Глава 15

Вепрь, который пережил пленение у Остайи, похожее на затянувшийся кошмарный сон, и годы странствий, привык не жалеть ни себя, ни других. Он был алхином, а эта профессия не считалась ни почетной, ни безопасной. Поэтому к драгоценным вещам, которые попадали к нему в руки, он относился двояко. Поиск волшебных артефактов составлял смысл его жизни. Их продажа обеспечивала Вепря едой, крышей над головой, теплой одеждой и возможностью в далеком и туманном будущем дожить последние дни безбедно. Но теряя по самым разным причинам драгоценную добычу, он никогда не жалел об этом и не возвращался к прошлому с бессмысленными мечтами «а что, если бы...». Излишняя жадность убивает алхина гораздо чаще, чем сталь, помнил он слова своего наставника.

Впрочем, на один предмет это правило не распространялось — на Меч королей, волшебный клинок, который Вепрь раздобыл в подземелье Ронге, когда вместе с Хельви искал там ожерелье Онэли. В конце концов, ожерелье нашел мальчишка, а не алхин. Но и Вепрь тогда в накладе не остался — Меч королей, магическая игрушка из арсенала кого-то из первых властителей Синих озер, был идеальным оружием. После пленения водяным князем оружие, наверное, осталось в руках Остайи, думал человек, а не то меч здорово помог бы мне сейчас.

Он в очередной раз окинул быстрым взглядом стены темницы. Наверное, Ахар был бы сейчас доволен, если бы узнал, что его мечта сбылась — Вепрь попал в застенок, правда, не в Горе девяти драконов, а в разрушенном городе царей, но для человека это не сильно меняло дело. После того как Хельви, странно побелев, своими ногами пошел в проклятые носилки, стражники церемониться не стали — быстро похватали альвов и алхина, скрутили им руки и потащили куда-то за здание нарядного дворца. Тар и Кифр, вооруженные мечами, попытались защищаться, и Вепрь мог поклясться собственным здоровьем, что Ожидающему удалось проткнуть одного из нападающих насквозь, но тот даже не покачнулся. Даже кровь не выступила на его белой хламиде! Это навевало печальные мысли.

Что за странные существа — выглядят совершенно как Живые, а на самом деле мертвее мертвых, обхватив голову руками, думал алхин. Он знал немало нечисти и даже, в отличие от Хельви, мог отличить только по форме головы гаруду от морской змеи. Одних только видов мари он знал не меньше пятидесяти штук. Но объяснить этот чудовищный морок он не мог. Конечно, могущественный маг или Мудрый может принять любое обличье — человека или зверя. Но поверить в то, что все существа, двигавшиеся, смеявшиеся и кричавшие на рыночной площади,— сплошь великие маги, Вепрь не мог. Даже Совет Мудрых в королевстве Синих озер состоит максимум из четырех магов, а обычно их и того меньше. Да и зачем могущественным волшебникам толкаться на рынке из-за пучка салата, фыркнул алхин.

Он вообще не мог до конца поверить в реальность той картины, которую они увидели буквально пару часов назад. Заброшенный древний город, слой пыли в палец толщиной на всех постройках, поблизости — ни воды, ни пашни. Так откуда взялось все это великолепие, откуда на прилавках свежайшие овощи и фрукты, почему клинки из стали альвов соседствуют в оружейной лавке со знаменитыми кожаными подкольчужниками из Синих озер? Сильфы, если обнаруженная раса была именно ими, порвали связи с миром много сотен лет назад. Однако свежие товары они каким-то образом получают, покачал головой Вепрь.

Он никогда не видел сильфов. От них не осталось даже гравюр или чеканных изображений на монетах. Однако он не мог не признаться, что ему очень хочется отнести похожих на людей тварей к магическому племени. Наверное, это самолюбие, подумал Вепрь, или последствия морока. Ничего, главное — выбраться отсюда и найти дракона. Тогда я и Наина будем наконец свободны.

Однако сами гриффоны служат здешним повелителям, внезапно припомнил алхин золотобородых носильщиков. Вполне возможно, что следующих случайных путников встретят на площади носилки, которые будут тащить горе-охотники за драконами, усмехнулся он и оглядел стены таким взглядом, что стало понятно — этот уж точно никогда не потащит никакие носилки, а если и потащит, то ездоку в носилках останется только посочувствовать.

