Последние из атлантов

Глава 1. ГОВОРЯТ МОНАХИ БЕТАНКУРА

Твердая земля надежнее под ногами, чем зыбкий палубный настил. Как ни крепка каравелла, быв­шая домом в течение стольких недель, а каменный дом на берегу океана лучше, и долгие часы уединения, и спокойная, небуйная природа, так похожая на свою, нор­мандскую... И еще — поездки на соседние острова, чтобы описывать местные достопримечательности на предмет основания здесь поселений и торговых домов...

Двое францисканских монахов, сопровождавших Жа­на де Бетанкура в экспедиции на Канарские острова, стали первыми свидетелями жизни населения архипела­га. Их записки, первоначально датированные 1406 годом и дошедшие до нас благодаря французскому изданию 1629 года и английскому 1872 года, сохранили первые более-менее подробные рассказы о гуанчах. До монахов никто столь подробно не собирал сведений о канарцах.

Методично, остров за островом, обследовали хро­нисты архипелаг. Записывали из-за чрезмерной ретивос­ти все детали, многих из которых никакой важности не представляли — так, на всякий случай. Они были уве­рены, что первыми из европейцев ступили на эти остро­ва. Монахи, конечно же, не знали о том, что во Флорен­ции, в библиотеке Мальябекки уже в те годы более по­лувека хранился манускрипт, к которому мы не раз обра­щались на страницах нашей книги. Его название гово­рит о причастности Боккаччо к событиям на Канарских островах. Так или иначе, в ту эпоху каждая нация в своих заморских планах могла полагаться только на собствен­ные силы, и сведения, собранные и обработанные Бокач­чо, даже если бы они и были известны Бетанкуру и отправившей его кастильской короне, явно бы их не удовлетворили: уж слишком они были «непрактичными», те самые первые сведения. Можно сказать, их написал поэт. Вслушайтесь: «Язык у них (канарцев.—Н.Н.) очень тихий, произношение похоже на итальянское. Земля засеяна различными культурами. Путешественники мо­гут увидеть фруктовые деревья, сады, зерновые, овощи.

Дома с дверьми прочные, построенные из крупных камней, остов деревянный, солидный. Мы ходили в храм, где стоял идол из камня — обнаженный мужчина, прик­рывающий пальмовыми листьями стыд. Мы забрали эту статую в Лиссабон».

А дальше — внимание! — в рукописи следует такое место: «Мы забрали силой четверых жителей с Гран-Канарии. Они были молодые, безбородые, с прекрасными фигурами, тоже прикрытые листиками со шнурком, ко­торый они обматывали вокруг поясницы, на нем болтались пальмовые плоды. У них были длинные, почти до пояса, волосы, ходили они босые. Ростом не превышали нас, но костью шире. Лица мужественные, нрав тихий, но гордый. Пели приятными и тихими голосами на манер французов.

Счет у них такой же, как у нас, по десятичной системе:

1 — наит 4 — акодетти 7 — сесети 10 — марава

2 — сметти 5 — симусетти 8 — таматти 11 — наит-марава

3 — амелотти 6 — сатти 9 — альдаморана 12 — сматта-марава

и т. д.

Когда их привели на судно, они отказались от вина, а ели только финики и хлеб и ничего, кроме воды, не пили. Ели также горстями ячмень и пшеницу, сыр и мясо, которые принесли с собой. Им показывали из­делия из золота и серебра, но они и бровью не пове­ли...»

Первые канарцы, побывавшие в Европе в середине XIV века, наверняка не вернулись на родину. Их демонст­рировали как диковинку при дворах правителей. Трудно представить, что задолго до того, как в будуарах Лувра и Эскориала появились первые черные слуги из Африки, здесь водили светловолосых и голубоглазых канарцев, удивленно и печально взиравших на чуждый им, такой неприветливый мир.

Сведения об этом, переданные Бокаччо и впервые опуб­ликованные Себастьяно Чиампи полтора века назад, не несут в себе данных, полезных для захватчиков. Иное дело — записки Пьера Бонтье и Жана Леверрье. Они буквально пронизаны мыслью о том, как можно исполь­зовать новые земли на благо первооткрывателей. Вчи­таемся в их строки.

«Остров Фер. Сейчас там мало народу. Страна высо­когорная и плодородная. Усаженная купами сосен. Земли пригодны для любой работы. Множестно разных пернатых, есть козы и овцы, а также ящерицы ростом с кошку. Женщины и мужчины красивы. У мужчин длин­ные копья без наконечников, так как у них нет никаких металлов. В высоких местах есть деревья с отврати­тельным запахом, вода же самая что ни на есть пригодная для питья. Мяса едят очень много.

Остров Пальма. Этот остров размерами превосходит изображенный на карте. Он высок, засажен рощами де­ревьев, дающих драконову кровь и молоко для медицинс­ких целей, фрукты. Поля здесь пригодны. Страна эта достаточно населена. Они очень трудолюбивы и искус­ны — только так можно жить на острове, далеко от зем­ли. Люди здесь живут долго, болеют редко.

Остров Гомера. Лесов и полей здесь куда больше, чем на предыдущих островах, здесь живет народ, говорящий на странном языке,— говорят одними губами, как будто без слов, а все потому, что, как рассказывают, один знат­ный человек послал их ни за что в ссылку, велел от­резать при этом языки. Говорят, что это были римляне. Много тут и других странных вещей, о которых долго рас­сказывать.

Тенерифе, или Адский остров. Есть здесь большая го­ра, видна она с большей части острова, а зарос он прек­расными лесами, и пронизывают его горные потоки, мно­го деревьев, и драконово дерево имеется. Людей тут мно­го, и они сильны.

