Глава 7 Личный водитель

Закончив очередное заседание, Петр уже собирался пойти перекусить, когда ему позвонила мать. Он устал, проголодался и торопливо сказал:

— Мамуля, ты откуда говоришь — из театра? Если дело не срочное, я тебе через полчаса перезвоню. Деньги я уже перевел на имя вашего директора.

— Ну вот, у тебя уже и для меня нет времени, — обиделась Светлана. — Что с тобой, сын? Причем тут твоя помощь театру? Нам поговорить больше не о чем?

Она задохнулась от возмущения:

— Дашу ты обидел, с отцом перестал считаться, а теперь и я уже не нужна? Тебя просто не узнать! Ты в здравом уме?

Выговор матери подействовал, как холодный душ. «Ведь она и так редко мне звонит, а я с ней — как с посетителем. Видно, переутомился: ум за разум заходит, — мысленно осудил себя Петр. — Мама вправе обидеться». И вслух покаянно произнес:

— Прости, мамуля! Два часа подряд заседали, и хотелось хоть немного передохнуть. Ну не обижайся, говори: что у тебя?

— Ладно, хотя уже и не знаю: важно ли это для тебя, — с горечью сказала Светлана. — Олечка простужена и сидит дома. А ты обещал сестрам новую игру на компьютере. Забыл, наверное, за своими делами?

— Забыл, мамуля, — честно признался Петр. — Я пришлю человека, чтобы научил ее этой игре. И с ним еще чего-нибудь для сестричек.

Но этим он еще больше обидел мать — так и не понял, что родители и сестры скучают по нему и хотят лишний раз повидаться.

— Ты совсем стал черствым, Петя! Кого ты пришлешь? Думаешь, у нее мало игр? Девочки хотят видеть своего брата! А тебя они уже не интересуют? Разве ты их не любишь?

На лице Петра одновременно отразились огорчение и досада.

— Ну конечно, я их очень люблю, мама! И заеду к вам сразу после работы, — твердо пообещал он. — Так и передай Оленьке!

— Лучше немного позже, — попросила Светлана. — Мне бы хотелось, чтобы дома уже был папа. С ним тебе тоже надо повидаться: он молчит, но я знаю — переживает, что вы перестали понимать друг друга.

Она сделала паузу и заботливо добавила:

— Ты слишком много работаешь и выматываешься! Необходимо больше отдыхать. И лучше всего — в семье. У себя дома, с сыном и Дашенькой. С нами и сестренками. А сегодня к тому же придет тетя Наташа — будем разучивать новый репертуар. Ты ведь любишь романсы?

— Очень, мамуля! — сразу заулыбался Петр. — С удовольствием вас послушаю.

В ожидании сына Светлана хлопотала на кухне, и ей помогала Наташа: как кулинар она была лучше подруги и особенно хорошо делала яблочный пирог — все его любили. Когда приготовления были закончены и стол накрыт, они присели передохнуть и, само собой, разговор зашел о семейных проблемах.

— Ну что, Натуся, Витя не изменил своего решения? — осторожно спросила Светлана, зная, как болезненно переживает подруга свой разрыв с мужем. — Почему вы до сих пор не объяснились? Он не желает с тобой разговаривать?

— А он, как вышел из больницы, опять укатил в командировку, и, вернувшись с гастролей, я его не застала, — хмуро ответила Наташа. — Будто не знаешь, как Миша эксплуатирует моего Сальникова, — пыталась она пошутить, но прозвучало это невесело.

«“Моего” — это уже хороший признак, — отметила в уме Светлана. — Значит, не все еще потеряно». А вслух преувеличенно бодро сказала:

— Вот помяни мое слово: приедет Витя, вы объяснитесь — и все будет тип-топ! Ведь он тебя любит, я точно знаю — от Миши. Какой же может быть развод?

— Ну, допустим, так и будет. А что дальше? — безнадежно покачала головой подруга. — Он не хочет мириться с моими гастролями!

— И совершенно прав! Ему нужна жена и уют в доме — как каждому мужику!

Светлана подумала и решительно заявила:

— Развод грозит тебе одиночеством, Натуся! Неужели гастроли того стоят? Сведи их до минимума, и вы с Витей поладите!

— Но меня отчислят из оркестра! А музыка — это мой мир!

— Только без паники, Натуся! — прикрикнула на подругу Светлана. — Без оркестра тоже не пропадешь. Ты пианистка с мировым именем!

Наташа и сама это знала и потому умолкла. «Конечно, без работы не буду — и как концертмейстер, и как солистка. На гастроли тоже приглашать станут, — уныло рассуждала она. — Но я так сроднилась с нашим знаменитым оркестром, так тяжело расставаться!»

А Светлана, почувствовав, что «лед тронулся», усилила натиск, высказав конструктивную идею:

— Знаешь, Натуся, что вам с Витей надо сделать, чтобы забыть все плохое и начать новую жизнь?

Подруга лишь вскинула на нее глаза, и она с энтузиазмом предложила:

— Поехать вместе отдыхать в какое-нибудь роскошное место!

— Это было бы здорово — мы уже два года вместе не отдыхали. Но сейчас же зима и раздолье только для лыжников, — как бы размышляя, выразила сомнение Наташа. — А у Вити — протез, и, сама понимаешь, на горных курортах нам делать нечего.

— Вам туда и не надо. Наоборот, в это время самое лучшее — поехать туда, где сейчас лето! Представляешь, Натуся! Здесь мороз и метель, а вы с Витей блаженствуете под пальмами у теплого моря. Красота!

Видно, ее идея уже вдохновила подругу — глаза у нее заблестели.

— А что? В это время чудесно в Карибском море. Я была на Кубе — там вообще круглый год лето. Однако, — глаза у нее погасли, — путешествие туда стоит очень дорого, и перелет через океан тяжелый.

— Да, я знаю, — подтвердила Светлана. — Но зачем лететь так далеко и тратить столько денег, когда есть отличное место и дешевле, и ближе.

Подруга вновь лишь вопросительно подняла глаза, и Светлана объяснила:

— Есть в Египте морской курорт — Шарм-эль-Шейх. Там, когда у нас зима, все цветет, тридцать градусов в тени и море теплое. Это вам подходит?

— Еще бы! Хорошая мысль. Вернется Витя, и мы все обсудим, — ответила Наташа, и было ясно, что эта идея уже овладела ее мыслями. «Дай-то им Бог поскорее помириться, — с надеждой подумала Светлана. — Друг без друга они пропадут с тоски».

Их разговор прервал приход Петра. Дверь он открыл собственными ключами и, раздевшись, заглянул на кухню.

— Вот вы где! А я-то понять не мог: почему не слышно музыки? Обычно, когда репетируете, ваш концерт, — пошутил он, — слушают все соседи!

— Концерт еще состоится, — весело ответила ему мать. — Но сначала мы поедим и попьем чаю с пирогом, который испекла нам Натуся. Ты пока пойди к сестричкам. Мы вас позовем.

Михаил пришел, когда домашний концерт уже подходил к концу. Светлана блестяще исполняла бессмертного «Соловья» Алябьева, а Петр с сестричками, сидя обнявшись на диване, с упоением внимали ее великолепному голосу. Тихо поздоровавшись, Михаил сел в кресло, чтобы тоже послушать романс, который жена пела много раз и которым всегда восторгался. Но, допев последний куплет, она сразу захлопнула ноты.

— Все, концерт на сегодня окончен! — весело объявила Светлана детям и мужу. — Сейчас будем пить чай! Идем в столовую!

В этот раз яблочный пирог Наташе особенно удался, и дважды повторять приглашение не пришлось. С первым куском все разделались молча, но когда хозяйка налила еще по чашке, Наташа, скорее чтобы поддержать разговор, спросила:

— Слышала, Петя, ты взял себе водителем друга детства? Это тот шустрый мальчик, которого я не раз встречала здесь, когда ты был еще школьником?

— Да, тетя Наташа, это тот самый. Дмитрием зовут, — подтвердил Петр.

— А почему водителем? — удивленно подняла она брови. — Наверное, больше ничего не умеет? Витя говорил, что он, вроде, моряк.

— Что еще вам сказал о нем дядя Витя? — рассердился Петр, но быстро взял себя в руки: — Митя не только шофер, но и мой телохранитель. Он сам меня об этом попросил: хочет быть рядом!

— Вот это и подозрительно! — не удержавшись, высказал свое мнение Михаил. — Петя предложил ему — как механику — заведовать всем заводским транспортом, а он отказался. Разве не чудно, Натаха?

— Да уж. И Витя еще сказал, будто у него преступные наклонности, — припомнила Наташа. — Может, зря ты, Петенька, ему так доверяешь? Не лучше сначала проверить на другой работе?

Петр, слушая ее, сморщился — будто проглотил что-то кислое.

— Да вы что, все сговорились — лезть в мои дела? — сердито бросил он, еле сдерживая гнев. — Ну почему, тетя Наташа, я не должен доверять своему другу детства, раз он хочет быть со мною рядом, как это было когда-то?

— Потому, что он уже взрослый и с явно уголовными наклонностями. У таких людей на первом месте корысть, и вдруг — сплошная романтика! — за нее ответил ему Михаил. — Это подозрительно и требует проверки! Не надо, сын, сердиться на тех, кто из добрых чувств тебя предупреждает!

Но Петра уже допекли эти предупреждения. «Нет, надо положить конец их нравоучениям! — заводя себя, решил он. — Иначе им конца не будет». И жестко глядя на отца, медленно произнес:

— Мне не хотелось ссориться, папа. Но сколько можно вам повторять: я уже не мальчик и хочу жить своим умом! Не навязывайте мне своих советов! Когда понадобится — сам попрошу!

Он никогда еще так не разговаривал с родителями. Его слова прозвучали столь резко, что все были шокированы, даже девочки. Михаил, потемнев лицом, молчал, и первой пришла в себя Светлана. Еле сдерживая гнев, сказала:

— Ты перешел все границы, Петя, и так оставить это нельзя. Девочки, идите к себе, — скомандовала дочерям. — У нас сейчас будет взрослый разговор.

Оля с Надей послушно встали и направились к двери.

— Сейчас Пете попадет, — выходя шепнула сестричке более бойкая Оля. — Очень уж грубо он говорил с папой и тетей Наташей. Правда?

Когда дверь за ними закрылась, Светлана строго посмотрела на сына.

— Может, объяснишь причину своей дерзости? Наш родительский долг — предупредить тебя об опасности! Разве можно на это обижаться? Как ты смеешь так разговаривать с отцом?

Петр понимал, что ведет себя неправильно и дело идет к ссоре, но решил не отступать. «Если пойду на попятную, они уже не отстанут, — мысленно заключил он, — замучают своими наставлениями». И, насупившись, не глядя им в глаза, ответил:

— За резкость прошу извинить, но я хочу положить конец нравоучениям. Пора вам понять, что ваш сын вырос из коротких штанишек! У меня на плечах — тяжелая ноша, и жизнь требует решать вопросы своим умом.

— Но у тебя нет еще опыта — такого, как у отца! Почему пренебрегаешь его советами?

— Потому, что у меня своя голова на плечах, мама! Отец прошел через жестокие испытания и часто судит о людях хуже, чем они есть. Вот и Митьке не может простить, что тот оступился. А вот дед на моей стороне — он знает: и преступника можно исправить!

— Надеюсь, что и он сказал: за редким исключением! — нарушил молчание Михаил. — И судя по фактам — Голенко таковым не будет! Твое великодушие подведет тебя, сын.

Твердая уверенность отца смутила Петра, да и интуиция нашептывала ему: «Не доверяй слепо, будь осторожней!», и все же он упрямо заявил:

— Нет, я буду поступать так, как велит мне совесть, даже, если ошибусь. И помогу Митьке стать человеком!

Весь следующий день Петр пребывал под впечатлением вчерашнего тяжелого разговора с родителями. «Это надо же — еще немножко, и мы бы очень серьезно поссорились из-за Митяя, — удрученно думал он, не так уж твердо убежденный в своей правоте. — А что, если он меня и правда подведет? Как я им в глаза смотреть буду?» И чтобы развеять сомнения, решил позвонить Хлебникову, всегда опекавшему Дмитрия, как приемного сына. Когда помощнику удалось его разыскать по мобильной связи, Олег огорчился:

— Неужели Дима снова что-то натворил? Он ведь только начал у тебя работать. Ты им недоволен?

— Ничего он не натворил и работает хорошо, — успокоил его Петр.

— Тогда в чем дело?

— Хочу с тобой о нем поговорить, но не по телефону. Когда будешь дома?

— Да я уже на подъезде к Москве. Скажи, в чем дело, так как завтра улечу в Париж, и надолго!

— При встрече, дядя Олег. Ты не мог бы заехать на полчасика?

Домой Петр вернулся в сопровождении Дмитрия, несшего полные сумки продуктов. Выглянувшей из кухни Даше он небрежно объяснил:

— Это мы закупили по дороге — на всякий случай. Весь день у меня не было свободной минуты, чтобы выяснить, чего не хватает дома.

— А что, у нас будут гости? — Даша озабоченно наморщила лоб. — И кого ждешь? У меня времени мало что-либо приготовить.

— Гости — это сильно сказано. Должен прийти один человек, — успокоил ее муж, искоса взглянув на Дмитрия. — Потом расскажу — кто такой. И готовить ничего не надо: хватит холодных закусок.

— Все же, ты должен был меня предупредить, — недовольно бросила Даша, но отправилась на кухню и занялась необходимыми приготовлениями.

Петр тем временем умылся, переоделся в домашнее и, заглянув на кухню, где Дмитрий услужливо помогал Даше нарезать хлеб, ветчину и вскрывать консервы, остался доволен.

— Вот и управились, а ты боялась, — улыбнулся он жене и похвалил Дмитрия: — Молодец! Вижу, ты на все руки мастер. Спасибо, что помог: это ведь не входит в твои обязанности.

— Пустяки! Не стоит благодарности, — с деланной скромностью возразил Голенко и, бросив горячий взгляд на Дашу, добавил: — Я всегда готов помочь вам обоим в любом деле!

— Ну хорошо, Митя, на сегодня это все! Можешь быть свободен — тебе тоже надо отдохнуть, — сказал ему Петр. Попрощавшись, Дмитрий вышел.

— А кто придет? Почему ты не захотел сказать при нем? — заинтриговано поинтересовалась Даша. — Это касается Дмитрия?

— Ты верно угадала. Я пригласил к нам дядю Олега, который его вырастил, и разговор у нас будет о Дмитрии.

— Это касается его прошлого? — с интересом спросила Даша. — Я слышала о нем разное, но мне кажется — он хороший парень.

Ее слова вызвали у Петра добродушную усмешку.

— Представь себе — и мне тоже! Иначе разве я притащил бы его сюда? Вот и скитался бы Митька по морям, а о нем сочиняли бы всякие байки.

— Тогда зачем ты пригласил его опекуна? — проницательно посмотрела на мужа Даша. — В чем-то сомневаешься?

Петр перестал усмехаться — вопрос попал в цель.

— Вообще-то так и есть, — честно признался он. — Мои уже достали меня опасениями. Все, кроме деда, считают: я сделал ошибку. А отец — тот убежден, что Митька чуть ли не уголовник. Представляешь?

Он перевел дыхание и удрученно добавил:

— Еще немного и я с ними из-за этого крупно поссорюсь. Хотя сомнения конечно есть. Я ведь вытащил Митьку из тюрьмы.

— Но он же не был виновен — сам мне рассказывал, — доброжелательно заметила Даша. — Разве это не так?

— Так, и я с ними не согласен! Да, если бы и правда, все равно помог бы другу детства, как потерпевшему бедствие моряку, — он снова улыбнулся, — выкарабкаться на сушу.

— Ну и правильно делаешь, Петя! — не колеблясь, поддержала его Даша. — Я очень уважаю твоего отца, но он излишне суров и подозрителен. Разве ты с ним уже не ссорился из-за меня, когда он поверил грязной клевете?

Забыть такое было трудно, и Петр тяжело вздохнул.

— Тогда ты даже ушел из дома, и ничего — помирились, когда он признал свою неправоту! — напомнила Даша и убежденно добавила: — Так будет и на этот раз.

Продолжить ей помешал звонок, возвестивший им о прибытии Хлебникова.

Он был, как всегда, чисто выбрит и элегантен — сказывались дипломатическая служба и многолетнее пребывание за границей. Зная, что времени у него в обрез, Петр сразу пригласил гостя к столу и, когда выпили за встречу, без предисловий сказал:

— Все меня кругом стращают: мол, Митька стал уголовником и причинит мне большие неприятности. Только мой дед, ученый-педагог, как и я, считает: даже если это так, его можно исправить.

Он посмотрел Хлебникову прямо в глаза:

— Ты наш старый друг и должен сказать правду: кто из нас ошибается?

Его вопрос явно смутил Олега, ибо он не только знал почти обо всем, что натворил за последние годы сын Оксаны Голенко, но давно уже убедился: того Мити, которого он любил, уже нет. Появился другой — хладнокровный и жестокий, способный на все. Но даже такой, Дмитрий был Хлебникову все еще дорог, и он дипломатично сказал:

— Сам Петя знаешь: правда всегда где-то посередке. Дмитрий сейчас совсем не тот, каким был в детстве. Да, он стал намного хуже и сделал много такого, за что сажают в тюрьму.

Даша печально вздохнула, а Петр помрачнел и, не выдержав, бросил:

— Так что же, выходит, отец прав?

— Я этого не сказал, — на этот раз решительно возразил Олег. — И более того, считаю: твое благородное сердце, Петя, не взирая на эти факты, подсказало тебе правильное решение!

— Это почему же? — мрачно взглянул на него Петр. — Ты сам себе противоречишь!

— Нет, не противоречу, ибо, как и твой дед, профессор Розанов, согласен с Макаренко и считаю: Митю еще можно исправить!

Петр угрюмо промолчал, и Хлебников привел ему свои доводы:

— Несмотря на физическую силу, Митя — слабый человек и подвержен влиянию окружающих. Пока жил с нами — был хорошим, а как его беспутная мать забрала к себе — испортился.

— Так что же, считаешь, в этом виновата Оксана? — с сомнением произнес Петр. — Какая бы она ни была, вряд ли учила его плохому.

— Сама не учила, но учила преступная среда, в которой потом он рос; и ее сожители, вне сомнения — отпетые негодяи.

— А ты не преувеличиваешь, дядя Олег? — вновь усомнился Петр.

— Если бы! Не веришь, спроси у Сальникова. Последний сожитель Оксаны — местный криминальный «авторитет».

Возникло тягостное молчание, которое нарушила Даша.

— Ну что ж, раз Дмитрий так подвержен постороннему влиянию, тем больше шансов изменить его к лучшему, — резонно заметила она. — Ты, Петя, поступил правильно!

— Не сомневайся! — сразу поддержал ее Хлебников. — Ведь надо бороться за каждого оступившегося человека, а Митя — еще и друг твоего детства.

Петру этого было достаточно, чтобы окончательно утвердиться в верности своего решения относительно Дмитрия.

— Ну и хватит об этом! Расскажи нам лучше, дядя Олег, чем будешь заниматься в Париже. Ты ведь город хорошо знаешь, и будешь чувствовать себя там как рыба в воде. Но сначала мы пожелаем тебе счастливого пути! — тепло улыбнулся он Хлебникову и наполнил рюмки ароматным выдержанным коньяком.

На следующее утро по пути на работу Петр специально сел спереди, чтобы поговорить с Дмитрием о матери. Они медленно двигались по Садовому кольцу в сплошном потоке машин, и обстановка этому благоприятствовала.

— А как там поживает твоя матушка? Чем занимается? — поинтересовался он, как бы только для разговора. — Она ведь еще не стара. Ей… лет сорок пять?

— Мама еще хоть куда! На нее еще заглядываются — так здорово выглядит, — в голосе Дмитрия смешались любовь к ней и гордость.

— Почему же тогда судьбу свою не устроит? Она, вроде, не замужем?

— Не везет маме на мужиков! — с искренней горечью бросил Дмитрий. — Ей всю дорогу попадается одна сволота.

— Ты и о дяде Олеге такого же мнения? Он-то уж хороший человек, — возразил ему Петр. — И тебя очень любит.

Дмитрий презрительно усмехнулся:

— Был бы хороший, ма от него бы не сбежала! Не мужик он, а размазня.

— Ты к нему несправедлив, — упрекнул его Петр. — Он о тебе очень заботится.

— Лучше б о маме так заботился — тогда б не променяла его на такого… такого… — Дмитрий аж задохнулся от ненависти, подбирая цензурное слово, — гада. Она у меня роскошная баба, а живет со старым уродом, которого вся Одесса боится.

— А что, этот ее… — Петр также запнулся, — друг, и правда, как говорят — какой-то крупный уголовник?

— Кто говорит? Казаков? — насторожился было Голенко, но махнул рукой. — А впрочем, какая разница! Что правда — то правда, даже я его боюсь, И почему маме только такие бандюги нравятся?

«Значит, дядя Олег верно сказал, — что Митьку тамошняя криминальная обстановка испортила», — с огорчением заключил про себя Петр, а вслух сказал:

— Ты был отличным пацаном, Митька, когда вы жили здесь, в Москве, вместе с Хлебниковыми. А потом окружение матери тебя испортило. Оттуда все твои беды. Честно признай это!

И, не заметив злобного взгляда, который искоса метнул на него Голенко, потребовал:

— Ты должен порвать с ними все связи!

— Это как же понимать? — не глядя на него, глухо отозвался Дмитрий. — По-твоему, я не должен видеться с мамой?

— Да встречайся с ней где угодно, только не с ее… — Петр снова запнулся, подбирая слово, — друзьями-уголовниками. Неужели не понимаешь — это под их влиянием ты стал таким, что едва не угодил за решетку?!

Голенко ему не ответил, лишь угрюмо засопел, низко опустив голову: чтобы шеф не заметил злобного блеска его глаз. «Конечно, это мой несостоявшийся отчим напел ему, будто ма на меня плохо влияет, — с ненавистью подумал он об Олеге. — И чего прилип — ведь на хрен нам не нужен!» В этот момент Голенко почему-то забыл, что и сам, и Оксана постоянно обращались к Хлебникову с разными просьбами, и он никогда им не отказывал.

— Ну погоди, «благодетель», я с тобой за это еще посчитаюсь! — злобно пробормотал сквозь зубы, но, взяв себя в руки, с деланным смирением пообещал Петру: — Я и не собираюсь общаться с ее гориллой — с ним опасно иметь дело, и вообще… — его голос прервался от ненависти, — не люблю евреев.

И переведя дыхание, упрямо добавил:

— А с мамой не порву, чтобы тебе о ней не говорили! Постараюсь избавить от этого гада и забрать сюда, в Москву!

