Последний из нас

Глава 1. Новая жизнь

Этот дневник я начинаю, начиная свои, как я надеюсь, интересные приключения. Раньше нужды в нём не было, моя жизнь в Промграде (ужасно скучном городке, и как следует из названия промышленном.) представлялась невероятным однообразным существованием. Находится этот городок недалеко от океана, где — то на территории, канувшей в забвение Украине, на месте бывшего небольшого жилого центра. Название города было изменено, как и названия многих других. Никого не интересовало былое имя града, как впрочем, и его история. Да и во что превратились нынешние города, не многие многоэтажки пережили пятидесятилетнюю засолку в океане, не многие вещи сохранились, большая нужда была всей страны в железе. Его-то в основном и добывали в нашем захудалом городишке. Наполненный заводами, выбрасывающими в воздух отравляющие серые, чёрные или пугающе белоснежные газы, он пугал своими грязными и тёмными улицами. Жили люди тут недолго, те, кто не умирал от бесконечной работы на заводах, тот часто становился жертвой разгулявшейся преступности. Многие не хотели горбатиться на заводах и в шахтах, потому ставали на нечестный путь, а воровать у простых работяг было фактически нечего, то воровали часто. Богатые в таких городах не жили, только трудяги, второй сорт народа.

Мне не повезло родиться здесь, по законам Республики, сын шахтёра тоже должен стать шахтёром, вот я и горбатился в каменоломной шахте с утра до вечера. Тешило одно приятное обстоятельство: у меня не было кода на правой руке. (В Республике ставили клеймо всем новорожденным гражданам, цифровой код ставился мужчинам на правую руку раскалённым железом в первые месяцы жизни, женщинам на левое предплечье. Он подтверждал гражданство, место рождения, национальность и дату рождения.). Меня странным образом клеймование миновало, это давало надежду на возможность строительства своей жизни. Отец одно время проработал в бюро разрабатывающее «коды», вот он меня и спас. Остаток жизни он отбывал срок на исправительно-трудовых работах в колонии Промграда. Тут много ЗК отбывали наказание, но за, что отец отбывал свой срок, он так и не говорил. Он вообще мало мне говорил о себе, но я знал, что человек очень интересный, свою жизнь он провёл в круговороте опасностей и необычных приключений, они, то его и изменили. Старые друзья моего отца, говорили: «Он не всегда был таким замкнутым, Коля вообще на своих товарищей не похож был. Дюже честный, правильный он и тебя таким воспитал, зря я думаю, пока ты жизнь не познал, думаешь, что честь, совесть, и тд и тп, хорошо, ни черта! Колю это чуть не сгубило, но люди быстро приспосабливаются, вот и твой отец на остальных похож стал!» Что это означало, я не знал, наивно думая, что всё делаю правильно, но отцовским друзьям, мирвозрение своё сломать не дал.

Свою мать я даже и не знал, звали Люда, Грачёва — фамилия, жила какое — то время у Красных, встретилась с отцом, переехала сюда, умерла при родах. Кем работала, как выглядела, да и многого я о ней не знал, отец не запрещал спрашивать, но настойчиво, очень настойчиво просил не говорить о ней. Поначалу я думал, что мать его предала, и разбила сердце, но один из его часто приезжавших друзей, Спичков, его звали, сказал, что он очень мать любил, и она его тоже, а больше ничего.

Виделись мы с ним только поздно вечером, когда он приходил с работы на шахте, а я с учёбы. Да, я даже в таком городке, в таком положении наивно верил в силу знаний, в свои девятнадцать лет я старался не пропускать лекций в университете при Красном Кресте — так называлось независимое учреждение, разбросившее свои корни во всей территории России. Вот я и учился врачеванию, надеясь со временем выбиться в люди. Днём в шахте, как земляной червь, вечером на учёбу. Народу в аудитории было всегда мало, все мои сверстники либо работали, как я, либо спивались во дворах, за гаражами.

Отец учёбу одобрял, но не считал необходимостью, учитывая, как нам тяжело жилось, платить за занятия было весьма накладно. И всё же я продолжал учиться.

Месяц назад отец, словно мгновенно состарился сразу лет на десять, он осунулся, непрестанно кашлял, двигался с трудом, через неделю его вышвырнули с работы. В Республике пожилым людям пенсии не полагалось, как, впрочем, и инвалидам, в наше время никто никому ничем не обязан, кроме народа своему правителю. Хорошо хоть срок истёк, и отец мог спокойно сидеть дома на попечении единственного сына. А мне приходилось работать за двоих, и скоро мы начали голодать, продав весь хлам, который был в нашем «доме», а конкретнее мы жили в одной комнатке рабочего общежития, но и эти деньги ушли, как вода сквозь пальцы. Ничего дельного я придумать не мог, и решил бросить учёбу, тогда это значило бы, все прочие годы прошли впустую. Я видел, как отец страдает от угрызений совести, он видел, что мы можем и не выкарабкаться, и он к тому же, как человек с высокой самооценкой, стыдился своей слабости. Не привыкший от кого — то зависеть, он сильно нервничал по этому поводу. Неделю назад он сильно занемог, ничего не ел и не пил, лежал весь день, отвернувшись к стенке на своей кушетке, и плакал, конечно, я слёз отцовских никогда не видел, но я знал, как он расстроен в душе. Лекарства с таким трудом добытые в Красном Кресте, отец не признавал, и вылечить его я не мог. Как жаль, что нет лекарства от старости!

Он умер два дня назад, хотя я знал, что умер он в душе уже давно. Приехавший на похороны Спичков, неожиданно предложил мне поехать вместе с ним в одну из главных резиденций Красного Креста. Кроме отца, которого я обязан был содержать, меня держало в этом городе ещё одно обстоятельство. Звали это обстоятельство Наташа, кажется, именно так звучало чудное имя прелестной сестры моего лучшего друга. Эх, как она мне нравилась, к сожалению, с противоположным полом я вёл себя робко. Да и как тут станешь самоуверенным мачо, когда наши встречи проходили почти каждое утро в таких обстоятельствах. Она идёт, вся такая хороша собой, аккуратно одетая, с папочкой в руках, улыбчивая, вежливая, и я навстречу, грязюкой перемазанный, в старой отцовской куртке, рваных штанах, с тяжеленной каменюкой в руках. Жаль… Если б видела она меня вечером, в сером, старом, но довольно конфиденциальном пиджаке, потёртых, но ещё имевших приличный вид, брюках, и с кожаным чемоданом в руках, то уверен смотрела бы на меня по-другому. Правда я не знаю, как она на меня смотрела в роли раба, ведь униженный, раздавленный адским трудом в шахтах, я и не посмел бы к Наташе подойти. Вечером я чувствовал себя увереннее, но заявиться к ней домой, тоже не смел. Раньше-то у меня был повод прийти к красавице в гости, когда друг приглашал, но теперь, когда он спиваться стал, и уже пятилетку отмотал за грабёж, я с ним общаться то и перестал. Встретиться после учёбы тоже не удавалось, возвращался я поздно, а где работала зазноба моя, я не знал. Мог только догадываться, что в редакции, журналисткой или писарем (в Республике, как впрочем, и везде, печатные станки были редкостью, потому газеты писались вручную).

Часто приходили мне на ум эти строки, некогда известного поэта Александра Сергеевича Пушкина. Сейчас классиков не читали, кроме неприличных слов на заборе или в подъезде, люди ничего не читали. Книги найти можно, но как говорится: «Было бы желание». Я — то классику любил, уважал, отец книжонки мне через знакомых доставал, я тому рад был несказанно.

Ну что же не буду засорять дневник, раньше времени, а то на приключения не хватит. Скажу только одно, что недолго думая, предложение Спичкова я принял, уехать я хотел отсюда давно, и раз выпал шанс, то использовать его надо.

Отложив дневник, Артём протёр уставшие глаза. Был поздний вечер, и в его комнате таился мрак, только слабый свет свечи позволял, что — то разглядеть. Дунув на пламя, и увидев перед собой только темноту, Артём заполз под одеяло, и уговаривая себя, что завтра трудный и важный день, уснул.

Утро, работа, камни, шахта, сволочь — начальник, бородатые, перепачканные товарищи — всё как обычно. Кроме одного — сегодня Артём не встретил Наташу. Конечно, он мог её проморгать, когда камень принимал, но это его последний день Артём был очень внимателен. Расстроившись, он возвращался после обеда домой. Поев вяленой рыбы и пресного хлеба, парень вновь взялся за ручку и тетрадь, с твёрдой обложкой.

Если я вот так сейчас уеду, не попрощавшись с Наташей, не признавшись ей в чувствах, то так и буду жалеть об этом всю жизнь. Говорил мне отец: «Делай желанное сейчас, потом можешь не успеть». Вот я сегодня и решил признаться ей, пусть откажет, пусть смеётся, тогда меня точно ничего тут не удержит.

В пиджаке, брюках, с шикарными розами в руке, с коробкой конфет в другой, Артём уверенно шёл к печатному бюро. Цветы, между прочим, потребовали больших затрат, как и конфеты, разумеется. Розы, как и остальные растения, «спасли» россияне на специальных ботанических кораблях, во время потопа.

— Здравствуйте, Наташа Белова здесь работает? — спросил Артём у молодой секретарши.

— Да вот вчера только уехала.

— Куда? — дрожащим голосом, автоматически произнес парень.

— Простите, а вы ей кем приходитесь?

— Парень, я то есть… Её парень.

— Она ничего не говорила о вас.

— Так куда она уехала?

— Вроде куда-то на Урал.

— Зачем? — сказал Артём раньше, чем подумал.

— Вы её парень, вы должны знать.

— И всё же.

— То, что её повысили, и теперь она военный корреспондент, вы тоже не знаете? Приезжал какой — то капитан и забрал её.

— Репортаж в горячей точке? — обескуражено произнёс «парень».

— Разумеется.

Хуже, стечения обстоятельств, и нельзя было представить. Даже погода полностью описывала то, что творилось в душе Артёма. Ливень, гроза, гром, почти чёрные тучи. Двигаясь машинально, вскоре молодой человек оказался дома. Темно-зеленый рюкзак оказался в руках. Сразу же там появился фонарь, две батарейки, пачка ржаных сухарей, леденцы, пара карандашей, три шариковые ручки, дневник, зажигалка, фляга с водой. Отцовские часы, служившие больше памятной вещью, чем необходимой, тоже бережно легли в рюкзак, баночка тушенки. У Артёма навернулись на глазах слёзы, но течь им он не дал. Ещё чего не хватало плакать из — за бабёнки! Но на душе кошки скребли, чего уж говорить. Хотелось убраться из этого города как можно скорее. Покидав не глядя, оставшиеся более, или менее ценные вещи, благо было их не много, Артём стал одеваться. Снова перед глазами всплыл образ Наташи. Вот же впилась в память, чертовка!

Кажется, даже если бы Наташа отказала, я меньше расстроился, чем так быть в туманной неизвестности. Всё Артём, хватит о ней думать, ты её больше никогда не увидишь, Урал — это адское место туда — то ты за ней не пойдёшь. Кого я обманываю…

— Пойду, ещё как пойду, хоть на край света! — уже вслух продолжил Артём, откладывая дневник в сторону.

Глава 2. В курсе дел

— Сань, ну и долго нам твоего паренька ждать?

— Сколько скажу, столько и будете ждать! — Отрезал Спичков.

Охранник, закатив глаза, откинулся на борт повозки.

— Паша, ты бы лошадей напоил, ехать то долго.

Второй охранник, молча, встал, поднял пластиковое ведро и пошёл к колодцу.

Когда Артём подходил к месту встречи, то увидел, полного невысокого человечка в куртке с сигаретой в руке. Он опирался на борт деревянной повозки, в неё были запряжены две крупные лошадки. На куче коробок, мешков и различных тюков, лежал крупный мужик в камуфлированной куртке, с автоматом Калашникова в руках. От затопления повозку спасал натяжной навес.

Прикрывая голову рюкзаком, Артём подбежал к повозке.

— Здравствуйте дядь Саш!

— И тебе не кашлять Тёма! — ответил Спичков. — Ты готов?

— Да, то есть не совсем, мне ещё в Красный Крест забежать за рекомендацией надо.

— Да садись уже, завезём. Паша! А ну сюда топай!

— Я вас сильно задержал? — виновато спросил парень, когда уселся на мягком мешке.

— Вообще-то да. Ну ничего, я ведь понимаю, тебе тяжело с родными местами расставаться.

Артём обвёл «родные» места печальным взглядом. Серые, ободранные дома, смотрящие своими пустыми глазницами окон прямо на повозку. Тёмные не предвещающие ничего хорошего проулки. Огромные мусорные кучи прямо на тротуарах, впрочем, городок смело можно было назвать тоже мусорной кучей. Ржавые остовы того, что раньше люди называли машинами. Теперь эти куски рыжего ненужного железа, лежали на дорогах, кое — где в кучах. Ржавые дорожные знаки, фонарные столбы, детские площадки, или то, что от них осталось. Весь мир проржавел, и проржавел изнутри, проржавели люди.

То, что Спичков назвали «родными местами», Артём всецело ненавидел. То единственное, что он мог назвать родным, умерло.

— Чего задумался? Уезжать не хочется? — Поинтересовался Спичков.

— Ещё как хочется! Только вот по отцу тоскую.

— А, понятно. Да Коля хорошим человеком был, я о нём тоже скучаю.

Артём не ответил, помимо отца он ещё думал и о Наташе.

— Но недолго можно оставаться хорошим на такой работе. — Продолжал дядя Саша.

— Кем работал мой отец? Он никогда об этом не говорил, и на вопросы не отвечал.

— Я тебе этого не скажу. — Отвернулся Спичков, жалея, что завёл этот разговор. — Твой отец мне всегда запрещал это говорить.

— Теперь его нет, вы можете ничего не бояться.

— Тебе знакомо такое слово как честь? — Неожиданно резко и даже грубо отозвался Александр. — Ей я поклялся перед твоим отцом!

Какое — то время они ехали молча.

— Ты новости в газетах читаешь? — Вдруг мягко и заботливо спросил Спичков.

— Да.

— И обстановку в мире знаешь?

— Ну да. — Уже менее уверенно ответил Артём.

— Зря ты так думаешь. Ладно, выходи, приехали.

Артём спрыгнул с повозки, и прикрывая голову руками от дождя, побежал в невысокое здание с красным крестом над входом. Доктор Головнёв директор заведения уже приготовил необходимые документы для своего ученика.

— А, Тёмушка, здравствуй — здравствуй. Всё — таки уезжаешь?

— Да, знакомый отца меня довезёт до резиденции.

— Он тоже работник Красного Креста?

— Да, но не врач, курьер.

— Ясненько. Вот твоя рекомендация. Написал я всё в лучшем виде! — Подмигнул Головнёв ученику.

— Спасибо, вам огромное.

— Да что там ты заслуживаешь этого. Учись, выбивайся в люди, у тебя для этого голова работает.

Спичков курил грязную сигарету, и лениво разговаривал с охранниками, когда Артём радостный выбежал из здания.

— Парень, а ствол у тебя есть? — неожиданно спросил охранник, помогая забраться в повозку.

— Нет. — Медленно ответил Артём. — А зачем он мне? Я собираюсь лечить людей, а не калечить!

— Да — а-а, — протянул дядя Саша, — я думал, отец тебе сказал, что да как. Он наверняка до последнего был против, что бы ты путешествовал?

— Всегда.

— Я не удивлён. Ты думаешь, что вот сел ты в повозку, с красным крестиком, намалёванным на борту, и тебя никто не тронет?

— Но ведь нападение на караваны врачей запрещены.

— Да, что ты? Они случаются чаще, чем нападения на другие караваны.

— Почему? Это преступление жестоко наказывается.

— Скажи это бесам, что грабят на дорогах, всех путников.

— Кто эти бесы?

— Ну ты как с Луны свалился. Газеты давно читал?

— Нет, там о бесах не написано.

— А-а-а, наверное, НОР не хочет панику разводить. Надеюсь, что значит, НОР объяснять не надо?

— Народная Освободительная Республика. — Обиженно отозвался парень. — Вы меня за дурака держите?

— Нет, — серьёзно ответил Спичков. — Просто не хочу, что б ты сразу сгинул. Так, что бесы это наркоманы, они охотнее грабят караваны Красного Креста, что бы потом делать дурь из дорогущих лекарств. Они дикие, яростные, бешенные, когда под кайфом, как бесы.

— Они дикие, как туземцы?

— Нет, туземцы — это просто отшельники, которые не хотят принимать ни одно из государств. Им Республика нашла достойное применение.

— Рабство?

— Да, туземцев отлавливают, и отправляют на принудительные работы в шахтах и на заводах, в полях, да везде, где требуется тяжкий труд и где не хотят работать обычные граждане.

— В шахтах, как мой отец?

— Нет, твой отец отбывал срок, весьма удачно кстати, а туземцев делают рабами.

— Вы сказали удачно?

— Да, разве не знаешь, что сейчас преступников делают бойцами на арене. Они, как древнеримские гладиаторы.

— Конечно, знаю, вес афиши забиты рекламами о гладиаторских боях.

— Вот, а твой отец был осуждён раньше этого закона. Так что удачно, можно сказать.

— Вернёмся к рабам, они ведь и у Красных есть?

— Красные, — протянул Спичков, — многим они лучше НОР, например, теми же рабами. Их у Красных попросту нет.

— А кто же у них работает?

— Простые граждане, там порядок такой. Все равны. Относительно, конечно. Но равны, не, то, что в Республике, хозяева жизни и те, кто такими не является.

— У них как в Советском Союзе?

Курьер прищурил глаза, вспоминая знакомое словосочетание.

— Да, можно и так сказать. Красные строили новое государство на основе старого. Германия, СССР они брали из этих государств лучшее, обращая внимание на ошибки.

— Это работает?

— Как видишь. Красные в этой войне не уступают Республике.

— Какая же это война?

— Да, согласен, гражданская война это не лучшее слово, но оно полностью описывает то, что происходит на стыках этих государств.

— Я думал государство одно — Россия.

— Когда то и правду было так. Но ты, же знаешь людей, они всегда хотят власти.

— И НОР и Красные и ещё мелкие государства, даже туземцы все они хотят править тем, что осталось от мира?

Спичков задумался.

— Думаю — да, кроме, пожалуй, туземцев. Они живут себе спокойно, и никого не трогают, пока их рабами не пытаются сделать. Да и разрознены они, живут далеко друг от друга племенами. Но многие из них к Красным идут, принимают гражданство.

— У Красных так хорошо?

— Нет, — ухмыльнулся Спичков, — просто Республиканцы сделают их рабами, а самых сильных гладиаторами. У Красных они смогут спокойно жить, и работать, а самое главное всё это свободно!

— Почему не все туземцы ушли к ним?

— Не всё так гладко как кажется. Когда ситуация на фронте критическая, в первую очередь в солдаты набирают бывших туземцев. Занимать высокие должности туземцам тоже воспрещается. А когда экономика на дне, то бывших туземцев продают Республике.

У Артёма даже глаза на лоб полезли от удивления.

— Своим врагам? Продают рабов? Быть не может.

— Но так оно и есть. Конечно, это никак не афишируется, но происходит.

— Почему тогда НОР заключает эти сделки? Они разве не понимают, что поднимают экономику врага?

— Но так они помогают и себе.

— Бред.

— Да. — Кивнул Спичков. — Республика подсела на рабский трафик, как на наркотик. НОРу сейчас необходима рабсила, как воздух.

— Ох уж эта политика.

— Порой она совсем запутанна. — Курьер улыбнулся. — Но, что бы выживать в этом хаосе, ты должен её понимать, или даже чувствовать. К примеру, взять Красный Крест, что ты можешь сказать об этой организации?

— Её резиденции есть по всей России, это самая крупная организация, она не ведёт военных действий, оказывает бесплатную помощь в вымирающих жилых районах и в местах военных действий, и ещё Красный Крест независимая фракция.

— Ошибка, ошибка! — Замахал руками Спичков. — Какой ты наивный Артёмушка. Слышишь ты себя? Бесплатная помощь? Где ты видел, что бы что — то делали бесплатно? Красный Крест финансирует НОР, а когда у Красных ситуация с ранеными критическая то платят они. И к тому же независимых государств всего два — НОР и Красные, независимых фракций не бывает! Их бы давно поглотили крупные государства. А про военные действия тоже не верно!

— Как?

— Красный Крест только кажется белым и пушистым, на самом деле он не боится замарать ручки в крови конкурентов.

— У меня голова кругом от этой политики!

— Нет, ты дослушаешь, это важно!

— Дядь Саш, я хочу быть просто врачом, просто лечить людей и не задумываться о том, откуда берутся деньги на лекарства и на мою зарплату.

Спичков только хотел, что — то возразить, как к повозке подбежал молодой парень.

— Антоха! Здорово дружище! — Спрыгивая с повозки, поприветствовал Артём.

— А ты я гляжу, далеко собрался? И с лучшим другом не попрощался?

— В крупный город я еду, в люди выбиться хочу.

— Я вот тоже собираюсь.

— А ты кем работать то будешь?

— Не знаю пока, поеду, погляжу, что — ни будь, да подберу. Ну, ты Тёма давай дерзай, не посрами родимый город! — И весело смеясь, Антон пожал руку друга.

За разговорами Артём и не заметил, что они уже на выезде из города, а впереди дальняя дорога, и утомительная болтовня Спичкова.

Если бы Артём знал насколько это дальняя дорога и, в какое большое путешествие выльется его романтическая поездка.

Глава 3. Паутина

— Вы скоты! Отбросы общества! Сейчас вы идёте, и убиваете друг друга! — Орал капитан службы безопасности на гладиаторов в клетке, пытаясь заглушить рёв публики.

Среди десяти несчастных мужиков, был один самый яростный, самый страшный и непобедимый.

— Ты! — Капитан ткнул в яростного пальцем, — Ты думаешь, что ты звезда, да ты просто грязная гнида, ешь скот.

На ребристый пол упал мешочек. Хел, он же яростная звезда, знал, что в мешочке — наркотики. Одна таблетка — красная для выплеска адреналина, вторая — белая, гасит нервную систему, позволяет не чувствовать боли. Сегодня он съел только одну — белую.

Из тёмного коридора была видна арена посыпанная песком, окружённая мелкой решёткой. Она была сделана наподобие древнеримского Колизея. Такие Колизеи встречались только в крупных городах, вот и этот Колизей был в некогда великом, городе Волгограде.

На песке были разбросанно разнообразное оружие любое кроме огнестрельного. Правила, Хел знал также, помнил, что по правилам, ему осталась одна битва и он обретёт свободу, всего одна. Уже четыре боя, четыре круга ада за плечами, после этой битвы всё кончится.

Решётка поползла вверх. Из — под неё первым вылез Хел.

— Хел! Хел! Хел!!!! — Ревели зрители, проклятые любители кровавой мясорубки.

Да… Этот бородатый мужик, полный шрамов был звездой. Он единственный пережил четыре боя, он единственный стал причиной прихода множества зрителей, он кумир.

Крича яростные угрозы, размахивая руками, он забрался на решётку, и заревел. Зрители были разогреты, они жаждали крови! И организаторы готовы были предоставить им её целое море.

Это был командный бой, один из самых популярных и зрелищных. Две группы гладиаторов кинулись к оружию. Хел беспрепятственно подобрал с земли топор, и встал перед своей командой. Десяток бойцов сбились в кучку, и ждали Хела. Звезда шоу не спешил, выбрасывая угрозы, он порвал на себе майку, и потрясая топором, стал в первом ряду своей команды. Рядом с ним стоял совсем молодой паренёк с длинным кинжалом в руках, почему — то Хелу он показался слабым и трусливым, а Хел в людях разбирался. Хоть в глазах юноши и горел огонь ярости, от него исходила какая — то предательская слабость, которая Хела тревожила.

— Вперёд! — Скомандовал командир команды, и первая группа ринулась в бой.

Вторая не заставила себя ждать. Под громкие крики зрителей гладиаторы сшиблись. Хел не оправдывал своего имени, этот бой здорово подрывал его репутацию «безбашенного громилы», но бойцу было всё равно. Это первый бой когда он не принял наркотики, и последний в его жизни.

Кровь брызнула фонтаном, хлынула реками, образовывая озёра и моря на холодном песке. Отрубленные головы, руки и ноги, падали на землю. Бездыханные тела в страшных позах были разбросаны по арене. Раненые стонали, корчась в предсмертных конвульсиях. Яростные крики, ругань, рёв зрителей, звон железа, стоны раненых всё смешалось в ужасную какофонию.

Это был первый бой, когда Хел не размахивал вокруг себя топором с боевым кличем, а бился тактично, осторожно, но это возможно его и погубило. Враги, опьянённые лёгкой расправой над всей командой звезды, и видя в Хеле слабость, окружили его. Сильный замах, резкий удар, хруст костей — топор Хела застрял между рёбер противника. Без замедления кто — то выпадом проколол бедро гладиатору. Острая боль полоснула, как раскалённый клинок, под коленом, на икроножную мышцу потекла горячая, липкая кровь. Пинок в грудь, опрокинул знаменитого бойца. А теперь каждый из четырёх выживших врагов хотели убить одного оставшегося гладиатора. Хел видел, как над ним поднялось копьё с тонким (в диаметре около 6 мм.) наконечником, и молниеносно опустилось. Длинный узкий наконечник буквально пригвоздил Хела к земле. Ту боль которую испытывает человек, когда узкий железный прут протыкает его предплечье насквозь, описать сложно. Но именно это чувствовал несчастный Хел. Даже те наркотики не спасали, либо боль была слишком сильная, либо таблетка оказалась пустышкой.

Краем глаза обречённый гладиатор видел, как из — под трупа вылез тот — самый мальчишка, которого он в начале боя посчитал слабым. Теперь в нём Хел видел единственное спасение. Схватив вражеского командира команды за нагрудник, и подтянув к себе, израненный гладиатор, плюнул кровью врагу в лицо. Так он отвлёк врагов от подкрадывающегося юноши.

— Ах, ты ж… — Командир замахнулся, что бы добить Хела копьём, но резко замер.

Рядом стоящий злодей, тоже охнул, и нелепо взмахнув руками, завалился на бок. Когда вражеский командир рухнул рядом с Хелом, двое оставшихся противников, увидели за его спиной юношу и кинжалом и стилетом в руках. Разозлённые враги, помахивая своим оружием, пошли на мальчишку. Левой целой рукой Хел схватил за лодыжку одного противника. Враг не ожидал сопротивления от раненого гладиатора, и смешно взмахнув руками, упал.

— Гнида!.. — Прошипел упавший боец, подползая к Хелу.

В руке одноглазого гладиатора сверкнул нож. Хел крича от боли, вернее будет сказать, ревя, как раненый медведь, схватил кисть врага всё той же левой рукой. Борьба была не долгой, расправившись со своим гладиатором, юноша зарезал одноглазого. Перед глазами Хела всё поплыло, закружилось, он ещё не верил, что только миг назад он был почти мертв, а теперь он победитель.

На следующий день, когда Хел вернулся из лазарета в свою камеру там, он обнаружил того самого мальчишку. Обычно гладиаторов никто не лечил, их добивали на арене, и добивали эффектно не радость публике, но для звезды сделали исключение.

— Спасибо. — Сдержано поблагодарил юношу гладиатор.

— Без тебя меня бы точно убили бы, ты их отвлёк, и очень помог с одноглазым уродом.

— Нашу победу не признали?

— Нет.

Хел громко выругался.

— Меня назвали симулянтом. — Признался мальчишка.

— За это карают.

— Знаю.

— Тебя как зовут то?

— Юра, кто ты я знаю.

— Нет, моё настоящее имя Борис.

— Как и моего отца. — Невесело усмехнулся Юрий.

— Что тебе ещё сказали? Ну, про то.

— Про симуляцию? Сказали, что подумают.

— Казнят. — Грустно произнёс Борис.

— Чёрт!

Минуту они оба сидели, молча, пока Хел не спросил:

— Что у тебя в руках?

— Это? — Юра поднял медную монетку на старой верёвочке. — Так, медальон.

— А теперь честно.

Молниеносно юноша оказался рядом с Борисом, жарко дыша ему в ухо.

— Тебе я скажу правду, если поклянёшься, что сделаешь то, что я скажу. — Шептал Юрий.

— Да ладно, не надо мне правды, я понял, просто медальон, тема закрыта.

— Нет, у тебя не выбора, и у меня тоже, я бы отдал его в более надёжные руки, но меня скоро лишат жизни, а ты у меня в долгу!

— Ошибаешься, я ничего, никому не должен, и вмешиваться не в своё дело я не собираюсь.

— Борис, — юноша взволнованно глядел прямо в глаза собеседника, — прошу, я спас тебе жизнь, ты должен, мне помочь.

— Нет, я как и ты обречён.

Громыхнули засовы, в камеру протиснулся тюремщик с электрической дубинкой.

— Эй, ты да ты сопляк, на выход. — Крикнул он.

— Борис прошу, ради меня, сохрани монету — это ключ. Когда прейдет время, тебя, найдут, хорошие люди, будь осторожен. — Говорил Юрий, упираясь, когда его тащил тюремщик.

В руку Борису юноша вложил холодную монету.

— Никому не верь, эту монету ищут многие враги! — Кричал Юра уже на выходе.

Хел рванулся к двери, схватил мальчишку за руку, потянул. Но тюремщик и его напарник с автоматом не спали. Шокер коснулся проткнутой руки, Борис взвыл от боли…

— Боря, кореш, проснись!

— Заткнись, гад! — крикнул второй голос.

Борис открыл глаза, за руку его тряс мужик лет сорока и рыжей бородкой. Второй ЗК крыл матом обоих, что мешают ему спать.

— Угомонись, пахан, больше не буду.

— Ты мне это уже неделю впариваешь, ещё раз ночью заорёшь, за яйца подвешу!

— Борь, ты как? — Взволновался рыжебородый.

— Нормально, просто сон нехороший приснился, ты иди Хорёк, иди.

Хорьком рыжебородого называли за пропорцию лица и вытянутый нос.

Борис отвернулся к стенке, сжав в руке холодную монетку. Его уже неделю мучили сны, а вернее пережитые моменты жизни. Часто снились перестрелки с полицией, кровавые бои на арене, убийство родного отца собственными руками, работа охотником за головами и прочие события изменившие жизнь. Мысли о прошедшем сне нахлынули с новой силой. Борис вспоминал, что было дальше, а дальше собрали всех гладиаторов и зрителей, и казнили Юру, вместе с пятью провинившимися, прилюдно. Потом, когда Борис уже потерял надежду на спасение, ибо звезду шоу никто бы не отпустил, его выкупили. Кто, бывший гладиатор так и не узнал, но догадывался, что из-за той самой монеты, потому, что выкупили всех заключённых в той камере где находился Юрий. Борис, ждал, что появятся люди, которым нужна эта монета, и тогда он её с радостью бы отдал, но никто его не нашёл. А потом убили его кореша, которому тоже удачно даровали свободу. Но не просто убили, а пытали. Бывшая звезда, решил уйти в тень, совпадение это или нет, но рисковать Борис не стал. Из Республики он переехал к Красным, зарегистрировался как дикий, и попытался начать новую жизнь. Но жить потенциальным рабом он не смог, и снова ступил на тропу нечестной жизни. Познакомился с крупной шайкой, которая подыскивала подельников, и пошёл с ними на ограбление банка. Но как оказалось, Бориса они обвели вокруг пальца, как последнего дурака. И вот он здесь в Исправительном Учреждении Красных, мотает срок за убийство охранника, ограбление банка, попытка скрыться и неподчинение полиции. Но надо признать, Борису тут нравилось больше, его, как и всех заключённых Красные использовали, в качестве, рабсилы, тут его жизни угрожало гораздо меньше.

Уснуть так и не вышло, да и не дали.

— Подъём, свиньи! — Кричал тюремщик, постукивая по решётке дубинкой, простой надо отметить, не электрической.

Зэки полосатой гурьбой буквально, хлынули в огороженный решёткой коридор. На башнях важно курили охранники, возле своих пулеметов. Заключённые выбежали в кухонное отделение. Прикрученные к полу столы и стулья, кафель на стенах, по деревянным балконам прогуливались автоматчики — вот так выглядела столовая. С пластиковыми тарелками и ложками (Не стоит забывать, что земля уходила под воду и железо теперь в дефиците, пластик дешевле и проще в производстве) заключённые подходили к огороженной решёткой будке, где через узкий проём им повар кидал половником вязкую кашу. Каша — это одно название, то, что тут давали, есть зэкам с натяжкой можно назвать едой. В этом немногочисленном случае выигрывает Колизей, там гладиаторам давали неплохую еду с добавками, что бы они показывали лучшие результаты на арене. После еды — разумеется работа. В данном учреждении это лесоповал. Но Борис на собственном опыте знал, что есть и работы в шахтах, на заводах с опасными и вредными для здоровья отходами, и ещё многие трудные работы, где не стал, бы работать даже дикий, которого с натяжкой человеком называют.

Рубка леса, сплавка его по реке ниже, распилка и прочая обработка. Поначалу Борис удивлялся, как за столь недолгий срок на Земле вновь выросли растения. Он, конечно, знал, что на кораблях самые сильные и неприхотливые виды спасли, но тот срок, за который суша озеленилась, просто поражал.

В восемь работа окончилась, и зэков ждал праздник — баня. Конечно, это и не баня была вовсе, просто душ, но само название ласкало слух. Проводилась «помывка» раз в месяц, и отбывающие наказание люди были её несказанно рады.

«Баня» представляла собой большое помещение, по — старинке всё в кафеле, мутные потоки горячей воды неровно били во все стороны из ржавых душей. Охраны в душе не предусматривалось, да и драки между уставшими зэками случались редко.

Борис стал под струи воды, поднял к потокам лицо, закрыв глаза. Какое божественное наслаждение! Так бы и стоял вечно. Кожные поры открываются, смывается грязь, пот, усталость, словно организм омолаживается. Борис провалился в забытьё, перед глазами всплыли молодые годы, девушки, танцы, заводные друзья, пьяные драки — романтика. Он словно был уже не на Земле, а далеко — далеко. В своей молодости, вот то были лучшие времена жизни, не то, что было потом. Но думать, что было потом совсем не хотелось, думалось только о хорошем. Из светлых дум Бориса вернул, на сей свет резкий, как выстрел крик:

— Хел!

Сердце чуть не выпрыгнуло, настолько сильным был шок. Ведь никто здесь не знал прозвища бывшего гладиатора. Хе — е — е — л — пронеслось эхом, а потом вспышка, резкая боль в животе. От такого пинка даже здоровый и натасканный боец сложился пополам, отскочив к стене. На Землю Борис вернулся мгновенно. Сразу же подскочил на ноги — в тюрьме, как и в любой драке упасть означает поражение, и зачастую влечёт за собой летальный исход. Моментальная оценка ситуации спасала Борю не раз, и вот тут она также нашла своё уместное применение. Шесть против одного — не очень — то и повоюешь. От остальных зэков не осталось и следа. Первая мысль: «Бежать», но у выхода двое и четверо идут прямо на него.

— Ха! — В руке приблизившегося, что — то сверкнуло.

Заточка! Захват, умелый бросок — Борис не растерялся. Но удар ногой в спину толкнул вперёд. Кувырок, и снова на ногах, двоечкой отработал очередного врага, но упустил сильный удар ноги по рёбрам. Предательская подножка и падение. Борис ухватил кого — то за шею, повалил на себя. Зэки разошлись, били ногами, и били сильно, как говорится от души.

— А — а — а! Мрази! — Заревел боец.

Последние усилия он вложил, что бы подняться под градом ударов. Он словно товарный поезд, обхватив руками убийцу, уперевшись ему в живот плечом вмял в стену. Кафель звонко посыпался на пол, зато зэк обмяк, и сполз по стене. Борис развернулся, отправил в нокаут ещё одного, как получил в бровь сам. Кровь хлынула, заливая правый глаз. Но смотря смерти в глаза, он будто принял те самые красные таблетки. Борис, нет, не Борис, а берсеркер, бил своими крупными кулаками в разные стороны. Он уловил один удар, с хрустом вывернул вражескую руку, и тут же пропустил другой — в челюсть. Сильнейшая боль пронзила бедро. Борис взвыл, его без замедлений повалили и стали бить. Теперь выбраться он не смог бы. Бывший гладиатор не чувствовал своего тела, он закрыл голову руками, сжался в комок. Алые струи крови вместе с мутной водой потекли через ржавую решётку.

Лёгкие, короткие, но довольно быстрые шаги смешивались с цоканьем тяжёлых армейских сапог. Рыжебородый паренёк бежал по коридору, двое конвоиров еле поспевали за ним. Звякнув наручниками, парень в полосатом костюме открыл дверь с табличкой: «Комендант». В просторном кабинете находились двое седовласый мужчина лет пятидесяти, со смешным родимым пятном на левой щеке, похожего на кляксу, его погоны свидетельствовали о звании капитана контрразведки. Второй — низкий полный человечек с лысиной на затылке — комендант тюрьмы.

— Хорёк? — изумился комендант. — Что ты тут забыл? — Теперь в его голосе звучало раздражение.

Он с осуждением взглянул на запыхавшихся конвоиров.

— Я… Это… Того. — Жадно хватая воздух ртом, пытался сказать рыжебородый.

— Да говори уже! — Повысил голос комендант.

— Там! — Немощно показывая рукой куда — то в коридор, шипел зэк. — У… Уб — бивают.

— Что?

— Кого? — С волнением спросил капитан.

— Б… Борю.

Не говоря ни слова, капитан толкнул Хорька вперёд, и побежал за ним следом.

Комендант, махнув тюремщикам, тоже поспешил в душевую. На ходу доставая из кобуры пистолет, капитан влетел в баню первым. Мгновенно узнав главаря, он без предупреждения выстрелил тому в грудь.

— Стоять! — Заорал, вбегая комендант.

Картина, открывшаяся перед ними, была страшной. Осколки кафеля, стонущие зэки, кровавые подтёки на стене и ручейки в воде. Охранники подбежали к Борису, лежащему на полу, подняли бесчувственное тело.

— Врача! Скорее врача сюда! — знакомый голос ударил в подсознание Бориса, заставив открыть отёкшие глаза.

Сквозь мутную, расплывающуюся картинку вырисовывалось волнительное лицо капитана. Борис рухнул на колени, оттолкнув тюремщика, уловил блестящий предмет на верёвочке, дотянулся, крепко сжал. Холодная мокрая монета была приятна для кровоточащей ладони.

— Ты как? — снова голос седовласого.

Борис уже ничего толком не слышал, всё для него отошло на задний план, остались только воспоминания. Теперь — то всё стало на свои места. И тот разговор ровно неделю назад, и кошмары мучающие его с того момента, и напавшие зэки, и капитан.

На последнем этаже было немного кабинетов, но все только для самых высоких чинов. Самым большим и просторным был кабинет Терентия Павловича Боковина — генерал — полковник главного управления контрразведки. Высокий, в хорошей физической форме мужчина шестидесяти пяти лет стоял перед капитаном контрразведки. Капитан — тридцатилетний, не уступающий в росте генералу, Ефрем Дерягин расчётливо и собранно докладывал о задании.

— Хорошо, Ефрем, продолжай работу с Артёмом.

— Терентий Павлович, разрешите вопрос.

— Говори. — Боковин снял очки, и сложил в коробочку.

— Это насчёт капитана Палкина.

Раздался смелый стук в дверь, и генерал разрешил войти.

— А, Гавриил Викторович, мы тут как раз о вас хотели поговорить, проходите. — Поприветствовал гостя Боковин.

Взгляды двух капитанов сцепились, как снежные барсы в схватке. «Этот уродец уже здесь, чтоб ты провалился» — подумал Гавриил, но вслух сказал, натянув улыбку:

— Здравствуйте, здравствуйте Ефрем.

«Ах по имени значит, унизить хочет, лизоблюд дранный» — пронеслось в голове Дерягина, когда он жал протянутую руку.

— И я рад вас видеть, Палкин.

Глаза Гавриила еле заметно сверкнули злобой, он опытный Ефрем это заметил, злорадно улыбнувшись, продолжил:

— Терентий Павлович, я всё ещё настаиваю о передачи дела Бориса Тельцова мне.

— Ефрем, почему ты думаешь, что капитан Палкин не справится с этим зэком?

— Потому что, генерал — полковник, по вине Палкина мы потеряли уже двух информаторов, методы капитана ожидают желать лучшего.

— К чему ворошить прошлое? — На вид невозмутимо проговорил Гавриил.

— Всё, Ефрем, я уже сказал, дело Тельцова ведёт Гавриил, ты продолжаешь обрабатывать Артёма Грачёва.

Палкин отчётливо слышал, как скрипнул зубами его коллега.

— К тому же у Гавриила есть кто — то знакомый у Красных, так что ему легче будет устроить допрос зэка, чем тебе.

— Надеюсь, моего человека ты не угробишь. — Особенное ударение Ефрем поставил на местоимение «ты», чем разозлил словесного дуэлянта.

— Я могу идти?

— Да, Ефрем ты свободен.

На следующий день Палкин спецрейсом прибыл в Исправительное Учреждение, где содержали Бориса. Спецрейс — это поезд, отправленный конкретно для капитана контрразведки. Поездов на всей территории суши было немного, но все под хорошей охраной. Передвигались поезда по рельсам из сверх крепких сплавов пластика.

Палкина в сопровождении трёх телохранителей встречал лично комендант тюрьмы. Вместе с ним к входу вышел бледный сухощавый майор в военной форме Красных.

— Сколько лет, Гаврила. — Обрадованный комендант протянул капитану руку.

Палкин махнул рукой телохранителям, словно отгоняя мух. Майор, сдержанно поздоровавшись, спрятал усмешку за деловитым видом — его всё ещё смешило родимое пятно Гавриила на щеке. Теперь уже втроём они отправились в здание тюрьмы.

Борис сидел в тёмной допросной, с затравленным видом оглядывался, подёргивая наручниками, пристёгнутыми к столу. За его спиной находилось затанированое стекло, в которое смотрел комендант, сидя в тесной комнатке. Тельцов нервно барабанил пальцами по столу, он так и не понимал, зачем его привели в допросную. Наконец, дверь открылась. На входе стоял седовласый республиканский капитан, он несколькими словами обменялся с каким — то человеком, плечо которого виднелось из — за двери. По нашивкам на плече Борис догадался, что разговаривал седовласый с майором.

— Борис Тельцов, верно? — обратился к нему капитан, закрывая дверь.

— Ну, раз вызвали вы меня сюда, значит, знаете кто я.

— Помните ли вы, Борис, или может лучше к вам обращаться, Хел?

У зэка защемило сердце, и тут он понял, что разговор идёт не в безобидное русло.

— Вас выпустили из Колизея. — Продолжил капитан. — Так, что за вами должок Республике.

