читателю стало понятным, почему Луиш сразу же сказал о севере, как наиболее "опасном" районе страны, приведу запись беседы с Жао, профессором, беспартийным интеллигентом, который тяготеет к левым.

- Если разделить Португалию на ведущие географические округа, то наиболее показательным будет крайний север - от Браги и выше в горы. Там живет около семисот тысяч. Компартия фактически в подполье.

- Об этом известно правительству?

- Да. Я понимаю твой вопрос, но форсировать события сейчас нецелесообразно, ибо там, на крайнем севере, господствует "португальская армия освобождения" - чисто фашистская организация, которая была создана уже после ухода Спинолы. "Армия освобождения" даже Спинолу "бранит" за то, что он слишком левый, а Каэтану обвиняет в мягкотелом либерализме: "только поэтому к власти и пришли левые". Формально эта организация - в подполье, однако фактически господствует на крайнем севере вместе с вполне легальным СДЦ социально-демократическим центром. Чем это объясняется? Крайней неграмотностью населения. Люди там не умеют ни читать, ни писать, в домах нет ни газет, ни телевизоров, никто не знает, что происходит в стране.

- Каково обязательное образование в Португалии?

- Четыре класса. Не только на севере, а во многих деревнях и маленьких городах центра и юга Португалии люди не то что о Хельсинки или Токио ничего не знают, - даже о том, что такое вторая мировая война не слыхали. Они просто не знают словосочетания "вторая мировая война". Они слыхали о словосочетании "великая война" или "большая война". Но это - другое. Так называют там первую мировую войну, в которой мы принимали участие. Даже португальские солдаты, молодые ребята, которые окончили четыре класса, не знают, что такое вторая мировая война. Кстати, важная закономерность: у нас солдаты служат там же, где были мобилизованы. Офицеры практически сами себе выбирают место службы и стремятся выбрать тот район, где у них родня, знакомства. Отсюда - весьма сильно движение сепаратизма.

Далее - просто север. Это - Порту, промышленный центр. Там социалисты являются, видимо, самой крупной партией. А рядом, в городах Браганце и Шабесе опять-таки совсем иная ситуация - полная темнота.

Объяснение темноты: на севере до сих пор существует полуфеодальное хозяйство, некая форма общины. Крестьяне живут в горах, держатся за клочок земли и не хотят спускаться в долины. Почему? Потому, что сильна национальная память - еще до нашей эры, по здешним долинам шли войска варваров, легионы римлян, пыльные колонны карфагенян. Местные жители уходили в горы, спасаясь от завоевателей. И хотя со времен Наполеона по здешним долинам никто из завоевателей более уже не проходил, до сих пор крестьяне не хотят вернуться, хотя государство - практически бесплатно - предлагает им землю, причем гораздо лучшую, чем сейчас они имеют. Теперешний крестьянин, конечно же, и не знает, что когда-то, кто-то проходил по долинам, но он убежден, что живет лучше, чем в Лиссабоне или другом городе, где свобода, безверие и проституция растлевают нравы, где есть такие гнусные развлечения, как театр и кино. Там не знают, что такое мясо, - за него не борются, едят картошку; не слыхали, что такое теплый клозет или ванная, - и не мечтают об этом, ибо мечтать можно только о том, что п р е д с т а в л я е ш ь. Люди живут в доме из камней, несколько семей в одной комнате - они не знают, что существуют иные жилища, поэтому лучшего жилища и не требуют: лишь сравнение - стимулятор желания.

Еще одна закономерность: именно с севера большинство людей раньше уходили по приказу короля открывать и завоевывать новые земли. Теперь большинство народа с севера составляют экономическую эмиграцию: едут во Францию или ФРГ на заработки. Но даже там, за границей, северяне живут общиной, по своим законам, в наихудших условиях, прямо-таки в курятниках; берегут каждый пфенниг, чтобы вернуться на родину с машиной. Это - мечта каждого горца. Хоть на бензин нет денег, - в Португалии самый дорогой бензин в мире, - но все равно машина стоит рядом со средневековым каменным домом-уродцем. Что ж делать такому бедолаге? Работать на хозяина, б е з р о п о т н о работать, ибо хозяин д а с т еду, а там, глядишь, подкинет и на бензин, чтобы прокатиться в гости к родне.

Коммунисты говорят крестьянам: "Перекупщики захватывают основную часть ваших продуктов, спекулируют ими, объединитесь, берите ваши продукты, везите их в города, продавайте за полную стоимость".

Крестьяне до сих пор слепо верят своим т а с с и к а м - так здесь называют местных вождей. Кто такой тассик? Им может быть начальник лестного жандармского поста, учитель, фельдшер, а чаще всего - кулак, мелкий помещик крупных там нет, не рентабельно. Такой человек и руководит крестьянами. Его слово - закон. Темнота, беспросветная темнота! Крестьяне не знают ни про луну, ни про СССР, ни про США. Даже если крестьянин купит приемник, то он не поймет, что говорят по радио. Крестьянин с трудом понимает португальца из города, поскольку в его словарном багаже не более трехсот слов. Поэтому для него радиопередача - ничто. Занятно, что иной раз крестьянин об СССР знает больше, чем о США, потому что ему пятьдесят лет твердили, что русские - это "очень плохо, это безбожники, слуги дьявола, завоеватели и злодеи".

Общее - в экономическом плане - и для юга и для севера одно лишь: полная зависимость всех наших заводов и верфей от иностранных кампаний. Все наши заводы - сборочные. Мы собираем каркасы вагонов, огромные краны, суперсовременные танкеры, но если хотя бы одна западная фирма прекратит поставку какого-нибудь дерьмового винтика - остановится работа во всей стране. Это - говоря серьезно - проблема номер один, причем не только в экономике, но и в политике, ибо политиков легче всего п р и ж а т ь через экономику: будет немедленная реакция по всей стране, от севера до юга. Мы живем под ежеминутной угрозой экономической гильотины. Всякое шараханье поэтому весьма опасно, чревато трагедией для революции. И если начнется - начнется на севере.

По дороге в Порту заехал в стариннейший университетский город Коимбру. Здесь с того дня, как был основан первый на Пиренеях университет, и все студенты ходили в черных камзолах, традиционной одеждой населения является черная. Так во всяком случае пишут туристские проспекты. Врут? Видимо, да, потому что огромная, цветастая, диковинная карнавальная процессия перегородила все движение. Какие-то феллиниевские маски из "Восьми с половиной" идут, пританцовывая, и гремит музыка, и завороженно провожают глазами эту невидаль люди, остановившиеся на тротуарах.

Мимо моей машины шагает пятнадцатилетний "фашист", загримированный под Гитлера, а в руке он несет портрет Матуша, секретаря МРПП, следом - девочки в бальных бело-золотых платьях; то они берут под руку "фашиста", то подбегают к чудищам в ку-клукс-клановских капюшонах. В руках у девочек - предвыборная эмблема НДП Са Карнейру; куклуксклановцы тащат лозунги СДЦ Амарала. Следом за ними - ребята со знаменем ПК.П ("м-л") в женских париках, вывалянных в грязи, патлы спускаются до пояса (очень похожи на леваков, которые таким образом ф р а п п и р у ю т общественность) - волокут на веревке козла; король с бутылкой в одной руке и эмблемой "народных монархистов" в другой заключает шествие.

- Это - демонстрация-спектакль коммунистической молодежи. Наглядная агитация. Прекрасное время революции.

(Очень важно: не было окарикатуренных социалистов. Их не тронули. Думаю этого не могут не заметить лидеры здешнего горкома соцпартии: Коимбра студенческий город, социалисты здесь сильны.)

Город невероятно интересен, резко отличается от Лиссабона. Центральная авенида чем-то похожа на главную улицу Барселоны: такие же пальмы, такие же гранитные плиты. Страшным диссонансом красоте высится памятник героям первой мировой войны. Поставлен этот тяжелый, чисто фашистский монумент при Салазаре, когда в искусстве царил культ "похожести" и "силы" - презрение к живым, спекуляция памятью павших.

По узеньким извилистым дорожкам, вымощенным, верно, в пятнадцатом еще веке - двум коням не разминуться, не то, что машинам, - ввинтился на вершину горы: там расположен первый португальский университет. На огромной, испанского типа, главной площади - Пласа Майор - памятник королю-просветителю дон Жоану. Несмотря на то, что на тучном теле монаршего просветителя очень старательно, в лучших традициях р е а л и з м а, изваян кинжал, это не отталкивает, и не потому, что красиво, уместно или здорово сделано, нет. Просто отсюда открывается такой захватывающий дух вид, и так безбрежны синие дали, и так спокойно и в е ч н о крутит под тобой река, что величие природы все примиряет, успокаивает, вроде доброй, всезнающей бабушки, в которой, как ни в ком другом, сокрыто таинство связи прошлого с будущим. И еще одно: отсюда, когда смотришь на эту громадную синюю, спокойную необозримость, кажется, что даль эта бесконечна, и забываешь м а л о с т ь страны.

Университет уже закрыт. Походил по коридорам старинного средневекового здания: прекрасная керамика кое-где испортилась, зияют дыры в сине-белом панно; что еще хуже - рядом с этим искусством - надписи на стенах, сделанные ножом. "Нет правительству военных и профессоров!" Лозунг леваков. Клянутся Лениным, а не знают его требования: учиться, учиться и еще раз учиться! У кого ж, как не у профессоров?

Спустился в город. Зашел в муниципальную библиотеку - это мой обязательный социологический "тест" во время поездок по миру. По скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж. В маленьком - воистину средневековом зале (стрельчатые окна, монастырский потолок, ветви деревьев, что растут в мавританском дворике, ласково касаются толстых, старого "дутья" стекол) сидят взрослые и дети, сидят без обязательного "надсмотрщика" за столом: полное доверие к гостям.

Разыскал девушку-библиотекаря, молоденькую, красивую Наталию.

- Есть ли советская литература? - переспросила она. - Сейчас, дайте подумать.

Потом сделала пальцами так, как делают малыши, прощаясь - и у испанцев, и у португальцев это означает - "иди следом". Она поскакала, как козочка, по крутой скрипучей лестнице, и лестница не скрипела - так легка была Наталия, а я шел медленно, осторожно, и ощущал свой возраст, и было мне грустно, но это была добрая грусть, потому что девочка-библиотекарь была словно эстафета, и ее красота перейдет к другим, красота - обязательно молода, это - некая гарантия вечной обновляемости мира.

Папа - старый, типичный библиотекарь в черных нарукавниках, синем ситцевом халате, ответил сразу же:

- У нас есть Достоевский, Толстой и Максим Горький.

Когда папа ушел, я спросил Наталию:

- За кого будете голосовать?

Девушка удивленно посмотрела на меня:

- То есть как это "за кого"?! За коммунистов.

Когда я подходил к двери, Наташа окликнула:

- Эй, камарада! У нас есть еще один русский писатель, я вспомнила!

- Кто же?

- Бертран Рассел.

Выжимая акселератор желтого полугоночного "фордика", я думал, отчего Наташа посчитала Рассела - русским? Потом понял. Поскольку великий английский ученый, лорд, аристократ, последовательно выступал за мир, салазаровская пропаганда причислила его к "лику красных". А кто настоящий красный, который за мир? Русский. Так лорд Рассел сделался в Коимбре "советским писателем".

...В Порту приехал ночью. На центральной площади - она совершенно необъятна, вся запружена народом, крик, дискуссии между представителями разных партий, переходящие подчас в рукопашные схватки - нашел деревянную палаточку с вывеской ПКП. Здесь продают коммунистические газеты, брошюры, плакаты. Спросил, где находится городской комитет партии. Молодой паренек сел в машину - объяснять трудно, да и вряд ли пойму. Из роскошного, б о г а т о г о центра Порту приехали на окраину. Здесь, рядом с линией "электрико" (так в Португалии называют трамвай), стоит двухэтажный дом. У парадного подъезда - пять мотоциклов, рядом курьеры - пятнадцатилетние ребята в невероятных клешах. Двери то и дело открываются - идут сотни людей: юноши, девушки, рабочие, интеллигенты. У входа в зал пленумов - два старика, ну точно профессиональные рабочие революционеры из фильма "Юность Максима"!

Спросил одного из товарищей:

- В городе все спокойно?

- Да. Пока - все нормально:

- Вы уже слыхали, что в Лиссабоне фашисты взорвали бомбу в кубинском посольстве?

- Было экстренное сообщение. Мы приняли свои меры. Судя по всему, фашисты не посмеют пойти на открытые провокации - наши позиции в Порту сейчас усилились.

Устроиться на ночевку в городе не удалось - родная московская проблема с гостиницами. Впрочем, можно было поселиться в одном из роскошных отлей, но плата за номер здесь такова, что - при наших-то командировочных - сразу вылетишь в трубу.

Спросил товарищей, где можно найти дешевый отель неподалеку от Порту. Посоветовали поехать на побережье, в Вилла ду Конде. Приехал туда около часа ночи. На площади - как и в Порту - все еще много людей: последние дни перед выборами, страсти накалены до предела. Нашел отель, снял номер, обвалился на кровать - шесть часов за рулем, по дороге отнюдь не идеальной, скорость - от 100 до 150. В голове все плывет, а завтра надо забраться в самый центр правых - в Брагу, потом в Порту, повстречать друзей, а вечером необходимо вернуться в пресс-центр Гюльбекяна, он стал третьим домом в Лиссабоне: первый - у межкниговцев Уфаевых, второй - в нашем посольстве (посол СССР Арнольд Иванович Калинин был двадцать пять лет назад руководителем нашей лекторской группы при МГК ВЛКСМ. Он тогда кончал Институт международных отношений, я - учился на третьем курсе Востоковедения. Великолепно говорящий по-испански и португальски, А.И.Калинин пользуется заслуженным уважением в Лиссабоне; те советы, которые он давал мне, отличались скрупулезным знанием проблемы и полной объективностью. Спасибо ему за это, без добрых рекомендаций посла было бы очень трудно в этой стране, которую нельзя не полюбить).

