Порядки помощи

Хеллингер (обращаясь к группе): Это обучающий курс. Я не буду проводить терапию, я буду вас учить в более или менее естественной форме.

Я бы хотел кое-что сказать об основном подходе. Мы работаем в круге. Круг означает, что каждый из вас по очереди получит возможность рассказать о своей проблеме. Круг — это важный инструмент, который помогает обращаться с каждым из членов группы таким образом, что он может сохранить свое достоинство. Никому не позволено вмешиваться, хвалить или упрекать другого, ни то ни другое. Так каждый из нас сможет остаться независимым от других и сможет сказать то, что он хочет, не оглашая своей позиции.

Только я один имею право вмешиваться, чтобы поработать с запросом участника. Я вмешиваюсь только тогда, когда в поле зрения появляется существенное, например когда участник заговорит о своих чувствах. Я всегда буду помнить о том, что речь идет об обучении, поэтому я никому не позволю оттягивать общее внимание на себя лично. Я буду вести этот курс так, чтобы каждый участник смог узнать как можно больше и научиться как можно большему.

Ребенок, страдающий психозом

Хеллингер (обращаясь к первой участнице): О чем идет речь?

Когда та начинает читать с листа (обращаясь к группе): Я никогда не слушаю, если кто-то читает. Вот вам первое знание. То, что считано с листа, можете забыть, потому что за этим не стоит душа.

Обращаясь к участнице: Итак, о чем идет речь?

Участница: Речь идет о моей пациентке. Ее родина — Югославия. Она обратилась ко мне по поводу кризиса в браке. У нее двое детей. Год назад у ее младшего сына начал развиваться психоз. И год назад начался кризис в семейных отношениях.

Хеллингер: Понятно.

Участница: Можно мне к этому кое-что добавить?

Хеллингер: Нет, мне больше ничего не нужно знать.

Обращаясь к группе: Решающее слово было произнесено. Речь идет о психозе ребенка.

Обращаясь к участнице: Сколько лет мальчику?

Участница: 19 лет.

Хеллингер: Недавно Франц Рупперт опубликовал великолепную книгу «Verwirrte Seelen»[4], в которой он убедительно показал, что психозы — это не болезнь, а они связаны с душой, в частности с семейной душой. Поэтому с помощью семейной расстановки и движений души можно попробовать работать с психозами системно и, возможно, будет найдено хорошее решение.

Итак, во-первых: психозом страдает не отдельный человек. Это недуг системы. С тех пор, как я провел курс для пациентов, страдающих психозом, который я описал в моей книге «Liebe am Abgrund» («Любовь над пропастью») и который задокументирован на видео, мне стало понятнее, что за психозом (и, как правило, шизофренией) стоит убийство в семье, скрываемое убийство.

Страдающий психозом или семья в целом — в смятении, поскольку члены семьи вынуждены одновременно принять в свои души как убийцу, так и его жертву. Это приводит к смятению. Решением здесь будет, чтобы оба — как жертва, так и убийца вернулись в рамки семьи и заняли каждый свое место. Это происходит скорее всего тогда, когда убийцу и его жертву ставят друг против друга, чтобы они признали и взаимно приняли друг друга, дав друг другу место в своей душе. Такое движение души выходит далеко за пределы семейной расстановки. Оно ведет нас в совершенно другое измерение, где каждый найдет свое место., потому что каждый становится в равной степени важен перед лицом целого.

А поскольку мы считаем, что должны следовать велению нашей совести, это дается нам особенно трудно. Но если посмотреть на человеческую жизнь, кто способен на настоящий вызов? Что за люди движут мир вперед? Хорошие? Плохие? Кроткие или жестокие? Тьма или свет? Тьма ближе всего первопричине жизни.

Эти знания, полученные нами, поведут нас, когда мы будем работать с психозами.

Обращаясь к участнице: Я буду работать с тобой. Садись со мной рядом.

Обращаясь к группе: В принципе у меня достаточно информации. У девятнадцатилетнего мальчика развился психоз, семья из Югославии. Естественно, мы сразу вспоминаем о многочисленных страшных событиях, начиная с Первой мировой войны и до сегодняшнего дня.

Возникает вопрос: с чего начать? Я стараюсь вчувствоваться в это и думаю: «С чего начать?» Первое, что я должен выяснить, идет это из семьи отца или из семьи матери, или от обеих семей? Есть простой метод: я расставлю заместителей матери и отца, и мы посмотрим, что произойдет. Движения заместителей покажут нам, где скрыто главное.

Участница: Можно мне дополнить? Мне известно о двух убийствах.

Хеллингер: Не нужно. Я хочу показать, как это можно выяснить при помощи расстановки. Позже ты можешь это подтвердить или дополнить.

Хеллингер выбирает мужчину на роль заместителя отца и женщину на роль заместительницы матери и ставит их на расстоянии трех метров друг от друга. Оба смотрят в одном и том же направлении.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я ставлю их не в качестве пары, а по отдельности.

Глаза женщины закрыты, мужчина смотрит на пол.

Хеллингер (обращаясь к группе): В какой семье? В семье мужа. Он смотрит на пол, он смотрит на жертву. Итак, в этой семье есть преступник и жертва.

Хеллингер выбирает женщину на роль заместительницы жертвы и просит ее лечь на пол, на спину перед мужчиной.

Жертва проявляет беспокойство, тяжело дышит и нервно двигает руками. Она располагает руки вдоль тела и сжимает кулаки.

Хеллингер (обращаясь к группе): Она сжимает кулаки. Она одновременно и жертва и преступник, возможно, она страдает шизофренией.

Жертва несколько раз подряд быстро ударяет правым кулаком по полу.

Хеллингер: Мы не должны смотреть сейчас на отца, будто он преступник. Мы просто искали, с чьей стороны. Теперь мы выясним, в каком поколении это произошло.

Хеллингер ставит ряд предков отца: начинает с него самого, затем выбирает нескольких мужчин, которых он ставит в ряд друг за другом. Каждый из них представляет целое поколение. Мать он просит сесть. Жертва остается лежать на прежнем месте.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь просто предоставим заместителей самим себе и посмотрим, в каком поколении произошло решающее событие.

Дед кладет руку на плечо отца. Оба стоят очень близко друг к другу. Затем дед начинает так давить на отца, что оба почти падают вперед. Хеллингер отводит отца немного вперед. Дед падает на пол и ложится на правый бок.

Хеллингер: Это произошло в поколении деда.

Заместитель прадеда прислоняется к своему предку, следующему за ним. Тот поддерживает его, чтобы он не упал.

Хеллингер: И в поколении прадеда.

Хеллингер выбирает заместителя для второй жертвы и просит его лечь на пол перед прадедом.

Хеллингер: Теперь посмотрим, что будет происходить между преступниками и жертвами.

Первая жертва протягивает руку прадеду и смотрит на него. Его глаза закрьггы, и он прислоняется спиной к своему предку, стоящему за ним.

Хеллингер (обращаясь к группе): То, что показывает прадед, это движение к бегству. Он не хочет смотреть туда. Поэтому помощник должен вмешаться. Этого нельзя допускать.

Хеллингер тянет прадеда вперед до тех пор, пока тот снова не встанет крепко на ноги. Последний смотрит только на жертву у своих ног. Он стонет и тяжело дышит.

Хеллингер (обращаясь к группе): Заместители ничего не должны говорить. Это очень важно.

Хеллингер выбирает заместителя сына, страдающего шизофренией, и ставит его в расстановку.

Первая жертва все еще беспокойна и вытягивает вперед левую руку.

Прадед тяжело дышит, кажется, что его сейчас стошнит. Он смотрит на сына.

Хеллингер (обращаясь к группе): Когда я поставил сына, прадед смотрел на него, вместо того чтобы смотреть на жертву. Это означает, что сын перенимает что-то у прадеда.

Прадед медленно опускается на пол и ложится рядом со второй жертвой, к ней лицом.

Хеллингер ставит сына ближе к отцу.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь я выведу сына из зоны влияния преступников и жертв. Тогда они останутся наедине, и решение будет происходить между ними. Решение должно быть там.

Когда Хеллингер хочет поставить сына рядом с его отцом, он замечает, что отец дрожит и хочет пойти к своему отцу (деду).

Хеллингер (обращаясь к отцу): Ты дрожишь. Подойди ближе к своему отцу.