Остров Гран-Канария. Тут большие и красивые горы на южном берегу, север более равнинный, пригодный для возделывания. Засажен он соснами, пихтами и дра­коновым деревом, а также оливами и финиковыми паль­мами. Народ крупный, развитый во всех отношениях. Они прекрасные рыбаки, ходят почти нагие, носят только маленький передник, да и то не все. Они хорошо сложены, питаются мясом коз и овец. Есть собаки, похожие на маленьких волков. Бетанкур очень интересовался их спо­собами управления. Есть города: Тальде, Аргонез.

Остров Фуэртевентура, или Эрбания. Там есть боль­шая каменная стена, пересекающая остров от одного бе­рега к другому, а земля гористая и равнинная, имеются тихие речки, большие леса, которые называют «тархаис». Есть там деревья для добычи молока и дерево орсель. Жители крупной комплекции, у них большие поселения. Едят только соль и мясо. Дома у них плохо провет­риваются и плохо пахнут из-за подвешенного там мяса. У них есть свои храмы и святыни.

Остров Ланселот. К нему примыкают два необитае­мых Волчьих острова (Лобос). Он почти круглый, есть прекрасные места для пристаней галер. Сами жители называют остров Тиферойгарра. Их там было много, но сейчас, после захвата, осталось около 300, ибо они сопротивлялись. Пекут из ячменя прекрасный хлеб. Муж­чины ходят голыми, не стесняясь наготы, женщины кра­сивы и порядочны, одеты в длинные юбки из кожи до зем­ли. У большинства из них по три мужа, с каждым из них жена живет по очереди... Остров легко может быть освоен купцами».

Мы воздержимся пока от подробных комментариев записок монахов и продолжим наше путешествие по страницам древних хроник, чтобы потом, собрав воедино все, что можно было собрать, отважиться на некоторые обобщения и выводы.

Глава 2. В ТЕНИ ГЕНРИХА

На этих островах Генрих-Мореплаватель меч­тал спокойно окончить свои дни. Канары всегда манили принца удобными гаванями, могли быть прекрасной ба­зой для дальнейшего исследования Африки. В начале 1424 года, вскоре после захвата Мадейры, он привел в порядок флотилию и попытался было захватить Канары силой. Однако яростные протесты Кастилии, сильная оборона острова и приказ отца, короля Педру, заставили принца отказаться от попытки захвата.

Но власть Кастилии над архипелагом была условной, и Генриха раздражало плохое управление Канарами. Ведь только два из них были колонизованы и то самые близкие к африканскому побережью — Лансароте и Фу-эртевентура. Другие же, по-прежнему не завоеванные, на­ходились до сих пор под властью местных царьков. Ген­рих понимал, что может взять их под свой контроль на манер Мадейры и Азорских островов.

Эта мысль пришла ему в голову в 1445 году, после одной удачной морской экспедиции. Несколько кораб­лей его армады продолжали плавание по Гвинейскому заливу, а три развернулись и пошли на Канары, где моря­ки захватили несколько местных жителей на Пальме и Гомера. Однако португальский двор предостерег Генриха от дальнейших захватов, в противном случае это привело бы к войне между Испанией и Португалией.

Принадлежность Канарских островов так и не была определена окончательно еще 70 лет. Уже после смерти Генриха две морские державы подписали соглашение, гласящее, что все захваченые территории от мыса Нун до Индий с островами и морями будут принадлежать Пор­тугалии, но Канары и Гранада останутся испанскими...

За то короткое время, пока португальцы часто посе­щали Канары, там перебывало много хронистов из Лис­сабона, Сагреша и Сеуты. Наиболее значительное произ­ведение, дошедшее до нас,— «Гвинейская хроника» Гомиша Эаниша Зурары, человека, близкого кругам Генри­ха и многое знавшего об архипелаге и его жителях. «Но странно, что Зурара дает нам так мало данных,— пишет австрийский ученый Д. Вёльфель.— В конце хроники он говорит, что располагает большими сведениями. Зура­ра хотел использовать их в «Генеральной истории пор­тугальской империи», которую так и не успел напи­сать».

Хроника впервые была издана в 1891 году под назва­нием «Хроника открытий и завоеваний Гвинеи», ко­торое дал ей издатель, португальский историк виконт ди Сантарен.

Мы приступаем к «Гвинейской хронике», но перед этим упомянем еще один источник, менее известный,— работу португальского хрониста Диогу Гомеша, который не раз бывал на Канарах между 1444 и 1463 годами. Он первым сообщил о культе гадалок и жертвопри­ношениях на островах. Его сведения подтвердили более поздние авторы.

Записки Д. Гомеша сохранил средневековый немец­кий историк, известный, к сожалению, только под порту­гальским именем Валентим Фернандиш Алеман (Не­мец). Они хранятся в государственной библиотеке Мюн­хена под шифром «Cod hisp 27».

Итак, Зурара, середина XV века:

«Население трех этих островов (Лансароте, Ферро и Фуэртевентура) во время написания этой книги было таковым. На Лансароте жили 60 человек, на Ферро — 80, а на Фуэртевентуре — дюжина. И именно эти три ост­рова завоевал французский гранд».

Заметим, что эти цифры, вероятно, передают коли­чество людей, способных носить оружие, но никак не население. Однако тем не менее видно, что число жителей было невелико.

«Все жители христиане, они отмечают христианские праздники, у них есть церкви и священники...

...Есть и другой остров — Гомера, который мсье Бетанкур пытался захватить с помощью нескольких кастильцев, но жители не подчинились несмотря на то, что среди них было несколько христиан и число островитян равнялось 700.