...Утро, воистину, все ставит на свои места. Если болен - спи себе сколько угодно - все равно усталость не пройдет, и будет ощущение бессилия и отчаяния, и начнешь высчитывать сколько о с т а л о с ь, и как в это отпущенное (а отпущенное всегда кратко - это когда о времени, и м а л о - коли о еде), вместить то, что еще не сделано, но обязательно надо сделать, но сил не будет и останется только одно мучительное ощущение неудовлетворенности и горя: все возвратимо, кроме времени. И, пожалуй, любви.

Я поднялся с жесткой, старинной, резной кровати, и сразу же увидел в прорези черных, мореного дерева, ставень безбрежно-голубое небо, и почувствовал рядом море: солнце всегда ассоциируется у меня с п р е д т е ч е й летнего Черноморского безбрежья.

А рядом было не море - был океан, и волны здесь были совсем другие, их не опишешь, они какие-то горделивые, нет, не горделивые, это слишком маленькое определение, они г о р д ы е, они похожи на Мухаммеда Али, когда он ведет свой красивый, не коммерческий бой: нет в нем никакой угрозы, прыгает себе легко по рингу, а потом - р-р-раз! - какое-то невидимое движение, и противник в нокауте. То же и с Атлантикой - лежит себе ровная, тяжелая п л и т а, лежит недвижно, и вдруг рождается из ничего огромная волна - нет таких на море - и шандарахает о прибрежные камни, и поднимется в небо огромный фонтан белой, разбитой в хрустальные дребезги, воды, и шершаво опадает в самое себя, и снова затаивается океан, словно бы вслушиваясь в небо и землю - других категорий ему не дано.

Верфи - такие, как пятьсот лет назад: пахнет крепким лесом, потрескивают стропы, визжат пилы, гулко и ровно срезают сочную желтизну дуба топоры, ловко схваченные привычными руками строителей.

- Из России? - удивляется Антон, молодой, загорелый корабел. - Не может быть! Коммунист?

- Стало быть.

- Зачем же вы про нас, социалистов, писали плохо? Почему писали, что наша партия - фашистская?

- Это откуда же у вас такая информация?

- Все так говорили.

- Значит, все повторяли ложь. Мы никогда не писали так о социалистах. Мы писали о том, что вы ошибаетесь - в том-то и том-то, тогда-то и потому-то, но мы никогда не сравнивали вашу партию с фашистской это ложь и клевета.

- Честное слово?

- Могу поклясться.

- Чем? - Парень отошел от стропил, ногой подвинул к себе сумку, открыл ее, достал маленькую книжечку: "Все о Ленине". - Им?

- Могу.

Парень похлопал меня по плечу - знак дружеского расположения - и предложил выпить стаканчик терпкого, зеленого "вино верде" - нет более вкусного вина на свете, но увы, нет и более крутых поворотов на виражах, чем на португальском севере.

(Примечательно: книга о Ленине, выпущенная коммунистическим издательством "Аванте", стала постоянной принадлежностью социалиста, который читает ее, шевеля обветренными губами - по слогам, грамоте начал учиться в кружке, полтора года назад.)

Прямо на берегу, рядом с верфями (никакого современного оборудования, здешние рыбаки верят лишь рукам, а не машинам), стоит, вбитая в прибрежную скалу, капелла одиннадцатого века, "Носа сеньора Дагия" - "Мать-спасительница рулевая". От капеллы, выложенной внутри прекрасными изразцами, маленькая дорожка ведет к громадному, поднятому на утес кресту. Вот откуда Христос над Рио де Жанейро! Это, оказывается, в традиции португальских мореплавателей поднимать символ веры, видимый символ, как можно выше, чтобы рыбак или первопроходчик, расставшись с семьей, наивозможно долго хранил иллюзию с о п р и в я з а н н о с т и с домом.

Места здесь похожи на северную Испанию, на Каталонию - маленькие белые коттеджи вдоль "прайя" (по-испански пляж - "плайя"), вдали - акведук, похожий на тот, что гордо возвышается в Сеговии, и вдруг дорога упирается в горбатый, безликий строй новых домов-коробок: индустрия туризма бездумно уродует не только природу, но и историю. Я не убежден, что природу можно изуродовать когда видишь такие коробки в Вила ду Конде, лишний раз ощущаешь величие, вечное превосходство природы, и нашу собственную неразумную крошечность - не можем совладать с недоумками, которые стараются побыстрее нагреть руки на вечной красоте океана, и получается некое исторжение: природа в ы ч л е н я е т из себя эту модерновую непропорциональность, выставляет ее на посмешище. Из Вилла ду Конде - по горной дороге вверх - к Браге. Вокруг - громадные плантации хмеля. Латифундии - ого! За бетонными заборами, поверху пропущена колючая проволока. И кругом плакаты НДП: "Мы с Са Карнейру!" За проволокой, разделяющей не только латифундии, но и мелкие крестьянские наделы, стрекочат маленькие, красиво оформленные американские трактора-лилипутики, карабкающиеся по распаханному склону - каждый метр земли идет "в дело". Разъединенность северян очевидна. На юге - земля плодородней, большие латифундии национализированы, поэтому люди о б р е ч е н ы на общение, взаимоузнавание, обмен новостями. Там - в большинстве своем - царствуют левые тенденции. Северные наделы - район правых традиций.

Проезжал маленькую деревеньку: старики и старухи в черном, как птицы тревоги. А детишки - в белых шелковых халатиках. При фашизме всё и все должны быть одинаковыми. К конформизму приучать начинали с детства. Всякие "отклонения от нормы" - в одежде ли, манере поведения, убранстве дома бралось на заметку ПИДЕ. Наиболее упорных еретиков отдавали на растерзание толпе, которая жаждала спокойной о д и н а к о в о с т и. Но жизнь сильнее фашизма (я сразу вспомнил дома-уроды на набережной Вилла ду Конде). Отринув конформизм тирании, новая власть сохранила лишь эти обязательные шелковые белые халатики для школьников - они теперь несут в себе качество чистоты, а не номерной обезличенности.

- Дети после революции стали очень шумными, - сказал мне один из португальских друзей, - они теперь какие-то особенно голосистые.

Слава богу!

Брага - совершенно изумительный город, некий сплав испанской Наварры, северной Италии и Нью-Орлеана. Город напомнил Нью-Орлеан потому, что в узеньких улочках дома украшены огромным количеством узорных, легких, замысловатых - точно как на юге Америки - балкончиков. Все это трудно уживается с модерновыми коробками цехов "Грюндига" и "Юнкерса" (теперь эта фирма делает для Португалии швейные машинки. Вспомнил анекдот военных времен. Рабочий с кроватной фабрики потихоньку уносил из цеха детали - думал собрать для эвакуированной дочери хорошую койку. Собрал - получился пулемет. Почему вспомнил этот анекдот? Потому, что с детства, с бомбежек, остался в памяти зловещий образ "юнкерса"). Вообще, на севере много немецких магазинов, фабрик, и даже отель в центре Браги называется "Франкфурт".

Зашел в штаб-квартиру местного отделения СДЦ. Благопристойные пожилые дяди бесплатно распространяют великолепные плакаты: голодный ребенок, безработный, лежащий под забором, иссохшая женщина с протянутой рукой. Под каждым из этих лихо сделанных рисунков подпись: "Кто в ответе?"

СДЦ - значительно сдержаннее, чем МРПП или ультралевые "марксисты-ленинцы". Мне не пришлось разыгрывать роль финского журналиста. Со мной говорили, зная, кто я, говорили спокойно и вежливо:

- Да, мы рассчитываем на победу в Браге, да, мы знаем о взрыве бомбы в кубинском посольстве, но у нас, на севере, подобные акты невозможны, ибо мы контролируем положение. Кто ответственен за нищету? - повторил, наконец, собеседник мой вопрос. - Да уже не мы, во всяком случае. Мы не были представлены в правительстве, в учредительном собрании, мы были четвертой партией, основополагающие решения принимались вопреки нашей позиции.

- Вы убеждены, что сможете победить нищету, если придете к власти?

- Сначала надо выяснить, кто повинен в нищете.

- Кто же?

- Коммунисты и Соареш.

- Не Салазар? Не пятьдесят лет фашизма?

- Цены при Салазаре были не столь велики.

- А стоимость обучения? Закупочные цены на сельхозпродукты? Зарплата рабочих?

- Мы не собираемся обелять Салазара, при нем было преступное превышение власти и неразумное проявление жестокости, но престиж государства, тем не менее, был весьма высок. Если бы не война - трудно предположить развитие событий.

- Война была необходима для престижа государства?

- Война - в той форме, как она велась, была ошибкой режима. Великобритания дружна со своими бывшими колониями, она входит - как равная с равными в Британское содружество наций. Каэтану поплатился за свое упорство. Если бы на его месте был молодой, гибкий политик, чувствующий время, война давно была бы кончена миром - как с нашей ангольской, так и с мозамбикской провинциями.

- Каковы будут ваши первые шаги, если вы победите?

- Мы покончим с анархией и заставим людей для их же блага - работать, много и ответственно работать.

- Разве левые партии не говорят о том, что необходимо повышение качества и у р о в н я труда?

- Мы им не верим и сделаем все, чтобы коммунисты и социалисты остались в меньшинстве.

- Вы будете делать это легальными методами?

- Мы легальная демократическая консервативная партия португальской надежды.

Горком Компартии я нашел в маленькой богадельне - старух только-только перевели в благоустроенный дом. Коммунистам негде разместиться: тот дом, который им принадлежал, взорван. Скелет дома стоит, как грозное напоминание. По разбитым глазницам мертвых окон протянут огромный плакат: "Вот пример тех свобод, которые предлагает фашизм. Если же вы хотите демократии - голосуйте за Португальскую компартию!"

Два молодых паренька, оба Жозе, провели меня в центр: они расписали огромную площадь перед муниципалитетом лозунгами коммунистов. Рядом с муниципалитетом взорванный дом доктора Суэйро - раньше здесь помещались профсоюзы.

- Рисовать приходится по ночам, - рассказывают ребята, - двое рисуют, а двое охраняют. Правые здесь вооружены, их много. А нам со значком партии ходить рискованно - хулиганы из ультра нападают среди бела дня.

Я спросил одного из руководителей горкома, рассчитывают ли коммунисты на завоевание депутатского мандата.

- Вряд ли, - ответил товарищ. - Надо уметь смотреть правде в глаза - вряд ли, - повторил он. - Наша задача заключается в том, чтобы противостоять блоку правых сил, которые растопчут революцию, приди они к власти. Мы видим свою цель в том, чтобы вести разъяснительную работу. Нам очень трудно, здесь культивируют антикоммунизм, вбитый в головы людей еще во времена фашизма, мы должны не только пропагандировать и контрпропагандировать, мы должны быть просто-напросто учителями: знание - самый сильный инструмент в сражении с темнотой.

- Сейчас, во время предвыборной кампании, открытых вылазок правых не было?

- Удивительно - не было! Мы обсуждали этот вопрос. Видимо, мы должны еще раз воздать должное Движению вооруженных сил. Если бы не их престиж - правые могли бы устроить резню.

Зашел в местное отделение МРПП.

- Под какими лозунгами проходит предвыборная кампания? - спросил я, снова обратившись к спасительной финской журналистике.

- Под лозунгами борьбы против Куньяла и Советского Союза.

- Вам не мешают проводить кампанию?

- Кто?

(Действительно - кто? Лозунги - отборный антикоммунизм и антисоветчина; серьезные правые политики такой разнузданности себе не могут позволить, это не перспективно. Тем не менее драться против коммунистов надо. Чьими руками? Конечно же, руками ультралеваков. Все разложено, как по нотам.)

- Можно получить ваши предвыборные материалы?

- Какие именно?

- Плакаты - хотя бы.

Мне принесли два плаката, свернули их в трубочку, про

тянули и сказали:

- С вас доллар. (Ого!)

- У меня нет долларов. У меня португальские эскудо.

- Платите сорок эскудо.

(Это - полтора доллара.)

Тот, кто беседовал со мной, взял деньги (но не опустил их в партийную "копилку", стоявшую на столике) и сразу же вышел.

Когда я спускался по лестнице, увидел плакат, который вывешивали на двери одной из комнат: "Армия - в казармы!" (Привет Спиноле!)

Тот деятель, что спекульнул "революционной макулатурой", стоял в баре напротив штаба МРПП и жадно пил густое темное вино. Расплачивался, сукин сын, моими деньгами.

В Лиссабон возвращался через Порту. На улицах что-то неописуемое. Носятся машины с флагами компартии, НДП, социалистов; СДЦ пускает длиннющие колонны автомобилей, разукрашенные так, будто молодоженов везут; динамики, установленные на стенах домов, транслируют "Интернационал" - это когда проезжают колонны социалистов и коммунистов. Один ведь гимн, и слова одни. Если товарищи социалисты всерьез думают о будущем своей родины, то без блока с коммунистами не обойтись - иначе не одолеть правых. Если сейчас не захотят позже все равно придется создать общий фронт. Так стоит ли проявлять амбиции в нынешней обстановке - не серьезные, ю н о ш е с к и е?!

НДП выдвинула свой последний лозунг: "Португалия уже выбрала Са Карнейру!"