Отец идет к своему отцу, становится на колени и наклоняется к нему. Первая жертва все еще проявляет сильное беспокойство.

Хеллингер (обращаясь к группе): Отец склоняется перед своим отцом. Но возможно, это не отец, а другой человек его поколения.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь процесс начинается и у четвертого предка. Он сжимает правый кулак. В нем энергия преступника, у прадеда, вероятно, только энергия жертвы.

Дед отворачивается от отца и ложится рядом со второй жертвой. Он смотрит на нее и гладит ее.

Хеллингер просит трех оставшихся предков вернуться на свои места.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вот теперь мы наблюдаем собственно сцену.

Через некоторое время отец встает и направляется к своему сыну. Они становятся рядом.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь отец может уйти, потому что теперь понятно, кто собственно действующие лица.

Четвертый предок смотрит вниз на прадеда. Оба смотрят друг другу в глаза. Прадед переворачивается на спину и разводит руки в стороны. Теперь он спокоен.

Хеллингер подводит сына к прадеду и четвертому предку. Прадед выпрямляется и силится глотнуть воздуха. Четвертый предок держит его крепко. Оба обнимаются.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь по движению становится ясно, что прадед был задушен либо он был и жертвой, и преступником одновременно. Мы могли это видеть по его движению.

Четвертый предок тянет прадеда к полу. Тот сопротивляется, опираясь на руки.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Встань на колени.

Сын опускается на колени и придвигается вплотную к прадеду и четвертому предку. Он кладет правую руку на спину прадеда, а голову на грудь четвертому предку. Тот обнимает его. И четвертый предок его тоже обнимает. Теперь первая жертва успокаивается.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вот это исцеление шизофрении. Он вместе с жертвой и преступником. Теперь они оба становятся в нем единым целым. Теперь остальные — вторая жертва и дед — спокойны.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Дыши глубоко.

Обращаясь к группе: Жертва гладит сына.

Через некоторое время: Теперь смятению пришел конец.

Хеллингер просит сына встать и отводит его на несколько шагов назад. Жертва смотрит ему вслед.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Склонись перед преступником и жертвой.

Сын опускается на колени и склоняется в глубоком поклоне. Затем четвертый предок ложится на пол, прадед все еще остается стоять.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь и преступник лег на пол. Для него это начало примирения.

Обращаясь к сыну: Я выведу тебя из его поля зрения и отведу к твоему отцу.

Хеллингер берет его за руку и ставит напротив отца. Оба сияют.

Хеллингер (обращаясь к группе): Это все.

Прадед становится на правое колено и смотрит вверх.

Хеллингер ставит напротив него мужчину. Прадед встает, идет к нему, обнимает и опускает ему голову на грудь. Оба долго стоят, крепко обнявшись и покачиваясь из стороны в сторону.

Хеллингер (после паузы обращаясь к группе): На этом можно закончить.

Обращаясь к заместителям: Постойте еще немного так, как вы стоите.

Обращаясь к группе: Если бы я сейчас спросил терапевта: «Что это было на самом деле?» — а она это знала бы и рассказала мне, какое это имело бы действие? Это способствует развитию или разрушает? Здесь мы имеем дело с тайнами особого рода, которые не подвластны моей или нашей теории. Вот пример (Хеллингер указывает на мужчину, который был введен в расстановку последним и который продолжает обнимать прадеда). Разве не полезно душе видеть такое. В процессе такой работы мы снова и снова оказываемся перед ситуациями, в которых мы должны отойти в сторону и просто смиренно согласиться с тем, что есть.

Согласны? Это все.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Хеллингер (обращаясь к группе): То, что мы с вами сейчас видели, это развитие метода семейной расстановки.

Обращаясь к терапевту: Тебе все понятно?

Терапевт: Да.

Через две недели после окончания этого курса Генрих Бройер, его организатор, написал мне письмо:

«Дорогой Берт! Вот сообщение относительно расстановок. Коллега, которая была первой на супервизии (расстановка психоза с убийствами в Югославии), позвонила мне и рассказала, что когда пациентка в следующий раз пришла к ней на прием, то сказала, что хочет поговорить об убийствах, имевших место в семье ее мужа. То, что выявилось в процессе расстановки, получило свое подтверждение. А до того речь шла только о возможном убийстве в семье матери. Видишь, тебе удалось сработать на опережение».

Преимущество новой системы

Хеллингер: Теперь продолжим круг.

Участник: Речь идет об отношениях в паре. Они не женаты. Тому есть причина — партнеры одновременно являются сводными братом и сестрой. Вопрос такой: как с этим обращаться, ведь они партнеры и между ними возникают вопросы, обычные для партнерских отношений между мужчиной и женщиной?

Хеллингер: Мне не нужно знать больше.

Обращаясь к группе: У нас есть вся важная информация.

Обращаясь к участнику: У них общая мать или общий отец?

Участник: Общий отец.

Хеллингер: Понятно. Нам нужны заместитель отца, заместительница его первой жены и заместительница второй жены. Тогда посмотрим, что будет.

Хеллингер выбирает заместителей и просит встать их так, как им захочется.

Первая жена сразу становится рядом с мужем. Вторая жена встает немного в стороне, а затем еще немного отходит в сторону, но так, чтобы видеть двух других участников. Первая жена берет мужа под руку и крепко держит его. Оба смотрят друг на друга.

Хеллингер, когда первая жена хочет что-то сказать: Ничего не говори, это очень важно.

Первая жена смотрит на пол.

Хеллингер выбирает заместителей сводных брата и сестры, которые живут вместе в качестве пары и ставит их напротив остальных.

Партнеры с любовью смотрят друг на друга.

Хеллингер: Что будет решением для этой пары?

Хеллингер подводит отца к его второй жене и ставит напротив нее.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице второй жены, которая держит руки сомкнутыми вокруг своего тела): Опусти руки.

Обращаясь к группе: Когда сцепляют руки, это препятствует проявлению действительных чувств.

Муж приветливо смотрит на вторую жену. Потом смотрит на свою первую жену, затем на детей и снова на первую жену, которая отходит дальше от остальных маленькими шагами.

Хеллингер (обращаясь к заместителю сына, когда тот быстро идет к своему отцу): Подожди. Вернись назад. Движения души очень медленны.

Обращаясь к группе: Мы успели увидеть, о чем идет речь. Дети делают то, что должны делать отец и его вторая жена.

Обращаясь к участнику: Тебе это понятно?

Тот кивает.

Хеллингер: Хорошо, это все.

Обращаясь к группе: Нет необходимости доводить это до конца. Ведь это обучающий курс. Конечно, возникает вопрос: как с этим обращаться? Что даст силу справиться с этим? Нужно дать место в своем сердце второй жене.

Обращаясь к участнику: Это ты это можешь сделать играючи.

Тот смеется.

Хеллингер (обращаясь к группе): Системный подход означает, что я даю место в своем сердце тем, кто исключен. Это дает мне силу.

Здесь проявился важный системный закон: вторая партнерская связь, от которой рождается ребенок, прекращает первую. Мужчина должен оставить первую женщину и уйти ко второй. В нашем случае первая жена хотела удержать мужа.

Вы видите, как действуют порядки любви.

Помощь по ту сторону от переноса и контрпереноса

Участник: Речь идет о женщине примерно сорока лет. У меня с ней возникли трудности, потому что она, с одной стороны…

Хеллингер: Нет, не нужно толкований. У тебя с ней трудности. Этого вполне достаточно.

Обращаясь к группе: Толкования всегда лишают нас чего-то.

Участник: Я просто хотел сказать, что она делает, ну ладно.

Хеллингер: Нам не нужна эта информация.

Участник: Она изначально обратилась, потому что…

Хеллингер: Не надо, того, что ты сказал, уже достаточно.

Смех в группе.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я хочу это продемонстрировать.

Хеллингер выбирает заместительницу для клиентки и ставит ее напротив участника.

Участник приветливо смотрит на клиентку. Через некоторое время Хеллингер ставит за ее спиной другую женщину, но не говорит, кого она замещает. Клиентка оборачивается и коротко смотрит на нее. Позднее становится ясно, то это ее мать.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вы видели, как изменилось ее лицо, когда пришла вторая? Все становится серьезным. Что он должен сделать, чтобы он смог работать с клиенткой? Он должен дать место в своем сердце ее матери.

Обращаясь к участнику: Сделай это сейчас, чтобы мы смогли увидеть действие.

