После разлуки

Часть

Свет полуденного солнца заливал пегую равнину, поросшую низким кустарником, сквозь который то тут, то там поднимались стволы редких деревьев. Местами из почвы выступали фрагменты скального массива, растительность цеплялась за их края, карабкалась по трещинам. Некоторые камни скрылись под мхом и травой полностью, но крупные скалы были слишком велики, чтобы уступить натиску живого, и тускло поблёскивали ровной поверхностью камня. На одной из каменных площадок, выровненной ветром и дождями, и стоял наш корабль, упираясь в поверхность тремя мощными опорами. Большинство систем, необходимых для полёта и жизнеобеспечения, было отключено, наружные люки открыты. Здесь, на захолустной сельскохозяйственной планете, которую трудолюбивые представители нескольких гуманоидных видов не успели ещё распахать полностью, дышалось легко. А, поскольку ни для имперцев, ни для мафии она особенного интереса не представляла, тут было удобное безопасное место для рандеву. За долгое планетарное утро мы успели заменить на крыле сенсорную головку, повреждённую попаданием с имперского фрегата, проверить системы. Механики ещё возились в машинном отделении, доводя до блеска силовую установку – маньяки, что с них взять, бортстрелки отдыхали снаружи, на моховой подстилке, в тени, отбрасываемой гранёным корпусом «Амидалы». «Хозяйка» корабля, призрачная Падме, просматривала какие-то новости – на главном проекторе, хотя легко могла открывать их, что называется, в уме. А я сидел в своём кресле и ждал сообщения от «Борца».

Несмотря на то, что прошло уже больше суток, перед глазами всё ещё вставали картины космической битвы. Звезда Айблим, голубой газовый гигант Эндор и девять его лун. Задворки Галактики. Именно здесь разведка обнаружила строящуюся имперцами новую боевую станцию. Причём, наверняка с исправленными недочётами по оборонительному вооружению! На счастье повстанческого Альянса, процент готовности новой Звезды Смерти был гораздо меньше, чем у предыдущей, а флот повстанцев за прошедшие четыре года изрядно увеличился. Требовалось всего лишь – какая ерунда! – отключить генератор защитного поля на Зелёной луне, и дело в шляпе. Однако, по сложившейся уже традиции, реблы опять угодили в засаду. Поле вовремя отключено не было, имперский флот, дежуривший неподалёку в ожидании нападения, прибыл на место и навалился на корабли Альянса. У реблов имелись весьма неплохие крейсера постройки мон-каламари, повстанческие экипажи были решительными и стойкими, но им не хватало выучки. А имперцев было слишком много. Один за другим чудовищные взрывы, ещё более жуткие в своей беззвучности, пожирали боевые корабли, гибли сотнями истребители – расходный материал космической баталии, а защитное поле по-прежнему окутывало недостроенную станцию, не позволяя начать атаку. Среди этой кутерьмы, сполохов турболазерного огня, идущих разными курсами истребителей, ракет и протонных торпед, скользили незримыми тенями, стараясь случайно не попасть под удар, три многоцелевых корабля серии «Мгла», оборудованных устройствами абсолютной маскировки, бесценными стигиевыми ядрами. Моя «Амидала». «Апайлана», отжатая по случаю у имперского Инквизитора. «Близзард», бывшая личная яхта Райта Сиенского, прародительница всей серии. Именно её экипаж трое суток назад подтвердил данные разведки о строящейся станции. Мы обычно не вмешивались в эту войну, как говорится, «двое дерутся, третий не лезь», однако… на сей раз, имперцев, и в самом деле, было слишком много.

Завалить Имперский Звёздный Разрушитель, корабль в форме гранёного наконечника копья длиной более полутора километров, чрезвычайно трудно. Есть единственное средство уничтожить его одним ударом. Ракетоносец-невидимка. Спереди, со стороны днища, угол плюс тридцать шесть градусов по продольной оси, два плазмоида в выем нижнего ангара, затем четыре новых, с тандемным зарядом, протонных торпеды для углубления пролома, и, завершающей точкой – барадиевая противокорабельная ракета в пробитую брешь, чтобы расколоть защитную скорлупу реактора. Но всё это – исключительно в момент, когда разрушитель «раскрылся», погасил щиты и открыл броневорота, выпуская или принимая в ангар малые корабли. Без точного наведения по времени мы тоже ничего бы не сделали. И такое наведение у нас имелось. Мудрейшая Шакти, последний из живущих Магистров Ордена джедаев, расположилась в кресле оператора перед главным голопроектором. На изображение она не смотрела, веки её были опущены, она и так видела поле боя с помощью Силы. И точно подсказывала, к какому из имперских исполинов идут на дозаправку истребители. Эти данные компьютер «Амидалы» короткими пакетами перебрасывал остальным, постоянно меняя частоты передачи. Уже три расплывающихся в пространстве гигантских облака обломков было на нашем счету, три корабля достала «Апайлана», а вот «Близзард» на третьей атаке промахнулся.