Загнав лимузин во двор офиса, Голенко поднялся на второй этаж центрального корпуса к компьютерщикам. Предупрежденный Петром, что до обеда ему не понадобится, он решил укрепить контакт с Ниночкой Ивановой из отдела банковских операций бухгалтерии. Небольшого росточка, не очень красивая, но пышная, как сдобная булочка, она обладала аппетитной фигуркой и, главное, имела доступ ко всем платежным документам «Алтайского самородка». А маленькой девушке, как это часто бывает, особенно нравились такие огромные парни, как он.

— Передай бухгалтерам, чтобы вышла на пару минут Иванова! — небрежным тоном попросил Дмитрий дежурного вахтера. — К ней есть вопрос у шефа.

Пожилого охранника ему было не провести — служил раньше в органах. «Знаем, какой у тебя к ней вопрос», — как бы говорила его плотоядная ухмылка, но выполнил просьбу личного водителя главы концерна немедленно, и вскоре миниатюрная Ниночка выпорхнула из дверей своего отдела.

— Здравствуйте, Дима, — сразу разрумянившись при виде симпатичного парня, протянула она ему руку. — У вас ко мне срочное дело?

— Даже очень, — понизив голос, подтвердил он, глядя ей в глаза пламенным взором и тиская в своей лапище ее маленькую ладошку. — Может, встретимся сегодня вечером?

Предложение было столь откровенным, что Нина смешалась. Но в глазах ее горел огонь желания, и Дмитрий самодовольно отметил, как дрожит ее ладошка в его руке.

— Сегодня? Не знаю… Пожалуй, можно… — смущенно пролепетала она, глядя снизу вверх, так как не доставала ему даже до плеча. — Но мы еще так мало знакомы…

— Вот и «познакомимся! Когда-то ведь надо начать, — белозубо улыбнулся ей Дмитрий и интимным тоном прошептал: — Нам ведь обоим этого хочется?

Смущенная девушка ничего не ответила, и он, понимая, что задерживать дольше ее нельзя, всунул ей в ладонь заранее заготовленный листок с номером мобильного телефона:

— Вот, не потеряйте, Ниночка! Позвоните мне, когда освободитесь!

Стыдливо покосившись на охранника, девушка ушла работать, а Голенко достал мобильник и поинтересовался у помощника Петра:

— Ну как, Алексей, я пока не нужен?

— Нет, шеф до обеда никуда не едет. Но тебе уже несколько раз звонил из аэропорта Хлебников. Сказал: улетает надолго и хочет проститься. Будет еще звонить. Что передать?

«Передай, чтоб пошел к… — захотелось крикнуть Голенко, но, подумав, все же решил: — Нет, как знать — может, еще пригодится?»

— Если еще позвонит, дай ему номер моего мобильного! — ответил он Алексею. — Ты ведь знаешь — это мой опекун.

Дмитрий вышел во двор и по пути к машине у него в кармане запищал мобильник. Вытащив аппаратик, он услыхал взволнованный голос Олега:

— Наконец-то! Я уж думал, что улечу не попрощавшись!

— Ну и улетел бы! Что за печаль? — грубо ответил Голенко. — Кто ты нам с мамой? А ей-то уж точно — враг!

От такой отповеди Хлебников опешил, а Дмитрий гневно добавил:

— Ты что наговорил на нас Пете? Я знал, что ты ее за человека не считаешь, ну и держал бы это при себе! А его зачем против мамы настраиваешь? И после всего думаешь — я поверю, что ты мне друг?

Олег никогда не обладал силой воли, многое прощал Дмитрию, но на сей раз не выдержал.

— Ну что ж, Митя, я ведь тебе не навязываюсь, — с глубокой печалью сказал он своему «пасынку». — Несколько лет честно заботился о тебе, как отец, — ты не станешь ведь отрицать этого. Когда мать забрала тебя, и ты попадал в беду, я всегда выручал — по вашей же просьбе.

Он задохнулся от волнения и с трудом выдавил из себя на прощанье:

— Но этому пришел конец. Больше ко мне не обращайтесь!

Степан Алексеевич и Вера Петровна в зимнее время почти все выходные проводили с маленькими внучками. Родителей это очень выручало. Михаил и в эти дни вел свои расследования, а Светлана была занята в спектаклях. Поэтому, придя домой после детского утренника, очень обрадовалась, когда застала отца, мать и дочек за обедом на кухне. Они уже покончили с первым, и Вера Петровна раскладывала по тарелкам дымящееся жаркое, которое готовила так, что «пальчики оближешь».

— Ура! Как вкусно пахнет! — бурно выразила восторг Светлана. — Спасибо, мамулечка! Я такая голодная, а твое жаркое просто обожаю!

— Вот и подсаживайся к нам — пока горячее! — с доброй улыбкой бросила ей мать. — Могла бы и сама сготовить, я ведь тебя научила.

— Легко сказать! У меня на это не хватает времени, — взяв тарелку, приборы и садясь за стол, оправдывалась перед ней Светлана. — Вот и приходится делать все «на скорую руку»: на первое — готовые бульоны, а на второе чаще всего — пельмени и макароны.

Она посмотрела на дочек, как бы прося поддержки.

— Девочки их очень любят. Разве не так, лапуси?

— Пельмешки — да, — подтвердила более смелая Оля, но добавила: — А макароны уже надоели. Картошка гораздо вкуснее!

— Ну вот, уж не могла за маму заступиться, — шутливо упрекнула ее Светлана. — Разве я вам не делаю пюре?

— Сравнила тоже. Оленька права! — тоже с улыбкой постояла за нее бабушка. — Тушеная картошечка куда вкуснее вареной, и ты могла бы чаще доставлять им это удовольствие.

Молча слушавший их профессор, не выдержав, вмешался: счел критику матери при детях непедагогичной.

— Бабушка, конечно, права: вкусные блюда надо готовить чаще, — авторитетно заявил он, глядя на внучек. — Но и маму винить нельзя. Она — артистка и не может проводить много времени за плитой.

И, повернувшись к жене, добавил:

— Тебе надо, Веруся, в этом больше помогать Светочке! Мы ведь живем недалеко и могли бы чаще приезжать к внучкам.

— Что верно — то верно, папа! — вздохнула Светлана. — Нам с Мишей не хватает времени на детей, и мы нуждаемся в вашей помощи.

Она вытерла губы салфеткой и пожаловалась:

— Вот и с Петей сладу нет. Добившись успеха, возомнил о себе Бог знает что, и слово отца ему не указ! Может, вы его образумите?

— Вы с Мишей делаете большую ошибку, читая ему нотации! — убежденно ответил профессор. — Молодежь хочет жить своим умом. А Петя по праву считает, что многое может: мало кто в его годы достиг такого высокого положения.

— Так что же, папа, ему и слова нельзя сказать? — несогласно покачала головой Светлана. — По-твоему, Миша должен молчать, если Петр неправ?

— Разумеется, нет. Но советовать надо тактично, не навязывая своего мнения, — ответил профессор и убежденно добавил: — И конечно — без ультиматумов!

— Но Миша ничего не навязывал. Он лишь предупредил, что Петр сделает ошибку, приблизив к себе сына Оксаны Голенко, а Петя — сразу на дыбы!

Профессор тяжело вздохнул:

— Да знаю я об этом и не одобряю Мишу. Зря он вмешивается! Петей движут благородные чувства — хочет вытащить Голенко из грязи, помочь ему исправиться! Что здесь плохого?

— Так ты что, папа, считаешь: Петя поступает правильно? — с сомнением посмотрела на него Светлана. — Ведь Миша уверен: он совершает ошибку!

— Правильно или нет — покажет время, — уклончиво ответил Степан Алексеевич. — Одно несомненно: Петей руководят благородные чувства, и я желаю ему успеха!

— Подожди меня в машине! Я проведу у директора не более двадцати минут, — сказал Петр Дмитрию, вылезая из лимузина перед подъездом коммерческого банка. — Кейс с документами оставляю на твое попечение — стереги его как зеницу ока! Пока не вернусь, никуда не отлучайся!

Последние дни, уверенно себя чувствуя рядом с другом детства, от мощного облика которого так и исходило ощущение первобытной силы, он перестал брать с собой телохранителей, что всегда делал по совету опытного начальника службы безопасности концерна. Петр вошел в здание банка, и взгляд Голенко упал на оставленный им на переднем сиденье атташе-кейс.

— А попробую-ка его открыть! Я вроде запомнил комбинацию цифр, которую набирал Петька — когда в него лазил, — вслух решил Дмитрий, беря кейс в руки. — Время для этого у меня есть.

На всякий случай быстро оглянулся — не следит ли кто — и набрал ряд цифр на замке кейса. С первого раза не вышло, и он повторил снова, изменив порядок цифр. На этот раз все сделал правильно, кейс открылся, и Голенко, быстро вытащив фотоаппарат, переснял подряд все находившиеся в нем документы. «Потом разберусь — что к чему. Главное: на них есть подписи руководства и образцы печатей концерна, — удовлетворенно подумал он, не испытывая ни малейшего угрызения совести от своего предательства. — Сейчас важно, чтобы меня никто за этим не застукал!»

Пленку Дмитрий собирался переслать Резнику. «Наверное, изготовит фальшивые печати «Алтайского самородка» и поддельные платежки», — решил Голенко.

Он захлопнул крышку, положил атташе-кейс на место и сделал это вовремя, так как из подъезда банка показалась высокая фигура Петра. Голенко услужливо открыл ему дверь и с деланной заботливостью поинтересовался:

— Быстро же ты обернулся. Что, переговоры не состоялись?

— Состоялись и успешно, — с довольным видом ответил Петр, беря в руки кейс и усаживаясь рядом. — За полчаса — миллионная сделка!

«Ничего, скоро ты перестанешь радоваться», — с завистливой злобой подумал Голенко, но вслух льстиво ему бросил:

— Ну и силен! Кто бы мог подумать, что будешь ворочать миллионами!

Глава 8 Предательство

Неожиданно, без звонка, в Москву приехала Оксана. Остановилась она на частной квартире в Марьиной Роще, адрес которой дал ей Резник, и лишь оттуда дала знать об этом Дмитрию.

— Вот я и снова в Москве. Не удивляйся, сыночек! Илюша запретил звонить — опасается подслушки, — весело объяснила она. — Все поймешь при встрече.

— А ты откуда говоришь? С вокзала? — обрадованно спросил Дмитрий, зная, что самолеты его мать не переносит. — Сейчас отпрошусь и за тобой приеду! Подождешь?

— Нет, я уже устроилась на частной квартире — ее кто-то из друзей Илюши снял. Звоню оттуда — по той же причине. С работы не отпрашивайся, а часам к восьми приезжай, — ответила мать, и Голенко понял, что она действует по заданию Резника.

«Ну что ж, — возбужденно подумал он, — видно, пора уже начинать нашу авантюру», а вслух лишь коротко выразил радость:

— Это здорово, ма, что приехала! И мне хреново здесь одному, да и тебе очень полезно оттуда оторваться — не то и сама бандиткой станешь.

Дмитрий хохотнул, будто шутит.

— Поймешь, как хорошо жить в столице и найдешь здесь покруче Резника.

— А что? Может, и подцеплю какого-нибудь олигарха. Здесь их — пруд пруди, — в тон ему пошутила Оксана и серьезно добавила: — Но пока мы с тобой должны делать все, что велит Илюша!

«Падла — твой Резник! Я не я буду, если тебя от него не отобью!» — злобно подумал Дмитрий, но вслух с деланным смирением сказал:

— Ну конечно, ма, сделаем все, чтобы выполнить задуманное! Когда станешь очень богатой, сама захочешь чего-то лучшего.

— Ладно, сынок, запиши адрес, — поняв, куда он клонит, оборвала разговор мать. — Встретимся и обо всем потолкуем!

Дмитрий записал ее координаты и в восемь вечера уже был в Марьиной Роще возле одной из стандартных многоэтажек недалеко от Рижского вокзала. «Ну и скупой гад, как и все они, — с ненавистью подумал о Резнике, набирая шифр домофона. — Столько лет с ней живет — мог бы снять люкс в центральной гостинице». Но однокомнатная квартира оказалась удобной планировки и хорошо обставленной. Оксана выглядела довольной и, когда уселись на кухне отпраздновать встречу, сказала сыну:

— Ты прекращай, Митюша, «катить баллон» на Илью! Я не дура и понимаю, куда клонишь. Так знай: мне другого не надо, и усеки главное — без него мы с тобой ничего не стоим. Только он сделает нас богатыми!

Дмитрий насупился, но возражать не стал и молча налил себе и матери по полному фужеру водки. А Оксана ему напомнила:

— Надеюсь, не забыл — в каком г… мы были, пока я не сошлась с ним? Это мне счастье привалило! У Ильи куда шикарнее бабы были — ему ведь цены нет!

Она перевела дыхание и, не обращая внимания, что сын покривился, как от боли, продолжала:

— Так вот: я бы и сейчас ходила по рукам, а ты бы, Митюша, уже срок мотал, если б не Илюша! А теперь, благодаря ему, если не сваляем дурака, завладеем миллионами Петьки и взлетим на самый верх!

Перспектива была настолько захватывающей, что Дмитрий на миг забыл даже о своей ненависти к Резнику и, подняв бокал, предложил:

— Ну что ж, ма, давай выпьем за встречу и за успех нашего дела!

На следующий день, после обеда, Оксана позвонила Резнику. Довольным тоном сообщила:

— Дела идут, Илюша! Моему Митьке ума не занимать. Он и вел себя по-дурацки потому, что стоящей цели не было.

— Ладно, только не захваливай сынка! Еще от него наплачешься, — перебил ее Резник. — Выкладывай, что ему удалось сделать!

— Представь: больше, чем ты думаешь, — немного обиженная за сына, сердито продолжала Оксана. — Митя не только снова вошел в доверие к Юсупову и всем его родным, но уже принят, как свой, управленческим персоналом «Алтайского самородка»!

— Особенно его женской половиной, — насмешливо бросил Резник. — Уж в этом я не сомневался!

— Ну и что? Благодаря этому Митя уже тесно сошелся с какой-то бухгалтершей, которая имеет доступ ко всем финансовым операциям. Тебе ведь это требовалось?

Еще бы! Резник даже поперхнулся и, прокашлявшись, нетерпеливо спросил:

— Неужто и секретные коды узнал? Не брешет?

— Не бойся, мне не соврет, — заверила его Оксана. — До кодов еще не дошло, но Митька их непременно узнает — эта баба в него влюблена как кошка.

— Будем надеяться, хотя я сильно сомневаюсь, что она ему их откроет — если не последняя дура! И это все?

В голосе Резника сквозило разочарование, и Оксана торопливо добавила:

— Далеко не все! Я не сказала главного: Митька сумел, как ты просил, снять на пленку важные финансовые документы «Алтайского самородка». Он мне ее отдал, но я не знаю, как тебе ее переправить.

На этот раз «авторитет» не скрыл своей радости.

— Вот это дело! Не ожидал от твоего буяна такой прыти. Может, из него еще и выйдет толк, — одобрительно отозвался он и уже деловым тоном добавил: — За пленкой я пришлю человека. У него от меня будет записка.

— А долго мне еще здесь сидеть, Илюшенька? — проворковала Оксана. — Без тебя скучно. Неделю-другую выдержу и вернусь!

— Я те вернусь! Будешь сидеть, сколько мне понадобится! — прикрикнул на нее Резник. — Ведь знаешь — какие бабки на кон поставлены.

— Тогда сам приезжай! — потребовала любовница и полушутя пригрозила. — Ты меня знаешь: одна долго не протяну — заведу себе дружка!

— Только попробуй! — мрачно отозвался Резник, который был лишен чувства юмора и не признавал шуток. — В землю закопаю!

Однако ему не хотелось невесело заканчивать с ней разговор, и он, смягчив тон, неопределенно пообещал:

— Скучать долго тебе не придется — скоро появлюсь в Москве!

— Митя… Митенька… я… наверное… умру… от счастья! — прерывисто стонала в его медвежьих объятиях маленькая Нина, теряя сознание от острого наслаждения. Ее мощный партнер еще усилил темп, и она, испустив крик утоленной страсти, покрыла его лицо благодарными поцелуями.

Близости с ней Голенко добился даже быстрее, чем ожидал. Нине, несмотря на юный девичий вид, было уже двадцать пять, и она успела побывать замужем. Но первый брак оказался неудачным. Она вышла за своего одноклассника, и ей казалось, что она его любит, тем более, что, насмотревшись порно по «видику», они занимались сексом более года. Их родителей связывала давняя дружба, и у них были общие вкусы и интересы. Однако близость не приносила удовлетворения — слишком разные были темпераменты и, однажды изменив, Нина поняла: ей нужен другой мужчина.

Найти нового спутника жизни ей, маленькой и некрасивой, было нелегко, и вдруг такая удача — за ней стал ухаживать водитель их босса, рослый красавец со жгучим взглядом! Устоять и другой было бы нелегко — что уж говорить о Нине. Но то, каким он оказался в постели, превзошло все ее ожидания. Портовые шлюхи обучили Голенко всему, и для него не было тайн в сексе. А стремясь влюбить в себя и сделать Нину послушной рабой, он, не жалея сил, старался доставить партнерше как можно больше наслаждения.

Их интимная встреча происходила в его номере и, заставив ее испытать еще пару раз высшее наслаждение, Дмитрий самодовольно процедил лежащей рядом обессиленной девушке.

— Ну, ты отдохни покеда. Сейчас пойду — немного взбодрюсь под душем и вернусь. А может, составишь мне компанию? Под душем получишь еще больший кайф!

Однако Нина, блаженно улыбаясь, отрицательно мотнула головой.

— Нет, милый, дай прийти в себя. Не то умру у тебя в постели!

— Вот уж такого скандала мне не надо! — рассмеялся Дмитрий и, оставив ее лежать, отправился голышом в ванную.

Там он пробыл довольно долго. А когда вернулся и лег, его партнерша, видно успев отдохнуть, снова стала ласкаться — явно намереваясь продолжить столь приятное занятие. Однако на этот раз Дмитрий не удовлетворил ее желание, а отстранившись, усмехнулся:

— Ишь, как ты разохотилась! Хорошенького понемножку — поговорить надо.

— О чем, милый? Поговорить еще успеем, — снова попыталась прижаться к нему Нина, но безуспешно — он был неумолим.

— Нет, поговорим сейчас — дело важное!

Самое важное — наша любовь!

— Да, но ты же хочешь ее сохранить?

Такой вопрос Нину сразу отрезвил, и она, испуганно вскинув на него глаза, запинаясь, произнесла:

— А ты… что же… со мной… так… от скуки?

— Ну почему же? Ты, малышка, мне по душе, — довольно холодно заверил ее Голенко и сказал, наконец-то, главное: — Мы с тобой будем всегда вместе при одном условии…

— При каком… таком… условии? — растерянно пролепетала Нина.

— Если поможешь мне стать богатым! — твердо заявил Дмитрий. — Только так мы будем счастливы!

Нина изумленно на него посмотрела, но поняв, что он говорит серьезно, еще больше растерялась и, с трудом выдавливая слова, сбивчиво спросила:

— А что… от меня… требуется… чтобы ты… стал богатым?

Настал решающий момент, и душа у Голенко ушла в пятки. «Девка ведь может меня заложить. Запросто! — мысленно перепугался он. — Тогда мне — амба! И Петька выгонит, и Резник решит, что я ни на что не годен. Что же делать?» Но отступать было некуда, и Дмитрий решился.

— Вот, что ты сделаешь, чтобы мне помочь: передашь пароли всех счетов концерна у нас и за рубежом! — сказал ей приказным тоном и вкрадчиво добавил: — Сама понимаешь: заполучив миллионы, мы заживем — как короли!

Сначала Нина лишь испуганно расширила глаза:

— Да ты что, Митенька, шутишь? Неужели говоришь серьезно? Это же форменное безумие!

Но постепенно до нее дошло, что сказанное им — не бред сумасшедшего, а рискованная авантюра, и ее любовник лишь один из тех, кто ее задумал. Как и все бухгалтеры, Нина была прагматиком. «А почему бы и нет? — трезво подумала она, прежде чем принять решение. — Митю я терять не хочу, и авантюра вполне может выгореть. Что мне грозит? Ну выгонят, если узнают. Это не смертельно!»

— Знаешь, милый Митенька: мне кажется это безумной авантюрой, — наконец, ответила она, вновь прижимаясь всем телом. — Но сам понимаешь: для тебя я готова на все!

Нина впилась ему в губы страстным поцелуем и, переведя дыхание, потребовала:

— Надеюсь, я тоже получу свою долю, и ты меня сразу не бросишь. Поклянись!

— Это само собой, крошка! Я же сказал: ты мне по душе! — горячо заверил ее Дмитрий и, крепко обняв, начал любовную игру. На радостях от ее согласия — в этот момент Нина взаправду была ему мила — и он готов был обещать ей золотые горы.

По поручению Петра Казаков на его лимузине встретил в аэропорту важного клиента и привез его в офис концерна. Когда вышли из машины, он отдал распоряжение Дмитрию.

— После совещания отвезешь его в гостиницу и поможешь устроиться в номере. А сейчас возьми в багажнике большую коробку и отнеси в кабинет шефа.

— А что в коробке? Может, бомба? — полушутя поинтересовался Голенко.

— Да вроде не похож на террориста, — усмехнулся Казаков, покосившись на респектабельного господина — главу крупной зарубежной фирмы. — В коробке, как он сказал, подарок для шефа. Наверное, что-нибудь особенное!

Исполнительный директор сопроводил гостя в кабинет Петра, и Дмитрий, взяв из багажника огромную коробку, последовал за ними. Подарок пришлось доставлять на грузовом лифте и, когда он втащил его в кабинет, там уже никого не было.

Взгляд Голенко упал на лежавшую на широком столе кипу документов, и в глазах сразу зажглись хищные огоньки. Не теряя времени, он уселся на место шефа и, быстро достав фотокамеру, стал переснимать их — все подряд, искоса посматривая на дверь, ведущую во внутренние апартаменты главы концерна. Голенко снимал уже последние листы, когда заметил, что дверь открывается, и мгновенно спрятал в карман портативный аппаратик. А вышедший из нее Казаков недовольно бросил:

— Ты чего это расселся в кресле шефа? Ему это не понравится. И читать служебные документы тебе не положено, — строго предупредил он Дмитрия. — Они содержат коммерческую тайну.

«Много воображает о себе! Говорит со мной — будто перед ним козявка, — злобно подумал Голенко. — Ну погоди у меня! Я собью с тебя спесь!» Но вслух, изобразив обиду, ответил:

— Это что, выговор? Чай, не посторонний. Шеф от меня секретов не держит.

— И напрасно! Я скажу ему об этом, — строго ответил Казаков. — Тайны для того и существуют, чтобы их знали только посвященные лица.

Он взял со стола нужные ему бумаги и, уходя из кабинета, бросил Голенко:

— Ты, Дмитрий, все же подожди распоряжений шефа в машине.