— Не припомню как ваше имя? — Пытался увести разговор Борис.

— Гавриил Палкин. И всё же, Хел, вы возвращаете долги, честный ли вы человек?

Тельцов вспомнил медную монетку, которая висела на его шее. «Меня скоро лишат жизни, а ты у меня в долгу!» — Всплыли слова гладиатора Юрия. С тех пор уже несколько лет бывший гладиатор держал данное обещание своему спасителю. Борис решил схитрить, и пошёл на удачу:

— А если я вам скажу, что знаю, кто меня, выкупил и то, что этот человек не имеет отношения к вашей Республике.

— Нет, нет, Хел, я прошу от вас немногого, всего на всего краткосрочное сотрудничество.

— С чего мне на вас работать, уж лучше я отсижу оставшиеся пять лет, и начну спокойную, законопослушную жизнь.

Капитан почесал родимое пятно в виде кляксы, и продолжил:

— Мне, кажется, вы уже пробовали, и ваш опыт провалился. Признайте, честная жизнь не для вас!

Он великолепно осведомлён, наверняка разведка — заметил Борис, и более тактично сказал:

— Капитан, я уже сказал, что на республиканскую разведку не работаю. И не считаю, что я у НОР в долгу.

— Ты ведь, понимаешь, что можешь просто не дожить до истечения срока, а я могу подарить тебе второй шанс — свободу.

— Подарок — это, бескорыстное приношение, а ты как я вижу, настаиваешь на моём сотрудничестве. — Борис заметив, что Палкина бесит его неповиновение, тоже перешёл с ним на «ты».

Любой другой, уважающий себя офицер вспылил, когда его тыкает зэк, но не капитан контрразведки. Не то что бы Гавриил себя не уважал, просто у него была железная выдержка, как и любого разведчика, тем более работающего во вражеском тылу.

— Ты делаешь страшную ошибку, Хел, как бы потом не пожалел! — Бросил Палкин, выходя из допросной.

— Чёрт! — И грохот рядом с правым ухом привели Бориса в чувство.

Когда окаменевшее веко с трудом приподнялось, то взору открылся маленький в две койки медкабинет. Кулак человека, стоявшего к пациенту спиной, всё ещё оставался на столе, глее тряслись после удара баночки, ампулы и медицинские инструменты.

— Он никак не очнётся, что за бред, он хоть сможет говорить? — Узнал голос капитана Палкина Борис.

— Да, жизни заключённого Тельцова больше ничего не угрожает, у него сотрясение, перелом двух рёбер, двух пальцев, колотая рана на бедре и множественные гематомы, всего на всего. — Это уже отвечал Медик.

Так заключённого прозвали в тюрьме, он исполнял обязанности врача, когда требовалась медпомощь, а так как и все работал на лесоповале. Своего врача в Исправительном Учреждении не было, Красные не выделяли для заводов, промрайонов и тюрем никакого персонала, кроме охраны.

Наконец, капитан повернулся, «клякса» расплывалась в глазах Бориса.

— Ладно, всё равно он не скоро, как я понимаю, очнётся.

Когда Палкин открыл дверь, за ней стоял комендант.

— Как очухается сообщи мне, ясно?

— Как белый день.

— Не ёрничал бы ты, за него мне взбучка будет, а от её силы зависит твоя.

— А я что? Я же того… Я же…

— Всё, пропусти!

По коридору отдалялись тяжёлые шаги капитана и мелкие семенящие — коменданта. «Покой, тишина, безопасность» — успел подумать Борис, как сознание его ушло в мир грёз.

Докладывать о провале операции было стыдно и скверно. Больше всего на свете Гавриил не любил, когда его отчитывают, тычут мордой, как несмышленого котенка в собственное… в свои проделки, в общем. Вот и сейчас, когда он поднимался по ступеням на последний этаж, на сердце кошки скребли. «Я же ведь только припугнуть, власть показать, не убивать же. Это всё чёртов комендант со своими дуболомами.» — Думал Палкин, поднимая одеревеневшие ноги. «Этот сопляк, Дерягин, наверное, опять сияющий с докладом об успехе придет, а у меня снова провал, так и вылететь можно, ага, да, запросто. Только, это уже не просто потеря работы, ещё и прямая угроза моей жизни, Красные меня в покое не оставят.». Капитан остановился у двери с табличкой «Т.П. Боковин.». «Наверняка, этот старый хрен всё уже знает, но ведь попросит же самому рассказать, унижать будет, хоть бы там Дерягина не было». Тихий, неуверенный стук в дверь и глухое разрешение. По голосу Палкин понял — капут!

— Ну, и? — Только и проронил Боковин, стоя спиной к вошедшему капитану.

Генерал смотрел на улицу пустыми глазами, он только и думал об операции, столько много времени и трудов поглотившей.

— Да, что тут скажешь? Виноват, генерал — полковник. — Одним из способов смягчить начальника было признание вины.

— Да кто ж тут спорит? У тебя хоть ума хватило главного из зэков пристрелить! Тебе, надеюсь, ни чего не предъявили?

— Ни чего кроме благодарности за усмирение бунта. — Нагло соврал Палкин, выгораживая хоть одно умное решение.

— Это ж надо только додуматься! Надавить на информатора силой, наняв зэков! Ты чем думал, олух? — В конец распылился Боковин.

«Ну хоть Дерягин этого не слышит» — успокоился капитан.

— И чего ты молчишь?

— Виноват! — Вытянувшись, гаркнул Палкин, вторым способом было внешнее спокойствие. Генерал ненавидел трусов и, когда перед ним мямлили, заикались, и проявляли другие признаки страха, просто бесился.

— Это я уже слышал. Что в оправдание скажешь?

— Скажу, что оправдываться незачем, признаю, Дерягин был прав, на счёт моих методов.

У генерала глаза полезли на лоб, такого от гордого капитана Палкина он не ожидал. Самому Гавриилу было трудно произнести эти слова, одним предложением он раздавил своё самолюбие, гордость и самоуважение. Но что не сделаешь, что бы усмирить высокого начальника и к тому, же оставить своё рабочее место.

— Ладно. — Протянул Боковин, задумавшись. — Я передаю дело Бориса Тельцова Дерягину, а тебе поручаю собрать в архивах всю информацию о Мухине Захаре Ивановиче, и, что бы завтра утром в ровно семь у меня на столе, ясно?

— Так точно! — Вытянулся во весь рост Палкин.

«Ну, слава тебе Господи, пронесло, да и плевать на самолюбие, к чёрту гордость, как будто я сюда пробился, спины не сгибая» — Думал капитан, выходя из кабинета.

— Недолго ты Боря, отдыхал, уже комендант лично в допросную просит. — Сообщил Медик, тихонько тряся за плечо пациента.

— Тельцов, на выход! — Лязгнул властный голос тюремщика.

Ругаясь сквозь зубы, кряхтя, Борис поднялся с койки, оделся и хромая, пошёл впереди конвоя. Раны зэка уже почти затянулись, он всегда гордился такой способностью своего организма — быстрому выздоровлению. «На мне, как на собаке, всё быстро затягивается» — Шутя, говорил Борис. Да и с врачом ему на удивление повезло, толи зэк Медик и вправду от Бога был лекарь, толи угрозы коменданта так подействовали на несчастного, бывшего медработника.

За размышлениями Борис и не заметил, как оказался снова пристёгнут к знакомому столу в тёмной комнате. «Снова эта сволочь республиканская придёт, припугнул, власть показал, теперь думает, я на его условия соглашусь? Чёрта с два! Знать бы, что у него ещё за условия, хотя лучше не надо.» — Мысли улетучились, когда вошёл бледный сухощавый майор Красных. Бориса такое появление заинтриговало.

— Борис Тельцов, если не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, а вас я попрошу тоже представиться, а то в последнее время ко мне всякие офицеры так и липнут, всех уж не упомню.

— Ушков Николай Леонидович.

— Не могу сказать, что мне очень приятно.

— И сразу к делу Борис, мне известно, что чуть больше недели назад к вам приходил, какой — то капитан НОР, что он у вас спрашивал? — Игнорируя издевки зэка, начал майор.

— Думаю, вы и так знаете, ведь это вы с Палкином говорили в тот день, когда он заходил ко мне в допросную. — В отличной памяти Тельцова всплыли воспоминания о плече майора выглядывающем из — за двери, ещё тогда это казалось странным: два офицера враждующих армий встречаются и о чём — то беседуют. — Зачем тогда спрашиваете? Я же не дурак.

Ушков закусил губу, то что его так лихо раскусят, да и кто какой — то зэк, его, разведчика с тридцатилетним стажем! Помолчав минут, решив, что уже нет смысла юлить перед собеседникам, он с расстановкой, медленно заговорил:

— Нет, Тельцов, вы далеко не дурак, даже больше вам скажу, у вас талант!

— К чему эта лесть?

— Я, правда, майор контрразведки Красных, и да, я говорил с капитаном Палкином, когда он приходил к вам на допрос. Но скажите, как вам удалось меня раскусить?

— Да вы особо и не конспирировались, о том, что приезжает майор я узнал за день до приезда Палкина, а потом увидел ваше плечё с нашивками майора, не трудно найти связь. А то что вы контрразведчик просто догадался, капитан разведки НОР для вас слишком высокая птица, что бы говорить вы с ним могли на «ты».

(Стоит отметить, что погоны были у представителей НОР, а нашивки у Красных. К тому же есть несоответствия званий с теми, которые были до потопа. Так же отличаются звания у Красных с НОР, ведь не одна из сторон не хочет выглядеть похожей на другую).

— Не плохо, скажу честно, я недооценивал вас, пока не побеседовал лично.

— Так чего же вы хотите? Только говорите прямо, не уходите от ответов.

— Хорошо, честность — залог нашего успеха. Республика, хочет вас завербовать верно?

— Ну и?

— Я предлагаю вам работать на меня, согласитесь на условия НОР, станете членом их отряда, и будите собирать для меня информацию.

— Стучать на будущих сослуживцев?

— Нет, работать в тылу врага. И, между прочим, неплохо при этом зарабатывая. Уверяю вас, в мире всё скоро изменится, и мы будим править им, у Красных есть козырь в рукаве, которого пытаются лишить нас Республиканцы. Вы, Борис, не дадите им шанса лишить нас победы.

— Ох, сколько пафоса, речь о спасении планеты, переворот мира, можно подумать я изменю ход войны, ну да — ну да.

— Вы думаете, в истории не было людей, которые буквально в одиночку меняли судьбу мира? Александр Македонский, Наполеон, Адольф Гитлер, все эти люди перевернули жизнь планеты.

— Ну, я же не полководец, и не правитель великой страны, о чём вы мне говорите.

— О том, что ничего у этих правителей не вышло бы, если не их агенты, диверсанты и шпионы.

— Мне скучно спасать планету, давайте попросите другого зэка.

— Чёрт! — Не вытерпел Ушков. — Вы идиот! Как можно так несерьёзно относиться ко всему происходящему? Ладно, если для вас больший авторитет имеют приземлённые факторы, то и обращаться к вам я буду, как к быдлу! — Голос майора с мягкого приятного сменился на жестокий твёрдый. — Вы ведь понимаете, что до конца срока не доживёте.

— Да, чёрт вас побери, я хочу покоя, не собираюсь я участвовать в ваших шпионских играх.

— Поздно, Борис, вы подписались на это тогда, когда взяли предмет у Юрия!

Зэк догадался, что майор сболтнул сгоряча лишнего, но всё равно ему стало не по себе.

— Где предмет? — Ушков подскочил со стула, поставил руки на стол.

Жарко дыша прямо в лицо Борису, шипя раздувая ноздри, он смотрел с такой злобой, что Тельцову захотелось немедленно уйти. Так он и сделал.

В глазах зэка вспыхнул притворный страх, он откинулся, жадно хватая ртом воздух, покраснел. Ушков отстранился, от Бориса, как от прокажённого, когда тот забился в конвульсиях, сползая на пол.

— Эй, Борис, стой, ты как? Врача! Скорее врача! — Майор кинулся к зэку, приподнял его голову.

Тельцов повис на пристёгнутой наручниками руке, захлёбываясь рвотой, из его рта шла пена, несчастный бился в конвульсиях, закатив глаза.

Глава 4.Первые трудности

Если верить словам Спичкова, то жизнь на просторах нынешнего мира не такая уж и романтическая штука, как верилось Артёму. Грачев, отрезанный от мира самым дальним от войны городом, накормленный по горло пропагандой властей, даже и не знал, что такое жизнь. Для него это просто работа, которая необходима выживанию.

Телега неспешно волочилась по пыльной дороге, и вскоре скрылась от города за холмом. Парень до последнего не смотрел назад, потом всё же оглянулся. Высокие трубы заводов курящие отравляющими газами, пустые многоэтажки, этот захудалый район, даже не может сравниться с настоящими городами. Артём всегда мечтал побывать в Москве или Волгограде, да в любом крупном развитом городе. И Спичков ему это обещал устроить.

— Ну, что Тёма не жалеешь? — Спросил Спичков, доставая крупную сигарету из кармана.

— Нет, дядь Саш, ничуть.

— Ты парень, будь всегда аккуратен, внимателен и самое главное — никому не верь! — Вдруг сурово сверкнув глазами, сказал стари, сейчас он так сильно напоминал Артёму отца.

— Мне папа всегда так говорил.

— Правильно делал!

— Что за…? — Неожиданно выругался охранник. — Медведь лося, что ли завалил, и теперь дичь гниёт?

Второй обозник тоже демонстративно зажал нос.

— Да какой медведь возле дороги? — Морщась, спросил Спичков.

В нос и вправду ударил противный гнилой запах, Артему, почему то показалось, что запах разложения. И он не ошибся. Сразу за поворотом перед путешественниками предстала ужасная картина. На небольшой полянке, на обочине дороги, стояла полуразвалившаяся телега, такая же, как и у Спичкова. Тоже на борту был намалёван выцветший красный крест, и запряжены две кобылы. Сейчас животных было трудно узнать, кровавое и страшное месиво, разбросанные копыта — это и называлось лошадью.

— Чёрт, что тут произошло? — Спрыгивая, прошептал охранник.

Когда он подошёл, то мухи, сидевшие на мёртвых, взметнулись, и стали кружить тёмной тучей. Зажав нос, передёрнув затвор автомата, караванщик медленно подошёл к заваленной на бок повозке. Артём и Спичков с нетерпением следили за обозником. Он тем временем обошёл телегу, и наклонившись, исчез из виду.

— Жмуры, трое! — Вынес он вердикт.

Спичков ловко соскочил с повозки, подбежал к охраннику. Александр цепким взглядом осмотрел место ужасного происшествия. Он наклонился над, вздувшимися телами, и внимательно исследовал их.

— Бесы, от десяти до двадцати человек, караванщиков застали врасплох, лошадей убило гранатой, один пытался сдаться, но был застрелен, второй отбивался, к сожалению тоже мёртв, третьего осколками посекло.

— Почему вы уверенны, что это дело рук наркоманов? — спросил Артём, протягивая руку Спичкову.

Когда Александр запрыгнул, то похлопал по плечу извозчика, и тот хлестнул лошадей. Отъехав то расстояние на котором уже не чувствовалось зловоние, Александр заговорил:

— Знаешь, Тёма, на Красный Крест не часто нападают, но в основном это бесы.

— Разве не нужны лекарства туземцам или Красным?

— Нужны, туземцам, но они бояться грабить караваны.

— Почему? Я не вижу грозной охраны. Что наш обоз, что тот, — парень головой указал назад, — три — четыре человека.

— Такие группы редки, и лекарств они не везут, вот мы, знаешь, что везём?

— Теперь уже сомневаюсь в своих догадках.

— Составляющие этих самых лекарств, они — то и нужны бесам, туземцы с ними ничего не сделают.

— А Красные?

— Им нет смысла грабить, если Красный Крест откажется от контракта с их городами, то Красные попросту останутся без медицинской помощи и лекарств.

— Бесы же о последствиях не думают, им главное — доза, и всё!

— А какие могут быть последствия?

— Ну, к примеру, если туземцы или бесы совершают такое преступление, или серию разбойных нападений, то страна, на чьей территории совершено преступление, отправляет карательные отряды. В Республике это группы охотников, слышал же?

— За рабами гоняются?

— Ну, да. Я, когда ещё молодой был, состоял в таком вот отряде. — Спичков блаженно втянув носом уже свежий воздух, достал сигарету, закурил, — Идём мы, значит, рано утром, по лесу, роса кругом, туман, не видно не зги. И тут мы от отряда отбились, а пелена такая была, что руку вытянешь и всё, ладони не видно. Мы по — началу перекликаться хотели, но тут — то в лесах, туземная территория. Идём мы кучкой, плечом к плечу, девять нас тогда было, а страшно-то знаешь как? Туземцев полно вокруг, а они так охотников ненавидят, что не дай Бог к ним в плен попасть. Вот медленно плетёмся мы, калашами водим по сторонам, и не заметили, что тропка перед ногами пропала, в голом лесу мы, без ориентиров остались. Идти дальше — страшно, местности не знаем, сидеть на месте — холодно, и еды нет с собой, группу звать? Они — то вряд ли услышать, зато туземцы примчатся. Решили назад идти, тропу искать, а вышли в русло высохшей реки. И тут, как скатятся на нас туземцы, как черти из тумана скачут. Шум, гам стоит, автоматы трещат, ругань. Много было врагов, тут — то я понял, что совсем умирать не хочу, и… Можешь, меня трусом назвать, но, к сожалению, я поступил подло — побежал. Бегу по руслу, автомат потерял, рюкзак скинул, лечу, ничего не вижу. Выбежал к ручью, стянул куртку, камень острый нашёл. Я то знаю, что в плен к туземцам, попасть — хуже чем умереть. Решил индефикационное клеймо срезать, а нож в одном из противников остался, пришлось камнем сдирать. Срезал, как мог, под корягу забился, руки себе связал, куртку пятнистую спрятал, тут и головорезы эти пожаловали. А я им и говорю, мол, тоже туземец я, в плен взяли, к своим в рабство вели. Они сразу к плечу, там кровавая рана. «Порезался, когда через лес бежал» — отвечаю я. Конечно, мне никто не поверил, привели в свой лагерь, кинули в яму. Знаешь же, что туземцы ямой зовут?

Завороженный рассказам, Артём ничего не ответил, только головой мотнул.

— Ну, это такая глубокая воронка, закрытая решёткой. А сейчас дождей много идёт, яма постоянно по колено в воде, вот и гниют там узники. Как над нами туземцы издевались, Боже мой! Глянь! — Спичков показал левую руку, на которой не хватало безымянного пальца, — Они сволочи, отрезали, а потом мне за верёвочку на шею повесили.

— И как вы спаслись?

— Ну, то дело выжидания было, и удачный момент. Ушли почти все мужчины в набег на хутор, какой — то, а нас в яме полтора десятка было и все охотники бывшие. Ну, а я успел кусок ржавой железки притащить, когда измученного обратно в яму тащили. Решётка из гибких веток была, верёвкой связанная, вот верёвку мы разрезали, и выбрались. Мы тогда такого бардака в их лагере навели, правда и без мужчин туземные бабёнки тоже не промах, всех наших постреляли, я тогда с К… — Александр осёкся, — с парнем одним спасся.

— А как его звали?

— Да не помню я уже, не виделись, мы потом.

— Да — а… — протянул Артём, — Ну и история!

Проехав километра два, молча, молодой Грачёв, огляделся. Лес с левой стороны кончился, и раскрылся широкий луг, а справа лес только стал гуще.

Артём достал свой дневник, начал что — то писать.

— Дневник? — Поинтересовался Спичков.

— Ага.

— Молодец, идея хорошая, бывает, когда один путешествуешь, и поговорить не с кем, то это веешь вообще не заменимая.

— А вы часто один путешествовали?

— Да, бывало, как — то шёл я с караваном…

Оглушительный грохот оборвал Александра. Словно небо рухнуло на землю. Настолько сильного звука Артём ещё не слышал, и надо признать растерялся. Картинка поплыла перед глазами, взболтавшееся сознание, выхватывало отдельные кусочки мира, пытаясь собрать полное изображение. На бледного испугавшегося не на шутку парня завалился один из охранников, сидевший впереди.

— Паша, прикрой! — кричал Спичков, спрыгивая с телеги навстречу, выбегающей из леса толпе.

Разномастная ватага, бандитов полумесяцем окружала путников. Убитые взрывом гранаты лошади, заваливаясь, потянули за собой телегу. Завалившись на бок, повозка выбросила Артёма на траву. Он затравленным взглядом обвёл нападающих. В куртках, джинсах, рубашках, безрукавках, со старыми автоматами и ружьями в руках, они кричали нечто непонятное и ужасающее одновременно. Лихо взъерошенные волосы, ирокезы, лица с татуировками дополняли вид отчаянных отморозков. Не раздумывая ни минуты, Артём кинулся бежать прямо по лугу. Изо всех сил, сначала на четвереньках, затем поднявшись, пригибаясь напуганный до смерти Грачев, бежал, падая и снова поднимаясь. Оглянувшись, он успел увидеть, как Спичков отчаянно дрался врукопашную, раскидывая врагов, а второй охранник — Паша — орудовал прикладом калашникова.

Над головой Артёма противно засвистели пули, он интуитивно кидался из стороны в сторону, ныряя за холмики. Когда впереди спасительно блеснули бурные потоки реки на дне оврага, паренёк оглянулся снова, что — то неимоверно сильное толкнуло в левое предплечье. Словно раскалённая игла пронзила руку. Потеряв равновесие, Грачёв кубарем рухнул в овраг. Подскакивая на булыжниках, кочках он катился по отвесному склону, закрыв руками голову, и поджав ноги.

Ледяная вода и твёрдое каменистое дно сообщили о конце карусели. Подхватив тело, потоки быстро понесли его вниз по течению. Брыкаясь, изо всех сил пытаясь уцепиться за корни, за камни, Артём как мог, сопротивлялся течению. Но борьба со стихией длилась недолго, и скоро беглец оказался на крутом берегу. Перевернувшись на спину, он выдохнул, и тут почувствовал, как невыносимая боль растекалась от левого предплечья ко всему телу. Взвывая, бедняга корчился на гальке, зажимая болезненное место. Но сквозь пальцы непрестанно сочились алые струи крови.

Бесы беглеца не преследовали, они даже не убивали бы обозников, если они сдавались бы. Им нужно было только одно — компоненты для наркотиков, и всё. Собрав наспех всё, что нашли в повозке, наркоманы растворились лесу так же быстро, как и появились.

Артём тем временем, извивался у реки, из его глаз невольно сочились слёзы, было страшно. Да несчастному парню было ужас, как страшно. Пугало всё, и кровь на руке, и внезапное нападение, и смерть такая далёкая раньше, но теперь подранок словно ощущал её леденящее дыхание. Он не мог сказать, сколько времени пролежал, трясясь от холода, боли, страха. «Вставай Артём, ты ничтожество! Как ты можешь, бросил того кто тебя защищал, и теперь лежишь, стонешь, думаешь тебе хуже, чем Спичкову? Вставай!» — говорил Грачёв сам себе, и это подействовало.

Почувствовав прилив сил, он тщательно промыл рану, с облегчением обнаружив, что пуля прошла на вылет, наверное, даже не задев кости. Это ещё стоило проверить.

— Доктор ты или кто? Нюня! Ноешь как баба! — Говорил сквозь зубы Артём, размазывая слёзы по грязному лицу.

Туго перетянув руку, чуть выше ранения, поясом, парень поднялся, и пошёл вверх по берегу.

— Я должен найти дядю Сашу, должен, ему нужна моя помощь! — Эти слова придавали сил.

Когда взъерошенная, перепачканная в грязи и крови голова высунулась над берегом обрыва, возле опрокинутой повозки уже никого не было. Только сейчас, когда Артём вспомнил о медицинских препаратах в своей сумке, он заметил, что обронил её, во время падения в реку. Грачёв подняв свою тесёмку побежал к месту сражения. Пока бежал, понял, какое чудо уберегло его от большего количества свинца в своём теле. Но если рассуждать логически, то вряд ли находящиеся под действием наркотических веществ бесы, могла держать верный прицел.

Мёртвый Спичков лежал на боку. Меж его лопаток торчал нож. Настоящее разбойничье убийство, подлое и гнилое. Паша тоже не мог жить с пулей во лбу.

Артём упал на колени, обнял дядь Сашу целой рукой, и заплакал. Он не мог успокоиться, всё плакал, и плакал. Этот пожилой человек, верный друг отца был ему так близок последнее время. Парню было очень плохо, он снова потерял близкого человека, к которому проникся такой любовью и уважением.

Тучи, давно заполнившие небо, рассекались молниями, огрызались громом, и вскоре словно скорбя о потере заплакали сильным ливнем. Ветер начал гонять кроны деревьев. Лес ожил, зашипел, зашевелился. Лужи появились на дороге, и она стала непроходимой жижей.

Грачёв всё лежал в грязи, он кричал, что — то непонятное, кричал душой, от горя. Когда тело начала бить дрожь, холод пробрался до костей, он всё же поднялся. Пустота заполнила душу, отчаяние взяло вверх. Подняв с земли промокший дневник, который выронил из рук во время нападения. Безуспешно поискав лопату, Артём решил, что пока не похоронит Спичкова по — человечески не уйдёт. Подняв тело, подвывая от боли в руке, он тащил мертвеца к реке. Но силы кончились раньше, чем планировались. Грачёв упал на землю, свернулся калачиком. «Идти, надо идти, Артём нельзя лежать, остановка — смерть» — говорил он себе.

Игла воткнулась в окровавленную плоть.

— Боже! За что? Как больно! — взвыл парень, отодвинув руку с иглой от раны.

Как он оказался в лесу под спасительной густой кроной, Артём не помнил, пришёл в себя от боли. Вернув иглу в тесёмку, и забросив идею с «самоштопаньем», Грачёв промыл перекисью водорода рану, и помазал кое — какой мазью. Перемотав мокрым бинтом, поднялся на ноги. Первые шаги требовали большого мужества, потом Артём шёл уже, как по — накатанной.

Утро встретило раненого парня, спящего на поваленном дереве.

«Я поступил так подло, что сгораю от стыда, отец меня собственноручно убил бы за такой проступок. По моей вине умер Спичков, я не должен был его бросать. Какой же я трус, эти бесы, Боже! Я вздрагиваю при их упоминании. И как же болит моё тело, наверняка сломаны рёбра…». Грачёв охнул, отложил карандаш. Сложив дневник в тесёмку, закинув её на плечо, он поднялся, и пошёл дальше. Было холодно, хотелось есть, и спать, но надо было идти дальше. Артём корил себя за то, что бросил тело дядь Саши, и не похоронил.

— Теперь он будет там лежать, и душа его не упокоится, как ненужная дворняга будет разлагаться, на подобии тех несчастных, которых мы видели на дороге. Когда доберусь до людей, обязательно найду лопату, и похороню его и охранников тоже. — говорил себе Артём, а когда он говорил себе под нос было не так страшно.

Когда перед глазами парня вырос населённый пункт, он сначала не поверил, но когда из тумана явственно выражались очертания домиков, палаток, сторожевая башня, он буквально бросился бежать к людям. Деревенька, нет, скорее хутор в пять длинных, деревянных изб. Ещё несколько сельскохозяйственных построек дополняли картину одинокого хутора. Но его первоначальное одиночество было обманчиво, из домов и палаток выходили люди в пятнистой военной форме, умывались, громко говорили, шумели, спорили. Таких же пятнистых палаток было много, хаотично разбросанных по всей поляне. Местные жители, которых можно было узнать по штатской одежде, вели себя, как гости, вежливо и услужливо. А солдаты наоборот, как свиньи, хватали молоденьких девок за косы, юбки, сарафаны, насильно сажали себе на колени, приставали, старых гоняли за выпивкой и завтраком. Все эти унижения сопровождались громким хохотом. Поначалу Артём удивился, что ни одного мужика в штатском в хуторе не было, потом понял, что удивляться? Всех забрала война.

Идти через этих гадких типов было противно и мерзко, потому Грачёв спешил. И что бы ни удлинять неприятные зрелища, он поинтересовался у молодой девоньки с подносом, где здесь резиденция Красного Креста.

— Эй, петух, от цыпочки отвязался! — Рядом появился напыщенный вояка, его шутку охотно поддержали товарищи.

— Да я не такая свинья, как ты, что бы девушек обижать. — возразил юноша.

Налившимися кровью глазами, вояка оглядел с ног до головы, грязного, всего в крови и царапинах, в рванной одежде, но непосильно наглого обидчика.

— Да как ты смеешь, охотника называть… Щенок! — вспылил, наконец, солдат.

— Охотник ты только за бабской юбкой! — и Артём смело стал перед девушкой.

Сослуживцы бабника, громким смехом поддержали язвительный ответ пылкого парня. Сильным точным ударом в живот охотник заставил согнуться Грачёва пополам. Парень, матерясь сквозь зубы, шумно выдохнул. Задетый вояка на этом не остановился, он поднял Артёма за волосы, и собрался ударить в лицо, но жертва выскользнула из захвата в последний миг. Кулак прошёлся по пустому месту.

— Только баб, да раненых бить можешь! — не унимался наглый юноша.

— А ты раненый или баба? — охотник схватил окровавленное предплечье.

— Оставьте его, господин! — взмолилась виновница ссоры.

— Раз такая девка… то есть дама, просит, значит, я не откажу, пошли ко мне в шатёр. — лукаво усмехнувшись, охотник небрежно оттолкнул Артёма, и схватил ха руку девушку.

Гордому юноше было позорно уходить поражённым, хоть он, как не глупый человек осознавал, что заведомо проиграет эту дуэль. Во время, его под руку кто — то подхватил, и упас от греха, а то и от смерти.

— Не горячись, отрок, сыщется и тебе невеста — красавица, вот увидишь, тебе сейчас не до геройских поединков. — приговаривала старуха, таща Грачёва за руку.

— Где у вас Красный Крест?

— У нас его отродясь не было, небольшой шатёр приехал вместе с этими дуболомами. Но они местных лечить отказываются, говорят, якобы лекарства только на охотников. Бумажки, какие — то показали, говорят, давайте дома свои, всех хуторских в амбары и в хлева, сами, же в наших избах, но кто чинами помладше, то в палатке.

— Надолго они у вас?

— Да, наверное, пришли «охотится», чёрт их принёс. Накликают беду, вот как чувствую! Они тут сейчас полон наберут, и в города побегут, а нам жить оставаться, вот в одном хуторе неподалёку, всех жителей убили страшной смертью, на кольях посадили, и на деревьях повесили по всей дороге и в самом хуторе — вот как туземцы мстят!

За разговорами Артём не заметил, как оказался перед палаткой с красным намалёванным крестом.

— Спасибо вам.

— Да, что ты юноша, береги свою головушку буйную.

Грачёв нырнул в палатку. Низенький человек в военной форме оживлённо спорил с двумя парнями в белых халатах. Вошедший достал из тесёмки рекомендацию в папке.

— Я прошу прошения. — робко проговорил Артём.

— Да! — рявкнул военный, махнув тем, кто в халатах.

— Я Артём Грачёв.

— И что?

— На меня… На мой обоз напали бесы.

— Вышли! — прикрикнул докторам военный. — Сядь.

— Благодарю. Я ранен, прошу медицинской помощи.

Тут вояка презрительно осмотрел гостя. Круглые очки на его мясистом носу сползли, рот исказила… усмешка? Как ещё назвать это искривление губ?

— Вы смеётесь? — обиделся Артём.

— Нет, что ты, я слушаю.

— Мы направлялись в деревню Снежки, но на нас напали бесы, убили охрану, украли лекарства.

— Ты вёл обоз?

— Нет, вёл Александр Спичков, я ехал на обучение из Промграда.

— Зря ты сюда приехал. Во — первых, это не Снежки, они в противоположной стороне. Во — вторых, ученики нам тут не нужны…

— У меня рекомендация. — Парень протянул папку.

Военный небрежно её отложил.

— Документы твои где?

— Ещё не работаю, пока нет.

— Клеймо!

У Артёма по спине пробежал холодок.

— У меня… Нет… Ну так вышло… Того…

— Что? — вояка наклонился над столом, за которым сидел парень.

— Но есть рекомендация… — пролепетал Грачёв.

— Плевать! Она не удостоверяет имя того за кого ты себя выдаёшь.

— Что? — привстал из — за стола юноша. — Вы хотите назвать меня самозванцем? Я просто студент, еду на учёбу в город.

— Ну за чем же сразу в город. — смягчился собеседник, — Присядь Артёмушка. Я предлагаю тебе контракт.

Грачёв хотел возразить, но его прервали.

— Ты будешь полевым врачом, мы как раз набираем по деревням и хуторам охотников и медиков.

— Нет — нет, о чём вы, мне нужна лошадь, на перекладных я доберусь до города.

— Что ты говоришь, диверсант?

— Диверсант? Но я не…

— А почему нет? Как я запишу, так и будет. Чувствуешь, кто здесь власть?

Послышался скрип зубов гостя.

— Чего вы хотите от меня?

— Не много, одну ходку с охотниками, а потом с крупной зарплатой поедешь в город, на учёбу хочешь?

— Но я, же не врач.

— Царапины бинтовать тебя надеюсь, учили, перекисью тоже полить сможешь, а большего не надо, тяжелораненых сам знаешь, охотники не таскают, кончают на месте. А под пули тебе лесть не придётся, будешь ранки после боя лечить, идёт, я полагаю?

— А у меня есть выбор? Объявите диверсантом или туземцем и всё.

— А ты не дурак, тогда вперёд!

— Меня хоть перевяжут?

— Сейчас бумагу выпишу.

Глава 5 Дознаватель.

Неприметный мужчина в чёрном пиджаке одиноко сидел за круглым столом в дальнем углу ресторана. Он тихонько пил вино из бокала и внимательно смотрел в окно. Таинственный одиночка находился в тени, освещение в данном заведении было слабым. На спинке стула висел серый плащ — без него в такую погоду не выйдешь. Глядя на стекающие по стеклу капельки, слушая грустную тихую песню, мужчина загрустил. Конечно, на его лице это никак не отобразилось, та работа, которой он был верен уже несколько последних лет, забрала все маски чувств, которые может принимать человеческое лицо. Окружающие видят в этом тридцатипятилетнем человеке невозмутимого учёного физико-технических наук, который уже очень давно занимается разработкой высокотехнологичных ракет. Эти ракеты не всегда успешно настигают свою цель, особенно, когда могут нанести колоссальный ущерб, они мистическим образом падают в океан, к примеру, или детонируют в небе, но, то официально вина сборщиков. А учёный высоко ценится на своей должности заведующего отделом боевого ракетного комплекса.

За настольгическими мыслями, в которые мужчина разрешил себе впасть за столько лет, он не заметил, как к нему подошла высокая стройная блондинка в очках с красной оправой. Она была в чёрной юбке до колен, в кружевной блузке и в бежевом плаще.

— Леонид Анатольевич, здравствуйте. — она слегка улыбнулась, но всё оставалась серьёзной и задумчивой.

— Ох, Камилла, прошу вас простить меня на несобранность. — мужчина сразу поднялся, помог снять плащ, и галантно отодвинул стул для дамы.

Когда официант подошёл и спросил, что принести Леонид ответил:

— На выбор уважаемой дамы.

— Я? А что я? — растерялась девушка. — Ну, принесите вина, только не самого дорогого.

— Что вы! Не стоит беречь мой кошелёк, несите самое лучшее вино.

Камилла покраснела, но старалась оставаться невозмутимой. Её кавалер наоборот, старался быть более услужливым и галантным.

— Как вам ресторан? Вы тут впервые? — поинтересовался Леонид, когда принесли, и разлили по бокалам вино.

— Да, знаете, я не часто бываю в таких заведениях, очень много работы, вы же знаете.

— Значит, вы многое упускаете, разве пыльный кабинет, может заменить такую прекрасную, романтическую обстановку?

Девушка немного смутилась при словах «романтическую».

— Леонид Анатольевич, вы пригласили меня, надеюсь не на свидание, а на деловой разговор, ведь так?

— Если я так сказал, значит, оно так и есть.

— Тогда говорите, к чему эта встреча?

Дама не заметила, как её компаньон слегка кивнул, ожидающему сигнала официанту.

— Мадам, вас просит один молодой человек, говорит ваш знакомый. — прошептал официант Камилле.

— Извините, меня, как вернусь, мы продолжим наш разговор.

— Да — да, конечно. — ответил Леонид.

Когда девушка спешно вышла из — за стола, кавалер достал из кармана маленькую капсулу, и вылил содержимое в бокал спутницы.

— Ох, какой — то парень, сказал, что мой фанат, автограф просил. — пролепетала Камилла, вернувшись.

— Видите, вы делаете колоссальные успехи в карьере, вас уже в ресторанах разыскивают. — поддельно улыбнулся Леонид. Предлагаю выпить за вас.

— За меня?

— Именно. За самую очаровательную и успешную исследовательницу.

Взамен Камилла послала ухажеру свою самую очаровательную улыбку. Кто другой на месте Леонида воспринял это как знак взаимной симпатии, но только работа заменяла ему возможную пассию. Они выпили, официант налил ещё.

— Всё же, вы перейдёте к нашему делу? — лицо девушки приобрело снова деловой вид.

— Какая же вы не терпеливая, я предлагаю перейти на «ты».

— Конечно, мы с вами, с тобой Леонид Анатольевич, уже давно вместе работаем в одном комплексе, так что я не против.

— Камилла, я не совсем согласен, что мы с вами в одном комплексе работаем, проекты у нас разные. Мне очень интересен спектр ваших исследований.

— Ну, вы не можете не знать, что мой отдел работает над очень секретным рядом задач.

— Всё же.

— Скажу вам только, что это касается психологической части.

— Ракеты, воздействующие на психику?

— Это секретно. — упрямилась Камилла.

«Крепкая фурия, ведь наверняка вещество уже подействовало» — подумал Леонид.

— Как? Как именно действуют ракеты? — голос дознавателя стал гласным и жёстким.

— Это… Секретно… Прошу простить, мне нехорошо…

— Сидеть! — Леонид придержал девушку за руку. — Ракеты, что вы скажите о них?

— Они должны покрыть Землю газом…

— Что? Каким газом, какой психологический эффект у этого вещества?

— Не могу вам сказать…

— Камилла! Говори!

— Мне плохо, кружится голова.

Дознаватель удержал девушку, что бы та не упала.

— Мне можно доверять, Камилла, расскажи всё. — голос кавалера стал снова мягким, даже нежным и приятным.

Но собеседница смотрела в красивое, с правильными чертами, внушающее доверие и спокойствие лицо, пустыми глазами.

— Как газ действует на мозг человека? — снова заговорил Леонид.

— Ох…

— Камилла, ты сейчас будешь спать, но ответь, что делает газ?

— Не могу… Помоги… Ох, голова…

— Спи. — он поправил её на стуле и вернулся на свой.

«Проклятье, она сильна, да, Красные могут человеку мозги промывать, не хуже психотропных препаратов. А главное такое вещество она выпила, и ни слова не сказала, молодец, зато я дурак, так ничего от неё не добился. Что теперь предпринять? Куда её вести? К себе, куда ещё, но… Да точно, надо спешить, пока не проснулась.» — решив так, Леонид поднялся.

Накинул на девушку её плащ, оделся сам. Подкупленный заранее официант вывел пару через чёрный ход. Сев в карету, и проехав до окраины города, Леонид вывел Камиллу, поднялся на второй этаж. Крупные свечи в подсвечнике тусклым светом залили квартиру. В ней было только три помещения: кухня, ванная и спальня. Всё было по — холостятски обставлено. Быстро скинув на пол плащ и пиджак, Леонид достал из тумбочки шприц, закатил рукав своей спутницы, и сделал укол. Затем раздел её, осторожно уложил на кровать, укрыл одеялом. Раскидав её вещи по квартире, он разбросал свои, и одевшись в домашнее, пошёл на кухню. Разлив вино по бокалам, Леонид вылил всю жидкость, так что бы оставались грязными сосуды. Положив пустую бутылку возле кровати, и поставив бокалы на прикроватную тумбочку, он раскрыл шторы, и вернулся на кухню. Подогрев на бензиновом примусе чайник, дознаватель заварил, растворимый кофе. Поставив на поднос две кружки возле кровати, Леонид взял сумку девушки. На кухне он осторожно осмотрел её содержимое, обнаружив несколько ключей и пластиковую карту, остальное, посчитав женским хламом, отбросил. Шпион достал из шкафа кусок пластилина, сделал отпечаток ключа, подумав как поступить с картой, он просто переписал с неё код, конечно ясно, что сама карта необходима, но и пароль мог пригодиться. Когда Леонид вернулся в спальню, то комната булла уже залита утренним светом. Взяв поднос в руки, он растрепал волосы спящей исследовательницы.

— Просыпайся, милая! — с приятной нежной, но фальшивой улыбкой проговорил ухажер, гладя Камиллу.

— О, что? — с совершенно растерянным видом проснувшаяся обвела взглядом комнату. — Где я?

— У меня, мы вчера с тобой… Ну, как это бывает…

— Мы спали вместе?

Леонид отвел глаза, а Камилла улыбнулась, и покраснела.

— Я ничего не помню, но чувствую, что мне с тобой было хорошо.

«Ну, хоть укол подействовал, как надо, память стирать удовольствие дорогое» — подумал Леонид, но вслух сказал:

— Мне тоже было с тобой хорошо. Возможно, мы слишком поторопились…

— Да, я тоже так думаю, слишком.

— Выпьешь кофе?

— Да, только отвернись.

«Любовник» послушно отвернулся, наблюдая в отражение на ламинированном шкафу, как его ночной информатор одевается в заботливо подложенную блузку. Молча выпив кофе, дама засобиралась.

— Камилла! — окликнул её Леонид, когда девушка уже одетая стояла у двери. — Может, продолжим, всё, как-будто этой ночи не было? Встретимся сегодня в ресторане, вечером?

— Может быть. — игриво протянула она, лукаво улыбнувшись.

— В восемь, в «Пиковой Даме».

— Уж лучше в «Романтике», той, что за лабораторией.

— Я всё же настаиваю.

— Пусть по — твоему. — и одарив мужчину улыбкой, она выпорхнула из квартиры.

«Отлично, чем дальше она окажется от своей лаборатории, тем меньше у меня будет риска».

Глава 6 Контракт

Этому фокусу Борис научился еще, когда был молодым охотником, а после два года жил среди туземцев. Помимо ложного приступа эпилепсии, он ещё научился у туземцев остановке сердца, замедлению пульса и многим другим хитростям, которые ему не раз спасали жизнь.

— У него случился приступ эпилепсии на фоне недавнего сотрясения, возможно, это на всю жизнь. — вынес вердикт Медик.