Через некоторое время (обращаясь к группе): Теперь перенос прекращен.

Хеллингер ставит участника рядом с матерью клиентки. Клиентка проявляет беспокойство.

Хеллингер: Теперь это становится серьезным для клиентки. Я думаю, этого достаточно.

Обращаясь к участнику: Тебе все понятно?

Участник: Здесь выявилось именно то, что мы имеем в настоящий момент.

Хеллингер: Именно. Теперь встань за матерью. Так еще лучше.

Мать глубоко дышит.

Хеллингер: Теперь мать получила силу.

После некоторой паузы: Хорошо, это все.

Обращаясь к заместителям: Постойте так еще немного. Я хочу кое-что пояснить.

Хеллингер (обращаясь к группе): Системная работа начинается в собственной душе. Это значит, что я смотрю не только на клиента или клиентку, я всегда смотрю на всю его семью. Когда вся семья получает место в моей душе, я в созвучии с ней и обладаю силой сделать то, что необходимо. И переноса не будет. Это то революционное, что есть в нашем методе.

Хеллингер просит заместительниц вернуться на свои места.

Обращаясь к участнику: Тебе все понятно?

Участник: Теперь я почти рад, что она так злится на меня.

Хеллингер: Она уже на тебя злится? Мои поздравления.

Смех в группе.

Хеллингер: Немногие терапевты выдерживают, когда клиенты злятся на них. В группе это дается проще. Но выдержать такое во время индивидуальной терапии очень сложно.

Я бы хотел остановиться на этом подробнее. Когда в процессе обычной терапии клиент обращается за помощью, что происходит? Происходит перенос «родители — ребенок», а также контрперенос от терапевта к клиенту, так же как от матери или отца к ребенку. Так терапия запрограммирована на провал, если только клиент не начнет злиться на терапевта и не перестанет ходить на терапию. Но на это способны немногие.

Секрет успеха — и это высокое искусство — в том, чтобы терапевт спровоцировал эту праведную злость уже в самом начале терапии, отказавшись участвовать в переносе. Тогда он, например, может потребовать от клиента: «Расскажи, что произошло в твоей семье». Это сразу сместит фокус от клиента на нечто другое. Когда клиент расскажет, что произошло в его семье, сразу становится понятным, что необходимо предпринять. Сразу знаешь, кто например исключен и кто должен быть принят обратно в семью. А если клиент начинает рассказывать о своих чувствах и говорит, например: «Я чувствую себя несчастным», начинается процесс бесконечного анализа.

Множество претензий, предъявляемых к методу семейной расстановки, исходят от психотерапевтов, которые в своей работе застряли на модели переноса и контрпереноса, считая ее истиной в последней инстанции. Такое сопротивление понятно, ведь иной подход разрушает их картину мира.

Обращаясь к участнику: Ты хороший терапевт, я чувствую это интуитивно.

Мужество к восприятию

Участник: Речь идет о молодом мужчине, который хочет создать семью, но у него сомнения, возможно, он гомосексуален. Его мать умерла при его рождении.

Хеллингер: Все очень просто. Во-первых, он гомосексуален, во-вторых, он не сможет создать семью. Так и скажи ему.

Громкий смех в группе.

Хеллингер (обращаясь к группе): Да, точно. Что произойдет, если он так скажет? Что произойдет в его душе? Станет он от этого сильнее или слабее? Конечно, сильнее, и тогда он сможет действовать. А если он скажет: «Давай, выясним, голубой ты или нет», тогда все это затянется лет на десять. И тогда время для создания семьи уже уйдет.

Итак, то, что признано, должно быть озвучено. Вы же сразу поняли, что он голубой. А я это произнес, вот в чем разница.

Обращаясь к участнику: Закончим на этом?

Участник: Да.

Ангел-хранитель

Участница: Речь идет о двух сестрах. У одной из них пограничное нарушение. Другая принимает наркотики и употребляет алкоголь. У них разные отцы. Один из них сутенер. Мать была убита, но сама тоже была убийцей.

Хеллингер (обращаясь к группе): Как много информации в немногих предложениях. Теперь мы знаем все.

Когда участница хочет сказать что-то еще: Нет, больше ничего не говори. Дети умрут, ты должна это знать. Их невозможно удержать.

Участница очень взволнована и начинает плакать. Хеллингер выбирает заместительниц для матери и обеих сестер. Мать ложится на пол, на спину. Обеих сестер он ставит рядом.

Через некоторое время сестры плотно придвигаются друг к другу.

Хеллингер (обращаясь к старшей сестре): Посмотрите на мать и скажите ей: «Мы тоже идем».

Первый ребенок: Мы тоже идем.

Второй ребенок: Мы тоже идем.

Старшая сестра смотрит на младшую, которая взволнованно смотрит на мать, лежащую на полу.

Хеллингер: Идите к ней и лягте рядом с ней.

Они ложатся с обеих сторон от матери.

Старшая дочь поворачивается к матери. Мать берет за руку младшую дочь, которая остается неподвижной. Мать берет за руку и старшую дочь.

Хеллингер (обращаясь к группе): Если дети не умрут, они могут сами стать убийцами.

После некоторой паузы: На этом закончим.

Продолжительное тяжелое молчание в группе.

Хеллингер: Вы чувствуете остроту накала? Что будет, если он скажет мне: «Как ты можешь говорить такое?» Что произойдет в ваших душах?

Обращаясь к участнице: Что произойдет с тобой? Тебе, конечно, не нужно говорить им этого, это понятно. Но ты это знаешь. Теперь ты серьезна. Только теперь ты обладаешь полной силой.

Обращаясь к группе: Только посмотрев правде прямо в глаза, можно попытаться что-то изменить. Но не надеясь на то, что что-то может измениться. Нужно действительно посмотреть правде прямо в глаза.

Сказанное, конечно, требует изменения отношения к смерти. А может, она на самом деле ангел-хранитель?

Системная эмпатия

Участница: Я социальный педагог и работаю в общежитии для молодых женщин из исламского культурного слоя от 14 лет до 21 года. Несколько месяцев назад я стала свидетельницей страшного конфликта. Сама я в нем не участвовала, но столкнулась с его последствиями. Сестры-турчанки избили марокканку. Моей коллеге пришлось разнимать их, призвав на помощь других девочек и соседей.

Хеллингер, когда участница хочет говорить дальше: Нет-нет. Нет. Вопрос в том, что делать? Сестер-турчанок нужно отправить обратно в Турцию.

Участница: Они были вынуждены немедленно покинуть наше учреждение.

Хеллингер: Не только это. Они должны вернуться в Турцию.

Когда участница высказывает сомнения: Ты понимаешь разницу?

Участница: Конечно, разница есть.

Хеллингер: Вот именно. Тогда они будут полностью отвечать за последствия.

Участница: Да.

Хеллингер: Без этого не будет решения. Согласна?

Участница: У меня вообще-то был другой вопрос.

Хеллингер (обращаясь к группе): Это было для нее слишком. Теперь она хочет смягчить услышанное.

Обращаясь к участнице: На этом я, пожалуй, закончу.

Обращаясь к группе: Это ей помогло? Нет. Но если это помогло кому-то из вас, то моя работа была не напрасной.

Хеллингер долго смотрит на участницу.

Хеллингер (обращаясь к группе): Социальные педагоги и люди социальных профессий находятся в особых обстоятельствах и подвержены особому профессиональному риску. В чем же состоит этот риск? Они обучены определенному образу эмпатии. Эта эмпатия основана на изначальной модели отношений «родители — ребенок». Что такое эмпатия, мы видим на примере матери или отца по отношению к своему ребенку. Вот что такое эмпатия. И традиционная психотерапия предполагает, что терапевт выказывает клиенту такую же эмпатию, как мать или отец своему ребенку. В этом случае мы снова имеем дело с переносом и контрпереносом. Такая эмпатия парализует действие.

Но существует и друга эмпатия. Это системная эмпатия. В качестве помощника я смотрю не только на клиента, когда он что-то говорит мне или ждет от меня проявления эмпатии. Я смотрю на всю его семью. Тогда я замечаю, кто на самом деле нуждается в моей эмпатии. Часто бывает так, что именно клиент нуждается в ней меньше всего. Напротив, часто мне приходится оппонировать ему, чтобы он сам проявил эмпатию по отношению к другим, вместо того чтобы ждать проявления эмпатии от меня.