Излишняя любознательность нового водителя ему не понравилась, а с учетом его уголовных наклонностей тем более была подозрительна. И когда, проводив важного гостя, они с Петром остались одни, Виктор ему сказал:

— Я знаю, что ты это принимаешь в штыки, но снова хочу предупредить: не доверяй так Голенко, пока как следует его не проверим!

— Не ходи вокруг да около, — сразу нахмурился Петр. — Говори прямо: Дмитрий сделал что-то предосудительное? В чем ты его подозреваешь?

— В излишней любознательности! Когда совещались, он в твоем кабинете изучал лежавшие на столе документы. Почему они его интересуют? Разве это не подозрительно?

Казаков снял и стал протирать свои очки — что всегда делал, когда волновался. Но шеф решительно отвел его подозрения.

— Вся беда в том, что ты относишься к Голенко просто как к новому работнику, да еще за которым тянется шлейф серьезных проступков.

— Не проступков, а преступлений! — не выдержав, уточнил Казаков.

— Погоди, не перебивай! Я не беспамятный, — сердито одернул его Петр. — Пора тебе уже понять: Митя — близкий мне человек, и ему можно то, что нельзя другим.

— Но не надо его посвящать в коммерческие тайны концерна! — твердо стоял на своем исполнительный директор. — Это может плохо кончиться!

Петр несогласно покачал головой.

— Объясни, почему? Он ведь далек от всего этого. Чем же может навредить, если даже что-то узнает?

— Это ты подумай: почему Голенко интересуют финансовые документы? — резонно ответил Казаков. — А наши конкуренты не дремлют! Сам знаешь: не раз уже пытались внедрить «троянского коня» и дорого заплатят за нужную информацию.

— Хочешь сказать, Митька меня может продать? — вспылил Петр и грозно посмотрел на своего друга и помощника. — Ты переходишь границы моего терпения, Виктор! Ведь знаешь, почему я стараюсь поставить его на ноги, и добьюсь этого!

Казаков хмуро промолчал, и Петр уже мягче добавил:

— А я доволен, что он проявляет интерес к делу, которому служит — пусть пока и на самой низкой ступеньке. Запомни: это временное явление. Митька очень способный и быстро вырастет! Не удивлюсь, если со временем он даже станет одним из руководителей.

— Ну что ж, как говорится: «хозяин — барин», — упрямо наклонив голову, ответил ему Казаков. — Делай по-своему, Петя, но мое шестое чувство — а я верю интуиции — подсказывает, что он нас подведет.

Вернувшись рано утром из командировки и, как всегда, не застав дома жену, Сальников принял душ, переоделся во все чистое и позвонил Юсупову. Трубку взяла Светлана, и он, не скрывая огорчения, сказал:

— Привет, Светик! А моя снова на гастроли умотала. Видно, до меня ей дела уже нет. Позови, если можно, Мишу!

— Не делай роковой ошибки, Витя! — горячо возразила ему Светлана. — Натуся тебя любит и очень переживает из-за вашего разрыва.

— Чего же тогда не подождала меня дома? К черту ее гастроли! — взорвался Сальников. — Пусть решает, что ей дороже — они или наш дом!

— Да она уже решила: ты ей дороже! И, наверное, уйдет из оркестра. Но ты, Витя, должен проявить терпение, — мягко попросила Светлана, заступаясь за подругу. — Ведь сразу этого сделать нельзя.

— Ладно, посмотрим, — сдержанно отреагировал Сальников, но в его голосе проскользнули радостные нотки. — Позови, пожалуйста, мужа!

Михаил в кабинете укладывал в кейс срочные документы, которые брал домой с работы. Когда вошла жена, держа трубку радиотелефона, он, протянув за ней руку, сразу догадался:

— Это Витек? Он должен был прилететь сегодня утром.

Жена молча кивнула, и Михаил радостно приветствовал друга:

— Здорово, старик! Как всегда — с победой?

— Должен тебя огорчить: на этот раз не подфартило. Мне не удалось вытрясти из них ту сумму долга, какую требует наш клиент. Так хитро подтасовали документы! И я подозреваю, что они подложные.

— Выходит, без силовых приемов заказ клиента не выполнить? — нахмурился Юсупов и недовольно спросил: — Хочешь сказать, что мне самому придется туда отправиться?

Сальников сделал кислую гримасу и уныло подтвердил:

— Придется, Миша! Иначе заказ — тютю! Клиент не согласится на те гроши, что предлагают хитрованы. Их бы следовало проучить, и только ты сможешь это сделать!

— Ладно, приезжай в офис! Пригласи всех, кого надо, и мы срочно обсудим, что следует предпринять, — сухо распорядился Михаил и уже мягче добавил: — А как у тебя с Наташей? Мой тебе совет: не спеши жечь мосты!

— То же мне сказала и Света. Ладно, Мишка, там видно будет, — неохотно ответил Сальников и, сменив тему, спросил: — А Петя все же взял к себе сына Оксаны? Это очень опасно, и твой сын должен быть с ним настороже!

— Что поделаешь, Витек! Сын меня не слушает, — с горечью признался другу Михаил. — Он хочет жить своим умом и наши советы встречает в штыки. А моя настойчивость приведет лишь к ссоре.

Он угрюмо умолк, но, подумав, добавил:

— А что в этом особо опасного? Ну совершит Петя ошибку — сам же ее и будет расхлебывать! Он так нам со Светой и сказал.

— В том то и дело: она может быть такой, что не расхлебаешь! Я ведь точно установил, с кем спуталась Оксана. Это — некий Резник, «вор в законе», главарь опасной банды, на счету которой крупные грабежи и финансовые аферы.

— Ты опасаешься, что ее сын тоже с ним связан, — сразу поняв ход мыслей друга, обеспокоился Михаил, — и может действовать по его заданию?

— А разве нельзя это допустить? — осторожно, вопросом на вопрос ответил ему Сальников.

Наступило недолгое молчание — Юсупов даже немного растерялся.

— Это… очень серьезно, — наконец, как бы еще размышляя, медленно произнес он. — И с Петей сейчас говорить бесполезно.

Но Сальников и сам понимал это.

— Ты прав, Мишка, с ним говорить без толку, да и бандитов — если Голенко с ними связан — это насторожит, и они станут действовать хитрее.

— Так что же, нам ничего не предпринимать и лишь наблюдать, как негодяи плетут свои сети? — усомнился Юсупов. — Не опоздаем ли вмешаться, Витек?

— А что еще остается делать? Сам сказал: Петя нас не послушает, — резонно ответил Сальников. — Вот когда соберем факты — другое дело!

— Что ж, Витек, так и поступим, — заключил Михаил. — Как говорится, будем держать ситуацию под контролем!

Дмитрий обедал, когда по мобильному позвонила мать.

— Илюша приехал. Всего на два дня, — коротко сообщила она и приказным тоном добавила: — В шесть будет ждать тебя в сауне «Олимпийской». Смотри, не опаздывай!

— Да что вы оба раскомандовались?! — вспылил Дмитрий. — Твой Илья меня еще не купил! И почему он там, а не у тебя?

— Только не горячись, иначе тебе же хуже будет! — предостерегла его Оксана. — Ты у него это спроси, но лишних вопросов задавать не стоит!

Дмитрий знал, что мать права, и все же злобно огрызнулся:

— Ну, прям, запугала! Это другие его боятся, а я сам его урою, если…

Он прервался, сообразив, что зашел слишком далеко, и «авторитет» может находиться рядом с матерью, но Оксана сама испуганно переспросила:

— Если что? Решил с ним потягаться? С ума сошел?

Поняв, что Резника рядом нет иначе бы так не говорила — Дмитрий вновь осмелел и запальчиво пообещал:

— Он еще меня узнает, ма! Пусть только попробует нас обмануть!

— Ладно, уймись! — резко одернула его Оксана. — И не смей Илье перечить, все делай — как скажет! Только он нас сделает богатыми!

— Я и сам могу это сделать, ма! — продолжал хорохорится перед ней Дмитрий, но все же пошел на попятный. — Ладно, встречусь и послушаю, что предложит. Но «шестеркой» у него не буду, потребую для нас половину! Без меня у его кодлы ничего не выйдет.

— Хорошо, сынок, — на этот раз согласилась с ним мать. — Только смотри — не переборщи!

Голенко не стал злить своего наставника и, отпросившись под каким-то предлогом у Петра, прибыл на встречу с ним вовремя. Предупрежденный банщик провел его в маленькую горницу сауны, где уже попарившийся Резник, сидя в одиночестве на мягком диванчике, лениво потягивал из высокой кружки пенистое пиво.

— Садись! — увидев Дмитрия, бросил он коротко, указав рукой на место напротив себя, и повернулся к банщику: — Принеси еще пива и креветок!

Голенко сел за стол; банщик поставил перед ним пиво, добавил в большое блюдо креветок и, когда он ушел, Резник приказным тоном сказал:

— Теперь пей пиво и слушай меня внимательно! Мы начинаем операцию! В ближайшие пару недель по подложным документам переведем все основные денежные активы «Алтайского самородка» в оффшоры. Пока их хватятся, все его бабки будут у нас!

От такого сообщения у Дмитрия даже глаза вылезли из орбит.

— Колоссально! Просто не верится! Тогда ты, Илья, — гений!

— Ну, положим, если б ты не выведал коды их счетов, у нас ничего бы не вышло, — честно признал Резник и доброжелательно бросил: — Но ты слушай дальше — это еще не все!

Он отпил из кружки, похрустел креветками и, обождав, продолжал:

— Когда же «Алтайский самородок» обанкротится, и его акции г… стоить не будут, мы их скупим и…

— И контрольный пакет будет у нас! — с азартно блестящими глазами продолжил за него Голенко. — А оформлен он будет на мое имя! Разве я это не заслужил? Хочу стать владельцем «Самородка» вместо моего дружка Петьки!

— А что? Я не возражаю, попробуй, — благодушно согласился Резник. — Но его же поднимать придется. Уверен, что справишься?

— Будь спок! — ни минуты не думая заверил его Голенко. — Петька же справился, и я смогу. Главное — сохранить кадры, — резонно объяснил он. — А у нас, как понимаю, бабок для этого хватит.

Он пристально посмотрел в глаза Резнику и, скрывая волнение за наглым тоном, предложил:

— Раз так, надо бы обсудить, какую долю отстегнешь мне и матери. Надеюсь, ты нас не обидишь? — горящим от алчности взором он впился в маленькие глазки главаря. — Думаю, нам положена половина!

— Пожалуй, ты уж слишком загнул, но «Алтайский самородок» получишь — я это матери обещал, — уклонился от прямого ответа Резник и снисходительно бросил: — Сейчас принесут нам похавать, бухнем, и, думаю, мы с тобой договоримся!

Несмотря на то, что выпили они с Резником очень много, Дмитрий еще крепко стоял на ногах, и окрыленный близким успехом, поймав «тачку», в первом часу ночи заявился к матери. Но Оксана еще бодрствовала — только что по телефону говорила со своим любовником и, размечтавшись о будущем богатстве, никак не могла заснуть.

— Заходи, сын. Я уже знаю от Илюши, что вы поладили. Ты молодец, не подкачал! Боялась — не выдержишь, и вы сцепитесь! Ан, обошлось.

Она помогла сыну раздеться, радостно приговаривая:

— Ты, дурачок, хоть понимаешь — какое богатство на нас вот-вот свалится? Ведь у Петьки миллионы и в баксах, и в евро! А сколько будет одна треть, что Илюша нам обещал?

— Давай, ма, лучше бухнем за это! — еле ворочая языком, предложил Дмитрий. — У тебя найдется?

— Когда это у меня не было? Но тебе хватит — ты и меня-то уже не видишь! — возразила Оксана, глядя на бессмысленное выражение глаз сына.

— Т-только п-по одной, — с трудом выговорил он и упал бы, не подхвати мать его под руки.

Так, крепко поддерживая, она привела Дмитрия в комнату и усадила за стол. Подумав немного, взяла из буфета рюмки, из холодильника — початую бутылку водки и налила себе и сыну. Как ни странно, когда выпили, он — уже клевавший носом, — ожил и радостно объявил:

— Ну никак не ожидал, что твой еврей отвалит каждому из нас по нескольку лимонов баксов. Это же — как в сказке!

— Да уж, невероятно! Просто не верится, что это произойдет! — радость переполняла Оксану и рвалась наружу. Она гордо выпрямилась на стуле, и в ее глазах зажглись мстительные огоньки. — Теперь уж никто из этих барынь не посмотрит на меня свысока, когда у нас будет все: и куча фирменного шмотья, и вилла, и яхта, и многое другое!

Дмитрий впервые видел мать в таком экстазе и, протрезвев, удивленно вылупил на нее глаза. А Оксана мечтательно продолжала:

— Представляешь, Митюша, как будет лебезить передо мной эта зазнайка-примадонна, мать Петьки — когда станет нищей? А ее мужик — гордый князь, что грозил меня упечь, если не отвяжусь от дурака Хлебникова — кто он будет тогда перед нами? Да что нам тогда все эти князья-бояре, всякие там министры с их вшивой зарплатой? Наплевать и растереть!

— Эк, ма, тебя повело. Бабки-то еще получить надо, — немного охладил ее пыл Дмитрий, но и сам высказал потаенную мечту: — Не дождусь, когда с Петькой поменяемся местами! Уж я его тогда погоняю — поболе, чем он меня.

— Думаешь, он станет на тебя работать? — усомнилась Оксана. — У него же эта… «голубая кровь». Ему ихняя гордость не позволит.

— Вот и ошибаешься, ма! Насчет гордости права, но куда он денется: семью-то кормить надо, а он потеряет все!

— А я тебе говорю — не станет. Эта порода мне, сынок, известна: умрет, но прислуживать не будет, — убежденно возразила ему мать.

Этим она только распалила Дмитрия.

— Давай поспорим, ма! Скоро убедишься, что я прав! — азартно заявил он, наливая себе и ей по новой. — Ты бы видела — как они живут. И сынишка у Петьки — что надо, и жена — шикарная шмара! На нее одну лимон баксов потратить не жалко. Нет, ма, он не такой дурак, чтобы все потерять.

Голенко аж захлебнулся от предвкушения своего торжества над другом детства, которому всегда так завидовал, и с циничной усмешкой заявил:

— Вот увидишь: я куплю Петьку с потрохами за его же бабки!

Глава 9 Первые неудачи

По дороге опять были заторы и, когда выбрались из очередной пробки, Петр, взглянув на часы, досадливо поморщился. В десять ему делал доклад Казаков, а в пол-одиннадцатого уже начиналось оперативное совещание.

— Не люблю опаздывать! — недовольно бросил он Дмитрию. — Виктор наверно уже злится и прав: точность — вежливость королей.

«Еще не так скривишься, как узнаешь от него то, что произошло», — злорадно подумал Голенко, но вслух с небрежной усмешкой ответил:

— Так это короли, и они в каретах ездили — без пробок. У нас начальство не опаздывает, а «задерживается». Ничего, потерпит: ты — босс, а не он.

Еще накануне вечером он уже знал от Нины, что авантюра Резника удалась и огромные суммы с банковских депозитов концерна переведены на счета каких-то фирм, зарегистрированных в оффшорах. Их свидание в его номере прошло особенно бурно: много выпили за успех и будущее богатство, а потом уж он постарался ее ублажить!

Наконец, миновали Даниловскую площадь, лимузин въехал во внутренний двор, и Петр быстро поднялся на директорском лифте в свой кабинет. Казаков его уже ждал, сидя в кресле перед его столом и перебирая листки поступивших сводок. Лицо у него было мрачнее тучи.

— Извини, задержался! — сказал ему Петр, садясь в свое кресло. — Будто не знаешь, какие на дороге пробки. Никак не удается точно рассчитать время.

— Петр, что это значит? — лицо Казакова покрылось красными пятнами. — Ты одновременно оплатил счета каких-то оффшорных фирм, переведя им все средства концерна! Самолично — без ведома Совета директоров! Что случилось, Петя?

Юсупов недоуменно посмотрел на своего друга и помощника.

— Что за чушь ты несешь, Витя? Какие еще счета? Понятия об этом не имею!

Казаков поправил очки и пытливо посмотрел на Петра, как бы пытаясь заглянуть в его душу. Но у главы концерна был такой искренне непонимающий вид, что он, побледнев, схватился за сердце.

— Да что с тобой? Тебе плохо? — обеспокоился Петр, но исполнительный директор уже оправился от шока, и Петр по-деловому потребовал: — Ты доложи толком — что случилось!

Казаков еще минуту приходил в себя и лишь потом, севшим голосом, объяснил:

— Раз ты ни о чем не знаешь, произошла катастрофа! Кто-то нас ограбил, Петя! Сумел получить доступ к нашим счетам и перевел все в оффшоры!

Теперь главе концерна все стало ясно, но Юсупов выдержал удар — лишь, плотно сжав губы, нахмурился, обдумывая создавшееся положение.

— Как, по-твоему, — это сделал какой-то хакер? — наконец произнес он, как бы еще размышляя, вопросительно посмотрев на Виктора.

— Исключить этого нельзя, хотя маловероятно. Такое мог сделать лишь какой-нибудь гений, а для него мы — слишком мелкая цель, — уныло отозвался Казаков. — Скорее, это дело рук банды мошенников, сумевших найти в наших рядах предателя. Свидетельство — фальшивые платежки за твоей подписью, отправленные банкам по электронной почте.

Некоторое время руководители концерна сидели в полном молчании. Затем Петр, тяжело вздохнув, принял решение:

— Ну что ж, нам ничего не остается, как отыскать грабителей и через суд вернуть похищенные средства. Но сначала надо срочно установить предателя: только тогда получим нить, ведущую к преступникам!

— Согласен, Петя, но ты представляешь, какая это большая волынка? — уныло произнес Казаков. — У нас куча финансовых обязательств, по которым мы должны рассчитаться уже в первом полугодии, а нет средств даже на текущие расходы!

Юсупов это знал лучше него, но в их отчаянном положении главным было не падать духом, и он, подбадривая себя и друга, выразил уверенность:

— Не сомневайся, мы выкарабкаемся! Придется срочно сделать крупные займы, и не забывай: у меня большой пай в золотом прииске. Я не задумываясь пущу эти средства на нужды концерна.

— Вся надежда на тебя, Петя! Наше положение — аховое, но будем бороться, — воспрянул духом Казаков и, поднявшись, уже как всегда деловито, заявил: — Ты ищи деньги, а я срочно займусь выявлением того, кто нас предал!

Поднялся со своего места и Юсупов.

— Действуй, Витя! Чем скорей выйдем на мошенников, тем раньше вернем деньги концерна, — сказал он заместителю. — А я отправлюсь на переговоры с банкирами. Свою долю на прииске оставлю пока в резерве.

Ожидая шефа в машине, Голенко истомился от нетерпения — так хотелось узнать, как Петр воспримет известие о похищении денежных средств концерна. И когда он вышел из офиса, сразу подбежал и с фальшивым участием спросил:

— Что, какие-то неприятности? На тебе лица нет.

Поскольку Петр не ответил, он услужливо распахнул перед ним переднюю дверцу лимузина и, когда шеф сел, с деланной обидой бросил:

— Можешь не говорить, раз секрет. Но я же по-дружески переживаю!

— От тебя у меня секретов нет, Митя, — мрачно ответил Петр. — Неприятности есть и очень большие! Представляешь: нас ограбили, и концерн в начале года остался без средств!

«Эк тебя проняло! — с мстительным удовлетворением подумал Голенко, пряча глаза, чтобы Петр не заметил в них радостные огоньки. — Еще бы не горевать — ведь все потерял! И поделом: слишком занесся. Теперь помыкайся, как я!» Но вслух, рядясь под простачка, фальшиво удивился:

— Да что ты? Неужто налетчики сейф вскрыли? Это при такой охране? У тебя же капитал в разных банках хранится! Как же такое могло случиться?

— В наш век ничего невозможного нет, Митя, — вздохнул Петр. — Мошенники взламывают компьютеры, искусно подделывают «авизовки» и похищают со счетов солидных компаний огромные суммы денег. Неужели не слышал?

— Ну как же, и по «ящику» — не раз, и в газетах писали, — подтвердил Дмитрий. — Какие-то жучки, вроде их хакерами называют, умыкнули миллионы долларов. Но то — в Штатах! Неужто и у нас завелись?

Но Петр не распознал его фальшивой игры и коротко объяснил:

— У нас они еще раньше появились, чем в Америке. И там наши орудовали. Одного даже за это в Штатах судили. Но в нашем ограблении хакер ни при чем.

— Это почему же? — насторожился Голенко. — Откуда это известно?

— Распоряжения отданы по поддельным документам, и секретные коды доступа к счетам кто-то им сообщил, — хмуро глядя прямо перед собой, сквозь зубы процедил Петр. — Значит, среди наших сотрудников завелся предатель, и мы эту продажную шкуру обязательно выявим!

Если бы он в этот момент взглянул на своего водителя, наверное обо многом бы догадался: такой испуг был написан на лице Голенко. «Если доберутся до Нинки — тогда все пропало! — панически пронеслось у него в мозгу. — Она сразу расколется, выйдут на меня, потом на Резаного, и делу хана! Этого нельзя допустить!» Но он сумел взять себя в руки и с деланным сомнением бросил:

— А я думаю, ты ошибаешься, Петя! У нас такой хороший коллектив, все тебя любят — и чтобы такое? Уверен, тут не обошлось без этих г…ков, хакеров!

Он сделал паузу, лихорадочно соображая, что бы еще привести в пользу этого мнения, но ничего не придумал и с фальшивым жаром заявил:

— Но если найдут эту падлу — задавлю собственными руками!

Мысль о том, что Нина может их выдать, не давала Дмитрию покоя весь день, и вечером, как только освободился, он отправился в Марьину Рощу к матери. Открыв сыну, Оксана привела его на кухню, где на столе стояли тарелки с кое-какой закуской и бутылка с остатками коньяка. Судя по бессмысленному взгляду, мать уже была крепко «подшофе», но все же, запинаясь, предложила:

— Садись, сыночек! Может, выпьем по рюмашке?

— Куда тебе еще, ма? Ты и так уже плохо соображаешь, — сердито возразил Дмитрий. — Лучше присядь и напряги мозги! Мне посоветоваться надо.

— Будешь так… разговаривать… — выставлю! — еле ворочая языком, огрызнулась Оксана, но все же села и, немного протрезвев, пожаловалась сыну: — Забросил меня сюда Илюшенька, а сам, поди, гуляет там с б…ми, — матерно выругалась она и со слезами на глазах пригрозила: — Он у меня… дождется! Вот возьму и заведу… кого-нибудь… с тоски.

Дмитрий сел за стол, вылил в рюмки остатки коньяка и предложил:

— Давай, ма, за это и выпьем! Давно пора тебе найти хорошего мужика, а к тебе только всякая дрянь липнет!

— Не смей… так… говорить! Илюшенька… н-не… дрянь, — пьяно запротестовала мать. — Он… он… порядочный гад… но другого мне не надо!