— Они поняли! — предупредила Шакти.

— Вызвать наших, мёртвая зыбь, добиваем! — на одном дыхании приказал я.

Сигнал улетел в гиперпространство, засвистели выброшенные за борт генераторы «мёртвой зыби», подавляя мгновенную связь на мегаметр вокруг, а через сорок секунд вышедшие из микропрыжка корветы Лантиллианской эскадры скопом накинулись на один-единственный разрушитель, в экипаже которого знали, как именно их бьют. Передать сообщение, пользуясь обычным радиоканалом, имперцы не успели. Длинная очередь ионных пушек «Амидалы» на время свела с ума передающий комплекс, а «Радуга» и «Искра» первым же торпедным залпом разрушили его. Невидимки помочь в атаке больше не могли ничем: трюмы и подвески всех трёх были пусты, а наши стволы не годились даже против турболазерных башен с их толстой многослойной бронёй. Оставалось, прикрывая щитом только кормовую проекцию, выбивать имперские перехватчики и зенитные ракеты. Под эту задачу пушечное вооружение «Мглы» приспособлено очень хорошо, недаром она проектировалась для прорыва противокосмической обороны «в лоб». Но и имперские канониры знали своё дело. К моменту, когда разрушитель, наконец, разломился на части, в эскадре были серьёзно повреждены два корабля, третий и вовсе потерял ход. И в это самое время Шакти открыла глаза и глубоким, прочувствованным голосом произнесла:

— Кончено! Палпатин мёртв.

— А… Вейдер? — я покосился на Падме.

— Он уже не Вейдер, — сказала Шакти. — Но, к сожалению… Он скоро будет…

— Свободен, — закончила за неё Падме. — Я тоже чувствую. Люк… Он там, на станции, рядом с отцом.

— Просветы конструкций слишком узки для «Мглы», — покачал головой я. — Мы же смотрели схему.

— Рядом есть ангар и челноки в нём, — на лице Магистра появилось напряжённое выражение. Пауза. Затем она пробормотала: — Что же ты борешься-то, глупый мальчишка, иди, куда ведут! Ф-фух-х… До чего же силён малец, весь в папу.

— Он успеет? — в тревоге спросила Падме.

— Очень большая вероятность. Будущее плывёт, но не сильно, уже близко…

Наша эскадра, выпустив остаток боекомплекта по флагману, сформировала оборонительный порядок и отходила в зону более высоких орбит. У меня было чувство, что известие о смерти Палпатина разом облетело все имперские корабли. Импы продолжали сражаться, но из флота словно выдернули внутренний стержень. Я увидел, как один из имперских крейсеров после пуска ракет запоздал поднять щиты и получил от повстанческого корвета две тяжёлые торпеды в борт. Как канониры разрушителя промазали по фрегату Альянса буквально десяток метров, и вместо прямого попадания выстрел турболазерной батареи лишь распорол обшивку. В начале боя импы таких помарок не допускали. Или это мне казалось, и они просто начинали уставать? Люди же там за пультами, в конце концов, не дройды и не джедаи.

Мы наблюдали, как подбитый «Палач», словно нож в разломленную тыкву, воткнулся острым носом в поверхность Звезды Смерти, а две минуты спустя недостроенная станция Империи взорвалась. Так же, как и первая, за четыре года до неё. Челнок Люка Скайуокера, избежав роя обломков, направлялся к зелёной луне Эндора. Реблы запрашивали наших на всех частотах, кто да что, наши придерживались излюбленной тактики «у нас в ушах бананы». И ставили искажающие помехи системы «Двойник», сквозь которые новейшая «сотка» видна как заурядный CR-90, а мандалорский «Крестоносец», скорее, напоминает канонерку, переделанную из старого транспорта сепаратистов.