Гнал по шоссе, торопясь успеть еще засветло в Гюльбекян (вся Португалия так называет наш пресс-центр). В некоторых городках ехал, как по снегу - такое количество листовок валяется на шоссе. (Не скрою - подумал о наших тиражах, которые не могут удовлетворить спрос читающей кто у нас не читает?! - публики. Если собрать все листовки и плакаты, выпущенные за эти две недели, можно было бы жахнуть несколько собраний сочинений миллионными тиражами.) В одном из таких городишек увидел ребят из троцкистской ЛСИ. Притормозил, загнал машину на тротуар - шоссе узенькое, как ручеек, а грузовики гоняют с чисто иберрийской скоростью - и пошел к троцкистам.

Посмотрел плакат: "Перед лицом угрозы фашизма необходимо объединение всех левых сил!" Даже глазам не поверил - до чего хорош лозунг. "Проиграл" в уме три возможности. Первая: прямая провокация ура-революционеров против коммунистов - есть основание для МРПП и "марксистов-ленинцев" обрушиться в своей прессе: "Вас поддерживают троцкисты!" Вторая возможность: ультралеваки через третьи руки, тайными д л и н н ы м и ходами поворачивают местные троцкистские организации против самих себя, чтобы получить возможность трубить потом: "Троцкизм - оружие коммунистов в борьбе против нас, истинных революционеров, и наших идей". Третья: ЦРУ исподволь создает "независимые" группы, лексика которых революционна, "независима", а действия могут быть в любое время использованы американскими политическими дирижерами в любом направлении.

И это все замкнуто на славных семнадцатилетних пареньках, неграмотных, верящих "агитатору", который умеет читать и писать, а грамотный человек самый умный человек, а самый умный человек - обязательно самый честный. Какая-то мумия (так в Чили называли старых правых политиков) придумала жестокую, хитрую схему; включены в работу скрипучие механизмы государственных учреждений, задействованы наемные квислинги - а расплачиваться придется этим обманутым мальчишкам. Придумано далеко, а кровь будет литься в маленьком португальском городке. (Законченная тема для романа, только, верно, жестоко такой роман писать, безысходность будет в нем, а я верю, что мир развивается по оптимистической схеме - иначе жить не стоит.)

- Можно получить ваши плакаты? - спросил я ребят.

- Пожалуйста, сеньор. Какие вам нравятся?

- Те, в которых говорится о единстве левых.

Ребята передали мне плакат, замешкались, смутились, потом старший сказал:

- Простите, сеньор, но мы - бедная партия...

- Сколько? (Я приготовился к "20 эскудо" - половине того, что содрали эмэрпешники.)

- Два эскудо, сеньор, - ответил парень, - каждый плакат стоит два эскудо.

Женщин в Португалии зовут "Донна де Каса", что значит "госпожа дома". Прекрасно, а?!

Смотрю на часы - надо послушать ТВ: последние выступления лидеров партий. Паркуюсь около придорожного кабачка. Телевизор включен, толпятся зрители, отхлебывая вино.

Выступает народный монархист Луиш Филиппе:

- К чему привела политика коммунистов? К тому, что кончилась африканская цивилизация, та гуманная и чистая цивилизация, которая была привита аборигенам именно нашей нацией!

Следом - генеральный секретарь монархистов Телеш. Сегодня он в синей рубашке и синем галстуке форма испанской фаланги.

- Хорошо голосовать - значит голосовать сознательно. Голосовать сознательно - значит голосовать за народных монархистов. Почему следует отдать нам голоса? Потому, что мы - самая старая партия. Мы были до революции, во время революции и после революции. Жаль, что нас не было в учредительном собрании - мы бы не пропустили аграрную реформу, это совместное детище коммунистов и социалистов. Монархия - единственная гарантия оставшихся свобод, больше вас защитить некому!

В кабачке - смех: так смеются над шалостями "ползунков", кому едва-едва сравнялся годик...

Выступают деятели ЛСИ - троцкисты. Первым говорит Перейра Фернандес, кандидат, выдвинутый в Лиссабоне:

- Солдаты! Будьте вне политики! Не вздумайте отдать свои голоса кому бы то ни было! Ваши командиры проводят своекорыстную, тайную политику - за вашей спиной! Генералы распустили солдатские советы - это самое злейшее нарушение демократии! Солдаты, вашими друзьями являемся только мы, наша партия!

Второй лиссабонский кандидат, Антонио Брандон:

- Товарищи, вчера на севере были арестованы три солдата, которые отказались принять участие в терроре против рабочих! (Ложь! На севере было спокойно - тут уж салазки не загнешь - сам очевидец. Но как они жмут на армию, а?!) Соареш отсиживается в Лиссабоне, он боится ехать на север, потому что там рвутся бомбы! (Снова ложь! Не рвались там бомбы!) Одни мы ведем борьбу за интересы рабочих, невзирая на террор, который на нас обрушивает армия и правые силы! (Вас же не замечают, Брандон, вас попросту нет - чего фанаберится?) Мы выступаем против принятой конституции. (Привет монархистам и социально-демократическому центру Амарала!) Мы будем делать все, чтобы добиться ее отмены, ибо она лишает трудящихся права на забастовки и собрания! (Ложь! Рассчитывать на темноту? Да, увы. Темноты - одна треть. Три миллиона взрослых португальцев не могут прочесть конституцию - вот в чем трагедия!)

Я вспомнил свои недавние раздумья о трех возможностях. Судя по всему, ультралеваки разыгрывают "вероятие No2" - троцкисты поддерживают союз левых, значит, "ревизионисты" согласны на "поддержку" троцкистов - и айда их поливать за "отступничество"! Если подумать чуток, убеждаешься - грубо сработано. Но с точным расчетом на три миллиона неграмотных и на миллион звериных антикоммунистов, типа "реторнадос".

...Вышел из кабачка, записал название: "Эсталлажен дос нагиодос" - "Приют влюбленных".

(А цикады кричат, словно в Архипо-Осиповке на берегу Черного моря, в августе, после жаркого дня. А здесь холодно, хоть пальто надевай.)

Блистательной была последняя встреча товарища Куньяла с газетчиками. Сотни журналистов в зале пресс-центра - - яблоку негде упасть, я такого здесь еще не видел. Поразительна манера Куньяла слушать - он полон внимания, доброжелательного внимания - даже если вопрос ему ставят враги; он старается, видимо, понять логику противника; мне кажется, он и ему не откажет в помощи, если поймет, поверит, что перед ним - человек ищущий, а не слепой, зашоренный, лишенный возможности (или права?) мыслить.

Корреспондент радио и ТВ Испании: Правда ли, что между Соарешом и вами уже давно существует тайный союз?

(Зная испанскую ситуацию, я сразу понял, что не мадридское радио интересует ответ на этот вопрос, а ведомство на "Пуэрта дель соль", тайную полицию, ибо они более всего боятся блока левых в Испании.)

Куньял: После двадцать пятого апреля мы вышли из подполья и работали вместе с социалистами - в той или иной форме, но без всякого тайного соглашения.

Пресс-служба США: Но вы же недавно называли социалистов - фашистами?

(Оп! Паренек на верфях в Вилла ду Конде! Вот откуда эта формулировочка!)

Куньял: У вас есть какие-либо документы? Какими вы оперируете данными, говоря, что мы называли социалистов - фашистами? У вас нет и не может быть таких документов. Мы выступали с критикой социалистов, когда они занимали неверную - с нашей точки зрения - позицию. Мы никогда не предпринимали резких шагов по отношению к социалистам, понимая, что это вызовет немедленную реакцию справа. Так и получилось после двадцать пятого ноября. Мы и сейчас повторяем: коммунисты готовы к объединению с социалистами - во имя победы левых сил на выборах.

Пресс-служба США: Почему вы отрицаете демократический путь развития?

Куньял: Это неправда. Коммунисты никогда не отвергали демократический путь развития. Впрочем, есть демократия и демократия. Есть реальная и есть мнимая. Что, разве на выборах в ФРГ существует демократия? Или запрет коммунистам голосовать можно считать демократией? Коммунисты Западной Германии что-то не очень чувствуют демократию у себя на родине. Зато там полная демократия для монополистического капитала, полная и абсолютная.

Пресса ФРГ: Кошта Гомеш будет вашим кандидатом в президенты?

Куньял: Мы еще не обсуждали нашу кандидатуру на пост президента.

Пресс-служба США: Итальянские коммунисты набрали на выборах тридцать три процента голосов. Исследуете ли вы опыт ваших итальянских коллег?

Куньял: Каждая компартия исходит из условий своей страны. Мы будем идти своей дорогой на пути к решению социальных проблем, стоящих перед Португалией.

Пресс - служба Англии: Пойдете ли вы на участие в широком коалиционном правительстве? Куньял: Да. Почему нет? Пойдем.

Пресс-служба ФРГ: Как вы относитесь к прошлым выборам?

Куньял: Прошлые выборы проходили в обстановке минимальной демократии. Тогда еще у нас не было конституции. Сегодня, несмотря на ряд негативных процессов, в стране есть конституция, и мы верим в нашу демократию.

Пресс-служба США: Как вы относитесь к термину "диктатура пролетариата"?

(Ай да асы прилетели из-за океана! Уж они-то не за информацией приехали, уж они-то приехали с чистой пропагандой - работают вовсю!)

Куньял: До двадцать пятого апреля в Португалии существовала диктатура буржуазии. С тех пор как победила революция и к власти пришел народ, свободу которого гарантирует движение вооруженных сил, нам не пришлось прибегать к диктатуре: подавляющее большинство населения выступало за демократию, против угнетателей.

Пресс-служба ФРГ: Как вы относитесь к социализму Соареша?

Куньял: Для Швейцарии - очень хорошая модель, для нас - не совсем.

Пресс-служба Испании: Есть ли в стране фашисты! Представляют ли они угрозу Португалии?

Куньял: Спинола ведет активную работу против нашей демократии, он связан с местным фашистским подпольем. Провоцируется саботаж работы государственных органов, фашисты ставят палки в колеса тем социальным мероприятиям, которые проводит правительство. Все это свидетельствует о существовании серьезного подполья.

Пресс-служба Португалии: Как вы относитесь к событиям двадцать пятого ноября?

Куньял: Это кульминация. Фракционность всегда открывает путь правым силам.

Пресс-служба Англии: Как вы относитесь к другим партиям?

Куньял: Я уполномочен моей партией говорить за нас.

(Вот - ответ истого джентльмена от политики, поучиться бы иным лидерам такту у товарища Алваро!)

Пресс-служба США: Как вы относитесь к тому, что Португалия член НАТО? Прокомментируйте, пожалуйста, предстоящие маневры НАТО?

Куньял: Мы не ставим условием возможной коалиции левых сил, выход нашей страны из НАТО. Наше присутствие в НАТО не может рассматриваться изолированно от проблем общеевропейской безопасности. Что касается маневров, то большой трагедии в них я не вижу. В прошлом году они тоже проходили здесь, приуроченные к серьезным внутриполитическим событиям, и как видите, ничего мы живы. Мы понимаем, что эти маневры - форма давления, но мы знаем, что Революционный Совет гарантирует нас, португальцев, от открытого шантажа.

Пресс-служба ФРГ: Как вы относитесь к тем условиям, которые гарантируют оказание Федеративной Республикой экономической помощи Португалии?

Куньял: Мы отвергаем экономический шантаж, от кого бы он не исходил. На Западе, и в частности в ФРГ, часто говорили, что коммунисты не имеют права входить в правительство. Мы входили. Это наше дело. Это внутреннее дело Португалии.

Пресс-служба Португалии: Что вы думаете о нашем будущем?

Куньял: Нас, видимо, ждут трудности. Мы, коммунисты, готовы к ним. Нам мешают те силы в стране, которые предпочитают неконституционный путь развития. Трудности будут серьезными - нам не пристало строить иллюзий. Думаю, что и вы, наиболее серьезные журналисты страны,. собравшиеся здесь, понимаете эти трудности. Только не следует трудностей страшиться, их надо учиться преодолевать. (Тот, кто серьезно следит за политической жизнью мира, поймет, как рапирно-точен был Куньял, как он был принципиален - ни разу не пошел на у г о д у, хотя бы это и сулило определенную предвыборную выгоду. Он следует линии компартии, он отстаивает эту линию - достойно, отважно и точно.)

Проводили Куньяла аплодисментами. Я заметил: аплодировали, практически, все. Американцы и западные немцы, зажатые между другими журналистами, выглядели бы как белые вороны - не аплодируй они. Аплодировали.

(Долговязый парнишка-англичанин - фоторепортер забрался на сцену и снимал Куньяла все время встречи.

Снимал только с двух точек: снизу, вытянув камеру чуть не к лицу Куньяла, или же с затылка, едва не касаясь объективом высокой, пышной седины коммунистического лидера. Этот же парень фотографировал Са Карнейру в профиль - у того острый профиль, птичий. Маленького роста - Са Карнейру даже сидя старается казаться выше, чем он есть, и поэтому тянет шею - он выгоден для фоторепортера, его можно обыгрывать. Англичанин чуть не упирался своим аппаратом в щеку секретаря "народных демократов". Я подумал: профессионален ли этот англичанин - с огромными, чистыми, голубыми, почти недвижными глазами? Ведь он о с у щ е с т в л я е т заранее задуманную им идею - это совершенно очевидно. Пресса-то должна информировать - разве нет? Ловить - это не информация. Подверстывать человека под свою задумку? Слишком Алваро Куньял личностей, чтобы его можно было п о д в е р с т а т ь под идею курчавого, голубоглазого мальчика.)

Встреча с товарищем Куньялом у меня будет на другой день после выборов сейчас это неудобно по той причине, что предвыборная кампания уже кончена, это будет нарушением н о р м.