— Ладно, что с тобой поделаешь, — с досадой махнул рукой Дмитрий. — Да и без него нам пока не обойтись.

Он подвинул ей рюмку:

— Пей, может, скорее придешь в себя! Мне надо срочно с ним связаться — иначе все у нас накроется этой… ты меня понимаешь!

Эта угроза заметно отрезвила Оксану. Дмитрий залпом выпил свою рюмку, дождался, когда то же сделает мать и, в ответ на ее вопросительный взгляд, признался:

— Я весь день сам не свой! Наши лохи доперли, что их заложили, и вот-вот доберутся до моей телки. Сечешь, ма, что тогда будет?

По вытянувшемуся лицу и испуганному выражению ее глаз он понял, что мать уже хорошо соображает, и тоном, не терпящим возражений, потребовал:

— Давай, без промедления соедини меня с Резаным — пусть скажет, что делать!

Он достал из кармана и протянул ей мобильник, но мать отвела его руку.

— Убери свою игрушку! Позвоню с нормального телефона.

Оксана взяла трубку и по памяти набрала номер Резника. Когда он отозвался, уже трезвым голосом только и сказала:

— Илюша, передаю трубку сыну. Дело срочное!

Дмитрий принял от нее трубку и услышал гортанный голос Резника.

— Ну, что у тебя стряслось? Не дождешься, когда получишь свою долю?

«А пошел ты… — злобно выругался про себя Голенко. — Погоди, я припомню, как надо мной изгалялся!», но вслух, умышленно преувеличивая грозившую им опасность, сказал:

— Случилась беда, Резаный! Они заподозрили мою телку. Понимаешь, что будет, если ее расколют?

Умудренный «авторитет», привыкший все свои комбинации, как шахматист, рассчитывать на много ходов вперед, не замедлил с ответом, и Дмитрий похолодел, осознав, что и это им было предусмотрено.

— Не боись, она нас не выдаст, — успокоил он Дмитрия и хладнокровно намекнул: — Сам ведь знаешь: нет человека — нет проблемы!

— П-погоди, ты х-хочешь с-сказать… — непроизвольно заикаясь промямлил Голенко, сразу поняв, что тот имел в виду. — Кто же… эт-то… сделает? Я, что ли?

— Поручу там одному… У тебя кишка тонка, — презрительно бросил Резник и приказным тоном добавил: — Но ты ему поможешь! Он сам выйдет на тебя и скажет, что делать. Усек?

— Усек, — безвольно повторил за ним Голенко и, увидев, что мать тянет руку к трубке, спросил: — Маму тебе дать?

— Не надо, сейчас не до нее. Отзвоню ей утром, — небрежно ответил Резник и прервал связь.

Дмитрий бросил на мать сочувственный взгляд и положил трубку на рычаг.

— Не захотел больше разговаривать. Сказал — завтра тебе позвонит, — сообщил ей, как бы извиняясь и, кивнув на пустую бутылку, попросил: — У тебя еще не найдется, ма? Уж больно на душе тошно!

Все произошло на удивление просто. Голенко за время плавания по морям побывал во многих переделках и не раз был свидетелем жестоких убийств. Но с тем, что так легко можно отправить на тот свет намеченную жертву, столкнулся впервые. В течение суток, пока ему не позвонил человек от Резника, он всякий раз покрывался липким потом при мысли, что тот заставит его участвовать в убийстве Нины. И страшила его не столько кара за преступление, как то, что не избежать ему ее взгляда и вида предсмертных мучений.

Присланный Резником киллер оказался невысоким пареньком довольно неприметной наружности, если бы не бегающий взгляд маленьких, слишком близко посаженных глазок. Когда Дмитрий остановил машину в назначенном месте у газетного киоска, тот быстро открыл переднюю дверцу и, сев рядом, коротко и четко продиктовал задание:

— Значит, сделаешь так: в первом часу — в обеденный перерыв — назначишь Ивановой встречу в булочной, что напротив офиса. Это — где ваш переход. Но тебя там не будет.

— Как так? А где же мне быть? — не понял его Голенко.

— Будешь ждать ее, стоя за газетным киоском, рядом с переходом. Но так, чтобы она тебя не видела! — жестко предупредил его киллер.

— Выходит, я должен от нее прятаться?

— Ты правильно понял. Если увидит, сорвешь мне задание!

Дмитрий умолк, ожидая пояснений, и парень так же четко продолжал, будто речь шла не об убийстве молодой неповинной девушки, а о чем-то обыденном:

— Я буду ждать в машине, около офиса. Когда она начнет переходить улицу, выйдешь из-за киоска и ее окликнешь! Это все, что от тебя требуется! Ты все понял?

— Понял, — хрипло пробормотал Дмитрий. — Ты ее задавишь.

Малыш так свирепо на него взглянул, что верзилу Голенко бросило в пот, но он сдержался и лишь, криво усмехнувшись, бросил:

— Сам, падла, увидишь!

Другому Голенко этого бы не спустил, но слабенький с виду паренек почему-то внушал ему ужас, и он проглотил оскорбление. А на следующий день немногочисленные в этот час прохожие у офиса стали свидетелями очередного ДТП. Переходившая улицу молодая девушка почему-то оглянулась, потеряла бдительность, и ее сбила набиравшая скорость старенькая иномарка. Не останавливаясь, машина скрылась с места происшествия. У нее были заляпаны грязью номера, и никто не смог потом ее толком описать. В толпе, собравшейся около безжизненной жертвы, Дмитрия не было — он, по понятным причинам, побоялся «засветиться».

Все усилия Даши собрать необходимую ей сумму денег для погашения долгов фирмы не увенчались успехом. Не помогло и обращение к отцу. Василий Савельевич вернулся с Байкала, увенчанный лаврами победителя. Его длительная борьба за закрытие предприятия, отходы которого нарушали экологию этого заповедного уголка природы России, наконец дала результаты: областные законодатели приняли-таки нужное решение.

— Представляете, мои дорогие? Еще немного, и были бы загрязнены воды самого глубокого озера в мире! — радостно рассказывал он за обедом жене и дочери, приехавшей повидаться и показать внука. — Два года пришлось нам доказывать всем очевидные вещи!

Его борьба за экологию была известна, и Дашу заинтересовало другое.

— А чем объясняется уникальная чистота Байкала? — непонимающе посмотрела она на отца. — Это такое же озеро, как и все. Его глубоководностью?

— Глубина озера тут ни при чем. Объясняют это чудо так, — увлеченно объяснил Василий Савельевич. — Только в этом озере обитает уникальный рачок — гамариус. Он там водится в большом количестве и способен обглодать все, что попадает на дно. Наверное, так и происходит «механическая очистка» озера.

Он вытер салфеткой поседевшие, но модно подстриженные усы и бородку, и рассказал им местное поверье.

— Наукой это не объяснено, но коренные жители утверждают, что Байкал не отдает утопленников. Всюду они потом всплывают, а там — нет!

— Наверное, там и не тонут, — с усмешкой бросила Анна Федоровна. — Вода даже летом такая ледяная, что окунешься и сразу выскакиваешь из нее, как ошпаренный!

Она не раз ездила туда к мужу и знала, что говорит. Но Даша усомнилась:

— Этого не может быть! Допускаю, что в Байкале не купаются, но там есть судоходство и ловят рыбу. И что же, не бывает аварий и жертв?

— Конечно, они случаются. Но как ни странно, — удивленно ответил Василий Савельевич, — никого из утонувших еще не выловили, а на дне озера, и правда, обнаруживали обглоданные кости.

— Да уж, Байкал хранит какую-то тайну! Может, и в его водах живет чудовище — как Несси в Шотландии? — с улыбкой предположила Даша.

— Все может быть, — вполне серьезно ответил отец. — Но более правдоподобна версия с гамариусами.

За чаем Даша коротко рассказала ему о своих делах. Но чтобы не слишком расстраивать, коснулась только финансовых затруднений, не затрагивая разлада с мужем.

— Положение моей фирмы очень плохое, папа, — печально призналась она. — Возможно, придется ее закрыть, хотя и не знаю, чем тогда буду заниматься.

— Как чем? Своим ребенком, — сразу подала реплику мать. — Это ли не занятие для женщины? Я, как и многие, работала вынужденно.

— Погоди, Анюта! — остановил жену Василий Савельевич. — Свой материнский долг Дашенька выполняет. Вон какой бутуз! — улыбаясь, кивнул он в сторону внука. — Но у нее есть талант, который недопустимо похоронить в домашних стенах.

Он с любовью посмотрел на дочь и непонимающе пожал плечами.

— Но почему у тебя дела так плохи? Газеты не раз отмечали: твои «Модели сезона» — на уровне мировых стандартов и помогают отечественным изделиям быть конкурентоспособными!

— Это так и есть, папа. Но мне не заплатил крупный оптовый покупатель, и я не могу погасить долги, — объяснила Даша и просительным тоном добавила: — А ты не мог бы помочь мне получить кредит на льготных условиях? У тебя ведь есть связи с крупными бизнесменами, не скупящимися на пожертвования для спасения окружающей среды.

— К сожалению, таких — «кот наплакал», и я имею дело как раз с теми, кто ее поганит, — удрученно ответил ей отец. — Попробую их сагитировать, хотя не думаю, что расщедрятся еще на что-нибудь, кроме экологии.

Он допил свой чай и удивленно взглянул на дочь.

— Но почему ты просишь об этом меня? И вообще, мне странно слышать о твоих финансовых затруднениях. А что Петя — тоже разорился?

— Да, вроде, непохоже на это, — отрицательно качнула головой Даша, которой такое и в голову не могло прийти. — Хотя, папа, я и сама не понимаю, почему Петя так упорно отказывает мне в помощи.

— Чем же он мотивирует? Твой муж ворочает миллионами!

— Не хочет, чтобы я занималась бизнесом — считает не женским делом, — с горечью объяснила ему Даша. — Требует ликвидировать «Модели сезона», а я на это не согласна.

— И правильно делаешь! — решительно поддержал дочь Василий Савельевич. — Ты характером в меня пошла, мать слишком уступчивая. Женщина, если у нее есть Божий дар, должна его реализовать! А если наступит на горло собственной песне — ничего хорошего не получится. К сожалению, — вздохнул он, — многие мужья этого не понимают.

Последние слова разбередили у Анны Федоровны незаживающую рану.

— А Петя еще более черствый, чем другие! Сколько уже горя он причинил Дашеньке из-за своего эгоизма, — осуждающе высказалась она о зяте. — Только о себе и думает, а с ее чувствами не считается. Всегда так было!

— Ну, мать, ты уж слишком к нему строга, — вступился за Петра тесть. — Что говорить, наломал он дров, поступая по-своему. Но ведь делал это необдуманно, сгоряча и потом исправлял ошибки.

— Я и не говорю, что он плохой. И собой хорош, и вон как высоко взлетел, — угрюмо признала Анна Федоровна. — Но ты посмотри, Вася, на Дашеньку! У нее что, вид счастливой женщины? Материнское сердце не обманешь!

Она перевела дыхание и возмущенно продолжала:

— Помнишь, как он расстроил Дашеньку, когда Юрику исполнился годик? И если бы в первый раз! А то, что не дает денег погасить долги — вообще ни в какие ворота не лезет. Я бы такое не спустила!

— Успокойся, Анюта! Уж больно ты развоевалась, — неодобрительно взглянул на жену Волошин. — Идеальных людей нет, и дочь сама с ним разберется. Но мне одно ясно, — он сделал паузу и заключил: — Ни у кого, кроме мужа, денег она брать не должна. Петя обязан ей помочь и, если этого не сделает, пусть потом пеняет на себя: у нас дочь с характером!

Вернувшись вечером домой от родителей, Даша первым делом уложила сына и, когда ребенок уснул, стала готовиться к решающему разговору с мужем.

«Как же мне его уговорить — ведь Петя такой упрямый. Если что решил, его уже не свернуть! — расстроенно думала она, приходя в отчаяние при мысли, что ее снова постигнет неудача. — Но папа прав: Петя обязан мне помочь и, если откажет, я не должна с этим мириться!» Так, все продумав и настроив себя на решительный лад, Даша встретила мужа, когда он уже в десятом часу прибыл домой, как обычно в последнее время, где-то поужинав.

— Чай пить будешь? — сухо спросила, выглянув в прихожую, где он в это время раздевался. — Все тебя ждет на кухне.

— Нет, я только просмотрю кое-какие бумаги в кабинете и сразу лягу спать — чертовски устал, — хмуро ответил Петр и хотел проследовать в ванную, но жена его остановила:

— Ладно, можешь не пить чай — раз не хочешь, но нам надо поговорить! — решительно заявила она. — Как умоешься, буду ждать тебя. Или ты считаешь, так и дальше может продолжаться?

Даша ушла на кухню, убрала со стола ненужный чайник, посуду и все остальное, а когда закончила, подошел и Петр.

— Ну, давай поговорим, — не скрывая досады, сказал он, устало плюхнувшись на свое обычное место. — Но учти — у меня был очень тяжелый день.

Лучше бы он промолчал! У Даши и так бы напряжены нервы, а последняя фраза вывела ее из себя:

— Тяжелый день, говоришь? Ты думаешь, он только у тебя такой? — садясь напротив, возмущенно бросила она мужу. — У меня, наверное, был тяжелее! Ведь кроме неприятностей, на мне еще забота о ребенке!

— Мне бы твои неприятности, — устало усмехнулся Петр. — Ну закроется твоя фирмочка — что произойдет? Несколько человек останутся без работы. А у меня потеряют источник существования десятки тысяч! Так есть разница?

— Не сгущай краски, Петя! — горячо возразила ему жена. — Масштабы, конечно, разные, но суть-то одна! Крах любимого дела для нас обоих — одинаковая трагедия. И не надо демагогии: люди без работы не останутся, произойдет лишь смена владельца.

В ее словах была правда. Петр промолчал и, сочтя это за хороший признак, она так же горячо продолжала:

— У моей фирмы по требованию кредиторов арестовали банковские счета. Сегодня мне бухгалтерша доложила: нам не на что закупить материалы и выплатить людям зарплату.

Даша требовательно взглянула на мужа, но он никак не отреагировал, и она повысила голос:

— Ты должен мне срочно помочь, Петя! Больше некому, если не считать всем известного олигарха Юхновского. Он сам навязывается с помощью, но я ее не приму!

В глазах Петра появился интерес, и он живо откликнулся:

— Это почему же? И чем его заинтересовала твоя фирмочка?

— А ты не понимаешь? До чего же все мужья слепы!

Даша бросила на него недоумевающий взгляд и с горечью объяснила:

— Да не фирма вовсе его интересует, а твоя жена! Теперь все ясно?

— Понятно, купить тебя хочет, — еще больше нахмурился Петр. — А откуда он узнал, что я отказал тебе в помощи? Ты всем раззвонила?

Оскорбленная его резкостью, Даша было вспыхнула, но это было добрым предзнаменованием и, сдержавшись, она, глядя на него с упреком, ответила:

— У меня такое отчаянное положение, что шила в мешке не утаишь. Все же знают, что ты богат. Я вынуждена была сказать своей бухгалтерше.

Видно, это проняло ее мужа; он долго молчал, но потом все же отрицательно покачал головой.

— Все равно, теперь уже поздно. Даже если бы захотел, я не смогу помочь тебе, Даша. Какие-то негодяи ограбили мой концерн, переведя все деньги с банковских депозитов на счета подставных фирм в оффшорах.

Петр тяжело вздохнул и честно признался:

— Найти преступников и вернуть деньги — большая волынка, если вообще это возможно. Считай, что я все потерял. Мы все потеряли, — мрачно поправился он и понурясь добавил: — Прости меня, если можешь!

Удар был таким неожиданным и сильным, что Даша смешалась, и в кухне повисла тяжелая тишина. Первым нарушил молчание Петр:

— Вот видишь, спорить нам не о чем. Фирму тебе придется продать — так же, как и мне — все свои акции. Не то нам не на что будет жить.

Но Даша уже пришла в себя и с ним не согласилась.

— Положение, конечно, тяжелое, и ты, Петя, поступай, как знаешь. Главное — не падай духом! Но я свою фирму никому не отдам! Тебя это все равно не выручит, а я без нее не буду знать, что делать.

— Опять ты за свое, как же ты упряма! — досадливо покривился Петр. — Я же сказал: чтобы исправить положение, придется мобилизовать все наши ресурсы! Мы все продадим, что можно. Твоя фирма — чепуха по сравнению с «Алтайским самородком»! Или ты не хочешь, чтобы наш сын окончил престижный колледж за границей?

Все же он плохо знал свою жену. Даша поднялась и решительно заявила:

— Да, мне всего хочется. Но в первую очередь — семейного счастья. А так, как ты повел себя, оно невозможно!

Она задохнулась от волнения и, успокоив дыхание, добавила:

— Твои неприятности ни при чем. И без твоего концерна мы могли бы быть счастливы — нас бы и моя «чепуха» прокормила. Но ты сам все портишь!

Высказав это залпом, Даша удалилась в детскую к сыну, а Петр еще долго сидел на кухне в полной растерянности — чувствуя, как почва уходит из-под его ног, и не зная, что делать.

Как всегда заехав утром за шефом, Голенко со злорадным удовлетворением отметил, что тот сегодня особенно мрачен и молчалив. «“Процесс пошел”, и он уже знает, что его бабки тю-тю, — мысленно посмеялся он над бедой своего друга детства. — Так ли еще скиснешь, когда потеряешь все!» — про себя восторжествовал он, но вслух лицемерно посочувствовал:

— Что, Петя, такой мрачный? Жена не дала? — грубовато отпустил он плоскую шуточку и, видя как гневно вскинул на него глаза шеф, сразу извинился: — Ой, прости, Христа ради, это я по простоте — чтобы отвлечь от черных мыслей…

Он выждал еще немного и вновь, придав голосу задушевный тон, спросил:

— А все-таки, Петя, чего на тебя жена серчает? Такую кралю обидеть — грех! Это правда, что она победила на конкурсе «Мисс Россия»?

Петр промолчал, но спустя пару минут все же ответил:

— Все правда! И то, что на конкурсе красоты Даша побеждала, и то, что на меня сейчас сердится.

— Да если б меня любила такая красуля, я бы ее на руках носил, а ты обижаешь! — с фальшивым жаром воскликнул Голенко. — Нехорошо, старик, поступаешь!

— Конечно нехорошо, но что поделаешь! У нее прогорела фирма, а я дать денег — чтоб погасила долги — сейчас не могу, — хмуро объяснил ему Петр. — У нас самих с финансами хреново.

— Нет, не понимаю тебя! Я бы все спустил, а ей помог! — осуждающе бросил Дмитрий и умолк, так как они въехали в плотный поток, и ему пришлось все внимание уделить дороге. Больше, до конца дня, он этого вопроса не касался, но зато, когда привез шефа домой и внес вслед за ним большой пакет с сувенирами, подаренными одним из партнеров главе концерна, вручая его хозяйке, негромко сказал:

— Вы, Дашенька, простите меня за нескромность, но я хочу сделать вам одно предложение. Думаю, оно будет кстати!

Даша изумленно на него посмотрела, но Голенко скромно потупил глаза и так же тихо добавил:

— Выйдите меня проводить, и я быстро его выскажу — пока Петя моется в ванной и нас не слышит.

Уверенный, что заинтриговал ее, он вышел в прихожую, и Даша, сама удивляясь почему это делает, последовала за ним. А Дмитрий, надевая куртку и понизив голос, с заговорщицким видом сказал:

— Я узнал, что вам срочно нужны деньги. Много денег. У меня самого, понятно, нет, но для вас — расшибусь, а достану! Не сомневайтесь!

И видя, как у нее сразу порозовели щеки и радостно расширились глаза, косясь на коридор, ведущий в ванную, торопливо добавил:

— Дело верное, без процентов, но потребуется залог: какое-нибудь ценное имущество. Подумайте и тогда мне скажете!

Даша молча кивнула в знак согласия, и Голенко, выходя, довольно подумал: «Ну что, друг Петька, я тебя и тут обскакал! Вот-вот получу свою долю и отвалю ей твои же бабки. Думаю, получу за них немало! А может, удастся и «натурой», — от такой перспективы его даже в жар бросило. — А что? Вот было бы фартово! О такой ведь я даже и не мечтал!»

Само собой, поразмыслив, Даша сразу отказалась от мысли воспользоваться помощью Голенко, да и было сомнительно, что водитель мужа сможет достать для нее такие большие деньги. Но он подал ей хорошую идею. «А почему бы взаправду не раздобыть денег под залог? — деловито подумала она, перебирая в уме все наиболее ценное, чем владела. — Я могу заложить машину, свои шубы, наконец, даже квартиру и на время перебраться к родителям». Однако трезво все взвесив, поняла — это ей не годится, так как для реализации имущества требовалось время, а с долгами надо было расплатиться немедленно. И тогда Даша вспомнила о фамильных драгоценностях Юсуповых-Стрешневых, доставшихся ей, как жене старшего сына.

— Вот она — «палочка-выручалочка»! — обрадованно воскликнула Даша и сразу стала мысленно прикидывать: сколько сможет получить в заклад за эти бесценные сокровища. — Да одни бриллианты на миллион долларов потянут, не считая остальных камней, золота и платины. А старинная работа — редкостной красоты!

Укрепившись в мысли, что часть драгоценностей можно заложить за двести тысяч долларов — а такая сумма ей как раз и требовалась, — Даша стала думать, кому их предложить, не рискуя потерять навсегда. Она не забыла, что ей эти фамильные реликвии переданы лишь временно и должны перейти по традиции к жене ее старшего сына — Юрочки. Однако, как ни напрягала память, кроме Юхновского, никого назвать не могла.

— Да, только он один из знакомых мне людей достаточно богат и занимает столь видное политическое положение, чтобы не обмануть меня в этой сделке, — высказала она вслух доводы «за Юхновского». — Не станет он марать свое имя даже из-за очень ценных вещей. У него этого добра предостаточно!

И, таким образом, покончив с сомнениями, Даша решила обратиться с этим к олигарху, разумеется, без ведома мужа:

— В конце концов пусть временно, но принадлежат они мне, и я имею право ими распоряжаться, — вполне резонно оправдывала она свое решение. — А Петя и его семья сделают все, чтобы помешать этому.

Даша достала из потайного сейфа в спальне шкатулку с драгоценностями и когда разложила их на широкой кровати поверх покрывала, то от их сияния в и без того солнечной комнате стало как бы еще светлее. Она любовалась на эту божественную красоту, и по ее лицу текли слезы.

Глава 10 На краю пропасти

Приняв решение обратиться к Юхновскому, Даша небезосновательно опасалась, что он либо ей откажет, либо свяжет свое согласие с новыми домогательствами. «Ведь он хотел завладеть фирмой. Какой же ему смысл дать мне возможность выйти из трудного положения, которое, наверное, сам он и создал, — логично рассуждала она, однако женское чутье ей подсказывало благоприятный результат. — Нет, не откажет, — мысленно заключила, запасаясь оптимизмом перед встречей. — Он человек большого ума и понимает: тогда уже не будет шансов добиться желаемого».

