Посейдон Пушнюс как таковой

ТРОЕ ГУЛЯК И НЕЗНАКОМКА

В отделении уже давал распоряжения заместитель начальника, капитан Баублис. Дарадунда плакал, да и как тут было не плакать: ведь капитан сообщил ему, что продавщица киоска безалкогольных напитков кое-кому из клиентов предлагала водку, а для отвода глаз перелила ее в бутылку из-под лимонада. Выходит, зря Дарадунда возвел напраслину на «доброго человека», зря причинил материальный ущерб и, самое главное, лишился заветной бутылки, которую вручила ему эта жалостливая душа.

Слезы раскаяния смывали с лица печника глубоко въевшуюся грязь, разбавленной тушью капали с заросшего подбородка прямо на сигарету, предложенную ему гуманными милиционерами. Капитан Баублис уже дважды просил его подписать протокол и отправляться домой, но мастер лишь отчаянно мотал головой.

– Боюсь за себя!.. Выйду и надерусь, мазь-перемазь, или, к черту, повешусь. Дубина я стоеросовая, мать твою за ногу… Так подвести хорошего человека… Она ко мне с открытой душой, а я ей такое… Клейма на мне негде ставить…

«Всемогущий блат» комкал черновик за черновиком и все никак не мог сочинить объяснение.

– Товарищ капитан, – доложил Пушнюс, – вот этот молодчик, полюбуйтесь-ка на него, наверняка и есть один из тех, что запустили в небо непонятную бестолковщину… (Задержанному.) Выкладывай, о чем вы там в лесу болтали? Что за газ в полиэтилен напустили?

Длинноволосый пожал плечами – и ни звука.

Тогда к парню обратился капитан:

– Выходит, это ваша работа?

– Нет, это наш досуг!..

– Брось комедию ломать, – рассердился Пушнюс, – отвечай, когда тебя спрашивают. Тут тебе не Дельфиния, здесь наша территория!

А длинноволосый ему в ответ:

– Вы там так усердствовали, что, похоже, вляпались… Проверьте, не помешает…

– И верно, товарищ Пушнюс, вы бы того… – поддакнул дежурный, – вы бы о травку пообтерлись…

– Сначала извольте вот на что взглянуть, – показал Пушнюс штанину. – Этот хулиган подкрался и демонстративно меня обмочил!

– Неправда! – воскликнул длинноволосый. – Мы вас и в глаза не видали!

Пушнюс, решив, что спорить бесполезно, в сердцах захлопнул за собой дверь.

– Залег под елками, листьев на себя набросал и уши развесил. А мы как раз про волков говорили.

Капитан:

– О ком? О ком?!

– Про волков. Они ведь таким макаром свою территорию отмечают. Ну, один из нас и предложил… тоже отметить. Вот и пошли за кустики. В лесу вроде не запрещено…

Капитан:

– Значит, волкам подражаем?

Лейтенант:

– Хоть я и охотник, но впервые слышу, чтобы волки вот так, прямо на человека…

– Да не видели мы его, сколько вам повторять!

– Зато я вас видел! – крикнул Пушнюс, снова врываясь в комнату. – Вот он факт, на штанах! Эти типы явно сговорились!

Тут уж не выдержал и «Всемогущий блат»:

– А ты чего ж торчишь, как пень, раз видишь, что тебя орошают?!

– Он нарочно, – перестав плакать, вмешался печник. – «Пусть себе поливают, думает, едрена-зелена… Авось подрасту еще…»

Когда капитан призвал всех к порядку, длинноволосый снова принялся доказывать свою невиновность:

– Да и не мог я попасть на него… Помню, принял эту кучу за муравейник и отошел подальше. Товарищ мой, правда, мог случайно…

– Как его фамилия? – не сдавался Пушнюс. – Что он за птица, откуда?!

– Не знаю. Может, и из Дельфиний…

– Ну ладно, – произнес Пушнюс. – Мы еще выясним, что там за волки да дельфины…

– Картина примерно ясна, – пожалуй, слишком миролюбиво обобщил обвинения Баублис. – А что касается волчьей территории, то она теперь, молодой человек, находится в зоопарке…

– Наука доказала, что и волки в экологической системе приносят пользу, – огрызнулся красавчик.

– Вот и хорошо, – согласился капитан, – хорошо, что ты такой шибко грамотный, начитанный… В чем тебя обвиняют, верно, усек, так что садись и изложи все в письменном виде.