Если отправить эту пару обратно в Турцию, кому это поможет? Всем остальным в том учреждении. Его обитатели станут осторожнее, если будут знать, что определенные поступки будут иметь далеко идущие последствия. Таким образом будет восстановлен порядок, в рамках которого они смогут чувствовать себя уверенно.

Обращаясь к участнице: Находясь в Германии, эта пара не станет меняться, зачем? Но в Турции — скорее всего. Поэтому эмпатия по отношению к ним требует, чтобы их отправили обратно на родину.

«Мы отпускаем вашего отца»

Участница: Речь идет о семье из Косово, в которой две девочки 10 и 13 лет. Их отец отбывает наказание в тюрьме — 15 лет. Мать пытается выяснить, за что он сидит. Есть только полуправдивые версии от изнасилования и грабежа до убийства. Вопрос заключается в том, как детям обращаться с этой ситуацией. Дети были травмированы войной в Косово, а потом их привезли в Германию.

Хеллингер (обращаясь к группе): Что могло бы дать детям силу?

Обращаясь к участнице: Им нужно вернуться в Косово.

Участница: Это будет угрожать их жизни.

Хеллингер: Да, это так. Если они согласятся с тем, что эта угроза существует, они получат силу. Тогда те, кто угрожает их жизни, станут слабее. Когда их боишься, они становятся сильнее. И они становятся более жестокими, если им подчиняться.

И еще кое-что. Мать должна сказать детям: «Мы отпускаем вашего отца».

Участница кивает.

Хеллингер: Тогда они получат полную силу. Здесь, в Германии они силу теряют.

Обращаясь к группе: Еще раз вернусь к вопросу об эмпатии. Теперь вы видите разницу между слабой эмпатией, в результате которой все становится только хуже, и эмпатией сильной.

Обращаясь к участнице: Хорошо, оставим так?

Участница: Женщина спрашивает себя, нужно ли ей развестись с мужем?

Хеллингер: Да, нужно. Это будет правильно.

Обращаясь к группе: Если кому-то приходится нести последствия тяжелой вины, он не может рассчитывать на то, что другие будут делать это вместе с ним. Это ослабит его, а в нашем случае это ослабит и его жену. Если он будет нести это один, он сможет вернуть себе величие и достоинство.

Обращаясь к участнице: Ты тоже должна признать его достоинство, хорошо?

Участница: Да, хорошо.

Системная позиция

Участница: Я работаю терапевтом в учреждении, оказывающем помощь молодежи. В индивидуальной работе с детьми у меня всегда очень ясное восприятие. Но мне трудно давать указания воспитателям групп, которые работают с детьми ежедневно, потому что иногда мое восприятие говорит мне, что лучше ничего не предпринимать.

Хеллингер: Это другие люди, которые заботятся о тех же детях?

Участница: Это воспитатели, а я терапевт. Я не могу найти слова, чтобы выразить свое восприятие так, чтобы они могли осуществить конкретные действия.

Хеллингер (обращаясь к группе): Мой образ таков: она должна согласиться с тем, что они (воспитатели) — судьба этих детей.

Обращаясь к участнице: Если ты согласишься и отойдешь в сторону, что произойдет? Они испугаются. Пока ты поддерживаешь конфликт, они теряют из своего поля зрения детей. Так всегда происходит в момент борьбы за власть. А если ты не будешь бороться с этими воспитателями, они испугаются. Возможно, тогда произойдет что-то хорошее.

Обращаясь к группе: В учреждениях, где существуют определенные группы, где много разных участников работают разными методами, необходима системная эмпатия.

Обращаясь к участнице: Это значит, что ты должна внутренне признать, что каждый из воспитателей уже сделал что-то хорошее, во-первых. А во-вторых, что при помощи каждого из методов уже сделано много хорошего. Если ты это признаешь, им не нужно будет защищаться. И ничего не предлагай им. Это системная работа и системная позиция. Бездействие в условиях сопротивления имеет невероятное действие, если оставаться связанным с настоящим. Понятно?

Участница кивает.

Участник: У меня клиентка, которой около сорока. У нее болезненная страсть к мытью. Системная причина этого…

Хеллингер: Не надо.

Когда участник протестует: Я не хочу этого знать.

Участник: Я сам не знаю, является ли это причиной симптома, но важно знать ее историю.

Хеллингер: Не важно.

Обращаясь к группе: Что будет, если он мне ее расскажет? Тогда моя свобода действий будет ограничена. Мое восприятие не сможет непосредственно воспринимать то, что покажется.

Обращаясь к участнику: Согласен?

Участник: Да.

Хеллингер: Хорошо, тогда посмотрим, что же произошло.

Хеллингер выбирает заместительницу и ставит ее одну.

Заместительница клиентки встает на колени и все время смотрит на пол. Хеллингер выбирает мужчину и просит его лечь на спину, на пол — туда, куда направлен взгляд клиентки.

Хеллингер (обращаясь к группе): Она смотрела туда. Когда кто-то смотрит на пол, он всегда смотрит на умершего.

Клиентка встала. Умерший проявляет сильное беспокойство. Клиентка тяжело дышит и всхлипывает.

Хеллингер (обращаясь к группе): Посмотрите на ее руки.

Ее руки судорожно сжаты. И все тело сильно напряжено. Она хочет двинуться вперед, пытается, но не может. Затем она сжимает кулаки, сгибает руки и неспокойно, напряженно держит руки у груди. Она постоянно двигает руками перед грудью. Хеллингер ставит напротив нее женщину.

Клиентка опускает руки, немного расслабляет их, но все еще плачет.

Хеллингер (обращаясь к группе): Ее отпускает. Я хотел проверить, обусловлено ее поведение системными или личными причинами.

Через некоторое время Хеллингер поворачивает клиентку спиной к остальным.

Клиентка тяжело вздыхает и перестает плакать.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Можем так оставить?

Участник: Это хорошее чувство, поскольку состояние заместительницы полностью соответствовало состоянию клиентки. Теперь она выглядит освобожденной, совсем другой. Я пока воздержусь от вопросов.

Хеллингер: Теперь ты знаешь, что делать. Совершенно определенно, что в этой системе произошло убийство.

Обращаясь к участнику: Понятно?

Участник: Да.

Хеллингер заместительнице клиентки: Как ты себя здесь чувствуешь?

Клиентка: Когда я смотрю вперед, а не вниз, мне хорошо.

Хеллингер: Да, именно. Спасибо тебе.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Обращаясь к участнику: Если бы ты рассказал ее историю, это ничего бы не прояснило.

Обращаясь к группе: В процессе расстановки это проявится, но только если обращаться с этим очень осторожно. Делать не более, чем необходимо.

Вот в чем заключается отличие нашей работы от привычной семейной расстановки. Здесь душа берет руководство на себя. Терапевт или помощник должен быть в созвучии с душой, давая ей пространство и достаточное время. Душа сразу покажет самое важное.

И конечно, терапевт или помощник должен быть в созвучии со всей системой. Он должен быть свободен от представлений, теорий, от намерений, эмоций, эмпатии в привычном смысле. Тогда покажется нечто. Он должен быть в созвучии с судьбой своего клиента и большой судьбой, у которой все мы в руках. И со смертью, такой, какой она придет в свое время. Тогда произойдет самое важное.

В общем, все просто. Нужно сделать немногое. Если действовать так, понимание следующего шага и правильный образ придут в свое время. В предыдущей расстановке я видел, что не хватает кого-то еще, потому что то, что происходит, не касается ее лично.

Когда ошибаешься, видишь: что-то не так. Это не страшно. Иногда можно попытаться что-то сделать, попробовать что-то, потом сделать что-нибудь еще. В созвучии с чем-то большим движения души выявляются и ведут к решениям по ту сторону от всякой психотерапии.

Проявляется порой не само решение, но только движение, ведущее к решению. Этого достаточно. То есть не нужно искать завершения. Когда решающее движение выявляется, этого достаточно, это само по себе уже действует.

Работа становится намного скромнее, но и намного сильнее, в ней гораздо больше уважения по отношению к клиенту, больше уважения по отношению к тем силам, которые определяют нашу жизнь и жизнь тех, кому мы призваны помочь.

Вопросы

Хеллингер: Теперь я предоставлю вам возможность задавать вопросы. Но предварительно одно замечание.