Слишком долго думать времени у нее не было, и Даша, забрав ларчик из домашнего сейфа, перевезла в свой офис. С Юхновским ее соединили без промедления — видно, получив от него на этот счет указание.

— Дашенька! Как же я рад вас слышать! — очень нежно пропел олигарх своим высоким голосом. — Выходит, решили принять мое предложение?

— Нет, свою фирму я никому не отдам, даже вам, Лев Григорьевич, — мягким тоном, но решительно ответила Даша. — Но у меня есть интересное предложение, которое вам, думаю, понравится, — чтобы его заинтриговать, она понизила голос. — По телефону сказать не могу. Приглашаю заехать в удобное для вас время ко мне в офис!

Возникла небольшая пауза — похоже, Юхновского это не устраивало.

— Может, встретимся снова у нас в клубе? Разве вам, Дашенька, там не понравилось? — вежливо возразил он. — Днем я очень занят и за мной таскается куча охранников.

— Ничего, им всем хватит места в нашем офисе. Надеюсь, вы меня не очень боитесь? — полушутя, проявила настойчивость Даша. — То, что хочу показать, находится в моем сейфе.

— Не могу отказать вам, Дашенька! Хотя, как понимаете, мне есть чего опасаться, — после минутного колебания согласился олигарх. — Но, разумеется, не вас! — тут же добавил он более веселым тоном. — Если заеду на полчаса с двух до шести, это устроит? Более точно назначить время не могу.

«Понятно. Опасается покушения. Даже мне не доверяет, — догадалась Даша. — А что удивительного? Почти каждый день сообщают, что кого-то из них то взрывают, то расстреливают». И приветливо ответила:

— Разумеется, устроит, Лев Григорьевич! Буду вас ждать, отложив все дела.

Она положила трубку, и Юхновский озабоченно задумался, пытаясь своим острым умом отгадать, какой сюрприз приготовила очаровавшая его красавица. «Ну что у нее может быть в сейфе? Что там обычно хранят? Важные документы, деньги, драгоценности, — мысленно перебирал он с присущей ему логикой. — Какие документы, по ее мнению, меня могут заинтересовать? Ее акции? Но она не желает их продавать. Какой-то компромат? Но Дашенька не шантажистка — уж я-то разбираюсь в людях! Значит, бумаги отпадают».

Лев Григорьевич откинулся в кресле и продолжал логически рассуждать. «О деньгах нечего и думать — их у нее нет. Остаются драгоценности либо какие-то очень стоящие вещи, — методом исключения подошел он к разгадке. — Ну конечно, другого и быть не может! — уверенно подытожил умудренный коммерческими сделками олигарх. — Она хочет предложить мне такое, за что я соглашусь выложить нужную ей сумму».

У него была отличная память. «Шапкина, кажется, говорила будто долгов у них уже двести тысяч баксов. Неужто у Даши есть что-то, стоящее таких денег? — усомнился Юхновский. — Оригинал картины великого художника? Скрипка Страдивари? Конечно нет! В сейф такое не поместится. Остаются дамские безделушки». И, рассудив таким образом, с усмешкой заключил:

— Хороша ты, Дашенька, но столько за ерунду у меня не получишь! Однако тысяч сто — в счет «светлого будущего» — дам. Остальное пусть требует у своего мужа.

В кабинет вошел помощник, но олигарх раздраженно от него отмахнулся.

— Я же предупредил, чтобы меня не беспокоили! Никого не приму, и ни с кем меня не соединять!

Помощник повернулся, чтобы уйти, но он его окликнул:

— Погоди, Алексей! К трем мне надо быть в офисе «Моделей сезона». Пусть проверят весь маршрут и обстановку на месте!

Его сорокалетний помощник дослужился в ГРУ до майора и в таких делах имел большой опыт. Он недоумевающе взглянул на шефа:

— Неужто ее подозреваете?

— Ну конечно, нет! Но предосторожность не помешает.

— Тогда, как обычно: цветы? — догадливо спросил Алексей.

— А я не сказал? Молодец, что напомнил, — похвалил его шеф. — За что и ценю.

Юхновский с трудом оторвал свой взгляд от россыпи старинных сокровищ, разложенных на столе в кабинете хозяйки «Моделей сезона», и удивленно спросил:

— Откуда у вас, Дашенька, этот филиал Оружейной палаты? Муж приобрел у кого-то из коллекционеров?

— Все это — фамильные драгоценности, накопленные за несколько столетий и переходившие из рода в род по наследству. Мой муж — прямой потомок князей Юсуповых, а по матери — бояр Стрешневых.

— Выходит, эти сокровища принадлежат ему, и он уполномочил вас их продать? — деловито уточнил Юхновский. — Необходима доверенность — иначе могут быть неприятности: ценность старинных ювелирных изделий очень велика!

— Не беспокойтесь, Лев Григорьевич! Весь этот клад принадлежит мне, — с улыбкой ответила ему Даша. — И мои права на него закреплены юридически — в старинной грамоте.

Поскольку у Юхновского изумленно округлились глаза, она объяснила:

— Там записано, что по традиции рода эти драгоценности переходят — из поколения в поколение — жене старшего сына, и имеется их опись.

— А вы, Дашенька, и есть жена старшего сына рода Юсуповых-Стрешневых, — догадавшись, констатировал олигарх. — Теперь, как говорится: нет вопроса!

Он еще раз бросил восхищенный взгляд на редкой красоты старинные украшения со множеством драгоценных камней и, приняв решение, сказал:

— Ну что ж, раз так — я готов их приобрести. Это хорошее вложение капитала. Вы готовы назвать требуемую сумму или желаете произвести их экспертную оценку?

Даша не спеша собрала и уложила в ларец свои драгоценности и, лишь после этого, ответила:

— Ни то, и не другое, Лев Григорьевич! Да, они сейчас принадлежат мне, но у меня есть сын и по традиции все это, — кивнула на ларец, — должно перейти к его будущей жене.

— Тогда для чего вы мне их показали? — непонимающе воззрился на нее он. — Чтобы я ими полюбовался?

— Что вы, разве я бы посмела ради этого оторвать вас от дел? Мне надо одолжить крупную сумму на полгода, и они, думаю, будут хорошим залогом.

— Вот как? Понятно, — Юхновский не скрывал, что разочарован. — Не знаю, право, что вам и ответить, Дашенька. Ведь я выдаю кредиты под большие проценты — это бизнес, а с вас мне их брать неудобно.

Но Даша ожидала такую реакцию и все продумала заранее.

— Почему же? Бизнес диктует свои законы, — находчиво возразила она. — И вы, Лев Григорьевич, можете оставить себе — в качестве процента — любой перстень. Ведь сами сказали: это хорошее помещение капитала.

Перстней было несколько, все они были тонкой работы и украшены крупными алмазами. Скорее всего, это были царские подарки за верную службу, и Юхновский подумал: «Отказываться не стоит — ведь под такой заклад ей дадут взаймы и другие. А дело беспроигрышное!» Вслух же сказал:

— Ну разве я могу отказать вам, Дашенька? Завтра же пришлю юриста оформить это, как положено. На меня вы всегда сумеете опереться, — горячо взглянув, многозначительно добавил он. — Не то, что на своего мужа!

Как свой человек в доме, Голенко знал о фамильных драгоценностях рода Юсуповых-Стрешневых. Чтобы завладеть концерном, надо было лишить Петра всех средств, в том числе и этого клада, представлявшего большую ценность. «Хорошо бы использовать нужду Дашки в бабках, чтобы умыкнуть у них и это богатство», — коварно подумал он и, зайдя утром за шефом, с деланной заботой предложил ей:

— Есть денежный мешок, который может отвалить нужные вам бабки, то есть денежки, как их сейчас называют. Столько — сколько захотите!

У Даши душа не лежала одалживаться у Юхновского, и она на всякий случай поинтересовалась:

— Что, и двести тысяч долларов может «отвалить»? Кто такой?

— И побольше может, — беспардонно соврал Дмитрий. — Он крупный барыга. Нахапал лимон зеленых и не знает куда девать! С охотой возьмет у вас желтизну и камушки.

— «Желтизну»? Это что такое? — не поняла его Даша.

— Золото, так его попросту называют. У вас этого добра навалом.

— Это добро, Митя, фамильные драгоценности и продавать их нельзя. Я могу их только заложить, — объяснила ему Даша. — Ведь этот тип потом не вернет.

— Да уж, лучше получить все разом. А почему нельзя их загнать, если беда?

Но Даша не сочла нужным продолжать этот разговор и лишь сказала:

— Нельзя и все! И потом, я уже договорилась об их закладе — сегодня это оформлю. Так что с долгами расплачусь и без помощи мужа.

«Вот и хорошо, — мысленно обрадовался Голенко. — Считай, желтизна и камни от них тоже уплыли! Надо сказать Петьке — это его окончательно подкосит. Но не сейчас, а попозже».

Весь день он крепился, но когда повез шефа домой, не удержавшись, бросил:

— Зря ты, старик, не дал Даше бабки! Она, чтоб отдать долги, заложила свои погремушки: те, что хранили твои предки.

От такой неожиданности Петр даже выронил из рук газету.

— Врешь! Кто сказал? Этого не может быть!

— Да она сама мне и сказала. А что такого? Зато отдала долги.

Лицо Петра исказила гримаса — как от сильной боли. Весь остаток пути он угрюмо молчал и лишь когда подъезжали к дому, с горечью произнес:

— Даша не должна была этого делать без моего согласия! Но я их верну — даже, если придется отдать последнее.

Однако, придя домой, объясняться с ней не стал. «Сейчас об этом говорить бесполезно, — постаравшись сдержать гнев, резонно рассудил он. — Уверен: у нее хватило ума оформить это, как следует. Вот получу дивиденды с прииска — для выкупа — тогда и разберемся. Я ей так этого не спущу!»

Без того тяжелая атмосфера в их доме сгустилась еще более. Они и так мало говорили друг с другом, а теперь за целый вечер не произносили ни слова. Оба понимали, что так жить дальше нельзя, но ничего поделать с собой не могли.

Однако напрасно Петр рассчитывал на свои дивиденды от золотого прииска. За год они составляли значительную сумму, но мошенники добрались и до нее. Наутро, уже в офисе, Петра ждал новый удар. На его запрос пришло сообщение из Алтайского банка — и там счет оказался пуст! Схема преступления была та же: негодяи узнали код и по подложным документам перевели все, что на нем было, в оффшор. Потрясение было таким, что Юсупов впервые не мог работать.

— Никого ко мне не впускать! — распорядился он секретарше и, запершись в кабинете, стал обдумывать свое безрадостное положение.

— Петр Михайлович! К вам хочет зайти Казаков — говорит: у него очень важное сообщение, — передал по селектору помощник.

— Я же сказал, чтобы меня не беспокоили! — яростно рявкнул Петр. — Никого не принимаю! Считайте, что меня нет!

Усилием воли он взял себя в руки и постарался привести в порядок мысли. «Итак, концерн погряз в долгах и остался без оборотных средств. В органы правопорядка уже обратились, и следствие началось, но удастся ли вернуть похищенное — неизвестно, — подытожил он свои потери и мысленно себе приказал: — Положение хоть и катастрофическое, однако делать что-то надо! Ищи, где взять такие огромные деньги! Сумей занять — даже под грабительские проценты. Спаси «Алтайский самородок», даже если лично все потеряешь!»

Такое решение главу концерна немного успокоило, и он, отперев кабинет, распорядился:

— Пусть зайдет ко мне Казаков!

Его верный друг и заместитель не заставил себя ждать — видно, терпеливо дожидался в приемной.

— Плохи наши дела, Петя, но унывать нам еще рано, — сев на свое обычное место, с преувеличенной бодростью сказал он, явно чтобы поддержать шефа.

— Да? И на чем основывается твое мнение? — скептически бросил Петр. — Ты уже знаешь, что мерзавцы добрались и до моего счета на Алтае? Обчистили до нуля!

— Я все знаю! Но безвыходных положений не бывает. Нужно действовать!

— Ладно, давай без общих слов! Утешать меня не надо, — раздраженно оборвал его Петр. — Говори, с чем пришел!

— Наберись терпения, — укоризненно произнес Казаков и, как всегда, когда волновался, снял и протер очки. — Первым делом, надо получить отсрочку по платежам, и это тебе под силу — авторитет нашего концерна еще достаточно высок.

Он сделал паузу, переводя дыхание, и продолжал:

— Но главное — надо через прокуратуру заблокировать счета липовых оффшорных фирм; они достаточно наследили.

— Это неплохая идея! — сразу оживился Петр. — Что о них удалось узнать?

— Очень любопытную вещь. До того, как перебраться в оффшоры, все они были зарегистрированы в Одессе.

— Ну, и что это нам дает? «Одесса-мама» — известный притон мошенников.

— А то, что это облегчает поиски и получение нужных данных и, кроме того, — Казаков немного понурился, — дает одну очень существенную зацепку.

— Какую зацепку? — видя его смущение, насторожился Петр.

— Ту, что из Одессы к нам прибыл этот твой… — Казаков боязливо замялся, — личный шофер, после чего и начались наши беды.

Он ожидал, что шеф сразу взорвется, но на сей раз этого не произошло. Петр лишь порицающе покачал головой.

— Опять ты за свое: на Митю хочешь все повесить. Ну как он мог узнать секретные коды всех счетов? Он вообще в этом не разбирается!

— Зато другие разбираются. Например, погибшая при весьма странных обстоятельствах оператор Иванова!

— Ее смерть, после всего этого, и правда подозрительна, но причем здесь он?

— При том, что они были в близких отношениях, — мрачно посмотрел на него поверх очков друг и заместитель. — Я это точно установил!

Возникло напряженное молчание — Петр тяжело задумался.

— Нет, не могу в это поверить! — мотнул он упрямо головой. — Тут какая-то ошибка! Случайное совпадение! Может, она и была связана с преступниками, возможно, Митька даже и ухаживал за ней. Но он был мне верным другом, и я не желаю, чтобы из него сделали «козла отпущения»!

— Ладно, Петя, тебя, видно, сможет убедить только следствие, — Казаков безнадежно махнул рукой и поднялся. — Значит, договорились: я буду искать украденное, а ты возьмешь себя в руки и энергично займешься финансами.

— Не сомневайся, займусь! Я не сдался, — заверил его Петр. — И потом, ради общего дела, в крайнем случае я готов продать свой контрольный пакет акций.

В пятницу вечером с Кипра прилетел Резник. Остановился там же, где и раньше, но всю ночь провел в Марьиной Роще у Оксаны. И, видно, потрудился на славу, ибо когда в субботу утром, свободный от работы, Голенко заехал к своей матери, и у нее, и у «авторитета» был довольный вид.

— Вернулся с бабками. Сегодня делить будем, — вместо приветствия коротко бросил он Дмитрию. — Встречаемся там же, где и раньше — в сауне. Твоя мать свою долю уже огребла, — с усмешкой кивнул в ее сторону, — и, как видишь, она вполне довольна.

— А кто там еще будет? — спросил Голенко, без приглашения садясь за стол, на котором уже стояли литровая бутыль водки и тарелки с разнообразной закуской. — Со вчерашнего вечера ничего не жрал! Извини, ма, если крепко приложусь, — небрежно бросил он хлопотавшей у плиты Оксане.

— Лопай «от пуза», нам не жалко, — отозвалась она, глядя на Резника. — Только, сынок, не долго: у нас с Илюшей есть дело.

«У вас с ним одно дело — в койке кувыркаться», — с похабной усмешкой подумал Дмитрий, а вслух заверил:

— Я лишь засосу стакан водяры, похаваю и уйду, — милуйтесь сколь захотите.

Его наглость не понравилась Резнику — маленькие, глубоко запрятанные глазки зло сверкнули, но он сдержался, налил себе и ему водки и с наигранным добродушием сказал:

— Давай выпьем за наш большой успех! Скоро завтрак халдеи тебе в постель будут приносить.

Они выпили, закусили, и только тогда он ответил на вопрос Дмитрия:

— Нас там будет четверо. Ты, я, коротышка и наш «спец» по технике — это он провел все операции по переводу бабок «Самородка» в оффшоры.

Резник сделал паузу, наливая по новой, и добавил:

— Сегодня будем делить, что привез с Кипра. А как — в сауне договоримся. Поделим на пять частей: мне — две, и вам — по одной. Твоя мать получит из моей. Вопросы есть?

— Есть, — ответил Дмитрий. — Но сначала выпьем.

Выпили по второй, съели по бутерброду с икрой, и он хмуро спросил:

— А почему мне с этими двумя — на равных? Разве не я все сделал?

— Конечно нет! Пароли счетов и копии документов — это еще не бабки! Если б не «спец», Вадик, до них не добрались бы.

— Хорошо, с ним ясно, а при чем этот шкет — «коротышка», — несогласно мотнул головой Дмитрий. — Это ведь он замочил Нинку?

— И ее, и еще двух фирмачей в оффшоре, захотевших нас кинуть, — коротко объяснил Резник и с кривой усмешкой добавил: — Ты бы не смог.

Это понимал и Голенко.

— Ладно, молчу. Но все же считаю, — недовольно буркнул он, — ты многовато отстегиваешь им за, по сути, техническую работу.

— Не вздумай только сказать это коротыге, — серьезно предупредил его Резник. — А то получать твою долю будет некому!

— А зачем нам тогда встречаться? — обеспокоился Дмитрий. — Отдай каждому долю — и амбец!

— Не по понятиям это. Сделали вместе дело — надо вместе фартово гульнуть. И чего вы, молодые, как отмороженные, — с досадой бросил Резник. — Поэтому кругом такой бардак!

Голенко больше с ним не спорил и за своей долей явился лишь с небольшим опозданием. В сауне пир уже шел горой. За столом, рядом с Резником, сидел низенький киллер, а напротив — длинноволосый, ярко-рыжий, как клоун, прыщавый юнец. Дмитрий сразу признал в нем их «компьютерного гения».

— А ну, Вадик, подвинься! — бесцеремонно оттеснив его локтем, сел он рядом со «спецом». — Будем знакомы, это я раздобыл все, что помогло тебе умыкнуть бабки, — он налил себе полный фужер водки и, не дожидаясь остальных, выпил: — За ваше здоровье!

Его подельники неприязненно поморщились, однако выпили, и Резник, чтобы повысить настроение, заявил:

— Бухнуть, братва, мы еще успеем. А сначала поделим по совести первый куш. Думаю, все вы останетесь довольны!

С этими словами он потянулся и поднял с пола обычную картонную коробку из-под аудиоаппаратуры. Но когда открыл крышку, у его сообщников алчно заблестели глаза, она была набита доверху пачками долларов в банковских упаковках. Такое количество зеленых купюр Голенко видел только в кино, и его обуяла жадность. «Ну почему этому мозгляку должно достаться как мне? — покосившись на маленького киллера озлобился он. — Он же не президента замочил, а так, всякую мелочь».

Между тем Резник продолжал:

— В деле нас участвовало пятеро, и пока у всех вклад равный. Поэтому и предлагаю поделить поровну. Здесь, — указал на коробку, — ровно четыреста штук. Это значит, каждому достанется по восемьдесят. По-моему, не хило! Ведь они не последние!

Рыжий Вадик и коротышка довольно заулыбались. Лишь верзила Голенко сидел мрачный, злобно косясь на киллера. «Ну за что столько — этой гниде? Почему — как мне? — мысленно ярился он. — Скольких он замочил? Если даже троих — это и на пятьдесят не тянет!» И забыв о предупреждении Резника, выразил протест:

— А я считаю: поровну — это неправильно! За что малышу, — он кивнул на киллера, — как всем? Если и замочил кого, на это есть такса. По десять штук за одного — разве мало?

— Не жадничай, Митя, это только начало! Каждый из нас внес большой вклад, — торопливо вмешался опытный «авторитет», предвидя, что может последовать дальше, но было уже поздно.

— Вот, значит, как? Хочешь заграбастать поболе меня, не запачкав белых ручек? — с загоревшимися холодным огнем глазами вопросительно взглянул на Дмитрия киллер. — А во сколько, к примеру, ты себя оцениваешь?

— Ты не больно-то залупайся, — немного струхнув, но решив не отступать от своего, грозно выпрямился во весь рост Голенко. — Я сам могу тебя замочить!

Лучше было бы ему этого не говорить! Коротышка вскочил со стула, словно выброшенный пружиной. Сначала он запустил во врага пивной бутылкой, и она попала в цель, ошеломив Дмитрия. А потом, высоко подпрыгнув, ударом ноги послал его в глубокий нокаут. Только вмешательство «авторитета» помешало этому малышу добить великана. Когда Голенко пришел в себя, Резник, рыжий Вадик и киллер мирно выпивали за столом, а рядом с его тарелкой, одна на другой, высились толстые пачки долларов.

— А-а, очухался? — словно ничего не произошло, окликнул его Резник. — Подсаживайся, Митя! Бухнем по полной программе — за то, чтобы зелени у нас стало втрое больше! А скоро так и будет, — он пьяно икнул и добавил, указав глазами на его долю: — И убери со стола свои бабки!

Еще плохо соображая, но уже все вспомнив, Дмитрий поднялся, распихал по карманам деньги и молча сел за стол. Он пил вместе со всеми, стараясь не смотреть на недавнего врага и не думать о мести. Происшедшее лишний раз доказало ему, что далеко не все решается физической силой.

Михаил уже собрался идти обедать и убирал в сейф документы, когда ему позвонил Казаков. Последнюю неделю Петр не разговаривал с родителями, и он сразу обеспокоился: не случилось ли что с сыном.

— У Пети неприятности? Он здоров? — волнуясь спросил, узнав голос Виктора. — Только ничего от меня не скрывай!

— Со здоровьем у него все в порядке, но неприятности такие, что это, скорее, катастрофа! — волнуясь не меньше, сообщил Виктор. — И вы должны ему помочь!

— Тогда говори, что случилось, и в чем нужна моя помощь?

— Какие-то хакеры обчистили все счета «Алтайского самородка», и мы — на грани банкротства. Нужно отыскать наши деньги!

— Да уж, беда! Это будет трудно и не обойдется без потерь, — мрачно отозвался Михаил. — Думаешь, среди сотрудников у них был пособник?

— Не думаю, а уверен! — убежденно ответил Казаков. — И одного подозреваю, но его надо разоблачить, так как Петя не верит.

— Погоди! Уж не Митю ли ты имеешь в виду? — сразу догадался Юсупов. — И у тебя есть конкретные факты?

— В том-то и дело, что фактов нет. Но на нем все сходится!

«А ведь я Петю об этом предупреждал. Не послушал меня сын», — с горечью вспомнил Михаил, но вслух сказал:

— Подозрений, конечно, мало — есть презумпция невиновности. Но теперь я этим срочно займусь. Надо спасать положение! Так и передай Пете — понравится ему это или нет!

