После всех этих лет

Глава 23

Масло для ванны «Полуночный жасмин» образовало пятно, блестевшее малиновым и желтым. Я лежала в мягкой теплой воде, следя глазами за чайками, кружившимися над Лонг-Айлендом.

Как случилось, что никто из нас никогда не замечал, что творилось у нее в душе?! Видимо, мы думали: «О, если внешность так прекрасна, то такова же душа?» После стольких лет, убедившись в жадности, нечистоплотности, бездуховности общества, как могли мы оказаться настолько глухи и слепы, что считали голубую кровь достаточным свидетельством нравственной чистоты? Неужели нам правые так заморочили мозги, что мы поверили, что женщина, посвятившая себя выращиванию базилика и занятиям с соседскими детьми, имеет душу чище, а сердце благороднее, чем женщина, отвергнутая обществом?

Торжественные звуки электрогитары проникли в ванную комнату. Я подняла голову и услышала пение Алекса, его приятный голос, бравший то высокие, то низкие ноты. Он готовился к записи — у Тома был друг в отделе звукозаписи радиостанции Коламбиа.

Даже, если оставить в стороне убийство, как она могла пять дней в неделю гулять со мной, заниматься готовкой по пятницам и крутить с моим мужем по вечерам? Если она могла так легко растоптать мою дружбу, то что было ценно для нее?

Я подумала о женатом человеке там, внизу. Когда я оставила их на солнечной веранде, Том консультировался у Бена относительно своего больного колена. Бен после осмотра и знакомства с историей болезни подтвердил диагноз врача Тома — остеоартрит.

Большое дело! Небольшие изменения. Я хотела этого мужчину. И почему бы мне не иметь его? Ходжо во всяком случае не была мне другом. Была ли я ей чем-нибудь обязана? Нет.

Был ли Бог более легкомысленно настроен, когда запрещал прелюбодеяние, чем когда запрещал убийства?

Я обернула голову полотенцем и вышла из ванны. Вокруг было слишком много зеркал; мне не хотелось лишний раз любоваться своей неповторимой стрижкой.

Может, она была больна. Но подумал ли кто-нибудь когда-нибудь про себя — хоть на мгновение — что с этой женщиной не все в порядке? Наоборот, думали они, она настолько совершенна, что и они желали бы стать такими же. Если так, где же дьявол отыскал изъян? Или дьявол был здесь ни при чем? Может, отец Гитлера жестоко с ним обращался? Или мать Пол Пота была не совсем нормальной? Может, этим можно объяснить их сущность? Может, никого в этой жизни нельзя ни за что осуждать?

Но я в это не верила.

— Рози, Рози, — сказал Денни Риз, — ты опять во всех заголовках! И кем же оказалась эта потаскушка?

Несмотря на явно взволнованный голос, чувствовалось, что он еще не совсем отошел от сна. Ну и что ж! Ведь еще не было и девяти часов!

— Я должна была позвонить, чтобы поблагодарить тебя.

— Это было забавно. Не так ли?

Я задумалась над вопросом. Забавно?

— Позволь мне зайти к тебе в связи с этим.

Я втирала лосьон в свои ноги, отсутствие ухода за собой в течение семи дней давало о себе знать и было не так-то просто опять погрузиться в дорогие простыни и просто отдыхать.

— Подумай об этом еще немного, — сказал он очень уверенно. — И еще, подумай о тебе и обо мне.

— Вот это было забавно, — позволила себе согласиться я. — А кроме того, ты тот самый большой и верный друг. Я никогда не забуду того, что ты сделал, Денни.

— Ну, не так уж и много.

— Я хочу заплатить тебе за лицензию и кредитную карточку.

— Ты что, смеешься?

— Они мне очень помогли.

— Святая простота! Ты действительно использовала их?

Мое молчание послужило ему ответом.

— Ну, тебе очень повезло, Рози.

— Но, господи, ты же сказал мне, что они «чисты»?

— Это зависит от того, что понимать под «чисты»? Они не «горели».