Не каждый, кто хочет задать вопрос, имеет на это право. Когда кто-то задает вопрос, я смотрю на всю группу. Мне нельзя задавать вопросы, обусловленные личным любопытством. Я смотрю, уместен ли тот или иной вопрос в отношении всех участников группы. Задан ли вопрос только для себя или он послужит общему делу. В зависимости от этого, я отвечаю или не отвечаю на поставленный вопрос. Некоторые считают, что если вопрос задан, то они имеют право и на ответ. У меня — нет. Я также смотрю, уважает ли задавший вопрос меня самого. Вы готовы задавать вопросы?

Участница: Мой вопрос таков: как выражаются перенос и контрперенос у детей? Я работаю с детьми.

Хеллингер: Дети нуждаются в родителях. Когда ты работаешь с детьми, ты замещаешь для них их родителей. Когда ты принимаешь родителей в свое сердце, с уважением, тогда дети доверяют тебе и готовы принять от тебя то, что ты им даешь. Перенос проходит через тебя к родителям. Это прекрасная работа.

Участница: Да, она мне очень нравится.

До того, как задан следующий вопрос, обращаясь к одному из участников: Мне нужно немного времени, чтобы настроиться, ведь речь идет не только о самих вопросах.

Хеллингер (после некоторой паузы, обращаясь к участнику): Я готов.

Участник: Очень часто я чувствую себя бессильным, когда сталкиваюсь с насилием в системе. Как мне вести себя, чтобы это выдержать и при этом оставаться собой?

Хеллингер (обращаясь к группе): Этот вопрос не имеет отношения к тому, что здесь происходит. Это личный вопрос. Он ждет от меня, что я на это поймаюсь.

Обращаясь к участнику: Но это очень важный вопрос, поэтому я на него отвечу. Можешь привести пример?

Участник: Сейчас у меня есть одна клиентка, ей около 50. Когда ей было десять лет, отец внезапно ее покинул. Мать всегда недооценивала ее. Позднее она вышла замуж и родила детей. Недавно ее девятнадцатилетний сын бросился под поезд. Случай страшного суицида.

Хеллингер: Достаточно. Каким образом отец покинул семью?

Участник: Он уехал в Бразилию, говорят, что родил детей от другой женщины и умер там. Моя клиентка никогда его больше не видела. Мы делали расстановку при помощи стульев. Выяснилось, что его прогнала мать. Это была сделка между родителями.

Хеллингер (обращаясь к группе): Когда происходит легкомысленное расставание, которое переживается безболезненно, когда оба партнера сосредоточены только на себе самих, это часто переживается системой как преступление, достойное смерти. Такое часто искупают дети.

Участник: Так сказать, в качестве компенсации?

Хеллингер: Я не интерпретирую. Это просто наблюдение.

Хеллингер выбирает заместительницу для матери и сына и ставит их друг напротив друга.

Мать смотрит на пол.

Хеллингер (после некоторой паузы обращаясь к группе): Здесь что-то еще.

Хеллингер ставит сына немного дальше и просит одну женщину лечь на пол, на спину перед матерью. Она замещает умершую. Умершая поворачивает голову к матери.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Встань туда. Где бы ты встал в качестве терапевта? Попробуй. Мы пробуем.

Участник становится за спиной сына. Участник хочет положить руки на плечи сына.

Хеллингер вмешивается и ставит его перед жертвой.

Хеллингер: Это твое место, здесь, рядом с жертвой.

Через некоторое время участник встает перед жертвой на колени.

Хеллингер: Достаточно. Теперь ты чувствуешь свою силу?

Участник кивает.

Хеллингер: Хорошо, это все. Ты становишься слабым, если важная персона выпадает из поля твоего зрения. Когда ты ее видишь, ты получаешь полную силу.

Участник: Когда ты сказал про предыдущего участника, задававшего вопрос, что это только повод, я почувствовал, что меня поймали. Я почувствовал это по возникшему у меня возбуждению. Я теперь не уверен, может, мне стоит вернуться на свое место.

Хеллингер: О чем речь идет в действительности?

Участник долго размышляет.

Хеллингер: Закрой глаза. Предайся скорби.

Участник начинает громко всхлипывать и держится за сердце. Потом он успокаивается.

Хеллингер (после некоторой паузы): Хорошо?

Участник: Не знаю.

Хеллингер: Не знаешь. Но видно, что произошло что-то важное. Нечто целительное, если, конечно, ты позволишь этому произойти. Это был маленький ребенок, который плакал здесь.

Оба некоторое время смотрят друг на друга.

Хеллингер: Ладно, всего тебе хорошего.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я понял, как происходит внутренний рост. Внутренний рост происходит, когда мы даем пространство чему-то новому. Новое — это чаще всего то, что мы прежде отвергали, например собственная тень. Или о чем мы сожалели, например личная вина.

Когда я смотрю на то, что раньше отвергал, и говорю: «Теперь я принимаю тебя в свою душу», я расту. Я теряю невиновность, но я росту. Невиновные не могут расти. Они всегда остаются прежними. Они всегда остаются детьми.

Это относится не только к собственной душе, но и к собственной семье. Многие отвергают нечто в своих родителях. Они говорят: «Это не очень хорошо». Они превозносятся над своими родителями и судят о добре и зле, о том, что правильно и что неправильно. Но когда ребенок говорит: «Я рад вам», он растет. Самые несчастные дети — это те, у которых совершенные родители. Такие дети не могут расти. Это расплата за совершенство родителей.

Когда соглашаешься с миром, таким, как есть, это находит отклик в твоей душе. Соглашаешься с собой, своими родителями, своей семьей. И тех, на кого мы смотрим сверху вниз, нужно принять в свою душу, так мы растем.

За рамками собственной семьи мы иногда злимся на кого-то (и с полным правом). Когда это происходит, мы замечаем, что стали уже. Тогда нам ничего не остается, как сказать: «Да, я признаю тебя равным и не только по-своему хорошим, но и важным для меня». Тогда мы растем.

Это собственно и есть принцип мира: признать то, что раньше отвергал, не желая изменить, и согласиться с тем, что оно имеет равные права по сравнению со всем остальным. Тогда наступит мир.

У меня есть друг, который сказал очень хорошие слова о равноправии людей: «Мой Отец Небесный дает в равной степени светить солнцу для добрых и злых и идти дождю для справедливых и несправедливых». Здесь нет различий.

Я могу расти, когда я вчувствовался. Тогда я смогу сказать каждому, такому как есть: «Я признаю, что перед лицом чего-то большего мы с тобой равны. Я признаю, что все остальные перед лицом чего-то большего тоже равны». Это и есть мир. И это позиция, которая позволяет нам заниматься нашей работой. Без каких бы то ни было предпочтений, без отвержения чего-то, без эмоций. И с любовью на этом более высоком уровне.

Понимание

Участница: Речь идет о пациентке, которой около 40. Она замужем, у нее двое детей (девятнадцатилетний сын и четырнадцатилетняя дочь). Эта семья из Ливана. У нее тяжелая мигрень и она страдает депрессией. Брак очень плох. Жена узнала, что ее муж двадцать лет назад изнасиловал свою четырехлетнюю племянницу. У нее самой было много романов.

Хеллингер: В чем же проблема?

Участница: Она не может принять решения. Уйти ей или остаться. Уехать в Ливан и остаться там, уйти от мужа или остаться с ним. Все это отражается на ее здоровье.

Хеллингер: Она должна вернуться в Ливан.

Участница: Муж не поедет с ней.

Хеллингер: Пусть остается здесь. Это и есть решение.

Участница: Да, я именно так и думала.

Хеллингер: Да, именно.

Громкий смех в группе.

Хеллингер (обращаясь к группе): Да, именно. Только мы не всегда осмеливаемся последовать своему пониманию. Не осмеливаемся действовать и говорить об этом другим.

Обращаясь к участнице: Если ты просто скажешь об этом своей клиентке, это уже подействует. Но ей не обязательно что-то делать. Ты с ней не для того, чтобы проверять, сделала она это или нет. Если ты просто скажешь, это уже подействует. Этого совершенно достаточно.

Хеллингер (обращаясь к группе): То, что я демонстрирую вам, это примеры краткосрочной терапии. При краткосрочной терапии важно найти решающую точку и что-то в ней изменить. Остальное произойдет само. Это будет происходить и происходить, и происходить, и происходить само по себе.

Страх

Участница: В нашем учреждении помощи молодежи живет один семнадцатилетний молодой человек. Его мать родом из Нойфундланда.