Сильфы вы или нет, а только я плачу слишком высокую цену, чтобы вырваться из плена водяного князя, чтобы вновь дать посадить себя на цепь.

Маленькое окошко под самым потолком узкой камеры, в которой сидел Вепрь, было залито ярко-белым светом. Могу поклясться, подумал алхин, что небеса утратили здесь странный розовый цвет и солнце жарит вовсю. Впрочем, посмотреть на небо на площади он не догадался, а о том, чтобы долезть до окна, не могло быть и речи. Сколько сил нужно потратить на это, покачал головой Вепрь, прикидывая расстояние. Вот выйду из темницы, тогда насмотрюсь до упада! Сложив руки на коленях, Вепрь нагнулся вперед, словно желая вновь обхватить голову, но на самом деле это был всего лишь отвлекающий прием. Нельзя рассчитывать, что какой-нибудь невидимый надсмотрщик не следит за ним. Хоть бы поесть дали, мрачно подумал алхин. Одна рука скользнула между коленей, словно пленник желал ковырнуть пальцем между плотно пригнанных белых плит, которыми был выстелен пол. На самом деле Вепрь слегка поддел подошву сапога, повернул каблук и вытащил стальной, заостренный с одной стороны стержень. Незаметно он втянул его в рукав грязной рубахи.

Об алхинах ходит немало слухов. И инструменты уних, мол, не простые, а сплошь волшебные, и сами они умеют и в птиц, и в зверей оборачиваться, недаром же цеховой знак у них — барсук. Однако стержень из арсенала Вепря был самой что ни на есть простой железякой. Алхин нашел и подобрал его на стоянке у Теплого озера. Ему нравилось простое оружие, он никогда не злоупотреблял магическими штучками, полагая, что уж лучше иметь один надежный кинжал из хорошей стали работы кузнецов из Драммена, чем десяток полуразвалившихся ножей, награбленных на месте раскопок древних битв с Младшими. Драться ими было несподручно, только разве Что девицам головы морочить. Жаль, что князь Остайя надежно прибрал к рукам все более-менее ценное из арсенала алхина.

Почувствовал в рукаве оружие, Вепрь немного приосанился. Недаром он несколько часов изучал свою сиротливую камеру. Теперь он мог ходить по ней с закрытыми глазами, не наталкиваясь на стены. Небольшая тяжелая дверь, крепко запертая изнутри, притягивала алхина. Это был выход, и его нужно было попытаться открыть. Алхин встал и со вкусом потянулся, затем легкой походкой отправился к двери. Для порядка он немного побарабанил в нее, но ответа не получил, как, собственно, и ожидал. Невидимый наблюдатель, глаза которого могли буравить спину человека, должен был только усмехнуться этим детским капризам. Однако алхин понял главное -как проходит засов по той стороне дверного полотна. Небольшая щель, отделявшая дверь от стены, была заметна невооруженным глазом. Эх, мне бы мои окуляры, чуть не воскликнул Вепрь. Синие окуляры — предмет гордости алхина — были разбиты во время нападения водяных. А ведь в них алхин мог видеть даже в кромешном мраке подземелья черной башни Ронге.

Ну сейчас посмотрим, хорошие мои, насколько быстро вы бегаете! С этими мыслями Вепрь выхватил свой стержень, быстро просунул его в щель и начал пилить засов. Пусть мне хоть немного повезет, и это будет дерево, а не металл, шептал он, обращаясь то ли к ушедшим богам, в которых не очень верил, то ли к иным божествам. И неизвестные покровители отнеслись к молитве благосклонно — с легким скрежетом и стуком древесина поддалась усилиям человека. Охрана тоже не спешила бежать на подозрительные звуки или же просто притаилась по ту сторону двери, как внушал себе не веривший до конца в свою удачу алхин. Верный стержень дополз до половины засова и застрял, однако этого было довольно — Вепрь отстранился и с усилием выбил дверь, сломал засов и оказался в коридоре.