— Вот, проклятье, так он работать не сможет, ладно мне ещё нужно кое — что обмозговать, ты его переведи в одиночную, когда поправится. — узнал Тельцов голос Ушкова.

Приоткрыв глаз, он увидел всё тоже помещение, где уже бывал недавно. Белые стены, койка, тумбочка с лекарствами. Майор Ушков последний раз глянул на бесчувственного Бориса, и вышел.

По мнению Медика, зэк Тельцов поправился через два дня, именно тогда его перевели в одиночную камеру. Но не успел заключённый, насладится любимым одиночеством, как пришёл тюремщик, и впустил высокого человека, назвав его психологом.

— Психологов мне тут не хватало, я не буду с вами говорить. — отвернулся от внимательных глаз гостя Борис.

— А придется, потому что я ваша единственная надежда, — настаивал спокойным тоном психолог.

— Я в ваших услугах не нуждаюсь.

— Я так не думаю, Хел.

Борис устал удивляться, что его так последнее время называют, потому сразу понял, что к чему.

— Что Палкин не справился, прислали другого?

— Вы сразу догадались, что я из Республики?

— А чего тут догадываться, зачем такой маскарад Красным устраивать?

— Верно. Думаю, тогда вы догадались и о цели моего визита, я Ефрем Дерягин, если вам это важно знать. Я не буду угрожать, кричать на вас, тем более натравливать на вас зэков, просто предлагаю контракт, на который вы согласны.

— Ясно, почему вас прислали, а то вы, наверное, не знаете, но Палкин ведёт…

«Двойную игру» — чуть не ляпнул Борис, вовремя прикусил язык.

— … Неадекватный допрос, ведь так?

— Да. Но я с вами только хочу договориться.

— А — а — а, я понял, вы играете в плохого и хорошего полицейского, так?

— Приступим к делу, гладиатор Юрий передал вам предмет, где он?

— На том свете.

— Я про предмет, не делайте из меня дурака.

— Монетка в надёжном месте.

— Монетка? Хорошо, значит, вы знаете, что это за вещица, Юрий сказал, как она работает?

— Нет. Он только лишь передал мне её.

— А как выглядел Юрий, что в нём необычного и запоминающегося? Мы просто хотим удостовериться, тот ли у вас предмет, и кто тот человек, передавший его вам.

— Необычного? Не знаю. Как по мне самый обычный паренёк, Зовут Юрий Борисович, если вы не знаете, его казнили, и мне приказали сжечь его тело.

— Вы видели его без одежды, может какие — то татуировки, ну, хоть что — ни будь.

— Татуировки… Нет, только, — Тельцов замялся, он не знал, стоит говорить этому человеку, но решил рискнуть, — У него было клеймо, я ещё специально посмотрел, не НОРовец ли он, а клеймо, такой ромбик с кружком внутри, на левом предплечье.

— Это всё?

— Да, теперь у вас хоть какая — то есть зацепка.

— Странно…

— Что странно?

— А то, что с Палкиным вы ни слова не говорили, а мне всё выболтали, почему?

— Потому что вы моя единственная надежда. — Борис улыбнулся.

— Вы ведь врёте.

— Не совсем, просто я давно понял, что рано или поздно меня здесь прикончат, Республиканцы или Красные, но точно прикончат. А не сделали этого раньше, только потому, что вам нужна информация.

— Тут вы не совсем правы, у меня на вас немного другие планы, на которые вы подписались, приняв предмет у Юрия.

— Как вы меня вытащите?

— Вопрос трудный, единственный человек, который мог это сделать, по моему прошению отставлен от вашего дела.

— Ладно, — зэк на минуту задумался, потом продолжил, — Я сам с этим вопросом разберусь, если не выйдет, тогда дело в ваших руках.

— Надеюсь, речь идёт не о побеге? — тихо спросил Ефрем.

— Нет, конечно, нет, я попрошу вас об одной услуге, попросите ко мне коменданта.

— А, это мы запросто, теперь всё?

— Прощайте.

— До свидания!

Борис остался наедине со своими мыслями ненадолго, скоро появился комендант.

— Тельцов, а ты не офигел ли случаем, коменданта по тюрьме гонят, а?

— Мне жаль, если пришлось принизить ваш «авторитет», но дело важное, думаю, нам скоро придется с вами прощаться.

— Очень надеюсь, от тебя столько проблем, Тельцов.

— Ушков не уехал ещё?

— На твоё счастье, нет.

— Позовите.

— Ох, наглеешь Боря, наглеешь. — покачав головой, комендант ушёл.

— Я согласен на ваши условия, майор.

— Очень рад Боря, нашему сотрудничеству, вы пошли на контакт с Палкиным?

— Да, теперь я работаю на Республику.

— Ты работаешь на меня, в тылу Республики, ясно? — бледный Ушков, сверкнул глазами.

— Теперь ваша часть договора.

— Конечно, ты свободен, охрана! Отпустить! Удачи тебе, Борис Тельцов.

— Когда мы встретимся?

— Когда я посчитаю это нужным.

— А как мы поддержим связь?

— Много вопросов, я всё решу сам, внедряйся, пока без подозрений.

Карета ждала уже бывшего зэка у выхода из тюрьмы.

— Всё прошло хорошо? — спросил Дерягин, когда Борис сел, и закрыл дверцу.

— Как видите, теперь мы куда?

— Расслабьтесь, можете поспать, когда приедем, я разбужу.

Глава 7 Прогулки под Луной

Дело из архива по человеку с именем Мухин Захар Кондратьевич, легло толстой папкой на стол генерал — полковника Боковина в нужный срок. Но небольшая информация не дошла до начальника, задержавшись на столе Палкина. Гавриил внимательно изучал все сведения о данном человеке, и выбирал, какая информация попадёт на стол Терентия Павловича, а какая «не найдётся» в архивах. Оказалось, что «не было» там единственной фотографии Мухина и его нынешнего месторасположения. Пока Ефрем в отъезде, по делу Тельцова, Палкин позволял себе встречи с теми людьми, которых соперник Дерягин сразу бы заподозрил. Вот и сейчас, в восемь вечера, когда все разошлись по домам, только Боковин ещё допоздна будет копошиться с бумагами, поддерживаемый дорогим и редким сейчас напитком — кофе, капитан ждал гостя. Высокий широкоплечий громила, не стучась, боком вошёл в кабинет. Гавриил его побранил бы за это, но сейчас он был сильно озабочен делом.

— Здесь аванс, вот этот человек, живёт в Смоленске, вот точный адрес, сделайте всё так, будто виноваты бесы, и наверняка, вам ясно? — В полголоса говорил Палкин, подавая гостю папку.

— Конечно, будто в первый раз, уверяю, вы не ошибётесь в нас.

— И ещё, вот ключи возьмите машину на парковке, только, что бы вас ни спалили.

— Вы доверяете нам столь редкий и дорогой экземпляр?

— А у меня нет выбора, главное сделайте всё быстро.

Машина — в этом новом для людей мире и вправду была дорогим, даже очень дорогим удовольствием. И доверять её наёмнику, пускай и не совсем наёмнику, а капитану госбезопасности, такую редкую ласточку, было тяжело. Но дело того требовало, и Гавриил это понимал, сейчас операция вступила в активную фазу и появились действующие лица, а не информация. Пора было действовать, и очень быстро.

Мы уже два дня слоняемся по этим лесам, по — моему мы бродим кругами, но Карп — это наш следопыт и одноглазый Петька — пятнадцатилетний мальчишка, которому глаз выкололи туземцы, он вызвался быть проводником, вот они утверждают, что напали на след крупной банды. Мне вот как — то не верится. Я очень устал, распорядок у охотников очень строгий, подъём в пять утра, быстрый завтрак и идёи до темноты, пока Карп перестаёт следы видеть. А идти вы бы знали как тяжело. Дикий виноградник, какие — то плетущиеся колючие растения, поваленные пожарами и бурями деревья, острые сучья, хватающие за кожу и одежду, как всё это надоело. Хорошо, что хоть рука перестала ныть. А ночевать приходится, Господи… На траве, рюкзак под голову, в плащ завернувшись, а ночами холод, до костей пробирает, прошлой ночью несмотря на усталость, пришлось встать и разминку делать, что бы согреться. Да и коллектив я вам скажу, не из лучших. Все меня задевают, «зелёным» называют, ну ничего, я вам ещё покажу, хоть я молодой, но сильный.

Ещё стоит упомянуть, что есть и приятное в нашем походе, это то, что к счастью Антон мой давний друг, здесь в отряде, среди новобранце. Он сглаживает трудную дорогу своими рассказами, я представить не мог, как у парня на всего три года старше меня, может быть такая насыщенная и интересная жизнь.

Командует нашим отрядом в двадцать пять человек, лейтенант Олег Черненко, которого ветераны зовут Шерханом.

— Эй, стенографист недоделанный, жрать идёшь, или как? — крикнул кто — то из компании возле костра.

— Культура, на высшем уровне, будто на зоне мы все, хотя чего от них ждать, отбросы одним словом.

— Чё ты там бормочешь?

— Да так, о своём.

— Вот и иди, молча тогда, а то в глаз дам. Хочешь в глаз? — как оказалось, это говорил Карп.

— Себе в глаз дай.

— Вот поем и надеру тебе зад, ясно? — блаженно зачерпнув варево из котелка, проговорил охотник.

Артем, убрав дневник в рюкзак, достал ложку, и быстро подсел к костру. Все ели с пяти общих котелков, довольно крупных, но не настолько, что бы мешать при ходьбе. На ужин и завтрак всё та же каша, правда, сейчас добавили туда тушёнку.

Тьма сгустилась вокруг, повеяло вечерним холодом и влагой. Кто — то из охотников подбросил в костёр дров, пламя заиграло веселее. Антон достал небольшую балалайку и стал петь заводные частушки. Короткие зэковские песенки наполненные матом и пошлостью, мучили Грачёву слух. Наконец, когда самоучка — бард замолк, и жадно приложился к фляге, которую пустили по кругу, Шерхан начал травить байки, про туземцев — людоедов и их ручных волков. Артёма и эти истории не особо интересовали, но уходить от костра во тьму и холод не хотелось.

— Чего загрустил, браток? На выпей подними настроение. — Антон протянул другу флягу.

— Да, не спасибо.

— На, пей ночи холодные, а так согреешься.

Грачёв выпил, как говорится в лечебных целях.

— Ну как пошла?

— Ну, тебя, Антоха, в баню, со своей водкой.

— В баньку, да с водкой, я бы с радостью! Вот подзаработаю, поеду в Киев, там говорят, целый квартал казино открыли. Ох, как же здорово будет!

— Скажи, ты только из — за денег сюда пришёл, или тебе правда охотником быть по душе?

— А почему бы и нет? Вот ты не знаешь, а я уже разок на туземцев ходил, а какие сейчас цены на рабов, мама не горюй! Я тогда сам пять голов взял.

То, что туземцев считали по головам, как скот, молодой Грачёв уже привык, но всё ещё это резало слух.

— Вот, ты Тёма, сам лучше скажи, зачем тут с нами сидишь? Учился ведь хорошо, когда я тебя с обозом видел, радостный ты был, полный надеж, а тут потух. Почему в город не поехал? А с бывшими зэками и ворами ошиваешься?

— Да тут такая сложная ситуация, понимаешь…

— Говори, не бойся, мне — то можно.

— В общем, когда предлагают, стать походным врачом в отряде охотников или якобы диверсантом Красных, тут не выбирают.

— Ты диверсант? Ха! Не смеши Тёма! Какой из тебя диверсант?

— Ну, спасибо, блин!

— Да ладно не обижайся, так за что тебя во враги народа записали?

— У меня же клейма нет.

— А, помню. — помню, и всё?

— Ты же знаешь у нас тут быстро с этим делом.

— Да, не повезло тебе.

— Ничего, прорвёмся! Как в город приеду сразу отпишусь.

— А с документами, если надо могу помочь, есть у меня тут знакомые.

Охотники начали потихоньку замолкать, многие уже усыпали, самые стойкие продолжали травить байки.

— Антоха, а ты случаем не знаешь, Наташа Белова в город не возвращалась?

— А тебе до неё какое дело? — внезапно захмелевший рассеянный взгляд собеседника, сменился суровым, ревнивым и собранным.

— Я же это, того… Документы ей отдать забыл?

— А — а, тогда ладно, я — то уж подумал…

— Что ты подумал?

— А то будто ты к Наташке подкатываешь, ты мне гляди, ни — ни, она девка справная, на тебя и не посмотрит.

— А с чего ты взял?

— А с того! Моя она, и точка! Мы с ней две недели встречались! Тебе ясно?

— Яснее некуда.

— Вот и закрыли тему, давай спать ложиться.

— Ты, дружище не ершись, Наташу я не трогаю.

— Проехали уже, не бери в голову! — Артём снова узнал своего задорного и весёлого друга, а не ревнивого самца.

Двое охотников тихо болтали в сторонке, часовые медленно прохаживались по периметру, когда засопел и Антон, Артём достал свой потрёпанный дневник.

То, что у Антона с Наташей роман меня более чем поразило. Я в шоке, она такая хорошая, такая приличная, культурная, такая… Она лучшая! А он… Кто собственно Антон? Бандит, мелкий вор, гопник, если выражаться на их языке, он плохой, однозначно отрицательный человек, его Наташа не может полюбить. Хотя… Нет! Нет, не может. Какой же я дурак, надо было раньше прийти к ней, а я трус, вон Антон, он не побоялся, предложил встречаться, у них, наверное, всё серьёзно, а я так… Шахтёр трусливый…

Маленькая капля упала на страничку дневника, но это была не слеза, а дождевая капля. Будто её ещё не хватало. Вслед за одной каплей упала ещё одна и ещё. Листва неплохо спасала от моросящего дождя, но от этого веселее не было.

Закутавшись в плащ, и придвинувшись ближе к костру, Артём попытался уснуть, не вышло. Даже дикой усталости не удалось, усыпить заполонённое мыслями о любимой девушке сознание. Вскоре вокруг стало совсем тихо, если не считать зверского храпа двух десятков мужиков. Не спал только Грачёв, и ещё четыре часовых, хотя их шагов слышно не было, скорее всего, тоже отдыхают. Молодой врач глядел в звёздное небо, на котором уже расходились тучи, и дождь угомонился. Полная луна выкатилась на тёмно — синее полотно космоса. Её воем встретили волки, они были так далеко — далеко, что даже не пугали. «Интересно как там, в космосе?» — решил отвлечься от мыслей о даме сердца Артём. «Там, наверное, совсем не так, как у нас, может люди покорят когда — ни будь таинственный космос? Было бы хорошо, и скорее бы, а то человечество уже единожды, чуть не вымерло, хотя я слышал, что выжили космонавты на спутниках, и что многих на ракетах отправили, умерли они, наверное. А если живы? И сидят там, на какой — то планете, над нами смеются. А самые высокие точки на Земле? Эверест, Аконкагуа в Америке, Мак-Кинли в Северной Америке, африканская Килиманджаро, Эльбрус, да мало ли какие ещё. Их, возможно, минуло затопление, а значит, там спаслись люди, и технологии, и множество ценных вещей, которые сейчас безвозвратно утрачены.» — размышления прервал звон котелка. «Кто — то за добавкой полез» — усмехнулся Грачёв, и вернулся к мыслям насущным: «А хорошо, что я всё же с Антоном отношения не порвал, а ведь хотелось, за даму сердца биться надо, но потом, тут я на войне, пускай и маленькой, но ещё одного врага себе наживать я не хочу. А то ведь, тот задира, против которого я за девушку заступился в лагере, по иронии судьбы со мной в одном отряде. Его Колей зовут, однако, а пока он агрессии не проявляет, и хорошо, но внимательным быть надо всегда, а то рано или поздно…»

Кто — то прошуршал кустами, прервав новые размышления. «Кому же не спиться — то?» — подгоняемый свойственным каждому человеку любопытством, Артём поднялся, и медленно пошёл на звук.

Тень мелькала от дерева к дереву, потом замерла. «По нужде охотник отошёл, а я тут шпионю, ай не хорошо!» — устыдившись, Грачёв собрался вернуться к костру, как человек снова стал удаляться.

Холодные капли, размазывающиеся по лицу, бодрили молодого любопытного человека, он всё преследовал тень. Вскоре пропал из виду огонь костра, и какое — то время Артём шёл на шорохи впереди, пока глаза не адаптировались к тьме. Уходящий пока не заметил преследования, он ловко перепрыгивал ручьи, поваленные деревья и кочки. Когда охотник пересекал полянку, в отблесках луны Артём, почему — то принял его за пятнадцатилетнего Петьку. В отряде были разные люди и высокие, и низкие, стройные, и крупные, но почему — то именно в этом беглеце преследователь узнал мальчика. «Зачем он идёт в лес, уже так далеко от лагеря, разве он не боится туземцев?» — недоумевал Грачёв. Ему самому было уже страшно, в каждом кусточке ему мерещился противник с перемазанной боевой раскраской лицом, который готов в любой миг накинуться, и утащить вглубь этого страшного леса. Вскоре шорохи впереди прекратились, Артём поспешил туда, боясь упустить дезертира из виду. Свет луны играл в водах лесного ручья, и хорошо освещал крупную балку, на дне которой кого — то ожидал Петька. Теперь мальчика можно было узнать, на нём был темно-зеленый плащ, на поясе висел длинный кинжал.

Страх говорил о надобности возвращения назад, но любопытство велело ждать. Артём лёг в кусты рядом с толстым старым дубом. Лежать пришлось долго, около получаса Петька нервно бродил на дне балки, а его преследователь лежал в холодных и мокрых кустах. Что — то хрустнуло рядом с Артёмом, у него остановилось сердце, казалось, будто единственный глаз мальчишки глядит прямо на него. Кожаные сапоги прошли в одном шаге от замершего тела Грачёва. Бесшумно спрыгнув на дно оврага, гость, внимательно озираясь, подошёл к отроку. На пришедшем был камуфлированный плащ, на поясе слева висел очень длинный кинжал, нет, даже не кинжал, а мачете, утолщающееся от рукоятки. На правом боку в кожаной кобуре покоился увесистый автоматический пистолет — пулемёт Стечкина, с длинным магазином. Артём плохо разбирался в оружие, но такие экземпляры узнавал сразу. На противоположном берегу оврага появилось ещё двое мужчин, у одного в руках была самодельная винтовка, у второго арбалет. Но не абы какой, не бревна кусок, а серьёзный спортивный, стальной и обмотанный чёрной изолентой, не только в целях маскировки, но и для того, что бы хоть немного уберечь от влаги.

Тот который был на дне, стоял перед Петькой, сняв капюшон. Его маслянистая лысина стала блестеть в свете луны, на его грозном лице, был тёмно — красный отпечаток ладони — такая боевая раскраска была у этого племени. У двоих туземцев, что сидели сверху тоже виднелись жёлтые отпечатки на лицах. «От цвета «ладони» зависит ранг?» — пронеслось у Грачёва в голове.

— Ну. — хрипло выжидающе, сказал туземец внизу.

— Нормально, всё, Рашим, они как стадо баранов идут за мной.

— К нам не приведи.

— Да, обижаешь, я же не дурак.

— Двадцать?

— Не, двадцать пять, многие новобранцы, завтра пойдём через Рощу.

— Хорошо.

— Это всё?

— Иди.

— А деньги?

— После.

Выпятив нижнюю губу, Петька пошёл в сторону и отхватил звонкого подзатыльника. Туземцы исчезли так же быстро, как и появились.

— Во дела! — одними губами прошептал Артём.

По юному шпиону уже ползали черви и муравьи, потому отряхиваясь, он, поспешил в лагерь. Шёл Грачёв быстро, уже не опасаясь туземцев, которые пошли в другую сторону. Когда он вышел к ночлежке, то подождал, когда Петька уляжется и сам пошёл. Но не судьба, сильная рука потащила назад, Артём хотел кричать, но рот сдавила сухая ладонь. «Туземцы! Выследили!» — истерично пронеслась мысль. Парня, как куклу оттащили от лагеря, и приставили к стволу дерева спиной. Бившееся диким зверем, пытающееся выпрыгнуть на свободу сердце, словно остановилось, когда перед глазами появилось суровое, но сейчас такое родное лицо Шерхана.

— Боже, как ты напугал! — только и смог выдохнуть врач.

— Где ты был?

— Ох, ну и прогулка под луной у меня была!

— Говори!

— Петька предатель! Он сейчас с туземцами встречался, у них на лице отпечаток ладони.

— Ну, и что? Знаю это племя, крупное, да только живут они в двадцати километрах отсюда.

— Ну, я говорю правду, они засаду готовят где — то в Роще, так сказал, Рашим.

— Какой, к чёрту Рашим? Ты много водки хлебнул?

— Я говорю, что видел!

— Ага, пятнадцатилетний мальчик по твоим словам шпион да?

— Он за деньги работает!

— Ты, на юнца не гони, ему глаз эти звери выкололи, он наш самый верный, а вот ты новенький, откуда я знаю, что ты не шпион?

— Чёрт! Да иди ты!

Артём столкнул сильную руку со своего плеча.

— Вот завтра в Роще нападут, тогда и узнаешь, что я прав был!

— О какой роще? Что ты несёшь? Ты хоть знаешь где она? Мы вдоль реки идти будем, ясно?

Парень не ответил, огорчённый тем, что его везде считают шпионом и диверсантом, и не верят ему. Придвинувшись поближе к тлеющему костру, уставший Грачёв быстро задремал.

Глава 8 Горячая точка

На войне страшно. Просто невыносимо страшно. Когда над головой рвутся снаряды, свистят пули, стонут умирающие товарищи и сослуживцы, когда ни одна из воюющих сторон не может сдвинуть линию обороны хоть на несколько метров. Ведь за спинами героев — защитников настоящие города, и борются они не за грязную продажную всласть, а за женщин и детей, которые могут спать спокойно, пока они, молодые вояки на фронте. Страшно, когда на минуту представишь, что грозный, жестокий враг прорвётся ночью через границу и разъярённый кровопролитными боями, бросится рушить города, убивать невинных жителей. Эта мысль не даёт спать часовым, эта мысль заставляет биться яростнее, эта мыль в голове солдат обоих армий. Не становится менее страшно, даже когда не бомбят самолёты, и когда артиллерийских установок не так много, даже когда знаешь, что и армии не столь многочисленны. Дым, гарь, мёртвые тела, глубокие воронки от снарядов, треск пулемётов и сотен автоматов, страшная бомбёжка, вот от этого всего и бежала юная Наташа Белова.

Она сидела в телеге, сжимая в своей тоненькой руке, крупную руку раненого бойца. Рядовой плакал, молил божественную девушку помочь, да только что для него могла сделать охваченная ужасом журналистка? Десять пар поджарых и выносливых лошадей неслись по пыльной дороге, таща за собой по одной телеге с ранеными.

У майора Платкова Василия Николаевича страх перед смертью сглаживала симпатия к новенькой девушке. Вот и сейчас, когда рядом кричали, и стонали несчастные люди, в воздухе свистели осколки, жужжали пули, он завороженный смотрел на испуганную журналистку. Перепачканная грязью, кровью раненых, которых помогала перетаскивать из горящего госпиталя, в съехавшей на бок пилотке, из-под которой выбивались русые пышные волосы, Наташа казалась офицеру божеством, спустившимся прямиком с небес. Не стану говорить, что она была красивая, это разговор относительный, и как говорится: о вкусах не спорят. На ней была камуфляжная куртка, штаны с множеством карманов, и кроме сумки через плечо ничего в ней не выдавало журналистки.

— Пригнитесь, робяты! — проорали впереди.

Длинной очередью из леса залаял пулемёт, с противоположной левой стороны десятки автоматчиков, обрушили свой огонь на беззащитный обоз, ликуя, когда из повозки с красным крестом вываливался очередной мертвец. Платков навалился на Наташу, сидящую прямо перед ним, и прикрыл собой. Крупные пулемётные пули кусали борта телег, чавкали, попадая в тела лошадей и людей, барабанили о стволы деревьев. Одна из повозок ушла в сторону, но испуганные кони были неуправляемы, ударившись о стену леса, телега перевернулась. Наташа и Василий ехали в середине колонны, потому их миновало большинство пули, но две последние повозки остановились.

Когда на всех парах колонна пролетела опасный участок, и выскочила змеёй в поле, республиканцы подняли головы. Вслед им доносились радостные крики, солдат в светло — зелённых гимнастёрках в красными пятиконечными звёздами.

Платков смотрел на растрёпанную Наташу влюблёнными глазами, морщась от боли.

— Господи! Ты, ранен? — испугалась девушка, глядя на расплывающееся багровое пятно, на левом предплечье спасителя.

— Нет, Наташенька, всё хорошо.

— Как же хорошо — то? У тебя кровь!

— Я вижу, но мне не больно.

Белова достала бинт, и неумело замотала рану.

— Васенька, держись, ты держись, уже скоро.

Передняя телега остановилась — там была подстрелена лошадь. Лихо, свернув в кювет, и объехав преграду по полю, колонна двинулась дальше.

— Сестричка… — прошептал раненый боец, сжав ладонь Наташи, которую не выпускал.

— Вот, попей миленький.

Пересохших губ коснулось холодное горлышко фляги.

Закат поредевшая колонна встретила в полевой ставке, всего в нескольких десятках километров от Москвы. Белоснежные палатки штабных офицеров, смешивались с пыльными — солдатскими, если мысленно убрать все вышки с пулемётами, доты из мешков с песком, то остался бы маленький хутор. В немногочисленных избах ночевали высокие чины, а раненых держали в длинном амбаре. Людей в ставке было много, все занятые своим делом, каждый суетился, и пытался помочь.

Наташа до ночи работала вместе с остальными санитарками, за несколько часов она разобралась, какие лекарства надо давать, какими мазями мазать ожоги, а какими раны. Измотавшаяся и усталая, она бы продолжала оказывать свою скромную, но такую необходимую помощь, если бы не гонец. Молодой рядовой, сказал, что её вызывают в штаб.

Быстро добежав до большой избы, на которой висело синее знамя с вышитым золотым львом — флаг НОР, она скромно постучала и вошла.

Платков не успел. Он так хотел поблагодарить свою пассию о спасении, хоть и не очень удачном — из — за туго связанного бинта у Василия посинела рука. Так он и присел на ступени, как верный пёс, ожидая хозяйку.

— А, Наташенька, очень вам рад. — радушно улыбнулся полный мужчина в новеньком, с иголочки, мундире.

— Подполковник Жабов, какая встреча, я тоже рада. — оправляя грязную куртку произнесла девушка.

Она уже встречала этого пренеприятного типа перед отправкой на Урал, тогда он пытался за ней ухаживать, но её скорый отъезд спас от Жабова.

— Это, милочка моя, если пожелаете знать с моей помощью вы спасены от жалкой группы уральских окруженцев. Они сейчас все уже мертвы.

— Как? Боже!

— А чего вы удивляетесь, я читал вашу статью, им туго приходилось, и я воспринял вашу запись об уральцах, как мольбу о помощи.

— Я никого не просила, мне помогать!

— Меня и не надо звать, я ваш герой, который всегда придёт на выручку.

— Давайте быстрее, чего вы хотите, меня ждут раненые.

— Да? Я не слышу, что бы они вас звали, отужинайте со мной.

— Вы эгоист! У меня нет времени.

Находится наедине с этим напыщенным и самоуверенным подполковником, её было противно, и девушка направилась к выходу.

— Постой, дорогая! Присядь! — Жабов насильно усадил Наташу за круглый стол. На белой скатерти стояла бутылка вина, чаша с жареной курицей, печеная рыба и салат.

— Ты наверное устала, проголодалась, кушай. — он провёл своей пухлой ладонью по Наташиным волосам.

Налив вина, подполковник, поднял бокал:

— За самую прекрасную и великолепную даму моего сердца, Наташеньку!

Белова была и вправду дико голодна, но при мысли о том, что где — то там, в соседнем доме умирают люди, им нужна её помощь, девушка не смогла так подло поступить.

— Извините, но мне правду надо! — она вскочила из — за стола и побежала к двери.

— Нет, ты пойдёшь, когда я разрешу. — Жабов больно схватил её за кисть. — Лучше не дёргайся, разве ты не видишь, что я люблю тебя, а я знаю — ты меня тоже, просто боишься признать это.

Подонок прибег к физическому насилию, когда не смог влюбить в себя Белову галантно и красиво. Придавив, брыкающуюся девушку к стене, он крепко держал её руки.

— А-а-а… Помо… — крик о помощи захлебнулся в противном поцелуе подполковника.

Дверь в избу распахнулась, и на пороге оказался растерянный Василий. Оторвавшись от нежных губ Наташи, последнее, что увидел Жабов — кулак, летящий прямо в лицо.

— А, сволочь, ты у меня под трибунал пойдёшь, гнида грязная. — кричал, лежащий на полу подполковник вслед, уходящим молодым людям.

Платков обняв плачущую девушку, вывел её из дома.

— Ну, всё — всё, успокойся, милая. Тут безопасно, я не причиню тебе зла, вытри слёзки.

В высокой палатке майора и вправду веяло спокойствием и домашним уютом.

Они сидели на матрасе из шкур мохнатых животных, и смотрели в глаза друг другу. Наташа видела в нём героя, защитника, он в ней всю прекрасное, слабое существо, которое он должен защищать. Руки Василия находились на талии девушки, и от этого ей стало так хорошо и приятно.

— Вась, а у тебя не будет проблем из-за этого гада?

— Мне всё равно. Я ни о чём не жалею!

Молодые тела сжались в объятиях, жарко соединились воедино их уста.

— Не двигаться! — рявкнул голос за спиной.

Такой близкий и желанный человек, стал отстраняться от девушки. Платкова скрутили, и трое бойцов увели его, под мольбы и плачь Наташи.

Глава 9 Бессонная ночь

Музыкант на сцене яростно бренчал на гитаре, и громко орал на весь клуб. Разномастная толпа билась в экстазе, дёргаясь в конвульсиях под сумасшедший рок. Музыкой назвать этот звериный ор было трудно, а хаотичные движения поклонников танцем тоже не поворачивался язык именовать. Слабенькие прожекторы, работающие как и многие другие аппараты от аккумуляторов, которые с свою очередь питаются солнечной энергией, лили разноцветный свет в зал. Самодельные подвешенные к потолку шары, с наклеенными на них осколками CD — дисков или кусочками зеркал, крутились, отбрасывая цветастые лучики по всему помещению. Возле бара топталась львиная доля молодёжи, и бармену приходилось бегать от одного конца стола к другому, подливая спиртных напитков. Те, кому и алкоголя было мало сидели на мягких диванах в дальнем углу зала, и получали сомнительное удовольствие от наркотической дряни. Там же топтались наркоторговцы, которые навязчиво предлагали свой товар. Почти все никто не проходил мимо подленьких типов, каждый не отказывался попробовать этой губительной хрени, прошу прощения за такое высказывание, но иначе трудно описать одним словом эти вещества.

— А — а — а!.. — закончил свою «песню» рокенрольщик, упав на колени перед разгорячённой толпой.

На смену этой группе на сцену вышла другая не менее «талантливая».

Как и все от такого времяпрепровождения получал удовольствие и худенький смуглый Захар. В мочке его уха блестела клипса, а из — под цветастой рубашки тянулись языки пламени, огибая шею они достигали подбородка. Помимо этой татуировки большая часть его тела была покрыта подобными «творчествами». Что он хотел доказать этими проявлениями великого ума, и кому, известно лишь самому Захару.

Находился он, где и всегда на мягком кресле, рядом со своим… скорее коллегой, чем другом.

— Гляди, какие девки! — тыкал пальцем товарищ — наркоман.

Сведя расползающуюся картинку Захар, наконец, увидел девушек лёгкого поведения, перед барной стойкой.

Недолгий разговор свёлся к таким фразам: «Пошли ко мне» — «Пойдём». Идти было недалеко, трущобы на окраине города, где ошивался весь сброд, находились рядом.

— Это он? — спросил высокий широкоплечий бугай у своего подчинённого.

— Да, вроде.

— Так да, или вроде?

— Он — он, гляди, повернулся, девку обнимает. — подтвердил такой же высокий мужчина.

Главный поднял фотографию с надписью: «Захар Мухин», и четверо подчинённых с явной военной выправкой посмотрели на неё.

— Валим по моей команде.

— Данил, женщину тоже?

— Да, всех.

Привыкшие выполнять приказы, и не думать о том, что делают, мужики в чёрных плащах поверх пиджаков, стали передёргивать затворы коротких автоматов.

Захар всё искал ключи от дома, пока пьяная девушка висела, на его шее, звонко смеясь. Её радость прервал громкий крик из переулка:

— Привет тебе от бесов!

И сразу из тёмной улочки затрещало четыре ствола автоматов и тихоня пистолет. Оборвавшийся хохот эхом пролетел вглубь улицы, догоняемый громкой стрельбой. Стоящую перед Захаром девушку начало трясти от попаданий пуль в её спину. Прикрываясь живым щитом, Мухин нырнул за каменные ступени своего дома, по ним сразу же стали колотить пули.

— За ним быстро! — крикнул командир Данил.

Но разве можно догнать перепуганного насмерть зверя, который знает эти улочки с детства.

— Ты туда, вы туда, ты, за мной! — командовал бугай.

Прыгнув за мусорный контейнер в узкой улочке, куда убежал и Мухин, он присел. Захар слышал приближение врагов, и у него даже был пистолет, но верен он был только холодному оружию. Красивый кинжал появился у него в руке.

Данил поднял руку, приказав напарнику, остановится, он знал — противник рядом. Двое убийц стояли перед контейнером в узкой грязной улочке, а их жертва понимала, что оставшиеся два бойца сейчас отрежут единственный путь к спасению. Захар ждал, вот щёлкнул магазин автомата — враг перезаряжается.

Потенциальная жертва появилась внезапно, Мухина ждали из — за дальних ящиков или из — за выступа в стене, но не перед самым носом. Верный кинжал вонзился в живот врага, толчок в сторону высокого бугая дался тяжелее, но и он, выстрелив из пистолета, промазал. Захар был быстр, и ловок, Данил выронил пистолет, когда резкая боль обожгла руку. Подготовки у командира наёмников было не занимать, но и кинжал Мухина сверкал, неуловимо. Наконец, когда от удара в голову Данил упал на колено, и как разъярённый бык мотал головой, Захара уже не было и рядом. Только когда голова перестала кружиться, наемник понял, что спасли его двое подбежавших бойцов, они — то и спугнули Мухина.

— Этот, как живой? — кивнул Данил на своего напарника, пытаясь подняться.

— Вроде.

— Ладно, быстро уходим.

Поражённые жертвой убийцы позорно капитулировали, сев в казённую машину они быстро уехали.

Кровь с носа не хотела переставать течь, и губа тоже была разбита, левый глаз заплыл, но зато Захар победил, и это утешало. Но победил в бою с кем? Бесы? Но как же? Ведь он…. Надо разобраться. Мухин быстро оказался возле хорошо охраняемого казино, его узнали сразу, и пропустили. Так же беспрепятственно он прошёл и в подвальное помещение. Там царил полумрак, всё в мрачных цветах, много разномастных охранников с автоматами в руках. На небольшом парапете в мягком кресле сидел толстый с козлиной бородкой мужчина.

— Клещ, какого чёрта! — приветствовал хозяина Захар.

Толстяк согнал со своих колен полуголых рабынь, и медленно заговорил:

— О, Муха, снова ты? Мы же вчера обо всём договорились.

— Вот именно, я же сказал, верну долг на следующей неделе!

— Ну, я тебя услышал, чего ты теперь хочешь?

— Да то, что твои люди на меня сейчас напали!

— Мои люди здесь, Муха, и без моей команды они и поесть не пойдут.

— Короче, Клещ, если ты ещё на меня наезжать станешь, я не тебя белов с соседней улицы натравлю.

— Ты мне ещё указывать будешь? Да как ты смеешь, щенок!

Двое телохранителей взяли под руки Захара.

— Вон! Пошёл вон из моего дома! — подскочил Клещ, размахивая руками.

Мухина вытащили, и выбросили в проулок. «Похоже это и вправду не Клещ, но если так, то кто тогда? У нападавших были автоматы и они были в плащах, федералы? Если так, то мне несдобровать, надо залечь на дно, а потом и вовсе из города валить.»

Глава 10 Убийца

Тихонько постучав, Данил замер.

— Войди! — рявкнули за дверью.

Наёмник аккуратно прошел боком в дверь.

— Ну. — выжидающе смотрел на капитана госбезопасности Гавриил.

— Мы провалились. — обескуражено прошептал он.

— Это я уже понял, из утренней газеты, на улице в Смоленске перед домом Захара Мухина расстреляна молодая девушка, свидетели говорят, что напали бесы, а потом они скрылись на машине! — с иронией раздражённо говорил Палкин. — Ты с ума сошёл? Ты…. Да я тебя за это… Тупица…! Так подставится! Это ещё Дерягин не вернулся, он такого устроит. Так вы убили хоть Мухина?

— Этот подонок ускользнул прямо из моих рук, меня порезал, убил одного из наших лучших ребят.

— Дуболомы бездарные!

Раздался стук в дверь.

— Кто? Войди! — крикнул Палкин.

— Вас Терентий Павлович вызывает. — тихо сообщила секретарша.

— Иди. А ты Данил, с тобой я потом ещё поговорю.

«Да иди ты» — но вслух капитан госбезопасности сказал:

— Да, я очень сожалею.

— Вон иди!

Когда капитану Палкину разрешили войти, в кабинете Боковина уже стоял с докладом Ефрем.

— Так что там у тебя, капитан. — обратился генерал — полковник к Дерягину.

— Две новости, первая, на Мухина покушение было и вторая, что Артём пропал, обе плохие.

— Так, давай по порядку.

— Ну во — первых, на Мухина сегодня ночью напали, свидетели говорят, что нападавшие кричали: «Привет от бесов!». Я попросил тамошнего главу полиции разобраться подробнее. Оказалось, что девушку, которая была вместе с Захаром, убили пулями федерального автомата, пока пробить штамповочный номер ещё не успели, и скрылись злоумышленники на чёрном Мерседесе, не странно ли? По-моему нападение бесов на такое не способно. Где сейчас находится Захар неизвестно.

— Плохо, что там с Артёмом?

— С ним вообще проблема, он пропал, как только я приехал с Борисом на базу, то узнал, что Грачёв не прибыл в срок. Я отправил наших ребят, поднял на уши все тамошние сыски, и их обоз нашли, но и там Артёма не оказалось.

— Что с обозом?

— Спичков мёртв.

— Чёрт! Наш лучший агент, надеюсь мальчишка того стоил.

— Это не всё. Сначала я думал, что парня захватили в плен, но оказалось, что вышел он утром к хутор, который в противоположной стороне от деревни Снежки, где обоз должен был проезжать. Но и это не самое страшное, хуже то, что резидент Красного Креста отправил его в качестве полевого врача с отрядом охотников, который возглавляет Олег Черненко по прозвищу Шерхан.

— Артём с охотниками? Боже, его труднее будет найти, чем Тельцова.

— Да, никто не знает, куда пошли охотники, они всегда бродят по следам, не ставя себе целей и планов, они солдаты удачи.

— Ефрем — Ефрем, как ты — то мог проморгать, Артёма, а?

— Я же не знал, что этот мальчик картой пользоваться не умеет и вышел в другую сторону, все сёла, деревни, где могли проезжать Спичков с Грачёвым были предупреждены, а не какой — то хуторок, которого даже на карте нет.

— Вот теперь ищи его, чёрт знает где!

— Я уже отправил наших разведчиков, они по следам охотников быстро нагонят.

— Надеюсь, ладно свободен, а теперь ты Палкин, чего молчишь?

— Терентий Павлович, я не молчу — я не перебиваю.

— Ты займёшься Мухиным, поедешь в Смоленск, лично опросишь всех знакомых Захара, в общем, ты знаешь, что делать.

Дерягин обернулся уже у двери.

— Терентий Павлович, отдайте мне дело Захара, Палкин может его спугнуть.

— Так, Ефрем, я здесь выше по званию или ты? Мухин ни куда не денется, он сейчас в шоке, думаю, заляжет на дно, а вот Артёма надо срочно искать, пока его там не прикончили в лесах этих.

— Но…

— Свободен.

— Если мы так дальше тащится, будем, то нам дикарей не догнать, надо срезать путь! — надрывая голос, кричал Петька.

Его заглушал водопад, воды которого устремлялись с высоты метров в десять — двенадцать, и разбивались о камни. Таких водопадов было довольно много на протяжении всей могучей реки, и каждый, воды которого падали вздымая тьму брызг зелёного цвета. Это прекрасное, завораживающее зрелище достигалось путём постоянного снабжения воды ядовитыми отходами с таких близлежащих городов как Промград или Киев. Зелёный туман окутывал всю реку, и Артём не мог оторвать глаз от этого пейзажа.

— И что ты предлагаешь? Как срежем? — пытался перекричать шум воды Карп.

— Через Туманную Рощу!

— А я же говорил. — в ухо громко шептал Грачёв Шерхану.

— Погоди. — прервал его Олег.

— Через Рощу не дольше разве? Там болота и туман не исчезает.

— Скоро река разольётся, и следы на берегу смоет! Надо через Рощу!

— Ладно, Петь, пусть Шерхан решает.

Артём смотрел на командира с надеждой. «Ну же откажись, это же ловушка, я предупреждал, ну!».

— Ладно, через Рощу пойдём.

— Ты чего? Я же говорил тебе, это ловушка! — на ухо Шерхану кричал парень.

— Слушай, салага, я не первый раз на охоту вышел, и у нас уже давно не было хорошей добычи, ты хочешь, что бы я пропустил такой куш?

— Но ему нельзя верить!

— У меня столько же оснований не верить и тебе, чего это ты вдруг так по берегу захотел, а? Может это ты, там засаду готовишь?

Артём поймал себя на мысли, что невольно желает, что бы на их отряд напали в Рощё, пусть тогда Шерхан убедится, пусть поверит.

Перебраться решили прямо здесь. Петька, ловко перепрыгивая с камня на камень, которые выступали из воды, оказался на том берегу. Он спешно привязал канат к стволу дерева, охотники сделали тоже самое со своей частью каната. Теперь все по одному стали медленно переправляться, над водопадом. Артём с опаской глядел вниз, где клубился зеленый туман из брызг, и подметил, что не хотел бы туда упасть. Высокий смуглый охотник шёл следующим, но перед врачом. Видно было, что он тоже боится, и когда настала его очередь, парень медленно пошёл вперёд. Он был из ветеранов, потому Артём посчитал странным его страхи. Остальные охотники смеялись над ним, торопили, разве он единственный кто боится высоты? Глупые насмешки, неуместные выкрики, на счёт его страхов, произвели ненужный эффект. Охотник был уже на середине, когда канат чёрной змеёй взвился с противоположного берега. Бедолага слишком верил в крепость опоры, что до последнего сжимал верёвку, до беления костяшек пальцев. Его крик разнёсся по всему лесу, поднял стали птиц, эхо подхватило звук, и повторило. Когда тело несчастного скрылось в зёлёном тумане, над толпами охотников повила гробовая тишина.