Так это было. А теперь «Амидала» ждала возвращения Осоки Тано, которая в это время выполняла совсем другое задание. Да-да. На Эндоре решалась судьба Восстания, решилась там, как оказалось, и судьба всей Империи. Однако, как бы ни окончилась эта битва, наш Совет Директоров не считал её поводом отказываться от собственных планов. И то сказать, трудно придумать более удачный момент для нанесения «под шумок» нескольких точечных ударов. Во-первых, исследовательский центр, где трудились против своей воли талантливые изобретатели и конструкторы. Вызволить их и привлечь на свою сторону – хотя бы, некоторых – означало серьёзно поднять потенциал корпорации. Во-вторых, Инквизиториум, вернее, его Академия на курортной луне Корусанта. Там оставались несколько преподавателей, самых гнусных типов. Помимо обучения молодых аколитов, они занимались «дознанием», то есть, допросами арестованных фосеров с применением всего арсенала Средневековья. Часто пленников подвергали мучительной смерти уже после того, как несчастные рассказали всё, просто ради удовольствия. Медицина тут бессильна, их следовало просто уничтожить, как бешеных зверей, пока оба сита в отъезде и не могут вмешаться. Первую задачу взяли на себя Осока и Вентресс на «Борце», вторую – Марис Бруд и Рати Ситра на «Мираже», им тоже не впервой было работать в паре. Атаку на Инквизиториум прикрывала огневая группа Агентов Оссуса, заранее просочившаяся на курорт. Снайперское ружьё – штука смертоносная даже для адепта Силы, когда у прицела – другой Чувствительный. Третий удар наносили мандалоры, по штаб-квартире самой мощной криминальной структуры. За двадцать три года существования Империи оргпреступность прочно срослась с ней в единое целое. Авторитеты платили налоги за работорговлю, наркотики, вкладывали кровавые деньги в легальные проекты и считались практически «добропорядочными бизнесменами». Чего стоила одна транспортная сеть одиозного фоллинского принца и его корусантский дворец! Сейчас, по мере того, как Восстание ослабляло Империю, мафиози обнаглели вконец. Пора было лишить их руководящей верхушки, а главари второго звена в ходе последующего передела власти и собственности сами проредят собственные ряды.

Я, откровенно говоря, был рад, что в такой опасный момент мы с Осокой находимся в разных концах галактики. Если, не дай бог, что, круглыми сиротами наши дети не останутся. Их у нас двое: Лили скоро будет семь, Ванечке только что исполнилось четыре. На этом Осока решила остановиться. Рождение младшего сопровождалось для неё двойной болью. Именно в тот самый день и час погиб в схватке с Вейдером старый магистр Кеноби. Поэтому и имя для сына мы выбрали в честь него. Ван. За детей ни я, ни Осока особенно не тревожились. Они в командном секторе главной базы, с ними Рийо и целая куча добровольных нянек. Да и дочь Рийо, Дана, в свои девять лет очень серьёзная и ответственная девочка, прямо-таки вылитая мать, вовсю помогает воспитывать младших. Глядя на эту разновозрастную троицу, мамаши на базе умиляются: Даночка вашим прямо как старшая сестра! Они же не знают… Для публики Рийо сочинила слезливую историю о том, что отцом Даны является молодой ондеронский аристократ, что ухаживал за ней ещё в Сенате, при Республике, и несколько раз прилетал к нам с деловыми визитами. Сам парень ни подтвердить, ни возразить уже не мог. Три месяца спустя после последнего появления у нас обманутые им наёмники захватили его корабль и вырезали всех, кто был на борту. Тогда у Рийо и созрел коварный план солгать о сроке своей беременности, сдвинув его на пять недель позже. А уж Герхард, электронный эскулап «Амидалы», тайны хранить умел. Достаточно сказать, что, летая с ним несколько лет, мы только при рождении Лили узнали, что именно он был тем самым врачом, что помог появиться на свет Лейе и Люку на станции Полис Масса. И видел, как умерла его будущая госпожа. О том, какому кудеснику удалось подсунуть его Вейдеру для оснащения корабля, кибернетический конспиратор до сих пор говорил уклончиво.

В общем, получилось точно по «Бриллиантовой руке»: руссо туристо – облико морале. Я тогда не знал, смеяться или плакать, поделать-то, всё равно, ничего было нельзя: Рийо иногда бывает жутко упряма. Потом привык.

— Может быть, тебе лечь и поспать? — спросила сзади Падме.

— Да я не сплю, просто задумался, — сказал я. — Как твоё ощущение тревоги? Не прошло?

— Нет, — покачала головой голограмма. — Да это, пожалуй, не беспокойство, а как бы предчувствие. Оно не плохое, просто что-то произойдёт. А что – не знаю.