Либо они тут все дураки, либо это какая-то ловушка, решил он. Стержень в сапог убирать не стал — сжал в руке. Готовый к любой неожиданности, он пошел по темному и сырому проходу по подземелью. Разумеется, темница находится не под куполом дворца, съязвил он, нащупывая руками крошащийся камень стен. Приходилось Вепрю сидеть и в застенках более крепких, с настоящими замками в дверях, с вооруженными караульщиками на каждом шагу. Однажды хозяину Бронна, Багвари-младшему, не понравилась цена, которую выставил за стилет работы альвов заехавший в город алхин, и Вепрь отсидел месяц в казематах графского замка, даже плетей попробовал. Впрочем, ограбив алхина не хуже чем князь Остайя, «милосердный» Багвари велел пинками гнать его из города, что местные лизоблюды сделали с большим удовольствием. С тех пор Вепрь обходил Брони стороной.

Прекрасно понимая, что в такой темноте плестись, хватаясь руками за влажные стены, нет времени, а при спешке можно нарваться на патруль, алхин все же выбрал последнее. В самом деле — металлический напильник в рукаве была настоящим оружием в умелых руках, а вырваться на улицу — это самая главная задача. Там уж он и пути отступления присмотрит, и спутников своих разыщет. Хотя доверять Младшим Вепря не учили, он почему-то верил в искреннюю сплоченность их маленького отряда. А что касается Тара и Хельви, то к ним у алхина было особое отношение, признаться в котором даже себе самому он не посмел бы и под угрозой смертной казни. Если бы им удалось сбежать, думал о друзьях Вепрь, сейчас бы они тоже рыскали по мрачным казематам в поисках друзей. Только альвы в темноте видят лучше, с усмешкой вспомнил человек. Зрение у Младших и впрямь было феноменальное.

Прислушиваясь к каждому шороху, готовый отразить Удар с любой стороны, Вепрь чуть быстрее, чем требовал инстинкт самосохранения, крался по темному проходу и вдруг увидел робкий луч света, струящийся впереди. Алхин остановился, не зная, как поступить,—по его прикидкам, а также по состоянию стен, он предполагал, что находится еще глубоко в подвале. Кроме того, уж больно странно расползался этот луч — не солнце, скорее факел или лампа, прикинул Вепрь. Он вытащил из рукава напильник и сжал его лезвием вниз, на манер боевого ножа Возможно, ему удалось-таки разыскать пост, и сейчас произойдет первая встреча беглого пленника с караульными.

Он оказался прав, но не совсем — стражник был всего один, и то, как он нес караул, заставляло подумать, что, во-первых, Вепрь был единственным пленником этой огромной темницы вообще, а во-вторых, что часовой, собственно, не очень и понимал, что ему надо делать. Здоровенный детина, ростом повыше алхина, с широкими плечами, перетянутыми ремнями, на манер конской упряжи, сидел на корточках и увлеченно ковырял в стене пальцем. Кажется, он собирался проделать в камне дырку и, судя по облаку пыли и крошек, был близок к цели. Здоровый, как гриффон, подумал Вепрь о незнакомце, вспомнив о тварях, скакавших по берегу Теплого озера.

Он неслышно зашел за спину противника, который даже головы не повернул, воодушевленно сопя над своей работой. Алхин выхватил напильник и на секунду задумался. Вообще правила цеха диктовали, что не имеет значения — вооружен ли потенциальный враг или нет, обороняется он или спит. Убери противника с пути любой ценой, достань артефакт любым способом, учили Вепря. Но рука у него почему-то дрогнула — наверное, детина выглядел уж больно безобидно, несмотря на свои размеры. У него и меча-то не было. С другой стороны, если попробовать допросить его, приставив напильник к горлу, как бы не пришлось раскаяться в своем благородстве, поморщился алхин. У него и оружия нет, потому что он голыми руками пополам разорвать может. Оставим благородные поступки принцам крови, будем думать прежде всего о том, как сохранить собственную голову на собственных же плечах, решился Вепрь и вонзил стержень в шею врага.