Он положил трубку, снова сел в свое кресло и глубоко задумался. «Надо действовать в темпе, иначе сын все потеряет! Хоть и подключу своих лучших сыскарей, но без Вити все равно не обойтись, — пришел он к печальному выводу. — Как некстати он ушел в отпуск!»

А Сальников, и правда, отставил все дела в сторону и, в разгар зимы, улетел с Наташей отдыхать на Красное море, где было по-летнему жарко, цвели цветы и на безоблачном небе целый день сияло солнце. Наконец-то его жена отказалась от очередных гастролей, сделав выбор в пользу семейного счастья!

«Прав, конечно, Витек: личное счастье важнее всех дел, — справедливости ради мысленно признал Юсупов, и все же решил: — Но ничего не поделаешь, придется его потревожить», — и набрал номер мобильного телефона, который Сальников захватил с собой для экстренной связи с ним. Как ни странно, но Михаила сразу соединили с другом и слышно было лучше, чем в Москве.

— Привет, Витек! Ну, как тебе отдыхается? Наташа довольна? — забросал он его вопросами, но тот его хорошо знал и перевел разговор в деловое русло.

— Потом расскажу, а лучше перезвоню из отеля, не то сядут батарейки. Говори сразу, в чем проблема! Иначе бы ты не позвонил.

— Ладно, ты прав, — признался Юсупов и коротко сообщил: — У Пети со счетов украли все, что там было. Нужно срочно его выручать. Казаков подозревает, что не обошлось без сына Оксаны. А ведь мы с тобой этого опасались! — с горечью напомнил он. — Может, нити и ведут в Одессу? В общем, без тебя, Витек, мне не обойтись!

Сальников размышлял недолго.

— Все ясно, Мишка! Раз так — через пару дней буду дома, и мы займемся этим, засучив рукава. Почти уверен, что без этого гада не обошлось, и мы с тобой его расколем! Передай это Пете и пусть не падает духом!

— Погоди, а как же ваш отпуск? Меня Наташа убьет!

— Не бери в голову! У нас все в порядке — так и передай Свете. Жить здесь нам осталось одну неделю, так что пропадет всего три дня. И с заменой авиабилетов проблем нет: самолеты в Москву летают ежедневно.

— Спасибо, Витек, иного я и не ожидал. Ждем!

Михаил прервал связь, и разговор с другом немного смягчил его горечь. «Теперь, с его приездом, мы обязательно распутаем это дело и выручим Петю из беды! — заряжаясь уверенностью в успехе, подумал он и дал волю гневу: — Ну, берегись Дмитрий Голенко! Если, и правда, ты такая гнусная мразь — по стене тебя размажу!»

Отдых четы Сальниковых в Шарм-эль-Шейхе — египетском курорте на побережье Красного моря был подобен сказке. Сначала просторный аэробус всего за четыре часа перенес их из московской зимней вьюги в жаркую аравийскую пустыню, и авиапассажиры еще в самолете стали переодеваться в безрукавки и шорты. Их курортный городок оказался искусственно созданным оазисом с пышной растительностью, роскошными пятизвездочными отелями и благоустроенными пляжами на скалистом коралловом берегу.

Комфортабельный автобус доставил их в один из этих отелей, и для Наташи с Виктором однообразно потекли дни непривычного для обоих безмятежного времяпрепровождения. Привыкшие к постоянным разъездам, он — в командировки, а она — на гастроли, они много работали и плохо питались. А тут кормили на редкость обильно и разнообразно, и весь день можно было загорать, купаться в теплом море и гулять по аллеям цветущего парка или по красивым улочкам Шарм-эль-Шейха в веселой толпе курортников и туристов.

После завтрака они сразу отправлялись к морю. В Афганистане Сальникову ампутировали стопу, купание для него было проблемой, и они заранее решили, что днем загорать будет по пояс, а окунаться только поздним вечером. Однако, кроме основного песчаного пляжа, среди скал было несколько маленьких, малолюдных, и эта проблема решилась сама собой. Сначала Виктор немного стеснялся, но влюбленной парочке, тоже облюбовавшей этот укромный уголок, было не до него, и он стал купаться вместе с женой.

Истосковавшись по близости за время длительной ссоры, они сначала и днем уединялись в номере, переживая второй медовый месяц. Но, утолив страсть, стали выезжать в живописный городок, чтобы побродить по многочисленным сувенирным лавкам и магазинам. Вот там и произошло чрезвычайное событие: случайно, а скорее — по Божьему промыслу, Сальников встретил Раечку! Да, ту самую «Джульетту», которую поклялся Олегу найти и безуспешно разыскивал который уже год по всей России.

А случилось это чудо в последний день перед отъездом. Наташа хотела найти крупную статуэтку египетской кошки из амбры — камня, похожего на янтарь, — для подарка Светлане. По местному поверью, кошки, олицетворявшие богов, приносили в дом благоденствие. Себе одну Сальниковы уже приобрели, но второй, такой же, найти нигде не могли. И вот, когда уже возвращались к автобусу, в витрине захудалой лавчонки увидели свою красавицу. Рядом стоял смуглый паренек, и Наташа, которая за время гастролей так и не овладела английским, ткнув пальцем в витрину, на ломаном языке попросила:

— Пли-из! Ай вонт зы-ис, — что должно было означать: «я хочу это».

Египтянин, отрицательно мотнул головой и что-то залопотал по-английски, но они лишь поняли, что продавать ее он не хочет, и Виктор с досады выругался:

— Едрена вошь! Наконец-то нашли и снова — непруха!

Но оказалось, что юный продавец понимал русскую речь, так как обрадованно воскликнул:

— О, ю — рашен! Ви русский!

Он нырнул внутрь лавчонки и вышел вместе с худенькой женщиной, по всей видимости, хозяйкой этого жалкого заведения.

— Здравствуйте! Вы наши гости из России? — приветливо улыбаясь, спросила она на чистейшем русском языке, и, опытный детектив, Сальников сразу заметил на ее усталом лице застарелые следы оспы. В ее чертах было что-то очень знакомое, и Виктор, забыв о покупке, стал задавать вопросы как следователь:

— Простите, вы ведь русская? Давно здесь проживаете? Мы раньше с вами нигде не встречались?

Женщина продолжала улыбаться, но ее глаза насторожились.

— Али сказал, что вы хотите купить эту кошку, — кивнула она на витрину. — Но я вижу, вас больше интересует моя персона, — улыбка сошла с ее лица, и она сухо ответила: — Так вот: эта кошка — витринный образец для привлечения покупателей и не продается. А на личные вопросы отвечу, если скажете, почему я вас интересую.

Сальников пристально всматривался в нее, пока она говорила, и его осенило. «Да ведь это та Раечка, которую мы с Хлебниковым разыскиваем! Ну, конечно, это она! Надо же, где очутилась — поэтому и найти не могли». И он решил, что лучшее — говорить напрямую.

— Вас ведь Раей зовут, не так ли? — глядя в упор, заявил он и по тому, как побледнело ее лицо, понял, что не ошибся. — И Олега Хлебникова, наверное, помните? Так знайте, он уже несколько лет вас упорно разыскивает, а я ему в этом помогаю.

— Но… зачем ему… это… через столько лет? — непонимающе глядя и запинаясь от охватившего ее волнения, произнесла Рая.

— Любит он вас очень и надеется, вернув, обрести счастье в жизни!

— А Олег… несчастен? Не могу… поверить… — тихо пролепетала Рая, но было видно, как в ее глазах зажглись огоньки надежды.

Минуту она молча переваривала услышанное, а потом, умоляюще на них глядя, предложила:

— Поблизости тут есть маленький ресторанчик. Давайте там обо всем поговорим! А кошку примите от меня в подарок — за такое известие.

Повернувшись к Али, Рая отдала распоряжение на его родном языке, и юный продавец стал бережно упаковывать дорогой сувенир.

— Но мы же тогда опоздаем на автобус нашего отеля, — взглянув на часы, обеспокоилась Наташа. — Не говоря уже об ужине.

— Ничего страшного, вернемся на такси, — принял решение Сальников. — Ради такого случая можно раскошелиться, — и, по-свойски, улыбнулся Рае. — Раз мы на этой кошке сэкономили валюту, надо ее потратить на удовольствие. Все равно завтра улетаем домой.

Таким образом они очутились в маленьком открытом ресторане, и вот, что очень коротко рассказала Рая, пока ели нечто, похожее на люля-кебаб, запивая ароматным чаем.

— После отъезда папаши Олега на работу в Африку по его рекомендации я попала в услужение к старику-египтянину, мелкому служащему посольства. Старый развратник сделал меня своей наложницей — с ним и оказалась потом в Шарм-эль-Шейхе. После его смерти очутилась на улице, но, поскольку удалось скопить немного денег, открыла эту лавочку. Богатства она не приносит, но прожить можно.

— Неужели не тянет вернуться на родину? — жалостливо глядя на ее усталое, рано постаревшее лицо, спросила Наташа.

— Еще как! Но не могу даже съездить повидать родню, — печально ответила Рая. — На это у меня нет денег.

— Ну, а как относятся египтяне? Не обижают? — поинтересовался Виктор.

— По-разному, особенно, когда жила со стариком, — Рая немного взгрустнула. — Но я еще с ним хорошо научилась говорить и на их языке, и по-английски, а как стала хозяйкой лавки — зауважали. В последние годы наших здесь стало много, говорят они только по-русски, и местные часто ко мне обращаются, — в ее голосе прозвучали гордые нотки, — как к посреднику.

Рая допила свой чай и с грустью заключила:

— Я здесь привыкла и деваться мне некуда. Так что передайте от меня привет родине и… — в ее глазах снова зажглись огоньки, — Олегу. Я… тоже его… помню!

Заседание Совета директоров в кабинете главы концерна проходило нервно и длилось уже больше двух часов. Говорили, в основном, члены Совета, а Петр молча их слушал, откинувшись на спинку своего высокого кресла и изредка подавая краткие реплики. Проводил заседание — по его просьбе — Казаков; он и подвел итоги прений.

— Итак, все согласны, что финансовое положение концерна — критическое, — заключил он, протирая стекла своих сильных очков. — Наши кредиторы уже обратились в суд и, если срочно не сумеем с ними полюбовно договориться, погасив часть долгов, нас могут отстранить от руководства и ввести внешнее управление.

— Говорите прямо — нам грозит полное банкротство! — не сдержавшись, выкрикнул еще молодой, но очень тучный и совершенно лысый член Совета — директор американского филиала. — Всем известно: внешнее управление — это гроб с музыкой! Чиновники последнее разворуют и пустят нас по ветру!

— Скажите лучше, где возьмем для этого средства? — вторил ему другой член Совета — тощий и длинный старик с козлиной бородкой — крупный акционер концерна. — Ведь, как выяснилось, финансовых резервов у нас нет.

Казаков уже собирался им ответить, но тут тонким пронзительным голосом, в котором слышались нотки отчаяния, возопил член Совета, директор главного предприятия концерна, завода «Цветмет».

— А почему молчит наш президент? Три часа заседаем, а я так и не понял: смогу выплатить людям зарплату или нет!

Но Юсупов и на это не откликнулся, а Казаков всем объяснил:

— Поверьте, господа, мы не сидим сложа руки, а делаем все возможное и невозможное, чтобы вернуть украденные и срочно изыскать дополнительные финансовые средства. В общем, предпринимаем все меры, чтобы удержать концерн «на плаву»!

— Но почему молчит наш президент? Он, что же, в это не верит? — не унимался директор завода.

— Просто Петру Михайловичу пока нечего вам сказать, — объяснил Казаков. — Ведь знаете, он не привык бросать слова на ветер!

— А с чего вы взялись быть его толмачем? — нервно взвизгнул молодой толстяк. — Пусть сам скажет, если хочет, чтоб мы ему и впредь доверяли!

— Да, Петр Михайлович, нельзя отмалчиваться, когда решается судьба наших денег, — с упреком обратился к нему козлобородый старик. — Ведь не только вы, но и мы вложили в концерн все свои средства.

Его слова возымели действие. Словно очнувшись, Петр выпрямился в своем кресле, и в кабинете сразу наступила тишина.

— Мне и правда нечего вам сказать. Положение крайне тяжелое, — с горечью признал он. — На счетах у нас пусто, украденного быстро не вернешь, и хуже всего, что бедственное положение концерна всем уже известно, цена акций резко упала, а значит, и доверие к нему банков и наших кредиторов.

Он перевел дыхание и открыл горькую правду:

— Как ни бьюсь, что ни предлагаю в залог — никто не дает нам столько денег, чтобы мы могли выйти из критического положения.

— Так на какие шиши мы сможем полюбовно договориться с кредиторами — о чем нам сказал Казаков? — выкрикнул молодой толстяк. — Выходит, нам хана?

Петр неприязненно на него посмотрел, но сдержался и лишь отрицательно покачал головой:

— Положение тяжелое, но паниковать рано! Деньги для самых нетерпеливых кредиторов найдем и, думаю, пока не допустим рассмотрения их претензий в арбитражном суде.

— Но хотелось бы конкретней знать, на какие средства вы рассчитываете, — настойчиво потребовал бородатый старец, — чтобы заткнуть пасть заимодавцам и не останавливать производство?!

Желая получить ответ, он даже встал со своего места, но Петр не хотел посвящать акционеров в детали финансовых переговоров и устало ответил:

— Переговоры ведутся, но результатов пока нет: за кредиты запрашивают грабительские проценты. Могу вас заверить лишь в одном: я все отдам, чтобы не допустить банкротства, — он ободряюще взглянул на директора завода, — и люди получили свою зарплату.

Петр сделал паузу и твердо добавил:

— Если потребуется — продам свой контрольный пакет и сложу с себя все полномочия в пользу нового хозяина концерна!

Глава 11 Падение

Поскольку они не разговаривали, Петр приходил домой поздно и спал в своем кабинете на диване, где Даша заранее стелила ему постель. И убирая там, она заметила то, чего раньше не было — батарею бутылок из-под виски и коньяка. «Неужели он стал пить, и так много? Этого еще не доставало! — расстроенно подумала она, собирая пустую посуду. — Но когда же? Ночью? У него что же, бессонница? Так и заболеть не долго!» Ей казалось, что причина этого ясна: он переживает их разлад — как и она, а может быть еще сильнее. Сердце Даши забило тревогу, и она решила действовать.

— Надо срочно сказать об этом родным Пети! — как бы приказывая себе, произнесла она вслух. — Только они могут научить меня, что делать и как воздействовать на него в сложившейся обстановке.

Сначала она хотела, первым делом, посоветоваться с Верой Петровной и Степаном Алексеевичем, ученым-педагогом, который относился к ней лучше всех, но резонно решив, что Петр, скорее, послушается матери, позвонила Светлане. Дома никто не подошел к телефону, и Даша дозвонилась до нее по мобильному в театр, когда свекровь готовилась к очередной репетиции.

— Не может быть! — ужаснулась Светлана, выслушав ее взволнованное сообщение. — Я немедленно с ним поговорю! Тут надо рубить с плеча! И вообще пора положить конец вашей размолвке. Но и ты крепко подумай! Петя ведь разумный и раз дошел до этого, значит, есть и твоя вина. Нельзя диктовать свою волю мужу, нужно быть уступчивей!

Она тут же позвонила сыну и, когда их соединили, тоном, не допускающим возражений, заявила:

— Знаю, что ты всегда занят, но отложи дела и приезжай ко мне в театр, или я сама сейчас возьму такси и явлюсь к тебе на работу!

В голосе матери была твердая решимость, и Петр предпочел с ней не спорить. Он даже не стал выяснять в чем дело, а просто ответил:

— Хорошо, не волнуйся! Ты в театре? Минут через сорок буду.

Распорядившись подать машину, он отпустил юриста, с которым изучал очередные исковые заявления, и лишь усаживаясь в лимузин, коротко посетовал услужливо распахнувшему дверцу Дмитрию:

— Мало мне всех неприятностей, так еще и у матери что-то стряслось!

Голенко несколько раз за дорогу задавал вопросы, стараясь узнать, чем он так обеспокоен, но Петр угрюмо молчал, да и движение было столь плотным, что ему пришлось быть предельно внимательным, чтобы избежать аварии. Так больше ничего ему не сказав до самого театра, Петр поднялся по служебной лестнице и застал мать в гримуборной, перед зеркалом. Она тут же пересела на диван и, указав на место рядом с собой, строго сказала:

— Присаживайся, сын! Разговор у нас будет очень серьезный!

— Я это понял — потому и приехал, — Петр сел, но не на диван, а в рядом стоящее кресло. — Говори, чем могу вам помочь, хотя сейчас мне не до этого! Только не надо меня воспитывать! — попросил он. — С Дашей я сам разберусь.

— Как же тебя не воспитывать, когда ты спиваешься? — взорвалась Светлана. — По-твоему, мы, все кто тебя любит, должны лишь наблюдать, как ты губишь себя и ведешь так, будто не дорожишь семьей?

— А откуда ты знаешь? Это Даша на меня тебе настучала? — потупясь, мрачно бросил Петр. — Какой же может у нас быть мир?

Светлана горестно всплеснула руками:

— Да что с тобой, сынок? Разве не понимаешь, что ты ей дорог? К кому же еще ей обращаться? Она же тебя любит и хочет одного: чтобы ты был таким, как прежде! Это ты все портишь! Она что, сказала неправду?

— Не спеши судить меня, мама! — Петр еще ниже опустил голову. — Ты не все знаешь. Мне есть за что осуждать Дашу… и вообще… очень тяжело!

В его словах было столько горечи, что чуткое сердце Светланы наполнилось состраданием к сыну, и она испуганно прошептала:

— Чего же… я не знаю? Открой… что тебя… мучит! Ты ведь, Петенька, никогда… ничего не скрывал от мамы…

Петр еще минуту посидел с поникшей головой, но потом, сделав над собой усилие, выпрямился и, не глядя ей в глаза, признался:

— И с Дашей у меня очень плохо, мама, и вообще… Потому и сошел с рельсов — иначе загнусь! Но, клянусь тебе, я с собой справлюсь!

Светлана поняла, что сын и сам жаждет облегчить душу, открыв ей свои беды и, сочувственно глядя, промолчала, а он продолжал:

— Даша и раньше всегда поступала по-своему. Ты знаешь: однажды из-за этого мы уже расставались. И сейчас опять то же, но она, мама, совсем перестала со мной считаться! Я не могу ей этого спустить!

— Даша — умница. Что же она сделала, раз ты встал на дыбы? — недоуменно подняла брови Светлана. — Ты не преувеличиваешь, сын?

— Нисколько, — мрачно подтвердил он и, вскипев, выпалил: — Представляешь, мамочка, она посмела, не спросясь, заложить наши фамильные драгоценности!

У Светланы от ужаса расширились глаза — такого от невестки не ожидала! Она на миг представила, каким ударом это будет для любимого мужа, и сердце ее облилось кровью.

— Не может… быть! Что же… ее вынудило… к этому? — запинаясь, пролепетала она, сразу становясь на сторону сына. — Хотя, все равно, непростительно!

— Дашиной фирмочке грозило банкротство, я отказался оплатить ее долги — вот она и заложила драгоценности, — мрачно объяснил Петр. — Наверное, считает их своими. Но ведь они ей переданы временно, разве не так, мама?

— Так, Петенька! Потому, что у вас есть сын, и фамильные драгоценности должны перейти к его будущей жене. Но самое плохое, — Светлана нахмурила брови, — что она сделала это тайком от нас. Ей известна семейная традиция!

Она удрученно задумалась и спросила:

— А почему ты не оплатил ее долги? Для тебя же это — мелочь.

— Поначалу уговаривал закрыть фирму, чтобы она больше времени уделяла дому и сыну. Ну а потом, — Петр помедлил, но, поколебавшись, все же признался: — потому, что у меня самого плохи дела, мама. Счета нашего концерна обчистили мошенники, и я фактически потерял все!

Известие было таким неожиданным и жутким, что Светлана задохнулась и ей показалось — у нее остановилось сердце. Но у нее в жизни были испытания и покруче, она быстро оправилась и с горечью спросила:

— Так поэтому ты, сын, запил? Не думала, что ты такой слабак!

— От всего, что на меня навалилось можно и запить… Но пью ночью больше от бессонницы… обдумывая, как спасти свое детище — «Алтайский самородок». А хмель потом помогает заснуть.

— Ну, положим, думать надо на свежую голову, — осуждающе глядя, возразила Светлана. — И раскисать тебе нельзя! Надо взять себя в руки и справиться!

Она встала и, подойдя сзади, обняла сына.

— Ты, Петенька, у нас сильный и выдюжишь! А как поправишь дела, сделай все, чтобы вернуть наши фамильные драгоценности! Но папе об их закладе пока ни слова!

Обидевшись на невестку, Светлана не звонила, и о предстоящем банкротстве «Алтайского самородка» Даше сообщила бухгалтерша Шапкина.

— А вы знаете, Дашенька, почему вам муж отказывает в помощи? — изображая сочувствие, сообщила она начальнице, подписав у нее платежные документы. — Совсем не потому, что он черствый эгоист.

— Конечно, знаю, — небрежно бросила Даша. — У него тоже дела идут неважно.

— Неважно — слишком слабо сказано, — с усмешкой возразила бухгалтерша. — Его «Алтайский самородок» скоро пойдет с молотка — я точно это говорю!

Она, и правда, получила достоверные сведения о критическом положении дел концерна от Юхновского, которому финансовый крах Петра был на руку. «Постарайтесь убедить вашу хозяйку, что ее муж скоро потеряет все, и им с сыном грозит нищета!» — приказал он Шапкиной, вручая очередную мзду, и она добросовестно отрабатывала свои «тридцать серебренников».

Поняв, что она действительно хорошо осведомлена о состоянии дел мужа, Даша стала о них расспрашивать, и Лия Сергеевна, не жалея красок, расписала ей безнадежное финансовое положение «Алтайского самородка». Уяснив, что концерн за долги неминуемо пойдет с молотка, как недавно грозило и ей, Даша деловито поинтересовалась:

— А какова все же его задолженность перед кредиторами? Общая сумма не называлась? Почему считают, что мой муж не сможет ее погасить?

— В прессе и разговорах фигурируют разные цифры: в среднем, в десять раз больше нашей, — подумав, ответила Шапкина. — Но это лишь срочные платежи.

«Значит, больше двух миллионов долларов! — мысленно ужаснулась Даша. — Где же их Пете взять? Раз о предстоящем банкротстве уже трубит пресса, ему никто не даст взаймы, и за акции он столько не выручит!» Роковая неудача не только не отвратила ее от мужа, но наоборот — наполнила сердце любовью и жалостью, самоотверженным желанием выручить его из беды.

— Представляю, как Петя сейчас страдает. Ведь свой «Самородок» он создал с нуля, и все идет прахом из-за того, что ограбили какие-то мерзавцы! — гневно воскликнула Даша, когда осталась одна. — Нет! Я этого не допущу, чего бы мне не стоило!