На другом острове — Пальме — жило 500 человек. На шестом — Тенерифе, или Аде (назван так потому, что на его вершине есть впадина, откуда долгое время идет огонь),— 6 тысяч человек — воинов».

По ходу дела отметим, что Фернандиш говорит о 6 тысячах воинов в книге «История Гвинеи», а в работе «Острова Моря-Океана» он поднимает цифру до 7—8 тысяч. Кадамосто тоже приводит эти данные.

«Со времени наступления мира три Последних острова ни разу не были завоеваны, но там было поймано много людей, по которым мы узнаем почти все их обычаи, и так как последние показались мне совершенно отличными от обычаев других народов, я скажу немного о них.

Есть подозрение, что Зурара позаимствовал некото­рые сведения у монахов Бетанкура, поэтому мы расска­жем только о том, чего нет у остальных хронистов. Во­обще, многие известия о канарцах, увидевшие однажды свет, принимались вдруг кочевать из одной хроники в другую. Их авторы без зазрения совести, а главное, без ссылок на подлинные источники приписывали себе все открытия и наблюдения за нравами жителей и природой островов.

«Из всех островов самый большой Гран-Канария. Его жители не лишены ума, но им не хватает терпимости. Они знают, что есть один бог, от которого хорошие получают лучшее, а отступники — по заслугам. У них есть два вождя, именуемые королями, и один, которого называют герцогом (или князем. — Н. Н.). Но все управление острова осуществляет совет знати числом не менее 190, но не более 200. Когда 5 или 6 из них уми­рают, остальные собираются и избирают новых — но только не детей знати! Знать чтет свою веру, но просто­людины утверждают, что они со знатью одной веры, хотя не знают о ней ничего.

Все юные девы лишаются невинности представителем знати, и уже потом отец девушки может выдать ее замуж».

Право первой ночи принадлежало на Гран-Канарии исключительно князю — гуарнатеме или самым знатным из совета знати. Кадамосто упоминает о том же обычае на Тенерифе.

«Перед брачной ночью невесту натирают молоком и кормят так, что кожа у нее становится блестящей, как кожура финикового плода, ибо канарцы не любят ни худых, ни тучных, а толстый живот нужен им только для того, чтобы родился крупный ребенок. И когда она уже достаточно полная, ее показывают князю и тот гово­рит, что она достаточно толстая».

Несколько небольших идолов с толстыми животами и ряд женских статуэток из терракоты, найденных на Гран-Канарии, подтверждают эти факты. Здесь речь идет о ши­роко распространенном у примитивных народов обычае «откармливание невесты». Он и сейчас имеет место среди некоторых племен берберов и туарегов Сахары.

«Потом ее заставляют несколько раз принимать морс­кие ванны, чтобы сбросить лишний вес, и отец уводит ее к себе».

Сведения, которые приводит Зурара дальше, вносят некоторое противоречие в устоявшиеся было среди исто­риков представления о быте канарцев.

«Они сражались камнями, и нет у них другого ору­жия, кроме коротких палок для ближнего боя. Они сме­лы и грозны в бою, так как камней в их стране много, они покрывают всю землю. У них нет ни золота, ни сереб­ра, ни монет, ни драгоценностей, ни других произве­дений искусства, за исключением нескольких предметов, изготовленных из камня и обработанных ножом. И они смотрят на возжелавшего все это как на сумасшедшего, и нет там такого, кто не разделил бы мнения большинст­ва.

Материя, какого бы сорта ни была, не нравится им ни в какую, и они сдергивают ее с тех, кто ее носит. Они признают железо, выделывают его камнями и делают из него крючки для ловли рыбы».

Остановимся здесь. До недавнего времени большинст­во ученых, писавших о канарцах и пытавшихся разга­дать их тайны, утверждали, что гуанчи и остальные жи­тели Канарских островов не знали железа и не зани­мались рыбной ловлей. Странное утверждение! Однако не только у Зурары, но и у других хронистов есть упоминания о железных предметах на Канарских островах и о рыболовстве. Может быть, речь идет о периоде после захвата испанцами островов? Сомнительно. Сведения Зурары относятся к раннему периоду истории!

«Они знают зерновые, и в частности ячмень, но не дошли до мысли печь хлеб, делают муку и едят ее с мясом и маслом. Употребляют в пищу финики, зеленые кокосы 5 и сок драконового дерева.

Люди этого острова считают большим злом убивать животных и сдирать с них шкуры. И когда к ним попало несколько христиан, те потешались, обучив островитян обдиранию шкур. Но с теми островитянами не желал потом знаться никто на острове, и женщины не шли к ним, и мужчины не ели вместе с ними. Женщины отказывались кормить грудью их детей, и многие дети выросли, пася овец».

Теперь о жителях острова Гомера. «Люди там дерутся маленькими палками, концы которых заострены и обожжены. Они совершенно ничем не прикрыты, и это их нисколько не смущает. Одежду они называют мешками, в которые прячут людей. Пи­таются молоком, мясом, корнями тростника» (речь идет не о тростнике, а об одной из разновидностей папоротни­ка. И поныне в голодные годы женщины острова копают в предгорьях длинные траншеи в поисках съедобных кор­ней).

«Едят они и вещи грязные и противные — крыс, блох, и вшей. У них нет домов, а живут они в пещерах. Женщины у них общие, и когда жители ходят в гости друг к другу, то часто в знак расположения предлагают своих жен. Власть у них наследуют не сыновья, а племянники, дети сестер. Большую часть времени они проводят в песнях и танцах и пускаются на все уловки, лишь бы не работать. Они отдаются целиком разврату, ибо не получили ни ма­лейшего воспитания...»