Подошел знакомый журналист из Парижа. Спросил:

- Сколько ставите на коммунистов?

- От тринадцати до восемнадцати процентов. А вы?

- Восемь, от силы десять. Они не соберут больше, чем собрали в учредительное собрание. Что хмыкаете? Не согласны?

- Не согласен.

- Пари? Бутылка шампанского, - он усмехнулся. - Настоящего шампанского.

- Принято. Я отвечаю "Советским игристым" - оно не хуже шампанского.

Поняли друг друга, посмеялись, ударили по рукам.

Ночью был на митинге коммунистов.

Митинг состоялся на стадионе "Первого мая". Начался в десять тридцать вечера. (Здесь первомайская демонстрация начинается в три часа пополудни утро воскресного, праздничного дня принадлежит дому - это традиция.) В полночь выступал Куньял. Десятки тысяч людей устроили ему овацию.

Деталь: У входа на стадион четыре паренька; в руках у них натянутое красное полотнище. Все входящие бросают в эту открытую "копилку" партии монеты. Все, как один, без исключения.

...В субботу, последний день перед выборами, в Сетубале - столице "рабочего пояса" страны - в здании горкома компартии я встретил маленькую, громадноглазую, красивую, с ранней сединой, очень спокойную (это разительно контрастировало с обстановкой, окружавшей нас) Софию Ферейра.

У Софии тихий голос, она знает два русских слова ("здравствуй" и "товарич"), ее речь лишена обычной - для большинства португальцев аффектации.

- В прошлом году мы получили семь депутатских мест, столько же, сколько и социалисты. В этом году думаем выиграть больше. Вот, познакомьтесь, это один из наших товарищей, которого мы выдвинули в Ассамблею.

Громадный, бородатый сварщик верфи Антонио Жузаро - молод, ему нет тридцати.

- Как настроение, Антонио?

- Прекрасное. Когда рядом София Ферейра - прекрасное вдвойне!

Десятки людей то и дело спрашивают:

- Где камарада Ферейра?

- Когда приедет Ферейра?

- Какие указания поступили от Ферейра? София всем нужна, она всем умеет мягко улыбнуться, спокойно объяснить, успокоить, ободрить.

...Через час, когда я вернулся из Сетубала в Лиссабон, первое, что услышал в коридорах столичного горкома, было:

- Где Ферейра?

- Она в Сетубале, - сказал я товарищу, который искал ее. - Она еще не вернулась.

- У нас три Ферейры, три сестры, - горделиво ответил товарищ. - В Лиссабоне ищут не Софию, а Жоржетту.

Судьбы сестер - Софии, Жоржетты и Мерседес - похожи: это судьбы борцов за революцию.

Молодая писательница Роза Нери Нобре ди Мелу ничего не выдумывала, когда создавала свою книгу: "Женщины португальского сопротивления". Ее книга - сплав документа и рассказа о тех, о ком был составлен "документ" ПИДЕ.

- Мне будет очень радостно, - сказала Роза Нери, - если советские люди узнают правду о том, как сражались наши старшие сестры; их вклад в антифашистскую борьбу - огромен.

(Юрий Бегишев - пресс-атташе нашего посольства и я сделали перевод одной из глав.)

ПИДЕ. Дело No11444/49-167/954. Следствие.

"Жоржетта де Оливейра Ферейра.

Семейное положение - незамужняя.

Профессия - ткачиха.

Место рождения - Вилла Франка да Шира.

Дата рождения - 27/4/1924.

Место жительства - Сетубал".

- Это ваша тюремная фотография, Жоржетта?

- Да. Не похожа? Оттого, что слишком молода. Я пришла в компартию совсем юной. Родилась в деревне. Жить нашей большой семье было трудно, и с восьми лет я воспитывалась в семье крестных родителей - Жоакин душ Рейш, крестный, стал моим первым наставником в антифашистской борьбе. На ткацкой фабрике я установила связь с коммунистической молодежью и в сорок втором году вступила в партию. В сорок четвертом принимала участие в забастовке ткачих. Мы добились успеха, но я, как организатор, была уволена. От политической борьбы я не отошла. Как раз в это время стала ощущаться нехватка продовольствия: война уже пятый год полыхала в Европе. Я организовала забастовку рабочих против голода. Фашистское правительство в ответ на это загнало ткачей на арену для быков (у Пиночета был предшественник не только в Испании, но и в Португалии: латинско-говорящий фашизм работает по испытанным и опробованным образцам! Казнить людей солнцем!) Компартия немедленно организовала гигантское движение солидарности с заключенными. Через несколько часов у ворот импровизированной тюрьмы выросла гора одежды, обуви, кульков с хлебом. Мы проводили настойчивую кампанию протеста по всей стране, и наши товарищи были через шесть месяцев освобождены из тюрем, по которым их "рассовали" фашисты. В 1945 году, после того как мы провели по всей стране манифестации в честь победы над гитлеризмом, я перешла на нелегальное положение: надо было укреплять оргработу в партии.

ПИДЕ: "Арестована 17/12/1949 года в г.Пламела. Помещена в отделение заключенных тюрьмы Кашиас. Представлена в уголовный суд Лиссабонского округа 10/4/1950".

- Это было рано утром. Агенты ПИДЕ рвались в нашу конспиративную квартиру. Я даже не успела одеться - жгла документы. Меня увезли без платья, я успела только накинуть пальто. В камере - без света, свиданий, с отвратительной едой (ломоть хлеба и вонючая бурда) - у меня открылась язва, началось кровотечение. Я знала "азбуку тюремного перестукивания". Длинная цепь перестукивания с товарищами по заключению привела меня к доктору Сакраменто Монтейро, который сидел в одиночке, на первом этаже. Он "простучал" мне, что нужна немедленная консультация квалифицированного доктора, а пока что - лед на брюшную полость.

Тюремный врач Руаш приказал принести мне грелку. Я тогда уже была не в одиночке. Большая камера (там, кстати, находилась и моя младшая сестра Мерседес) подняла шум на всю тюрьму.

ПИДЕ: "Доставлена в госпиталь Сан Хозе 13/8/1950 г.(приказ No228/50)".

- Там мне сделали переливание крови и тут же отправили обратно, в Кашиас. Положение мое стало совсем плохим. Товарищи повели за меня борьбу на воле, и меня, наконец, отправили в госпиталь Сан Антонио душ Капучус. Все, кто там работал, отнеслись ко мне нежно.

ПИДЕ: "Совершила побег из госпиталя 4/10/1950".

- Побег был тщательно продуман. Семья смогла передать мне одежду. Товарищи помогли одежду спрятать. В намеченный день все было подготовлено. Меня повели в лабораторию. Я успела перед этим одеться. Поверх накинула халат. По пути в лабораторию зашла в туалет, изменила прическу, скинула халат, вышла, заставив себя стать иной, проплыла по коридору неузнанной, села в автомобиль - за рулем был товарищ.

...В 1952 году была переведена в Лиссабон, вошла в руководство партии. Мне тогда исполнилось 28 лет.

ПИДЕ: "Арестована 22/12/1954 г. Помещена в отделение для заключенных тюрьмы Кашиас (приказ No169/955).

- Это случилось так: у меня была назначена встреча с товарищем Жайме Серра (ныне - тоже член политкомиссии ЦК ПКП - (прим. Ю.С. и Ю.Б.) на одной из улиц в Байру душ Акторес. Это излюбленное место в Лиссабоне для встреч художников и актеров. Там обычно встречались и мы, коммунисты-нелегалы. Ожидая Жайме, я увидела в соседнем баре несколько подозрительных - полицейского сразу чувствуешь. Я пошла по улице, навстречу Жайме. Увидав его, я побежала. Пидовцы схватили меня и Жайме. Мы начали кричать, обращаясь к прохожим, - единственный способ сообщить товарищам и семьям, что нас схватили. В тюрьме я - по обыкновению - отказалась назвать свое имя (Мерседес, София и я - все мы были кадровыми партийными работниками, но причина в "утаивании" имени крылась в другом - мы не хотели расстраивать стариков родителей, если нас схватят. Однако жизнь распорядилась жестоко, по своему - первый раз нас арестовали в 1949 году, всех трех сестер одновременно. И сразу родителей вызвали для допроса.) Я открыла свое имя, только когда в тюрьму пришла моя сестра София, освобожденная к тому времени. София не могла не сказать мне о гибели в тюрьме нашего товарища Милитона Рибейро.

- Знаешь, - сказала София, - ты ужасно выглядишь. Требуй врача, а то с тобою случится то же, что с Милитоном. Я все сразу поняла:

- Убийцы...

Агент ПИДЕ Гоувейта с такой силой ударил меня, что я отлетела в угол и разбила в кровь лицо об угол стола.

После этого допросы следовали один за другим. В них, чередуясь - палачам нужен отдых, участвовали Гоувейта (он убил нашего товарища Альфредо Инеса), Жозе Гонсалвиш, Чико Фернандес. Каждый из них упражнялся в том, как бы пострашнее избить меня. Я молчала. Меня посадили в изолятор. Там - без света, свиданий, - меня продержали год. Открылся туберкулез. Я начала требовать врача.

ПИДЕ: "Приказом от 20/7/1955г. была наказана 30 днями карцера (наказание No7, статья 359 тюремного кодекса), поскольку в заявлении на имя начальника тюрьмы позволила оскорбительные выражения по адресу достопочтенного врача тюрьмы".

- Я не верила их врачам: они не признавали за нами право на болезнь. Я несмотря ни на что - продолжала борьбу. Боролись и товарищи: в тюрьме и на воле.

ПИДЕ: "Помещена в госпиталь Сан Антонио душ Качупус 4/8/1955 г. Выписана 22/8/1955 г. и возвращена в тюрьму Кашиас".

- В госпитале меня на этот раз держали, как в тюрьме. Рамы окон были забиты гвоздями. У дверей дежурил постоянный полицейский пост. Я протестовала, и меня из-за этого снова бросили в тюрьму. Открылось кровохарканье. Тюремный врач Руаш прописал мне такое лекарство, которое еще более обострило процесс. Меня предупредили санитары тюрьмы "будь осторожна". Несмотря на то, что они работали в тюрьме, честь их все же не была до конца потеряна. Я отказалась принимать лекарства доктора Руаша.

ПИДЕ: "Распоряжением от 19/12/1955 г. была подвергнута наказанию No7 статьи 359 тюремного кодекса на 30 дней за поддержание секретной переписки с заключенным Жайме Серра о плане мятежа во время суда".

- Мы действительно наладили с Жайме обмен записками - готовились к линии защиты на процессе, который все время откладывался. Мы обсуждали линию защиты - ничего больше.

ПИДЕ: "Распоряжением от 24/3/1956 г. была подвергнута наказанию двумя месяцами карцера за то, что вместе с другими заключенными выломала дверь камеры, вызвав шум и скандал".

- Ложь. Меня нельзя обвинить в неуважительности. И вообще по натуре я человек спокойный. Но, как любой нормальный человек, я терпеть не могу хамства. Кто мог выломать двери в тюрьме Кашиас?! Это сейчас мы можем. А тогда... Я действительно потребовала в категорической форме, чтобы пидевцы предупреждали стуком, когда входили в камеру к женщинам. Это их взбесило: они мечтали об одном лишь - сломать достоинство заключенного; когда не выходило мстили.

ПИДЕ: "Судима 9/4/1957 г. Приговорена к 3 годам и сорока дням тюремного заключения, лишению политических прав на 15 лет. С подсудимой взимается 270 эскудо в пользу государства за предварительное заключение в тюрьме".

- Мягкость приговора - после четырех лет предварительного заключения объясняется тем, что меня из зала суда повезли в госпиталь - требовалась операция по поводу открытого туберкулеза. Через восемь дней после операции меня снова увезли в тюрьму.

В мире развернулась кампания за мое освобождение. Я вновь попала в госпиталь. Трибунал рассмотрел дело и постановил заключить меня в тюрьму, не соглашаясь на "условное" освобождение. Однако товарищи не дали этому осуществиться. Из госпиталя меня вывезли на заранее подготовленную конспиративную квартиру. С 1959 по 1962 год я лечилась в санаториях за границей. ПИДЕ не оставляла меня без внимания в Париже, где я представляла португальских женщин во всемирной организации женщин, и во всех тех странах западной Европы, где мне приходилось тогда бывать по поручению партии. То, что они не схватили меня все эти годы, - не моя заслуга, это - заслуга моей партии".

По дороге в Сетубал завернул на набережную огромной Тежу и остановился возле белого памятника, как бы устремленного внутренней своей идеей к воде: "Первооткрывателям новых земель". Скромная надпись, а сколько за нею истории: отринутый лиссабонским двором Магеллан, признанный Васко де Гама, Генрих Мореплаватель, стремившийся завоевать Марокко, - даже ценою предательства своего младшего брата. Тихо. По зеленым газонам ходят голуби. Няни выгуливают детишек. В голубом мареве тонко прочерчен огромный мост через Тежу, в прошлом - "имени Салазара", ныне - мост "25 апреля", истинное чудо Европы.

Поехал в Эсторил - аристократический курортный город вблизи Лиссабона, километрах в пятнадцати от центра. Пальмы, дамы с собачками; загорелые, седые красавцы в открытых гоночных "порше". Где-то здесь, на одной из тенистых улочек, доживал свои последние годы гроссмейстер Алехин. Почему в Португалии? Может быть оттого, что м а н е р а разговора русских и португальцев очень похожа? Или его - как любого истинного гения - тянуло в красивую, чуждую ему, тоскливую провинцию? Но ведь одиночество и покой хороши тогда лишь, когда творец знает, что кончив работу, он может снова вырваться в шум, гомон, радость, печаль - в жизнь, словом...