— О, Денни!

— Ну, скажем, «горели», но не очень.

Сейчас, когда я была далеко оттуда, я могла улыбаться при мысли о его квартире, даже о его ванной комнате. Моя улыбка становилась все шире и шире по мере того как я представляла себе Денни: его зеленые глаза, его восхитительный зад.

— У меня к тебе предложение.

Его голос стал бархатным.

— Слушаю.

— Нет, это гораздо лучше того, о чем ты думаешь. Это предложение, скрепленное обязательствами.

— Я ненавижу обязательства.

— Если ты вернешься в Нью-Йоркский университет и закончишь его…

— Дай мне передохнуть, Рози.

— Я куплю тебе все, что ты захочешь к окончанию.

— Все? Новую музыкальную систему?

— Свободно. Или любую машину, о которой ты мог бы мечтать. Любое путешествие, которое ты мог бы пожелать. Или я куплю тебе собственную квартиру.

Денни лишился дара речи, но всего на одну секунду.

— Я действительно должен закончить?

— Получить степень бакалавра, а потом я посмотрю твой диплом, и заодно выясню в ректорате Нью-Йоркского университета, настоящий ли он.

— Ты все такая же училка, — сказал мне Денни.

— Знаю, — ответила я радостно.

К счастью, моя нервная система оставалась такой же, какой она была раньше. Никто не восклицал: «Удивительно!». К счастью, я проспала десять часов подряд, затем надела шелковые слаксы, голубую шелковую блузку и наложила ровно столько косметики, чтобы это выглядело так, будто я вовсе и не нуждаюсь в косметике — потому что мои сыновья устроили прием в мою честь.

Касс была в восхитительном брючном костюме и с бриллиантовыми серьгами. Она сказала, что любит меня — и что я могу отдохнуть недельку. Теодор сжал меня в своих объятиях и сказал, что собирается посвятить Розе Мейерс и ее борьбе за освобождение целую колонку в его ежемесячном разделе «Справедливость торжествует». Я напомнила ему о том, что не вела освободительной борьбы духа и, как ему хорошо известно, симпатизировала либеральным демократам. Он только рассмеялся.

«Подозрительная» приехала на прием, но, по крайней мере, воздержалась от поцелуев, что я восприняла как обнадеживающий знак. Маделейн, в костюме под лорда Байрона, поцеловала меня, что было очень приятно, особенно если учесть, что она принесла коробку горького шоколада и не читала стихов.

Винни Кароселла был в синем блейзере с бабочкой в горошек. Он сказал мне, увидев шоколад Маделейн, что, насколько ему известно, один мой сосед отказался за меня поручиться. Затем он вручил мне бутылку шампанского со словами, что за нее он пришлет мне счет. Я отвела его в сторону и напомнила, что украла у Теодора пистолет, и поинтересовалась, не сможет ли он изъять документ об этом у полиции, как одно из условий нашего мирного соглашения. И пока он будет всем этим заниматься, не смог бы он забрать мою сумочку вместе с лежавшим в ней сапфировым кольцом у Джейн Бергер. «С вас — кусок торта», — ответил он.

Том Дрисколл провел большую часть вечера на телефоне, занимаясь своими делами, а затем ездил к прокурору для дачи показаний по поводу ужина, на котором он присутствовал вместе с Ричи и Стефани. Он немного поспал на кушетке в библиотеке. Я представила его как старого друга из Бруклина, который был клиентом Дейта Ассошиэйтед, но даже «Подозрительная» не поверила этой истории, впрочем, как и все остальные. Она метнула взгляд на его левую руку и показалась несколько смущенной и даже возмущенной, увидев на ней обручальное кольцо.