— Помогите!.. — мольба на миг вынырнувшего парня захлебнулась в бурлящем потоке.

Артём стоял шокированным, он хотел кинуться к утопающему, но тот подлетев на булыжнике пропал в очередном водопаде.

— Ему надо помочь! — закричал Грачёв Шерхану, — скорее!

— Нет времени, он мёртв.

— Что? Нет времени? Боже, что ты за тварь такая?

— Слушай сюда, щенок, здесь я командир, тебе ясно? Натяните канат заново!

Молодой Грачёв был в замешательстве, плюнуть на отряд и пойти, искать охотника или не рисковать? «Да как так можно? Я, конечно, знаю правила этих групп, то, что они тяжелораненых собственноручно добивают, убитых товарищей не хоронят, и прочее, но что бы так? Не помочь, утопающему, который мог выжить? Это зверство, нет хуже, даже звери так не поступают!» — кружились мысли в голове врача.

Тем временем группа уже навела новую переправу. Первым пошёл Шерхан, и в это время охотники и с того берега и с другого натянул трос, держа его руками. Артём решил, что безопаснее перейти сразу за командиром, так как канат ещё будут держать. Больше происшествий не было, все спокойно оказались на том берегу и продолжили путь.

«Какие жестокие люди меня окружают, им безразлично всё, и жизнь товарищей, и успех операции. Хотя, какая там операция? Так, одно название, вышли, напали на след, нашли лагерь, и пощёлкали с транквилизаторов всех туземцев. Их заботит только одно — деньги! Ради наживы они готовы плевать на всё, кроме, конечно же, собственной жизни. Интересно, а как они ведут себя в бою, когда каждый сам за себя? Уверен, не лучшим образом. «Сам погибай, а товарища выручай» — слова Суворова они, наверняка, презирают. Но, что поражает этот эгоизм? Кто вообще эти люди? Зеки, воры, убийцы, наркоманы, не пойманные бандиты. Вероятно, они выгодны для власти. Ведь, что нужно власти? Деньги! Всем нужны одни деньги. Чем власть отличается от этих охотников? По своей сути — ничем. Война истощает обе воюющие стороны, и обе нуждаются в средствах. Потому, ни Красные, ни Народная Освободительная Республика, не брезгует испачкать руки о… Например, работорговлю, или же о наркоторговлю. Конечно, никто из простых граждан не знает о причастности государства к торговле «дурью». Но ведь это так очевидно. Власти всегда было плевать на народ, а потому выгоднее получать деньги от наркоманов, или же рабский труд от своих же граждан. Пока есть туземцы, которые не хотят быть гражданами ни одного из государств, есть и рабы, но что будет, когда и эти запасы истощатся? В ход пойдёт свободные жители — граждане. Потому власть так похожа на охотников, у них одни интересы, только разные масштабы. Всё вокруг продажно, всё прогнило, всё испортилось, новы мир на обломках старого. А по сути, не многое изменилось, что до потопа, что после, власть всё также придерживается слов: «Что хочу, то и ворочу!». Ох, Боже!» — последние слова Артём сказал вслух, потому что так был поражён представшим зрелищем.

Перед путниками предстала Туманная Роща. Своё название она оправдывала сполна. Высокие деревья — исполины, переплетающиеся ветвями и ползучими растениями, вязкая земля, жёлтенькие ирисы обрамляли маленькие болотца, мрачные кусты, грустные мелкие цветочки, гнилые пни, словно мертвецы, выползали из — под земли. Грачёву сразу стало не по себе, такой мрачной картины он ещё не видел. А больше всего ужасала неизвестность, что кроется за этим непроглядным туманом, который наполнил Рощу.

Охотники, молча, зашагали дальше, постепенно скрываясь в тумане. Идти было тяжело, сухие прогнившие ветки хватали за ноги, ступни проваливались в вязкую жижу, плетущиеся растения, словно лассо лихого ковбоя, заплетали голенища.

— Возьмитесь за канат! — громко закричал Шерхан, и эхо понесло его крик вглубь леса.

Держатся за трос, было и вправду удобно, ибо на расстоянии вытянутой руки было уже не разглядеть спины товарища. Артём внимательно вглядывался в туман, в каждый куст, за которым ему мерещился туземец, с отпечатком ладони на лице. Он еле смог выпросить у Шерхана пистолет. С маленьким «Макаровым» ему было спокойнее. С оружием Артём обращаться умел, и даже неплохо, по крайней мере, он так считал. Всё спасибо отцу, который часто водил маленького Грачёва в тир, пробудив в нём интерес к стрельбе.

Петька спокойно шагал впереди вместе с Карпом, прыгал по болотным кочкам, проверял глубину болот длинным шестом. А болота начались серьёзные, страшные, заросшие камышом.

— А мы не потеряемся? — кричал какой — то охотник сзади.

— Не, я на этих землях вырос, я всё тут знаю, каждую тропку! — ответил Петька.

Артём видел, что и Шерхан напряжённо глядит по сторонам, напряжённо придерживая автомат Калашникова на плече. Но командир группы боялся, не заблудится, а нападения туземцев, и от этого врачу стало немного легче, значит, Шерхан ему верит.

Справа раздался страшный хруст, треск веток, шуршание кустов, словно лось ломился через чащу.

— Туземцы! — пронёсся шёпот над отрядом.

Защёлкали затворы, охотники прильнули к мушкам автоматов и винтовок, припали на колено, укрылись за стволы деревьев. Артём лёг за пень, снял с предохранителя свой пистолет. Треск приближался.

— Приготовится! — крикнул Шерхан, целя в гущу леса.

Сердце Грачёва остановилось, он терялся в догадках, и от неизвестности становилось ещё страшнее.

Сухие ветви с треском разлетелись, и на тропу перед охотниками выскочил могучий… Лось. Да, это был именно лось, с огромными ветвистыми рогами, в которых застряли листочки и палки. Животное выглядело внушительно, гордый стан, мощные копыта, широкая грудь. От кого испуганный лось бежал? Неизвестно, зато его теперь ещё сильнее перепугал хохот охотников. Все смеялись, как говорится от души, хватаясь за животы, хлопая себя по ляжкам. Шерхан сам, стеснительно вытирая проступивший пот рукавом, громко хохотал. Грачёв от других не отличался, проводив взглядом крупного лося, он сквозь смех смотрел на Петьку, который не особо был весел.

— Ладно, мужики, похоже, мы параноики! — вынес вердикт Шерхан, — Идём дальше, а то на хохот ваш теперь точно туземцы сбегутся.

Дальше шли уже не так внимательно, лось снял напряжение. В обед, остановились на привал. Такие остановки — редкость для охотников, но переход через Рощу утомил всех. Обессиленные, они упали на сухие пни, достали сухие пайки. Костёр решили не разводить. Отдыхать, правда, пришлось недолго, крупные ненасытные комары напали со страшной силой, и к тому же высокая влажность и холод, заставляли продолжать пусть. Чем дальше шёл отряд, тем сильнее напрягался Артём, он чувствовал близость опасности, близость туземцев, но ничего на это не указывало. Вскоре почва начала твердеть, роща расступаться, туман стал слабее, и скоро он кончился. Туманная Роща стала скрываться за спинами охотников, и начался привычный лес, заполненный мягким светом горящего заката. Шерхан осуждающе глядел на Артёма всю дорогу, и даже забрал пистолет. С наступлением полной темноты, охотники разбили новый лагерь, развели большой костёр, принялись готовить еду. Многозначительный взгляд командира, мог означать только одно. Грачёв с несчастным видом поднялся, и провожаемый множеством пар глаз, направился за Шерханом.

— Ну, и что ты мне скажешь? — резко развернулся Шерхан, когда посчитал, что они уже на приличное расстояние отошли от лагеря.

— Скажу, только то, что я прав, может не та роща, может туземцы передумали, или…

— Молчать! — рявкнул охотник.

— Я просто думаю, что…

— А знаешь, что думаю я? Предатель ты!

— Что? Я? Да ты с ума сошёл!

— Почему засады не было в Роще, почему ты так упорно вёл нас к берегу, а?

— Клянусь, я не сдавал вас!

— Плевал я на твои клятвы, где туземцы?

— Я не знаю!

— Не ври!

Со спины подошли два ветерана — охотника, и взяли под локти парня.

— Ты, надеюсь, знаешь, как хорошо умеют охотники развязывать языки, так что глупо молчать.

Это было правдой, Грачёв молниеносно соображал, как выкрутится, и пошёл наудачу.

— Ладно, я всё расскажу.

Что он будет рассказывать, молодой врач ещё сам не знал, зато понимал, что отмалчиваться, и клясться в невиновности себе дороже. Артёма усадили на землю спиной к стволу дерева, Шерхан сел на корточки перед ним.

— Где туземцы? — уже более спокойно заговорил командир.

— В болотах.

— В каких?

— Не знаю, я пару раз у них в лагере был, крупные топи, они там от охотников прячутся.

— Сколько человек?

— Пол сотни, много женщин и детей, потому — то и прячутся. — сочинял Артём.

При этих словах у Шерхана заблестели глаза, такая лёгкая добыча!

— Сколько нас ждало туземцев на реке?

— Десяток, полтора точно не знаю.

Грачёв и моргнуть не успел, как сильный удар кулака опрокинул его на землю.

— Сволочь! — потрясая рукой, прошипел командир. — Где лагерь туземцев показать сможешь?

— Да на болотах они! — с дрожью в голосе повторил врач, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.

— Болот тут много, завтра сам поведёшь, и только попробуй, нас сдать!

Грачёва оттащили поближе к лагерю, связали по рукам и ногам, приставили часового. «Боже, что я наплёл! — поражался Артём. — Ну, они поверили, наивные, а теперь — то, что мне делать? Хорошо, что я место не назвал, так буду вести отряд, и у меня будет запас времени. И через болота, где дорог я не знаю, они меня сразу раскусят и тогда… А повторять путь Сусанина я не собираюсь. Проклятье, как же всё плохо обернулось, и никто не поможет, у меня нет друзей. Хотя, может Антон?».

Грачёв через кусты смотрел на веселящихся охотников у костра.

— А Тёма где? — спросил Антон, когда Шерхан приблизился к костру.

— Я его на часы поставил.

— А — а, это дело хорошее.

«Проклятье, вот гад!» — выругался бы Артем, если не мешал бы кляп. Часовой у кустов повернулся с недобрым взглядом, конечно, он сейчас ненавидел пленника, сидеть бы со всеми у костра, а не сторожить парня. Грачев, поняв намек, откинулся спиной на ствол дерева. Как жаль, что его никто не видит в кустах, никто не поможет.

«Вот и выбился в люди, теперь сижу тут в грязи в кустах, связанный, как предатель, — мрачно думал молодой врач. — Сколько несправедливости в жизни, какой жестокий вокруг мир! Смерть Спичкова, ложное обвинение в шпионстве и предательстве. Почему столько зла вокруг? Как люди дошли до этого? И почему я, как слепой котёнок не замечал этого раньше? Разве совсем нет добра вокруг? Что испортило людей? Потоп? Нет, безнаказанность. Люди обозлились не из-за катастрофы, а от того, что всё позволено, и власти нет дела до своих граждан. Это называется беспредел. Когда можно торговать наркотиками, рабами, воровать, и убивать, и вряд ли ты попадёшься, вот причина. Все люди стали эгоистами, это ужасно. Каждый готов сделать всё ради денег, ради власти, вместе со старым миром на дно ушли и положительные черты людских характеров. И всё же нет. Спичков прекрасный пример, ради меня он погиб, ради того, чтобы жил я. А значит, не всё потеряно, я слишком рано делаю выводы, не узнав большего количества людей».

Антон поднялся и направился в лес, наверное по нужде, как и многие охотники, потому он не вызвал подозрения. А Грачёв был полностью погружен в свои мрачные мысли, что не видел своего единственного друга.

«Что же я, как баран, которого завтра ведут на бойню? Нельзя отчаиваться, надо верить. Надежда всегда умирает последней. Так говорил отец» — при сладких воспоминаниях об отце, Артёму стало теплее и приятнее. Он посмотрел на отцовские часы — единственная памятная вещь. На глазах парня проступили слёзы, он так хотел, что бы сейчас рядом оказался его лучший по жизни друг, самый родной и верный человек, любимый отец. Как много приятных чувств он испытывал, при этом слове.

Глухой и резкий тук, прервал воспоминания. Из родного дома, где рядом с ним сидел на кровати отец, парень снова оказался в тёмном лесу, где вместо родного отца стоял спиной к нему часовой, а рядом в земле торчал нож. Чуть поодаль из леса выходи Антон, он еле заметно подмигнул своему другу в кустах, и вернулся к костру, рассказывая смешную историю.

Нож! Это спасение, если использовать его с умом. Расправившись с верёвками на руках и ногах, Артём остался в той позе, в которой был, с загнутыми за спину руками, в которых нервно плавал нож.

«Свобода! Но нет, ещё слишком рано, как быть? Бежать когда все уснут? Но часовой поднимет тревогу, убить часового? Как? Я никогда не убивал людей, подкрасться, и порезать ему горло? Нет, я не смогу. Вонзить нож в спину? Господи, я думаю об убийстве, как о чём — то обыденном, ежедневном. Как тогда если не убивать этого человека? Это тот страшный случай, когда либо ты, либо тебя». — Пока парень мучился в размышлениях, охотники уже ложились спать. Сжав покрепче нож, Артём приготовился к нападению. Вот сейчас, ударить ножом в спину, закрыть ладонью рот, тихо уложить в кусты, и бежать, бежать от всего, бежать!

«Нет! Я не убийца! Мне этот человек ничего не сделал, я так не поступлю». Парень откинулся обратно, прикрыл глаза, ему было очень тяжело, и от мысли, как он будет жить с этим грехом, и как он будет относиться к себе. Артём и сам не заметил, как задремал, сильная физическая усталость, и нервное напряжение, тяжкие мысли, грустные воспоминания, сыграли свою роль, хотелось одного — отойти от всего, расслабится.

Разбудил Грачёва кашель часового. Вокруг было совсем темно, костёр тлел слабо, храпели охотники, луна скрывалась за лесом, скоро её место займёт солнце, но пока те самое время суток, когда спать хочется сильнее всего.

Часовой стоял, опустив голову, неужели он так провёл всю ночь? Неуместное чувство закралось в душу Артёма — жалость. Теперь ему надо было убить этого человека, но в чём он виноват? Несчастный лишь выполняет приказ, как его выполнял бы Антон, а его Артём мог бы убить? Нет. «Может просто бросится в лес? Догонят, скорее всего, а если и сбегу, туземцы выловят, или же в болотах утону» — пока Артём сверлил глазами спину часового, к охотнику подкралась тень.

Врач ещё не догадался, что это было, когда сторожила, улёгся на землю. Остекленевшие глаза часового смотрели прямо на пленника. Толчками кровь лилась из горла охотника, от этого Артёму стало тошно. За спиной раздался шорох, сбоку, впереди. «Кто здесь?» — чуть не произнёс Грачёв, благо кляп мешал. Ещё одна тень выплыла из леса, она двигалась как призрак, тихо, незаметно, подкравшись к крайнему охотнику, она, блеснув лезвием ножа, забрала ещё одну душу. Оглянулся убийца на те кусты, где сидел Артём. Парень видел, в отблесках тлеющего костра лицо человека в плаще. Страшное лицо, звериное по повадкам и по злости, лицо с отпечатком ладони на нём. Туземцы! Посмотрев на кусты с пленником, и не увидев ничего, тень перешла дальше.

Много туземцев с длинными кинжалами подплывало к ничего не подозревающим жертвам. Артём смотрел на всё это, смотрел, молча, почему он не поднимет тревогу, почему он не поможет? Просто смотрел, как кино, будто он далеко от всех бед, якобы это его не касается. Почему именно сейчас молодой врач не испытывал жалости, только злость, он не мог ответить. «Бежать!» — крутилось в голове, но всегда бегать нельзя, надо остановится.

Один туземец подкрался к Антону. Нет! Только сейчас к Артёму пришло осознание происходящего.

— Анто-о-он!!!

Нечеловеческий крик, крик души, разорвал предутреннюю тишину, стаи птиц взметнулись с крон деревьев, выжившие охотники подлетели, словно ошпаренные. Грачёв сам испугался своего крика.

Антон перехватил кинжал над своей шеей, и совершив подсечку, кинул туземца в костёр. Затрещали автоматы, хлопали пистолеты, крики раненых, и разъярённых охотников смешались с боевым кличем туземцев, начался бой. Артёма охватил страх, такой же как и при нападении бесов, но теперь не только за свою жизнь, печальный опыт со Спичковым научил, ценить людей. Но разве можно трезво оценивать обстановку, когда такое творится? Можно, но не для неподготовленного врача. Потому, сейчас Артём не отдавал отчёт в своих действиях, он побежал за Петькой. Юный шпион бежал в лес, туда и направился бывший пленник. Угнаться за юрким мальчуганом было нелегко, да и затёкшие ноги мешали держать равновесие. И всё же Артём бежал, перепрыгивая препятствия, пригибаясь под ветками, он уже почти схватил предателя за воротник, когда неведомая сила потянула назад. Грачёв упал на спину, и с ужасом увидел над собой человека в плаще и отпечатком ладони на лице. Острый кинжал ударил в то место где лишь миг назад лежал врач. Выронив нож, Артём чудом избежал удара кинжала, откатившись. Туземец кинулся на противника снова, не давая ему подняться. Держась обеими руками за кисть вражеской руки, в которой злобно сверкал клинок, Грачев изо всех сил боролся. Оба противника катались по земле, огревая друг друга ударами ног. Инстинкт самосохранения у Артёма работал, как оказалось хорошо, откуда — то взялись новые силы, и мозг работал слаженно, находчиво. Кинув охапку гнилой листвы, земли. Прутков в лицо туземца, врачу удалось-таки выбраться из захвата. Но и озверевший противник не собирался проигрывать. Подняв Грачёва над землёй, он ударил парня о ствол дерева. Сук больно уколол меж лопаток, затрещала ткань куртки, повисший на дереве Артём взвизгнул от страха. С перекошенным от ярости лицом, туземец поднял с земли свой кинжал, и предвкушая лёгкую расправу, замахнулся. Лезвие глубоко вошло в ствол дерева, но ловкий Артём, опять в последний момент выскользнул из роковой куртки. С криком, теперь уже яростным, Грачёв из положения сидя выпрыгнул, словно змея в броске, обхватив туземца руками. Они вместе полетели в овраг, катясь по крутому склону, цепляясь за корни деревьев и острые камни, противники ни на миг не выпустили друг друга.

Последнее, что успел выхватить мозг Артёма из крутящейся картинки, это ненавидящее и злое лицо с отпечатком, блестящая речка, крупные камни. Всё когда-то кончается, вот кончился и обрыв.

Сознание вернулось быстро, во — первых к туземцу оно могло вернуться раньше, во — вторых леденящая вода лесной речушки невероятно сильно бодрила. Всё тело невыносимо болело, кололись камни под спиной, и глаза не хотели открываться, но, то что перед ними предстало, было ужасным. Окровавленное лицо туземца смотрело своими мутными глазами на молодого врача. Мертвец, словно винил убийцу в содеянном, призывал к раскаянию.

— О Боже! Нет! Нет! Я не убивал, Нет! Я… Я не убийца. Проклятье! — бормотал Артём, отползая от трупа по дну реки.

Распластавшийся на огромном остром камне туземец, пугал парня ещё сильнее, чем при жизни.

— Убийца! Я убийца!

Пришедшее осознание, давило на совесть, а та в свою очередь и на самооценку.

Сидя в ледяной воде ещё некоторое время, Артём решил, что есть нечто важнее, чем глупое стремление застудить почки. Кося на мертвеца, бормоча про себя посиневшими губами, позорное слово «Убийца», Артём лез по крутому обрыву наверх.

«Я снова бежал, как и при обозе Спичкова, я трус, а теперь ещё и убийца, я бросил Антона, Шерхана, Карпа и всех тех, кого не знал, но ведь бросил, потому что я трус! Как ужасно это осознавать, надо вернуться, я должен когда — то меняться, я должен спасти Антона, потому что я его друг» — Эти слова придавали сил, а поднятый трофей — кинжал, ещё и уверенности.

Шерхан бежал быстро, ещё тогда, когда проснулся от крика, он знал, если туземцы подкрались ночью, то шансов нет. И весь его бой состоял из прорыва кольца окружения, а последующий план имел один пункт: Бежать! Он слышал топот туземцев за спиной, их тяжёлое дыхание, короткие переклички, но обернуться было страшно. Это чувство Шерхан испытывал часто, несмотря на то, что он охотник, это ещё не означало его мужество и мастерство. Убегать ему приходилось часто, впрочем, как и многим охотникам, это только на словах главное оружие охотника — доблесть, они часто используют синонимичные слова в речи, но редко на деле. Главное оружие охотника — быстрые ноги. Потому Шерхан авторитетный командир, «прошедший» много боёв, а вернее пробежавший. Охотникам тяжело захватывать туземцев — мужчин, легче выслеживать их деревни и нападать на женщин и детей, когда мужская часть населения на охоте или в набеге.

Путь к спасению оборвался вместе с тропой, по которой Шерхан, он же Олег Черненко, бежал. Впереди крутой обрыв, внизу каменистое дно реки, это тупик. Шерхан, как загнанный зверь решил отбиваться до последнего.

Артём видел, как командир кинулся вправо, но увидев туземца, ринулся влево, но и там окружили, а когда он обернулся, то налетел на длинное лезвие кинжала. Туземцы, посчитав Шерхана мёртвым, решили вернуться обратно.

— А-а-а, — стонал Олег, матерясь сквозь зубы.

Он изо всех сил зажимал глубокую рану в животе, из которой пульсирующими толчками выбивалась почти чёрная кровь. Артём упал рядом на колени, тоже пытаясь остановить кровотечение, тогда сильная, но всё быстрее слабеющая рука сжала его плечо. Олег, крепко вцепился в того, кого считал предателем, и молил о помощи.

— Тёма, прости меня, слышишь. Прошу, помоги, ты же врач, прошу, Тёма!

— Шерхан, чёрт, не умирай, нет!

Видеть смерть в фильмах, или на картинках, видеть просто мёртвого человека, это одно, но когда у тебя на руках умирает, тот с кем ты только, что говорил, когда его бессильная рука спадает с твоего плеча, когда его мольбы о помощи оказываются пустыми, то испытываешь очень страшные чувства. Артём плакал, он хотел, хотел помочь, но не мог, это смертельная рана, но почему?

— Почему? — кричал молодой врач сквозь рыдания, он представлял Спичкова, представлял отца, всех тех, кого злодейка судьба навсегда забрала из этого мира.

Но остаётся ещё один человек, чей гибели он себе уже никогда не простит, надо, найти Антона.

— Надо! — повторил Грачёв, доставая из кармана Шерхана пистолет. — Я должен!

Страх никуда не исчез, он притупился чувством вины, состоянием аффекта. Артём бежал быстро, ещё быстрее, чем за Петькой, который, к сожалению ушёл.

«Стрельба кончилась, значит, кто — то победил, скорее всего, туземцы, иначе Шерхан не убегал бы. Наш командир герой, настоящий эталон, он никогда не бросил бы свой отряд. Как ужасно, когда погибают такие хорошие люди» — размышлял Артём на ходу. Впереди уже виднелась роковая поляна, парень упал за дерево, осторожно высунувшись. Туземцы по-хозяйски расположились на месте боя. Много охотников полегло, но несколько лежало в сторонке, где их вязали дикари. Артём с такой надеждой вглядывался в кучу пленников, ожидая увидеть там своего друга. «Антон, слава Богам!» — из груди новобранца торчал дротик с красным оперением, и это подавало надежду. Не зря же усыплённых охотников связывают. Видимо били пятнистых их же оружием. Победители не спеша собирали трофеи, нагло выворачивали рюкзаки, забирали еду, оружие, разные приглянувшиеся вещицы, не брали только деньги. К слову, у Республики мелкие денежные единицы были бумажными купюрами, а крупные начиная от тысячи — тонкими пластиковыми карточками, которые отдавали в качестве оплаты. Деньги туземцам были не нужны, наверное, это единственные люди, которые не стремились к богатству. Но с другой стороны, для них богатство осуществляется в другом, в оружие, например, или редкостных цацках.

Артем, скрипя зубами, видел, как дикарь взял его тесемку, порылся, потом вывалил всё содержимое на землю, собрал сухари, консервы и приглянувшиеся вещицы, не глядя, с отвращением отшвырнул дневник. Железная выдержка, усиливаемая страхом, удержала молодого врача от роковой ошибки, а как хотелось, выстрелить в туземца. Только сейчас Артём заметил за собой такие мысли, тут в диких землях смерть бродить повсюду, и она так близка, что уже не является, чем — то неординарным и противоестественным. Парень чувствовал неодержимую злобу на этих лесных жителей, и он готов был пойти на убийство, ведь стрелять с далека из огнестрельного оружия не так страшно, как зарезать врага ножом.

Поев, нагрузив рюкзаки трофеями, обвешавшись автоматами охотников, туземцы повели полон из пяти охотников в глубины леса. Пленники, только отошедшие от действия транквилизатора, медленно волочились вслед за дикарями, даже не промышляя о бегстве или сопротивлении. Дикарей было много, около тридцати человек, но двигались они быстро и бесшумно.

Артём лежал тихо, крепко сжимая пистолет Макарова. Когда туземцы скрылись, парень выбежал из укрытия, схватил свою тесёмку, бережно оттряхнул дневник, и положил на положенное место. В рюкзак он кинул карандаш, порыскал взглядом в поисках чего — нибудь нужного. Грачёв понимал, если хочет догнать туземцев, то надо спешить, но на сердце было невыносимо тяжело. Он присел рядом с мёртвым часовым, с трудом сдерживая слёзы.

Было холодно, на лес спустился туман. Мокрая, липкая, холодная одежда липла к телу. Снимать с мертвецов сухую, было противно, но ничего больше не оставалось. Переодевшись в камуфлированную форму охотников, Артём накинул чёрный плащ туземца. «Так у меня будет возможность ввести дикарей в замешательство, надо увеличить сходство» — с этими мыслями парень положил свою ладонь в кровавую лужу. Когда липкая рука оторвалась от лица, Грачёва чуть не стошнило. Делать отпечаток ладони на своём лице чужой кровью было ужасно противно.

— Надо! Так надо, я должен спасти Антона, он рисковал ради меня, и спас мне жизнь, далеко бы я убежал со связанными руками? Смог бы убить туземца? За мной должок! Ради отца, ради дядь Саши, ради Шерхана, ради Антона!

Посмотрев на отцовские часы, и ощутив прилив сил и поднятие духа, Артём бросился в лес.

Данил стоял, опустив голову, он не ожидал, что Палкин так скоро вернётся к проваленному заказу.

— Какой же ты идиот, мало того, что машину засветил, так ещё и ума хватило с федерального автомата палить! Ладно, бесполезно тебя учить, вот.

Гавриил кинул на стол картонную книжицу, на обложке красовался гордый золотой лев.

— Документы, по — своим, конечно, светится не надо.

— Что делать?

— Поедешь в Смоленск, в главное управление полиции, попросишь изъять вещественные доказательства, те пули, которыми вы ночью по Мухину палили, ясно?

— Вроде не сложно.

— Так и есть, если ещё раз не облажаешься получишь награду.

Капитан государственной безопасности, как верный пёсик, облизнулся, и его глаза засветились при словах о награде.

— И запомни, Данил, от этих пуль зависит наша жизнь, ты понял?

— Я вас не подведу!

Когда наёмник вышел, Гавриил остался совсем один в своём кабинете. Он имел чудовищное самообладание, но последние события доконали его. Палкин достал крупные сигары, поджёг, блаженно затянулся, выпуская дымок изо рта. Он не курил уже года два, всё отучал себя от этой вредной привычки, но тут это было необходимо, надо было расслабится.

Глава 11 Следопыт

Пять патронов в Макарове, кинжал, кровавый отпечаток на моём лице, плащ туземцев, мой дневник, который тут не помощник. Он только помогает мне не сойти с ума. Пустой желудок, дикая усталость. Что ещё мы имеем? Пожалуй, ничего. Разве, что ещё я потерял следы.

Артём грустно вздохнул, закрыв дневник. Его одолевал голод, страх, усталость, как физическая так и моральная, а ещё было очень холодно. Многие люди не знают этого чувства в такой мере, как его испытывал Грачёв. Да многие ли пережили столько, сколько досталось этому парню? Нет. Кто отважился бы, отправится вслед за дикарями, спасать единственного друга? Не многие. Артём винит себя в трусости, но не замечает, как идёт на мужественные и смелые риски.

Он бежал весь день, напрасно он искал следы на тропе, туземцы ими не пользуются. Уже темнело, когда ликуя от радости, парень понял, что ему за всё последнее время повезло. Слабые ребристые вмятины и отпечатки на грязи — это следы туземцев! Наконец — то! Теперь спешить, чтобы не потерять единственную надежду снова.

Следы петляли между деревьями, пересекали тропы, ручьи, овраги, но с каждым метром становились отчетливее. «Туземцы рядом» — догадался следопыт. — «Теперь надо выбирать тактику. У меня много шансов влиться в их толпу, но рискованно, дикарей немного и, скорее всего они знают друг друга в лицо. С боем прорваться я тоже не смогу, куда с пятью патронами в этой игрушке? Прокрасться в ночной лагерь? Плохая идея, из меня разведчик никудышный, а туземцы дети лесов, они чуткие, внимательные и инстинкты у них звериные. Как тогда? Ладно, решу на месте».

Мягкий приятный свет заката наполнил лес. Под кроной деревьев стало ещё темнее. Идти было трудно, настали такие заросли, где казалось, не ступала нога человека. Артём еле волочил ноги, острые палки, цепкие ветки, колючие кусты то и дело хватали уставшего путника. Глаза устали всматриваться в следы, хотелось свалиться прямо на землю и уснуть. Но прежде поесть, до отвала! В тоже время, когда Грачёв молился о еде, перед глазами предстал огромный малинник.

— О Боже, ты, услышал меня? — с хохотом парень прыгнул в колючие кусты, хватая переспелые, сочные, осенние ягоды.

Артём был рад этому чуду, он упал на колени, жадно хватая еду грязными руками, запихивая крупные пригоршни в рот. Хороша малина, ни пить не хочется, есть тоже хотелось гораздо меньше. Ласковый лучик уходящего солнца нежно поплыл по лицу Артёма. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, и невольно наслаждался тишиной, покоем, сытостью, которая приятно растекалась по всему телу. «Вставай! Нельзя сейчас лежать, ты уснёшь, и упустишь туземцев, вставай!» — твердил себе Грачёв, но он бессилен был против усталости, две бессонных ночи сказались на его состоянии. Парень даже не заметил грани между думами и путешествием в мир грёз. Тело отдыхало, а разум продолжал интенсивно трудиться. Поэтому Артём и не заметил перемен, когда снова открыл глаза.

— О нет! Проспал, как я мог? — прошептал он, глянув на часы.

Даже два часа сна давали ощущение отдыха. И снова бег, поиск следов, только теперь уже в кромешной темноте. Во время появился ещё один ориентир — огонёк, мигающий в глубине леса. Нет сомнений — это костёр, теперь всё зависит от Артёма.

Парень, уже не жалел о часах отдыха, ибо силы наполнили тело и сознание обрело ясность. Теперь не оплошать! Грачёв передёрнул затвор пистолета, снял с предохранителя, повертел кинжал в руке, давая ей привыкнуть к рукоятке, крепче зашнуровал ботинки. Затем попрыгал, прислушиваясь, не шуршит, не звенит ли что — нибудь. Накинув капюшон, положив Макарова в карман, парень старался более бесшумно двигаться к лагерю врага.

Большой костёр, тридцать туземцев вокруг него, котелки с приятно пахнущей едой, и пять пленников недалеко от дикарей сидели спинами друг к другу, связанными. «Жди Антон, я помогу, я тебя не брошу».

Словно на мысли друга пленник обернулся, всматриваясь в темноту леса. Но Артёма, лежащего в кустах, увидеть не могли не охотники, ни туземцы. «Надо собраться, последний рывок!» — парень лёг не спину, сосредоточился.

Недолго пришлось ждать, пока уснут дикари. Кроме часовых бодрствовал и Артём, мужественно выдержав несколько часов. Пора! Грачёв поднялся, и, как ни в чем, не бывало, направился к пленникам. Он шёл уверенно, спокойно вальяжно, крепко держа пистолет в кармане, и остановился только возле пленных. Артём стоял, переваливаясь с ноги на ногу, его никто не должен был заподозрить. Так, по крайней мере, он считал, когда лёгкая рука коснулась плеча, нервы натянулись струной. Стараясь не показать страха на лице, перепуганный Артём обернулся. Туземец, молча, глядел прямо в лицо самозванцу, на его физиономии не отображалось ни каких эмоций, он был бледен, как и его зелёный отпечаток ладони. Дикарь еле заметно поводил носом, словно голодный хищник, и повадки были у него, как у зверя. Это Грачёв понял, когда в скулу ему врезался кулак, сопровождаемый боевым кличем. Туземец врезал шпиону снова, когда тот согнулся от боли. В руке бледного врага блеснул кинжал, и только тогда хлопнул пистолет, а за первым выстрелом раздался следующий. Дикарь завизжал от боли, хватаясь за простреленное колено.

— Остановитесь! — крикнул Артём, взмахивая Макаровым.

Парень был зол, и неуправляем, как загнанное в тупик животное. Но капризная фортуна не желала покровительствовать ему сегодня.

Как пистолет исчез из руки, и как его опрокинули на землю, Артём не успел, заметить. Всё произошло очень быстро. И только жалкое лицо Антона, широко раскрывающийся рот, его пронзительный крик навсегда отпечаталась в памяти. Диверсанта привязали к дереву в дали от остальных, сильно избили, обобрали, и бросили. Раненый туземец ещё выл от боли, когда его сородичи ложились спать.

«Это конец, теперь никто не поможет, я… как же я слаб, но я сделал всё, что мог. Нет, не всё, если бы удалось спасти охотников, а теперь… Я стрелял в человека! Боже, до чего я докатился. Но если бы я не выстрелил, он бы убил меня, ладно Артём хватит оправдываться. Ты не смог, а должен был. Почему не вышло? Что выдало меня? Как я просчитался? Хотя какая уже разница, это конец. Как обидно, когда есть надежда, ты цепляешься за неё, как утопающий за соломинку, но всё идёт крахом, что, же это за шутка? Кто управляет судьбой? Я? Возможно, каждый сам выбирает свою судьбу, но, то, что произошло со мной, это лишь череда случайностей. Случайное нападение бесов на наш обоз, случайные обстоятельства, лишившие меня клейма, случайное попадание в отряд охотников, случайно подслушанный разговор Петьки, случайное убийство туземца у реки, случайная смерть Шерхана, выживание Антона, нахождение следов дикарей, и вот случайное разоблачение. Как я управлял своей судьбой? Рассказал Шерхану о будущем нападении? И поэтому меня связали в кустах, и я выжил, наверняка лежал бы сейчас с порезанным горлом где — то на поляне, как и все охотники, но я изменил свою судьбу. Но может это всё запланировано? Кем? Кто решает наши судьбы? Бог? Когда встречусь с ним, спрошу, а сейчас я не собираюсь умирать! Я должен выжить, ради отца, ради Наташи, Антона, Спичкова, просто должен жить!» — Артём почувствовал небывалый прилив сил, хотя его положение этому не способствовало.

— Эй! — окликнул пленника туземец.

Он присел на корточки перед Грачёвым, и внимательно изучал своего собеседника. У дикаря было грубое, угловатое лицо, покрытое рыжей бородкой и щетиной. Его глаза, маленькие, жестокие, и внимательные заглядывали прямо в душу Артёму.

— Мальчишка. — презрительно произнёс он, оценив собеседника.

— Чего ты хочешь? Снова будешь бить? — прищурив левый глаз, в который сочилась кровь с рассечённой брови, спросил бывший охотник.

— Я тебя не бил.

— Гуманист ещё скажи.

— А мог бы, ведь это ты прострелил колено моему брату.

Артёму стало не по себе, но туземец не выглядел опасным, он вообще не был похож на дикаря, на нём была кожаная куртка, джинсы, высокие армейские сапоги, в ножнах покоился хромированный крупный нож. Видно было, что собеседник хорошо разбирается в военном искусстве.

— Мой братец, возможно, останется калекой на всю жизнь.

— Мне очень жаль, но…

— Заткнись, что ты знаешь о жизни? — он сказал грубо, но без злобы. — Кто ты?

— Артём Грачёв.

— Нет, я спрашиваю не имя.

— Я врач.

— Нет, ты грязь, мерзкая противная грязь. Мы с братом прошли через многое, ты себе, и представить не можешь, он самый крутой мужик, которого я знаю, и до этого момента я гордился им, но тут появился ты, и убил моего брата!

— Я не убивал.

— Да? А ты думаешь в этом мире можно выжить безногому? Он покойник. Как же ты наивен, вон, ты даже за часики цепляешься. — туземец достал Артемовы часы, повертел в руках. — Скажи мне, зачем тебе время?

— Отдай! — Грачёв пытался сказать с угрозой, получилось с мольбой.

— Они тебе нужны?

— Это больше, чем время, это память о близком человеке.

— Ну, забирай! — он кинул часы на землю перед пленником.

Признаться честно, молодой врач не ожидал, что ему вернут часы, почему этот человек, который должен ненавидеть Артёма, не причиняет ему боль? Туземец поднялся, и собирался уйти, но пленник остановил его:

— Не уходи, стой.

— Что ты хочешь, мясо?

— Теперь скажи кто ты? Как тебя зовут? Ты ведь не туземец, верно?

— Я отвечу, но предупрежу: не задавай много вопросов людям, которым есть что скрывать, это может кончиться плохо, для тебя.

— Тебе есть что скрывать?

— Секреты есть у всех, — с усмешкой заметил туземец. — Меня зовут Норманн, и ты прав я не туземец. Знаешь, хорошо разбираться в людях могут не все, но ты можешь, всегда используй это. Мы с братом уже очень давно путешествуем, ищем пристанища, но только недавно поняли, что спокойная жизнь не для нас.

— Вы Республиканцы или Красные?

— Это имеет значение? Мы изгои, никто не хочет нас принимать, да и плевал я на политику.

— Ты не убил меня, почему?

— А зачем? Ты никто, в тебе нет стержня, понимаешь? Такие, как ты либо быстро умирают, либо приспосабливаются и меняются. Этот мир не для тебя понимаешь? Вот ответь, почему ты здесь?

— Я хотел спасти своего друга.

— Что? — Норманн начал так громко смеяться, что Артём забеспокоился о его психической уравновешенности. — Друга? А ты уверен, что он сделал бы это для тебя?

Грачёв замялся с ответом, по правде сказать, сейчас он сомневался во всём.

— Это просто чудо, что, такой как ты, выжил при нашем рейде.

— Меня связали, а мой друг дал мне нож, я был в кустах, и я поднял тревогу.

— Тебя связали свои же?

— Да, я их предупредил о вашем нападении, а вы не напали в Роще, меня опять обвинили во лжи.

Норманн снова начал смеяться, но смех этот был фальшивым, конечно ему было не до веселья.

— Ты знаешь, мне тебя даже жалко, такой неудачник.

— Как вы меня раскусили?

Туземец улыбнулся, хотя его глаза всё время сохраняли одни чувства — одиночество, грусть. Это человек через многое прошёл, многое его ожесточило, и озлобило, он многое потерял — Артём чувствовал это, и сам заражался таким настроением.

— Красный отпечаток на лице? Такой цвет носят командиры, как наш Рашим. Разведчики — зелёный, мирные — жёлтый, бойцы — синий, это тебе так, на заметку.

— Ясно, Норманн, прости, правда, я никогда раньше не стрелял в людей.

— Это должно было, случится рано или поздно, братец мой последнее время начал сдавать, стареет бродяга.

Когда туземец ушёл Артём подтащил к себе часы, и одел на руку.

Глава 12 Сыщик

Ночной город тусклым светом озаряли керосиновые фонари, которые разжигал специальный работник. Изредка в тени под домами по тротуару проходили прохожие. Иногда цокая копытами по мощеной дороге, проскакивали лошади, иной раз кареты. Мало кто отваживался выходить на улицу в такую дождливую и противную погоду. Только Камилла летящая на крыльях любви, выпорхнула из громадного здания, и раскрыв чёрный зонтик, спешно пошла по тротуару.

«Опаздывает, как и все девушки, я её уже полчаса жду» — заметил Леонид, глядя на часы. Он провожал взглядом уходящую девушку, сидя в тёплом маленьком кафе, где завтракал перед работой. Он не спеша допил свой чай, позволяя уйти Камилле на большее расстояние от своего кабинета, затем оставив чаевые, вышел на улицу. Одевая на ходу свой плащ, Леонид заставлял себя не думать о Камилле, а сосредоточится на задании. Отложив мысли на потом, он вошёл в здание, из которого недавно вышла девушка.

— Леонид Заболодский? — переспросил охранник, внимательно изучая предъявленное удостоверение.

— Именно.

— Конечно, проходите заведующий отделом боевого ракетного комплекса, таким гостям мы всегда рады.

Пока охранник пытавшийся замять свою вину, что не узнал такого важного учённого, Леонид изучал таблицу, где были внесены имена работников и их кабинеты. «Значит 36, это третий этаж» — отметил про себя Заболодский.

— Проходите, пожалуйста.

Не ответив, Леонид стал быстро подниматься на третий этаж, но не так быстро, что бы привлекать лишнее внимание. Рабочий день уже окончился, но ещё много учённых корпели над своими секретными проектами. Найдя нужный кабинет, шпион оглядел коридор, и убедившись, что никого рядом нет, начал перебирать ключи, копии которых сделал на днях. Один из копий с сумки Камиллы с лёгкостью проник в замок, и охотно там провернулся. Леонид закрыл на ключ за собой дверь, поднёс зажигалку к керосиновой лампе. В тусклом свете раскрылся небольшой кабинет. Высокий шкаф, стол с тумбочками, сейф в углу, больше ничего особенного. Заболодский достал свой фонарь, надел перчатки, и стал осторожно осматривать документы на столе. Конечно, он не надеялся так легко заполучить искомое, но стоило проверить всё. В тумбочках под столом тоже ничего полезного не обнаружилось, остался сейф. Леонид надеялся, что один из копированных ключей подойдёт, но реальность оказалась суровее. Он вытащил небольшой набор отмычек, и принялся за работу. Провозившись с немудреным замком минут двадцать, взломщик с облегчением вздохнул, услышав приятный щелчок. Полпути преодолено, осталось найти те документы. Бережно извлекая папку за папкой, шпион всё больше убеждался, что нужного тут нет. Это не то, и эти не те, снова нет. Любой другой психанул бы от напряжения и череды неудач, но не Леонид. Вернув документы на место, он окончательно убедился в хитрости Камиллы. Было глупо недооценить девчонку, занимающую такой высокий пост в такой организации. Луч фонаря медленно ползал по полу, пытаясь отыскать тайник, заглядывал за шкаф, картины.