Вскочив с места, она нервно заходила по кабинету, лихорадочно обдумывая — что может сделать для мужа, но очень скоро пришла к неутешительному выводу: в активе у нее ничего нет, кроме уже заложенных у Юхновского драгоценностей и личного расположения к ней самого олигарха. «Ну что ж, — мысленно решила Даша. — Придется снова поклониться ему в ножки: авось, не откажет? Вытерплю все унижения, только бы Петя смог обернуться!»

И, решившись, вновь села за стол и позвонила Юхновскому. На этот раз ее долго не соединяли, и она уже хотела положить трубку, но наконец услышала его певучий голос:

— Дашенька? Рад слышать вас, моя красавица! Я только что приземлился. Где — это секрет, но уже завтра вернусь в Москву.

— Это очень кстати. Как ваше здоровье? — вежливо осведомилась Даша.

— Думаю, все же, вы звоните не потому, что беспокоитесь о моем здоровье, — отшутился олигарх. — На этот счет есть хороший анекдот. Захворал богатый старый еврей, и у его постели собрались родственники. «Как вы себя чувствуете?» — спросил кто-то, на что больной им ответил: «Не дождетесь!»

Он громко расхохотался, но потом уже серьезно спросил:

— Так какое у вас ко мне дело — в общих чертах?

— Я хочу предложить вам свою фирму! Вы ведь давно этого добиваетесь?

Юхновский снова весело рассмеялся.

— Это верно, но только вместе с вами! Сама по себе она мне не нужна.

От его циничной прямоты Даша растерялась, а он, давно уже догадавшись, почему она звонит, продолжал:

— Я понимаю: хотите спасти мужа от банкротства. Но поверьте, Дашенька, все уже бесполезно. От финансового краха его ничего не спасет, — в его голосе прозвучали жесткие нотки. — В деловом плане — ваш Юсупов уже труп!

— Не верю я в это! — глухо возразила ему Даша. — Он сильный, поднимется!

— Напрасные надежды! Скоро убедитесь, что я прав. А жить в нищете после такого достатка, да еще с озлобленным неудачником — плохая перспектива для вас с сыном, Дашенька!

Она хотела ему возразить, но он торопливо добавил:

— Но поговорим при встрече, когда вернусь! Вопрос серьезный!

На этом связь с ним прервалась, и Даша еще долго сидела за своим столом, безвольно подперев голову руками и молча предаваясь отчаянию.

Даша не позвонила Юхновскому ни назавтра, ни на следующий день, однако олигарх был уверен в своем успехе, о чем откровенно сказал близкому другу «Сереже». После трех партий в боулинг они сидели за столиком клубного ресторана, на этот раз отмечая победу высокопоставленного чиновника. Однако у Льва Григорьевича был очень веселый вид, и победитель удивленно спросил:

— Не пойму, чему это ты так радуешься? Будто ты, а не я сделал хет-трик!

— А с чего мне унывать? Обыграю тебя в следующий раз, — беспечно ответил Юхновский. — У меня другой повод для веселья.

— Ну и какой? Интересно!

— Да наконец-то склеивается все, чего я добиваюсь! Как ты понимаешь, речь идет не о делах, а о моей красавице.

— Это о той, что прелестна во всех отношениях? — водянистые глаза Швецова плотоядно заблестели. — Неужто удалось отбить у мужа — он ведь, вроде, тоже молодой красавчик и богат. Хотя, — он бросил завистливый взгляд на олигарха, — для тебя, Лева, невозможного нет.

— Спасибо за комплимент, но на этот раз похоже на это, — самодовольно улыбнулся Юхновский. — Мне удалось через посредников убедить кредиторов «Алтайского самородка» не идти на уступки, и ее муж будет вот-вот разорен. Потеряет все! А наша красавица не из тех, кого устраивает «рай в шалаше», и я у него ее уведу!

— Но почему ты в этом так уверен? — выразил сомнение друг. — Раз она, как говоришь — особенная, дорогу тебе может перебежать и кто-нибудь другой.

— Никуда она от меня не денется! У меня в залоге все ее драгоценности, а это — клад Монте-Кристо! И верну его ей, только если станет моей женой.

Юхновский победно взглянул на друга и, поскольку официант уже наполнил их бокалы, весело предложил:

— А теперь выпьем за твою победу! Мирюсь с поражениями только в спорте!

Может быть, Петру и удалось бы выйти из положения, продав часть своих акций, если бы не мощное противодействие олигарха. Но Юхновский через своих агентов не только уговорил основных кредиторов отказаться от частичного погашения долга, но и организовал резкое падение акций концерна, и Казаков, докладывая об их котировке на фондовой бирже, констатировал:

— Сейчас «Алтайский самородок» может спасти только крупный инвестор, который купит контрольный пакет акций и, став его хозяином, вложит или привлечет дополнительные средства для обеспечения производства.

— И первым делом уволит нас с тобой, — мрачно пошутил Петр.

— Но зато сохранит концерн, а это главное! Ведь мы столько сил в него вложили, — горячо ответил Виктор. — А если умный — не уволит! Такие спецы, как мы, на вес золота. Нас с руками другие отхватят!

Он снял и стал протирать очки, что всегда делал, когда сильно волновался. Удрученно задумался и Петр. «Но почему нам не удалось договориться об отсрочке с кредиторами? — мысленно недоумевал он. — Им же намного выгоднее получить часть долга сейчас и с процентами потом, когда выправим положение! Если же обанкротимся, они своего не вернут».

— По-моему, Витя, неспроста у нас вышла лажа с кредиторами. Кто-то нам вставил палки в колеса. Я прав? — вопросительно взглянул он на заместителя.

— Это точно, — согласно кивнул Казаков. — И, скорее всего, тот, кто купит контрольный пакет акций. Но какая тебе разница? — устало махнул он рукой.

— Большая. Мне — небезразлично, кто станет новым хозяином, и тебе, думаю, тоже. Если ты собираешься и дальше здесь работать.

Казаков допускал такую возможность и, немного подумав, сказал:

— Вообще-то болтали, будто наши кредиторы получили какие-то гарантии от банкира Юхновского и этим объясняется их упорство. Но я не придавал этому значения.

— Почему? Может, этот нефтяной магнат решил подгрести и драгметаллы?

— Если бы так — это не самый худший вариант для концерна. У него мощный капитал и высочайшие связи. Но зачем ему лишняя морока в чужой отрасли? Куда выгодней расширять свою собственную империю.

Доводы заместителя были резонными, и Петр согласился:

— Пожалуй ты прав, хотя проверить эту версию стоит. Если не он, то кто же? Какая-то темная сила? Уж больно не хочется отдавать хорошее дело в грязные руки! — покривился он, как от боли. — А ты, Виктор, знаешь: серьезных конкурентов, способных подкупить кредиторов, у нас не было.

— Ладно, Петя, не ломай себе голову! — с сочувствием посмотрел на друга и шефа Казаков. — Я уверен, покупатель на твои акции скоро найдется, и тебе решать: продавать их ему или нет!

Казаков как в воду смотрел! Стоило лишь пройти слуху, что Юсупов готов продать принадлежащий ему контрольный пакет акций «Алтайского самородка», как сразу же объявились покупатели. Начались многочисленные звонки, в основном зондирующего характера, но через несколько дней стало ясно, что серьезных претендентов только двое, и это — подставные лица, за которыми стоит солидный капитал. Как ни старался Петр выяснить, кто же стремится завладеть концерном, ему пока это не удавалось. Наконец его менеджер по маркетингу — тот самый молодой толковый парень — разузнал, что за одним из них стоит международный консорциум, возглавляемый гражданином Израиля.

— Я уверен, евреи дадут нам хорошую цену — у них нюх на прибыльное дело и, не обижайся, Петя, они обеспечат его процветание не хуже тебя, — заключил Казаков, доложив шефу о предварительных результатах переговоров. — Но хотя я не антисемит, отдавать такое выгодное предприятие иностранцам считаю преступлением против своего народа!

— Ладно, Витя, я тоже против такого варианта, — согласно кивнул Юсупов. — Но кто все-таки стоит за вторым претендентом?

— От его имени переговоры ведет хитрый юрист. И от этого крючкотвора удалось лишь узнать, что он действует от некоего украинского «Союза предпринимателей», — ответил Казаков и иронически усмехнулся: — Так что, Петя, по сути — это тоже иностранцы.

— Ну, положим, разница есть, и большая! Украинцев все еще считают своими, и чиновники препятствовать сделке не будут. А с другими, — поморщился Петр, — чтобы побольше содрать, включат тормоза: мол, не дадим продавать родину!

— Так что, отдадим предпочтение хохлам? — вопросительно взглянул на него поверх очков Виктор. — С ними сделку оформят без проблем, но… — подумав, добавил он: — есть одна закавыка.

— Какое-то препятствие? — насторожился Петр.

— Мы навели справки, и под таким названием зарегистрирован лишь один такой союз — в Одессе, и он, похоже, связан с криминалом.

Но его шеф не придал этому значения.

— Ну и что? Если будем в этом копаться — не продадим акции, — рассердился он. — Сейчас почти все крупные состояния криминального происхождения.

— Да, но этот «Союз предпринимателей», что в Одессе, имеет мизерный уставный капитал. Откуда же у него такие средства? И я опасаюсь…

Казаков сделал паузу, обдумывая, как лучше изложить свое сомнение, но Петр, догадавшись, его перебил:

— Думаешь, это не случайное совпадение, и концерном хотят завладеть жулики, укравшие наши деньги? Ну, знаешь, в такую их невероятную наглость трудно поверить!

— А ведь это, Петя, дает нам шанс! — встрепенулся Казаков, словно ему в голову пришла плодотворная идея. — Им и надо продать акции!

— Ты шутишь? Они завладеют «Алтайским самородком» за наши же деньги! — возмутился Петр. — В чем же наш шанс?

От гнева он даже вскочил с места, и Казаков сначала постарался успокоить своего друга и шефа.

— Не поддавайся эмоциям, Петя! Лучше садись и послушай, что пришло мне в голову. Если, и правда, это те самые мерзавцы, их жадность — их и погубит!

— Каким образом? — не выдержав, усомнился Петр, но все же сел на свое место, и Казаков коротко объяснил:

— При оформлении сделки они укажут свои реквизиты — номера счетов, и мы сможем установить происхождение их денег. А следы непременно приведут в оффшоры к исчезнувшим активам концерна. Предстоит борьба, но мы вернем наши денежки, Петя!

Однако его друг и шеф все уже понял с полуслова. Он глубоко задумался, взвешивая в уме все «за» и «против». «Конечно, если это те же грабители, шансы вернуть украденное велики, но мы можем ошибиться и отдать высокодоходный концерн в руки других негодяев, — напряженно рассуждал Петр. — Однако, выбора у меня нет! Полученного мной за акции должно хватить на погашение долгов и выплату очередной зарплаты. Я рискую потерять все, если «Алтайский самородок» обанкротится — ведь неизвестно, как поведут дела новые владельцы. И все же продам свои акции! Я обещал это Совету директоров, и есть надежда, что у новых хозяев хватит собственных средств, чтобы выправить положение».

Приняв таким образом решение, он отдал распоряжение Казакову:

— Итак, постарайся договориться с украинцами, а там посмотрим. Получить за контрольный пакет надо столько, чтобы хватило покрыть все долги концерна и выплатить зарплату рабочим и служащим за первый квартал года.

Не решаясь говорить с мужем, Даша позвонила Казакову и тот подтвердил: «Алтайский самородок» на грани банкротства и Петр для оплаты текущих расходов решил продать свой контрольный пакет акций. Это потрясло Дашу, и она залилась слезами. «Какая ужасная несправедливость! Ведь Петя создал свое огромное предприятие с нуля: это он открыл золотое месторождение и заложил прииск, только благодаря ему старый московский заводик превратился в современный перерабатывающий комбинат — один из лучших в мире! И теперь все теряет лишь потому, что его ограбили! — от этих мыслей и жалости к мужу у Даши разрывалось сердце. — Но как мне ему помочь? Я на все готова!» И не видя другого пути, она вновь решила обратиться к Юхновскому.

— Дашенька? Хорошо, что позвонили, по разговаривать сейчас не могу — очень занят, — певуче, но решительно заявил он, лишь услышав ее голос. — Если это важно, давайте встретимся вечером в нашем клубе, там же, где и в прошлый раз — это самое лучшее место!

— Хорошо, я согласна, — скрепя сердце, ответила Даша. — Часов в семь.

— Очень рад! — пропел Юхновский. — Машину прислать к офису?

— Да, так удобней, — подтвердила она, благодарно подумав: «Надо же, помнит. Какой он умный, внимательный и деликатный! Наверное, потому и достиг таких высот».

Потратив оставшееся до встречи время чисто по-женски, — на прическу, макияж и маникюр, — Даша до прибытия за ней машины успела «привести себя в порядок» и явилась в ресторан клуба во всеоружии своей ослепительной красоты. Там, как обычно, было малолюдно, их столик в уютной нише был накрыт, и олигарх ее уже ждал.

— Счастлив вас видеть, прелестная Дашенька! — галантно приветствовал он ее, привстав и целуя руку. — И поговорить рад, хотя, — в его голосе прозвучала досада, — догадываюсь, что снова станете ходатайствовать за своего мужа.

— Да, стану! — честно ответила она, садясь напротив и расправляя надетое по такому случаю самое лучшее платье. — Это священный долг каждой жены, а мы с ним венчаны в церкви.

Юхновский сделал кислую мину, но промолчал и лишь когда официант наполнил им бокалы, подняв свой, предложил тост:

— За вас, очаровательная Дашенька! За ваше счастье!

Счастье как раз было тем, чего сейчас ей не доставало и, когда оба выпили по полному бокалу, она мягко произнесла:

— Но раз вы, Лев Григорьевич, так искренне желаете мне счастья, почему не содействуете ему, выполнив мою просьбу? Разве я могу быть счастлива, если муж станет банкротом? Ведь позор ляжет и на мое доброе имя!

— Да, с ним вас ждет лишь нищета и позор! Положение Юсупова безнадежно, и его концерн пойдет с молотка! — жестко произнес Юхновский, явно преувеличивая бедственное положение «Алтайского самородка». — Даже если я предоставлю ему беспроцентный кредит — что мне невыгодно, — вашего мужа ничто не спасет!

— И все же, если вы желаете мне счастья, дайте ему взаймы, чтобы справился с текущими расходами, не продавая за бесценок контрольный пакет акций, — взмолилась Даша. — Поправив дела, он вам все вернет, а в награду вы получите от меня не только бесконечную благодарность, но и мою фирму!

Юхновский окинул ее восхищенным взглядом.

— Я позавидовал вашему мужу, как только увидел вас, Дашенька, а сейчас сгораю от ревности к нему! — страстно признался он и, срывающимся голосом, воскликнул: — Но он недостоин вас и принесет лишь несчастье!.. Ничего ему не поможет, — продолжал он уже спокойнее. — Он слишком доверчив для бизнеса, где царят волчьи законы! Его снова обманут, и вы будете жить в нищете с озлобленным неудачником!

Даша подавленно молчала, и олигарх, бросив на нее острый взгляд, решил сыграть ва-банк:

— По моим сведениям, ваш муж уже продал свой контрольный пакет акций. Я не только выплачу все долги концерна, а выкуплю и верну ему его акции, но лишь при одном известном вам условии.

Он выдержал паузу и, повысив и без того тонкий голос, заявил:

— Если вы согласитесь стать моей женой!

Не найдя в себе мужества ответить, Даша молчала, и Юхновский, приняв это за благоприятный знак, воодушевленно добавил:

— Но фамильные драгоценности мы ему не вернем! Вы сами сказали: они принадлежат вам, а потом перейдут к жене сына. А я, могу в этом поклясться, буду растить Юрочку, как родного!

Вернувшись из клуба, Даша была удивлена, застав мужа дома. Все последние дни Петр работал допоздна и приходил, когда они с сыном уже спали. Сидя за столом на кухне, он пил чай. Встретил ее хмуро, и было видно — едва сдерживает гнев. Окна кухни выходили на улицу и, случайно выглянув, Петр видел, как жена вышла из подъехавшего шикарного лимузина.

— Присядь! — не глядя, хмуро бросил он ей. — Надо поговорить.

Даша послушно села, обрадованная, что он нарушил обет молчания, и они, наконец, могут объясниться. Однако горько разочаровалась: мириться Петр не собирался.

— Где ты была? — мрачно спросил он, испытующе подняв на нее глаза. — Только не ври, имей мужество признаться!

— Да ты что, Петя? В чем ты меня подозреваешь? — поразилась Даша. — Этого еще не доставало!

— В чем? — гневно переспросил он и с горечью бросил: — А что за машина тебя домой привезла?

— А-а, вот ты о чем… — облегченно вздохнула Даша; ей даже стало приятно, что муж ревнует, и она спокойно объяснила: — С Юхновским встречалась в его клубе. Это был его лимузин.

Совесть у нее была чиста, и ей даже в голову не пришло, что Петр так остро это воспримет. Но он, резко отодвинув чашку, стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда.

— И ты смеешь говорить об этом! Но мы ведь еще не развелись!

— Да что с тобой, Петя? Как ты можешь так обо мне думать? — возмутилась Даша. — Я встречалась с ним лишь для того, чтобы тебе помочь!

Домой Петр приехал так рано специально для того, чтобы помириться и обсудить с ней тяжелое положение, в котором в скорости они могут оказаться, но теперь, вне себя от ревности и гнева, передумал.

— Вот как? А я тебя об этом просил? — в запальчивости бросил он. — И что же ты ему на этот раз предложила? Себя? Наши драгоценности ведь уже у него!

При каждой его фразе Даша вздрагивала, как от удара. Никогда Петр так с ней не говорил, и она не думала, что он на такое способен. Но, уязвленная в самое сердце, все же попыталась защитить свое достоинство:

— Ты, Петя, еще пожалеешь о том, что сказал сгоряча! Плохо же ты обо мне думаешь! Но оправдываться не стану, — ее голос прерывался от волнения. — Да, я предложила ему купить у меня «Модели сезона» и, не колеблясь, отдала бы — чтобы тебя выручить, — фамильные драгоценности!

Даша смешалась, сомневаясь, говорить ли все, но решила открыть мужу правду до конца:

— Но он поставил условие, которое я не могу выполнить…

— Можешь не продолжать! Мне заранее это было ясно! — с горечью перебил ее Петр. — А тебе разве нет? Не такая уж ты наивная!

— Да, я это знала, — не стала отрицать Даша. — Но шансы все же были: он давно хотел завладеть моей фирмой, и ему очень понравились старинные украшения.

— Ты ему понравилась, а не все это! — яростно выкрикнул Петр. — И хватит вешать мне лапшу на уши!

В общем, он был прав, и горячность мужа Дашу не обидела. Тяжело вздохнув и потупив голову, призналась:

— Да, Петя, это так. Но ты ошибаешься: он ведет себя, как джентльмен, и его не интересует легкая интрижка.

— А что тогда его интересует? — не выдержав, нервно перебил ее муж.

— Только наш развод, — тихо ответила Даша. — Он упорно добивается, чтобы я стала его женой.

Петр обескураженно замолчал — такой вариант не приходил ему в голову, и она решила выложить все до конца.

— Юхновский убеждал меня, будто ты разорен и уже не оправишься. Что нам с Юриком грозит нищета, и что…

Даша замялась, опасаясь сказать мужу главное — знала его гордую натуру.

— Нет, ты уж давай, договаривай! — гневно потребовал Петр, хоть и предчувствовал, что услышит самое неприятное.

— Если я соглашусь, Юхновский… выкупит и вернет тебе контрольный пакет акций… Кроме того… безвозмездно оплатит… всю накопившуюся задолженность концерна перед кредиторами, — запинаясь от неловкости, Даша перечислила ему обещанное олигархом.

Лицо Петра побагровело от гнева, но он сумел обуздать его и, не глядя на нее, с горечью произнес:

— А что? Юхновский тебе правду сказал: я продал свои акции и фактически остался ни с чем! Он не сообщил только, что тоже приложил руку к моему разорению. Нищета нам, может, и не грозит, но и ничего хорошего не светит. Той жизни, к которой привыкли, уже не будет, и об учебе Юрочки в престижном колледже придется забыть!

— Да что с тобой, Петя? Я тебя не узнаю! — испуганно посмотрела на него Даша. — Главное — не сдавайся! Ты еще поднимешься!

— Ценой нашего развода? Думаешь, я приму откупное? По-твоему, я сутенер? — его голос поднялся до крика, но он тут же сник и, опустив голову, с трудом выдавливая слова, добавил: — А поскольку этому… не бывать, со мной… вам с сыном… будет плохо!

Петр тяжело вздохнул и, стараясь не глядеть на нее, угрюмо произнес:

— Решай сама — как лучше тебе устроить свою жизнь: с этим олигархом или с кем-то другим! Ты этого достойна… Я согласен отойти в сторону…

У Даши из глаз сразу хлынули слезы. Она вскочила с места и, подбежав, обняла мужа.

— Ну как ты можешь говорить мне такое! К черту роскошь! Живут же люди счастливо и без нее!

— Это сейчас ты так говоришь — сгоряча! А я смотрю дальше, — не поддавшись эмоциям, Петр отстранил от себя жену. — И не хочу портить вам с сыном жизнь! Принять от тебя жертву я не могу — она не даст нам счастья!

Сказав это, он поднялся и ушел в свой кабинет, заперев дверь на ключ, — продолжать тяжелое объяснение с женой сил больше не было. Пока она не легла спать, Петр оттуда не выходил, а утром Даша обнаружила, что он ушел из дома, взяв ночью самые необходимые вещи. А на письменном столе лежала оставленная им записка. В ней говорилось:

Прочитав записку, Даша пошатнулась, почувствовав, что близка к обмороку. Но потом, буквально упав на стул и опустив голову на руки, бурно разрыдалась.

Глава 12 На дне

Анна Федоровна приходила к Даше, проводив мужа на работу, не раньше десяти утра и сидела с внуком до ее возвращения из офиса, поскольку Василий Савельевич обычно дома не обедал. Вот и сейчас, открыв своими ключами дверь, окликнула дочь:

— Дашутка, где ты? Я пришла! Юрочку кормишь?

Дочь не отозвалась, и, скинув пальто, Анна Федоровна заглянула на кухню, но там никого не обнаружила. «Наверное, сыну сказку читает», — подумала она и направилась в детскую, но нашла лишь мирно спящего в кроватке внука.

— Куда же она подевалась? В магазин, что ли, выскочила? Но ведь всегда меня ждет, — озадаченно пробормотала Волошина, медленно обходя огромную, роскошно обставленную квартиру.

Но тут ее внимание привлекли странные, похожие на всхлипывания, звуки, доносившиеся из-за закрытых дверей кабинета. Там она и нашла свою дочь, сидящую за столом, закрыв лицо руками. К ее приходу Даша уже выплакала все слезы и лишь постанывала в безнадежном отчаянии.