Алекс и Бен пополнили запасы провизии у хозяйки местного ресторана. Они беспечно предоставили ей карт-бланш — я же побледнела, когда увидела густую подливу из мелко нарезанных трюфелей на нарезанном кусочками мясе. Алекс сказал:

— Ма, успокойся. Это же праздник. А Бен добавил:

— Из того, что останется, мы наделаем сэндвичей. После мусса из тыквы я все еще рассказывала мою историю. Разумеется, секс я исключила. Я опустила также подробности отвратительных отношений между Ходжо и Томом, я забыла упомянуть о пистолете Теодора Хигби и об украденных Денни Ризом кредитных карточках. А потом, поскольку приглашенный официант хотел все убрать и уйти домой, я предложила всем перейти в библиотеку выпить кофе.

Винни Кароселла был душой компании. Он разливал бренди, попивая мелкими глотками кофе, и сыпал вопросами с таким апломбом, что можно было поклясться, что невидимая команда телевизионщиков из «60 минут» ведет видеозапись.

— Она совершенно забыла, что квитанция на продажу находится у нее в кармане, — объяснял он. — У нее не было никаких оснований стирать или чистить это.

— Почему она забрала это в первую очередь? — спросил Бен.

— Но она же юрист, — ответил Винни. — Она должна была понять ее ценность с самого начала. Может, твой отец сказал ей, зачем пришел. Или она вычислила это сама: если уж он забрался в дом, то уж не затем, чтобы стащить кусок какой-нибудь старой бумажки. А эта была очень важной.

— Но и цена картины тоже была значительной, — заметил Том. — Возможно, она поняла, что это та часть имущества, которую он хотел скрыть. Если она была умная, как отмечали все знавшие ее, она вычислила, что Рик хочет продать это. Возможно, Стефани думала, что, если картина находится у Джессики, то вдвоем они смогут провернуть хорошенькое дельце.

— Стефани никогда не умела выражать свои мысли, — сказала Маделейн.

— Но мыслила великолепно! — возразил Винни, улыбнувшись ей. — И она знала, что пятьдесят процентов от трех миллионов — очень приличная сумма. Но интуиция мне подсказывает, что она осознала, насколько все это было рискованным.

Том кивком головы подтвердил свое согласие.

— Но как же она могла забыть о том, что лежало у нее в кармане? — спросил Теодор.

— Ей пришлось слишком много всего держать в голове, — ответила Касс. — И она просто отказалась от идеи получить прибыль сразу же — у нее не было в этом нужды.

— Она бы вспомнила об этом со временем, — предположила я, — когда бы все несколько улеглось.

— Когда бы тебя уже упекли в тюрьму! — выпалила Маделейн. — Этот случай отбросит женское движение на сотню лет назад.

Заявление было столь очевидно идиотским, что ни Касс, ни я не сочли нужным спорить с ней. Я протянула руку и взяла одну из ее шоколадок — и тут же испытала более доброе чувство по отношению к ней.

— Для полиции это было бы хорошенькое дельце, даже если оно никогда не было бы раскрыто, — заметил Винни, с нетерпением ожидая, когда я передам ему блюдо с пирожными.

— Замечательный шоколад! — он поклонился Маделейн. — Где вы его достали?

Она одарила его улыбкой Моны Лизы.

— Я пришлю вам коробку.

Винни сверкнул глазами в ее сторону.

— Вы разговаривали сегодня с прокурором? — спросил Алекс.

— Что? — переспросил Винни, все еще сверкая улыбкой. — Да, да, прокурор. Мы теперь говорим, по крайней мере, раз в час. Он пытается разложить все по полочкам. Йенссены — пара, работавшая у Тиллотсонов — оба свидетельствуют, что Стефани вернулась домой около десяти тридцати и что тут же выскочила из дома — бегать. Миссис Йенссен может описать куртку, в которой ушла Стефани — это та самая, в которой нашли квитанцию о продаже картины. А Том, который находится здесь, может добавить кое-что, рассказав, как он ужинал с ней, Ричи и со своей женой.

— Следы шин, — напомнила я.

— Верно, — откликнулся Винни, — были сделаны все необходимые лабораторные исследования, прежде чем были получены данные о том, что это отпечатки шин ее БМВ.

— Отлично, — сказал Алекс.