Леонид выбился из графика, вряд ли Камилла спустя два часа стала бы продолжать его ждать. И оставаться в кабинете, куда она расстроенная могла вернуться, ибо проводила здесь очень много времени, было рискованно. Но Заболодский был упрям, возможно, именно поэтому много добился. Вытерев пот со лба, он присел на корточки, закрыл на минуту глаза, представляя кабинет в котором находился. Куда бы он спрятал такие важные документы? Потенциальные тайники крутились перед глазами. «Что я ещё не проверил? Сейф, картины, пол, тумбы, задние стенки шкафа, под шкафом. Потолок, подоконник, ещё что? Не может быть, что бы документов тут не было! Где моё воображение. Стол! Я помню, когда расследовал дело о маньяке, находил тайник в крышке стола!» — открыв глаза, Леонид подскочил к столу.

Внимательно изучая лучом фонаря крышку стола, внимательный взгляд шпиона заметил слабые царапины на ребре стола. Тонкий клинок ножа залез в щель, на которой были царапины. Лёгкое движение и планка отскочила, открыв кодовый шестизначный замок. Леонид осмотрел замок, и решив, что вскрыть его удастся, только набрав код, достал бумажку, где был переписан пароль с карты Камиллы. Шпион стал осторожно крутить колёсики с нужными цифрами, но когда все они оказались на нужном месте, ничего не произошло. Леонид схватился, за голову, тяжело дыша.

«Какой же пароль? Обидно провалиться, когда разгадка так близко» — охваченный азартом, шпион стал думать активнее. «Какие цифры она не могла забыть? Какие даты для неё важны? День рождения?» — Леонид набрал дату, но снова ничего не произошло. — «Важные события её близких? Собственной семьи у Камиллы нет, Тогда кто? Мать, отец, сестра, брат?». Леонид подскочил, внимательно глядя на картины и фотографии в кабинете. На столе в стеклянной фоторамке было изображение. Осенний лес, оседланные лошади, накрытые столы на поляне, куча радующихся людей, воздушные шарики с надписями: «С днём рождения!», и пять человек на переднем плане. Пожилой мужчина и женщина, обнимающие двух девушек, среди которых узнавалась Камилла и красиво одетая счастливая красавица — виновница торжества, но слева от Камиллы стоял тот человека, которого Леонид даже и в страшном сне увидеть не ожидал. Молодой слащавый парень в цветастой рубашке, обнимал Камиллу, держа её за руку. Это был Палкин. В этом Леонид не сомневался, хотя видел капитана давно, но память на лица шпиона никогда не подводила. Палкин. Как? Тот человек, который лично курирует работу агента Заболодского в глубоком тылу. Капитан контрразведки НОР, на фото с Камиллой — учённым работающем над тем проектом, против которого действует вся разведка Республики? Бред! «Быть не может. Ладно, потом разберёмся, значит, день рождения знакомой Камиллы?» — Леонид вытащил фотографию из рамки, перевернул. Печатными буквами была написана дата выпуска.

Скрестив пальцы, агент набрал пароль. Щёлк!

— Есть! — тихо ликовал взломщик.

Он выдвинул тонкий ящик, достал маленькую папку, извлёк бумаги. По заголовку было ясно, что искомое найдено. Достав сложенный альбомный листок, копирующую бумагу и не пишущую ручку, Леонид принялся за дело. Подложив копирку между документом и чистым листком, он принялся пустой ручкой водить по печатным буквам.

Далее были более подробные описания плюсов и минусов газа, но их Леониду не хватило сил переписать. Сложно сказать в каком шоке был шпион. Сейчас Камилла предстала перед ним сущим дьяволом во плоти.

— Твою мать! — только и прошептал Заболодский.

«Она разрабатывает проклятую штуковину! Газ, который делает из обычных людей психов? Куда катится этот мир? Красные переходят черту, работают на нашем завоеванном объекте, и разрабатывают, то, что убьёт миллионы невинных людей! Одно дело ракетный удар, совершенно другое помещение всего мира в ад. Это же очередной апокалипсис! Ох, Ефрем, поторопился бы ты. Надо скорее найти Артёма и Захара, и остановить эту адскую машину». Леонид вернул все вещи на места, где они стояли, последний раз взглянул на фото с Палкиным. И удостоверившись, что это именно тот капитан Республиканской контрразведки, вышел.

Глава 13 Плен

— Тёма, Артём, просыпайся. — звучал мягкий голос отца.

Грачёв старший наклонился над спящим сыном, и парень чувствовал родное прикосновение к своему плечу, тёплое дыхание. Безмятежная улыбка растянулась на лице Артёма.

— Чего лыбишься?

Парень открыл слипшиеся глаза. Вместо отца над ним нависло грубое, грязное, синее от гематом, с рыжей щетиной лицо Антона.

— Ты как?

Артем, ещё не понимая, где находится, затравленным видом огляделся. Яма! Как из рассказа Спичкова. Грязная тухлая вода по щиколотку, липкая грязь вокруг, стены такой высоты, что если подпрыгнуть, то можно достать до решётки. Несколько грязевых горок возвышалось из воды, на них сидели старые пленники. Новые же охотники вместе с Артёмом довольствовались валянием в воде.

— Нет! Чёрт! Нет! Антон, скажи, что это не правда, мы не в яме. Нет! — Артём вцепился в майку друга.

— Нет, мы не в яме.

Грачёв обхватил голову руками, хотелось плакать, но нельзя.

— Мы… В плену… — дрожащим голосом прошептал он.

— Сядь. — Антон поднял друга, оттащил к камню, торчащему из воды. — Пошёл!

Столкнув в воду хозяина кочки, бывший охотник усадил туда друга.

— Ты бы мужик, подумал, прежде чем командовать. Тут мы все равны. — предупредил хозяин кочки — смуглый, немолодой, иссохший человек.

— Артём, как себя чувствуешь?

— Честно сказать? Хреново.

— Травм нет?

— Вроде нет.

— Ты бы себе сам кочку накопал, чем с людьми отношения портить. — снова заговорил хозяин островка.

— Ты угрожаешь мне? — вспылил Антон.

— Зачем вынуждать на конфликт? Просто мета нам тут и так не хватает. Раз пришли новички, копайте себе сами.

— Без тебя разберёмся!

— Ты тут по нашим правилам отдыхать будешь! — с неожиданной живостью подскочил старый пленник.

— Мужик, тебе проблем не хватает? — вступился Карп, который тоже был здесь.

— Эй, вы чего, не поняли, где находитесь? И кто тут главный? — поднялся со своей кочки здоровый бугай, слипшаяся грязная борода у него топорщилась лопатой, маленькие глаза недовольно изучали новеньких.

— Оу, тише! Тише! Мы все в одной яме, мужики, с чего вы грызню устроили? — это подтянулся к спору худой плешивый мужичок, хилой наружности.

Артём отметил его, как наркомана, почему, сам не знал.

— Пусть извиниться! — настаивал бывший хозяин кочки.

— Чёрта с два! — Антон готов был уже ударить спорщика, но Артём поднялся, остановив бунт.

— Мы все охотники! Мы братья! Наш общий враг там, — Грачёв поднял палец вверх. — Мы должны действовать вместе, дружно, а не спорить из — за глупостей. Никто не будет устанавливать правила. Мы не на зоне, а в плену. Тебе нужна кочка? А нужна ли тебе жизнь? Ты портишь отношения с теми людьми, которые могут прикрыть тебе спину в трудный час. — Артём сам не узнавал своего голоса, он был твёрд, уверен, решителен, хотя не так давно хотелось забиться в угол, отрешиться от всего. Будем ссориться дальше? Перегрызём глотки друг другу, вместо того, что бы давить врага вместе? Так что? Мы вместе?

— Я за! — согласился наркоман.

— Я тоже. — менее уверенно сказал Антон.

— Вместе — то оно вернее, — почесал затылок хозяин кочки, — ладно прости, мужик. — он протянул Антону руку.

— Вот и сладили. — успокоился Артём, когда противники подтвердили мир рукопожатием.

Антон одобряюще положил свою ладонь на плечо другу. Когда все пленники успокоились, и разошлись по кочкам, Грачёв подпрыгнул до решётки, подтянулся. Упираясь ногами в выползшие корни, парень просунул голову через крышку ямы, оглядывая деревню.

Тот, кто видел селения индейцев или африканских туземцев, хорошо представляют себе картину быта дикарей. Здесь смесь природных даров и современных материалов, хижины, шалаши, хибарки, домики, избы, мастерили из всего, что под рукой было. Шифер, фанера, доски, брёвна, еловые лапы, плетённые гибкие прутья, железные листы, и многие другие стройматериалы. Имелись в деревни и загоны для домашнего скота. Два мотоцикла дополняли контрастность. На высоком ветвистом дубе находился наблюдательный пост с небольшим прожектором и маленьким генератором рядом. На вышке стоял часовой со снайперской винтовкой. В общем, деревня была довольно большая, с амбарами, конюшнями, наблюдательным постом и большим домом вождя. Эта красивая бревенчатая изба выделялась на фоне остальных нищих и убогих построек.

Сейчас днём селение больше напоминало муравейник. Люди здесь суетились, женщины с корзинами, вёдрами, некоторые на небольших участках земли трудились, мужчин тяжёлой работой загружать, тут было не принято. Они деловито бродили по деревне, играли в карты, нарды, тренировались в стрельбе из лука, (для этого была специально отделена площадка). Некоторые чистили оружие, строили хижины, мастерили луки, но не занимались бытовой работой. Дети тоже тренировались, пяти — шести летние мальчишки метали ножики в мишени, кто постарше стрелял из лука, и занимался рукопашным боем. Теперь ясен секрет мастерства туземцев — постоянные тренировки с младенчества. Несмотря на хаотичное Броуновское движение, в деревне сохранялась железная дисциплина. Патрули из двух — трёх человек медленно обходили периметр. Вооружение между прочем, было на довольно высоком уровне. Помимо кинжала, который был у каждого мужика, имелись и автоматы, винтовки, пистолет торчал за поясом у каждого второго. Распространены были луки, и реже встречались арбалеты. Но хорошего качества, современные, с оптикой. Несмотря на примитивность, оружие было очень уместно и актуально для туземцев, которые славились мастерством скрытных атак. В этом Артём убедился лично.

Разглядывать диковинную деревню Грачёв мог долго, но страж ямы брезгливо наступил грязным сапогом на затылок любопытному парню, и столкнул его на дно.

Накопав себе грязевую горку, Артём сел на неё, поджал ноги. Сейчас ему было необходимо отвлечься от мрачных мыслей о безнадёжном своём положении.

— Меня Артём зовут.

— Серёга. — представился противник Антона.

— Жора. — протянул свою руку наркоман.

— Я Антон.

— Может, опишите ситуацию?

— А чего тут описывать, гниём мы здесь, безнадёжно. — сказал Серёга, откинувшись спиной на стенку ямы.

— Эти гады сегодня праздновать будут, надеюсь, нас не вытащат.

— Зачем мы им?

— Не знаешь?

— Для зрелищ, и пыток. — вступил в беседу Жора. — Знаешь, какой кайф они ловят от крови?

— Да, Стёпу сегодня утром забрали, если жив ещё принесут к вечеру ближе. — с горечью рассказал Сергей.

— Ты, я так понимаю охотник? — поинтересовался наркоман.

— Не совсем, полевой врач.

— Врач? Здорово, иди сюда.

Жора повёл Артёма к тёмной стороне ямы, где на грязной рваной горе тряпья лежал молодой парень. Выглядел он ужасно, красные глаза, отёкшее лицо.

— Что с ним?

— Его эти твари мучили, притащили и вот.

— Да у него жар.

— И что делать?

— Лекарства ему необходимы, антибиотики, жаропонижающие.

— А с его рукой что? — Жора вытащил из — под тряпья опухшую израненную руку больного.

— Ох, ты ж! Да у него гангрена!

— А как лечить?

— Скорая ампутация.

— Что — что?

— Отрезать придётся.

— Значит, будем резать.

— Есть чем? — шепотом спросил Артём.

— Нет.

— Да же если бы и было, он всё равно уже не выживет.

— Ну, сделай что — нибудь. Он страдает.

В знак согласия больной жалобно застонал. Врач наклонился над ним взял его холодную руку, обмакнул тряпку в воде, и положил пациенту на лоб. Несчастный был очень молод, вряд ли даже ровесник Артёма. Совсем ещё мальчишка, и так рано умрёт. В последнем Грачёв не сомневался, в таком состоянии больной выжить не мог.

— Братишка. — голос Жоры дрогнул, когда он упал в воду на колени, обняв пациента.

— Он… твой…

— Да… — он отвернулся, что бы никто не видел его слёз.

Артёму стало тоже очень грустно, он вернулся на свою кочку, закрыл глаза. «Почему так сурова жизнь? Почему нет надежды? Всё вокруг рушится, страны, города, принципы, человечность. Я хотел жить. Хотел завести семью, честно работать, жить в городе, и не знать этих жестокостей. Как же я хочу забыть всё, то, что было со мной в последние дни. Смерть отца, Спичкова, Шерхана, этот отряд охотников, этих туземцев, того дикаря, которого я убил. Почему приходится делать, то чего не хочешь? За что судьба так злорадно играет со мной? Посылает мне столько трудностей, столько зла? Разве я заслужил этого? Где справедливость? Почему столько много подонков живёт припеваючи, а хорошие люди страдают? Где все ответы на мои вопросы? Надо не задумываться о смысле жизни, надо сохранять веру и надежду. Я все последние дни сопротивлялся, шёл против течения, менял свою судьбу, многое уже пережил, неужели так всё закончится? Не может быть, что я просто умру здесь. Хотя нет ничего, что вселило бы искорку надежды. Мой отец всегда говорил: «Надежда умирает последней». В это надо верить. Что — то должно поддерживать меня. Я многое пережил, со многим справился, я сильный, я выживу, я справлюсь».

— Стёпка! — Жора подскочил, бросаясь к решётке.

— Принимай! — скомандовал Серёга.

— Пошёл! — рявкнул появившийся над ямой туземец, толкнув длинным шестом Жору, который пытался подняться по стенке.

Двое других дикарей передёрнули затворы автоматов, показывая серьёзность намерений. Решётка открылась и внутрь полетело бесчувственное тело оборванца. Туземцы захлопнули крышку ямы, защёлкнули замок и ушли. Артём вместе с остальными поймал тело, не давая ему упасть.

— Полегче.

— Аккуратнее.

— Сюда, давай ложи.

Стёпку уложили на большую кочку, придерживая ноги, что бы те не упали в воду.

Артём проверил пульс, он был слабым, но ещё был, это главное.

— Жив?

— Пока, да.

Пленник был изуродован до неузнаваемости, всё его тело было в кровоточащих ранах, ожогах, сломаны рёбра.

— Какими тварями надо быть, что бы сотворить такое? — опешил врач. — Так жестоко избить человека? Почему такие зверства?

— Спрашиваешь? Ты разве не знаешь, как они нас ненавидят? Все эти дикари — звери! Они маньяки! Представить не можешь то, что они делают со многими охотниками!

Сразу Артём вспомнил Спичкова, и Петьку, которому глаз выкололи, хотя, скорее всего не туземцы, но кто теперь знает наверняка?

— У них сейчас праздник будет, новеньких возьмут. — сообщил Жора.

— С чего ты взял?

— Не слышишь? Музыка.

Грачёв прислушался, сквозь стоны раненого и вправду различались заунывные напевы. Парень поднялся ближе к решётке, просунул сквозь прутья голову, что бы разглядеть деревню.

Солнце алым шаром катилось за верхушки деревьев. Лес погружался в темноту, и только в деревне разгорался огонёк жизни. В центре деревни, где отчётливо узнавалась площадь, занимался огромный костёр. Не меньше сотни туземцев с факелами в ярких праздничных нарядах собирались у костра. Некоторые заводили публику опасными трюками с огнём, острыми красивыми клинками, кто — то делал сальто, кто прыгал через костры поменьше. Полуголые молодые женщины ходили с плетеными корзинами, подносами, в которых скрывались аппетитные вкусности. В обили фляг и бутылок плескалось спиртное, именно оно преобладало среди остальной еды. Все веселились, а когда заиграли громкую симфонию на барабанах, гитарах, и всех попавших под руку музыкальных инструментов, толпа стала биться в едином экстазе.

Короткий свист сзади привлёк внимание Артёма. Пятеро туземцев шло прямо к яме. Грачёв спрыгнул вниз, укрылся в тёмном углу.

— Свежие! Выходите! — крикнул дикарь, открывая крышку ямы.

— Иди. — шептал прямо в ухо Артёму Жора.

— Нет.

— И ты топай! — Серёга подтолкнул Антона, но охотник не говоря ни слова, врезал пленнику в живот.

— Я дважды не повторяю! Выходите, сейчас всех постреляем. — повторили сверху.

— Иди, чёрт! — Жора вытолкнул на свет Карпа, на что тот ответил сильным ударом в скулу наркоману.

— Падла! — ругнулся Серёга, ударяя Антона в ответ.

— Вали их Тёма!

Грачёв пихнул Жору в стенку, Карп сбил с ног Серёгу.

— Эй, вы гниды! — короткая очередь выбила фонтанчики воды.

Жора застонал.

— Наших бьют! — закричал кто-то из старых пленных.

Казалось, что потасовки не избежать, но ещё одна громкая более длинная очередь успокоила всех. Старых пленников было больше, поэтому им не составило труда вытолкнуть троих новых охотников. Артёма, Антона, Карпа связали, и толкая прикладами автоматов стали конвоировать к площади.

Сердце Артёма билось очень сильно и быстро. Его глаза бегали, весь его вид напоминал дикое животное, которое поймали жестокие дети, и хотят издеваться над несчастным существом. Антон ругался, матерился, упрямился, за что получал сильные удары. Карпа тоже нещадно пинали, когда он пытался упасть, и не продолжать роковой переход. «Почему Жора и его люди так жестоко поступили с нами? Мы ведь, ничем не хуже их, мы все охотники, все республиканцы, а они нас так предали. Откуда такая жестокость? Вместо того, что бы объединиться в такой ситуации, они проявляют свои подлые черты характера. Наверное, это их истинное лицо. Чем пленники отличаются от своих хозяев? Одна и та же жестокость!»

Троицу подтащили к костру, где вокруг бились в едином экстазе туземцы под свою музыку. Разукрашенные, одетые в разномастные костюмы, дикари совершали хаотичные движения, сопровождая их бессмысленными воплями. Грачёва и Антона привязали к толстым шестам возле костра, а Карпа подвели к петле.

— Эй, вы, чего? Озверели, эй! Стойте! Нет! — охотник бился, пытаясь вырываться из петли, пока она не затянулась на его шее.

По глазам жертвы было видно, что она обречена. Карп уже распрощался с жизнью, и молился о безболезненной смерти. Но у туземцев на, то были другие взгляды. Троих пленных окружило плотное кольцо зрителей, Артёму стало ясно, что быстрой смерти от этих маньяков они не дождутся. Карп стоял с петлёй на шее так, что если бы он попытался стать на колени, то верёвка натянулась бы полностью. Краем уха Грачёв различил из общего шума возгласы на ставки. Когда они были сделаны, перед висельником вышел низкий сухощавый парень в некогда белой соколке. Туземец обошёл пленников, поиграл на публику, сорвав порцию аплодисментов, стал прямо напротив Карпа. Зрители замолкли, дикарь сосредоточился, а затем одним молниеносным ударом ноги в голову сбил висельника с ног. Карп непременно упал бы, но веревка натянулась, он захрипел, пытаясь подняться.

— Твари!!! — оборвал тишину вопль висельника.

На ринг вышел следующий вышибала. Высокий мускулистый тип долго не церемонился, сразу стал лупить кулаками Карпа. Но бывший охотник терпеть не стал, он одной ногой оттолкнул здоровяка. Были бы развязаны руки, наверняка жертва смогла бы сделать больше, но и это разозлило туземца. Он, не ожидавший отпора, ринулся на пленника, и нарвался на удар ноги в пах. Дикаря освистали, его позор подчеркнули смехом. Конечно, теперь туземец не мог просто уйти. Он схватил Карпа за шею, и стал свободной рукой бить прямо в лицо, пока жертва не перестала ругаться, и кричать.

Артём был так ошеломлён происходящим, что в отличие от Антона не тратил понапрасну сил на бранные слова. Карп беспомощно повил на верёвке. Бывшие сослуживцы смотрели на окровавленное лицо друга, и знали, что он жив. Хрипя, со стонами висельник поднялся на ноги. Третьего бойца Карп не выдержал. Жертва, словно кукла, отлетела, извиваясь в воздухе. Глаза охотника закатились, лицо посинело, сил подняться у Карп уже не было. Тогда двое дикарей сняли с его шеи петлю, и унесли бесчувственное тело. Для Карпа этот праздник окончился. Настала очередь Артёма и Антона.

— Не надо, прошу! Господи, за что? Нет! Умоляю! — но кому были интересны мольбы Грачёва?

К Антону поднесли большой крюк с толстой верёвкой, и соорудив незаурядное орудие пытки, подцепил за связанные за спиной руки следующую жертву. Парня вздёрнули на дыбу! Его руки неестественно вывернулись из — за спину. Антон визжал не человеческим голосом, но это только доставляло дикарям радость. Артёма в это время отвязали, поставили на колени, немного в сторонке для него предполагалась колодка. Две толстые доски с вырезанными кругами на глубоко вбитых в землю трубах. Артёма положили шеей на мокрую гнилую выемку в нижней доске, его руки расположились рядом в кругах поменьше. Верхняя доска захлопнулась, прищемив кожу на шее, и сразу конструкцию закрепили замком.

— Не надо! Я всё скажу, спрашивайте, что вы от меня хотите?! За что?

Многие приобщились к массовым пыткам, разобрав хлысты, ножи и многие другие разнообразные орудия. Артём не знал, как громок, может быть его крик, пока первый хлыст не опустился со свистом на голую спину. И снова, снова, и снова! О, нечеловеческие муки!

«Боже, за что мне эти наказания? Почему я должен страдать? Как больно!»

— А — а- а — а- а!

Свистели хлысты, острые ножи заползали под кожу, проезжали по ней, оставляя кровавые следы.

— Ненавижу вас! Звери!

«Даже звери, лучше! Надо не думать о боли, только о чем — то хорошем. Наташа, отец, Спичков….»

— А — а - а- а — а!

Глава 14 Облава

Ох, какое блаженство лежать в ванной, прикрыв глаза! Тёплая приятная вода ласкает тело. Все поры на коже отчищается, питается водой. Вокруг тишина, ванная комната залита нежными оранжевым светом, глаза закрываются сами собой, думать не хочется, возникает одно желание отдаться сну. Леонид с трудом боролся с этим, но два часа сна на всю ночь, ослабили организм. Ведь, после того, как наш герой вышел из кабинета Камиллы, он направился прямиком к ней домой. Подложив её записку, в которой Заболодский приносил свои извинения за пропущенную встречу, он сразу же пригласил девушку на прогулку в парк. Уже поздно ночью, вернувшись, домой, Леонид передал всю зашифрованную информацию, которую нашёл в кабинете Камиллы, по закрытому каналу, прямиком Боковину. Да, на квартире шпиона была рация, спрятана она была под полом, и использовалась редко, лишь в экстренных ситуациях. Длины распространения сигнала хватало лишь на полпути до конторы, потому преодолевать информации приходилось расстояние до радистов, а от них до Боковина. Теперь шпион ждал ответа, который, скорее всего, получит по почте. Леонид переваривал полученную вчера информацию, но мысли потекли не в, то русло. Размышления зациклились на Камилле. Заболодский привык называть собственные чувства своими именами, но до последнего пытался оправдать симпатию к этой девушке. «Да, это любовь. Я не указал командованию имени того человека у которого получил информацию о ГПД. Ведь, тогда может поступить приказ о ликвидации опасного учёного. Нет. Я не могу подвергать Камиллу такой опасности. А если мне придется убить её? Нет. Как же эти чувства не вовремя. Почему меня тянет к ней? Я столько лет жил в тылу, и уже позабыл все искренние чувства. Я видел много красивых девушек, и работать приходилось с симпатичными ассистентками, но Камилла, почему сейчас? Как я сумел влюбиться? Вот — вот операция вступит в завершительную стадию, группа приедет, я должен буду хладнокровно мыслить, ничего не должно отвлекать от общего дела. И ещё эта встреча, которую я на сегодня назначил Камилле. Зачем? Вряд ли удастся раскрутить её, как информатора, а всё необходимое я уже узнал. Не надо поддерживать отношений с этой бестией, мы с ней на разных сторонах в этой войне, она мой потенциальный противник. Вероятная цель для ликвидации, я должен буду холоднокровно выполнить приказ, и не думать о личном. И тем не менее, я хочу находиться рядом с ней, смотреть на её лицо, в её глаза».

Покинуть тёплую воду было не так легко, но пришлось. Накинув халат, Леонид приготовил себе кофе, вышел на балкон, сел на пластиковый стул. Утренний город представлял собой оживлённую артерию. Людской поток представлял собою Броуновское движение. В основном все были пешими, изредка через толпу пробивались кибитки, чаще высились всадники. До Леонида доносился неразборчивый гул, тысяч человеческих голосов, потому он поставил пластинку, завёл старенький патефон, и вернулся на стул. Тонкая мелодия теперь окутала сознание шпиона.

— Красиво жить не запретишь! — сказал он сам себе, вытянув ноги на перила балкона.

«Может ли быть у нас с Камиллой будущее? Нет. Она за Красных я за Республику, и даже её любовь не может быть сильнее моего патриотизма. Именно на любви к Родине я выживал, и находился здесь. Да, я люблю её, надо и это признать, зачем оправдываться перед самим собой? Возможно, и она симпатизирует мне, но мы по разные стороны, если только она не перейдёт к Республике, ради меня. Но она не такой человек, что бы легко продать свою Родину, я бы ради неё этого не сделал».

Допив кофе, Леонид не спеша оделся, выходя из квартиры, он надел шляпу и прихватил плащ. На почте шпион нашёл своё письмо. На вид оно не представляло никакой угрозы или намёка, простое письмо отца к сыну, генерал — полковника Терентия Павловича Боковина диверсанту Леониду Заболодскому. Но только шпион знал, как расшифровать невинное письмо. Вернувшись домой, он достал пару книг из обширной библиотеки, и сел на диван с письмом. Расшифровка заняла не более пятнадцати минут, но зато теперь смысл чудовищно изменился.

Ниже стояла подпись «Отец», то есть Палкин. Ведь это он курирует все действия Леонида в тылу врага. Почему — то агент вспомнил фото с молодым Палкиным и Камиллой. Что их связывало? Ладно, не время гадать. Он глянул на часы, уже десять минут, как опоздал, а через полчаса встреча с Нежновой. Заболодский пулей вылетел из квартиры.

Погруженный снова в мысли о Камилле, шпион чуть было не проморгал кафе. Приятное, ни чем не приметное, двухэтажное здание теснилось между многоэтажками. Чем — то она напоминало французскую архитектуру, навесы из тента, застеклённые окна на всю стену. «Пенное», потому что основной ассортимент это пиво, хотя можно найти и еду, и кофе, и другие напитки. Сейчас посетителей было немного, два поддатых мужика курили в сторонке за кружкой пенного. Три девушки негромко смеялись в противоположном углу, а на втором этаже с газетой в руках сидел мужчина в очках и красивом пиджаке.

Прогнав долой мысли о Камилле, Леонид сосредоточился, и заказав кофе подошёл к учёному.

— Господин, позволите?

— Вокруг ещё много свободных мест. — из — под очков на Леонида смотрели маленькие, хитрые глазки, зрачки которых бегали, словно мышки.

На вид Владимиру было лет за пятьдесят, в волосах его пробивалась седина, на лбу собирались морщины, но выглядел учёный довольно молодо и живо.

— Я не ошибаюсь, вы мой будущий коллега?

— Не думаю.

— Леонид Заболодский.

— Ох, заведующий отделом боевого ракетного комплекса, верно?

— Да.

— Простите, я недавно здесь, ещё не со всеми познакомился. Владимир Крайчевский.

— Очень приятно.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Присаживайтесь.

Старая пухлая официантка принесла кофе. Леонид отпил, еле сдержавшись, что бы ни сморщиться отвращения.

— Вкусно, не правда ли?

— Безусловно.

— Редко встретишь такое чудесное кофе. У нас такого не сыщешь.

— Ну, теперь — то вы чаще будите наслаждаться столь чудным напитком. — как давно вы у нас?

— Да с недельку уже, пока на съемной квартире обосновался.

— А что, разве вам, как столь уважаемому учёному не должны выдать жильё?

— Вроде как и должны, но у вас там, честно говоря, такой беспорядок.

— Про охрану такого не скажешь.

— Это да. Контроль у вас там — муха не проскочит.

— А давайте, я помогу вам с жильём?

— Ох, — Владимир на минутку смутился, — да не стоит, я надеюсь больше времени проводить в лаборатории.

— Вы химик?

— Да, буду помогать одной заведующей лаборатории, как же её зовут. А кажется, Нежнова Камилла.

— Очень хорошая женщина, её вклад в разработку газа неоценим.

— Да, мне её очень рекомендовали, как и вас.

— Да, что вы?

— Правда — правда. Я хотел с вами работать, но наши специальности немного расходятся. Вам бы больше понадобился физик.

— Мне бы понадобился хороший командир охраны.

— А разве охрана не на высоком уровне?

— Вы сами — то не заметили?

— Нет, ничего подобного, высококлассная охрана.

— Над чем вы конкретно собираетесь работать?

— Жаль, моя специализация к ракетам отношения не имеет, вакцина — вот моя задача. Хотя мне сказали, что очень не многие знают о газе и, о вакцине тем более.

— А разве мне не положено?

— Конечно, вы обязаны знать, ведь это ваша специальность, хоть и не прямая.

— А что я ещё должен знать?

— Этот вопрос впору задать мне. — Владимир улыбнулся.

Громкий хлопок ударил по барабанным перепонкам, кафе наполнилось звоном битого стекла. Осколки полетели в лицо Леониду. Агент машинально отпрыгнул от окна, упав на пол. Рядом с ним, словно мягкая игрушка, рухнул информатор. Его остекленевшие глаза смотрели через треснутые стёкла очков прямо на Заболодского, а под его головой расползалось вязкое кровавое пятно. Громкая автоматная очередь заполнила своим треском не только кафе, но и всю улицу. Вперемешку с многочисленным рёвом автоматов слышались вопли прохожих, визжала официантка, девушки в углу. Короткие очереди бурили стены кафе равномерно, поочерёдно, так, что нельзя было судить о количестве стволов.

«Облава! Как я не заметил раньше? Не время, надо добыть информацию любой ценой!». Леонид подполз к Владимиру, и стал выворачивать его карманы. Все бумажки, кошелёк, блокнот, всё, что попадалось под руку, шпион загребал себе в карманы. Тем временем стрельба на улице затихла, и Леонид сообразил, что нападающие пошли на зачистку. Но он всё не мог оторваться, пока пистолет не грохнул за спиной. Агент откатился за барную стойку, быстро соображая куда отступать. Любого другого человека охватила бы паника, но не Заболодского, его чудовищное самообладание помогало сохранять холоднокровный разум. К тому же отменная зрительная память не раз выручала агента. Про себя он отметил, что входя в кафе, видел, как паренёк в кепке заносил коробки с бутылками через чёрный ход. Дверь была подпёрта камнем, и шпион видел узкие улочки. Оставался ещё один путь — через окно, однако на улице точно кто — то остался, а значит не стоит рисковать, в улочках и дворах будет легче затеряться, чем на пустой дороге.

Все эти мысли тренированный мозг Леонида прокрутил за несколько секунд, не отвлекали ни крики, ни стрельба. Высокий, широкоплечий враг стоял уже перед Заболодским, направляя на него тяжёлую Беретту. Что бы оценить противника шпиону понадобилась доля секунды. Пиджак, чёрные кожаный перчатки, чёрные очки, Стечкин за поясом, Беретта в отличном состоянии, учитывая весь внешний вид и отличную физическую подготовку, следовал вывод: противник, хорошо подготовленный агент, скорее всего контрразведчик, но никак не наёмник. Леонид всё — таки тоже спец и смог предугадать дальнейшие действия противника. Кувырок в сторону, перехват пистолета — всё, как учили на старой базе «Надежда», но помимо училища, эти навыки Леонид отрабатывал в реальной жизни не раз. Враг локтём неплохо приложился по губам республиканского шпиона, но он не выпустил пистолет. Леонид сделал подсечку, вывернув Беретту из рук противника. Но когда нападающий оказался на полу, Заболодский не выстрелил. Из себя агент выходил редко, но даже тогда отдавал отчёт своим действиям. И как тыловой диверсант, Леонид просчитывал свои действия, и предугадывал поведение противника, не хуже шахматиста. В данном случае Заболодский догадался, что убив этого агента, подпишет себе приговор, его объявят в розыск, а это сорвёт всю операцию.

Тюкнув рукояткой пистолета в лоб вражеского агента, республиканец кинулся к лестнице.

— Руки! Стой! На пол! — закричал Леонид, размахивая Береттой.

Двое остолбеневших агентов, не желая схватить пулю, повиновались. Сложив автоматы на пол, они отошли в сторону, позволяя пройти Леониду. Спустившись по лестнице, шпион кинулся к чёрному ходу, зная, что за его спиной враги хватают с пола оружие. Снова за спиной ударила автоматная очередь, но Заболодский уде выскочил из кафе. Обернувшись, республиканец произвёл лишь два выстрела, только что бы припугнуть преследователей. Интуиция не подвела Леонида и сейчас, он почувствовал, как за его спиной кто — то крадется. Одернулся — во время, приклад Калашникова уже стремился настичь головы жертвы. Но увернуться получилось частично, немного получил в челюсть, зато сам ответил ударом ноги.

— Стоять! — закричал один из красных агентов, пытаясь поймать шпиона на мушку.

Двое в проулке, ещё много в кафе, долго думать не пришлось. Леонид выстрелил в ногу агенту, с Калашниковым в руках. Схватив за шею, Заболодский приставил Беретту к виску врага.

— Назад! Бросьте оружие! На землю! Быстро! — пригрозив заложнику, беглец двинулся прямо на врагов, прикрываясь живым щитом.

Тут Леонид окончательно убедился, в том, что перед ним не простые наёмники. Те недолго думая стреляли бы, и в заложника, и в противника, но напавшие сейчас нехотя сложили оружие, уступая дорогу шпиону. Леонид дотащил стонущего врага, и, когда решил, что напавшие отстали, бросил его.

«Кто это был? Их привёл Владимир? Нет, он не мог знать о моём приходе, тем более его эти спец — агенты первым же и убили. Если не информатор, то кто? Кроме меня и Палкина никто не мог знать об этой встрече. Палкин. Вот крыса! Боковин дурак, ищет крота, посылает на это того же Палкина, а стукач сидит у него под крылом! Как заложить эту сволочь? Все послания по рации и письма проходят, сперва через капитана, а только потом попадают на стол Терентия Павловича, или не все попадают?»

Леонид скинул испачканный кровью пиджак, плащ он оставил в кафе. Выйдя на улицу, шпион смешался в толпе, и сбавил шаг, убедившись, что погони нет.

«Ефрем. Вот тот человек, который может помочь мне, но как можно быть уверенным, что все послания дойдут до него? А может не стоит спешить? Сделаю вид, что не подозреваю Палкина. Хотя, если я ему уже мешаю, то он примет любы меры, для моей смерти. Прервать связь с центром? Нет, это не выход. Сейчас операция в конечной фазе и без моей помощи ничего не выйдет. Как тогда быть? Меня разыскивают разведчики, стучит Палкин. Ведь, он знает, где моя квартира, стоит быть внимательным и не сбрасывать со счетов возможную засаду. Стоит спешить домой, который час?» Леонид посмотрел на часы, и выругался, обнаружив, что они разбиты.

— Который час?

— Полвторого, — ответил ему прохожий.

«Камилла! Как не вовремя. Я уже опаздываю. Эй, как не, кстати, встреча с этой девчонкой! Надо спешить на квартиру, но пропустить вторую встречу с ней, значит потерять Камиллу навсегда. Так нельзя, постараюсь окончить быстрее, и не разочаровать её».

Тем временем Заболодский уже вышел на каменный мостик через пруд, ведущий к парку. Девушка стояла к нему спиной, облокотившись на перила. На ней была длинная красная юбка, белоснежная рубашка с обильными кружевами, её стройные ноги украшали кружевные чулки и красные туфельки. Леонид уже собрался было подойти к ней, как его осенило. «Ох, вот бестолочь! Как я мог не купить цветы!» Отбежав к входу в парк, он купил букет луговых цветов, и оправляя рубашку на ходу. Галстук без пиджака был лишним, долой в мусорку!

— Камилла, здравствуй.

Девушка обернулась. Её волосы были аккуратно собраны в «хвостик», красные очки очень шли к её милому личику.

— Прости, что опоздал.

— Боже, что у тебя с губой! — на лице девушки отмечалось нешуточное волнение.

— А что с ней не так? — Леонид приложил ладонь к губам, отвел, увидев кровь.

— Откуда этак кровь?

«Чёрт! Видимо посекло осколками, а может, разбили прикладом».

— А, долгая история.

— И всё же мне интересно узнать.

— Не волнуйся, вот, это тебе, — он протянул букет, но Камилла не спешила его принимать.

Девушка достала кружевной платочек и осторожно вытерла кровь с губ шпиона.

— Спасибо. Откуда ты узнал, что я люблю луговые?

— Догадался.

— Так расскажешь, что с тобой стряслось?

— Пройдёмся?

— Конечно.

— Мой сосед, последнее время увлёкся алкоголем, и сегодня приставал к прохожим. Я его пытался успокоить, но как видишь, отхватил, и все, же мне удалось отвести его в Красный Крест.

— Ты молодец. Он же мог навредить невинным людям.

«А ты — то такая добрая, будто сама не собираешься вредить невинным людям!» — шпион, сам того не замечая, пытался почувствовать неприязнь к этой девушке, отвращение, но это не помогало. Она была самим воплощением красоты, по крайней мере, так казалось Леониду. «Богиня!»

— Не хочешь мороженого?

— Не откажусь.

Когда мягкая, тёплая и нежная рука Камиллы проникла в широкую ладонь агента, парень забыл обо всём на свете. Её восхищённые глаза, полные энергии и симпатии пленили Заболодского. Разве можно было сопоставить того монстра и мирового террориста с этой не винной и крайне милой девушкой. «Столько лет тыловой работы, я не на миг не мог расслабиться, находился в постоянном напряжении и теперь, как сопливый мальчишка слепо иду за этой фальшивой девкой! Соберись! Это твой враг, разве ты забыл, на чьей ты стороне?»

— Лёня, ты меня слышишь? — голос Камиллы был куда приятнее, чем внутренний.

— Да — да, идём.

Они, взявшись за руки, побежали к ларьку с мороженым, словно в молодые годы. Потом они долго гуляли по парку, кормили гусей около пруда, Леонид рассказывал разные истории, анекдоты, он совсем позабыл об операции, об облаве, о Палкине. Шпион просто наслаждался, за столько лет он впервые дал себе свободу, хоть и понимал как не вовремя. Но оказавшись в парке, который не видел с детства, Заболодский почувствовал себя свободно, появилось ощущение дома.

Пруд, каменный мост над ним, высокие деревья, скамейки, всё это наполняло картину парка. Чуть дальше раскидывался парк аттракционов. Многие карусели, качели были приведены в движение, получая питание от аккумуляторов. Часто встречались солнечные батареи, которые раскинулись перед солнцем. На карусели Камилла и Леонид, конечно, не пошли, зато они неплохо проводили время в кафе на открытом воздухе и чаем и пряностями. Влюблённые часов не замечают, это понял Заболодский, когда по — привычке глянул на руку, где были часы. Но судя по багровому закату времени, прошло чертовски много. «Я же хотел быстрее оказаться дома, плохое у меня предчувствие. Как же Камилла сводит меня с ума!»

— Лёнечка, что ты грустишь? — девушка заглянула прямо в лицо, а казалось в душу.

Она была ниже на целую голову, потому ей приходилось задирать голову.

— Ничего, просто поздно уже.

— А мы спешим?

— Вроде нет.

— Ой, а у тебя опять кровь на губе, наверное, от мороженого лопнула.

Не успел Леонид что — либо возразить, как тёплые тонкие губы Камиллы слились воедино с его собственными. Девушке пришлось стать на носочки, что бы дотянуться до парня, но похоже, ей это совсем не мешало. Её лицо всё пылало, нежные тоненькие руки оплели шею Леонида, и губы её не собирались оставлять парня в покое. Такая романтика, как поцелуй под алым заходящим кругом солнца, казалось, совсем не вписывался в продолжение дневной облавы, но шпион был не против такого завершения тяжёлого дня. Он обнял Камиллу за талию, и тоже не спешил прерывать поцелуй. Казалось, эти секунды могли длиться вечно, но девушка остановилось первой. Леонид мог только догадываться, какие мысли вертелись в голове подруги, но зато отчётливо осознавал свои. «Хватит! Не поддавайся соблазну!»

Камилла смущённо отвела взгляд в сторону.

— Может, пора идти домой?

— Да, Лёня, пожалуй.

Заболодский проводил девушку до многоэтажки в гробовом молчании. Прощаясь, Камилла только легко поцеловала ухажера в щёку, и упорхнула в подъезд. Окрылённый любовью Леонид возвращался к себе на квартиру.

Поднявшись по лестнице, он уже почувствовал неладное, готовый на любой неожиданный поворот, шпион подошёл к своей двери. Она была открыта. «Чёрт! Я же знал, как я мог подставить под удар всю операцию из-за этой чертовки? О чём я думал?». Пистолета у Леонида не было, его он оставил со своим заложником, но, несмотря на это страх и рядом не присутствовал. Агент толкнул дверь вперёд, взял в руки длинную железную ложку для обуви, и медленно направился на кухню. То, что чужие побывали в доме, было очевидно. Все шкафы, тумбочки, были вывернуты наизнанку, столы стулья перевёрнуты. Обойдя, все комнаты, Леонид окончательно убедился, что теперь никого в его доме уже нет. Закрыв дверь, агент кинулся в спальню.