Казино окружено пальмами. Пальмы толстые, огромные не обхватишь втроем. Но не очень высокие (иначе про пальму не скажешь - слишком уж красива и благородна. Не говорить же о царь-дереве - "длинная"?)

...Смешно: в туалете казино проявляется характер посетителей. Сидит себе буржуй в кафельной кабинке и чертит автомобильным ключом на двери: "Да здравствует СДЦ!", "Слава Спиноле!" Хорошее место для буржуйского самовыражения. Благопристойный господин в бабочке, - а ведет себя как хулиган в окраинном кинотеатре.

Ехал домой через Рештелу - самый фешенебельный район города. Вдоль шоссе, на опушке оливковой рощи стоят проститутки. Буржуи приезжают сюда во время обеденного перерыва. Предпочитают супу и мясу "корыстную" любовь.

Встретился с актерами Студенческого театра. При фашизме страна не знала, что такое театр. Тяга к зрелищу, к проблематичному зрелищу - повсеместна. Трудно с помещениями, со средствами, с преподавателями. Много увлеченности, но совсем нет мастерства. Возмущаются ультралеваками: те выпустили листовку: "Баллада о солдате" - ревизионистский фильм! Восторженно говорят об Урбанском - видели фильм "Коммунист".

Слушая их, вспомнил, как много уже лет назад мы сидели в маленькой, насквозь прокуренной комнате на Житной улице: режиссер Александр Аронов, Евгений Урбанский, два студийца и я. Аронов часто закуривал новые папиросы, забывая гасить старые. Из-за этого пепельница, стоящая на столике, казалась таинственной чашей в храме огнепоклонников.

Шла репетиция пьесы Шварца по мотивам сказок Андерсена. Студийцы сидели в креслах друг против друга. Наташа это Герда, Андрей - ворон.

- Но, сударь, - Герда нежно, по-детски прижимала руки к груди, - я думаю, с людьми не случилось ничего плохого?

- Нет, нет, - коварно усмехался ворон, - все ерунда. Люди во дворце, там сегодня праздник, там пир на весь мир...

Ворон на секунду замолк, близко и зловеще подвинулся к Герде, пристально посмотрел на нее.

Урбанский еще ниже опустил голову и весь напрягся. Я это чувствовал плечом. Мне непонятно: что это Женя напрягается и опускает голову?

- Но вы, я вижу, - ворон переходит на шепот, - чем-то озабочены?

Герда опустила свои детские руки на острые колени и медленно отвернулась.

- Ну! - еще таинственнее и многозначительнее продолжал выспрашивать ворон, - что же вы молчите?! Отвечайте!

Снова пауза. А потом - на самых высоких тонах:

- Я добрый ворон!

Он подвинулся почти вплотную к Герде и резко воскликнул:

- Я могу помочь вам!

(Герда смотрит на ворона, который весь согнулся, он весь - ожидание ответа, но я вижу, - Герда совсем не верит ему.

И уже не Герда сидит передо мной в кресле, а Наташа в голубом вельветовом платье и в стоптанных туфлях на толстой резиновой подошве: чуда не получилось, ибо истинный театр - это чудо.)

Урбанский медленно поднял голову:

- Давай все сначала, Наташа...

Обернулся к Аронову:

- Можно?

Тот кивнул и закурил новую папиросу.

- Но, сударь, - начинает Герда, - я думаю, с людьми не случилось ничего плохого...

Урбанский - вовсе не ворон. Так мне кажется поначалу. Он - придворный сплетник: веселый, добродушный, чуточку пьяный.

- Нет, нет, - п р о б р а с ы в а е т он, - все ерунда! Люди во дворце, там сегодня праздник, там пир на весь мир. А вы, я вижу, чем-то встревожены?

Этот вопрос студиец Андрей выделял. Урбанский спрашивал невзначай, именно так, как спросил бы придворный сплетник: сытый, милый, добродушный.

Герда вздыхает.

"Ого! - думает ворон. - Что-то любопытное!"

Ворон заинтересован. Он подвигается к девушке, торопит:

- Ну что же вы молчите? - чуть обиженно спрашивает он. - Отвечайте же! Я добрый ворон (в этом легкое кокетство), я смогу помочь вам! (А здесь уже неуверенность в себе.)

Я смотрю на Урбанского - не вижу его. Я вижу ворона, который разговаривает. А пойди, не поверь ворону, который умеет разговаривать. Конечно, поверишь! Ведь это - чудо!

- Не могли бы вы, - говорит Герда, - найти мне одного мальчика...

- Мальчика? - повторяет ворон ее интонацию. - Говорите, говорите, очень интересно...

И Герда рассказывает историю о том, как пропал мальчик Кай.

Я смотрю на нее и не вижу вельветового платья, ботинок на толстой резине. Я вижу девочку в чепчике и в деревянных остроносых башмаках. А рядом со мной сидит ворон. Шея у него вытянута, а голова чуть склонена вправо. В глазах, полуприкрытых веками - любопытство, нетерпение и, где-то в самой глубине, безразличие...

Герда рассказывает о том, как пропал Кай, и в комнате - как на сцене мертвая тишина, и только ее голос и только ворон, который сидит рядом со мной и зовет себя добрым. И чем дальше говорит Герда, чем дольше смотрит она в лицо ворона, тем больше она верит ему и сомневается - правильно ли делает, что верит...

Когда Герда, кончив свой рассказ, вздыхает, ворон тоже вздыхает: глубоко, по-человечески. И вот уже не ворон рядом со мной, а Урбанский. И снова тело его делается напряженным и пружинистым.

- Хорошо! - говорит он Наташе. - Это - правда!

Потом он поворачивается к Аронову:

- Извини меня, Саша.

- Что ты, - грустно усмехается тот, - спасибо.

- Спасибо, Евгений Яковлевич, - повторяет Герда.

- Спасибо, старик, - говорю ему я.

А студиец Андрей молчит и обиженно разглядывает ногти.

Тогда Урбанский говорит:

- У тебя все получится, Андрей. Только надо поработать. Забудь о вороне, о позе, о жестах. Ничего нет. Поначалу, когда ты ищешь себя, есть только правда, которую ты должен понять. Тебе надо обязательно почитать мемуары Талейрана и книгу Цвейга о Жозефе Фуше. Сказка - это всегда политика...

(Я не берусь утверждать, что более важно в искусстве: поиск или результат поиска, но мне все-таки кажется, что поиск интересней, потому что найденное это отправная точка для новых поисков. Если поиск оставить, тогда правда превратится в "маску правды", а это страшнее, чем неправда.

Путь искусства, вершимый его апостолами на земле, был тягостен и мрачен. Таланту мстил окружавший его уровень чувствований, представлений и знаний: "Дон Кихот" написан в тюрьме, Овидий кончил свою жизнь в ссылке по обвинению в безнравственности, Гете, будучи министром, подписывал смертные приговоры, Ван Гог убил себя, О'Генри скрывался от правосудия.

Индивидуальность была обречена на трагическую судьбу в те жестокие времена, да и поныне ужасна ее участь - в тех странах, где царствует божество чистогана. Настоящий художник обязательно сугубо индивидуален, поэтому современники относились к нему либо как к досужему мечтателю, либо как к отбросу общества, либо как к балаганному шуту.

Только одно примиряет талант с человечеством - в р е м я.)

Интервью министра внутренних дел - последнее перед началом выборов началось с заявления:

- Я уверен в том, что выборы пройдут в обстановке полной демократии.

Пресс-служба США: Правда ли, что в Португалии сейчас нелегально живет целый ряд иностранных представителей?

Министр: Мы уже проверяли такого рода слухи - они не соответствуют действительности.

(В свое время здесь пустили утку про кубинских партизан в горах; Туда бросилась полиция. "Партизаны" не считали даже нужным разбегаться: это были актеры - снимали фильм.)

Пресс-служба Франции: Что известно о взрыве в кубинском посольстве?

Министр: Ничего, кроме того, что было объявлено. В посольство пришел человек с чемоданчиком, он оставил этот чемоданчик перед дверью посольства; сторож заметил, что из чемоданчика идет дым, побежал звонить в полицию, но не успел снять трубку, как произошел взрыв. Поиски преступника продолжаются.

(В пресс-центре убеждены, что убийство кубинских дипломатов - дело рук "реторнадос".)

Пресс-служба ФРГ: Можно ли ждать попыток ультраправого переворота?

Министр: Нет. Правые силы не рискнут на широкое применение силы.

Пресс-служба Португалии: Правда ли, что ваша кандидатура будет выдвинута на пост президента республики?

Министр: Все имена, которые сейчас называют в качестве возможных кандидатов на пост президента, не базируются на фундаменте фактов.

25 апреля. Выборы. В городе спокойно. Ни солдат, ни нарядов полиции. В избирательных участках, расположенных в "Парке Пекено" - это огромная, мавританского стиля "пласа де торрос", - люди идут к урнам один за другим. Неподалеку церковь "Носа сеньора Фатима". Внешнее оформление ее - ужасно. Сразу виден почерк фашизма - такие же здания строил Муссолини в Риме, уродуя Вечный город. Но внутренний дизайн хорош, отменно хорош: великолепно подсвечена мозаика, сине-красные витражи рождают ощущение надежного, высокого спокойствия.

Проповедь произносил один из прихожан. Он, впрочем, говорил не с в о е, он читал Евангелие. Но Евангелие - один из сильнейших пропагандистских материалов. Очень много значит, что оттуда читать и в каком районе страны разная аудитория реагирует по-разному. Здешний прихожанин говорил о том, что господь д а е т лишь однажды, и этому, данному им, надо верить.

В рабочем районе эти слова воспримут по-одному, в буржуазном - по-другому.

Деталь: когда в церковь заходит буржуа, он сразу же опускается на колено; когда входит рабочий, он расстилает платочек, и на него опускается - брюки-то одни, парадные, которые он только по воскресеньям надевает. (Можно ли деталь определять, как "классовую"? Видимо - можно.)

Заехал в пресс-центр. Свежие новости: журналисты обратились к представителям ведущих партий с вопросом, как проходят выборы. Ответ коммунистов, социалистов, НДП и СДЦ был одинаковым:

- Выборы проходят в обстановке полной демократии, без каких-либо эксцессов.

Левацкие газетчики злорадно улыбались - получили материал для очередной порции клеветы: "Явный пример сговора с правыми!" Надо ждать в о н и в завтрашних газетах.

Из ночных пресс-релизов: Совет министров определил будущий статус Азорских островов и Мадейры; "реторнадос" захватили помещение ИАРН (институт помощи национальным возвращенцам) в знак протеста против перестройки, проводимой там; семь офицеров, обвиненных в попытке организации спинолистского путча 11 марта, возвращены в свои подразделения для продолжения "профессиональной службы" (довольно двусмысленная формулировка); вчера зарегистрировано 9000 предвыборных собраний и митингов; было 22 инцидента, из них три - со смертельным исходом; во время стычек ранено и покалечено 58 человек большинство инцидентов произошло в районе Бежи, на юге; 9 военных, среди которых майор Кампос Андраде, Томе-и-Куче Роса, арестованных по делу 25 ноября, будут сегодня освобождены из заключения. (Явная политика "баланса" освобождают и тех, кто стоял на ультралевых позициях.)

Государственный секретарь по аграрной реформе Витор Лауро привлекает к ответственности за клевету газеты "А Луга", "А Диа", "О Сол", "А Баррикада" и "А руа", а также госпожу Наталию Корейра. Он добавил, что "все нападки против него лично были формой нападок на аграрную реформу".

Государственный секретарь Тито де Мораиш заявил, что число безработных в марте составляло 175238 человек. Однако, по его мнению, это не совсем верные данные: "Мне сдается, что у нас сейчас 400000 безработных".

Представители правительства отвергли слухи о встрече между премьером Азеведу и испанским лидером Ариасом Наварра. Министр Алмейда Кошта сообщил, что 70000 человек будут работать на 13000 выборных участках. Всего, по словам Кошта, 270000 человек будут обслуживать первые демократические выборы в Ассамблею республики.

На стене, возле того места, где "выбрасывают" свежие материалы, появились записочки такого рода: "Продаю модель последнего "Филипса No521". Звоните по телефону 248.203". "Продам новую "Практику". Поиздержалась репортерская братия, да и соблазнов - из-за дешевого вина - немало. Среди массы журналистов, приехавших из всех стран мира в Лиссабон, увы, далеко не всех отличает серьезность. Есть эдакие "пушкари" от журналистики, "шмели-штучники": подхватит что-нибудь горяченькое, соберет пресс-релизы, отбарабанит все это в свою редакцию, а остальное время просиживает в баре. Эти - "играют" в журналистику, вернее в тот ее стереотип, который придуман писателями и кинематографистами, плохо знающими всю тяжесть и ответственность нашей работы, которая с развитием средств массовой информации становится все более сложной, кровоточащей, коли хотите. Кстати, столь же распространенное ошибочное представление о работе актера. Иным, насмотревшимся дешевых, сладеньких фильмов, кажется, что это - сплошной праздник. И не знают, как кровав, утомителен, трагичен путь истинного актера. Сколько же, право, неудачников выходит из актерских вузов, журналистских или литературных! Примут восемнадцатилетнего лицедея или пиита в институт, а за душой у того - пусто, нет ничего, кроме искры божьей, но ведь искра делается пламенем лишь на ветру дальних странствий, когда человек познает "мир, открытый настежь". А в тишине и благости - гибнет человек: получается еще один н е у д а ч н и к. А ведь даже и н д и в и д у а л ь н о е качество злобы несостоявшегося накладывает печать на общество, ибо такой журналист-штукарь, или "актер актерович", или "писатель" пытается выражать себя - на страницах ли газеты, на экране - и получается убогость; мыслей нет, глубины и знания ни на грош... Сколько у нас таких пустоцветов в литературе? Мы - щедрые, мы - букву чтим: раз кончил литературный институт - значит надо издавать, поддерживать, холить. Разумна ли эта доброта? Зритель и читатель умный пошел, он сам выберет для себя то, что ему интересно и нужно. Можно навязать моду или привычку - поди-ка, навяжи читателю книгу, которая п у с т а? Можно нацелить на это всех литературных критиков, подчинить им ведущие газеты, а эффект будет нулевой - книга будет пылиться в библиотеках и на книжных полках магазинов, пока не отправят ее на склад макулатуры.