– Да про воздушный шар не забудь подробно написать! – требовательно напомнил Пушнюс.

При этих словах скептическая усмешка сползла с лица волчьего защитника.

– Да не шар это вовсе! – истерически взвизгнул он. – Там душа ваша вонючая старт берет! Тенью над праздником нависла!

Ну не удивительно ли, что и после этого дерзкого выпада юному нахалу всего-навсего снова предложили сесть и приниматься за работу? И даже кресло Баублис велел не запирать.

Не выказывая своего удивления, Пушнюс что-то шепнул капитану. Прихватив бинокль, они вышли во двор.

Покуда Баублис, задрав голову, настраивал бинокль, Посейдон фамильярно бросил:

– Слыхал, что он сказал? Обратил внимание?

Капитан пропустил его слова мимо ушей.

– Никто верить не хочет, что я уже на пенсии: а этот писун кудлатый мне конец предвещает!.. Слыхали? Не шар это, значит, а душа моя перед стартом. Я воспринимаю это заявление как угрозу…

Баублис как ни в чем не бывало протянул Пушнюсу бинокль.

– На вот, взгляни. На нем и цветы нарисованы.

Затем помолчал, подождал, пока Пушнюс вглядится, и спросил ни с того ни с сего:

– Так что у тебя слышно? Жениться не собираешься?

– Подумываю… – ответил Посейдон, следя глазами за шаром, а мыслями за капитаном («Чего это он заладил про Ивана, когда я ему про болвана?»). – Юбок-то немало крутится, как бы в них не запутаться. Оттого и держусь молодцом, что не позволял на себе вешаться…

Баублис предложил собеседнику сигареты. Они закурили.

– Раз уж речь зашла о бабах, хочешь, глаза тебе раскрою? – развивал свою мысль Пушнюс. – Коль скоро до тебя еще не дошло…

– Что именно?

– А то, что наши пожарники спустили вниз из кабинета твоей жены нового заведующего, Кутра его фамилия.

– И вечно ты все знаешь, все-то тебе известно! – сокрушенно произнес Баублис.

– Такое уж у меня правило: много знаю, но язык в ход не пускаю. Разве только тебе, человек ты все же неплохой. Остальным так и говорю: бросьте, ребята, анекдотами заниматься… Яйца выеденного это не стоит, кривотолки, говорю.

– Небось уже всему городу известно?

– Точно не могу сказать, но разговоры идут.

– О чем конкретно?

– Говорят, супруга того заведующего застукала их после работы в кабинете твоей жены. Глядь – ключ в дверях с наружной стороны… Вздорная бабенка триктрак – и заперла их, а сама побежала якобы тебе звонить или за свидетелями… Тот Кутра заметался на третьем этаже, словно пес в колодце, – ни выскочить, ни воду вылакать. Да еще с капитанской женой… Позвонил 01, в пожарную часть, – дескать, приезжайте, дверь захлопнулась. Мои бывшие коллеги живо примчались и сняли.

– Кого сняли-то?

– Да кавалера, заведующего, сняли. А твоя, говорят, в шкафу переждала, потом вылезла и давай настукивать на своей машинке… Чуть не лопнул я со смеху: жена того заведующего с криками, со свидетелями врывается, застигнуть их надеется – и что же?.. Баублене сидит себе преспокойненько – и тук-тук-тук да стук-стук-стук… Укусите ее после этого, извините за выражение…

– Ну и в курсе же ты! – изумился потрясенный капитан. – Только откуда же шкаф взялся? Стол письменный там есть, сейф в углу, ну, а шкаф тот Кутра, видно, специально из дому приволок. Верно я говорю?

– Не-ет, – уловил Пушнюс иронию в голосе собеседника, – ведь и я их предупреждал: «Не брехня ли все это, говорю, ребята?..» Что касается меня, то я уже примерно представляю себе картину. Тот шар, скорее всего, лишь условный знак. Мол, опрокидывайте автобусы, киоски! Деморализуйте, как можете, милицию… Словом, мутите воду и ловите рыбку…

– Да, но о какой рыбе речь, что за рыба-то?! – казалось, вполне искренне поинтересовался капитан.

– Кто его знает, может, ты, не исключено, что и я… – скромно потупился Пушнюс. – Я тебе все рассказать собираюсь, что они со мной вытворяют…

– Будет тебе лямку тянуть, отдохнул бы, что ли, – уже дружелюбнее посоветовал Баублис. – Пощади себя, ведь жениться задумал.