Детина качнул головой, словно отгоняя комара, и продолжил расковыривать стену. Напильник покачивался в могучей шее. Алхин невольно отпрянул назад и прижался взмокшей спиной к сырой стене. Ни капельки крови не показалось из смертельной раны, да и не смертельной она была для караульного. Похоже, что его вообще убить нельзя. Остается одно — попробовать убежать. Вепрь начал осторожно красться вдоль стенки, пытаясь максимально незаметно обойти противника. Но в этот момент детина, которому напильник в шее все-таки доставлял какое-то неудобство, прихлопнул по нывшему месту рукой и напоролся на металлический стержень. Немало изумленный, он встал, перекрывая Вепрю путь вперед, и резко повернулся к человеку, который замер, распяленный на стене, словно лягушка, на которую наступил фермерский кованый сапог. Алхин сжался, готовясь к прыжку. Правда, зачем ему прыгать, он и сам не зиал. Может, глаза выцарапаю этому гаду напоследок, яростно решил Вепрь, твердо уверенный, что это его последняя схватка.

— Ты чего дерешься? Я тебя трогал, что ли? — обиженно сказал детина, пытаясь пальцами подцепить конец напильника.

— Не трогал. Но я подумал — вдруг тронешь. Решил вот обезопаситься,— машинально ответил алхин, не очень понимая, зачем он отвечает.

— А как я это теперь выну? — натурально расстроился верзила,— Чем это ты меня вообще — костью, что ли? Я даже схватиться за нее не могу. Нет уж — не думай, что сможешь выйти отсюда, отставив меня с этой штукой в горле. Сам засунул — сам вытаскивай, это справедливо! Иначе пошли к судье. Только учти, суд у нас строгий и справедливый, а приговор один — бессмертие до конца времен.

Во время этой короткой речи рот алхина самопроизвольно открылся. Он понятия не имел, о каком суде болтает тюремщик, но история про вечную жизнь неожиданно напомнила ему одну легенду, которая могла бы объяснить, куда именно они попали. Это такие же сильфы, как мы — пастухи божественных коров Аши, ахнул Вепрь. Значит, разрушенный город царей на самом деле населяют люди. Алхин невольно вздохнул с облегчением. Вот только почему они используют шрифт сильфов?

— Так поможешь или к судье? — капризным голосом спросил детина, который своими грубыми пальцами еще глубже загонял напильник.

— Помогу, не суетись,— осмелел Вепрь, которому вот уж точно терять было нечего, а обрести предстояло очень даже многое.

Он осторожно подошел вплотную к странному тюремщику, уперся рукой в его щеку, а другой ухватился за маленький кончик стержня, все еще торчащий из шеи, и потянул. Что-то вроде трухи посыпалось из ранки. Вот оно какое, бессмертие, невольно сморщился от брезгливости не страдавший до того тонкостью ощущений алхин. Проклятый напильник скользил в руке, но Вепрю удалось все-таки вытянуть его. Он был совершенно сухой,, и человек засунул его обратно в рукав. Детина радостно потер шею. Шрам от ранки быстро на глазах затягивался.

— Правильно, что до суда не довел,— доверительно сказал он Вепрю.— Все равно тебе не выиграть было, а у меня уже бессмертие есть. Вырвался, значит? Я же вроде специально засовом дверь подпер. Одно слово — смертный, вот и творишь боги знают какие глупости.

— Так скучно стало,— разведя руками, повинился алхин, страх которого перед монстром вроде бы прошел. — И поесть охота.

— Да, покормить-то я тебя и забыл! Вы же, смертные, должны свои силы поддерживать. Это нам, бессмертным, они навеки дадены.

Вепрь хотел было сказать, что лучше уж в качестве смертного заботиться о пище, чем превратиться в нежить на манер караульщика. Впрочем, превратиться — не совсем то слово. Жители города царей, насколько помнил алхин содержание легенды, были все-таки людьми, не созданными при помощи волшебства могущественными богами, как Младшие. Отличались же они от соплеменников Вепря большим самомнением и уверенностью в собственных силах, а главное — в том, что прекрасный мир создан не для богов, сильфов или Младших, а только для них. За столь крамольные мысли горожане были наказаны вечной жизнью. Умереть они не могли, но и жить в полном смысле слова — радоваться, плакать, рожать детей — тоже не могли. Правда, в легенде не говорилось, как именно протекает жизнь наказанных, но теперь Вепрь мог получить об этом представление из личного опыта. Между тем стражник поднялся с пола, почесывая шею.