Передачи ТВ сегодня построены весьма своеобразно: весь день гоняют американские фильмы, шоу и концерты джазов. Вдруг какая-то озорная песенка прерывается, и диктор сообщает последние новости о ходе выборов. С середины дня пошла хроника: кинооператоры сняли голосование Куньяла - он прибыл на избирательный участок в восемь утра; в десять показали Соареша. Довольно долго красовался перед репортерами Амарал. Он даже по просьбе кинооператоров задержал руку с бюллетенем над урной - молодой еще, ему нравится, видно, такое внимание ТВ и прессы.

И снова - старый фильм Бестора Китона. Великолепная комедия, с громадным количеством каскадных трюков, "настоянная" на банальном сюжете. Но пошлость драматурга как-то не очень мешает гениальному актеру: больно лихо он с м е ш и т - сквозь слезы. Изобретательность Бестора Китона воистину разительна - что только он не придумывал в своей борьбе против Чарли Чаплина. Побольше бы таких сражений в искусстве! Когда сражаются таланты - это на пользу прогресса. Вот когда бездари объединяются против того нового, что привнес ищущий художник, это страшно.

В стык (великолепное, великое это дело - монтаж) - кадры, снятые на юге: потные, старые люди давятся в очередях к урнам; основной наплыв избирателей начался после трех часов дня.

Прерывают передачу - показывают как голосовал президент Кошта Гомеш. Рядом с ним жена, вытирает слезы.

Вечером уже, часов в девять, а то и в десять, ТВ передало хроникальный фильм: всю историю "португальского эксперимента", начиная с двадцать пятого апреля, когда дети и женщины вставляли в стволы солдатских автоматов гвоздики, когда армия браталась с народом, когда с балкона президентского дворца выступал Спинола, когда отворились двери каторжных тюрем - через все перипетии сложного процесса, свидетелями которого была не только одна Португалия - весь мир. Хроника сделана уважительно по отношению к истории: получили слово не только друзья революции, но и ее враги - дали выговориться Спиноле, серьезно и объективно и с с л е д о в а л и как Отелло ди Каравалью, так и Васко Гонсалвиша.

Полночь. В пресс-центре - не протолкнешься. Гюльбекян оцеплен вооруженной полицией: ждем президента Гомеша и премьера Азеведу, затем должны приехать лидеры ведущих партий. Экраны телевизоров подрагивают голубым, изнутри напряженным цветом: скоро начнут передавать первые результаты; на избирательных участках уже начался подсчет голосов.

"Лиссабон. Семенов: Литгазета.

26 апреля 1976 г.

Приняла по телефону Рыболова.

Я передаю этот репортаж из пресс-центра Гюльбекяна; вокруг - яростный стрекот телетайпов, пишущих машинок, разноязыкий говор полутора тысяч журналистов, аккредитованных при министерстве информации Португалии.

Самые первые данные, пришедшие из Макао, из далекой колонии на юге Китая, были ошеломительными: 70% голосов отдано за Са Карнейру, за НДП! Видимо, маоисты недурно там поработали - пусть руками правых, но обязательно нанести поражение коммунистам!

Оживление среди американских и британских журналистов - действительно, это сенсация! Для них - да, для нас - нет.

Ставка в Макао была сделана на торговцев, буржуа, спекулянтов; мнение трудового населения - грузчиков, шоферов, крановщиков - попросту игнорировались; их не очень-то и пускали к урнам.

Журналисты из ФРГ дали свою оценку положения в Макао. Они считают, что "истинным правителем Макао является не губернатор Леандру, а игорный король Стенли Хо и председатель китайской торговой палаты, директор банка "Дафэн" миллионер Хо Ин, владеющий строительными, текстильными и транспортными фирмами, называющий себя при этом "самым левым", членом "компартии Китая".

"Самый левый" Хо Ин живет в роскошной вилле на Руа да Боа Виста, а на его фабриках за тридцать долларов в месяц трудятся 12-летние дети, для которых не существует никаких законов об охране труда. Именно с ним должен вести переговоры португальский губернатор, если нужно добиться одобрения китайцами какого-либо нового закона или проекта. Есть люди, которые утверждают, что несколько китайцев, которые обосновались рядом с резиденцией Хо Ина, и являются истинными представителями Макао.

И хотя Макао находится под контролем "самого левого" Хо Ина, в жизни этой колонии детский труд и проституция - обыденные явления. Коррупция получила столь широкое распространение, что Хо Ин недавно заказал для крупье в своих игорных домах новые униформы - без карманов.

С 1949 года в Макао не было забастовок. Правда, в 1966 году рабочие Макао подняли было голос против португальских колонизаторов и потребовали их ухода. Но по воле Хо Ина и его пекинских хозяев салазаровцы остались. "Вы были здесь 400 лет, чтобы нас эксплуатировать, - объявили они колонизаторам, - теперь оставайтесь до тех пор, пока нам это будет нужно". Сторонники Хо Ина блокировали и вторую попытку Лиссабона деколонизировать Макао, которая была предпринята после свержения диктатуры Каэтану в апреле 1974 года, ибо кое-кто из "самых левых" больше заинтересован в Макао как в португальской колонии, а не как в части Народной республики. И не только из-за торговли и валюты.

...Когда осторожный рассвет начал вползать в окна, когда в пресс-центре уже выступили президент Кошта Гомеш, премьер-министр ди Азеведу, товарищ Куньял, лидер социалистов Марио Соареш, лидер НДП Са Карнейру, создатель НДЦ Фрейтуш ду Амарал, когда электронно-вычислительные машины принесли более полные результаты из всех районов, без портативной счетной машинки не обойтись. Присоединился к японцам, начали считать вместе. Итак, проанализируем результаты:

АОК (ультралевые, субсидировавшиеся СДЦ) собрали по всей стране 13738 голосов, то есть 0,29%.

ФСП (ультралеваки - "колос и гаечный ключ" - помните символ?) - 37258 голосов, то есть 0,79%.

ЛСИ (троцкисты) - 14333, то есть 0,30%.

МЕС (ультралевые социалисты) - 27225, то есть 0,58%.

МРПП (провокаторы ЦРУ - Пекина) - 30189, то есть 0,64%.

ПКП ("м-л") (маоисты-провокаторы) - 13369, то есть 0,28%.

ПРТ (ультралеваки) - 4293, то есть 0,09%.

УДП (леваки) - 77408, то есть 1,65%.

Итак, все вместе они набрали 205776 голосов, или 5,20% избирателей.

Ультраправые.

ППМ (монархисты) - 24674, то есть 0,52%.

ПДХ (партия демохристиан) - 24876, то есть 0,53%.

Этот ультраправый процент не имеет роли в связи с теми данными, которые следуют:

ПС (социалисты) - 1548938, то есть 35,05%.

НДП ("народные демократы") - 1130729, то есть 24,03%.

СДЦ ("социально-демократический центр") - 798000, то есть 15%.

Компартия - 785620, то есть 14,6%.

Сделаем подсчет: если бы стратеги ЦРУ вкупе со своим "ура-революционным" союзником не откололи людей, отдавших свои голоса за ультралевые партии, прельстившихся их "революционной" фразеологией, коммунисты получили бы на 205 тысяч голосов больше и вышли бы на третье место.

О чем говорят первые результаты? Во-первых, о том, что несмотря на яростную антикоммунистическую работу, партия Алваро Куньяла не только не потеряла голоса, но, наоборот, увеличила. Несмотря на яростные атаки коммунисты улучшили свои результаты по сравнению с выборами в Учредительное собрание: тогда было 12,52 процента голосов, а сейчас 14,61. Тогда у коммунистов было тридцать депутатов, сейчас - сорок.

Это - один аспект исследования. Теперь - второй. Предвыборный анализ, данный коммунистами, относящийся, в частности, к правой угрозе, сбылся: СДЦ Амарала увеличил число голосов, отданных за него, вдвое: на прошлых выборах за СДЦ голосовало лишь 7,67 процента. Это - тревожный симптом, и особенно он тревожен, если остановиться на третьем аспекте, на том, что и социалисты и НДП потеряли голоса: каждая партия по два процента. Предварительный анализ показывает, что их выборщики переметнулись к СДЦ: непоследовательность обычно вызывает откат, как к ультралевым, так и к ультраправым - чаще, впрочем, к правым, те - организованнее и мощнее.

Поскольку социалисты, тем не менее, набрали наибольшее число голосов и могут претендовать на формирование кабинета, - им-то и думать в первую очередь об этом тревожном симптоме.

За день до выборов я встретился в пресс-центре с руководителем левого крыла Социалистической партии, министром сельского хозяйства и рыболовства Лопешом Кардозо.

- Это же неслыханно, - говорил министр, - чтобы в семидесятых годах двадцатого века три процента населения страны владело девяносто семью процентами всех земель! Но так было в Португалии. Так было два года назад. Мы проводили и будем проводить аграрную реформу, уважительно изучая как опыт создающихся ныне в стране коллективных хозяйств, так и интенсификацию производства в частном секторе, но не у латифундистов, а у безземельных в прошлом крестьян, которые получили ныне свои наделы.

- Аграрная реформа будет продолжена и дальше?

- Обязательно.

- Возможна ли денационализация банков?

- Мы никогда не пойдем на это, - твердо ответил Лопеш Кардозо. - Мы не собираемся сдавать то, что было завоевано подвигом народа.

Что ж - достойная позиция социалиста Кардозо - она не может не вызвать уважения. Естественно, такая концепция не по нутру ряду западных журналистов. Сдается, им вообще многое не по нутру в Португалии. Некоторые репортеры, падкие до скоропалительных, а потому сенсационных умозаключений, ночью, перед выборами, не преминули заметить:

- Голосование здесь будет проходить за штыками. Свидетельствую: армия не была выведена на улицу, выборы проходили не за штыками. Выборы проходили демократично. Выборы проходили именно так, как мечтал народ Португалии. Штыков не было. Впрочем, были вертолеты. Военные вертолеты. И опять-таки в пресс-центре кое-кто не удержался: "Вместо штыков на земле - контроль с воздуха". Снова неправда: вертолеты ВВС помогали работе центральной избирательной комиссии, передавая новости из округов.

В пятницу, за день перед выборами, лидеры социалистов, народных демократов и социально-демократического центра поделились своими прогнозами о результатах предстоящего голосования.

Марио Соареш, ПС: "Мы получим 40%, за нами пойдет социально-демократический центр, потом - народно-демократическая партия, следом за ней - коммунисты. Не думаю, что правые партии получат более 50%. Не думаю, что португальская компартия получит более 10-12%".

Са Карнейру, НДП:"37% получим мы. Социалисты - не более 27-29%. Социально-демократический центр соберет 15%".

Фрейтуш ду Амарал, СДЦ: "Первыми будем мы. Затем пойдет народно-демократическая партия. Социалисты будут третьими".

Электронно-вычислительные машины всю ночь передавали новости о результатах выборов. Всю ночь мы вели подсчет в своих блокнотах. Прогнозы народных демократов и социально-демократического центра, каждый из которых претендовал на лидерство, не оправдались. Этого, собственно, и надо было ожидать: консерватизм, даже припудренный псевдодемократическими словесами, не популярен в мире, а особенно в той стране, которая в течение страшного полувека воочию знала, что такое фашизм. По тем неполным подсчетам голосов, которыми сейчас я располагаю, народно-демократическая партия и социально-демократический центр собрали - вкупе - 41,31%. Примыкающие к ним монархисты и демохристиане 1,06%. А коммунисты вместе с социалистами обладают 49,66% голосов. Ультралеваки не получили ни одного голоса. Политика наемных раскольников, финансируемых расчетливыми заокеанскими и пекинскими стратегами, потерпела очевидный и позорный провал.

Ближайшие два-три дня покажут, какую позицию займет руководство социалистической партии. В наш тревожный век риск отнюдь не украшает политика, особенно если он думает о будущем своей страны, а не о личностном престиже. Время настойчиво диктует необходимость категорического решения: "Скажи мне, с кем ты, и я скажу, кто ты". День 25 апреля, весенний солнечный день Португалии, стал днем победы левых сил, стал днем победы демократии, стал днем надежды".

Первый раз я отдиктовался на рассвете. Потом пришли новые данные. Надо было кое-что уточнить. Линию на Москву не давали. Понесся на окраину Лиссабона, в корпункт ТАСС. Спасибо Эдуарду Ковалеву - что значит корпоративное братство! - помог выйти на "Литературку", додиктовать самые последние новости, ибо газета - как поезд: не успел до десяти часов полоса ушла под пресс, заработали машины в типографии - не остановишь!

Поехал к Уфаевым. Поспал два часа - и снова в пресс-центр: на встречи с Са Карнейру и Амаралом.

Са Карнейру мои коллеги оглушили первым же вопросом:

- Вы говорили, что выиграете по крайней мере десять процентов голосов. Как объяснить, что вы не только не выиграли, но проиграли голоса в сравнении с прошлыми выборами?