— Только не это…

Деревянная крышка подпола была откинута, красный ковёр скомканный лежал в стороне.

— Рация… — он кинулся к подвалу, но аппарата там уже не было. — Чёрт! Да что же за день — то такой! Да провались эта Камилла пропадом! Боже! Нет.

Чем скорее осознание ситуации доходило до мозга, тем больше Леонид ругался, и отчаивался.

— Пропало! Всё пропало! — агент упал на колени, схватившись за голову. — Я сделал выбор. Выбор между Камиллой и операцией, теперь я очень об этом жалею! Но может, я успею, хоть что — нибудь разузнать? Должен успеть!

Глава 15 Подруги

— Оксанка!

— Наташка!

С поросячьим визгом две подруги кинулись навстречу. Смуглая черноволосая девушка ровесница Беловой лихо спрыгнула с повозки, игнорируя протянутую руку солдата.

— Ой, как я рада тебя видеть!

— Я даже и не ожидала, мне только сейчас сообщили, Оксанка!

Девушки верещали от радости, сжимали друг друга в объятиях, кружились, не обращая внимания на смеющихся солдат.

Крупный отряд республиканских солдат, возглавляемый маршалом Забойко, въехал в ставку с первыми лучами солнца. С ними приехала и секретарша Оксана. Молодая девушка работала вместе с Беловой ещё в Промграде, где они были закадычными подругами. Не виделись они с самого отъезда Наташи, хотя подружка приезжала на Урал вместе с Забойко не раз. В горячей точке встретится, не удалось, но зато судьба свела их в этом лагере под Москвой. Ставку солдаты между собой называли «Последним оплотом», ибо стоило Красным прорвать линию обороны под великим городом с востока, как НОР оказалась бы под угрозой развала. Но пока дела, как в ставке, так и в близлежащих округах шли неплохо, а теперь, когда приехал такой известный и талантливый маршал, как Забойко, все приободрились. Его любили в войсках и уважали. Маршал всегда заботился о людях, часто прохаживался по лагерям и строям солдат, спрашивал лично некоторых бойцов о самочувствии и боевом духе. Забойко был ближе к простому народу, как ни один из других командиров. За это его любила и Наташа. Ещё на Урале он разглядел в юной журналистке большой потенциал, и звал в свои адъютанты, но Белова тогда была ещё молода, и неопытна, хотя немного времени прошло. Теперь она сильно жалела, что отказалась, и всё же радовалась тому, что хоть как журналистку её ценят, и уважают.

— Ну, что подруга, как живёшь? Пойдём в твои хоромы!

Весело смеясь, девушки, побежали к палатке Наташи.

— Чаю?

— Ты ещё и спрашиваешь!

Налив по кружке, Белова вынесла чай на улицу, где подруги уместились на деревянных стульях, любуясь на лес вдалеке.

— Рассказывай, подруга, как живёшь?

— Сперва ты! Как там, в Промграде дела?

— Ты же знаешь, ничего там интересного быть не может.

— А тот парень, Артём…

— А — а, — Оксана хитро улыбнулась, — тот парень, к которому ты всё подойти стеснялась? Он пришёл к тебе после отъезда, в пиджаке, с цветами, ох, красавец!

— А теперь что с ним?

— Артёмушка молодец, на учёбу поехал, правда я слышала, на его обоз напали туземцы.

Наташа взвизгнула, чуть не уронив чашку.

— Да глупости это всё! Не бери в голову. Сплетни не более того. Он парень хоть куда, наверняка, сейчас учится где — то в городе, скоро мы о нём, как о враче услышим, станет он богатым. Тут ты появишься, и будет вам счастье. — подруга улыбнулась.

— Надеюсь…

— Ты мне лучше вот, что скажи. Я пока с солдатиками в повозке болтала, услышала, что у тебя тут драма приключилась. Говорят, за тебя мужики бьются.

Белова покраснела, смутилась.

— Рассказывай, давай!

— Да, в общем, парень тут один, Вася Платков, вот он в меня влюбился, а когда Жабов приставать ко мне стал, он его и ударил.

— Знаешь, я тебе даже завидую. За меня так мужики не дрались.

— Да ладно тебе. Думаешь, мне приятно? Васю посадили за решётку, судить будут по законам военного времени. Жабов от меня не отстанет, так что счастья я не вижу.

— Глупости! Когда парень в тебя так влюблён, ты должна быть на седьмом небе!

— Только парень этот в клетке сидит!

— Ну, это не беда, я к Мише обращусь, тебе он не откажет, вытащим твоего Васю.

— Миша, то есть Забойко?

— Да, это мы его между собой так зовём. Так, что обратимся к маршалу? Я помогу.

— Спасибо, подруга!

Девушки отставили кружки, и со всех ног помчались искать главнокомандующего. Маршал в это время распоряжался разгрузкой боеприпасов и распределением войска.

— Михаил Филиппович, здравствуйте, вот глядите, кого я вам привела.

Высокий худой маршал резко обернулся, поглаживая свои пышные усы.

— Наташенька! Девочка моя, как мы давно не виделись!

— Михаил Филиппович, я то, как рада!

Собственных детей у маршала не было, а жену он сильно любил, потому, когда она умерла от рака, долго грустил, и находился в депрессии. Из духовной пустоты его вывела юная журналистка, которую он встретил на Урале. Белова вселила в него надежду, стала смыслом жизни. Тогда Забойко говорил: «Наташа, как прекрасный цветок, смотря на который ощущаешь себя живым, она оставляет неизгладимый великолепный отпечаток в жизнях людей, которых встречала. Она подобна Афродите, в неё влюбляются без памяти, делают её смыслом жизни. Но когда это наивное дитя покидает людей, в ком зажгла любовь, то они засыхают, и умирают. Наташенька даже не подозревает, как ранит многих людей, при этом не желаю ни кому зла». Подобное произошло с Забойко, когда Наташа была переведена в Подмосковье. Он всячески мешал этому, но с её личным решением спорить не мог. Ради Наташи он жил, он считал её своим ребёнком, родной дочерью, которую не хотел отпускать. Её отъезд оставил сильный шрам на его сердце, и, когда маршал понял, что не может без родного человека, приехал в Подмосковье.

Конечно, он не мог ещё откладывать встречу, потому оставив за себя главного, повёл девушек к себе в избу. Да, это был тот самый дом, где Жабов приставал к журналистке Беловой. Наташе было крайне неприятно возвращаться сюда, но виду она не подавала.

— Присаживайтесь красавицы, — Забойко подозвал паренька, и приказал принести вина из его личной повозки. — Ну, Наташенька, рассказывай, как ты тут? Страшно? Не обижает ли кто?

— Нет, всё хорошо, по крайней мере, у меня, а вот у раненых, лекарств не хватает.

— Всё необходимое я привёз, так что не беспокойся.

— В остальном всё не плохо, только вот просьба у меня к вам.

— Какая? — маршал участливо наклонился ближе к девушке.

— Парень у неё за решёткой сидит, представляете, да это уму непостижимо! — вмешалась Оксана.

— Парень?

— Да, Вася Платков, он, в общем, не справедливо осуждён.

— И за что же?

— От извращенца защитил! — снова встряла Оксана.

Забойко удивлёно выпучил глаза.

— Жабов ко мне приставал, а Вася заступился.

— Ай — яй — яй! — покачал головой маршал. — Значит, так, Жабова мы уже сняли с должности, теперь ещё и в звание понизим, а парнишку твоего мы высвободим, не переживай.

— Вот спасибо вам, Михаил Филиппович!

— Теперь расскажи, как дорогу перенесла.

Расслабившись, Наташа стала уже более раскованно рассказывать обо всех тех приключениях, которые пережила в дни расставания с маршалом. Они болтали долго, Забойко несколько раз отвлекали, но потом он возвращался, и продолжал беседу. Только, когда возникли серьёзные проблемы с распределением войск, маршал прервал разговоры.

— Наташ, а ты Васю на самом деле любишь? — спросила Оксана, когда подруги вышли из избы.

— Не знаю я. Он вроде и не плохой, заботливый преданный, но какой — то он… Мелочный, может даже жалкий. Не как мужчина, с которым чувствуешь себя защищённой, он смотрит на меня так, как преданная собака, которая косточку ждёт.

— Не переживай, такое с мужиками бывает, он просто опешил.

— Каждый раз, при встречи со мной? Я чувствую себя гипнотизером.

— Он слишком робкий, ты для него недостижимая богиня, вот он и боится.

— Чего он боится — то?

— Эх, подруга, нет у тебя опыта в общении с парнями. Я бы на твоём месте использовала бы его, такие мужчины не предадут.

— Как раба его использовать что ли?

— Да, он ведь всё сделает, что бы тебе угодить.

— Нет, я так с ним не поступлю. Он такой беспомощный, мне его жалко становится.

— Это так, только, когда он рядом с тобой. Так ты любишь его?

— Я ещё не поняла этого.

Затем Оксана поняв, что подруга должна прийти к верному решению самостоятельно, перевела тему на более весёлую и приятную.

Глава 16 Доброе сердце

Кристина была одинокой девушкой в логове изгоев. Даже здесь её никто не любил, она не могла прижиться в обществе себе подобных. Её не уважали, ненавидели за то, что она была некрасива, даже в чём — то уродлива. Бедняжка слишком многое пережила на своём веку, слишком долго пробыла в рабстве. Конечно, это её обозлило, ожесточило, Кристина ненавидела республиканцев, красных, а теперь ещё и тех, к кому присоединяются такие, как она. Девушка родилась рабыней, с малых лет она мечтала о свободе, проклинала людей. Годы заключения, десятки побегов, издевательства, унижения, лишения. Неволя лишила Кристину чести и достоинства, её природной красоты, здоровья, сердца. Рабыня в публичном доме, на заводе, даже гладиатор, а после побега, страшные месяцы на химическом комбинате, это время и отобрало всю красоту и здоровье девушки. Но среди туземцев её не желали видеть, Кристина сменила уже два племени, в большинстве поселений ненужного жильца выселяют, но в этой деревне её могли только убить. Здесь действовал только один закон: выживает сильнейший. Больные, слабые умирают, на свободу не отпускают никого, в основном для сохранения деревни в тайне. Но кто бы мог подумать, что именно Кристина решится помочь пленнику, рискуя всем.

Деревню уже наполнил нежный утренний свет. Хрипло кукарекал петух, и в такт ему кудахтали худые куры. Маленькие свиньи лениво валялись в грязи, а привыкшие к близости человека вороны, спокойно бродили по селенью. Никто не беспокоил исхудавших чёрных птиц, почти вес дикари ещё спали. Только несколько ребятишек носилось по улице, и редко проскакивали женщины, которые уже начинали заниматься домашними делами.

Кристина специально проснулась пораньше. Она взяла кувшин с водой, заготовленный с вечера, и плоский пресный хлеб. Выйдя на улицу, девушка услышала насмешки в свой адрес, но как обычно не обратила внимания. Издевались над ней все, начиная от детей, заканчивая пожилыми людьми у которых должно было, отложится, что — то умное по этому поводу. Пригнувшись, Кристина шла по улице, и постоянно озиралась, и решила, что добралась да площади не замеченной. Ещё вчера на празднике дикарку, что — то укололо в сердце, те чувства, которые возникли у неё при виде истязаний молодого парня, не посещали её сердце очень давно. Что это было за ощущение, Кристина не знала, а вернее не могла вспомнить. Да и пришла на эту площадь девушка для того, что бы найти себя.

Два семилетних босоногих мальчика, в каких — то лохмотьях весело крича, кидали в пленного камнями. Кристина крикнула на них на неизвестном для парня в колодке языке, после чего ребятня всё так же хохоча, бросилась в рассыпную.

— Эй, ты живой? — упав на колени, дикарка шёпотом спросила пленника, всё ещё опасливо оглядываясь вокруг.

Артём с трудом открыл отёкшие глаза, и увидел перед собой маленькую чернявую девчонку с кувшином в руках. На ней было не раз зашитое платье непонятного цвета, казалось, что заплаток на её одежде больше, чем родной ткани. На её тонких, но сильных и жилистых руках были сильные химические ожоги, лицо было усеяно мелкими язвочками, шрамами, на шее виднелся сильный ожог, такие бывают от гладиаторских ошейников. Первое мнение Артёма, которое сложилось у него о девушке, это то, что она сильная, несмотря на её низкий рост, выносливая и крепкая, судя по шрамам и ожогам, она пережила очень многое.

— Ты, меня слышишь? — Кристина пристально вглядывалась в лицо пленника.

— На каком языке ты говорила? — с трудом прошипел Грачёв.

— Это единственное, что тебя волнует?

— Это то, на что я не могу знать ответ.

— То есть, остальное ты всё знаешь? Наивный пятнистый.

— Что это был за язык?

— Английский.

— И многие на нём говорят?

— Похоже, ты совсем зелёный, хоть в одном крупном городе был? Можешь не отвечать, видно, что деревенщина.

— А ты можно подумать была.

— Была, — гордо заявила Кристина.

— Рабыней.

Девушка вздрогнула, поднялась, и демонстративно показала, что собирается уходить.

— Нет, постой, прости… — хрипя, просил Артём.

Когда Кристина увидела его опухшее лицо, потрескавшиеся кубы с запечённой на них кровью, ей стало жаль пленника. Возможно, это именно то чувство, которое пыталась вспомнить девушка. Как долго её было неведомо сострадание и жалость!

— Хочешь пить?

Не дожидаясь ответа, она осторожно приложила кувшин к губам Артёма.

— Ты же знаешь, что во время появления земли из океана, многие национальности поселились на ней? Среди них было много и американцев, и англичан, и других людей, но в том прошлом мире все говорили на английском. Вот и сейчас можно часто встретить иностранцев.

— Спасибо.

— Хлеба? На держи. Не так много, потихоньку! Как тебя зовут?

— Артём.

— Кристина.

— Почему ты помогаешь мне?

— Я не помогаю.

— У тебя много счётов к республиканцам и всё же.

— У тебя нет клейма.

— И, тем не менее, меня пытали.

— Я ненавижу республиканцев, давай будем считать, что ты не из них.

— Мой друг, покорми его, он вон, привязан к столбу.

— Нет, тут и на тебя хлеба мало, ешь.

— Покорми Антона, пожалуйста!

Нехотя Кристина поднялась, и подошла к Антону.

— Чего ты хочешь от меня, ведьма? — грубо отозвался парень, из последних сил стараясь удержать голову навесу.

Девушка повернулась к Артёму, осуждающе сверля его взглядом. Артём хотел уговорить друга поесть, но не хватило сил.

— Проваливай уродина, или может, пытать хочешь?

Кристина вскинула голову, и быстрым шагом гордо удалилась. Пленники вновь остались наедине. Прохладные капли воды ещё щипали разбитые губы, Грачёв закрыл глаза. «Есть на свете ещё добрые сердца! Эта юная богиня пришла, нет, спустилась с небес! И протянула руку помощи. Почему все люди не могут быть такими?» Не могут.

Шее было очень больно лежать на твёрдой деревяшке, и руки тоже затекли, но Артём не жаловался. Он стойко терпел, не рассказывая о своих страданиях Антону, которому было не лучше, ни слова не говорил Богу. Честно сказать, ещё вчера Грачёв готовился предстать перед Всевышним, но видимо время не пришло. То, что парню удалось пережить, уже было чудом, потому он и не желал большего.

Когда на улицу вышло больше народу, и деревня зажглась жизнью, пленных скинули в яму. Это был новый дом. Из жильцов лишь молодой парень, почти ещё мальчишка и горбатый дед. Хорошо, ведь в старой яме друзей ждала верная смерть. Но тут можно было спать спокойно, места много! Бессильными пленники разлеглись на кочках.

— Антон, ты как? — наконец, смог вымолвить Артём.

Но друг, молча, отвернулся.

— Эй, ты чего? Почему не попил воды?

— Я ни от тебя, гниды, ни от той уродины ничего не возьму, ты меня понял? А теперь отстань!

— Антоха, друг, возьми свои слова обратно! Немедленно!

— Я перед слабаками не пригибаюсь!

— Кто слабак?

— Ты! Забудь о нашей дружбе, таких друзей, как ты гнать поганой метлой! Сдался сразу, верещал, хотел им всё рассказать!

— Им ничего не надо было!

— А если бы спрашивали? Сдал бы друзей?

— Нет.

— Ты не только слабак, ты ещё и лгун!

— Закрой свой рот! — Артём подскочил к обидчику.

— Что ты мне сделаешь?

— Ничего, потому что я не стану грызться с лучшим другом, из — за какой — то ерунды.

— Это не ерунда, я говорю, что ты не надёжный человек! И ты мне не друг! — Антон поднялся, и тяжело дыша, смотрел прямо в глаза собеседнику.

— Я не буду спорить, но, то была адская боль, никто бы с ней не совладал бы.

— Чувствовать боль, и говорить о ней — разные вещи! Ты, Артём не создан для этого мира, странно, что ты ещё жив.

— Хватит! Пора примириться, сейчас не то время, что бы разъяснять глупые вопросы.

— Нет, не хватит! Я должен знать, человека, которому придется доверить свою жизнь! — Антон взял друга за воротник.

Артём смотрел в налившиеся кровью глаза обидчика, но не стал развивать тему дальше. Резко оттолкнув Антона, парень просто отсел в противоположном углу. Грачёв погрузился в свои мысли, анализируя услышанное от друга. Было очень грустно и больно слышать такие слова. В тяжких мыслях прошёл весь день, а вечером Артём подполз к мальчишке, живущему тут раньше.

— Парень, у тебя что — нибудь покушать есть?

— Неа.

— Жаль.

— Очень хочется, да, дяденька?

Артём взглянул на веснушчатое лицо мальчика, которое с трудом угадывалось в темноте. Ребёнок был очень худым, даже истощённым, на нём были какие — то тряпки, которые одеждой никак не назвать. Бедолага видимо очень долго прожил здесь, ибо был похож на скелета.

— Хочется.

— Ты, дяденька, только воду из ямы не пей.

— Конечно.

— Не удивляйся. Многие доходили до этого, ты лучше дождя подожди, он часто бывает. А покушать траву можно, когда ещё вырастет. И грязь тоже не ешь, от неё только больше голод мучает.

У Грачёва даже слёзы на глазах навернулись. До того было жаль людей, которым не посчастливилось оказаться в яме. Есть землю, пить грязную воду…. До чего доходят люди?

Артём вернулся на свою кочку, свернулся посильнее, и попытался уснуть, но навязчивый голос утренний богини вертелся в голове.

— Убирайся, ведьма! — закричал Антон.

Грачёв увидел, как над решёткой скрылось лицо Кристины.

— Нет, постой! — парень запрыгнул, ухватившись за решётку. — Девушка, стой! Прошу!

Кристина остановилась, постояла минуту, потом повернулась, и направилась к яме.

— Спасибо! — искренне произнёс Артём.

— Ты бы научил зверька своего манерам.

— Да ты на него не злись, бедняга многое пережил.

— Все вы республиканцы звери!

— И всё же ты помогаешь мне.

— И чем же?

— Ты рядом. Я знаю, что ещё жив.

Девушка смотрела в живые глаза парня на мёртвом лице. В них сверкал огонь надежды, в них угадывалась жизнь. Смотря на пленника, Кристина вспомнила единственного любимого и родного человека — маму. У ней бы ли такие же глаза, и когда маленькая девочка смотрела в них, она не теряла веры в будущее.

— На, поешь, и попей.

— Спасибо, ты ангел.

Такого о себе Кристина никогда не слышала.

— Ты самый прекрасный человек на свете.

Девушка не смутилась, не покраснела, она просто никогда не испытывала таких чувств, и не знала, как на них реагировать.

— Ладно, мне надо идти, завтра вечером жди.

— Чего ждать?

— Просто постарайся не уснуть!

— Постой, куда ты?

Но девушка уже умчалась, скрывшись в темноте. Артём спустился, развернул серый платок. Из еды он обнаружил вареные яйца, пресный хлеб, вяленое мясо и конечно, вода во фляге. На одного этой еды было мало, а на всех обитателей ямы ничтожно мало.

— Идите, тут еда, — шёпотом позвал Артём.

У парня и мысли не возникло, съесть, всё одному, не поделившись. Это было бы не правильно, не по — человечески. Но подошёл только один мальчик.

— А чего старик не идёт?

— Он не есть, — ответил паренёк. — Совсем. И не говорит, ему язык вырвали.

— Понятно. Антон, хватит обижаться, иди, поешь!

Друг, молча, отвернулся.

— Почему вы поссорились? — спросил мальчик, ломая буханку хлеба.

— Просто он устал сильно.

— Я понимаю.

— А яме люди с ума сходят, кто — то бормотать про себя начинает, кто — то об стенку бьется, некоторые утопиться пытались.

— А кто — нибудь сбегал? — шёпотом поинтересовался Артём.

— Сбегали, но многих ловили.

— Не всех, да?

— Не надо, дяденька, не убегай, тебя поймают, и убьют.

— Всё же лучше, чем тут гнить.

— Да, наверное, — мальчик загрустил, и Грачёв понял, что пора переводить тему.

— А тебя как зовут? Меня Артём.

— Стёпа.

— А ты случайно не знаешь, ту девушку, которая нам еду принесла?

— Знаю, Кристина, но ты ей не верь, она не хорошая.

— С чего ты это взял?

— Не знаю, просто чувствую.

Артём помнил, что дети очень хорошо ощущают людей, кто хороший, а кто плохой, но почему — то сейчас он в это не верил. Грачёв просто надеялся, верил, и не хотел ни минуты сомневаться.

— Ну, как вкусно? — спросил Артём, когда Стёпа доел, и откинулся спиной на стену.

— Ага.

— Ну, иди, спать.

Парень и сам свернулся в клубочек, что бы меньше чувствовать холод, и быстро уснул.

Весь следующий день Грачёв смотрел на деревню, ожидая прихода Кристины, но она так и не появилась. Уже стемнело, когда Артём спустился, и подошёл к Антону.

— Она, наверное, не придёт.

— А ты — то её поверил, да?

— Да. Я верю, что есть на Земле ещё хорошие люди, вот ты, например.

— Не подлизывайся.

— Ты не понял, я, правда. Ты верный, таких сейчас мало. На кого, как не на тебя можно положиться?

— На тебя нельзя.

— Да что ты всё заладил? Может, хватит?

— Эй, Артём ты тут? — раздался тихий голос Кристины сверху.

— Тут, где мне ещё быть?

— Держи!

На кочку, блеснув в воздухе лезвием, упал небольшой нож. Звякнув о камень, он нырнул в мутную воду. Антон и Артём переглянулись. Они оба ринулись к тому месту, где исчез под водой нож. А Кристина тем временем, уже скрылась из виду.

— Давай, режь! — взволнованно воскликнул Артём, как только нож оказался в руках друга.

— Давай на шухер!

Грачёв высунулся через прутья, внимательно осматривая округу, а Антон принялся резать верёвки на решётке.

— Скорее!

— Да спешу я, спешу.

Наконец, гнилая верёвка поддалась, и несколько прутьев оказались на свободе. Пленники сдвинули палки в сторону, и тихо вылезли, пригибаясь в высокой жёлтой траве.

— Стёпа, давай руку! — шёпотом позвал Артём, но мальчик спрятался в углу, и не шевелился.

— Идём, быстрее, не надо испытывать судьбу! — Антон потянул друга за рукав.

Беглецов от деревни отделяло небольшое расстояние, но оно был в два раза меньше, чем то, которое надо преодолеть до леса, где они будут в безопасности.

— Погоди, что — то тут не так¸- Антон шумно вдыхал воздух, словно хищник.

— Надо торопиться. В лес, там безопасно.

— Кажется…

— Вышка, гляди!

Беглецы стали вглядываться в строение, на котором стоял пулемёт и прожектор.

— Там кто — то есть!

Вместе с этими словами страшный луч, подобно молнии, разрезал ночное небо, и упал прямо на яму, где зияла брешь в решётке. Сердца беглецов остановились. Луч прожектора медленно пополз по направлению к лесу.

— В рассыпную! — скомандовал Антон, откатываясь в сторону.

Артём покатился в противоположную. Жёлтый столб света стал шевелиться быстрее, пытаясь поймать беглецов.

— В лес! — закричал Артём, когда луч поймал его в свои узы.

Парни сломя голову бросились к спасительной чаще. Их отделяло не больше пяти метров, когда из — за деревьев вышли дикари с оружием наизготовку. Они шли длинной шеренгой, полукругом, замыкая кольцо окружения. Беглецы вынуждены были остановиться.

— Что, кинула тебя эта ведьма? — зло бросил Антон, затравленным видом оглядываясь.

Артём и сам понимал, что всё это спектакль, кем — то хорошо продуманное шоу. И он даже знал кем. Но зачем Кристина сделала это? Грачёв искренне верил ей, надеялся, что она не предаст, почему? Странно, но в его душе не было места злости, он не испытывал гнева и ненависти к предательнице. Его интересовал один вопрос: Зачем?

Со стороны деревни тоже шла шеренга, только в ней было место и для местных жителей. Посередине шёл вождь племени в ярком головном уборе, с разноцветными перьями, а с левой стороны гордо плыла Кристина. До Артёма стало доходить, для чего весь этот цирк, но туземцы не дали ему подумать. Несколько бойцов двигались прямо на пленников.

— Недолго бегали, — грустно произнёс Антон. — Надо заложить эту гниду!

Парень указывал на Кристину, и глаза его горели злобным огнём.

— Нет, не надо.

— Сдаёмся? — Артём определил, чего хочет от него друг.

Конечно, Антон был не дураком, что бы пытаться сопротивляться всему племени, он просто проверял своего земляка.

— Не сдадимся! — Грачёв старался, что бы голос его звучал твёрже и увереннее.

Антон улыбнулся.

— Только не сегодня.

Туземцы демонстративно передёрнули затворы, и Антон, поняв намёк, бросил на землю нож.

— Артём, ты молодец, я в тебе не сомневался, мы обязательно выберемся, обещаю!

Глава 17 Следствие вели

Весь прошлый день Леонид занимался расспросами соседей и уборкой по дому. От жильцов он узнал, что два полицейских расспрашивали он нём и о квартире. «Полицейские? Странно. Я ожидал услышать: люди в чёрных пиджаках. Хотя, не факт, что полицейские, не могли быть переодетыми агентами. Ведь, люди подсознательно больше доверяют хранителям порядка, нежели подозрительными личностям конфиденциальной внешности. Значит, поиски надо начинать с полицейского участка» — так решил утром Леонид.

Сперва, он направился на работу — не стоило привлекать внимание, и подвергать себя расспросам. А уж после Леонид направился в ближайший полицейский участок.

Снаружи хорошего вида здание полиции не имело. Деревянные старые окна, серые с отпавшей штукатуркой стены, большие скрипящие двери. Заболодский надвинул шляпу, что бы она закрывала лицо, и осторожно вошёл. Внутри ничем похвастаться сооружение тоже не могло. Старые столы, ржавая клетка — обезьянник, множество кабинетов вдоль коридора. Рядом с обезьянником располагалась дежурка. Там сидел толстый мужичок, листающий какие — то документы. А за решёткой томилось пятеро здоровых дуболомов. Они, подобно диким зверям, моля смотрели на Леонида. Агент, не подавая вида, прошёл мимо клетки, якобы случайно обронив скрепку. Заключённые засуетились, стараясь как можно тише вскрыть замок. Сам Заболодский направился к стене, где были вывешены рисованные портреты разыскиваемых.

«Меня здесь нет, это хорошо, но совсем не значит, что меня не ищут. Просто, когда выслеживают шпиона или диверсанта, действуют тихо и хитро. Потому стоит быть осторожным».

Леонид находился возле входа в кабинет дежурного, когда нарушители выскочили из обезьянника. Толстый мужичок первым поднял тревогу, и выход заключённым отрезали два полицейских, дежуривших на улице перед участком. Тогда нарушители кинулись вдоль коридора, который заполнялся стражами порядка. Начался хаос. Кто — то кричал, кто — то куда — то бежал, послышались выстрелы, стоны. Дежурный покинул пост первым, естественно, оставив открытой дверь. Заболодский сразу проскочил в кабинет, кинувшись к столу. Быстро, но внимательно перебирая папки, шпион все, же нашёл с названием, ориентировочно подходящим.

«Расписание вызовов и дежурств. Должно подойти. Так — так, два дня назад, вот эта дата, вот и мой адрес. Слонцов и Капустин, именно они ездили на обыск соей квартиры. Дежурства. Слонцов завтра выходной, а сегодня дежурит ночью. Если всё пройдет, как надо, то завтра наведаюсь к нему».

Затем Леонид нашёл все личные данные сотрудников полиции, и запомнил места жительства нужных стражей порядка и их дежурства. Для запоминания шпиону не нужна была бумага.

Суматоха в участке начала стихать, и Леонид поспешил удалиться.

«Для того, что бы наведаться к Слонцову, мне надо раздобыть левый пистолет. Надеюсь, что мне не придётся им воспользоваться. Боже, какой клубок мне надо распутать, чтобы выйти на заказчика и найти рацию!» — размышлял шпион по дороге домой.

Вернувшись на свою квартиру, Леонид переоделся из привычной конфиденциальной одежды в спортивный костюм, надел кепку, и взял неплохую сумму денег, и вышел. Кликнув карету — такси, Заболодский поехал на окраину города.

Весь сброд, какой только можно представить, находился на окраине. Этим Нижний Новгород мог похвастаться перед другими городами. Все бойцовские клубы, небольшие арены, казино, бары, дискотеки, чёрный рынок, можно было встретить только за городом. Да, эти развлечения не были под запретом, просто их нельзя было встретить в городе. Такое введение хоть и привело к недолгим протестам и недовольствам, всё же снизило процент преступности в таком крупном городе. Старых, то есть тех, которые были до потопа построек, было мало, в основном новые дешёвые несуразные здания, разбавленные множеством бараков. В этом районе правила мафия и бесы, полиция просто боялась въезжать сюда. Весь район размером был, как полгорода, и такой же оживлённый.

Леонид был здесь не в первый раз, потому он быстро сориентировался, и направился в знакомый клуб. Впустили его в заведение сразу, как только увидали деньги, а они здесь решали почти всё. Для приличия Заболодский выпил в баре пару бокалов, затем дождался, когда к нему подойдёт поставщик.

— Чего хотите? Может, травку? — не стесняясь, плюгавенький худощавый паренёк спросил потенциального покупателя.

— Изволю оружие, — спокойно произнёс Леонид.

Агент знал, что такие просьбы, как оружие, наркотики, были в порядке вещёй, потому не стал медлить.

— Ага, ясненько, холодное, огнестрельное?

— Пистолет, Глок.

— Знаю одного человечка, идём.

Леонид послушно последовал за наркоторговцем на улицу через чёрный ход.

— Может всё же травку? — настаивал торгаш.

Заболодский демонстративно промолчал. Шли они не долго. Плутая по извилистым, грязным улочкам, напоминавшим сплошную канаву, клиент и торгаш вышли к ржавому гаражу.

— Пахан, открывай, я клиента привёл! — наркоторговец стал усиленно стучать в железную дверь.

Скоро из гаража вышел высокий мужик с небольшим автоматов в руках, и принялся оценивающе оглядывать покупателя.

— Чего хочешь?

— Глок ему нужен! — опередил Леонида наркоторговец.

— Есть, тебе новый или с прокатом?

— Конечно, новый, — ответил Заболодский.

— Конечно, — ухмыльнулся оружейник, — А деньги то будут на новый.

— Ты за мои деньги не переживай, неси товар.

Оружейник ещё раз надменно ухмыльнулся, и скрылся в гараже. Вернулся он почти сразу, с оружием в руках. Леонид взял пистолет, повертел, вынул магазин, вернул обратно, передёрнул затвор, снял с предохранителя, всё работало отлично, да и вид у Глока был замечательный, не портерный, без царапин.

— Будто с завода! — довольно улыбнулся Леонид, ещё раз примеряя пистолет в руках.

Прорезиненная рукоятка лёгкого Глока, с некоторыми деталями из пластика, была словно продолжением руки. Агенту нравилось оружие, как долго он им не пользовался! А когда и пользовался то именно Глоком, и другого видеть не желал. Лёгкое, надёжное оружие, с боекомплектом на двадцать патронов, которому не страшен ни огонь, ни вода, ни грязь, сразу полюбилось диверсанту. Конечно, такое оружие не могло дёшево стоить, потому, когда оружейник назвал заоблачную цену, Леонид не очень — то и удивился. Поторговавшись, Заболодскому удалось сбить цену на четверть, не больше. Отдав крупную сумму, Леонид купил ещё и боеприпасов на четыре перезарядки.

Домой Леонид возвращался в приподнятом настроении. Вечером он просчитал свой распорядок следующего дня и лёг спать.

Глава 18 Первое звено

Утро встретило Артёма в изнеможении. Как в физическом, так и в душевном. Вчерашние беглецы снова лежали на кочках в яме. Было больно за то, как поступила с ним Кристина, было обидно. Парень доверился ей, а оказалось зря. Хотелось, есть, сильно, очень сильно! А ещё было холодно и мокро. Но Грачёв не жаловался, ни Богу, ни товарищам по несчастью. Он знал, что никому его жалобы не интересны, да и сам старался их забыть. Просто надо было отвлечься от мерзких мыслей, и от холода, голода, страха.

— Антоха, давай отжимания, кто больше? — предложил Грачёв.

— А давай, все лучше, чем тупо валяться.

Друзья занялись упражнениями, сразу стало теплее, забылся голод, вернее притупился. Скоро они разговорились, Антон рассказывал разные истории, которые с интересом слушал и Стёпа. Главное, Артёму удалось отвлечься от всего плохого, он почувствовал, что снова живёт.

— Знаешь, Антон, мне порой не хватает своего дневника, иногда хочется высказать все кому — то.

— Расскажи мне, что уж теперь?

— Может это и хорошая идея.

И Артём рассказал почти все тайны, кроме тех, которые касались Наташи. Так за разговорами и упражнениями прошёл почти весь день, а к вечеру бывшие охотники свалились обессиленными. Голод и усталость накатились с новой силой. Грачёву совсем стало нехорошо, его тошнило, кружилась голова, и были подозрения на жар. «Нечему тут удивляться, в этих условиях, простыть дело не хитрое. Главное, чтобы эта простуда не была для меня последней» — размышлял Артём.

— Эй! — слышался короткий окрик сквозь сон.

«Кто бы это мог быть? Если бы они знали, как мне на них наплевать» — Артём даже глаз не открыл. Маленький камешек ударился прямо в висок. Нехотя Грачёв поднялся, подтянулся к решётке. Сидя на коленях, Кристина закуталась в чёрный плащ, и смотрела в темноту ямы.

— Что тебе надо? Поглумиться, пришла? — зло бросил пленник предательнице.

— Нет.

— Тогда зачем?

Кристина молча, смотрела прямо в глаза республиканцу, и в её взгляде не угадывалось чувства вины, сочувствия, стыда.

— Зачем ты это сделала? Для чего предала меня?

— Ничего личного. Не пытайся понять.

— А ты попробуй, расскажи, я не дурак.

— Просто меня здесь никто не любит, никто не даёт работать, а тут правило простое: кто не работает, того выгоняют, а в этой деревне убивают. Так что, не обижайся, это вопрос жизни и смерти.

— Не обижайся… — повторил пленник. — Но… Я так надеялся, что хоть один хороший человек, есть в этой деревне, но я ошибся.

— Я, правда, не хотела, но это вынужденная мера.

— Бежали бы вместе.

— И куда? В Республику? Где я была рабыней с детства? Моё место здесь.

— Где тебя никто не любит?

— Теперь всё изменилось, теперь меня уважают, сам вождь пригласил на пир.

— Тварь! — раздался громогласный вопль Антона.

Он подобно дикому зверю прыгнул к решётке, его тёмная, покрытая густым волосяным покровом рука, похожая на лапу, выскочила сквозь прутья, и схватила Кристину за воротник. Антон придавил женщину к решётке, она жалобно завизжала, и ткань её платья отчётливо затрещала. Пленник дёрнул предательницу, и, когда платье порвалось, он свалился в лужу, подняв тучу брызг. Кристина и видом затравленного зверька, облизнула кровь с губ и, прикрывшись лоскутьями платья, быстро скрылась в деревне.

— Ведьма! — прорычал Антон, сжимая в руке клочок одежды.

У Леонида день прошёл куда как веселее, но самое интересное осталось на вечер. Первая фамилия в воображаемом списке носила наименование: Слонцов. Этого полицейского Заболодский признал первым звеном в этой цепи, которая должна была привести к заказчику. Пистолет у агента уже имелся, адрес Слонцова тоже, осталось наведаться к нему. Этим и занялся Леонид в конце дня. Одевшись в спортивный костюм, накинув чёрный плащ, закрыв лицо капюшоном, Заболодский быстрым шагом направлялся к дому полицейского по тёмным улицам.

Его квартира находилась на седьмом этаже. Леонид достал пистолет, передёрнул затвор, снял с предохранителя, и не медля, постучал в дверь.

— Кто там? — сразу послышалось из квартиры.

— Налоговая инспекция.

— Открываю — открываю!

На пороге появился тучный мужик лет сорока, в халате с кружкой чая в руке.

— Ох! — только и выдохнул Слонцов, когда холодное дуло коснулось его лба.

— Внутрь! — бросил Леонид.

Полицейский отступил, уронив кружку. Та звонко шлёпнулась о пол, подняв брызги чая. Но это не отвлекло агента, он продолжал давить на информатора. Сам Слонцов не мог видеть лица гостя, оно было закрыто чёрным капюшоном.

— Сядь! — приказал Леонид, закрывая за собой дверь.

Послушно страж порядка уселся на диван в гостиной.

— В доме кто ещё есть?

— Н… Не — е — т. — часто моргая, ответил перепуганный хозяин.

— Отвечать будешь точно на поставленный вопрос, тогда останешься жив. Теперь сядь за стол!

Он повиновался, тогда Заболодский спокойно перешёл ему за спину.

— Несколько дней назад, ты с напарником Капустиным ездил на обыск квартиры, помнишь?

— Да. Кто ты?

— Здесь я задаю вопросы! Что вы там искали?

— Улики.

— Какие? — Леонид подошёл близко, опустив пистолет, что бы лучше слышать тихое бормотание информатора.

— Ты хозяин той квартиры?

— Какие улики вы искали?

— Которые укажут на шпиона.

— Вы знаете кто этот шпион?

Заболодский краем глаза успел увидеть, отражение полицейского в стеклянное двери шкафа. И в этот миг он понял, что и полицейский видит его. Зря Леонид опустил пистолет, напрасно он недооценил противника. Агент просто не мог ожидать от перепуганного полицейского, какого — то сопротивления. Тем не менее Слонцов решился на отчаянный поступок. Он всей своей массой навалился на спинку стула, за которой стоял гость. Леонид упал на диван, и полицейский сразу же набросился на него, схватив в первую очередь Глок. Леонид смог столкнуть тяжёлую тушу с себя, но выронил пистолет. Несмотря на своё телосложение Слонцов двигался проворно и довольно быстро. Он снова кинулся на Заболодского, схватив его, швырнул на стол. Леонид, сметая тарелку, вазу, кружку, скатерть, пролетел по гладкой поверхности. Упав, его ещё и привалило столом. Благо старая сноровка не подвела, и агент быстро вылез из — под завала. Выиграв несколько секунд форы, полицейский кинулся за Глоком, который откатился к открытому балкону. Леонид подхватил стул, и нанёс сокрушительный удар. Но ещё одно чудо реакции Слонцова. Хозяин дома пригнулся, и подобно быку, ринулся на обидчика. Полицейский, словно товарный поезд, снёс Леонида, и вмял его в стеклянную дверь шкафа. Зазвенели осколки, попадали статуэтки, книги. Заболодский, оказался в незавидной ситуации, между молотом и наковальней. Но он нашёл выход, схватив крупный осколок стекла, Леонид полоснул им противника по лицу. Слонцов завизжал, сразу выпустив жертву, отскочил в сторону, сжимая рану на щеке. Агент побежал к спасительному Глоку, и уже протянул порезанную руку, как сзади на него снова навалилась туша. Перебросив через себя полицейского, словно мешок, Леонид сразу же пожалел об этом. Слонцов покатился на балкон, врезался в перила, и те жалобно заскрипели, выгибаясь.

— Ох, чёрт! — только и успел произнести Леонид, кидаясь на помощь информатору.

Тонкая решётка прогнулась, тяжёлая туша полицейского буквально выскользнула из рук агента. С душераздирающем воплем Слонцов полетел с седьмого этажа.

— Нет! Нет! Нет! — хватаясь за голову, кричал Заболодский, увидев, как тело информатора развалилось на асфальте.

«Ох, чёрт! Как же так?! Надо быстро заметать следы». Леонид схватил с пола свой пистолет, с которого так и не успел выстрелить, вытер кровь, обильно струившуюся с рассечённой губы, и побежал на кухню. Найдя там спички, убийца, не долго думая, поджёг стопки бумаг, и разложил из на ковре, у занавесок, на кровати.

Из квартиры Заболодский выходил, когда помещение уже было заполнено дымом. Сняв капюшон, он поспешил смешаться с выбегающими из дома жильцами. Много народу бежало с вёдрами воды, кто — то суетился возле разбившегося Слонцова. Вся эта суматоха сыграла на руку Леониду, позволив покинуть место преступления незамеченным.

Домой Заболодский вернулся в прескверном настроении. Скинув плащ на пол, он с трудом снял рваные штаны с порезанных ног, куртку, прилипшую к кровоточащим ранам майку. Леонид подошёл к зеркалу в ванной. Оттуда на него уставился измученный, с грубой щетиной мужик, под глазом красовался синий фингал, с разбитой брови сочилась струйка крови; волосы были взъерошены, губы разбиты, если не считать гематом и порезов на теле, то описание можно завершить.

Леонид умылся холодной водой, набрал себе ванную. Как было приятно погрузиться в тёплую воду. Несмотря на то, что раны сильно щипали, Заболодский всё же получал удовольствие.

«Первое звено распалось. Да, это первый крупный провал в моей карьере, произошедший только по моей вине. И как я мог недооценить человека, которого послали на поиски улик против шпиона. Конечно, это могли поручить, только опытному полицейскому. В следующий раз учту свои ошибки, и буду внимательнее. Слава Богу, остался второй шанс. Капустин. Второе звено, он наверняка знает не меньше, чем Слонцов. Главное, что бы он, не залёг на дно, узнав о смерти напарника. Надо скоро и к нему наведаться».

Достав аптечку, Леонид обработал свои раны перед сном, специальными мазями и компрессами.