Он сидел на оттоманке, наблюдая за мной и Томом. Другие могли подозревать. Алекс знал.

— И мы были вознаграждены, — продолжил Винни. — «Ламборгини» был заперт. Ручка дверцы и все вокруг было тщательно протерто. Но отпечатки пальцев Стефани остались на ветровом стекле, когда она наклонилась, чтобы заглянуть внутрь машины.

— Но это еще не доказывает, что она убила его, — вставила Маделейн.

— Совершенно верно, — согласился Винни, явно приятно удивленный ее проницательностью. — Но это подтверждает, что она там была. Это еще одно убедительное доказательство.

Винни налил себе еще бренди. Откинувшись назад, он пил его небольшими глотками. Все наблюдали и ждали.

— А теперь — телефонные звонки.

— Какие телефонные звонки? — потребовала я объяснения; я бы вскочила со своего места, не сиди я рядом с Томом. — Телефонные звонки с угрозами Джессике?

— Нет. Гевински их проверит, но, он полагает, что она была достаточно умна, чтобы звонить из телефона-автомата. Я говорю о ее звонках Ричи Мейерсу по его личному телефону в офис.

— Боже мой! — проговорил Теодор.

— У них пока нет полных записей, но они связались с телефонной компанией, где им сообщили, что некоторые разговоры продолжались почти по часу. И они сейчас проверяют, звонил ли Ричи ей по своему телефону?

Винни, поймав мой взгляд, посмотрел на ребят.

— Алекс, Бен, — сказала я, — проверьте, пожалуйста, вынес ли официант мусор? И убедитесь, хорошо ли он закрыл баки?

Когда они вышли, Винни продолжил:

— Он был их отцом. Нет необходимости излагать им все подробности. Показания миссис Дрисколл очень помогут следствию. Ее не было в городе, но она уже прилетела и сегодня днем заехала к прокурору. Они с Ричи были большими друзьями. Он рассказывал ей все о своих отношениях со Стефани, хотя, по закону эти показания не могут служить доказательством ввиду их личного характера.

Тем не менее, к делу может быть приобщено свидетельство миссис Дрисколл о том, что на ужине, — она хорошо это помнит, — Ричи оказывал Стефани очень много внимания, и даже целовал ее в шею. Защите придется очень потрудиться, пытаясь представить эти поцелуи дружескими.

— И еще. Ричи купил ей бриллиантовый браслет. Но, поскольку ни он, ни она не могли хранить его дома, он держал его у себя в офисе в сейфе и приносил каждый раз, когда виделся с ней.

— Откуда вы это знаете? — спросила Касс.

— Потому что они показывали браслет во время ужина. Миссис Дрисколл помнит это очень хорошо.

Все повернулись к Тому.

— Я помню, они говорили о браслете, который она носила, — сказал он. — Но это и все. Я отключился в ту же минуту, как вошел и увидел его с той женщиной.

Когда мальчики вернулись, Винни сказал, что не может пока сказать, доведут ли адвокаты Стефани дело до суда или постараются его уладить.

— Но это означает, что она все равно должна сесть в тюрьму? — спросил Бен.

— Без сомнения, — ответил Винни.

Теодор, посмотрев на меня, покачал головой:

— Вы — либералы! Представь, Рози, как счастлива была бы ты, если бы в Нью-Йорке не была отменена смертная казнь за подобные преступления?

Касс, потрепав его по щеке, повернулась ко мне:

— Ты мне не веришь, когда я говорю тебе, что этот человек — осел. Сейчас вы видите его таким, каков он есть — хотя он и воздержался сейчас от описания казни на электрическом стуле.

Теодор, улыбнувшись ей улыбкой любящего человека, взял ее за руку:

— Пойдем домой, Кассандра.

После того, как гости разошлись, а мальчики ушли наверх спать, я сказала Тому, что ему тоже пора ехать домой.

— О чем ты говоришь?

— Вспомним, как раньше было?

— В колледже. Как мы с тобой ни ссорились, как я ни была сердита на тебя, стоило тебе обнять меня, все проходило.