— Пошли, выберешь сам, что тебе больше по вкусу,— детина сделал Вепрю знак следовать за ним.

Он и в самом деле был без оружия — зачем оно бессмертному? Что-то вроде кожаного фартука, каким прикрываются при работе кузнецы, было надето на голое тело тюремщика. Впрочем, ни холода, ни боли он не чувствовал, поэтому было вообще непонятно — зачем ему одежда, сварливо одернул сам себя Вепрь. И все же если бы вот лично алхину пришлось разделить проклятие города царей, то он бы не преминул одеться побогаче — сокровищницы же ломятся от награбленного добра! Так говорит легенда, правда, она может и врать.

— А что, правда, что мостовые в городе царей вымощены драгоценными камнями, а все жители едят только с золота, тогда как с серебра кушают рабы и домашние животные? — напрягая память, закинул удочку Вепрь, пытаясь выведать у детины о благополучии бессмертных.

— Да не,— махнул рукой горе-охранник, даже головы не повернув.— Пробовали с золота есть — моется плохо, ножом царапается, а выбросить жалко. Одно время с фарфора ели — видал когда-нибудь? — так побили весь. Те, кто нос задирает, приближенные правительницы, например, еще золото используют, но нормальные люди давно отошли от этого варварского обычая. Стеклом пользуемся. Его еще много осталось, а кончится — так купцы подвезут. Ты-то, кстати, что привез? Одежду или посуду? Я бы купил.

Вепрь, который получил явное подтверждение своей Версии, пришел в такой восторг, что не счел нужным отвечать на последний вопрос детины. Натура алхина, которую не могли сломить ни плен, ни гибель товарищей торжествовала — в воздухе пахло добычей. Он бойко зашагал следом за своим проводником, они шли довольно долго в кромешной тьме, причем детине явно не требовался солнечный свет, а Вепрь ориентировался на звук тяжелых шагов тюремщика. Наконец бессмертный остановился, крякнул от напряжения, и огромная каменная плита скрипнула, подалась в сторону. Яркий солнечный свет ослепил человека на пару минут. Детине же было все равно. Не моргая, он поднялся из подземелья по лесенке в развалины какого-то дома. Прикрывая рукой глаза, алхин последовал за ним.

— Не ремонтируют темницу,— с обидой пожаловался ему бессмертный,— сколько раз уж говорил — рухнет подземелье, куда пленных да купцов сажать будете? Во дворец, что ли? А нанять никого невозможно — один наемный работник в день стоит не менее ста мешков золотого песка. И поди еще поищи такого добровольца! Раньше сам кладку менял, а теперь надоело все. Не нужно им -и нечего потеть!

— Ага,— неопределенно ответил Вепрь, прикидывая, как же часто нужно тюремщику таскать камни, все-таки жизнь у него — целая вечность.

Да и зачем купцов сажать в подземелье, чесался у него язык, но спрашивать алхин не стал — еще напомнит детине, что он все-таки пленник и должен сидеть внизу. Как же свет проникал в мою камеру на такой глубине, изумился Вепрь, поглядывая вниз на крутой провал, из которого они только что поднялись наверх. Между тем детина, который оказался не наемным охранником, а полноправным хозяином подземелья и потомственным тюремщиком, со вздохом копался в шкафах, набитых, с точки зрения Вепря, давно протухшим мусором.

— Не бойсь,— поймал бессмертный взгляд человека.— Все свежее, ничего не портится. Мы мало едим — больше для этикета да по привычке. Так что накормлю хорошо вот только найду, куда сложил,— не так часто в последнее время гости у нас, сам понимаешь.

— И на том спасибо,— ответил человек, присаживаясь на каменный табурет.— Сколько же вы тут времени сидите? А захоронение, через которое мы сюда попали, тоже ваше? Там еще знаки сильфские стоят, две рыбы в синем кругу. Ничего не знаешь?