- Я не говорил о том, что мы будем первой партией.

(Вот те бабушка и Юрьев день! Сорок восемь часов назад объявил об этом во всеуслышание, а теперь начинает танцевать варианты Берлаги: "Я сказал это не в интересах правды, а в интересах истины". Не серьезно.)

Чтобы перевести разговор в "категорию интереса", лидер НДП стал требовать немедленного опубликования всех материалов, связанных с событиями двадцать пятого ноября: попытку ультралевацкого путча явно хочет связать с коммунистами, но - осторожен Са Карнейру - никакую партию не называет открыто.

Положение у Са Карнейру хуже губернаторского: социалисты - в большинстве, коммунисты укрепили и улучшили свои позиции, СДЦ не намерен делить лавры победы с кем бы то ни было - каково лидеру НДП?

Амарал провел беседу "аккуратно". Не было ни ликования, ни захлебных грубостей - говорил выверенно:

- Нынешний век - век прагматизма в политике. Невключение коммунистов в правительство будет на деле способствовать улучшению отношений Португалии с НАТО и Общим рынком. Нет, я не против аграрной реформы, я лишь против незаконного захвата земель, СДЦ - как фермент порядка в стране - предложит свои рецепты. Нет, я не против генерала Кошта Гомеша - это интеллигентный, сведущий человек, однако мы будем думать о другом кандидате на пост президента.

- Говорят, что члены вашей партии связаны с испанским "Опус деи"? Это правда?

Минутное замешательство - словно бы преграда возникла на пустынном шоссе. Это понятно: "Опус деи" - организация испанских технократов, тесно связанная с иностранным капиталом; отношение к так называемой "религиозной группе" за Пиренеями весьма сдержанное. С "Опусом", с его банком "Атлантико" связаны громадные аферы в Испании: фирма МАТЕСА "нагрела" страну на сотни миллионов песет.

- Видите ли, - протяжно отвечает Амарал, - я не считаю корректным спрашивать членов моей партии об их религиозных принадлежностях.

(Ловко вышел. Но такой ответ предполагает - с моей точки зрения - связь СДЦ с "Опусом". Иначе, на месте Амарала, стоило бы рубить сплеча. Впрочем, ему виднее: ставка на "Опус" имеет свои "плюсы" - деньги, много денег.)

Но вообще, размышляя здраво, результат выборов наталкивает на выводы весьма и весьма серьезные. Правых в стране немало - это факт. Но что примечательно: никто из них не рискует ныне открыто назвать себя правым! В той или иной форме варьируются понятия "социал-демократия", "социализм", "демократия". Следовательно, все партии, оппозиционные коммунистической, отдают себе отчет в притягательности идей Маркса и Ленина, никто уже ныне как в двадцатых и тридцатых годах - не рискует провозглашать открыто и торжественно антисоциализм. Это - главный вывод, и он - оптимистичен.

В пресс-центре распространено одно из последних интервью президента Кошта Гомеша.

В о п р о с: Португальская конституция это конституция социалистического характера. Смогут ли консервативные партии последовательно управлять в рамках основного закона, который вы приняли?

О т в е т: Конституция была разработана представителями партий, избранными народом. При этом надо иметь в виду, что процент голосовавших был очень высоким. Следовательно, политическая конституция, которая есть у нас сейчас, представляет волю народа. Только одна партия, из входивших в Учредительное собрание, голосовала против конституции - партия социально-демократический центр, но ее руководители уже заявили, что будут соблюдать основной закон. Следует ли удивляться тому, что консервативное правительство будет действовать в рамках, определенных основным законом? Я думаю, что нет, тем более что в Собрании Республики будут представлены те же самые четыре партии большинства, что и в Учредительном собрании. Разумеется, с трудностями будет сталкиваться любое правительство, но эти трудности всегда можно преодолеть благодаря стремлению достигнуть великих национальных целей.

В о п р о с: Что будет, если правительство сформируют консервативные силы? Поскольку конституция неприкосновенна - это гарантирует устойчивость институтов в течение четырехлетнего периода, - не будет ли это сопряжено с риском возникновения нового периода неустойчивости институтов?

О т в е т: Институты созданы для осуществления определенной общей политики. Я сказал бы, что конституция - это основной закон, в то время как правительства - это ее дополнительный механизм. Наша задача, несомненно, заключается в том, чтобы создать механизмы, стабилизирующие демократию. Эта стабильность позволит нам без всяких потрясений идти к режиму, справедливому в социальном, экономическом и политическом отношениях. Введение четырехлетнего периода, в течение которого конституция не может быть изменена, на мой взгляд, имеет исключительную важность для достижения этой цели.

В о п р о с: Некоторые политические руководители утверждают, будто новая конституция носит марксистский характер. Другие говорят, что она является одной из "самых прогрессивных в капиталистическом мире". Каково ваше мнение?

О т в е т: Я считаю ее политически передовой конституцией по сравнению с другими документами того же рода, конституцией, направленной на достижение прогрессивных целей. Я не стану применять к ней строгой классификации или сравнивать ее с другими конституциями "капиталистического мира". Наша революция и ее эволюционный процесс были очень специфическими, и принятая конституция частично отражает ту действительность, в которой мы живем.

В о п р о с: Независимо от полномочий Революционного Совета, являющегося гарантом конституции, какова будет в дальнейшем миссия вооруженных сил и их роль в политической жизни страны?

О т в е т: Задача вооруженных сил определена в самом тексте конституции. Что касается роли военных в политической жизни, то она будет постепенно ослабевать по мере укрепления институтов до тех пор, пока не отпадет необходимость в их участии.

Уже достаточно говорилось о том, что военные не претендуют на власть. Их миссия - помимо задач, общих для всех вооруженных сил, - состоит в том, чтобы гарантировать соблюдение конституции и обеспечивать условия мирного и плюралистического перехода нашего общества к демократии и социализму.

В о п р о с: Могут ли результаты парламентских выборов отразиться на составе Революционного Совета?

О т в е т: В конституции лишь предусмотрено, что в случае кончины или отставки одного из членов, назначенных тремя видами вооруженных сил, или же в случае его постоянной неспособности участвовать в работе совета, вакантное место займет деятель, выдвинутый соответствующим видом вооруженных сил. Следовательно, не предусмотрено никакого изменения его состава, помимо этих случаев.

В о п р о с: Что вы думаете о "необратимости основных завоеваний революции"?

О т в е т: Конституция предусматривает неприкосновенность основных завоеваний нашей революции. Что касается людей, избранных в соответствии с конституцией, то мне кажется, что они лишний раз доказали, что их позиции совпадают с интересами народа, который они представляют в Собрании.

В самом деле, было бы бессмысленно ликвидировать завоевания, которые за последние два года материально воплощали собой путь свободного, демократического, справедливого общества, идущего к прогрессу. Поставить под вопрос эти завоевания - значит предать революцию, предать народ, который содействовал им, связал с ними свои надежды и отдал им свои силы.

Секретарь "народных монархистов" Телеш не прошел в Ассамблею. До сего дня он был единственным представителем ПНМ - членом кабинета министров.

- Что бы вы сделали, если бы были военным, господин Телеш?

Он вздохнул:

- Ушел бы в казармы.

Ему придется идти несколько дальше - народ отказал в доверии "народной" партии. Как это у Авраама Линкольна? Можно довольно долго обманывать часть народа, можно короткое время обманывать весь народ, но нельзя в течение долгого времени обманывать всю страну (цитирую на память - поэтому без кавычек). Прекрасные слова великого американца!

Конечно же, МРПП оказалась верна себе. Грохнула заявление:

- Немедленно и до конца разоблачим возмутительный избирательный фарс, устроенный ревизионистскими заправилами! (Чувствуете стиль?) Избирательная машина - это машина обмана и лжи. При диктатуре буржуазии по-другому быть не может. (В Португалии?)

Хорошо известна смертельная борьба, которую нам пришлось вести для выдвижения рабочей кандидатуры. Еще до окончания избирательной кампании (Браво! Быстро!) наша партия уже начала разоблачать возможную фальсификацию результатов выборов, так как подсчет результатов был поручен фирме "Норма", контролируемой коммунистами. (Ого! Пропадает дар Жюля Верна, МРПП!) Выборы свидетельствуют о фальсификации. В руки коммунистов попало мощное оружие, с помощью, которого они смогли усилить свои позиции и подтасовать результаты, достигнутые нашей партией, прибегнув к сложным манипуляциям на счетно-решающих устройствах фирмы "Норма". (Эк, мерзавцы, запугивают народ жупелом "наука в руках злодеев". Расчет на темноту.) К нам поступило огромное число телефонограмм и телеграмм, в которых выражалось возмущение масс этим маневром коммунистов. (Ну что можно сказать в ответ? И надо ли? Пожалуй, надо.)

Май 1950 года. Лиссабонский суд. При закрытых дверях слушается дело по обвинению гражданина Португалии в "национальной измене", терроризме и предательстве интересов народа.

С у д ь я: Вы знаете в чем вас обвиняют?

О б в и н я е м ы й: Да.

С у д ь я: У вас есть что сказать в свою защиту?

О б в и н я е м ы й: Да. С момента моего заключения, то есть уже более года, меня содержат в "режиме строжайшей изоляции". Я не преувеличу, если скажу, что этот новый "режим" является одной из форм жесточайших пыток. Во время моего первого ареста в 1937 году я узнал, что такое пытка садистов ПИДЕ. Пыткам я был подвергнут сразу после того, как отказался отвечать на вопросы следователей. На меня были надеты наручники, я был брошен в тесный круг агентов ПИДЕ, и они начали бить меня, перебрасывая от одного к другому. Потом они начали бить меня об стену. После этого, поскольку я по-прежнему молчал, они взялись за резиновые дубинки и канаты. Когда и это не помогло, меня повалили и начали бить ногами. Затем меня разули и обрушили страшные удары на ступни. Агенты ПИДЕ долго били меня, до потной усталости, а потом подняли, поставили на вспухшие ноги и заставили идти по камере. Я шел под градом их ударов. Так продолжалось много часов подряд - до тех пор, пока я не потерял сознание. Я не приходил в себя пять суток.

На этот раз меня не били. Однако я могу свидетельствовать, что "режим строжайшей изоляции" так же страшен, как и пытки. Я был счастлив узнать, что мои товарищи по заключению - София Ферейра и Милитон, - подвергнутые таким же, как и я, пыткам, так же не произнесли ни одного слова, которое могло бы причинить вред тому делу, которое мы представляем.

Теперь я перейду к пунктам обвинения. Меня обвиняют в том, что мы - не самостоятельная политическая партия, а некий "глаз Москвы", что мы "проводники решений и приказов из-за рубежа". В этом обвиняют не только нас, португальских коммунистов, но и наших французских, испанских и итальянских товарищей. Эта ложь потребовалась для того, чтобы бросить тень на сугубо национальный, патриотический характер борьбы португальских коммунистов. Это сделано - в который раз уже - для того, чтобы оторвать нас от колеблющихся демократов; для того, чтобы оклеветать нас в глазах широких масс. Обвинение построено по спасительному фашистскому принципу, когда вор кричит: "Держи вора!" В то время, когда иностранные монополии превратили нынешних руководителей нашей страны в своих слуг, которые безропотно выполняют все приказы из-за рубежа, было бы антипатриотичным и антинациональным поступком уклоняться от борьбы за честь и национальную независимость Португалии. И мы пошли на борьбу за свободу первыми! Итак, за национальную независимость и свободу последовательнее всего выступают те силы, которые стоят на позициях интернационализма, ибо ничто так не способствует порабощению страны, как торжество духа национализма. Только тот, кто обманут, или те, которые хотят обмануть, решатся отрицать очевидный факт: большинство нашего национального богатства продано крупной португальской буржуазией иностранному империализму. К несчастью для нашей родины, мы можем привести сотни примеров, показывающих, какая пропасть лежит между словом "независимость" и самой независимостью. Правящие страной силы, которые не устают клясться в своем национализме и приверженности независимости, поступают на деле совсем наоборот. Разве могут поступать "борцы за независимость" так, как поступают сейчас те, кто нами правит?! Вино "порту" не могут продать за границу, а виски и коньяк, тем не менее, покупают, нанося этим огромный ущерб экономике. Не могут продать смолы, зато покупают спирт. Не могут продать пробку, зато покупают пластмассы. Кому это выгодно? Португалии?! В отличие от националистов, именно мы требуем, чтобы экономика нашей страны была истинно п о р т у г а л ь с к о й!

Далее. Справедливо утверждение, что тот, "кто обманывает, всегда находит того, кто позволяет себя обмануть". Несмотря на лживые, унизительные сетования некоторых наших проповедников о "постоянной португальской нищете", анализ национальной экономики позволяет утверждать: правильное использование природных ресурсов гарантирует нашему народу зажиточную жизнь - уютный очаг, духовные и культурные ценности. Нынешние фашистские правители не могут ответить на наши вопросы:

- Почему закрываются заводы, почему на улицу выгоняют рабочих, когда лишь увеличение производства дает повышение благосостояния?

- Почему мы видим массовую безработицу среди крестьян, хотя в стране есть два миллиона гектаров необрабатываемой земли?

- Почему разоряют мелких промышленников, фермеров, владельцев магазинов, предпринимателей в сфере обслуживания? Почему потребовалось облагать этих людей ростовщическими налогами?

- Почему люди ютятся в бараках, а государство поощряет строительство дорогостоящих роскошных домов?

- Почему растет смертность - особенно детская?

- Почему поощряется безграмотность? Почему ведутся гонения на ученых, писателей, художников?

Что же, принимать существующее, как должное? В наивыгодном положении часто оказывается проповедник покорности. Однако покорность не есть наша идеология.