Об Адском острове, или Тенерифе. «Лучшую жизнь я нашел на Адском острове, так как там в изобилии имеются зерно и овощи, едят они овец, баранов и свиней и одеты в их шкуры. Но домов у них нет, и только гроты и пещеры служат им убежищем. Они бьются копьями из древесины сосны, сделанными в виде огромных дротиков, очень острых, высушенных, с обож­женным концом.

Они образуют 8—9 групп, и у каждой свой король, которого они должны всегда иметь подле себя, даже если он мертв, до тех пор, пока живой не унаследует власть. А мертвого они во исполнение жестокого обычая несут на вершину вулкана и бросают вниз». И, наконец, о Пальме.

«У них нет ни зерна, ни овощей, зато в изобилии имеются бараны и молоко, а также травы — этим они и питаются. Дикий народ, они не признают бога и его за­конов. Они воюют копьями, как на Тенерифе, с той толь­ко разницей, что на Тенерифе копья обожжены, а у жи­телей Пальмы с наконечниками в виде рога. Рыбы у них нет, и ее не едят. Всего их около 500 человек, и удиви­тельно, что, будучи столь малочисленными, они не были покорены ни разу...»

Дополнить сведения Зурары может его современник, венецианский путешественник Альвиде да Мосто, или Кадамосто, который ездил по западноафриканскому побе­режью с 1455 по 1475 год и вместе с португальцами участвовал в открытии островов Зеленого мыса. Он не да­ет подробных сведений о языке жителей, но зато подроб­но рассказывает о колонизации островов. Его сообщение о Канарах впервые было напечатано в известном сборни­ке Джованни Рамузио в Венеции в 1507 году, а год спус­тя появились немецкий и французский переводы. В 1937 году английское «Хаклюйт-сосайети» выпустило книгу «Путешествие Кадамосто», где собрано большинство его записей. Вот те из них, которые представляют опреде­ленный интерес.

«Четыре из семи островов населены христианами, остальные — идолопоклонниками. Их основная пища — ячмень, хлеб, мясо и козье молоко. Большое количество травы орсель для окраски хлеба вывозится в Кадис по реке Севилье, которая судоходна в обе стороны.

Народ четырех христианских островов говорит на раз­ных языках и с трудом понимает друг друга. Живут в поселках. Три острова язычников более плотно населены, на Тенерифе — 15 тысяч человек. Острова гористы и не приспособлены для сельского хозяйства.

Из одежды у них только повязки из козьих шкур. Они натирают тело смесью козьего сала с соком трав, это сушит и спасает от холода.

Эти канарцы прекрасно сложены, они прыгают со ска­лы на скалу, как козы, мечут камни. Это самая ловкая раса в мире. И мужчины и женщины мажутся травяными настоями зеленого, красного, желтого цвета, считая каж­дый цвет по-особому священным.

У них нет веры в нашем понимании, а есть поклонение Солнцу — Алио и другим планетам, а также идолам. Каждый из них может иметь любое количество жен, а если меня спросят, как я это узнал, то могу назвать тех матросов, которые попали на острова и все видели!»

Глава 3. «О НАРОДАХ, НАСЕЛЯЮЩИХ ОСТРОВ»

Доминиканский монах Алонсо де Эспиноса рприбыл на острова в 1580 году, привлеченный легендами о священных девах, невестах богов, которые были популярны среди жителей острова Тенерифе до начала колонизации. Его сведения об островитянах сохранились лучше других.

Но прежде чем углубляться в строки Эспиносы, отдадим дань уважения еще одному историку, чье имя не увековечено в анналах «всемирного картоведения» и обна­ружилось сравнительно недавно. Среди многих исчезнувших рукописей о Канарах — манускрипт Алонсо де Паленсиа, который неоднократно бывал на островах с католическими миссиями. Все документы эпохи завоевания прошли через его руки! В конце одной из уцелевших работ Паленсиа указывал, что написал труд «Об обычаях и религиях канарцев, живущих на Счастливых островах». Даже если содержание хоть частью соответствовало наз­ванию, это был бы один из лучших источников сведений о нравах и языках жителей островов. Австрийский канаровед Д. Вельфель, чья титаническая работа еще не раз найдет слова признания на наших страницах, долго искал следы рукописи в архивах разных стран, но тщетно. Ос­тается только надеяться, что она все-таки найдется в библиотеке одной из католических миссий.

Но вернемся к Эспиносе. В своих записках он сохра­нил девять фраз из языка гуанчей — единственный об­разчик древнего и неизвестного языка, попавший в рас­поряжение лингвистов. Мы еще вернемся к ним.

«Гуанч» — сокращенное от «гуанчетинерф». «Гуан» означает «сын», или «житель определенного места». «Тинерф» — это гора. Относительно их происхождения есть много взглядов. Говорят, что они потомки римлян, однако это безосновательно. Другие говорят, что они про­изошли от некоторых африканских племен, поднявшихся против римлян и убивших их правителя или судью. В на­казание у них вместо смертной казни вырвали языки, так чтобы они не могли ничего рассказать о восстании. Потом их посадили в лодки без весел и пустили на волю волн. Так изгнанники заселили острова».

Эспиноса первым их хронистов Канарских островов подробно разбирает самые первые теории происхождения жителей. Примечательно, что эти версии дожили почти без изменений до наших дней, что свидетельствует о жи­вучести легенд,

«Третьи говорят, что когда Сертория преследовали римляне, он, отказавшись от высокого поста, бежал с группой людей, которая состояла из африканцев и других национальностей. Узнав об островах от каких-то моря­ков в Кадисе, последователи Сертория после его смерти, чтобы не попасть в руки римлян, отправились на поиски этих островов и населили их. Есть еще один автор, ко­торых сообщает, что в древние времена острова были близки к Африке, как Сицилия к Италии, но постепен­но из-за климатических условий отодвинулись. Народ, пришедший на острова, не знал искусства навигации и остался там без средств передвижения по морю».