Я встал с пилотского кресла, спустился с рубочного подиума – четыре ступени вниз из-под гранёного прозрачного блистера на уровень основного помещения, подошёл к голограмме и просто, без лишних слов, обнял её. Погладил по волосам. На этот раз причёска Падме не откликнулась слабым покалыванием электрических разрядов, как бывало, когда она испугана или раздражена. Никто из нас не понимал, какие физические законы позволяют голографическому изображению становиться физически плотным и осязаемым. Падме просто однажды научилась этому. На своё и наше счастье. Новые способности придали новый смысл её существованию здесь, в компьютере корабля, ведь теперь она чувствовала себя почти как живая. А сейчас… ну, что сейчас, она, как говорится, «на нервах» после всего, что произошло. Её муж вернулся к Свету, избавился от мучений, доставляемых искалеченным телом и жутким чёрным костюмом, это так, но, с другой стороны, то, что произошло, называется одним коротким словом. Умер. Разве это могло не печалить Падме? Она до сих пор любила его – не жестокого лорда Вейдера, конечно, а прежнего Анакина.

— Что здесь происходит? — внезапно услышал я требовательный мужской голос. И увидел по другую сторону тумбы проектора полупрозрачную фигуру. Высокий, ростом чуть выше меня, статный мужчина со светло-русыми слегка вьющимися волосами, светлыми голубыми глазами и тонкими приятными чертами лица. Впрочем, сейчас взгляд его глаз не предвещал ничего хорошего. Разумеется, я сразу узнал его по многочисленным голографиям и видеозаписям, где он часто присутствовал рядом с магистром Кеноби и моей Осокой.

— Кто этот мужчина, Падме? — снова задал вопрос Анакин Скайуокер.

Падме осторожно и ласково высвободилась из моих рук, развернулась к мужу и упёрла кулаки в бока. Голос её выражал негодование:

— Нет, вы посмотрите на этого красавца! Это вместо «здрасте»?? Ты чего сюда явился, сцены мне устраивать?

— Сестра-а, — тихо сказал я.

— А?

— Раскладку переключи.

— Да, ой, — голограмма вновь повернулась к мужу и перешла на базик: — Для начала, здравствуй, дорогой. Давно не виделись.

— З-здравствуй, — послушно ответил призрак. Грозный вид и апломб с него как ветром сдуло.

— По поводу твоего вопроса… Думаю, будет лучше, если ты сам посмотришь в своей Силе, чем объяснять словами. Ты ведь можешь, мне объясняли.

Пауза. Лицо бывшего сита разгладилось.

— Ах, родственник… — протянул он.

— Ну, разумеется, — буркнул я. — Стал бы я иначе обниматься с твоей женой, не будь она мне родная кузина.

— Извини. Сразу не сообразил, — развёл руками призрак. — Падме, а ты не говорила, что у твоей матери есть сестра.

— Мы сами тогда не знали. Всё выяснилось в девяносто четвёртом.

— Превратности судьбы, — кивнул Анакин. — Вот так же и я не знал, что у меня есть дети. И был настолько слеп, что приказал пытать собственную дочь.

— Тёмная сторона творит с людьми страшные вещи, — сказала Падме.

— Да, Лейя умница, она всё понимает и не держит на меня зла… — он помолчал, пряча взгляд, затем поднял голову, спросил с надеждой: — А ты, любимая? Простишь ли ты меня за то, что я сделал с тобой всё это? — руки Скайуокера очертили дугу, как бы охватывая интерьер рубки. — Я… я был не в себе.

— Очень точно сказано, — проворчала Падме. — Я когда ещё предупреждала: не выходи из себя, однажды можешь не вернуться, — она махнула рукой, добавила: — Ладно, это лирика. Я давно не сержусь, дорогой. Не стань я кораблём, я бы просто исчезла в небытии. И не случилось бы очень много хорошего, что было потом.

Анакин неуверенно улыбнулся:

— Ты всё-всё мне расскажешь, — он протянул к жене руки: — Пойдём!

— Далеко? — она наклонила на бок голову.

— В Силу. Я освобожу тебя от кристалла шарда, и мы, наконец-то, будем вместе. Навсегда. Пойдём с тобой сквозь звёзды, как мечтали когда-то…

Падме подошла к нему, посмотрела долгим взглядом, пригладила непослушные светлые волосы мужа и произнесла тихо:

— Милый, ты извини, но я останусь.