— Ты что тут делаешь и с чего разревелась? — недоуменно остановилась она в дверях. — Снова с Петей разругалась? Ну сколько это будет продолжаться?

— Уже не будет, — не поднимая головы, простонала Даша. — Он ушел от нас, мамочка! Вот так просто — забрал вещи и ушел из дому. Даже не знаю — куда!

— Как это — ушел? Насовсем? — не желая верить, но понимая, что все так и есть, поразилась Анна Федоровна и, подвинув кресло, подсела к дочери. Она ласково гладила ее по безутешно опущенной голове, чувствуя, как в душе поднимается волна возмущения и ненависти к зятю. «Что же это такое? Доколе он будет доставлять Дашеньке страдания? Надо положить этому конец!» — горько думала она, жалея единственную дочь и, не выдержав, тихо, но решительно сказала:

— Ну что ж. Скатертью ему дорожка! И не вздумай его прощать! Хватит, довольно он уже доставил тебе страданий!

Даша не ответила, только всхлипнула, и она горячо продолжала:

— Если ты забыла, то я хорошо помню — наш позор и твои страдания, когда он, не разобравшись, сбежал накануне вашей свадьбы.

Не поднимая головы, Даша сделала протестующий жест, но мать только еще больше распалилась:

— Нечего его оправдывать — забыла, сколько слез тогда пролила? А потом, когда поженились, разве не из-за него потеряла ребенка? Вы даже разошлись, но ты все-таки его простила, родила ему сына, и вот она — его благодарность!

Волошина аж задохнулась от негодования и, переведя дыхание, хотела продолжить обличение зятя, но на этот раз Даша подняла голову и, обратив к матери опухшее от слез лицо, слабым голосом возразила:

— Только не преувеличивай, мама! Знаешь ведь, что тогда произошло: меня перед ним оклеветали, а ребенка я лишилась из-за бандитов.

— Вот-вот, оправдывай его — мало ты настрадалась! — непримиримо бросила Анна Федоровна и с горечью напомнила: — Может, он и не изменил тебе тогда с бандитской шлюхой, похитившей его сестер?

Даша снова уронила голову на руки, а мать еще более усилила нажим:

— Все, конец! Не прощай его, доченька! Найдешь мужа и получше! Я видела на показе мод, как на тебя смотрели — те еще важные господа. Особенно один, такой видный из себя. Я о нем еще в газетах читала, будто один из этих наших миллиардеров-олигархов.

— Ты это о Юхновском, что ли? — приподняла голову Даша.

— Вот-вот, о нем самом. И не он один за тобой побежит, если захочешь!

В постигшем ее горе Даше необходимо было самоутверждение, и она, не поднимая головы, бросила:

— А он и так домогается меня, мама.

— Да что ты говоришь? — радостно изумилась Анна Федоровна.

Чтобы утешить и привести в чувство дочь, она сразу за это ухватилась и стала развивать свою идею:

— Ну и хорошо! Он куда богаче Пети, солидный человек и не будет мотать тебе нервы. С ним будешь намного счастливее!

Даша на это не отреагировала, но печально сообщила:

— Петя уже не богат, мама. Он обанкротился и все потерял!

— Тем более нечего о нем горевать! Получил то, чего заслуживает. И его чванливая родня перестанет перед нами задаваться.

Старые обиды всколыхнули в ее душе недоброжелательство к зятю и его родным, и Анна Федоровна забыла, что своим нынешним благоденствием они с мужем обязаны ему — вернее, акциям золотого прииска, подаренным Петром. Но Даша ничего не забыла и, выпрямившись на стуле, с горечью возразила:

— Опять ты, мама, за свое! Тогда ты тоже, чтобы отбить от Пети, навязывала мне Кирилла. Как ты его превозносила! А он окончил дни в тюрьме!

— Тоже сравнила! Разве я могла знать, что он окажется таким подонком и ничтожеством? А этот Юхновский — известная личность, банкир и владеет крупнейшей нефтяной компанией. О чем еще можно мечтать?

Анна Федоровна произнесла это с таким жаром, что Даша задумалась, и ненадолго воцарилось молчание, но потом она, как бы очнувшись, сказала:

— Если Петя не вернется, я выйду за Юхновского!

Уйдя из дома, Петр поселился в своей бывшей квартире, вблизи Зубовской площади, у деда с бабушкой. Когда он им позвонил и, не объясняя причин, сказал, что хочет пожить некоторое время, взявший трубку профессор коротко ответил:

— Ну конечно, внучек! Мы будем рады. В семейной жизни такое бывает.

Однако вечером, удобно устроив его в комнате для гостей, Вера Петровна требовательно произнесла:

— Давай-ка, пока твой дедушка работает в кабинете, обсудим создавшееся положение! Он заканчивает писать учебник, у него высокое давление, и ему нельзя волноваться.

Вымотавшись за день физически и морально, Петр мечтал поскорее лечь и отдохнуть. С утра ему пришлось оформлять бумаги по передаче своих акций новому владельцу, а потом до вечера вести переговоры с кредиторами, убеждая отложить, в связи с этим, взыскание долгов. «Ну что все лезут ко мне в душу? Чем могут помочь?» — устало подумал он, но вслух лишь недовольно буркнул:

— А может, не надо, ба? Ведь словами делу все равно не поможешь!

— Как же не надо, Петруша? Разве я не вижу, что на тебе лица нет? — ласково ответила бабушка. — Поделись со мной своим горем, облегчи душу! Я же тебя вырастила, может, что и присоветую.

И она села на кушетку, приготовившись выслушать, что произошло. Делать было нечего, и Петр, опустившись в кресло, коротко объяснил:

— Я погорел, ба! «Алтайский самородок» мне уже не принадлежит. И у меня больше ничего нет. Мне не на что даже снять номер в гостинице.

От такой ужасной неожиданности у Веры Петровны вытянулось лицо, но она сразу справилась с собой и неодобрительно бросила:

— Этого еще не доставало! Слава богу, кроме жены у тебя еще есть отец с матерью и мы. Но мне не верится, — она удрученно покачала головой, — что из-за этого Даша тебя выставила из дому. Неужели мы в ней так ошиблись?

— Я сам ушел, ба, так как не могу содержать семью. Не хочу быть обузой! — с горечью ответил Петр. — А без меня они с сыном проживут. У Даши есть своя фирма и, став свободной, она хорошо устроит свою жизнь!

— Да что такое ты говоришь? С ума сошел? — возмутилась бабушка. — Ты, что же, бросил жену и сына?

— Не бросил, а предоставил ей свободу, — потупившись, объяснил внук. — В нее влюблен один из олигархов — со всеми вытекающими обстоятельствами…

Вера Петровна аж подпрыгнула на кушетке…

— И ты готов без борьбы уступить жену и сына этому олигарху? Я не узнаю тебя, Петя! Ты вырос сильным и мужественным. У тебя мужественные дед и отец! Откуда же вдруг взялось это безволие?

Но Петр только еще ниже опустил голову.

— Это не безволие, ба, а трезвая оценка реальности. Я борюсь, но мне вряд ли удастся вновь подняться. А такая женщина… — его голос дрогнул, — такая… как Даша, имеет право на счастье!

— Ну что с тобой поделаешь, если ты у нас такой великодушный дурачок, — взглянув с любовью на внука, растроганно произнесла Вера Петровна и вытерла выступившие из ее по-прежнему ясных серых глаз слезы. — Ладно, ложись отдыхать! Поговорим лучше завтра — на свежую голову. Утро вечера мудреней!

— Так вот, Петя, мои предположения подтвердились! — доложил своему другу и шефу Казаков, зайдя к нему в кабинет перед обеденным перерывом. — Пойдем в твою маленькую гостиную, там перекусим, и я сообщу конфиденциальные сведения о том, кто завладел контрольным пакетом акций и стал фактическим хозяином нашего концерна.

Юсупов молча поднялся, и они из кабинета прошли в небольшую уютную комнату, расположенную рядом с директорским санузлом и лифтом. Когда официант принес заказанную ими еду, Казаков, на всякий случай понизив голос, сообщил:

— Итак, возглавляет пресловутый «Союз промышленников» известный в Одессе некий бизнесмен Резник. Но, на самом деле, он — местный криминальный «авторитет» по кличке Резаный, с богатым уголовным прошлым, на счету которого крупные аферы.

— Этого я и опасался! Даже аппетит пропал, — расстроенно откликнулся Петр. — Но что попишешь, Витя: теперь такие у нас «бизнесмены».

— Ты слушай дальше — не так еще пригорюнишься, — не щадя его, хмуро продолжал Казаков. — Все указанные им расчетные счета — в тех же оффшорных банках, где исчезли денежки концерна. По-моему, комментарии излишни!

Такой вариант они оба учитывали, и все же, когда это подтвердилось, Петр растерялся. Неслыханная наглость мошенников его потрясла и, придя немного в себя, он мрачно спросил:

— Что будем делать, Витя? Юридически все оформлено правильно, и пакет акций теперь принадлежит им. Подадим заявление в прокуратуру?

— Да ты что? Доказательств-то у нас нет. А если заблокируют их счета — концерну хана! Лучше заставить новых хозяев поскорее вложить деньги в производство.

— Но это же — украденные у нас деньги!

— Ну и что? Ведь они будут потрачены на дело, — резонно заметил Казаков.

Это успокоило Петра, он задумался, и Виктор находчиво предложил:

— Чтобы поскорее вернуть побольше наших денег, надо срочно провести собрание акционеров и ввести в состав Совета их представителя, чтобы задействовать капитал.

Он сделал паузу и с коварной усмешкой добавил:

— А параллельно — не через милицию, а частным образом — собрать нужные доказательства и тогда уже привлечь их к уголовной ответственности!

Петр был с ним согласен и, бросив проницательный взгляд, спросил:

— Ты, конечно, имеешь в виду агентство отца?

— Само собой: у нас с ним договор. Разве ты знаешь кого-нибудь лучше?

Казаков укоризненно посмотрел на своего шефа и друга:

— Ну и что, если отец снова вытащит тебя из г…? В таких делах нужно заткнуть за пояс свое самолюбие. И потом, не ты обратишься к нему, а я.

— Ладно, Витя, действуй! — соглашаясь, кивнул Петр. — Тогда займись этим в первую очередь, а акционерное собрание я подготовлю и проведу сам.

Двумя часами позже, когда он уже занимался созывом внеочередного собрания акционеров «Алтайского самородка», Петру доложили из бюро пропусков, что его хочет видеть Волошин. «Ну вот, предстоит еще один тяжелый и бесполезный разговор», — подосадовал он, но распорядился пропустить и предупредил секретаршу, что во время разговора с ним никого не примет.

Лицо у тестя, когда тот вошел, было темнее тучи, и, хотя было ясно, что ничего хорошего не услышит, Петр вышел из-за стола и вежливо указал ему на кресло:

— Присаживайтесь, Василий Савельевич, вот сюда, за журнальный столик, и рассказывайте, какое у вас ко мне дело, — добавил он больше для проформы, ибо понимал, зачем без предупреждения явился тесть.

— Давай, Петя, без ненужной дипломатии. Ты что же вытворяешь? — с ходу набросился на него Волошин. — Снова решил помучить Дашеньку? Неужели не жалко жену и сына? У тебя совесть-то есть?

— Погодите, Василий Савельевич! У меня нет времени на личное, — мягко, но решительно, прервал его Петр. — Вам не сказали, что дела мои очень плохи? Я потерял все состояние и, скорее всего, меня снимут с должности.

— Поэтому решил потерять и семью? — возмущению ученого эколога не было предела. — Чем ты думаешь, умник? Дашенька этого терпеть не будет! Ты и в прошлом ей нервы мотал, а теперь решил снова? И почему она тебя еще любит!

Петр терпеливо выслушал поток его гневных упреков, но все же, угрюмо глядя перед собой, возразил:

— Напрасно вы меня в этом обвиняете. Я никогда Даше не мотал нервов, а если и обижал, то неумышленно. И сейчас решил дать свободу — потому, что я — неудачник и принесу им с сыном одни несчастья!

Бывший морской офицер, Василий Савельевич был прямодушен и от возмущения вскочил со стула.

— Вот уж не знал, что ты — лицемер! Неужто думаешь, что им с сыном будет лучше, если бросишь? О какой нужде речь, когда у Дашеньки — фирма, а ты — здоров, как бык! Если надо — возьми все мои акции!

Он бросил презрительный взгляд на зятя:

— Скажи уж честно, что надоела моя дочь и нашел другую. Ты уже ей изменял, думаешь, я не помню? Может, со своей длинноногой секретаршей спутался? А что? Раз так себя ведешь — всему можно поверить!

Но с Петра этого уже было достаточно, и он решил прекратить затеянный тестем скандал.

— Ладно, можете считать и так. Но домой пока не вернусь!

Василий Савельевич побагровел от гнева, но ничего не ответил и резко, по-военному, повернувшись на каблуках, почти выбежал из кабинета.

Совещание в кабинете у Михаила длилось уже больше часа, а так ни к чему и не пришли. Когда Сальников сообщил, что новый владелец контрольного пакета акций Резник и сожитель Оксаны, матери Дмитрия — одно и то же лицо, Петр был поражен как громом и не желал в это поверить.

— Не может быть! Здесь какое-то роковое недоразумение, — несогласно махнул он рукой. — Это надо перепроверить — не один же Резник в Одессе!

— Нет, это — горькая правда, сын, и пора тебе признать, что напрасно нас не послушал, — укорил его Михаил. — Тогда, может, нам не пришлось бы сейчас расхлебывать кашу, которую заварили преступники.

— А я, все же, пока не получу убедительных доказательств, не поверю в предательство Митьки, — упрямо стоял на своем Петр. — Даже, если Резник — любовник его матери, еще не факт, что он участвовал в заговоре мошенников и мог им помочь неосознанно, не ведая, что наносит мне вред.

— Ладно, Петя, оставайся пока при своем мнении, — желая прекратить спор, вмешался Сальников. — Но держись с ним поосторожней — скоро фактов будет предостаточно.

— Давайте подытожим высказанные мнения и утвердим план действий! — предложил Михаил. — Итак, первым делом мы должны документально установить, где Резник взял деньги, уплаченные им за контрольный пакет акций «Алтайского самородка».

— Думаю, все согласны, но сможете ли вы справиться с такой трудной задачей в короткие сроки? — усомнился Казаков. — Как собираетесь действовать?

— Так же, как в мировой практике борются с отмыванием «грязных» денег. Делается это не скоро, но вполне успешно, — ответил за Михаила Сальников и вопросительно взглянул на Петра: — Если я правильно понял, после собрания новые хозяева все равно вступят в свои права. Так стоит ли пороть горячку?

— Да, я собираюсь сложить с себя полномочия, и они захотят поставить во главе руководства своего человека, — подтвердил Петр, но озабоченно добавил: — Однако слишком затягивать нельзя, так как негодяи могут натворить бед!

— Теперь о затратах на расследование, — Михаил нахмурился. — С учетом выездов в оффшоры они будут немалые, а финансирование, как я понимаю, в данный момент затруднено.

Все с волнением ждали, что скажет Петр, но он их успокоил:

— Транжирить, конечно, не следует, но средства на это расследование у меня есть. Кое-что у меня осталось от продажи акций, и сейчас я срочно реализую свою ликвидную собственность.

— Но ты, сын, действительно рискуешь остаться ни с чем, — с беспокойством взглянул на него Михаил.

— Ну и что? Для меня, папа, это — вопрос жизни и смерти, — серьезно ответил Петр. — Вы уж со своими сыщиками постарайтесь!

С совещания в агентстве отца Петр уехал под впечатлением того, что было сказано о причастности к афере Резника его друга детства. И хотя разумом понимал, что все говорит о его предательстве, но душой воспринять этого не мог. Тем более, последние дни Дмитрий был особенно к нему внимателен и заботлив. Целый день он держал эти сомнения в себе, но когда поздно вечером тот вез его на Зубовскую, не выдержал и откровенно задал вопрос:

— Выкладывай, Митька, как на духу: какое отношение имеешь к похищению денег концерна? Если помог по недомыслию, прощу!

От неожиданности у Голенко даже голова ушла в плечи, и с ним чуть не случилась медвежья болезнь. «Вот те раз! Откуда он узнал и что именно? — испуганно подумал он, лихорадочно соображая, как оправдаться. — Меня кто-то, видно, заподозрил, — пришла на ум успокоительная мысль. — Ничего толком Петюня не знает — иначе по-другому бы разговаривал!» И он с деланной обидой ответил:

— И ты подозреваешь меня — своего друга? Не ждал я от тебя такого! Знал бы, не приехал! Думаешь, если за драку в тюрьму угодил — то уж совсем пропащий?

— Ну, если б я так считал, то не взял бы сюда, — парировал его упрек Петр. — Ты все же ответь прямо на мой вопрос!

— Да знаю, откуда эти подозрения, — изображая возмущение, придумал объяснение Дмитрий. — Я тут было приударил за одной телкой. За той, которую сбила машина. А потом пошли слухи: будто она помогла умыкнуть наши бабки, и это бандиты ее того — ну, в общем, чтоб концы в воду. Вот меня и приплели!

— Это ты об Ивановой? — поморщился Петр, и поставил вопрос в лоб: — Хорошо знаешь Резника?

От испуга голова у Голенко снова ушла в плечи, и на этот раз ему уж точно понадобилось менять трусы. «Ну все — хана, раз добрались до «авторитета»! — мелькнула в его голове паническая мысль, однако он все же сообразил: — Но тогда Петька совсем бы не стал разговаривать — я-то его знаю». И Дмитрий, запинаясь, но с искренней злобой ответил:

— Ты о том… еврее, что… с моей мамкой… живет? Я вообще их терпеть не могу, а этого задавил бы собственными руками!

Прозвучавшая в его голосе ненависть была натуральной и сбила Петра с толку. «Что-то непохоже, чтобы они действовали заодно, — мысленно решил он. — Видно, я все же прав, и это роковое совпадение — что они хорошо знакомы». Вслух же предположил:

— А не мог он все же от тебя получить информацию о нашем комбинате? Может, ты ему ненароком о чем-нибудь важном проболтался?

— Да что ты, Петя! Да разве бы я… — Голенко с фальшивым возмущением хотел было отпереться, но в его хитрую голову пришла спасительная идея, и он, сделав вид, будто вспомнил, замялся: — Хотя… один раз… когда был у матери… этот гад подробно расспрашивал меня: как работаю, как живу…

— Ну, что ты мог ему сказать? — насторожился Петр.

— Да, вроде, ничего особенного… хотя… Да, точно сказал, что склеил телку, которая в бухгалтерии на компьютере работает! Так, значит, это он ее сблатовал? — фальшиво удивился Дмитрий и злобно добавил: — Петя! Этот гад точно мог ее замочить!

Но друг детства уже уверовал в его невиновность и лишь бросил:

— Ладно, Митяй, замнем для ясности!

«Как же тебя, дурака, легко обвести вокруг пальца», — с самодовольной издевкой подумал Голенко, забыв о своей недавней панике и лишь испытывая дискомфорт из-за запачканных трусов.

Подготовка внеочередного собрания акционеров «Алтайского самородка» близилась к завершению, а таинственный новый владелец контрольного пакета акций в офисе так и не появился, и его интересы представлял осанистый юрист средних лет, одетый с иголочки и в золотых очках, что свидетельствовало о его высоких гонорарах. На последнем перед собранием Совете директоров в кабинете Петра он от имени главного акционера заявил:

— Господин Резник, не являясь специалистом в вашей области, собирается управлять концерном через доверенное лицо, которое собрание должно избрать новым генеральным директором. Надеюсь, вы согласны с этим?

Молчание директоров было знаком согласия, и юрист продолжал:

— У моего клиента нет определенной кандидатуры на этот ключевой пост. Поэтому он с благодарностью рассмотрит ваши предложения.

Он снова сделал паузу и неожиданно заявил:

— Несмотря на плачевное положение концерна, создавшееся — как он знает — по независевшим от вас причинам, господин Резник согласен оставить на своих постах прежнее руководство, — он многозначительно посмотрел на Юсупова. — Разумеется, если это поддержат акционеры.

«Еще бы! Ему ли не знать — как создалось плачевное положение! — мысленно возмутился Петр. — Этот хитрый негодяй сначала разорил нас, а теперь хочет нашими руками поправить дела». Но, сделав над собой усилие, промолчал. Зато заявление юриста сразу поддержало большинство членов Совета.

— Очень жаль, что господин Резник не присутствует здесь лично, но считаю его позицию по данному вопросу мудрой, — сразу подхватил эту идею старый банкир. — До стихийного бедствия, а иначе ограбление концерна не назовешь, нашим дивидендам можно было позавидовать, и мы заслуженно — говорю это без ложной скромности — пожинали лавры.

Он перевел дыхание и, бросив на Петра дружеский взгляд, предложил:

— Поэтому целесообразно оставить на своем посту господина Юсупова и отстоять его кандидатуру на собрании акционеров!

Так же выступили и другие, а директор завода еще отметил его порядочность и преданность концерну…

— Мало кто способен на такое: пожертвовать кровным для любимого дела, — в заключение подчеркнул он. — А Петр Михайлович, когда случилась беда, отдал последнее, чтобы выплатили зарплату рабочим. Это дорогого стоит!

И лишь тучный директор заграничного филиала выступил против:

— А я считаю: нам требуется более мудрое руководство! Да, я согласен, — это было стихийное бедствие. Но оно всех нас разорило! Руководить — значит предвидеть, а господин Юсупов, видно, слишком молод, чтобы все предусмотреть. Он ответственен за случившиеся, и акционеры нас не поймут.

Члены Совета возмущенно зашумели, и за всех отповедь ему дал Казаков.

— Акционеры нас-то поймут, а вас — нет, и не надейтесь, что пройдет ваша кандидатура, — с презрением бросил он толстяку. — И между прочим, вы тоже еще молоды, — и уже обратившись к юристу, добавил: — Передайте вашим клиентам, если они не знают, что наш гендиректор создал все с нуля. Это он открыл на Алтае месторождение, реконструировал завод…

Разволновавшись, Казаков привычно снял очки, собираясь протереть, но вместо этого горячо заключил:

— Да что там говорить! Все знают: без Петра… Михайловича больше таких дивидендов уж не будет!

Он все же протер очки, а осанистый юрист вежливо обратился к хранившему молчание генеральному директору:

— Ну, а вы что скажете, господин Юсупов?

Но оказалось, что Петр все уже обдумал:

— А я согласен с нашим директором филиала. Это по моей вине ограблен концерн, и понесли ущерб акционеры. Надо было лучше защитить депозиты от взлома — наверное, есть для этого способы. Поэтому я добровольно слагаю с себя обязанности генерального, и до собрания эту должность будет исполнять мой первый зам — господин Казаков.

Все присутствующие — даже молодой толстяк — недовольно зашумели, но Петр, подняв руку, решительно их остановил:

— Протестовать не стоит. Мое решение окончательное!