«Мое же собственное мнение такое,— заключает Эс­пиноса свои поиски родины гуанчей,— гуанчи ведут свой род от африканцев из-за близости материка и тесного сходства в обычаях и счете».

Надо отдать должное этому испанскому автору сере­дины XVI века — в упрощенной форме он выразил основ­ные гипотезы, которые позже, через несколько столетий, будут развивать антропологи, лингвисты и этнографы. «Когда у гуанчей рождался ребенок, они звали жен­щину и та лила воду ему на голову, эта же женщина подтверждала родство матери, отца и ребенка. Гуанчи сами не знают, откуда идет эта церемония. Это обряд кре­щения, как у других народов. Ее могли принести на остро­ва Бландан и Маклонио...»

Внимание! Здесь Эспиноса упоминает имена, которые уже встречались нам в начале повествования — речь, несомненно, идет о Святом Брендане и его спутниках. Любопытное пересечение древних ирландских саг с реа­льным бытом жителей архипелага!

«Упражнениями для юношей были метание, бег и прыжки, а также военные приготовления. Воины (почти все мужское население) было дисциплинированны. Закон о ненасилии гласил, что воин, случайно встретивший жен­щину на дороге или в ином месте, не имел права загово­рить с ней, пока та не начинала первая, а если нарушал этот обычай, то должен был умереть. Такой была дис­циплина у гуанчей».

Еще раз оговоримся: столь подробные выписки из произведений средневековых историков и хронистов важ­ны для нас, ибо это уникальные и немногочисленные свидетельства о канарцах. Источники, которые мы приво­дим, можно буквально сосчитать по пальцам, и тем важ­нее они для сегодняшних исследователей. Алонсо де Эс­пиноса выгодно отличался от многих других авторов тем, что прилежно записывал те, на первый взгляд незна­чительные детали, которые многим показались маловаж­ными. Но именно эти подробности и сослужили добрую службу исследователям.

Но продолжим чтение труда Эспиносы. В заметках «О возделывании земли» находим: «Ячмень был главной их сельскохозяйственной культурой. Всей землей распоряжался правитель и раздавал ее согласно чинам. На своей земле человек строил жилище, если не было естест­венной пещеры. Кровлю складывал из плоских камней, прекрасно подогнанных друг к другу. Вокруг жилища паслись стада, и, чтобы не было недостатка пищи для них, люди очень заботились о растениях, от которых за­висело здоровье овец и коз. И поэтому скот был всегда тучным.

Они обрабатывали почву козьим рогом или палкой, ибо металлов у них не было. Ячмень сеяли мужчины. Остальное — жатва и засыпка в амбары — было уделом женщин. Во время жатвы и выпечки хлеба приостанав­ливались даже войны».

Тут одно из многих противоречий, которыми насы­щены свидетельства хронистов. Мы уже знаем, что хлеб гуанчи не пекли. У Эспиносы — прямое указание на изго­товление хлеба. Скорее всего речь идет об одном лишь острове — Тенерифе, где умели делать ячменный хлеб.

В своей работе Эспиноса приводит девять сохранив­шихся фраз из языка канарцев. Это единственные уце­левшие осколки древнего языка, необычайно важные для канароведов. Вот они:

1. Alzaxiduian abcann hax xerax

Сын Гуана (возможно, в виде собаки) на небе

2. Zahinat guayohec

Я клянусь, о Бог вассалам, государства защитник-покровитель

3. Agonec acoran in at Zahana

Я клянусь, о Бог вассалам, на кости

4. cgone yacoron in at Zahana

Твой вассал, я живу (существую)

5. Achoron nun Rabec sabugua

О бог вассалы, защита государства, клянусь небо под...

6. Achit guanoth mencey reste bencon

Люби же, правитель и защитник о Бенкомо

7. Gyaya echey efiai nasethe sahana.

Жизнь надо жить так, чтобы стать вассалом

8. Tanaga guadoch archimensey no haya dirhan

Произведена его душа, князь, местного жителя родить

9. Chugar guayoc archimencey reste bencom ganec

Сохрани жизнь князя, покровителя Бенкомо, бра­та здесь рожденного

10. Van der relac machet Zabana

Кто станет твоим вассалом

И хотя смысл перевода подчас уловить довольно сложно, эти фразы еще послужат лингвистам-канароведам, ищущим корни языка гуанчей.

Важное мето в хронике Эспиносы занимает рассказ о происхождении таинственного образ девы из Канделарии, ради которого он, собственно, и отправился на остро­ва. Кроме этого, в записках испанского монаха сохра­нилось много сведений об обычаях гуанчей, но почти все эти данные вскоре приведет в своих сочинениях другой хронист — итальянец Леонардо Торриани, и мы подож­дем, пока это сделает именно он. А сами обратимся к разгадке происхождения образа девы из Канделарии. «Хотя древние называли этот остров и соседние остро­ва Счастливыми за их плодородную почву и климат, не меньшее основание есть назвать их Счастливыми за бо­жественный дар, подарок судьбы, святой образ из Канде­ларии, появившийся на острове. Трудно предположить точно, когда именно он появился, но было это лет за 150 до того, как остров стал принадлежать христианам, в пустынном месте на берегу моря около песчаной косы, в конце ущелья. Он стоял на камне, а уже потом на том мес­те возвели часовню».