Возникает вопрос: могут ли чаяния португальских демократов независимость, мир, благосостояние народа - быть гарантированы современным режимом? Нет, не могут. Каков выход? Возврат к временам республики 1910 года? Главная слабость республики заключалась в отсутствии единства народно-демократического движения с истинным национально-освободительным движением. Если представить себе возврат к той республике - которая, конечно же, есть освобождение народа от фашизма - то вывод, тем не менее, будет плачевным: повторение прошлых ошибок, прошлая разъединенность, может сейчас привести к правому перевороту и установлению диктатуры. Я, однако, убежден, что настанет день, когда не будет больших разногласий между нами, коммунистами, и другими демократами, включая старых и благородных республиканцев, которые невзирая на четвертьвековой гнет и свой преклонный возраст, продолжают быть преданными своей мужественной идее, включая католиков, сохраняющих верность христианству. Для того, однако, чтобы демократическая республика была жизнеспособной, необходимо главное: народ должен видеть в ней свою собственную республику, а в избранном им правительстве он действительно должен видеть свое правительство. До тех пор, пока наш народ живет у себя дома, как на враждебной территории, участие его в политической жизни, его волеизъявление невозможно. Каков же выход? Мы стремимся к мирному решению политических проблем в Португалии. Поэтому уже давно основным нашим требованием является проведение свободных выборов в Учредительное собрание. Более того, несмотря на антидемократичность нынешней конституции, несмотря на то, что наша национальная Ассамблея имеет слабое сходство с парламентом любой страны буржуазной демократии, несмотря на то, что нынешний закон устанавливает ограничения для избирателей, несмотря на все это, мы готовы были принимать участие в "изъявлении народной воли" на выборах в национальную Ассамблею в ноябре 1945 года и на выборах президента в 1949 году, мы требовали одного лишь: чтобы соблюдались хоть эти, действующие законы. Что же получилось? Как на первых, так и на вторых выборах правительство продемонстрировало полное неуважение к законам, сочиненным им же самим. Следовательно, ввиду того, что в стране нельзя провести свободные выборы для изменения режима, следует сменить режим - во имя того, чтобы провести свободные выборы.

Нас обвиняют в терроризме. Какой вздор! Разве наша концепция - есть концепция заговорщиков и террористов?

Мы всегда выступали, выступаем и будем выступать против террора, ибо террор вызывает в массах представление, будто маленькая группка решительных людей может сменить режим, тогда все остальные должны сидеть и ждать, сложив руки, исхода этой борьбы одиночек. Терроризм отталкивает народ от борьбы, мы же, наоборот, зовем народ к политической борьбе.

Я остановился на некоторых основных пунктах обвинения. Я говорю это в застенке, но не как представитель побежденной партии, а как представитель великой партии народа. Я знаю, что мы будем осуждены, несмотря на всю вздорность предъявленных обвинений. Я счастлив, однако, поскольку знаю, что народ требует суда над национальными изменниками и террористами. Народ посадит на скамью подсудимых изменников и террористов - фашистов, правящих Португалией, их фюрера Салазара!

Одиннадцать лет провел в одиночке тот человек, который так блистательно дал анализ португальской ситуации.

Потом был побег - неслыханный по отваге и дерзости, побег смертельного риска, побег борьбы - во имя свободы народа.

Имя этого человека - Куньял. И против этого-то человека призывают бороться "ура-революционеры" из наемной МРПП!

"Лиссабон. Семенов: Литгазета.

Приняла по телефону Карасева.

На двери табличка: "Товарищ, в целях безопасности проверь, надежно ли ты закрыл дверь!" Это - в ЦО португальской коммунистической партии "Аванте". Вся редакция размещена в пяти комнатах; кабинет главного редактора, члена политкомиссии ЦК ПКП товарища Антониу Диаша Лоренсо - от силы десять метров троим довольно трудно поворачиваться, особенно когда на столе редактора множество типографских оттисков с портретами коммунистических депутатов, выбранных в Ассамблею республики.

Лоренсо особым, ласкающим, что ли, движением пальцев прикасается к портретам товарищей:

- Это Жозе Марго, он просидел у Салазара больше двадцати лет, это он устроил побег из тюрьмы Пенише на броневике диктатора - нетронутая еще писателями тема... А это Жоржетта Ферейра, мы с ней познакомились в тридцатых годах, я тогда контролировал ее работу - она только-только начинала борьбу, а это Жоакин Гомес, он был стекольщиком, потом пришел к нам, начал работать в типографии: работа в газете была как бы кандидатским стажем для коммуниста самый опасный участок. Он тоже провел в тюрьмах много лет. А вот с Алваро Куньялом я познакомился - в отличие от многих других депутатов Ассамблеи - не в тюрьме, а в Лиссабоне, в редакции нашего легального еженедельника "Дьявол". Куньял был душой нашей газеты: он выступал как публицист, литературный критик, эссеист, философ. Денег не было, мы работали впятером - вся редакция в одной комнате. А тираж был - по тем временам - огромный: тридцать пять тысяч экземпляров. Если и сейчас в Португалии каждый третий человек неграмотен, то в те годы из десяти человек только один умел читать и писать. Мы восхищались талантом и работоспособностью Куньяла, но никто из нас не знал, что в нем помимо дара революционера (а это дар, это врожденный дар!), помимо таланта писателя, историка и философа, - сокрыто великолепное умение видеть мир глазами живописца.

Диаш Лоренсо показывает мне фотографию: сквозь узкую деревянную щель сантиметров десять - видно шесть домиков; вернее даже не домиков, а их части от цоколя до первого этажа. Это то, что Алваро Куньял мог видеть из своей камеры, где он провел многие годы заключения. Он не мог видеть человеческую фигуру - лишь ноги. Впрочем, он мог видеть малышей. Им, верно, он и посвящал свою живопись.

(Когда вы открываете альбом рисунков Куньяла, сделанных им в застенках, видите памятку: "Весь гонорар от издания этих рисунков передан автором в фонд Португальской коммунистической партии".

О себе Лоренсо не говорит. А ведь и его судьба поразительна. Я хочу рассказать лишь об одном эпизоде из его жизни. Это случилось в Лиссабонском суде в феврале 1965 года.

С у д ь я: Правда ли, что вы вновь вступили в коммунистическую партию в 1954 году - после побега из крепости Пенише?

Д и а ш Л о р е н с о: Вопросы, касающиеся конкретной деятельности и затрагивающие безопасность моей партии, я не намерен обсуждать. Что же касается вопросов, обращенных лично ко мне, я готов ответить. Так вот: "вновь вступает" в партию лишь тот, кто выбывал из нее. А я горд тем, что стал на сторону коммунизма шестнадцатилетним юношей, продолжал быть коммунистом в ваших одиночках, был коммунистом, вырвавшись на свободу, и продолжаю быть коммунистом сейчас, здесь, перед вами. Следовательно, ваш вопрос, который по нынешним законам есть форма обвинения, я отвергаю: я никогда не переставал быть членом коммунистической партии Португалии.

С у д ь я: Правда ли, что вы являетесть членом совета Секретариата партии?

Л о р е н с о: Этим вопросом вы хотите усугубить меру моей вины? Могу сказать, что Секретариат ЦК состоит из преданных, честных людей, истинных патриотов Португалии, и возглавляет их замечательный борец за Португалию Алваро Куньял.

С у д ь я: Правда ли, что вы являлись главным редактором центрального органа партии, газеты "Аванте"?

Л о р е н с о: Могу сказать лишь то, что коммунистическая пресса - это единственно свободная пресса Португалии. Мы боремся, несмотря на полицейский произвол и цензуру, несмотря на отсутствие какого бы то ни было подобия свободы слова. Хороша себе свобода слова, если здесь, в этой судебной камере, португальскую "прессу" представляет агент ПИДЕ!

(Лоренсо указывает на человека, сидящего в ложе прессы. Судья прерывает обвиняемого.)

С у д ь я: Правда ли то, что вы отвечали за кассу партии?

Л о р е н с о: На этот вопрос я отвечать не буду. Могу лишь заметить, что касса коммунистической партии создана не ценою вымогательства, взлома или мошенничества, хотя создана она из тех же источников, которые пополняют сейфы крупных монополистов. Но те грабят рабочий класс, а наша партия существует и действует благодаря добровольным пожертвованиям угнетенных.

С у д ь я: Правда ли, что вы руководили совещанием политической, организационной и редакционной комиссий ЦК?

Л о р е н с о: Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Не могу только не заметить, что вы напрасно стараетесь превратить меня в единственную политическую опору партии. Для того лишь, чтобы восстановить правду, замечу, что партией руководит коллектив, мы - сторонники коллективного руководства, при котором централизм сочетается с самой широкой демократией.

С у д ь я: Правда ли, что вы руководили и направляли беспорядки в 1961 году в Порту и Лиссабоне?

Л о р е н с о: Это были не "беспорядки". Коммунистическая партия взяла на себя ответственность руководить битвами португальского народа против тирании, нищеты, и бесправия. Это было победоносное выступление миллионов, и я счастлив, что принимал участие в борьбе.

С у д ь я: Вы руководили студенческими беспорядками?

Л о р е н с о: Беспорядками?! Правительство покрыло себя позором в борьбе против культуры и прогресса, в борьбе против студенчества, которое требовало одного лишь - улучшения системы преподавания! За это тысячи студентов были брошены в казармы Пареде, а потом им пришлось пройти страшную школу пыток ПИДЕ.

С у д ь я: Что вы можете сказать в свою защиту по поводу всех этих фактов?

Л о р е н с о: Я скажу не в свою защиту, а в обвинение ПИДЕ. Я дважды проходил через лапы ПИДЕ. Когда меня арестовали в первый раз, агенты четыре часа подряд избивали меня - до тех пор, пока я не потерял сознание. Руководил избиением Фернандо Гоувейта. Он бил меня "по науке" в основном по груди, в пах и по пальцам ног. Избиение кончилось тем, что меня отправили в госпиталь тюрьмы Алжубе. Там, меня "лечили" в одной из знаменитых одиночек. Потом я прошел сквозь "пытки сном" - первый раз меня лишали сна сто часов, второй сорок восемь. Во время второго ареста на меня с такой яростью надели наручники, что из вен хлынула кровь. Началось заражение крови - меня лечили в клинике тюрьмы Кашиас - в деле есть документы об этом. Потом я был зверски избит за то, что не встал, когда в камеру вошел инспектор ПИДЕ, а потом брошен в карцер - без воздуха и света; на полу испражнения, которые выливались из уборной, расположенной тут же. Там меня держали семьдесят восемь дней. Оттуда меня привезли в ПИДЕ и бросили в камеру третьего этажа, куда, как говорит полиция, "закону нет доступа". Эта камера была особого рода: ее оборудовали специальными трубами для того, чтобы догонять температуру до пятидесяти градусов. В потолок была вмонтирована мощная, слепящая лампа. Когда и эти пытки не заставили меня говорить, ПИДЕ вмонтировала специальную аппаратуру, изображающую все системы пыток, применяемых здесь. Вся камера была словно разрисована этими страшными сценами. На третий день, когда и это не помогло, палачи включили звуковую аппаратуру и дали мне послушать чудовищную пленку: будто бы моя жена, арестованная вместе со мной, отвечает на ухаживания одного из агентов ПИДЕ. Потом включили следующую пленку: двое моих детишек, малыши еще, кричали страшным голосом, - а они сидели в камере вместе с матерью, - и обращались ко мне за помощью, потому что их тоже пытают. Я понял, что меня хотят свести с ума. Потом на меня направили струю пара и газа, а я не мог закрыть лицо, потому что руки были в наручниках, за спиною - все эти трое суток...

С у д ь я: Мы слыхали обо всем этом, мы уже слыхали это от других!

Л о р е н с о: Очень показательное замечание! Любой другой судья не мог бы не заинтересоваться методами тайной полиции. Но я все же договорю! Я не могу не сказать, как пришла группа агентов, а среди них один высший чин, и как они надели на меня смирительную рубашку, и завязали поясом, и начали бить, а высший чин так ударил меня ребром ладони по губам, что у меня до сих пор весь рот в шрамах. А потом некий господин Тиноко, командир бригады ПИДЕ, разбил мне глаз - я до сих пор плохо им вижу, и силой открыл мне рот, и впихнул в рот манифест компартии - тот манифест, в котором сказано, что пидевцы это наемные убийцы. Мне завязали рот поясом, и так я просидел всю ночь, а потом, на рассвете, они снова стали меня бить, и ввели мне в рот шланг с водой, и заставили проглотить бумажное месиво, а потом избили до потери сознания, а уже после перевели в тюрьму Алжубе. Месяц меня держали в одиночке, потому что все тело было в кровоподтеках и ссадинах, а руки не двигались из-за отеков, вызванных наручниками. И эти-то люди обвиняют меня и мою партию в подрыве устоев Португалии! Эти люди смеют меня обвинять в антипатриотизме! Эти люди смеют обвинять меня в мифической подрывной деятельности! Это они, фашисты, несут ответственность за нищету и бесправие, царящие на нашей родине!

С у д ь я: Это теория! Мы это знаем! Отправьте его в ПИДЕ!

Раньше трагедию писали на многих страницах, ныне можно уместить в абзац. Неужели это новое качество в р е м е н и?

Что это свойство темперамента или отсутствие принципиальности? Не прошло и недели (воистину, петух не прокричал еще и второй раз!) после того, как Са Карнейру объявил кандидатом на пост президента генерала Пиреша Велозу, как сегодня в опустевшем уже пресс-центре прогрохотало: лидер НДП официально назвал кандидатом генерала Ромальо Эанеша.

Загрузка...