— Про сильфов ничего не скажу — странные они малость, будто сдвинутые.— Детина медленно постучал пальцем по своему широкому, как у быка, лбу.— Чего, где, зачем писали — это ты у них сам спроси. А захоронение и вправду ихнее, наверное. Помню, появляются тут недавно двое посланцев ихних, все в белом, светятся, ровно факелы. Мол, уходим искать счастья по белу свету, может, богов ушедших догоним, дозвольте, говорят, косточки под вашими стенами закопать. Когда вернемся — не знаем, а память наша чтоб навеки сохранилась. Я тогда, помню, в первый раз кладку менял — старая-то истерлась совсем, не держится камень вечность. Одна морока с этими стенами!

— Брось про стены-то, хороший мой,— перебил детину Вепрь, заинтересованный рассказом.— Чем с посланниками-то закончилось?

— Как — чем? Выгнали, конечно. Нам свои стены чинить некому, так еще за чужими могилами следить — дураков нет!

— Как, сильфов выгнали? — растерялся алхин, который не без основания полагал сильфов самым могущественным магическим племенем.

— Конечно,— сплюнул в давно не метенный пол де-гина.— Что нам сильфы. Мы и богам на двери указали. Думаешь, чего они ушли-то?

Вепрь, который знал только официальную версию легенды, которая гласила, что боги ушли из-за того, что им наскучили переполненные Младшими и людьми родные леса и поля, только охнул. Может, на дверь-то вы им и указали, только вот проклятие они на вас наложили, а не наоборот, злорадно подумал он. Между тем детина накрыл стол — вся мебель, кстати, в развалинах верхнего этажа темницы была сделана из камня, видно, дерево тут приходило в негодность слишком быстро. Выбор и впрямь был неплох — головка сыра, несколько белых сухарей перья зеленого лука, немного соли в серебряной солонке и кувшин родниковой воды. Все было свежим, хотя слой пыли на сыре выдавал настоящий возраст продуктов. Но алхин не привередничал — желудок сводило от голода, и он жадно набросился на еду.

— Ешь-ешь,— одобрительно сказал детина.— Сколько еще придется сидеть-то — неизвестно. Никаких приказов из дворца не поступало.

— Может, они забыли про меня? —обнадеживающе спросил с набитым ртом Вепрь.— А товарищи мои тоже там внизу сидят?

Совесть алхина, которая снисходила до товарищеских сопереживаний, осталась совершенно спокойна при мысли о том, что остальные спутники могут быть голодными. Каждый за себя: хочешь есть — распили засов, решил Вепрь и зажевал еще быстрее.

— Не, они на турнире. А сильфа вроде во дворец сразу забрали. И то дело —давно пора проклятие снять.

Человек не сразу отреагировал на столь странный комментарий бессмертного. Он продолжал тупо жевать еще пару секунд, пока наконец слова невольного благодетеля не дошли до него в полной мере. Алхин едва не подавился сыром и уставился на тюремщика.

— Какой еще турнир? Какой еще сильф? У нас в отряде были люди и Младшие — альвы. А кто участвует в турнире?

— Традиционный турнир, проводится раз в сто лет. Участвуют в нем обычно смертные, иначе, сам понимаешь, неинтересно получается. Трое твоих спутников в нем и участвуют. Скоро,— детина посмотрел на большие солнечные часы, устроенные в уютном дворике рядом с развалинами,— скоро уж пойдем на победителя смотреть. А сильф среди вас был — невысокий такой, темноволосый, с цепью на шее.

— Хельви? — пробормотал потрясенный Вепрь,— А с чего ты взял, что он сильф?

— Да что я, любимых детей ушедших богов никогда не видел? Сильф и есть. Если бы он не был из избранного племени, разве бы призвала его правительница в мужья? Мы все-таки тоже не последний народ под этим солнцем. Нашла бы она мужа и поприличнее.

— Вообще-то до сих пор я считал, что он человек,— очень серьезно сказал алхин и посмотрел прямо в зеленые глаза тюремщика.