А нашли скульптуру так. Двое местных пастухов пошли в сторону ущелья, но овцы испугались и повернули вспять. Один из пастухов, подумав, что кто-то хочет украсть скот, пошел вперед и увидел образ святой девы на скале. Она была с ребенком на руках. Среди жите­лей, как мы уже знаем, был обычай — не заговаривать первым с женщиной. И пастух сделал ей знак рукой» что должен идти пасти свой скот. Но она ничего не ответила. Тогда пастух решил ее напугать и замахнулся. Но едва он поднял руку с камнем, рука одеревенела. Друг стоял тихо и не вмешивался. Наконец они решили заговорить с образом, но безуспешно. Потом со страхом подошли поближе. У одного из пастухов был с собой табона — острый, как бритва, камень. Он захотел отрезать у образа один палец, чтобы посмотреть, подействует ли это. Он на­чал резать, но оказался обманутым, ибо порезал только свои пальцы, но не причинил вреда деве. То были первые чудеса, подаренные девой жителям острова.

Пастухи отнесли образ правителю, и его стали почи­тать как святыню. «Несомненно, он был сделан руками ангелов, только им подвластна такая тонкая работа»,— заключает Эспиноса свою рукопись.

Такова легенда, рассказанная доминиканским мона­хом. Думается, ее решение следует искать в ранних воя­жах на Канары выходцев из Средиземноморья. Можно предположить, что скульптуру из ценных пород дерева доставили сюда задолго до Бетанкура генуэзские или иные мореходы, и было это, вероятно, в середине XIV века. Дальнейшие следы скульптуры затерялись.

Глава 4. РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ВАТИКАНЕ

Перу Леонардо Торриани, итальянского хро­ниста конца XVI века, принадлежит самое полное и до­стоверное описание жизни населения Канарских остро­вов в XV—XVI веках, то есть в эпоху, когда о коренном населении архипелага можно было говорить в настоя­щем времени — как о живых людях. Торриани, и это убедительно доказывает Д. Вельфель, обнаруживший в католической библиотеке Ватикана и опубликовавший на немецком языке его рукопись, черпал сведения только из очень надежных источников. Он был настоящим историком, придирчиво отбиравшим достоверные факты и отметавшим фальшь, нередко очень соблазни­тельную. На русском языке рукопись Торриани не публиковалась даже во фрагментах и потому представ­ляет для нас особый интерес.

Очень подробно останавливается хронист на истории открытия островов и происхождении их названий. Мы достаточно поговорили на эту тему. Здесь ограничимся лишь упоминанием итальянца о «вырванных языках» прародителей островитян. Торриани тоже не обходит эту теорию. Видимо, всему причиной античная сага о подобном наказании. Она имеет реальное подтверж­дение в языке свиста, распространенного до сих пор среди жителей острова Гомера (об этом еще будет раз­говор). Геродот сообщает об одном североафрикан­ском народе, язык которого «подобен писку полевки». Он сохранился у населения египетского оазиса Сива.

«Полагаю, что на Лансароте пришли люди из Аравии, так как у них много арабских слов. Остров был поделен на две части, и у каждой свой правитель, именовался он ко времени прихода Бетанкура Тегузе. У них были дома, но значительная часть обитала в пещерах, одева­лись они в овечьи и козьи шкуры, закрепляя по одной шкуре спереди и сзади, а вместо ботинок использовали долбленые шкуры, называя их «махос».

Браки у них не возбраняются в любых количествах, исключая только родных братьев и сестер!»

Еще одно противоречие. В других хрониках, как мы помним, упоминались браки между братьями и сестрами.

«В пищу употребляли ячмень, козье и овечье мясо, масло и молоко. Они почитали бога человечьего облика, но где он находится, не знали. Говорят, в одном храме он был. Сюда они входили, как в лабиринт, с жертво­приношениями — маслом и молоком.

Некоторые думают, что у них были другие божества, но об этом мне неизвестно. Когда они умирали, их отно­сили в темные пещеры и готовили ложе из козьих шкур. Вот и все, что об этом известно».

Много места в хронике Торриани занимают сведения о положении дел на островах. Сами по себе они интерес­ны, но непосредственного значения для создания кар­тины быта древнего населения Канар не имеют. Хронист подробно рассказывает о пиратских набегах, говорит о значительном африканском влиянии на культуру ост­рова, а затем переходит к Фуэнтевентуре.

«До захвата жители этого острова в языке, строи­тельстве, почитании богов и вопросах чести очень похо­дили на лансаротцев, поэтому некоторые думают, что происхождение у них общее: одевались они в овечьи шкуры, сшивая их нитками из кишок овец на манер струн. В качестве игл использовались острые кости и ко­лючки, обращаясь с ними с превеликим искусством.

Они строили низкие дома с помощью сухой кладки и узкие улочки, так что два человека с трудом расходи­лись. Божество было из камня и человеческого образа, но кто это — не ясно.

Жители были рослые и сильные, до испанцев среди них имелись великаны, останки одного есть в пещере Махан — 22 шага в длину!»

Это наверняка плод легенды о Святом Брендане. Ни в одном источнике дополнительных сведений о таком великане нет.

Впрочем, подождем с выводами. Тут стоит вспомнить вот о чем. В 1534 году в Севилье вышла книга «Новая дополненная и расширенная история добропорядочного идальго Тристана». В те времена, спустя сорок лет после пораженя мавров в Гранаде и за три года до рождения автора «Дон Кихота», самыми популярными в Испании были истории о храбрых рыцарях. Переводя одну из легенд о короле Артуре на кастильское наре­чие, севильский автор решил придать ей испанский колорит. Дойдя до места, где Тристан и Изольда выса­дились на остров и пережили там приключения, в том числе битву с гигантами, писатель XVI века резко «приземлил» свое воображение. Колумб только что от­крыл Новый Свет. Кортес уничтожил империю ацтеков. Писарро успешно воевал против инков. Но тем не менее автор выбрал местом действия битвы с великанами самый пустынный и забытый из Канарских островов — Фуэртевентуру! Любопытный отголосок древней ле­генды...