Хеллингер перебивает: В чем его проблема?

Участница: Его проблема в том, что он не может строить отношения, то есть после окончания школы он не сможет пойти работать. Он рвет все отношения, в том числе отношения на работе, очень быстро, хотя заметно, что…

Хеллингер перебивает: Мне не нужны детали. Что с его отцом?

Участница: Его отец турок, но мальчик с ним не знаком. Мать наполовину индианка и…

Хеллингер перебивает: Этого достаточно. А куда он поедет работать?

Участница: Сейчас он работает…

Хеллингер перебивает: Куда он поедет работать?

Участница: Я не знаю.

Хеллингер: В Турцию.

Участница: Я так и думала.

Хеллингер (обращаясь к группе): Помощь терапевтов, как правило, приходит слишком поздно.

Смех в группе.

Участница: Как правило, мы этого не признаем.

Хеллингер: Вот именно. Понимание есть, но мы не осмеливаемся его озвучить, потому что боимся, а что скажут другие? Когда боишься, становишься ребенком и не способен действовать.

Участница кивает.

Хеллингер: Есть одна прекрасная песня: «О как хорошо, как хорошо быть ребенком». Что-нибудь еще?

Участница: Нет, спасибо большое.

Место помощника

Участница: Речь идет о мальчике, которому 13. Его никто не может удержать. Ни в школе, ни мама. Он до сих пор не умеет ни читать, ни писать. И…

Хеллингер перебивает: Не надо.

Участница: Вопрос в том, где он может остаться?

Хеллингер: И где же?

Обращаясь к группе: Совершенно очевидно, где он может остаться. С тем человеком, который не был назван, конечно.

Участница: Его отец умер.

Хеллингер (обращаясь к группе): Что она сейчас сделала? Она противопоставила решению упрек.

Участница: Я не понимаю решения.

Хеллингер: Ты не сможешь работать с мальчиком. И не должна этого делать.

Участница: Но я работаю…

Хеллингер перебивает: Нет.

Обращаясь к группе: Вы видели, как она улыбнулась до этого? Совсем коротко. Здесь происходит что-то другое. Это перенос, который вреден для мальчика.

Участница: Но я собственно работаю с мальчиком…

Хеллингер (обращаясь к группе): Это был второй упрек. Есть ли в ее сердце место для этого мальчика?

Участница: Да.

Хеллингер: Нет.

Обращаясь к группе: Это было видно уже потому, как она рассказывала, чего он не может. Когда в твоем сердце есть место для клиента, ты ищешь, что для него можно сделать. Это совершенно другая позиция. Когда я попытался найти путь к решению, она все время находила отговорки. Она поддерживает в мальчике его проблему.

Участница: Я так не думаю.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я проведу эксперимент.

Хеллингер выбирает заместителя для мальчика и ставит участницу напротив него.

Через некоторое время заместитель мальчика отклоняется назад, так что рискует упасть. Затем он отходит насколько возможно назад.

Хеллингер: Недаром он это делает. Хорошо, я просто хотел это показать. А теперь я проведу еще один эксперимент.

Хеллингер подзывает заместителя мальчика к себе, выбирает заместительницу для терапевта и заместителя для отца ребенка. Он ставит отца напротив мальчика, а терапевта за спиной отца.

Сын идет к отцу. Тот раскрывает объятья. Оба крепко обнимаются. Затем Хеллингер ставит терапевта в поле их зрения.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице терапевта): Как ты себя чувствуешь здесь?

Терапевт (взволнованно): Это очень трогательно.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо, это все.

Обращаясь к группе: Вы видели, какое это имеет действие, когда терапевт объединяется с исключенным персонажем и уступает ему преимущество. И, конечно, не вмешивается. Самое плохое место для помощника — рядом с клиентом. Это внушает клиенту страх и делает терапевта беспомощным.

Обращаясь к участнице: Хорошо?

Участница: Да.

Достоинство

Участник: Речь идет о мальчике, которому 13 лет, но выглядит он как восемнадцатилетний. Он много занимается черной магией, регулярно ворует деньги, что очень беспокоит родителей, прежде всего мать. Она дошла до такого состояния, что готова сказать: «Я потеряла доверие и скоро он станет мне безразличен».

Хеллингер: Хорошо, сядь рядом со мной. Кого ты не упомянул?

Хеллингер: Отца.

Хеллингер: Что с ним?

Хеллингер: Отец живет с семьей. Он много работает. Я работал над тем, чтобы отец уделял сыну больше внимания. Теперь он больше занимается сыном. Но основную ответственность несет мать.

Хеллингер: Я вижу, что ты работаешь с очень узким кругом, двумя или тремя людьми. Ты уже понял, что решения здесь нет. Следующим шагом ты должен расширить этот круг и посмотреть, что происходило в семьях родителей. Тогда ты доберешься до корней. Так ты сможешь найти решение.

Хеллингер: Мы уже работали на этом уровне и кое-что удалось решить. Стало спокойнее.

Хеллингер: Самый важный вопрос: что произошло?

Хеллингер: Многое. Важно было, что дядя отца, будучи ребенком, во время войны погиб под руинами, когда его дом был разрушен бомбовым ударом. Никто не смог его спасти.

Хеллингер, когда участник хочет продолжать: Достаточно, это достаточно сильно. Мы поставим дядю.

Хеллингер выбирает заместителя для дяди отца и для мальчика и ставит их друг напротив друга.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к заместителю дяди): Будет лучше, если ты ляжешь на пол.

У заместителя мальчика глаза все время закрыты.

Хеллингер (обращаясь к участнику): В этом доме были другие члены семьи?

Участник: Я думаю, там был еще один ребенок. Это выявилось, больше никого.

Но с материнской стороны было и еще кое-что. Там был дядя, который был душевнобольным. Во времена нацизма все боялись, что его депортируют.

Хеллингер: Вот оно.

Обращаясь к заместителю дяди: Ты можешь снова сесть.

Обращаясь к участнику: Этого дядю спасли?

Участник: Да, его спасли. По этой линии есть еще один дядя, который в старости покончил с собой.

Хеллингер: Это не столь важно. Мы поставим душевнобольного дядю.

Участник: У него была эпилепсия.

Хеллингер ставит дядю напротив сына. Оба долго смотрят друг на друга. Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери и ставит ее рядом с братом.

Мать смотрит на него. У него закрыты глаза, он склоняет голову в ее сторону.

Хеллингер (после некоторой паузы): Скажи ей: «Я для вас бремя».

Брат матери: Я для вас бремя.

Участник: Это то, что мальчик ощущает по отношению к своим родителям.

Брат матери снова закрывает глаза. Хеллингер подводит сына к его дяде.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Скажи: «Дорогой дядя».

Сын: Дорогой дядя.

Хеллингер подводит сына ближе. Мать протягивает ему руку, подводит племянника и дядю друг к другу и немного отходит. Сын обнимает дядю. Тот кладет голову ему на плечо. Его глаза все еще закрыты, руки бессильно повисли.

Мать отходит еще дальше. Через некоторое время сын ослабляет объятья. Племянник и дядя стоят друг напротив друга, смотрят друг на друга, затем протягивают друг другу руки. Дядя снова закрывает глаза.

Мать стоит некоторое время с опущенной головой, потом смотрит на брата. Тот отходит от сына и подходит к своей сестре. Она крепко обнимает его одной рукой. Он кладет голову ей на плечо, его глаза закрыты. Сын снова отходит назад.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Вот решение для мальчика. Это понятно?

Участник: Да, понятно. Фраза, которую ты произнес, была важной.

Хеллингер показывает на расстановку: Этот образ ты должен показать матери.

Хеллингер обращаясь к заместителю сына: Как ты себя сейчас чувствуешь?

Сын: Теперь я чувствую себя хорошо. Раньше у меня было такое чувство, что я сойду с ума.

Хеллингер: Да, именно.

Обращаясь к заместителям: Хорошо, спасибо вам.

После паузы (обращаясь к группе): Если вчувствоваться в душу такого мужчины (когда все боятся, что его депортируют), чувствуешь, что вмешиваться нельзя. Нужно относиться к этому с почтением.

Существует возможность защититься от того, чтобы вмешаться, или от желания, чтобы ему стало лучше. Здесь мы могли это почувствовать и подумали: а может, мы сможем ему помочь? Но какое достоинство!