— Не понимаю я этой вашей дележки — тот Младший, этот человек, третий альв. Не было такого раньше, и мирно все жили. Ушедшие боги своих детей тоже не разделяли, к твоему сведению. Были, конечно, любимчики, сильфы, например, или драконы, но чтобы спорить, кто младше, кто старше,— такого никогда. Да вот ты, человек,— почему ты называешь альвов Младшими, когда они на добрую тысячу лет раньше тебя белый свет увидели? А что до сильфов, то ими не рождаются, а становятся. Со временем. Если повезет, конечно.

Последние слова детина произнес очень задумчиво. Странно было слышать от бессмертного, не знающего холода и жажды существа, что кому-то под этой луной может повезти еще больше, чем ему самому,— а именно так Вепрь понял эту фразу. Видно, не просто так вы сильфов-то прогнали, когда они к вам свой пантеон решили перенести, подумал алхин. Новые сведения повергли его в глубокую задумчивость, Значит, сильфы совсем не магическое племя вроде альвов или сванов, а совсем-совсем другое...

— А что нужно сделать для того, чтобы стать сильфом?— оживленно спросил он у задумавшегося тюремщика.

— Прежде всего нужно не думать, что ты можешь им стать, что каждый твой шаг приближает тебя к этой великой цели. Ну и совершить подвиги. Всего семь штук. Погоди, дай вспомнить — во-первых, следует отказаться От себя, во-вторых, построить город, в-третьих, выкопать реку. Эх, память уже не та, что прежде! По-моему, ец, нужно убить дракона и простить друга. Нужно свериться с рукописями в библиотеке — там еще какие-то два условия, но я их просто позабыл. И все это нужно делать не думая о том, что тебя ждет!

— Это кем же надо быть, чтобы все это совершить? Да и дракона сейчас не добыть — вывелись они подчистую,— усмехнулся алхин.

— Раньше сильфов много было, особенно из людей. Глядишь, бывало,— сморчок, мелкота, смотреть не на что, а он и город основал, и царевну местную обрюхатил, и династию королевскую основал. А что до золотых птиц да драконов, то настоящий герой всегда найдет себе противника и союзника по силам. Слышал я, бродяга Оген, который какое-то королевство или царство основал, этих драконов самолично высиживал. Из яиц. И не для убийства, а ради красоты. Вылупится у него дракончик — он его сам в горы несет.

— А как же золотые птицы Фа? — растерянно спросил алхин, который впервые слышал столь любопытные и оригинальные подробности из жизни первого монарха королевства Синих озер, хотя много читал об Огене, на которого едва не молились его соотечественники.

— Так с помощью птиц они и высиживались, не сам же на яйцах сидел,— терпеливо, словно глупому ребенку, объяснил Вепрю детина.— Драконью кладку не видал никогда? Такие мелкие белые или розовые камушки, кругленькие. Когда руду копают, очень часто попадаются. Любят драконы железо, что тут сказать, вообще — металлы. Так вот, чтобы обычного дракона высидеть, нужно ровно три года, три месяца и три дня с яйца не слезать. Кто ж это вытерпит? Раньше, говорят, черные жабы кладку грели. А птицы Фа оказались тоже к этому делу способные. И драконы получались загляденье — крылатые, с золотистой чешуей, огненная струя —до ста шагов. Шкуру ни водой не намочишь, ни огнем не спалишь. Если б не они, как бы Огену удалось землю для царства своего освободить?

Вепрь подавленно молчал. Сведений становилось все больше, и он несколько даже растерялся. Значит, Хельви оказался сильфом и в этом качестве стал мужем местной правительницы? Хотя алхин точно знал, что дракона наместник еще не нашел. И реку не прокопал, наверное. Что же касается построенного города, то тут речь может идти о Верхате. Но я не заметил, чтобы он как-то изменился, подумал Вепрь. Может, поэтому в Горе девяти драконов именно его выбрали для столь странного задания — кому и искать драконов, как не сильфу?