— Что? Почему? — растерялся он.

— Во-первых, у нас с тобой появились племянники, и их надо воспитывать.

— Твои? — Анакин перевёл взгляд на меня. — А мать… постой… Шпилька??

— Да. Ты бы вот при встрече, вместо того, чтобы с мечом бросаться, спросил бы, как у неё дела.

— Ну, знаешь, она в тот раз тоже чуть меня не убила!

— Чуть не считается, — сказала Падме. — Она тоже в глубине души надеялась, что ты со временем…

— Понимаю. Ну, а во-вторых?

— Во-вторых, есть другие незаконченные дела. Компания, друзья. В конце концов, наши дети выросли, но и им может понадобиться помощь. Особенно Лейе. Она такая идеалистка.

— О, в ней я постоянно узнаю кое-кого столь же идеалистичного и самоотверженного, — Анакин с улыбкой щёлкнул легонько жену по носу.

— Я не была такая испорченная, — не приняла шутки Падме.

— Тоже правда, — согласился он. — Жаль. Я думал, вот теперь-то мы сможем быть вместе… Навсегда.

— Но ты и так будешь всегда рядом со мной, разве не чувствуешь?

— М-м… А ведь верно, Падме. И для этого вовсе не надо являться воочию!

— Да. Да. Странно, что ты понял позже меня.

— Я просто не задумывался. Что ж… в таком случае, мне пора.

— Тебя ждёт кто-то… или что-то… — кивнула Падме. — Не совсем понимаю, но знаю.

— Всё правильно. С тобой, родственник-по-браку, я тоже не прощаюсь. Интересно будет поговорить… о ней. И ещё хочу услышать историю о мече.

— Запросто. Заходи в любое время, — сказал я.

Призрак стал бледнеть и растаял в воздухе.

— М-да, — пробормотал я. — «Я бы поехала, а корова моя, а хозяйство?», да?

— Да, — задумчиво подтвердила Падме и тут же спохватилась: — Что-что? Ах ты, мелкий, бессовестный, чёрствый сухарь! Я, можно сказать, ради него, а он… Вот я тебе…

Смеясь, она прыгнула ко мне, повалила на диван и сделала вид, что хочет стукнуть затылком о подушки, слишком мягкие для этой цели.

— Сдаюсь-сдаюсь, — сказал я, — был неправ, фигню сморозил, ногу убери.

Только тут заметив, что её колено чувствительно упирается мне в рёбра, она села нормально, потеребила меня за кончик носа:

— Не стыдно?

— Немного. И больше всего за то, что испугался, вдруг ты действительно уйдёшь.

— А-а, испугался? А помнишь, когда-то сам предлагал вас оставить?

— И злопамятная же ты, сестрица.

— Просто у меня память хорошая.

— А тебе не стыдно называть меня «мелким»? — спросил, в свою очередь, я. — Мне, между прочим, сорок пять скоро.

— По галактическим меркам это вообще не возраст. Потом, я, всё равно, старше, и ты для меня всегда младший братишка.

Призрак Анакина Скайуокера возвратился вечером, когда я собирался укладываться спать. С «Борца» пришло сообщение, что транспорт задерживается примерно на двенадцать часов, чтобы встретить корабль, на который собиралась пересесть Асаж Вентресс. Так что, ночевать нам тоже предстояло на этой планете.

— Поговорим? — просто спросил он, появляясь из ниоткуда.

— Поговорим. Осоку уже видел?

— Да, — Анакин оглядел каюту и уселся в кресло в углу, подушки и спинка слегка просвечивали сквозь его фигуру. — Странный получился разговор. Обо всяких пустяках, а о важном ни слова. Будто я просто улетал в какой-то далёкий поход, а теперь вернулся.

— Так оно и есть. В определённом смысле слова.

— Вот не люблю эту формулировку… хотя здесь, пожалуй, она уместна.

— Хочешь, скажу ей, что ты просишь прощения? — предложил я.

— Думаю, она и так поняла это. Расскажи лучше о своих обстоятельствах.

— У-у, это целой ночи не хватит. Задавай лучше вопросы, так будет короче и проще.

Короче – получилось. А вот с «проще» я хватил. Анакин иной раз спрашивал такое, о чём я либо позабыл, либо просто не задумывался. И ждал, что я это объясню. А как описать рюмку или, не дай бог, стакан, по меткому выражению Стругацких? То, что для меня было естественно, что легко понимали друзья-механики и Осока, Скайуокеру-старшему казалось неочевидным. Мне, в свою очередь, была непонятна последовательность вопросов. Анакин то забегал вперёд, то снова возвращался к самому началу моего пребывания здесь. О корабле, например, он спросил далеко не в первую очередь.