Глава 19 Висельник

«Вчера в девять вечера погиб при трагических обстоятельствах сотрудник полиции Слонцов Евгений Юрьевич. Он спрыгнул с балкона своей квартиры на седьмом этаже, когда в его доме появился пожар. Возгорание произошло в спальне покойного, как установили пожарные. Предварительная версия: неосторожное обращение с огнём. Благодаря слаженной работе пожарников, огонь не успел перекинуться на другие квартиры. Сослуживцы Евгения Слонцова отзываются о нём….» — прочитал Леонид в утреней газете. «Отлично, ни слова о возможном убийстве, банальная бытовая неосторожность» — от этих мыслей агент почувствовал себя спокойнее. «Теперь можно браться за второе звено, хотя, может и стоит с этим повременить. Ведь, опытный следователь без труда установит связь межу смертями двух напарников, которые недавно были отправлены на поиски улик против шпиона. Но с другой стороны логично спешить, что бы вернуть рацию. К тому же, если за меня так серьёзно взялись полицейские, то задержка может стать роковой. Дня два отдыха, и я возьмусь за второе звено».

Решив так и поступить, Леонид отложил газету, достал небольшой комплект для грима, и тщательно скрыл пудрой фингал. На лице почти не осталось явных следов недавней схватки, это и хорошо — не стоит вызывать лишних вопросов. Надев классический костюм, брюки, шляпу, Заболодский вышел на улицу. Беспросветные людские потоки наполняли тротуары, все с зонтами, в плащах, кто — то прикрывается он сильнейшего ливня пакетами и папками. Глядя на сплошную стену ливня, на Леонида нашла тоска. Погрузившись в грустные раздумья, он поправил шляпу, и направился по мокрому тротуару на работу.

— Мать вашу! Выпустите звери! — ревел, обезумевший Антон, тяжело дыша.

С глубоким вдохом из — под воды вынырнул Артём, вытащив за собой старика. Вечернее небо рассекали яркие молнии, безумный ветер рвал кроны деревьев, рушил и опрокидывал незамысловатые домики и шалаши туземцев. Всё живое, что находилось в округе, глохло от страшного грома.

— Это конец, Артём!

— Нет, Антоха, нет, ты держись! Стёпка, ты тут?

— Тута дядя! — хрипя, мальчишка старался сильнее прижаться к решётке.

Весь день идущий ливень, залил яму почти полностью, пленники с трудом держались на плаву, между уровнем мутной воды и решёткой с трудом помещалась голова.

— Бесполезно, Артём! — Антон отпустил руки от прутьев и остался на плаву.

— Надо бороться, друг, не сдавайся, — Артём подплыл к Антону, пытаясь приподнять его.

Но это было трудно сделать в воде, да ещё и силы покидали изнеможенное за весь день борьбы со стихией тело. Грачёв оглядел пленников. Грязный перепуганный мальчишка, из последних сил цеплялся за прутья, сплёвывая грязную воду, молчаливый старик, окончательно потерявший надежду, даже не пытался бороться за свою жизнь, Антон медленно скрывался под водой.

— Боже! Помоги! Дай мне силы! — взмолился Артём, подтянувшись к решётке, и просунув меж прутьев своё осунувшееся лицо.

Непомерно большая молния рассекла вечернее небо, ослепила ярким светом, и разбилась о высоченное дерево. Ствол на миг вспыхнул, словно спичка, но тут же погас, под напором ливня. Ошеломлённый, потерявший рассудок, и медленно лишающийся надежды Артём, заулыбался.

— Боже! Антон, смотри, Бог есть, гляди! Теперь ты веришь?! — кричал парень, вытаскивая своего друга из воды.

Антон с унылым лицом утописта посмотрела на изрубленное молниями небо.

— Видишь?!

Ещё один яркий ломаный луч ударился рядом с ямой, озарив истощённое лицо Антона. Сбитое дерево рухнуло совсем рядом, осыпав пленников комьями земли, листвой, сухими ветками и грязью. Испугавшийся друг оттолкнул Артёма и нырнул, затем выплыл в тёмном углу. Он, подобно беззащитному животному забился в нору. На лице бедняги отчётливо читалась маска ужаса.

— Боже, зачем ты пугаешь его? Антон! Бог, есть! Стёпка, ты — то веришь? — Грачёв схватил мальчишку за руку, толкая на решётку, — Смотри!

— Ты ума лишился, дядька? Оставь меня!

— Вы не видите?

— Совсем ты ошалел!

Выпутавшись, Стёпка, отплыл в сторону, и теперь с опаской глядел на Артёма исподлобья.

— Боже, помоги мне выжить! Прошу! — последний звук слился в вой, слился со свистом ветра, громом, разнёсся по округе.

Артем, обезумев от страха, отчаяния, безысходности, бормотал, выкрикивал одни и те же мольбы.

— Я хочу жить! — просипел парень, зайдясь в кашле.

Он бессильно упал в холодную воду, и продолжал лежать на спине, пытаясь разглядеть в уже ночном небе лик Господа, которому не переставал молиться. По его грязной щеке потекла слеза.

На следующий день погода сменилась неожиданно. Вышло солнышко, пригревая огромные, глубокие лужи. С такой погодой и мысли были слаще и ярче. Леонид, оказавшись на грани депрессии, всё же смог самостоятельно сменить своё настроение на более радостное. Утро у диверсанта началось, как и обычно, зато вечер обещал быть интересным. План был прост: после работы Леонид собирался заглянуть в тайник за Глоком, а как же, агент не хранит оружие у себя дома, тем более после недавнего обыска, затем он наведается к Капустину, но осторожно прощупает полицейского, последит, а уж потом преступит к действию. Так Заболодский и поступил.

Вместе с сумерками он в чёрном пиджаке, в плаще поверх него, сидел в небольшом кафе напротив частного дома полицейского. Медленно потягивая кофе из крупной кружки, Леонид смотрел в окно небольшого домика семьи Капустина. Один тёмный силуэт беспрестанно маячил в жёлтом квадрате окна, судя по связанным в «хвостик» волосам, это была жена полицейского, а он сам сутулился высокой фигурой и часто взмахивал руками. Девушка то же очевидно, кричала на мужа, размахивая тонкими ручками, и крутя головой. Пара сорилась недолго, кончилось всё тем, что женщина что — то швырнула на пол, и демонстративно выбежала из дома, хлопнув дверью.

«Пора, всё и так мне на руку, не следует упускать такой шанс» — решил Леонид, доставая деньги. Когда диверсант выходил из кафе, сутулый силуэт в окне потянулся к шкафу на кухне, вытащил оттуда гранёный стакан и бутылку. Заболодский подошёл к захлопнутой, но не закрытой на замок двери, надел прозрачные резиновые перчатки, прикрыл лицо капюшоном плаща, и извлёк из — за пояса Глок. Проверив магазин, он передёрнул затвор, снял с предохранителя, и осторожно открыл дверь. Бесшумной тенью Леонид просочился на кухню, и спокойно вошёл в комнату, где Капустин, морщась, отставлял гранёный стакан. Сутулый полицейский сидел на табурете за столом, а перед ним стояла плоская стеклянная бутылка коньяка, опустошенная уже наполовину.

Полицейский не сразу заметил гостя, он уже взял бутылку, и принялся наливать жёлтую жидкость, когда Леонид, направляя пистолет, заговорил:

— Здравствуй, дружище.

Хозяин замер. Он медленно осмотрел с ног до головы человека в плаще, так и не увидев лица, полицейский даже не смутился. Глянув на бутылку спиртного, а затем снова на гостя, Капустин, кажется, окончательно убедился, в реалии происходящего.

— Поговорим? — спокойно продолжил Леонид, давая время информатору прийти в себя.

— Ты несколько дней назад вместе с напарником Слонцовым ездил на обыск квартиры, что вы там искали? — продолжил агент, не дождавшись ответа на первый вопрос.

Капустин, кажется, отошёл от спиртного, и теперь смотрел спокойно на незваного посетителя.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь! Ясно? — повысил голос Леонид.

— И что?

— Что вы искали? — более спокойно спросил Заболодский.

— Улики.

— Против кого?

— На одного типа, проходящего по делу об убийстве, — полицейский весьма умело врал, на его лице не отобразилось ничего подозрительного.

— Лож! — закричал Леонид, и сильно пнул информатора в колено, не отводя от него пистолет.

Капустин взвыл от боли, его лицо исказилось, он, шипя, сжал зубы.

— На кого вы искали улики?

— На шпиона, — просипел информатор, и его лицо налилось красными цветом.

— Хорошо. Но если будешь ещё врать, я тебя расстреляю, поверь мне, есть, кого ещё спросить.

Полицейский едва заметно кивнул.

— Кто вас послал на квартиру?

Опустив голову, хозяин дома упрямо молчал.

— Говори, собака! — Леонид продолжал кричать и давите тем самым на информатора, не получив ответа, он ударил ногой Капустина чуть ниже колена. — Кто вас послал?

«Язык» только тихо матерился, скрипя зубами, и сжимая ногу.

— Знаешь, я не в настроении играть с тобой в партизаны, я буду тебя бить, а ты геройски молчать, нет. Слышал, что стало с твоим напарником, Слонцовым?

Капустин вздрогнул. «Ага, в точку!» — обрадовался Леонид, — «Ещё немного и он расколется».

— Хочешь повторить его судьбу? Сгореть заживо, или спрыгнуть с крыши, может я, что получше придумаю.

— Довольно!

— Кто вас послал?

— Майор Ушков.

— Не ври! — закричал Леонид, замахнувшись.

— Честно — честно! — прикрываясь руками, пробормотал полицейский, не было похоже на враньё.

«Ушков значит» — отметил про себя агент.

— Как имя шпиона?

— Я не знаю, квартира числится на старого деда, который никак не может быть шпионом в доме престарелых.

— Откуда Ушкову известно, где искать?

— Я не знаю.

— Лож!

— Ай, не бей, я не вру!

— Что вы нашли на квартире?

— Ничего.

— Даю тебе второй шанс.

— Рацию — рацию! — пробормотал информатор, вжимаясь в табурет.

— Где она сейчас?

— Не знаю, наверное, в участке, там на втором этаже наши программисты.

— Ладно, теперь возьми ручку и блокнот, — уже спокойным тоном произнёс Леонид.

Шпион умело менял маски, игра в хорошего и плохого полицейского удалась на славу.

— Пиши под диктовку. Дорогая, мне очень жаль, что я тебя обидел. Я не хотел этой ссоры, и не хотел разрывать с тобой отношения. Я понял, что не могу жить без тебя…

Полицейский записывая, повернулся к Леониду, удивлённо пытаясь понять гостя. Но шпион кивком указал не отвлекаться, доставая толстенькую бечевку из кармана.

— … я лучше умру, чем буду жить без тебя. Прости и прощай!

Беленькая верёвка оплела шею полицейского, стянулась, заставляя жертву сипеть.

По карнизу забарабанил ливень, прогрохотал гром, и молния на миг озарила суровое и бесчувственное лицо убийцы. Капустин бился, словно муха в паутине, и хрипел, его перекошенная рожа покраснела, глаза выпучились, его слабеющие руки бессильно цеплялись за рукава Леонида. На лице убийцы не отобразилось ни одной эмоции, с таким выражением многие убивают тапком паука. Заболодский не смотрел на жертву, он безразлично глядел в окно, только сильнее затягивая бечёвку.

Ещё одна молния озарила обмякшее на стуле тело, циничного агента, и прощальное письмо, которое теперь имело роковое значение.

На следующий день «виновница» суицида обнаружила Капустина повешенным на люстре на кухне. Полиция незамедлительно и без долгих разбирательств установила самоубийство бытового характера, и дело быстро оказалось в архиве.

Только внешне Леонид оставался циничным и равнодушным диверсантом, но то, что произошло той ночью, изменило его навсегда.

Глава 20 Рулетка

Республиканский капитан Ефрем Дерягин всю ночь пыхтел над картой местности. Он просчитывал все возможные места, где можно было найти Артёма Грачёва, и начал в первую очередь с места, куда направлялся парень. Деревня Снежки. К огромному сожалению, ни о каком Грачёве тут не слышали. Выходит, что сам Артём не смог сбежать из возможного плена, а значит, находится всё ещё у туземцев. Было обидно, что чудо — карта капитана не показывает места стоянок дикарей, а тогда выходит, что надеется, стоит лишь на местных следопытов.

Ефрем очнулся, когда его уставшая голова выскользнула сквозь руки. Парень встряхнулся, покорил себя, что проспал час — другой, когда на счету каждая секунда, и вышел на улицу из своей палатки. Небольшая деревушка кишела жизнью, несмотря на ранний час. Жители кормили домашнюю живность, детки играли, задорно смеясь и прыгая от радости. Из множества палаток выходили бойцы, которые приехали вместе с капитаном, и которому они обязаны подчинятся. Но сейчас они ничем не могли помочь в поисках молодого парня, потому и сидели без дела. Ведь, не пустишь полсотни бойцов прочесывать огромные территории беспросветного леса, наполненного дикими племенами. Сейчас солдаты коротали время, как могли, кто — то травил байки, пускал жуткие слухи, рассказывал о своих похождениях, некоторые играли в карты, кости, нарды, кто резвее играл в мяч, за ними с интересом смотрели деревенские мальчишки. Единственное, что запрещалось бойцам — выпивка. Предугадав последствия пьянки мужиков, которые не всегда могли видеть границы, Дерягин лишил ребят этакой забавы. Ведь, готовая и мобильная, хоть и небольшая армия могла пригодиться в любой момент, осталось только дождаться следопытов.

Ефрем подошёл к бочке, рядом со своей палаткой, и умылся ледяной водой.

— Господин офицер, — робко окликнул его женский голос, — не изволите испить свежего молочка?

Перед высоким капитаном стояла и без того низкая молодая крестьянка, да ещё и сгорбившаяся в поклоне. Дерягин снова отметил про себя покорный и слишком услужливый нрав местного населения. Но в этом ничего удивительного нет, несмотря на то, как уважительно и мирно ведут себя солдаты Ефрема, местные привыкли прогибаться под наглыми и напыщенными охотниками, которые мнят из себя невесть кого.

— Благодарствую, — искренне ответил Ефрем, принимая кувшин с молоком.

— Капитан! Капитан! — услышал несколько мужских голосов Дерягин, и насторожился, отдавая кувшин крестьянке.

К нему подбежали двое парней в камуфлированных куртках и штанах, с ружьями на плече. Пот из — под их капюшонов струился градом, но следопыты, а это были именно они, даже не запыхались.

— Выпейте, парни, — разрешил Ефрем, кивнув на кувшин.

— Нашли! — с нескрываемой радостью и гордостью сообщил командир местных следопытов по прозвищу Рябой. — Артём ваш в деревне на болоте.

— Отлично, это далеко?

— Небольшая группа за шесть часов добежит.

— А сколько туземцев?

— От трёх до пяти десятков точно наберётся, ещё вышка есть с прожектором и пулемётом.

— Придется все пятьдесят человек вести.

— Дня два если поторопится, и выйти прямо сейчас.

— Долгова — то выходит.

— Конечно, у вас амуниции гора, да к тому же опыта нет в лесистой местности. Мы старпёры за минуту долетим, — улыбнулся Рябой, — Да ты капитан не переживай, никуда не денется из ямы твой Артём.

— Какие два дня? — промычал второй следопыт, с трудом оторвавшись от кувшина, — сейчас выйдем, завтра утром уже там будем, по Реке Зелёный Туман пройдём, там выше мост есть.

— А, и точно, как же моя лысая башка, забыла? Ладно, капитан, поднимай своих, пусть поторопятся. Только… это, ты не забудь.

— Да не боись, за мной не заржавеет, за оперативность пять кусков накину сверху.

— Это хорошо, только мы ввязываться в ваши разборки не будем, нам лишнего свинца в теле не надо.

— Дело ваше, но я и за это не обидел бы. Двадцать кусков.

— Ты чего? Тридцать не меньше!

— Тридцатку за ваши ржавые дедовские ружья?

— За опыт!

— Двадцать пять, не больше.

Следопыты переглянулись.

— Эх, ладно по рукам!

Между лопаток колол острый камень, но сил подняться, и прервать мучения у Артёма не было. Да и зачем? Какой в этом смысл? Какой смысл ему продолжать существование? Рядом лежал мёртвый дед. Тот самый, что недавно отчаялся и утонул. Теперь для него всё кончено, его мучения прорвались. А вот он, Артём Грачёв, жив и будет продолжать страдать на этой грешной земле. Тело старика стало сильно вонять, потихоньку разлагаясь под весёлыми лучиками заходящего солнца. Но сил позвать проклятых туземцев не было.

— Артём, — тихо прошептал друг, склонив рядом своё осунувшееся лицо с рыжей скомканной бородой. — Ты веришь?

Артём прекрасно понимал, как мало сил у друга, и не стал переспрашивать: Во что верю? Всё итак было ясно.

— Надо верить, Антон, мы спасёмся отсюда, обещаю.

— Зачем ты это говоришь? Ты не можешь знать нашей судьбы. Скажи: ты веришь? Только честно.

Артём затруднился в ответе. Парень так крепко вбил себе в голову, что надо верить, никогда нельзя терять надежду, что теперь не мог описать своих настоящих чувств.

— Верю.

— А я нет. Надежды уже нет. Мы сгниём здесь, как он, — Антон кивком указал на распластанное, на кочке тело старика.

— У нас труп! Кто — нибудь, помогите, тут мёртвый человек! — заголосил Стёпка.

Дикари появились не скоро. Они пришли втроём, не спеша открыли решётку, скинули канат. Пока мальчишка привязывал тело, а один из туземцев держал верёвку, двое других с «калашами» в руках караулили яму. Артём с Антоном сидели в тёмном углу, и Грачёв успел заметить безумную искорку в глазах друга.

— Нет, не надо, не сейчас, — настойчиво зашептал парень.

— А когда? Если есть шанс, то вот он! Фортуна улыбается только смелым! — уже с диким рёвом Антон кинулся к решётке.

Он схватил опешившего туземца с автоматом за лодыжку и резко затянул в яму. Второй оказался проворнее, передёрнул затвор и дал очередь в тёмный угол, где недавно таился Артём. Сейчас парень уже набросился на упавшего туземца, не давая ему воспользоваться автоматом. Антон в этот момент и подхватил спасительный «калаш», передёрнул затвор и дал длинную очередь из жерла ямы. Артём продолжал кататься в глубокой луже вместе с проворным дикарём, пока Антон с истерическим хохотом дырявил землю, не позволяя, туземцам приблизится. Но патроны в автомате не бесконечные, как и силы Артёма. Парня обезвредили, швырнув в угол умелым броском, а расправившись с одним врагом, туземец в яме бросился на второго противника, бездумно щёлкающего уже пустым автоматом. Ослабший Борис от удара ноги в спину упал, выронив автомат. В яму опустилась рука, за которую сразу ухватился туземец и ловко выбрался, захлопнув за собой решётку. С руганью и проклятьями туземцы покинули разбушевавшихся пленников.

— Антон, ты как цел? — кашляя, спросил Артём, подползая к товарищу.

Но друг, молча, повернул грозную физиономию, словно перед ним всё ещё находился туземец. От злобного взгляда Артёму стало не по себе, он медленно отполз от наливающегося яростью друга.

— Артём, ты предал меня, — словно прорычав, обратился он.

— Прости, я не смог с ним справится.

— Ты слабак, этот мир не для тебя, ты здесь не выживешь.

— Антон, успокойся, ты мне не нравишься.

— Ты не создан для жизни в этом мире, — он говорил, словно в него вселился кто — то другой, но не тот добродушный Антон, которого знал Грачёв.

Озверевший рыжебородый парень продолжал надвигаться на забившегося в угол Артёма.

— Ты мой друг, Тёма, и я не хочу, что бы ты страдал, ты должен умереть сейчас, не сопротивляйся, тебе уже незачем жить! — Антон накинулся на своего товарища, схватив его за грудки.

— Нет, не надо! — только и прохрипел Артём, когда сильная туша привалила его.

Антон дважды ударил Грачёва в живот, что бы тот не сопротивлялся, а затем схватил за горло, и стал опускать голову друга на дно глубокой лужи, прося не сопротивляться.

— Дядя, перестань, оставь его! — закричал Стёпка, пытаясь оттянуть обезумевшего убийцу, но Антон лишь отмахнулся, как от надоедливой мухи.

Крупный кулак сбил мальчишку с ног, и детское тело беспомощно плюхнулось в воду, не подавая признаков к жизни. Воспользовавшись тем, что противник отвлечён, Артём со всей силы ударил в челюсть Антона. Столкнув с себя стонущую тушу, Грачёв подполз к Стёпке, откашливаясь. Парень начал трясти мальчишку за плечо, но дырявый ботинок Антона болезненно саданул по рёбрам, оттолкнув лёгкое тело.

— Остановись, Антон! — взмолился Артём, но противник и не думал останавливаться.

— Поверь, так надо, так будет лучше, тебе не придется, мучатся!

Рыжебородый сел на Грачёва, схватил его за голову, и опустил под воду. Артём не чувствовал своего тела, он будто вообще отошёл от всего. Не было этого размытого мутной водой рыжего лица, не было этой грязной проклятой ямы. Была только свобода, простор без чувств, отрешение от всего насущного. Подсознательно Артём догадывался, что сейчас появится белый тоннель, залитый ярким светом, он спокойно пройдёт по нему, и окажется… А где оказываются люди после смерти? На то у каждого своё мнение, а сейчас у Артёма и оно отсутствовало. Он просто знал, что там будет лучше. Может Антон и прав, возможно, пора покинуть этот грешный мир, встретится с любимым отцом, узнать мать. Но как же покинуть всё то, что уже есть? Оставить Наташу, оставить всё то, чего ещё не знаешь? «Ведь, я так мало пожил, Боже, зачем ты меня сейчас зовёшь? Я хочу жить! Позволь!». В здравом уме Артём подумал бы что ослышался, но сейчас он не думал, он был с Богом, и уверен, что слышал его слова. Мягкий, приятный голос, ласково проникал в подсознание: «Живи, сын мой».

Воздух с шипением ворвался в лёгкие, рука, в которой оказался тяжёлый и острый камень, сама нашла цель, и грозное орудие врезалось в висок убийцы. Антон с визгом отскочил в стороны, хватаясь за висок. Через его грязные пальцы струилась алая кровь. Грачёв зашёлся кашлем, из его рта хлынул мутный поток. Парня ещё долго тошнило, кружилась голова, молоточки стучали в висках, но главное воодушевляло: он жив.

— Артём, прости, я не хотел… Я не знаю, как… Правда… Прости… — застонал Антон приходя в себя, сейчас в сумерках различит его лицо было трудно, но угрозы оно уже не представляло.

Артём не знал, простить ли друга, самое удивительное, что особого зла он на безумца не держал. Грачёв даже сам понимал психологию породившую поступок товарища. У бедолаги от безысходности ум пошатнулся, и в это не было ничего противоестественного.

— Эй, петухи! — раздался противный насмешливый голос сверху.

Над решёткой стояли туземцы, на этот раз пятеро.

— На выход, развеетесь!

Крышка откинулась и в яму спустилась верёвка. Артёму всё это, естественно не нравилось, но делать нечего, надо лезть. По пути Грачёв присел рядом с очнувшимся Стёпкой, положил свою руку ему на плечо.

— Ты держись, слышишь? Держись, родной, ты справишься, — почему — то Артёму показалось, что это его последние слова, и мальчишку он больше не увидит.

Антон уже смиренно залезал по спущенному канату.

— Эй, тебе особое приглашение надо? — крикнул кто — то из туземцев.

Артем, ругнувшись про себя, покорно ухватился за верёвку. Когда парень оказался наверху, решётку захлопнули, и закрыли на замок.

— Шагай, мясо! — велел туземец, демонстративно передёрнув затвор, чтобы не было даже мысли о бегстве.

Один пошел впереди, двое других по сторонам и чуть позади, взяв Грачёва с Антоном в треугольник. Товарищ то и дело бросал виноватые взгляды на Артёма, похоже и вправду нашло на него что — то, видно, что не со зла. Хотя, может и силу почувствовал. Но Грачёва занимал совсем другой вопрос, он буквально молился, что бы свихнувшийся друг, не бросился бежать через всё поле. Но, слава Богу, Антон оказался благоразумнее, и смиренно топал.

На удивление Грачёва, людей на улицах было не больше чем обычно, значит не праздник, тогда зачем их ведут, как домашних животных на убой? Пленников провели через злосчастную площадь, и остановили перед довольно большим и крепким домиком. Он был деревянным, оббитым железными волнистыми листами. Окна было два, но все сейчас были закрыты, наподобие корабельных портов. Плоская крыша имела лишь небольшой угол, а в середине была дыра, над которой на высоте около полуметра, возвышался треугольный навес.

Один из туземцев отделился, подошёл к маленькой двери, осторожно постучал. Очевидно, получив разрешение, махнул пленникам рукой. Бедолаг затолкали в вонючие от курева и костра дыма помещение. В домике ютилось много людей, в ярких одеждах, вели они себя величественно и надменно, что указывало на их высокой положение в обществе. В центре на высоком стуле возвышался тот самый вождь, которого Артём видел вместе с Кристиной. Весь домик был завален спиртным, картами, фишками, толкались полуголые девицы с подносами, а вожди, или кто они там, нагло развалившись на коврах, громко смеялись, и болтали. Прямо посередине стоял круглый деревянный стол, на котором виднелись свежие капли крови, а под стульями, так вообще целые лужи. На одном из стульев сидел пухлый мужичок. Он трясся от страха, и плакал, хотя было видно, что человек сильный физически.

На объяснения пленным время не тратили, а сразу усадили за стол. Двое конвоиров заняли своё место у двери, третий стал за спиной Антона, ещё двое стали за мужичком и Артёмом.

— Что происходит? — с тревогой спросил Грачёв, ёрзая на липком от крови стуле.

— Мужик, говори, что сейчас будет? — крикнул на нашего собрата по несчастью Антон.

Но мужичок лишь тихонько рыдал, закрыв лицо руками.

— Рулетка! Ви, крутит! — с сильным акцентом объявил рефери, положив перед Артёмом крупный револьвер «Питон».

Такое оружие Артём видел только на картинках в редких журналах. Шестизарядный барабан, двойной принцип действия, патрон 357 Magnum, с длиной ствола в 200 мм. Этот револьвер завораживал своей красотой, грацией, формой, в нём чувствовалась сила, мощность. Грачёв даже засмотрелся на это чудо.

— Крути! — крикнул на него туземец.

Артём взглянул на своего друга, но тот лишь попытался улыбнуться, и подбодрил кивком. Грачёв осторожно взял «Питона», положил на центр стола, и крутанул. Длинный ствол стал быстро вертеться, слепое око дула перескакивало с одной жертвы на другую, и стало медленно ползти к мужичку. Рефери взял револьвер, вставил в барабан один патрон, прокрутил, и вставил второй. Тем временем господа уже делали ставки, громко выкрикивая номера игроков. Прекрасное оружие легло прямо перед мужичком, которого короткими ударами, заставили вернуться в реальность. Тут — то он и увидел новых игроков. Всё ещё плача, бедняга взял револьвер, дрожащими руками и принялся раскручивать барабан над своей головой. Затем приставил к виску, и нажал на курок, зажмурившись. Лёгкий щелчок и громкий выдох мужичка, для него это уже вторая партия, конечно, такое — то везение. Швырнув оружие на стол, он снова закрыл лицо руками, и что — то бормоча, стал рыдать. Наверное, он молился.

Рефери, решив, что от мужичка мало проку, дал револьвер Антону.

— Что звери, скучно вам? Развлекаетесь? Твари! — видимо пленник хотел ещё что — то сказать, но удар приклада в спину заставил замолчать.

Антон крутанул револьвер. Артём даже не смотрел на всё происходящее, он последовал примеру мужичка, закрыл глаза, и стал молиться. Он уже на минуту отвлёкся от всего, перестал слышать радостные крики высокопоставленных гостей, команды рефери, плач мужичка. Только пинок конвоира, который так и стоял за спиной, привёл парня в чувство.

— Твоя очередь! — объявил рефери.

Артём увидел, что дуло направленно прямо на него. Гул в домике нарастал, все оживлённо спорили, делали ставки. Грачёв осторожно взял револьвер. Рукоять лежала в ладони, как влитая. Артём поднял «Питона» над собой. Сердце усиленно забилось, страх давил так, что в глазах темнело. Парень закричал. Что он кричал, сам и не знает, то ли матом, то ли просто от страха. И с этим воплем он стал бешено раскручивать барабан. Все гости притихли, когда холодное дуло уперлось в висок.

«Боже, прости, что так часто приходится обращаться к Тебе, но прошу ещё раз: помоги мне! Это будет Твоя самая злая шутка, если Ты, спася меня минуту назад, призовешь к себе сейчас. Помоги мне!»

Для Артёма этот щелчок стал самым приятным звуком на Земле. Громкий вопль победителей, обидчивый мат проигравших, разорвали тишину в помещении. Парень снова крутил револьвер.

«Я обречён, — отчётливо понимал Грачёв, — Эта игра, где нет, и не может быть победителей. Этот несчастный справа от меня, он ведь победил в прошлой партии, несомненно, но его оставили на следующую. Так будет и с кем — то следующим из нас. Лучше, пусть я умру сейчас от пули, чем от разрыва сердца, через минуту. Но как же я хочу жить!»

Тем временем громко матерясь, Антон раскручивал барабан.

— Горите в аду, сволочи! — дуло у виска, палец медленно надавил на курок, и… щелчок!

Антон разразился диким хохотом, отбрасывая револьвер. Рефери крутанул барабан и зарядил ещё один, третий патрон. Артём, получив оружие, был вынужден крутить. Дуло остановилось на мужичке.

— Брат, ты крепись, нормально всё будет, — попытался подбодрить жертву Грачёв.

Мужичок посмотрел на него с жалостью и тоской, на минуту он перестал рыдать, и с меланхоличным равнодушием стал раскручивать барабан. Он шмыгнул носом, громко выругался и приставил ствол к виску. Гости ненадолго притихли, палец мужичка медленно полз к курку.

Артём застонал от досады, и сразу же грохнул выстрел. Громкий звук разорвал пространство, в маленьком помещении он был ещё сильнее. Казалось, что барабанные перепонки лопнули, радостные вопли господ доносились, словно через ватную прокладку.

Бедолаге — мужичку снесло всю левую половину черепа, кровавый фарш разбрызгался на гостей, но они только радовались этому. Кровожадные изверги!

— Умрите вы все, гады! — что было сил закричал Артём.

Рефери стал заряжать забрызганный кровью револьвер. Первая пуля, и ещё одна! Четыре пули в шестизарядном барабане! Шансы минимальные, и пленники понимали это.

— Крути! — оружие досталось Антону.

Грачёв не мог смотреть на это, он молил Бога, старался не спрашивать за что ему такие муки, просто просил помощи. «Питон» завертелся на столе, постепенно снижая обороты. Ствол подполз к Антону. Тот громко и нецензурно выругался, взял оружие, медленно проворачивая барабан.

— Тёма, ты меня прости, если что не так, знай, ты был моим лучшим другом. Я рад, что ты, брат, до последнего был рядом, и не серчай, за… — Антон приставил ствол к виску.

Грачёв не стал смотреть на всё это, он опустил голову, закрыл глаза, он не мог видеть смерть ещё одного близкого человека.

Антон зарычал, его лицо покраснело от злобы и бессилия, он медленно подводил палец к спусковому крючку. Все снова замолкли, помещение стало образцом тишины. Выстрел! Он прозвучал для всех настолько неожиданно, что Артём даже не сразу догадался о произошедшем. Следом послышался стон. «Вряд ли застреленный в голову, может стонать» — пронеслось в голове Грачёва, и он сразу открыл глаза.

Рука Антона с «Питоном» уже летела по дуге, навстречу парню. Всё вокруг, как будто замедлилось. Словно мозг услужливо показывал картинку не торопясь, что бы можно было сориентироваться. Конвоир позади Антона, тихонько летел навзничь, именно его стон Артём и услышал. За секунду, парень догадался, что его товарищ по несчастью, в последний миг сдвинул ствол «Питона» за спину, убив охранника. Новый выстрел грохнул прямо над головой, и всё погасло. Мрак ударил в глаза, будто в комнате потушили свет. Так и оказалось, со звоном брызнули осколки единственной лампочки на потолке, питающейся от небольшого генератора.

— Тёма, беги! — сквозь пелену долетело до слуха Грачёва.

Тело всё делало само, задумываться не приходилось. В темноте выхода видно не было, но зрительная память воссоздавала образы сама. Следующий выстрел лишь на мгновенье осветил помещение, но этого хватило. Гости хватали пистолеты, вытаскивая их из-под толстых животов, конвоиры у дверей стягивали автоматы, Левый охранник, Антонов, уже падал, неловко взмахнув руками. Правый, Артёмов, увидел своего беглеца, и стал направлять на него дуло автомата. Грачёв сменил свою траекторию, что бы противостоять конвоиру. Антон снова нажал на курок, но целясь уже в Артёмова противника, послышался глухой щелчок.

Инстинкт самосохранения вкупе с рефлексами помог отменно. Артём ударом кулака в челюсть туземцу, буквально сбил его с ног. Из домика парень вылетел первым, следом Антон. Грачёв чувствовал, как приятно просто бежать, ноги несли его с такой лёгкостью, с такой быстротой, что парень наверняка, обогнал многих олимпийцев.

Двое часовых на вышке сориентировались не сразу, разумеется, стрельба из дома вождя, где он коротал время игрой в рулетку, сбила их с толку. Да и благодаря ночному сумраку, разглядеть беглецов было трудно. Так что луч прожектора стал рыскать по полю, когда пленники были уже на полпути к спасению. Дуло крупнокалиберного пулемёта медленно сопровождало жёлтый кружок на траве. С шумом, криками, руганью, стреляя во все стороны, высыпались из домика гости. Не сговариваясь двое беглецов, бросались из стороны в сторону, то пригибаясь, то перепрыгивая кочки, они петляли подобно зайцам, осложняя работу часовым.

Надо отдать должное часовым на периметре, прохаживаясь из стороны в сторону, они первыми бросились на перехват.

— Тёма, быстрее! — крича, Антон указывал направление пальцем.

Артём свернул на небольшую тропку. Пулемёт застрекотал, сразу, когда беглецы уже влетели в чащу. Пули крупного калибра, решетили лес, тонкие веточки, небольшие деревца, щепки, куски коры, земляные фонтаны, всё смешалось в единую кашу. Вжав голову глубже плеч, друзья неслись всё глубже в лесную гущу. Ветки больно хлестали по лицу и полуголому телу, босые ноги сильно кровоточили, разбитые о камни, и острые палки, но остановить Артема, который уже чуял запах свободы, было невозможно.

Вскоре пулемёт стих, зато слышались вопли и крики туземцев, они бесшумно, словно тени, плыли по лесу. Нога Грачёва провалилась в какую-то нору, предательски ответив острой болью. Парень, выругался, пытаясь подняться, товарищ бросился было на помощь, но совсем близкий выстрел оглушил обоих. С хрустом разлетелись ветки, щепки брызнули в лицо. Артём на четвереньках заполз за дерево, Антон тоже укрылся за толстым дубом.

— Дуплетом пальнул! — сообщил Антон.

Артём тоже догадался, что выстрел такой силы мог быть лишь из двух стволов, и то — дробью. Когда всё затихло Антон, осторожно высунулся, и сразу вернулся назад, закрыв голову руками. Дробь выбила фонтаны щепок из ствола дуба. Антон проверил последний патрон в барабане, приготовился.

— Артём, давай!

Грачёв сиганул с низкого старта, оглядываясь на туземца с обрезом. Он вскинул оружие, но тут грохнул выстрел «Питона», и туземца откинуло. В его руках, сведённых предсмертной конвульсией, громыхнул левый ствол. Тут — то Грачёв догадался, что Антон выставил его приманкой, бывший охотник, конечно, же, знал, что в обрезе ещё оставался заряд.

— Давай — давай, пошёл! — подтолкнул, опешившего товарища, Антон.

Уже рядом с улюлюканьем выпрыгивали туземцы. И вновь началась погоня. Артём уже не смотрел назад, не следил за товарищем, который так легко и просто распорядился его жизнью, парень просто бежал, сконцентрировавшись на преградах и скорости.

— Направо! — рядом возник Антон, толкнув друга на дорогу.

По хорошо видимой тропе бежать и вправду было легче, но здесь беглецы становились лёгкой мишенью. По сей час всё обходилось, погоня немного отстала. Антон, не видя ничего вокруг, бежал изо всех сил, но их у него оставалось мало, к тому же парень зачем — то продолжал сжимать револьвер. Более ловкий Грачёв двигался немного впереди, по правой обочине, что бы можно было укрыться в лесу сразу же.

«Свобода! Вот она свобода! Наконец — то!» — стучало в голове Артёма.

Он так бы и бежал без остановки до самого Промграда, а там уже засел, и не высовывал больше носа за городскую границу, но резкий полный ужаса вопль заставил остановиться. На мышцы накатилась волна дикой усталости, но главное, что от этого крика похолодела спина.

Антона уже не было за спиной, когда Артём обернулся, зато его матерная ругань, стоны и крики разносились по всей округе, указывая направление погоне. Грачев, было, подумал, что Антона утащили в лес и кинулся назад. Лишь по счастливой случайности его не угораздило упасть в волчью яму, вслед за товарищем. Бедолага лежал на дне, сжимая кровавое пятно на боку. Видать Антон успел перепрыгнуть большую часть кольев, но при падении разорвал левый бок. Волчья яма с кольями на дне была глубиной не более двух метров, да ещё и немного пологая с краю Артёма.

— Помоги, брат! Прошу, не бросай меня! — взмолился беглец, сжимая зубы, что бы не кричать от боли.

— Да — да, сейчас, ты потерпи, я скоро.

Антон метнулся в лес, слушая ругань в свой адрес, а потом снова мольбы.

— Ирод ты! Ну, помоги! Тёма! Чёрт, не бросай меня! Прошу!

Грачёв уже вернулся с длинной веткой в руках, не медля, спустил её в яму. Крики туземцев приближались, треск веток слышался всё отчётливее, но Артём и не думал о бегстве, в такой ситуации он вообще не думал, только действовал.

— Давай, Антоха, тяни!

Товарищ старался изо всех сил, но рана заметно ослабляла его. Скользкие от крови руки мёртвой хваткой вцепились в ветку, босые ноги толкались по земляной стенке, оставляя на ней кровавые следы.

— Скорее, давай! — Артём лёг на спину, что бы самому втащить товарища наверх, но послышался слабенький треск.

Грачев, было, вернул ветку на исходное положение, а та снова принялась трещать. Последнее что видел Артём, это глаза своего друга. Они были полны злости, страха, в тоже время жалкие, молящие, но готовые убивать. Сразу вспомнилась поговорка: «Утопающий хватается за соломинку», так и Антон истерично цеплялся за тонкие корни, за скользкие гладкие камни. Кто бы мог подумать, что один перелом ветки может стать переломом в жизни. Антон свалился кубарем на дно со своим обломком, а Артем назад со своим концом ветки. Парень снова бросился на помощь другу, но пули из «калашникова» веером взбили фонтанчики земли, прямо перед краем ямы. Уже трое туземцев с автоматами наперевес двигались навстречу. Самый крайний дал очередь от бедра над головой Грачёва. Дикари игрались с пленниками, отлично осознавая их безнадёжное положение.

— Артём, — вновь застонал товарищ, — Помоги! Дай руку!

Парень свесился в яму, протянул растопыренную ладонь. Оставшиеся силы Антон вложил в прыжок. Но он так и не дотянулся до «спасительной соломинки», сильно ударившись и скатившись вниз, оставляя за собой кровавый след.

Новая очередь забрызгала грязью лицо Артёму, парень не выдержал — отполз. Разрываясь между страхом и мольбами беспомощного друга, Грачёв стоял перед труднейшим вопросом. Туземцы уже совсем рядом, кто-то достал нож.

— Прости, Антон, прости! — прикрыв голову руками, Артём бросился бежать.

— Гори в аду, сволочь! Я не прошу тебя! — орал в след Антон, затем его крик стал молящим, слабым. — Тёма, не бросай меня! Вернись! Тёма!

Грачёв застыл прямо перед кромкой леса, повернулся к яме, над которой склонились дикари.

«Хватит уже бегать! Пора бороться со страхами! Бросить друга я не могу. Сейчас столкнул ближнего, попробую ударить правого, того который с ножом ударю вот тем обломком ветки. Главное успеть. Держись Антон!» — Артём решил всё это за долю секунды, бросился на помощь, но яркая вспышка ослепила.

Поплыли радужные круги на чёрном фоне, ночное небо, кроны деревьев, всё поплыло, завертелось перед глазами. А потом твёрдая почва, и наглая ухмылка напавшего со спины туземца. И наконец, темнота, решившая все проблемы, и создавшая новые.

Глава 21 Месть

Страх. Рассуждать об этом термине можно очень долго. Но сказать точно можно лишь одно: это чувство известно всем. Нет людей, которые ничего не бояться, есть только те, кто может побороть страх в себе. Многие страхи порождает собственная фантазия. Боязнь темноты, к примеру, ничего страшного в тёмной комнате нет, но если подсознание запечатлело что — то опасное и ужасное, что кроется во тьме, то мозг сам додумает картинку. Такие страхи, в основном, пустые, вымышленные. Совсем другое дело, это вполне реальная угроза жизни. С такими страхами бороться куда сложнее. Когда мозг перестаёт думать, его туманит животный инстинкт самосохранения, и в дело идут рефлексы, подбадриваемые состоянием аффекта. Подсознание не нуждается в мозговых действиях, оно старается сохранить организм от видимой и явной угрозы. Выходить, что трусость — это лишь защитная реакция организма на опасное воздействие окружающей среды. А инстинкт самосохранения — иммунитет. Люди, которые способны побороть свой страх, в которых сила духа и крепкий характер главенствуют над «иммунитетом», обычно именуются окружающими, как герои. Или же их зовут бесстрашными.

Конечно, если человек единожды проявил слабину, его нельзя сразу клеймить трусом. Осознание себя «слабаком» так же откладывается в подсознании человека, а значит, он может проявить себя геройски, или же просто смело, дабы доказать всем своё бесстрашие. Но никто кроме самого человека, не избавит его от страхов и трусости. Только ты сам можешь воспитать в себе силу духа, и оседлать подсознание.