Меньше — значит больше

Участница: Речь идет о мальчике. Он очень умный, но не учится. Ему девять лет. Его родители разошлись. С отцом мальчик послушный, а с матерью агрессивный.

Хеллингер: Ты уже знаешь решение.

Участница: Может быть, ему нужно быть с отцом?

Хеллингер: Что значит «может быть»?

Участница: Я это уже говорила, но…

Хеллингер: Что?

Участница: Отец работает, а мать нет. Поэтому мальчик остался с матерью. Это было их решение.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вот и начались возражения против решения.

Участница: Но я ничего не могу с этим поделать.

Хеллингер (обращаясь к участнице): А что произойдет, если отказаться от любых возражений. Если очевидно, что ты права, и отказаться от возражений. Почувствуй, что произойдет в твоей душе.

Участница закрывает глаза, собирается.

Хеллингер (обращаясь к группе): Что еще важно? Нужно отказаться от того, чтобы самому что-то делать или хотеть добиться чего-то.

Обращаясь к участнице: Важно только одно — сказать: «Это правильно для него, быть с отцом». И все!

Участница кивает.

Хеллингер: Чувствуешь разницу? Если ты встретишь мать, можешь ничего ей даже не говорить. Ты излучаешь это. Мальчик тоже это заметит.

Обращаясь к группе: Основной принцип нашей работы: меньше — значит больше.

Участница: Большое спасибо.

Осторожность

Участница: Речь идет о женщине. Ее изнасиловал отец, как и ее семерых братьев.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я спрашиваю себя, что же это за мать в этой семье?

Обращаясь к участнице: Мы расставим это и посмотрим.

Хеллингер выбирает заместителя отца, заместительницу матери и ставит их друг напротив друга.

Мать держит руки на животе и смотрит на пол. Отец начинает дрожать. Его колени дрожат.

Хеллингер выбирает заместительницу и просит ее лечь на пол, на спину перед матерью.

Отец опускается на пол, ложится на живот и берет умершую рукой за левую руку. Умершая поворачивает к нему голову и протягивает правую руку к матери. Та остается стоять.

Мать становится на колени, вытягивает свою правую руку в сторону умершей, но остается на дистанции. Она закрывает правой рукой рот и отворачивает голову. Затем она опирается головой на левую руку. Она оттягивает умершую к себе, от мужа, который опускает голову на пол. Мать крепко держит умершую, та отчаянно сопротивляется. Она неистово бьется и громко кричит. Но мать держит ее крепко и прижимает к груди. Умершая все еще кричит, но уже не так громко. Постепенно она успокаивается.

В это время отец поворачивается на правый бок. Он держится руками за голову, как будто хочет ее защитить и не слышать криков.

Хеллингер выбирает заместительницу для дочери и ставит ее в расстановку.

Мать обнимает умершую, которая уже успокоилась, и смотрит на дочь. Та смотрит на отца и беспокойно двигает руками. Отец смотрит на нее и выпрямляется. Но дочь продолжает смотреть на пол. Отец встает и делает несколько шагов по направлению к дочери. Та отходит назад и в сторону. При этом она все время смотрит на пол.

Отец подходит совсем близко к дочери и кладет свои руки на ее щеки. Ее руки повисают, кулаки сжаты. Умершая выпрямляется и освобождается из объятий матери, отползает от нее довольно далеко, держа голову руками, аналогично тому, как это раньше делал отец.

Мать сначала смотрела вперед и плакала. Теперь она смотрит на отца и на дочь.

Мать встает, подходит к мужу и, продолжая плакать, уводит его от дочери. Когда тот поворачивается к ней, она закрывает лицо руками и плачет. Дочь становится за спиной своей матери и обнимает ее сзади обеими руками. Отец хватает мать обеими руками за локоть и тянет вниз.

Затем он обеими руками берет ее за горло и крепко прижимает к себе. Дочь стоит в стороне и смотрит на пол. Родители обнимают друг друга, опускаются на пол и лежат, обнявшись лицом друг к другу. Дочь отходит еще дальше. Затем она тоже опускается на пол и ложится рядом с ними. Мать смотрит на нее и кладет ей одну руку на спину.

Отец ложится на спину так же, как и мать. Та смотрит на дочь и подвигается ближе к ней. Дочь несколько распрямляется. Мать и дочь смотрят друг другу в глаза. Мать снова бросает короткий взгляд на мужа. Затем она поворачивается к своей дочери. Та ложится рядом с матерью, и они нежно обнимаются.

Хеллингер после некоторой паузы: Хорошо, это все.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Хеллингер снова подзывает заместителей отца и матери к себе.

Хеллингер (обращаясь к группе): Когда кто-то играет такие опасные роли…

Обращаясь к заместителям: Вы оба очень глубоко погрузились в свои роли, вам снова нужно вернуться к себе самим. И вот как: встаньте рядом друг с другом и поклонитесь тем реальным людям, которых вы замещали, с уважением.

Заместители встают рядом друг с другом, каждый из них кладет свою руку на сердце, и оба совершают глубокий поклон.

Хеллингер: Хорошо, а теперь отвернитесь в другую сторону и снова станьте собой.

Обращаясь к группе: Обычно я не делаю этого с заместителями, поскольку для них самих это важный жизненный опыт. Когда еще некоторое время остаешься в своей роли, это обогащает. Поэтому я не прерываю так быстро. Но в подобных случаях важно проводить четкую границу.

Теперь вернемся к самой расстановке. Кто посмеет что-либо говорить об этом? Кто осмелится искать свое решение? Это было что-то слишком большое.

Обращаясь к участнице: Согласна?

Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я бы хотел обратить ваше внимание вот на что. Что произойдет в вашей душе, если отказаться от понятия «изнасилование»? Насколько больше у вас станет возможностей привести в движение изменения к лучшему? Лучше всего просто описать, что произошло, не давая этому никаких оценок. Произошло то-то и то-то и все.

Не нужно употреблять таких понятий. Ведь тот, кто употребляет эти понятия, тем самым ставит себя выше других и уже поэтому становится бессилен действительно помочь.

Зависимость

Участник: Речь идет о семнадцатилетнем юноше, который на протяжении трех лет употреблял героин. Вскоре он должен стать самостоятельным. Вопрос вот в чем: какие у него шансы?

Хеллингер: А что с его семьей?

Участник: Матери было 16, когда она его родила. Своего отца он не знал.

Хеллингер: При зависимостях человеку, как правило, не хватает отца. Выбери заместителя для него, его отца и его матери и расставь их.

Участник ставит сына за спиной его матери. Отца он ставит далеко от матери, отвернув лицом от сына.

Мать смотрит на пол. Сын поворачивает голову и коротко смотрит на отца.

Хеллингер просит мать пройти несколько шагов вперед.

Хеллингер (обращаясь к матери): Как тебе? Лучше или хуже?

Меть (делает глубокий выдох): Лучше.

Она тяжело вздыхает.

Хеллингер ставит ее обратно и проводит сына на несколько шагов вперед.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Как тебе это? Лучше или хуже?

Сын: Спокойнее.

Хеллингер (обращаясь к группе): Знаете, что это значит? Он умирает вместо своей матери. Наркотики — это в данном случае попытка самоубийства. Хорошо. Оставим так.

Обращаясь к участнику: Что будет решением, если ты продолжишь с ним работу? Ты должен выявить тайную любовь. Когда ты будешь делать расстановку, скажи ему, чтобы он встал напротив матери и сказал: «Я умру, чтобы ты осталась». Без комментариев. Тогда это выявлено, и ты увидишь, что произойдет. Хорошо?

Участник кивает.

Хеллингер (обращаясь к группе): Есть еще вопросы на эту тему? Это проблема, с которой сталкиваются многие из вас.

Когда никто не вызвался: Первое: нельзя становится у зависимого на пути. Кто думает, что сможет ему помешать, потерпит неудачу.

Участница: Как быть, когда в случае с тягой матери к смерти выясняется, за кем она уходит? Ведь мать часто тоже идет за кем-то.

Хеллингер (обращаясь к группе): Что это? Это смещение. Она упускает из вида клиента. Мать клиента сама становится клиентом.

Обращаясь к участнице: Но клиентка не она. Клиент — молодой человек. Если ты перенесешь свое внимание на мать, ты не сможешь ему помочь. Если мать сама к тебе придет — тогда другое дело. Но нужно оставаться с тем, с кем работаешь.