«Кроме камней и палок, не было у этих варваров никакого оружия. Они устраивали ими поединки, и смельчаки именовались у них «алтиха». Они были хорошими пловцами и рыбачили, рыбу били палкой». К сожалению, Торриани не говорит здесь, где они ловили рыбу в данном случае — в реке или море. Это помогло бы нам в дальнейшем.

«У них не было огня, и я очень удивлен этим. Они так и не научились добывать его в дальнейшем с помощью дерева и камня. Однако мясо они жарили на солнце так, что оно было мягким, будто жареное».

«К моменту, когда Фуэртевентура был захвачен, островом управляли два короля и две главенствующие женщины. Одну звали Тамонанте. Она ведала делами правосудия, разрешала споры между знатью. Другую звали Табиабин. Она обладала даром предсказания, и ее считали богиней. Она руководила церемониями и часто выступала как жрица.

У варваров был обычай: того, кто убил человека не случайно, а преднамеренно, не войдя через дверь, а перепрыгнув через забор, наказывали так. Его вели на берег моря, клали на землю, подкладывали под голову плоский камень, и палач бил его по лбу другим камнем, пока тот не умирал; родственники виновного считались потом предателями.

Если же кто-то убивал знатного человека, того не убивали, а хватали самого близкого человека — жену или сына, друга или родственника — и убивали старым способом, веря, что лучшее наказание для человека — видеть смерть его близкого».

Вот что рассказывает Торриани о жилье канарцев. Очевидно, он имел в виду жителей Гран-Канарии. Когда они жили в мире со своими правителями, то строили дома совместно. По традиции, в городах было до 14 ты­сяч очагов, но это кажется невероятным. Они крыли дома толстыми пальмовыми листьями, а сверху, чтобы не просочился дождь, сыпали сухую землю. Были у них и особые подземные жилища, отделанные с такой тща­тельностью, будто сработано на века. Так жили старцы, правители и знать, чтобы зимой наилучшим образом использовать тепло земли.

Если они хотели что-нибудь построить, пишет Тор­риани, то сначала выбирали удобную сторону горы, потом делали глубокий ход, рядом вырубали водоем типа цистерны и делали камеры с оконцами. Вокруг главного зала и камер делали нишу, куда и клали весь инвен­тарь. Все это они вырубали без всяких инструментов, используя лишь кости и камни. Камни те были так остры, что и сейчас канарцы применяют их в качестве бритвы.

У каждого правителя было по 12 советников, над которыми стоял главный советник. Именно этот совет выносил все смертные приговоры. Если у виновного были дети, то наказание нес один из них, а если у убийцы был отец, казнили его. Канарцы передали эту церемо­нию жителям Фуэртевентуры, куда ходили на малень­ких судах, изготовленных из пальмовой древесины или драконового дерева.

Очень важный факт! Впервые в хрониках современ­ников событий появляется упоминание о плаватель­ных средствах у канарцев. И в последний раз. Торриани единственный из авторов отметил эту особенность. Но это известие никто не принял во внимание. И счита­лось, что у них вообще не было никаких судов. А суда-то были!

Одевались жители Гран-Канарии в ткани из пальмо­вых листьев, которые вместе с камышовыми плетенками составляли поразительный по красоте ансамбль, они же делали одежду на манер римских туник. Верхнюю часть тела прикрывали мягкими козьими шкурами, великолепно вышитыми, а в холодные дни дополнительно надевали козьи шкуры — тамарко.

Вместо шапки у них была двойная козья шкура с за­вязками на шее. Ее носила знать. Женщины связывали волосы нитками из камыша, волосы часто ниспадали косами на спину. Женщины носили также длинные шкуры до пят. Заметим, что такой обычай встречается до сих пор у некоторых племен Северной Африки, в част­ности, у флиндж, а ткани из лыка широко применяют народы Конго.

Что касается оружия, то хронисты едины в его опи­сании. Речь идет исключительно о палках, заостренных и с обожженными концами. Торриани добавляет к этому заостренные камни, которые канарцы кидали с величай­шим умением: «Ударом камня они сбивают пальмовую ветвь — то, что нельзя сделать даже с помощью муш­кета».

Для боя они выбирали возвышенные площадки с дву­мя плоскими камнями на краях, так, что стоять на каж­дом мог только один человек. Каждый противник вста­вал на 'камень с тремя кремниевыми снарядами для метания и еще тремя для нанесения ран и палкой «ма-годо». Сначала они перебрасывались камнями, не отры­вая при этом ступней от глыб, потом спускались на землю и принимались драться палками, а в левой руке у них было по острому камню. Побежденный кричал «Гама! Гама!», что значит «Хватит» и они дружески расходились. Перед боем они испрашивали разрешение у файкана — жреца.

«У этого народа никто не назывался мужественным, кроме тех, кто был непобедим».

«Мы знаем, что, когда они грабили города,— сооб­щает Торрйани,— они всегда щадили женщин и не вхо­дили в молельни — «альмогарен».

И еще у них бьиа игра — взбираться на самые высо­кие вершины со стволом дерева на спине.

«Жители Гран-Канарии связывали свою жизнь толь­ко с одной женщиной, а вовсе не женщина брала себе пятерых мужей, как пишет испанец Диего де Мухан, что совершенно противоречит обычаям варварских на­родов и является инстинктом грубых животных, ибо чувство любви, данное природой ради продолжения рода, возбуждает в мужском начале ревность, не пере­носящую никакого общества в этом деле».