— Я считаю, просто чудо, что мы нашли именно его, — честно сказал я.

— Оби-Ван сейчас сказал бы тебе, что не существует такой вещи, как «везение», — улыбнулся он. — И «чудо» тоже. Я тоже думаю, что всё происходит в своё время. Вот тебе пример. Я тосковал – и построил этот корабль. Лишь для того, в итоге, чтобы понять: я её вернуть не в силах.

— И что напрасно погнался за могуществом Тёмной стороны? — прищурился я.

— Если бы! Тогда я был уверен, что поступил правильно. Злился на всех… кроме себя. Должно было случиться многое, прежде чем… — он помолчал и продолжил: — Вот. А появился ты – и корабль сразу нашёлся. Думаю, Падме нужен был кто-то, о ком заботиться и на кого одновременно опереться. Осока в качестве опоры подходит прекрасно, а что касается заботы… — Анакин усмехнулся. — Она сама о ком хочешь позаботиться может. Даже о хатте.

— Трудно вообразить.

— Однако же, было. «Вонялка», да… Что касается Падме, я сожалею о том, что тебя не было рядом с ней тогда. Всё могло бы пойти по-другому.

— Подозреваю, для тебя это могло кончиться ещё хуже, — покачал головой я.

— Да, знаю, видел, — кивнул он. — Возможно, хуже было бы даже лучше, как ни парадоксально.

— Что-то я не понял. Ты… видел? Откуда? Это же был мой…

— Сны – территория призраков. Айла не говорила тебе?

— Я-то надеялся, что даже Падме этого не видела. Хотя до того момента сон был как бы общий, не знаю, как объяснить.

— Теперь-то ты понимаешь, почему я хотел с тобой поговорить не при ней?

— Ну, да. Только есть один нюанс, — невесело усмехнулся я. — Все разговоры на этом корабле в отсутствие Падме обычно заканчиваются ехидным «я всё слышу».

— Я всё слышу, — голос Падме был, на сей раз, не ехидным, а печальным. Явившись воочию, присела на подлокотник кресла рядом с мужем. — Странно было бы, если бы у меня на борту что-то укрылось от моего внимания. На самом деле, я тогда много размышляла над этим. Пыталась понять, смогла бы я отыскать иное решение.

— Сейчас трудно судить, — Анакин обнял жену. — Все эти годы, стоило начать вспоминать, у меня создавалось стойкое впечатление, что старый паук предусмотрел все варианты. Включая тот невероятный, что приснился вам.

— Это как? — не понял я.

— Не точно такой, — пояснил призрак. — На твоём месте, Алекс, вполне могла оказаться Сола, и случилось бы то же самое. В ваших характерах много общего.

— Я до самой смерти оставалась игрушкой в руках Палпатина, — горько сказала Падме.

— Так же, как и я, любимая, — Анакин потёрся щекой о её плечо. — Не стоит жалеть о прошлом, говорили старые мастера, надо смотреть в будущее. Тем более, что в итоге всё кончилось не так уж плохо.

— Я бы предпочёл живого зятя, — буркнул я. — Желательно – магистра Ордена. И кучу живых знакомых в Храме.

— Зато я тогда выглядела бы гораздо старше, — лукаво заметила Падме.

— Выражаясь твоими же словами, по галактическим меркам, полтинник не возраст. Обрати внимание, твой муж сейчас смотрит на нас, и в глазах вопрос: они, что всегда так?

— Не угадал, — возразил Анакин. — Я и так знаю, что да. Раз уж сны у вас бывают общие… Вы составили отличную команду, ребята.

— Не хватает ещё одного элемента, — поправил я. — Без которой и команда не команда, и жизнь не жизнь.

— Ну, она скоро будет здесь. Спасибо, Алекс. Сегодня я услышал много интересного и важного, — Анакин поднялся с места.

— Не за что, обращайся, — я чуть помедлил и добавил: — Обидно, что невозможно пожать тебе руку.

— А давайте вот так, — вмешалась Падме. Левую руку вложила в ладонь мужа, а правую крест-накрест протянула мне.

— Мостик наш, — с нежностью сказал Скайуокер.

И он ушёл. Оставив после себя чёткое ощущение, что я его ещё увижу.