Обращаясь к группе: В системной работе часто возникают такие искушения. Ты говоришь себе: «За этим стоит что-то еще». И идешь туда, оставляя клиента одного, а ведь это не твоя задача, да и помочь все равно невозможно. Итак, нужно ограничиться клиентом и тем, что связано с ним. В этом большая сила.

Другая участница: А если это была бы девочка, было бы то же самое?

Хеллингер: Да, то же самое. Речь здесь почти всегда идет об отце. Поэтому тот, кто работает с наркозависимым, должен всегда иметь в своем сердце его отца. В случае с тяжелыми наркотиками это часто скрытая попьггка самоубийства. Причины могут быть разные. Здесь это было связано с матерью.

Обращаясь к участнику: И все же для него может стать решением, если он уйдет к своему отцу.

Обращаясь к участнице: Для многих людей, склонных к самоубийству, спасительная помощь приходит от отца, не от матери. Так бывает чаще всего, но, конечно, исключения встречаются.

Обращаясь к группе: Я бы хотел сказать несколько слов об обжорстве у женщин. Толстые женщины «едят» своих отвергнутых матерей.

Шум в зале.

Смерть

Участник: Речь идет о тридцатипятилетнем мужчине. Пять лет назад он сломал себе шею. Сейчас он на искусственном дыхании. Он полностью парализован и отвергает любой контакт с семьей. И тех, кто его окружает, например тех, кто его кормит, он тоже отталкивает. Он живет в доме инвалидов.

Хеллингер: Этого достаточно.

Хеллингер выбирает заместителя для клиента и заместительницу для смерти и ставит их. Клиент смотрит прямо. Смерть немного отходит от него назад и вправо.

Клиент качается. Затем он поворачивает голову направо и смотрит на пол. Он встает на колени и смотрит на заместительницу смерти. Та вытягивает руки ему навстречу. Он снова смотрит вправо на пол.

Хеллингер кладет перед ним мужчину спиной на пол. Клиент поворачивается к нему.

Хеллингер (обращаясь к группе): Он смотрит не на смерть, а на умершего.

Клиент кладет голову на грудь умершего. Через некоторое время он ложится на живот, его голова по прежнему лежит на груди у умершего. Умерший кладет левую руку ему на голову. Заместительница смерти отходит назад.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Отпусти его туда, куда он стремится, хорошо?

Участник: Да.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо всем вам.

Обращаясь к группе: Некоторые пытаются встать на пути глубокого движения к смерти, пытаясь решить поверхностное. Нужно быть в созвучии с душой клиента. Только так можно помочь.

Обращаясь к участнику: Если ты будешь в созвучии с его душой, тебе не придется ничего говорить. Все изменится. Тогда ты — в силе. Хорошо?

Участник кивает.

Решение как достижение: депрессия

Участница: Речь идет о тридцатичетырехлетней пациентке. Она мать-одиночка, воспитывает шестилетнего сына. Два года назад у нее развилась депрессия. Она говорит: «Я не знаю, почему я все время такая грустная, я не нахожу этому объяснения». В этом проблема.

Хеллингер: Депрессия и печаль — это не одно и то же. Депрессия — это пустота. Это значит, чего-то не хватает. Сделаем расстановку.

Хеллингер выбирает заместительницу для клиентки и ставит ее. Клиентка тупо смотрит вперед. Через некоторое время она поднимает плечи, делает ими круговое движение и снова смотрит вперед.

Хеллингер выбирает заместителя для ее отца и ставит его перед ней.

Клиентка делает несколько шагов вперед и остается стоять с расставленными ногами, руки сомкнуты за спиной. Через некоторое время она вытягивает правую руку в направлении отца. Когда тот не реагирует, она убирает руку и смотрит на пол. Затем она снова смотрит на него.

Хеллингер (обращаясь к группе): Отец недоступен.

Через некоторое время клиентка смотрит на пол и отходит на несколько шагов назад. Руки она снова заводит за спину.

Хеллингер (обращаясь к группе): Это называется погружением в депрессию.

Обращаясь к участнице: Выйти из депрессии можно, только совершив что-то.

Обращаясь к заместительнице клиентки: Ты знаешь, какое это свершение.

Хеллингер подводит ее на несколько шагов ближе к отцу. Затем она сама быстро идет к нему. Но он сигнализирует руками: «Подожди, не так быстро».

Хеллингер (обращаясь к клиентке): Встань на колени и низко поклонись.

Она встает на колени и садится на пятки, держа руки сомкнутыми за спиной.

Хеллингер: Поклонись глубоко, вытянув руки вперед ладонями вверх.

Она склоняется и вытягивает руки к отцу.

Хеллингер: Еще лучше будет, если ты ляжешь на живот. Ляг на живот.

Она ложится на живот и вытягивает руки к отцу ладонями вверх. Отец делает небольшой шаг по направлению к дочери.

Хеллингер (обращаясь к группе): Депрессия развивается и тогда, когда ребенок сделал что-то плохое по отношению к отцу или к матери. Тогда ребенок не может подойти к отцу или к матери, пока снова не станет маленьким.

Отец наклоняется к дочери, берет ее за руки и поднимает. Она встает, отец притягивает ее к себе, опускает ее голову на свое плечо и обнимает ее как старший. Она обнимает его. Через некоторое время он прислоняет ее голову к другому плечу.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Из депрессии можно выйти только ценой покорности. Здесь это было очевидно, а детали нам знать не нужно.

Обращаясь к заместителям: Хорошо, это все. Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: При депрессии видно, что человек отвергает обоих родителей либо перекрыт доступ к одному из родителей или к ним обоим, неважно по каким причинам.

Если было прервано ранее движение к отцу или к матери, возникает сильнейшая боль. Нужно завершить это движение, пройдя через боль.

Обращаясь к участнице: Возможно, это как раз твой случай.

Обращаясь к группе: Я бы хотел кое-что добавить. По отношению к собственным родителям иногда происходит странное смещение, а именно с самого важного на второстепенное. Часто именно то, что выпадает из поля зрения, и есть жизнь. А мы склонны скорее придавать значение деталям. С позиции жизни родители незаменимы и совершенны, без изъяна и упрека.

Терапевт или помощник всегда должен иметь это в виду. Родители всегда для него велики и он должен уважать их в полной мере. Если вести клиента таким путем, все остальное уже не так важно, поскольку все это только уводит взгляд в сторону от главного.

В Северной Африке у меня был очень интересный опыт с зулусами. Они не очень-то размышляют о жизни, но когда они встречаются, то один спрашивает другого: «Ты еще жив?» Другой отвечает: «Да, я еще здесь». Тут на первом плане главное — чувство. Разве это не прекрасно? И мы тоже можем сказать, проснувшись утром: «Я еще здесь». И тогда весь день спасен.

Обращаясь к участнице: Хорошо?

Та кивает.

Отход

Участница: Речь идет о молодой одинокой женщине. Она была четырежды беременна от четырех африканских мужчин. Две беременности она прервала, двоих детей отдала. Она страдает психозом.

Хеллингер: Ты не сможешь ей помочь. Это невозможно. Предоставь ее судьбе. Тогда она вновь обретет свое достоинство. Хорошо?

Участница кивает.

Хеллингер (обращаясь к группе): Существует широко распространенное представление: если кто-то получил образование психотерапевта, социального работника или учителя, то он призван и уполномочен, а также должен быть способен вмешиваться в судьбы других людей и изменять мир. В соответствии со своими собственными представлениями.

Обращаясь к участнице: Если отказаться от такого представления, жить станет гораздо приятнее.

Громкий смех и аплодисменты в группе.

Хеллингер (обращаясь к группе): Мы получили хороший опыт. Для меня это тоже был богатый опыт. Мы выявили новые взаимосвязи. Моим намерением было передать вам свои опыт и понимание и показать путь, по которому можно идти. И прежде всего я хотел показать, как надо уважать судьбу такую, как есть. Как отступить и довериться своей собственной судьбе и судьбе клиента. Мы смогли узнать, что действует что-то другое — что-то, что больше наших собственных планов. Тогда ваша трудная профессия, прежде всего профессия тех, кто работает в социальной сфере, покажется немного легче. Самые прекрасные плоды зреют сами.

Мой большой друг Рильке сказал об этом:

Мы могли бы перефразировать это применительно к нашей работе: «Душа дарит».

Всего вам хорошего.