После развода. Один год спустя (СИ)

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

Окно на девятый этаж, вид на парковку и сосны за бетонным забором. В палате тихо: капельница шуршит как дождь, соседка дремлет с наушниками. На тумбочке — мой блокнот, бальзам для губ и банан, который я всё откладываю «на потом».

Здесь всё по расписанию: давление, таблетки, укол, «как самочувствие?», температура. Медсёстры быстрые, как курьеры, но с мягкими голосами. Я учусь не пугаться звука каталок и не оглядываться на чужие вздохи за дверью. Смотрю на сосны — так легче.

Ко мне приезжают «наши». По очереди, как сговорились.

Лида приходит первой, несёт мокрые от дождя хризантемы и контейнер с курицей «по домашнему». Выкладывает на столик салфетки, проверяет розетку, наливает мне чай из термоса. — Ешь хоть чуть-чуть, — командует. — И телефон не полируй. Режим «в самолёте» — и спать. Смеётся, но глаза внимательные. Делает селфи «для своих», я показываю большой палец, чтобы никто не пугался.

На следующий день Наташа. Тихая, аккуратная. Привозит мягкий шарф и текст: «Список сериалов, которые можно смотреть без дум». Сидит молча, держит за руку. С ней хорошо молчать.

Марина приходит поздно вечером, пахнет чужими духами и такси. Подмигивает: — Устроили тут вип-санаторий, а меня не позвали. Выкладывает на кровать маски для лица, какой-то спрей «от сухости воздуха» и смешной журнал со сканвордами. Мы хихикаем над «певица на три буквы» и «дерево с желудями», как две школьницы в последнем ряду.

Пишут девчонки со старой работы из сада. Шлют фото детей — мои «солнышки», теперь уже зубастые первоклашки. «Виктория Ивановна, выздоравливайте». Я читаю — и будто снова слышу утренние «здрааавствуйте!» в раздевалке.

Тимур звонит часто. Сначала рано утром: — Как ночь? Не мерзла? Что говорили врачи? Потом днём: — Обед елa? Документы привезти? Вечером обязательно заезжает. Садится на мой стул у окна, рассказывает новости: кого назначили, что обсуждали, в каком дворе обещали поставить горку. Привозит фрукты, зарядку, пауэрбанк, «на всякий». Проверяет, чтобы у меня был интернет, и ругается на покрытие: «Надо им вышку ставить, слова нет».

Он стал говорить тише. И смотреть дольше. Не торопит, не учит. Иногда просто сидит рядом, кладёт ладонь мне на голень — легонько, как дома, когда мы телевизор включали «на фон». Я ловлю себя на том, что мне с ним спокойно. Как будто мы опять в начале, где всё непонятно, но «вместе».

Лера приезжает, когда успевает между парами и съёмками. Приносит кофе без сахара, раскладывает на подоконнике глянец, рассказывает смешное из универа. В один из дней приносит резинку для волос — широкую, синию. — Тебе идёт. И когда отрастут — тоже пойдёт, — говорит уверенно, будто уже видит меня через пару месяцев.

Я учусь маленьким онкоцентровским правилам: всегда иметь воду под рукой; не геройствовать, если хочется лечь; не читать форумы, если настроение и так не в форме. Из больших правил — одно: дышать. Вдох — отсюда видно сосны. Выдох — отсюда видно нас троих: я, Лера, Тимур.

Соседка тётя Галя дарит мне конфету «на удачу», я ей — антибактериальные салфетки. Обмениваемся как новогодними подарками. Она про свою жизнь рассказывает без трагедии: «внуки, грядки, всё вырастет». И я впитываю эту простую интонацию «всё вырастет», как лекарство.

На третий день Тимур приносит маленькую рамку с нашим фото со спасением шарлотки — я в фартуке, он с ложкой. Ставит на тумбочку, поправляет. — Чтобы не больница, а наш угол, — говорит. — Спасибо, — отвечаю. И правда легче.

Иногда он задерживается дольше, чем можно, сидит до отбоя. Я делаю вид, что сплю, а он шепчет Лере в коридоре: «Завтра ещё заеду». Лера отвечает: «Я тоже». Они оба думают, что я не слышу. Слышу. И прячу улыбку в подушку.

Ночью я просыпаюсь от тишины. У онкоцентра особая тишина — плотная, без городского гула. Поворачиваю голову на бок, смотрю на рамку с фото. И думаю, как странно устроено время: ещё неделю назад — вилла, смех, тосты, а сейчас — белые стены и план на лечение. И всё равно это одна и та же жизнь. Не «до» и «после». Просто «идём».

Четвёртый вечер. Тимур приходит уставший, снимает пиджак, кладёт на спинку стула. — Сегодня рано уеду, совещание утром, — виновато. — Езжай, — говорю. — Я не одна. Он улыбается: понимает, что «не одна» — это не про палату. Про нас.

Перед уходом целует в лоб: — Завтра с утра снова буду. — Я знаю, — отвечаю.

Дверь закрывается. Я остаюсь с соснами, лампой и тихим пиканьем под потолком. Открываю блокнот и пишу три строки, как отчёт самой себе:

«День четвёртый. Приезжали: Лида, Наташа, Марина. Звонил и был: Т. Ели по четверти яблока. Дышали. Держались».

Ставлю точку. И снова смотрю в окно. Там темнеет, и шоссе светится как нитка. Держусь за эту нитку взглядом — и за мысль, которая помогает лучше любой таблетки: я не одна. И мы идём.