– На том свете отдохнем, – ответил Пушнюс, вложив в эти бесхитростные слова свой особый смысл. – Сам увидишь, что здесь будет… А вон и товарищ Тетенас, снова кого-то ведет…

Старшина появился в сопровождении немолодой уже женщины, одетой в национальный костюм. Издали привлекали внимание огромные бусы из янтаря и деревянные скудучяй[1], которые незнакомка зажала в руке, словно кинжал.

– Происшествие, товарищ капитан, прямо для газеты! – весело доложил Тетенас. – Вот эта певица вдруг начисто все позабыла, не знает, куда ей нужно. Ни кто она, ни откуда, даже фамилии своей не знает.

– А вот про то, что не из этих мест, помню, – улыбнулась женщина. – Улицы совсем незнакомые, дома… Как с того воздушного шара свалилась.

Посейдону показалось, что он где-то видел эту женщину. Вот почему Пушнюс вместе со всеми вернулся в отделение и стал продолжать наблюдение за незнакомкой.

– Водил ее к руководителям, дирижерам, – рассказывал старшина, – те только плечами пожимают…

– Да откуда же им знать меня, если я сама не ведаю, кто я, – снова довольно оживленно подхватила музыкантша.

– Ну, а сумочка, кошелек, хоть какие-нибудь документы при ней есть?

– В том-то и дело, товарищ капитан, нет ничего. Не за что ухватиться.

– Так с какого же нам конца начать? – размышлял вслух Баублис, рассматривая инструмент музыкантши. – Может, припоминаете хоть одну знакомую фамилию? Название соседней деревни, города, озера или речки?

– Неман знаю, есть такая река, а еще Палангу помню. Вильнюс тоже. Про Паневежис слыхала. Ах, правда, Каунас помню, что в самом центре! В зоопарке доводилось бывать. Там еще такой противный зверь, броненосец, кажется…

– Я, конечно, премного извиняюсь, но только мне не ясно одно: почему вас до сих пор не хватились? – вежливо перебил женщину Пушнюс. – Почему не разыскивают по радио? Ведь есть же коллектив, друзья… Вам ясен мой вопрос?

– Понятен, – ответила та, как-то странно поглядев на Пушнюса. – Да только кто и вспомнит о старой бабе…

– Ну-ну, продолжайте, – ободрил ее капитан. – Говорите, что на ум взбредет… Не стесняйтесь. Вдруг найдем зацепку.

– Все словно во сне произошло. Проснулась – и нет ничего. Всю жизнь будто украл кто. Помню только мамины слова: «Если на свадьбе не поплачешь, потом наплачешься…» Смешно…

– Спросите у нее, с кем она водила блат, и я сразу скажу, кто она! – сморозил запертый в кресле артист.

– А вы попробуйте психоанализ, – продемонстрировал свою эрудицию парень.

– Глянь-ка на меня! Дарадунду случайно не знаешь? – вставил и печник, не употребив ни единого ругательства.

Женщина покачала головой и снова, будто вслепую, принялась блуждать в пустыне воспоминаний.

– Блат… Где-то вроде слышала… – произнесла она. – Может, это тот врач? Обещал коронки сделать, да так и не сделал… Когда маленькая была, решила научиться корову доить, как мама. А корова страшная, рогатая, вот я и пристала к жеребенку. «Стой, говорю, неслух!» А он как лягнется!.. Кажется, меня тогда и вылечил доктор Блат… Смешно… Вот разговорилась я тут и припоминать стала, как мы, ребятишки, в считалки играли: «Интер мици, тици тул, ира дира дон…»

– По-шведски или норвежски! – прошептал Пушнюс на ухо капитану.

– Вот что, друг-приятель, – постепенно понижая голос, ответил Баублис, – чеши, да поживее, к себе на огород. Она тут кое о чем проговорилась. Словом, у тебя там «интер меци» сейчас…

– Ясно! К тому же я где-то ее видел, – конфиденциально выдохнул Пушнюс и вихрем вынесся за дверь.

Тогда капитан обратился к женщине:

– А не лучше ли вам будет у меня в кабинете? Там диван есть, приляжете, отдохнете… Мы же тем временем побеседуем с участниками праздника: неужели никто так и не заметил исчезновения симпатичной музыкантши? Да еще в таком замечательном ожерелье!..

И он отвел женщину в один из кабинетов.