А странный турнир? Почему для него нужны обязательно смертные участники? Неужели потому, что выигравший должен убить остальных соперников? В таком случае альвы сейчас нуждаются в помощи. Хельви справится сам, не в первый раз с правительницами имеет дело, усмехнулся алхин. Он догадывался об истинных отношениях между наместником и Сури, так как застал самое их начало, и представлял себе характер дочери императора, которая, по подозрению алхина, была готова пройти через огонь и воду, лишь бы быть рядом с возлюбленным. Но история про короля Огена, который, оказывается, собственноручно разводил крылатых бестий, тоже вызвала большое любопытство. А что, если и нам так попробовать? Мне пара драконьих шкур здорово пригодится, решил Вепрь, смахивая в рот последние крошки со стола.

— Ну что, пойдем обратно, в темницу? — потянулся Детина.— Дождешься там приказа. Я ведь тебя накормил, все по-честному?

— Хороший мой,— медовым голосом заговорил Вепрь, который обращался так только к обольщаемым им кухаркам,— ты поступил не просто по-честному, ты проявил самое блистательное благородство. Не каждый рыцарь, Да что я говорю — не каждый король способен сегодня на столь щедрый и широкий жест. Я накажу своим детям и внукам беречь память об этой встрече, о таком великом и простом бессмертном!

Детина покраснел и потупился, видно приняв словоизлияния алхина за чистую монету, а человек почувствовал успех и продолжал:

— Как может смертный увидеть красоту и величественность города царей и забыть о ней, выйдя за ворота? Где найти силы, чтобы отказаться от этих чудных красок, роскошных запахов и прекрасных фасадов, которые будоражат людское воображение в стремлении если не превзойти, то хотя бы повторить их дивные формы у себя, в своем мире? Тот, кто войдет сюда, навсегда оставит здесь частицу сердца!

— Погоди, может, ты еще отсюда и не уйдешь,— растроганный комплиментами, поправил человека бессмертный, смахивая слезу.

— Где встретишь еще столь радушных, прекрасных и внимательных хозяев! — продолжал распинаться алхин.— О, сколько чудесных историй расскажу я дома, вернувшись из этого трудного похода. Об одном я только сожалею — вот спросят меня детишки: а что такое традиционный турнир, который известен всему свету и проводится в городе царей? А я не буду знать, что ответить. Я же его не видел!

— Ну пошли — покажу,— горячо сказал детина, но сразу осекся.— Погоди, ты же в темнице сидеть должен! Нельзя тебе на площадку.

— Нечестно,— мигом сменил тон алхин.— Это нечестно—я гость, почему я не должен увидеть турнир, в котором участвуют мои товарищи? Это что, секретное зрелище? Вот посмотрю, и отведешь меня обратно в подземелье. Честное слово даю! Не будь я имперский купец!

Детина с подозрением глянул на рыжего алхина, но тот выкатил глаза и скорчил максимально тупую и разгневанную физиономию, которую только смог. Наверное, это окончательно убедило тюремщика в честности намерений недалекого пленника. Он вытер своей широкой, словно тарелка, ладонью слегка вспотевшее лицо, взглянул на солнечные часы и, вздохнув, встал из-за каменного стола. Нашли себе игрушку — бессмертные, а за временем следят, точно королевские часовщики, раздраженно подумал Вепрь, и детина понял его взгляд.

— Мне-то без надобности — просто участники турнира дольше трех часов не выдерживают. А посмотреть на них живьем охота, вот и поглядываю... Ладно, так уж и быть — покажу тебе одним глазком наш турнир. Приказа все равно нет — может, действительно забыли про тебя во дворце. Пусть будет тебе хоть о чем вспомнить в каземате. В самом деле, незабываемое зрелище, нечестно не показать гостю-то.

С этими словами тюремщик, к внутреннему ликованию алхина, полез снова в свои шкафы, переворошил там груду вещей, которые выглядели довольно древними, однако не распадались на куски. Тут была и одежда, и какие-то котлы, и несколько тетрадей в потертых деревянных переплетах с выцветшими буквами, кажется, из азбуки сильфов. Любопытно — каменная кладка не держится и разваливается, а еда и одежда пролежали сто лет и не обратились в пыль, подумал Вепрь и задал этот вопрос своему невольному благодетелю.

— Так заклятие же работает, — только пожал плечами детина, не вдаваясь в подробности, как именно оно работает. Больше они к этой щекотливой, как показалось алхину, теме не возвращались.

Загрузка...