— Это было так уж плохо? — спросил он, расстегивая на моей блузке пуговицы.

— Я не та девочка, что была, — сказала я ему, снова застегивая пуговицы. — Со мной теперь не так просто.

— Ты суровая, взрослая женщина, — рассмеялся он.

— Нет. Просто не такая, как раньше.

— Ты сказала, что любишь меня, Рози, — сказал он несколько раздраженно. — Послушай, если мы не проведем вместе эту ночь, я не переживу. Но почему все же ты отсылаешь меня домой.

— Ты женат.

— Но ты же знаешь, у меня к ней не осталось никаких чувств. Наоборот. Мы были вместе, потому что просто не было повода расстаться. Но теперь… Ты не подумала, что я хочу поскорее покончить с этим?

— Надеюсь, что да. Но позволь мне сказать тебе кое-что. Ты был с этой женщиной примерно столько же, сколько я с Ричи. Может, это и не будет для нее сюрпризом, но все равно причинит ей боль. Это причинит боль вам обоим.

— Мы проводим вместе, как супружеская пара не более двух недель в году и то, когда путешествуем с кем-нибудь еще. Мы можем оба быть в Нью-Йорке и практически не видеться.

— У нее тоже есть чувства.

— Чувства-то есть, но любви нет, во всяком случае, любви ко мне. У нее есть чувство, что она выиграет в глазах общества, если будет иметь мужа, и я допускаю, что она права. Я выгляжу вполне респектабельно, веду себя прилично, что, вероятно, приятно ей. Разумеется, если бы я был миллиардером, я бы мог плевать на все, ее бы и это устраивало. Но я не миллиардер, хотя оплачиваю все ее счета. Она также не может не чувствовать этого.

Джоан — разумная женщина: она понимает, что я и дальше, всю ее оставшуюся жизнь, буду оплачивать ее счета, а остальное для нее значения не имеет.

Том, сняв пиджак, приготовился остаться. Я подошла к телефону. С металлом во взгляде он наблюдал, как я вызвала такси и попросила отвезти своего гостя в город.

— Я люблю тебя, — сказала я ему.

— Я тоже люблю тебя.

Он обнял меня. Наши тела слились, как бы дополняя друг друга. Том поднял мое лицо и поцеловал кудряшки моей ужасной стрижки.

— Мне жаль, если ты сердишься на меня за то, что отсылаю тебя домой, — сказала я. — Но я хочу, чтобы ты был свободен и чист перед всеми.

— Я вернусь завтра днем иди вечером свободный, как птица. Правда, останется еще уладить кое-какие формальности.

Он целовал меня до тех пор, пока не приехал таксист. Я и забыла как это приятно, встав на цыпочки и откинув голову назад, слиться с ним губами.

— Моя любимая, — сказал он нежно.

Таксист посветил фарами… — Ну, давайте, поспешите. Я же жду.

Но мы стояли на пороге, держа друг друга в объятиях.

— Мы будем великолепной парой, — заверил он меня.

— Мы сделаем все, чтобы стать ею.

— Разве это не замечательно, Рози? У нас появился еще шанс.

— После стольких-то лет.

— Да, — сказал Том. — Но на этот раз все будет по-другому.

— Как это «по-другому»? Уж не собираешься ли ты мне сказать, что мы стали старше и мудрее?

— Нет. Я хочу сказать, что на этот раз мы знаем, что нет ничего на свете лучше, чем то, что у нас будет.

Держась за руки, мы дошли до такси. Я отвернулась, сразу после того, как он сел в машину, не в силах смотреть, как он уезжает.

— Рози!

Я оглянулась. Он опустил окно. Что, если он передумал? Что ж, переживу.

— Да?

— Прости за ту прогулку.

— Ты был таким паршивцем.

— Знаю. Я прощен?

Я не могла скрыть улыбку:

— Ну, конечно, прощен.

Таксист рванул вперед, но я еще услышала, как Том крикнул:

— Увидимся завтра.

И мы действительно увиделись.