Де Мухан — единственный автор, который в своем произведении в 1550 году приписывает канарцам обы­чай полиандрии. Абреу де Галиндо объясняет это тем, что Мухан спутал остров Пальма на Канарских остро­вах с Пальмой на островах Балеарских в Средиземном море и приписал пальмцам балеарский обычай.

И вот еще одно свидетельство об искусстве строи­тельства плавательных средств. Приводим его дослов­но: «Они рыбачили с помощью шнура из кишок и крючка из козьих костей и делали сети из кустарников и паль­мы — четырехугольные и на длинном лине. Делали они и лодки из драконового дерева, выдалбливая его цели­ком, а якорь был из камня, плавали с парусами из пальмовых листьев и веслами вдоль берегов. Иногда заплывали со злым умыслом — пограбить — на Тене­рифе и Фуэртевентуру».

Умерших хоронили так. Мазали тело соками трав и маслом на солнце, чтобы такими ароматическими сред­ствами предохранить ткани организма от тления. Потом заворачивали в дубленые шкуры и прислоняли к стенам в пещерах.

Был и другой способ — хранить умерших в гротах между камнями и потоками застывшей лавы. С помощью удлиненных камней они создавали над телом пирамиду, следя, чтобы голова глядела на север.

«И был третий способ, который они заимствовали у жителей Майорки, приходивших к ним на судах,— клали тело в ящик из Канарской сосны и закапывали в землю. И всегда заботились, чтобы ноги были к югу».

Об интересных параллелях в обычаях захоронения канарцев и других народов написано несколько деталь­ных исследований. Мы сделаем их предметом нашего особого внимания.

За несколько лет до того, как Бетанкур высадился на островах, число рождавшихся жителей превысило коли­чество умиравших. «И так много стало людей, что уро­жая не стало хватать. И решили всех первенцев в то время убивать. Это было жестоко, но необходимо, ибо, чтобы спасти целое, нужно пожертвовать частью».

Почему острова назывались «Счастливыми»? Тор­рйани дает свою трактовку названия. «Живут здесь дольше, чем в других странах, из-за мягкого климата ;и доброй пищи. В прошлом, 1591 году умерло два чело­века. Одному, Хиуррону, было 140 лет (с Канарии), другому, Камачио,— 137 лет (с Лансароте). Последний за семь лет до смерти родил сына, и у него два брата сейчас, одному сто лет, а другому восемьдесят, оба выглядят молодыми». Живут они дольше европейцев потому, продолжает хронист, что мало едят, только гофио — ячмень с водой. Пьют верблюжье молоко — хорошее средство против многих болезней и сохраняют себя поджарыми, бодрыми и подвижными. (Верблю­дов, которых на островах не было, завезли с континен­та уже в эпоху Торрйани.)

Большой интерес представляют сведения, собранные Торрйани о жителях острова Гомера.

«Это были воинственные люди, высокие и мало забо­тящиеся об одежде, поклонялись они идолам. Среди них были такие великаны, что один из них однажды пры­гнул в воду и так сжал хищную рыбу, что та испустила дух. С детства они учили своих детей отбивать рукой шары из глины, которые метали друг в друга. Впослед­ствии переходили на камни и копья».

Одежда их была примитивной — лишь бы при­крыть наготу, голову венчала повязка красного цвета. Краску добывали из местного дерева «тайнасте», она шла на изготовление женских косметических средств.

Они признавали бога в виде волосатого человека, называя его Хиргуан. Примечательно, что вскоре после появления на горизонте судов нормандских и кастиль­ских конкистадоров оракулы принялись уверять насе­ление, что волосатые божества — не друзья, а враги жи­телей Гомера. Все объяснялось просто: слишком похо­жими на них оказались сподвижники Бетанкура...

Каравеллы с белыми парусами, которых канарцы приняли за огромных невиданных птиц, доставили на остро­ва бородатых и волосатых солдат. То была как бы репе­тиция высадки Кортеса в Новом Свете...

Теперь об островитянах с Ферро.

Они были самыми дикими из всех жителей архипе­лага. Питались жареным мясом и рыбой, тростниковыми корнями — это их хлеб. Одевались в шкуры до пят, носили длинные волосы. Спали на циновках из папорот­ника. В жены могли брать любых женщин, кроме мате­рей. Ворам выкалывали глаза, а тюрьмы были подзем­ными. Мужчины почитали мужское божество Эраорухан, женщины женское — Монейба. Оба, по их представле­ниям, обитали на высокой горе.

«За сто лет до прихода Бетанкура местный житель Ионе предсказал, что, когда он превратится в прах, из-за моря придет белый человек Эфанованхан, который обратит их в свою веру. Так оно и получилось. Появи­лись корабли с белыми парусами, их приняли за богов и не сопротивлялись им»,— писал Торриани.

И, наконец, о населении Пальмы.

«Это были белые и толстые люди, которые, как говорят, вместе с жителями Гомера и Ферро происходят от одного и того же народа, они были идолопоклонни­ками, почитали бога в виде собаки — Хагуанрана. Женщины у них такие же смелые, как и мужчины, дра­лись палками и камнями. Умирали от меланхолии и безразличия к болезням. Заболевая, они говорили, что хотят умереть. Их клали в пещеру, ставили рядом молоко и замуровывали выход».

Хроники, которые мы прочитали, приоткрывают завесу загадочности над Канарскими тайнами и позво­ляют нам перейти к гипотезам о происхождении жителей архипелага.