«Я же пытался вернуться, я же смог! Что же это за жизнь такая? Я не бежал, нет! Я боролся! Но что мне оставалось? Ноги не слушались, казалось, тело само бежит от туземцев, что же за напасть? Я не трус, нет! Я смогу бороться со своими страхами. Я же не боялся нажать на курок, когда ствол «Питона» был у виска? Нет, а многие смогли бы вытерпеть это психологическое давление?! Нет! Я не сломаюсь, не дождётесь! Я выживу, плевать! Просто выживу, сбегу и… Просто сбегу. Я просто хочу жить!» — что — то из этих мыслей, крутящихся в больной голове Артёма, сходили с языка, да только никто их не слышал.

Парень, то впадал в забытьё, то снова выкрикивал матерные слова в адрес дикарей, то замыкался в себе, оставаясь наедине со своими мыслями, подбадривал себя, но ослабевая, снова терял сознание, а может просто засыпал. Грачёв понимал, что невольно пытается оправдать себя, винит судьбу, обстоятельства, слепого Антона, туземцев, но только не свою растерянность. Себя не обманешь. Никто ведь не винит Артёма в трусости, он сам осознаёт её, сам корит себя, в который раз настраиваясь, что при следующем таком случае не сбежит. А судьба услужливо подаёт ему всё новые и новые испытания, позволяет исправить ошибки, не допустить новых, но всегда это неожиданно, внезапно, и только потом Артём осознаёт, что был шанс, что надо быть смелее.

Грачёв сидел в мутной холодной луже, посреди насточертелой площади, его руки, заведенные за спину за столбом, были связаны. Мокрый холодный столб колол голую спину, но эта боль не могла сравниться с той, которую пережил прошлой ночью Артём. Когда туземцы, разъярённые погоней, наглой стрельбой в домике вождя, схватили обоих беглецов, они собирались сразу расправиться с ними. Но вождю хотелось крови, страданий, боли! Как впрочем, и его гостям. Что сталось с Антоном, Грачёв не знал, в ту ночь всё перевернулось. Его схватили, притащили в деревню, от души избили, затем по приказу вождя, широким ножом сделали несколько довольно глубоких разрезов на левой ступне. Так сказать для острастки, что бы бегать больше не хотелось. Ту адскую боль Артём запомнил навсегда. Как холодное, острое, как бритва, лезвие широкого ножа медленно, с наслаждением ползёт по рванной, битой во время бега ступне. Такой боли и врагу не пожелаешь, а молодой парень испытал, и спрашивается: за что? Мало ли как в жизни судьба повернёт, как её дорожка искривится.

Бегать теперь и вправду не хотелось. Артём желал только одного: впасть в забытьё. Но частые острые боли возвращали его в сознание. Отёкшие от побоев веки с болью открылись, когда подбородок клюнул в свежую рану на груди.

Раннее утро окутало деревушку, опустился плотный туман, на улице не было ни души. Артём поблагодарил за это Господа, ибо не хватало ещё молодых шакалят, которые любят поиздеваться над связанными пленниками. Где — то в глубине поселения противно закукарекал петух, ему в ответ протяжно каркнула ворона. Когда этот оркестр замолк, послышалось тихое щебетание лесных птичек, будто и не было той ужасной ночи.

Артём прикрыл глаза. Отец стоял перед ним, улыбался.

— Ты у меня молодец, я то, конечно, этого не одабриваю, ты знаешь, но понимаешь, что мне в этом нравится?

— Нет, — робко ответил юный Артём.

— То, что ты сам добился этого! Ты молодец, я горжусь тобой! — и потрепал сынишку по голове.

К чему вспомнился Артёму этот разговор, про успех в поступлении в медицинский институт, он не знал. Наверное, просто приятно было знать сейчас это, что отец тобой гордиться. Грачёв слышал такие слова от отца не часто, а если учесть как долго и упорно он трудился, что бы поступить в институт Красного Креста, то они будут ласкать ему слух до скончания веков.

А потом появилась Наташа. Все сидели за большим столом, гости, родители именинника — лучшего друга Артёма, и сестра виновника торжества — Наташа. Она с длинными волосами, заплетёнными в толстую косу, в пышной кружевной блузе, в цветастой юбке до колен, сидела напротив Грачёва. Её грация, манеры, настоящая дама! Не те клубные существа лёгкого поведения с повадками из публичного дома. Таких «пустышек» полно, а Наташа такая одна. Богиня! Ни за что не поверить, что она дочь шахтёра, ребёнок крестьянской семьи. Артём смотрел на неё заворожено, словно под гипнозом, внимательно изучал её прелестную тонкую фигуру, её нежное с правильными чертами лицо, не требующее ни капли, ни грамма макияжа для красоты. А когда приходилось встретиться мимолётными взглядами, Грачёв не выдерживал — опускал глаза.

Потом сладостные воспоминания переросли в сон, где Наташа шла к нему. Она что — то говорила Артему, да только он дурак слышал лишь неуместное щебетание птиц. А потом оно прервалось, но Наташа продолжала шевелить губами, медленно, пятясь. Почему — то слеза покатилась по её щеке, рядом возник туземец, с ножом, с перекошенным от ярости лицом, на котором сверкал красный отпечаток ладони. Он ухватил девушку за плечо, бедняжка сжалась. Артём дёрнулся на помощь, уже предвкушая, как его кулак врежется в челюсть врагу, но кисти лишь отозвались острой болью. Очнулся Грачёв от собственного стона. Он продолжал бездумно дёргаться, извиваясь на столбе, пока остатки сна не пропали совсем.

«— В лесу ничего не бывает просто так, внимательно следи за знаками!

— Какими?

— Лес сам укажет, например, если птицы молчат, значит, кто — то рядом, помни это!» — вот этот разговор с Шерханом и всплыл в памяти Артёма.

Часовые на вышке тоже насторожились, один подошёл к пулемёту, второй припал к биноклю. Зависла напряжённая тишина, пленник даже услышал, как тикают его наручные часы, чудом сохранившиеся на руке. Зато эта вещь, как талисман, вселяет надежду в Артёма, это не просто пустые воспоминания об отце, или Наташе, это подтверждение реальности, а не снов или фантазий. Парень изловчился, скрипя от боли зубами, и краем глаза увидел за спиной часы, идут — Артём улыбнулся.

6:00.

Шипение разорвало вакуумную тишину. Грачёв завертел головой, пытаясь понять, что происходит, как в этот момент грохнул взрыв. В вышку. Именно туда попал снаряд с РПГ. Хлипкую деревянную башенку разнесло на части, кровавые ошмётки часовых накрыли деревню, изогнутый пулемет, вращаясь, полетел в лес, щепки и доски осели на поселение. С руганью, матом, на улицы высыпались полуголые дикари, зато все с оружием, будто с ним и спали. Загудела труба, кто — то гундосил тревогу. А с леса заспанных дикарей уже встречали длинные тугие очереди. Деревня была охвачена в полукруг. То ли нападающие не успели окружить до конца, то ли их не так уж много, либо у них свой более продуманный план. Надо отдать должное туземцам — довольно быстро они сориентировались, разбились по тройкам, заняли круговую оборону, прикрывая отступление женщин и детей в восточную, свободную часть деревни.

Из-за деревьев цепью шли бойцы в камуфляже.

— Охотники!

— Срисовали нас, пацаны!

Озвучили несколько дикарей догадки Артёма. Да, эти люди были похожи на охотников, но только было в них, что — то иное. Оружие как на подбор «Калашниковы», одинаковые камуфлированные костюмы, правда, выделялось среди них несколько человек в чёрных плащах, с ружьями в руках. «Наверное, проводники, из местных» — догадался Артём. И всё же не очень походили нападающие на простых охотников, во — первых, само количество, около пятидесяти штыков, во-вторых, манера ведения боя, слишком они на солдат походили. Да вот только времени размышлять, не было, всё происходило довольно быстро, не как вчера в палатке.

На фоне общего треска автоматов отчётливо выделялся протяжный, громкий, реденький огонь винтовки. Стрелял «кукушка» (снайпер на дереве) профессионально — выбивал пёстрых гостей.

«Свои!» — обрадовался Артём, но сразу же пришла более страшная мысль: «Можно подумать они спасут меня и отпустят, я же без клейма, не могу доказать, что я гражданин НОРа, а нрав охотников я уже знаю, в рабство меня продадут. Как пить дать, продадут!»

Из огня, да в полымя. От безысходности Артём заёрзал, пытаясь высвободиться, но верёвка слишком сильно сжимала кисти, они затекли и уже почти не ощущались.

Ефрем шёл прямо, не кланяясь презренным туземцам, на нём была чёрная безрукавка, из-под которой выглядывала цветастая рубашка, светло коричневые широкие штаны с множеством карманов, удобные кроссовки. Так, что вид у капитана был совсем не командирский, но оно и не требовалось, Дерягина солдаты уважали, и слушались с полуслова.

— Давайте ребята! В атаку! Покажем им, как Республиканская армия воюет! Дави гадов! — покрикивал Ефрем, перезаряжая «Глок».

Он, как диверсант и разведчик очень ценил и уважал это оружие, складывающее в себе и убойную силу, и точность, и надёжность, приличный объём магазина, и ко всему прочему небольшие габариты и невесомость. Стрелял капитан легко, свободно, чувствовалась набитая рука. Он почти не целился, стрелял интуитивно, но точно, экономно. Одной руки хватало, что бы вести огонь, к помощи левой Ефрем прибегал, лишь при стрельбе по дальней цели.

Казалось, что Дерягину вовсе не интересны разукрашенные дикари, он, даже стреляя, смотрел, словно сквозь них, у капитана была совсем другая и более важная задача — найти Артёма Грачёва. Память на лица у него естественно, была отменной, потому молодого парня он узнал бы с лёгкостью. Но увидев полуголого, с длинными слипшимися в сосульки волосами, заросшего щетиной, пленника, привязанного к столбу посреди площади, Ефрема стали одолевать сомнения. К бедолаге спешила какая-то дикарка с ножом в руке, капитан испугался.

— Артём! — громко окликнул пленника Дерягин.

— Тёма! — услышал Грачёв за спиной тонкий девичий голос.

Кристина упала рядом на колени. В одной руке она сжимала нож, во второй — маленький пистолет Макарова.

— Артём, ты прости меня, прости, пожалуйста! — пролепетала она, — Ты выживи, прошу тебя!

В её глазах была жалость, раскаяние, гримаса изображала сострадание.

Кристина вонзила нож рядом с руками пленника, и с проворностью кошки кинулась прочь с площади.

— Постой! — запоздало пришёл в себя Грачёв, но времени терять на прощание не стал.

Он без труда достал нож, разрезал верёвки на руках, отбежал. Как оказалось — вовремя. По столбу прошлась шальная очередь. Парень обернулся — кто — то надсадно звал его.

В рядах туземцев объявился командир, они рассредоточились, и стали вести более сконцентрированный и массированный огонь. Кто — то забрался на крышу домика, и с криком саданул фугасным снарядом из РПГ по наступающим.

— Ложись! — застыл крик в горле Ефрема.

Капитан первым распластался на земле. Снаряд ещё не успел разорваться, как стрелок уже падал навзничь, поражённый снайпером. Ухнул взрыв. Сильный, близкий, оглушительный. Засвистели осколки, горячие комья земли осыпали распластавшегося в траве Ефрема. Он, сплёвывая грязь, поднялся первым, и, ведя заградительный огонь, кинулся в укрытие, крича команду:

— Вперёд! В укрытие! Занять позицию!

Наглядный пример командира воодушевил бойцов, они побежали к ближайшим домам. Туземцев оттеснили к центру деревни, республиканцем осталось занять окраину.

— Ну что, командир, видел своего Артёма? — подскочил Рябой.

Теперь они оба сидели за полу разрушенным основанием домина, пригнувшись.

— Да! Ты тоже его видел?

Следопыт немного высунулся из укрытия, но сразу же вернулся обратно. Грохнул близкий взрыв гранаты. Осколки застучали по укрытию, мусор накрыл капитана и следопыта.

— Ух, гады, гранатки швыряют! — заявил Рябой.

— Куда Артём рванул?

— Вон в тот домик, который самый приличный, в центре.

— Вождя их него?

— А чёрт его знает, — пожал плечами Рябой.

«Что-что, а свои вещи отдавать этим гадам я не стану!» — твёрдо решил Артём. Он со всех ног бежал к домику вождя, растирая окровавленные запястья. Грачёв видел, что все женщины и дети сбегаются в небольшой амбар на окраине. Вряд ли они там укрывались, скорее какой — то подпол, или подземный ход. Но туда Артём не спешил, он больше не собирался приклоняться перед дикарями, как никогда он почувствовал в себе силу. Хромая на порезанную левую ногу, ему удалось добраться до жилища. Грачёв толкнул дверь. В нос ударил едкий табачный дым, внутри никого не было. Артём сразу увидел свой вещмешок, который ещё вчера приметил. Он подковылял, обнаружил внутри нетронутый дневник, огрызок карандаша, затем сгрёб всю еду со стола, там было несколько консервов, две пачки сухарей, просроченные шоколадные батончики. Пленник уже собрался бежать, но увидев «Питон», висящий на стене, замер. Это был тот самый револьвер, которым вчера он играл в рулетку, тот, который держал до последнего Антон.

Артём с трудом достал оружие с высокой стены, скинул в вещмешок две коробки патронов, горсть в карман, и стал заряжать. Барабан с лёгкостью вернулся на своё положенное место. За спиной послышался треск, парень обернулся. В дверном проёме застыла высокая фигура вождя. Его взбешённое лицо перекосилось при виде знакомого пленника. Туземец не поднимая руки с «Макаровым», он лишь медленно двинулся вправо в обход столу. Артём тоже стал медленно двигаться в правую сторону, не желая вступать в близкий телесный контакт с противником. Дверь за дикарём со скрипом захлопнулась, упокоив дом во тьму.

Грачёв, отвлекшись на дверь, успел только заметить дикое с алым отпечатком ладони лицо. Вождь накинулся внезапно, с проворством и ловкостью кошки. Ещё не успел упасть на пол пистолет «Макарова» с пустой, как оказалось обоймой, а противники уже сцепились. Дикарь лишил преимущества своего пленника сразу же, выбив из руки «Питон». Они повалились, одаряя друг друга сильными ударами, покатились, сбивая всё на своём пути. Артём бился, как мог, отбивался яростно, понимая, что этот туземец ему пощады не даст. Сильный удар в висок, который парень пропустил, посеял в глазах весёлые искорки. В тот момент, когда самочувствие нормализовалось, вождь уже навис сверху с ножом. Грачёву удалось увернуться от смертоносного удара, откатившись. И парень вновь оказался на ногах.

«Револьвер! Только бы достать его!» — успела пронестись здравая мысль в голове пленника. Артём рванулся к спасительному оружию быстро, уже протянул руки, но туземец предугадал его действия — и сильный удар ноги обутой в берцы, отправил бедолагу на злосчастный стол. Он затрещал, но исхудавшего парня выдержал. Артём, скользя на гладкой поверхности, сбивал своим телом карты, бутылки со спиртными, кружки, в том числе и свой вещмешок. Всё это вместе с парнем осыпалось на пол, с опрокинутого стола. Не успел Грачёв прийти в себя, как проворный и молниеносный вождь снова оказался над ним. Куда — то делся его нож, но и без оружия дикарь справлялся более чем умело. Сильные жилистые руки сдавили горло Артёма. В глазах опять потемнело, совсем недавно ему приходилось чувствовать это. Рука судорожно шарила по полу, вскоре нащупав твёрдую округлой формы вещицу. Не раздумывая, Грачёв ударил ею противника. Это оказалась жестяная банка консервов. Ударившись в нос туземцу тонкое донышко прогнулось. Вождь взвизгнул от боль, впервые за весь поединок. Он схватился за разбитый, а может и сломанный нос, из-под его рук сразу показались струйки крови.

Толчок, последнее усилие, и холодная рукоять «Питона» оказался в ладони Артёма. Беглец успел перевернуться на спину, а вождь всё не отставал, он ведь тоже понимает, что из этого поединка выйти живым может только один. На кровоточащем лице туземца появился животный хищный оскал. Противник навалился на парня, ударил в лицо, одной рукой, второй. Интуитивно большой палец Артёма взвёл курок. Выстрел ударил по барабанным перепонкам неожиданно, особенной для туземца, который уже предвкушал свою победу, избивая обессиленное тело. За первым выстрелом, последовали ещё два, сразу, без перерыва, слившись в один грохот.

— Заряжай подствольники! Готовьте гранаты! По моему сигналу залпом! — заглушая грохот боя, командовал Ефрем.

Рябой послушно выдернул чеку, сжимая скобу Ф-1 в руке. Дерягин, осмотрев готовность солдат, громко закричал:

— Огонь!

Десятки гранат устремились в сторону позиций противника. Громовой каскад разлетелся по лесу. Из-за взрывов не было слышно истошных воплей и стонов дикарей. Деревню окутало темным, разъедающим глаза дымом.

— Пошли! — скомандовал капитан.

И мгновенно, под дымовой завесой зашевелились солдаты. Они распределились цепочкой, охватывая в полукруг деревушку. Туземцы были разбиты, лишь редкие единицы безнадёжно отбивались. Многие выжившие после лёгкого артобстрела кончали жизнь самоубийством, прекрасно понимая, какое незавидное будущее им светит. Большинство домов были охвачены огнём, где-то с шипением взрывались боезапасы и топливо.

Ефрем, перезаряжая Глок, спешил к площади, где последний раз видел Грачёва.

Вязкая струйка крови полилась со рта вождя на лицо Артёму. Обмякшее тело придавило своей массой. С трудом парню удалось столкнуть с себя труп, он не побоялся заглянуть в остекленевшие глаза врагу. Дикую злобу и ярость увидел он в мутных очах вождя. Артём вновь убил человека, но на этот раз его не трясло, не было жалости к этому зверю, не было чувства вины. Только удовлетворение. Оно тёплой струйкой растекалось по душе. Месть. Впервые Грачёв почувствовал сладость мести. Злорадная кривая усмешка расцвела на лице парня. Сколько он натерпелся от этого человека, сколькое пережил.

— Теперь всё кончено. Гори в аду, зверина! — собственный голос прозвучал для Артёма непривычно грубо и зло.

Грохот с улицы ударил по ушам, будто атаковала артиллерия. Грачёв выскочил из дома. Позиции туземцев были окутаны чёрным дымом, кто-то носился с воплями охваченный огнём, кто-то трусливо бежал в лес, иные же со стонами раненые медленно умирали без помощи. Привалившись спиной к стене, сидел молодой, совсем ещё мальчишка туземец. Он бросил затравленный испуганный взгляд на Артёма, а потом поднёс «Макарова» ко рту. Грачёву стало жаль паренька, он кинулся к нему, что бы остановить, но грохнул выстрел. Кровавые брызги ударили в лицо Грачёва. Мальчишка так и не открыл глаз, после того как зажмурился, его тело продолжало биться в конвульсиях.

— Артём! — послышалось со стороны атакующих.

Грачёв обернулся, и, увидев смазанные силуэты, гордо шагавшие цепью из огненной завесы, кинулся к амбару, где прятались туземные женщины и дети.

«Голос не Антона, это главное, остальное не важно» — и решительно беглец кинулся через улицы, пригнувшись, петляя из стороны в сторону.

Двери были распахнуты, что весьма подозрительно, Артём присел рядом, рассчитывая внезапно ворваться внутрь. Впереди за поваленным деревом сидел Норман. У него в руках был старенький затёртый карабин, дуло которого было направленно на беглеца. То, что Артём не успеет укрыться, он уже понял, и почти не сомневался, что туземец решит отомстить за брата.

Норманн видел жалобный взгляд пленника, и не спешил нажимать на курок.

Грачёв, внимательно вглядываясь в грязное лицо туземца, увидел еле заметный кивок.

— Артём! — снова раздалось со стороны площади.

Обернувшись, парень увидел совершенно незнакомого человека. Он был в разорванной чёрной дымящейся безрукавке, из-под которой виднелась цветастая рубашка, его коричневые с множеством карманов штаны были, порваны и прожжены в нескольких местах, в правой руке он нёс Глок, а левой махал беглецу. Артем ещё долго вглядывался бы в лицо этого незнакомца, но резкий протяжный выстрел прервал эту идиллию. Грачёв машинально пригнулся, но пуля как, оказалось, предназначалась не ему.

Норманн стрелял метко, и, несмотря на довольно большое расстояние, ему не стоило большого труда попасть в одинокую фигуру человека посреди площади.

Всё произошло мгновенно, Ефрем даже не успел понять, что произошло. Неведомая сила ударила в грудь, подбросила, как плющевую игрушку, и опрокинула навзничь на землю.

Увидев, как незнакомца пуля сбила с ног, Артём не стал испытывать судьбу и забежал в амбар.

Глава 22 Вольность

Клаустрофобия. Это довольно страшное психическое заболевание. Им могут страдать даже люди с совершенно здоровой психикой. Когда оказываешься в замкнутом помещении со слабым, давящем освещением, становится страшно. И страх этот не как иммунитет, он не помогает спасти организм, а наоборот убивает его. Человек поддаётся панике, совершает безумные действия, которые только усугубляют положение. Надо иметь сильное самообладание, что бы в критической ситуации успокоить себя, и найти выход.

Это всё пришлось почувствовать Артёму. Он полз по узкому тёмному тоннелю. Колени хлюпали в почвенных водах, корни деревьев хватали за плечи, царапали лицо и спину. Парню пришлось закрыть глаза, что бы их ни выцарапали корни, и не засыпало землёй. Вещмешок из водонепроницаемой ткани был как раз кстати. Его Артём толкал перед собой, предварительно спрятав там «Питон».

«И как только удалось тут пройти детям и женщинам, разве никого не захлестнула паника? Видимо страх охотников, или кто они на самом деле, оказался сильнее глупой клаустрофобии».

Грудь не могла раскрыться полностью, каждый вдох давался с трудом. А задыхаться страшно, уж поверьте мне! Когда глаза охватывает пелена, вспыхивают тёмные круги. Словно рыба Артём хватал затхлый воздух губами, но лишь мизерные дозы кислорода попадали в лёгкие.

Когда хлюпать под ногами перестало, и корни стали более частыми, Грачёв понял, что территорию деревни уже покинул, и теперь под лесом. К сожалению, от этого тоннель не стал шире.

Что бы отвлечь себя от паники Артём стал прокручивать в памяти последние мгновения.

После того, как Норман подстрелил незнакомца в безрукавке, пленник забежал в амбар, объятый пламенем. Как и ожидалось, туземных женщин и детей он не встретил. Лишь тюки сена, дрова для костра, инструмент пылали. Грачёв метался, задыхаясь и кашляя из-за дыма, но пути назад у него не было, ибо солдаты, ставшие у дверей с автоматами наперевес, готовы были стрелять в любого, кто выскочит из горящего здания. И в то время как Артём свалился обессиленный, пополз по полу, шаря ладонями, он наткнулся на массивное кольцо. Разве может горячее железо остановить умирающего? Небольшие ожоги, зато теперь Артём спасён, люк открыт, он в тоннеле, по которому спаслись туземцы. То, что его никто не преследует, Грачёв был уверен, ведь отчётливо слышал, как обвалился амбар за спиной.

Последний удар…. И крышка подземного хода, прикрытая дёрном и тяжёлым камнем, с треском отлетела. В тоннель залился яркий свет. Жмурясь, тяжело дыша и постанывая от полученных ран, Артём выбрался в лес. Ни стрельбы, ни криков солдат и дикарей, ни взрывов, ничего не было слышно. Лёгкая тишина веяла спокойствием, убаюкивала, расслабляла. И парень дал себе несколько минут, на то что бы просто полежать на тёплой траве, прикрыв глаза. Как прекрасно ощущать себя свободным! Вот она Вольность!

Достав «Питон», Артём закинул вещмешок за спину и быстрым шагом двинулся в противоположную сторону от деревни. Неважно куда, главное — дальше от дикарей, дальше от солдат и всех людей вместе взятых.

После марш-броска парень вновь повалился на траву посреди поляны. Болела левая нога, изрезанная ступня давала о себе знать, да и общая усталость валила с ног. Достав дневник, он принялся записывать огрызком карандаша всё, что пережил за последние дни. Почерк был не разборчивым и кривым, не только из-за усталости, ещё и забылось, как это — писать карандашом. По завершении своей работы, Артём откинулся на спину, и сам не заметил, как задремал.

Проснулся он от странного шума. Параноик даже револьвер вскинул, чем и спугнул виновника тревоги — ловкого соловья. Небольшая птица вспорхнула и исчезала в кронах деревьев-исполинов. Блаженно Грачёв снова лёг. Силы немного восстановились, и беглец занялся рассматриванием своих наручных часов. Единственная память об отце! Чудо, то, что они сохранились.

— Отец… Я хочу, что бы ты гордился мною… Я знаю, ты редко мне об этом говорил, по-твоему, я не заслуживаю этого… Возможно. Просто, я обещаю, что оправдаю твои надежды.

Артёму стало грустно, потому он решил двигаться дальше, чтобы не думать о прошлом.

Ориентироваться в лесу трудно. Грачёв понял это, когда после привала с сытным обедом возле ручья потерял единственную тропку. Сумерки спустились на лес, вдалеке стал слышен вой волков, ухал филин. Поняв, что ночью бродить по лесу не только опасно, так ещё и бесполезно, потому что можно заблудиться ещё больше, Артём стал разводить костёр на ночь. Коробка спичек в вещмешке была, как впрочем, и много всяких хозяйственных предметов. Потратив последние силы на собирание дров, Артём всё же получил награду. Влажные ветки сильно дымили, чем демаскировали бродягу, но усталость и озноб доводили до безумных поступков. Артём свернулся рядом с костром, подложил под голову вещмешок.

Ему хотелось выбросить из головы прошедшие дни, самое ужасное время в его жизни. Забыть боль, унижение, страх, предательство, смерть, всё это стереть из памяти. Но, к сожалению, именно эти дни отпечатались особенно сильно, уже позабылась однообразная жизнь в Промграде, смерть Спичкова покрылась пеленой забытья, и только дни плена отчётливо плыли перед глазами, так помнились лишь лица отца и Наташи, самых дорогих в жизни людей. Артём сам чувствовал, что изменился. Он никогда больше не станет прежним, есть жизнь до плена, и есть после, иначе быть не может. Парень чувствовал себя сильнее, он впервые почувствовал себя мужчиной. И не важно, что сейчас он еле двигается, его знобит, температура повышена, главное, что это время изменило его.

«То, что не убивает нас — делает нас сильнее» — вспомнились уместные слова Артёму.

Последнее время Грачёв не чувствовал себя в безопасности. А тут, уснул, крепко, даже пение птиц не разбудило. Зря он забыл, что угроза ещё рядом, ведь это дикие опасные территории. Проснулся он только от холода, костёр давно уже погас, и росса засверкала на травах и листочках, на лес опустился туман. Пришлось заново разводить костёр и греться. Хотелось выпить родниковой холодной воды из фляги, но жар напоминал о простуде, по этой причине, Артём подогрел воду, и банку тушёнки. Ножом, он вылавливал из масла кусочки мяса и отправлял их в рот, закусывая сухарями. Ел Грачев, не спеша, получая удовольствие от насыщения. И почувствовав прилив сил, он двинулся дальше.

Река Зелёный Туман. Её Артём узнал бы из тысячи. Клубы зелёного переливчатого тумана накрывали бурные потоки. Благо, что мост нашёлся сразу, на него путник и вышел. С одной стороны беглец обрадовался — хоть какой-то ориентир, но это значило, что он вернулся. Миновав мост, и отойдя на безопасное расстояние от химически заражённой реки, Артём сделал привал. Устал он неимоверно, жар усилился, бедолагу знобило, голова шла кругом, и если бы не трость, поддерживающая его, то пришлось бы ползать на четвереньках. Сделав глоток из фляги, парень провалился в беспамятство.

Терять вот так сознание, опасно, на молодого путника могли напасть и туземцы, и охотники, даже дикие звери. Слава Богу, в этот раз обошлось. Во время нахождения в бреду, Артём всё время стонал, что-то бормотал, ему был необходим уход со стороны, как это бывает? Добрый старик — охотник должен был подобрать заболевшего, отходить на травах, или же какой-нибудь крестьянин должен помочь. Да вот только в жизни так не часто бывает, что бы случилось такое чудо, и бессознательного человека нашли и выходили. Потому и лежал Артём один, умирающий, бредивший. На уголках его глаз заблестели слёзы, скупые такие, маленькие, как говориться, сухие.

Парень, очнувшись, выплеснул прохладную уже воду себе на лицо. С трудом, хромая, он стал двигаться по тропе всё дальше и дальше. Он припоминал, что где-то рядом должна быть деревушка Снежки, вот к ней он ориентировочно и направлялся.

Трость подломилась совсем некстати. Артём опёрся на неё, достал из-за пояса «Питон», ибо услышал шуршание в кустах. Свалившись на землю, парень сжал зубы от боли, но оружие от кустов не отводил. Теперь Грачёв точно знал, что он может убить. Конечно, если его вынудят, или он сам посчитает это необходимым, но может. Находясь в бреду, он много раз видел перед собой этого вождя, убитого собственными руками. Да он заслужил это, Артём точно знал и был уверен в правильности своего решения, но на душе всё равно было как-то скверно. Он же не убийца, пусть грех остался бы на совести напавших на деревню, но нет, судьба услужливо позволила свершить правосудие своими руками. И Артём не побоялся, подсознательно он стремился доказать всем и себе в первую очередь, что он смелый, он сильный, ведь это так, Артём Грачёв не сломался, юный врач выжил в этом аду, вот скоро выйдет к людям и точно будет в безопасности.

Маленький мохнатый медвежонок, поскуливая, становился на огромную коричневую кучу передними лапами. Артём наблюдал на виновника шума из-за дерева, он уже взвёл курок, когда увидел, кровь из-под «кучи». Медведиха. Несчастная лишилась лапы, угодив в здоровенный капкан, поставленный рядом с малинником добрыми охотниками. Жалкий медвежонок, словно плача, пытался привести мамашу в чувство, ведь, судя по всему, она не так давно умерла. Бедное животное истекло кровью на глазах своего малыша. У Артём даже слёзы на глазах навернулись, но он не плакал. Сил на это не было, слишком много потерь приходилось оплакивать.

— Бедняжка… — только и проронил парень.

Медвежонок, пошатываясь, направился на голос.

— Привыкай, братец, к этому жестокому миру. Вырастишь и станешь кровожадным хищником, будут потом плакать твои жертвы.

Артём сопоставил себя с этим несчастным, слишком уж похожи их судьбы. А потом ушёл. Быстрым шагом, что бы косолапый не увязался следом и не попался в руки людям.

Медвежонок видел смерть своей матери так рано. Наверняка, если он выживет, то ожесточится. Будет безжалостно рвать тела своих жертв, будь то животные, или люди. Весь мир стал в одно мгновение против бедолаги. А таких историй много. Сколько людей получили такие психические травмы в детстве, и из-за чего они обозлены и агрессивны на весь мир. Это случилось и со мной. Кем я был, когда трижды выстрелил в живот вождю? Нет, я был не Артёмом Грачёвым, безобидным врачом, я был убийцей. Смерть врага принесла мне удовольствие. Месть. Я уподобился животным, набросился на врага, убил. Что переломило меня? Плен? Предательство и нападение в яме Антона? Рулетка, во время которой я заглянул одним глазком на тот свет, за грань дозволенного? Думаю все эти события в совокупности. Они закалили меня. Заточили для этого мира, словно деталь. Антон сказал, что я не создан для жизни тут, ну и где он теперь? Кто выжил и спасся? Я или он? В каждом человеке есть скрытый потенциал, нужна только почва, для его проявления.

Отложив карандаш, Артём закрыл свой дневник.

Высокая стена из рабицы, крупной железной сетки, колючей проволоки, местами частокола, окружала поселение. Раньше это был небольшой городок, раскинувшийся прямо перед лесом. Многие дома пустовали, редкие прохожие виднелись на улицах. Это обиталище людей мало походило на деревню. Неужели Артём опять заплутал? Это он хотел выяснить у охранников, но те встретили бродягу не очень радушно.

Часовой на невысокой вышке глазел в оптический прицел иностранной винтовки. Человек пять в камуфляжах и в касках укрылись за ржавыми остовами машин, которые выполняли роль тормозящего фактора. Пулемётчик за стеной из мешков с песком направил своё орудие на приблизившегося путника. Двое пограничников отделились, и передернув затворы автоматических винтовок направились к вышедшему из леса путешественнику.

— Руки! — гаркнул один из охранников, пригрозив оружием.

Образы плыли перед Артёмом, у него был сильный жар. Не отдавая отчёта своим действиям, он выхватил револьвер из-за пояса.

— Не подходить!

Пограничники отскочили, вскинули винтовки, пулемётчик присел. Грачёв удивился, что его не расстреляли сразу, но «Питон» опускать не спешил.

— Колян, проверь, нет ли у него клейма! — приказал один из пограничников, присев перед Артёмом на одно колено.

Медленно, крадучись Колян — молодой солдат с винтовкой — двинулся в обход, что бы увидеть правое предплечье гостя. Грачёв слишком поздно заметил его манёвр, до того, как послышался крик:

— Нет клейма!

Артём направил револьвер на Коляна, палец надавил на спуск, чуточку сильнее и грохнет выстрел. Но молодой солдат, бросил оружие, добродушно развёл руками. Его напарник тоже опустил дуло оружия, и снял с плеча рацию. Прибор противно зашипел, и пограничник закричал:

— Вроде наш клиент! Как слышно? Блокпост Гарин! Говорит блокпост города Гарин, как слышно?!

— Слышно вас!

— Он прибыл, настроен агрессивно, жду приказаний!

— Ждите! Парня не отпускать, силу не применять! — отозвалась рация сквозь помехи, и замолкла.

— Понял, Артём? — спросил солдат, подняв винтовку, — Зла тебе никто не желает, стой пока жди, начальство разберётся.

Грачёв и стоял, ждал, потупив взор, пытаясь припомнить, кто мог его знать и кому он понадобился. Промелькнули мысли, что бы выстрелить в Коляна и кинуться в лес, но его напарник не дремал, как впрочем, и снайпер. Парень заметив, как занервничали пограничники, словно прочитав его мысли, решил отвлечься, и припомнить где на карте расположен город Гарин.

Что это за город мало кто помнит. Маленькие города теряли свои названия, и их именовали по-новому. Так же и этот городок. Название дано по фамилии первого губернатора, это единственное, что знал о этом месте Артём. А где на карте он находится, позабыл.

Начальство не заставило себя долго ждать, тем более, что для быстрой доставки высокого командира, задействовали бронированную легковушку модели Мерседес. Машина остановилась посреди поля, и из неё сразу выбежал мужик в безрукавке, а следом за ним какой-то местный в плаще. Они так резво бежали к Артёму, что он уже попытался навести мушку на них, но в дрожащих руках это получалось плохо.

— Артём! Стой! — кричал незнакомец — тот самый, который преследовал пленника в деревни.

Грачёв вспомнил этого человека, хоть слезящиеся мутные глаза плохо видели, но узнал по голосу.

Когда командир в безрукавке остановился в нескольких шагах от бродяги, и поднял руки вверх, Артём стал смотреть на него, как на мертвеца, восставшего с того света.

— Здравья желаю! — в голос воскликнули пограничники, но начальство не удосужило их даже взглядом.

— Артёмушка, сколько же я за тобой набегался, давай, опусти револьвер, не делай глупостей, — говорил незнакомец мягко, вызывая доверие, он даже медленно снял с себя кобуру, и отдал местному в плаще.

— Не двигаться! — приказал Артём.

— Я не желаю тебе зла, меня зовут Ефрем, Ефрем Дерягин, капитан контрразведки НОР, я приехал, не для твоей гибели.

Грачёв нервно обвёл окружение стволом «Питона».

— Да этот псих не в себе! — заявил местный, снимая двустволку с плеча.

— Погоди, Рябой, наш друг болен, он устал, так веди, Артёмушка? — ласково заговорил Ефрем.

Парень засмотрелся на дыру в груди капитана, именно её оставил Норман, но только крови Грачёв не заметил. Дерягин шагнул ближе, его лицо поплыло, засияли тёмные круги, кто-то выкрутил револьвер, Колян подхватил бесчувственное тело Артёма и мягко уложил на траву. Путник потерял сознание.

Глава 23 Завербован

Артём открыл глаза, обвёл мутным взором окружение, и захотел снова потерять сознание от стыда. Его несли на руках пять молодых девиц. Они были, в чём мать родила, но их это совсем не стесняло. Артёма это даже по самолюбию ударило, что его присутствие не стесняет слабый пол. Они занесли его в помещение напоминающее баню. Деревянные стены, потолок, пол, лавки, деревянный бассейн, над которым клубился пар, был наполнен горячей водой.

Грачёву стало опять стыдно, когда он не обнаружил на себе одежды. Хотя его лохмотья вряд ли можно назвать одеждой, выходит, что и ходил он почти голый. Девушки осторожно, ласково уложили тело парня в бассейн, у борта которого оказалась лавка. Горячая вода была по шею, и прогревала окоченевший организм.

Девушки с визгом и громким, звонким смехом залетели в воду, и стали брызгаться. Артём залюбовался бы их фигурами, но усталость навалилась тяжесть, и он стал терять сознание. Всё ещё смеясь, красавицы вооружились мочалками и мылом. Они весело принялись за работу. Артёма опять зацепило их безразличие, они будто мыли машину, не обращая не его общество никакого внимания, словно он нездоровой ориентации. Артём хотел уже напомнить о своём присутствии, но нежные прикосновения молодых рук усыпляли, и парень решил не сопротивляться.

«Видимо Ефрем мне не враг, раз так радушно принял, несмотря на то, что я убегал и грозил им револьвером, кстати, где моё оружие, и дневник? Как-то с «Питоном» мне спокойнее, а дневник уже дорог стал. Думаю, вернут мне мои вещи, всё-таки такую баньку устроили!» — Артём блаженно прикрыл глаза.

После помывки парня отвели к врачу, только он уже на своих двоих дошёл, хромая. Сказал девушкам, что не может позволить носить его на руках, и поплёлся сам. Красавицы своё дело знали, потому сначала противиться стали, и всё же придерживая его, отвели в лазарет.

Одетые в белые халатики, оно не покидали Артёма, даже когда его осматривал врач.

— На что жалуемся, уважаемый? — поинтересовался седой старик в белом халате.

— Левую стопу порезали, обработать надо, что бы гангрену не получить. Антибиотики есть? Давайте, посильнее. Ещё от ангины, и жаропонижающие. Да убери ты градусник, я и так знаю, что под сорок градусов температура. Спина ещё, обработай. И болеутоляющие, если есть давай.

Доктор оценивающе осмотрел пациента:

— Тоже медик?

— Студент.

— Ясно, ну давай, поворачивайся.

Был старик подслеповат, руки тряслись, делал много резких, приносящих боль, движений. Но Артём крепился, чтобы не выглядеть трусом и слабаком перед бесстыдными барышнями. Они полностью игнорировал многозначительные взгляды подопечного, похоже у них чёткое указание — привести Грачёва в порядок, а большего они не подразумевали.

На койке парень и уснул, крепко, чувствую себя в безопасности. Его никто не беспокоил, пока он сам не открыл глаза. Рядом сидела одна из «мойщиц», она внимательно смотрела на спящего, а как он проснулся, позвала помощницу. Ещё одна девушка внесла поднос с вкусно пахнущей едой.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась девушка.

— Прекрасно, красавица.

Но комплимент она не оценила и резко удалилась, словно спрашивала не просто так.

Съев суп, доев горячую котлету с хлебом и выпив рюмку водки в лечебных целях, Артём запил обед вкусным компотом. Последняя девушка удалилась, а потом послышаться настойчивый, но не сильный стук в дверь.

— Войдите!

— Здравствуй, Артём Николаевич, — в комнату вошёл Ефрем.

Он нарочито подчёркнуто назвал парня по имени и отчеству, дабы показать, что всё — то мы о тебе знаем. На капитане была всё та же одежда, за исключением безрукавки. На нём была цветастая рубашка с дырой в груди. Артём ошалело уставился на смертельную, по идее, рану.

— Бронежилет спас, — с ухмылкой заявил Дерягин, показав для пущей убедительности чёрный жилет под рубашкой.

— Почему вы гонялись за мной? — наступал Артём с вопросами.

— Не спеши, всё по порядку, давай я расскажу, а что будет не понятно — спросишь, идёт?

— Я слушаю.

— Я тебе друг, Артём, твой отец, ты знаешь, кем он работал? — и не дожидаясь ответа капитан продолжил, — Я лично его не знал, зато его другом был Спичков.

— Да, дядя Саша был лучшим другом моего отца.

— Он неспроста тебя вывез из Промграда, надеюсь, ты это понял.

— Как так?

— Эх, наивный же ты, мы долго прорабатывали твой вывоз, а тут проще надо было быть. Итак, агент Спичков получил задание доставить тебя живым и невредимым.

— Дядя Саша, работает на вас?

— Работал, — поправил Ефрем, — Жаль его, хорошим был агентом, одним из лучших. Надеюсь, его гибель оправдана.

— Это моя вина.

— Нет, что ты, Спичков только выполнял приказ — доставить тебя живым, по крайней мере, со второй частью задания он справился. К сожалению, твой пелен отнял у нас слишком много времени.

— У кого это, «у нас»?

— Контрразведка НОР.

— А с чего это мной заинтересовалась разведка?

— Всё в своё время, я отвечу на все твои вопросы.

— Ладно, продолжай.

— Теперь к главному, предмет у тебя?

— Что?

— Предмет, ты знаешь, где он?

— Я не понимаю о чём вы?

— Твой, отец, он оставлял тебе, какую-нибудь памятную вещь?

Артём призадумался, из отцовских вещей у него сохранились только часы, тот ли это предмет, что ищет капитан?

«Если я отдам ему часы сейчас, то он может убрать меня как свидетеля за ненадобность. Стоит ли вообще отдавать «предмет» этому человеку? Кто он, зачем им отцовские вещи? Много вопросов, на которые не спешит отвечать Дерягин. Пока что так называемый предмет — моя страховка, раз уж разведка проделала такую операцию по моему спасению, то значит, слишком нужен им предмет, если часы — то самое о чём говорит капитан».

— Так, что, предмет надеюсь, в надёжном месте? — прервал Ефрем.

— Зачем вам предмет? — вопросом на вопрос ответил Артём.

— Один у нас уже есть, — нехотя признался капитан, и тихо, будто их могли подслушивать.

— Всё же для чего вам предметы?

— Я всё скажу в своё время, а тут не место для таких бесед.

Артём промолчал. Он решал, доверять ли этому человеку.

«С одной стороны, Спичков работает на контрразведку Республики, а он лучший друг отца, как же мой родной человек замешан в происходящем? Неужели отец тоже из разведки? Это объясняет его скрытность, но не объясняет, почему он провёл остаток лет в заключении. Возможно, Ефрем и расскажет, но не сейчас, а значит надо запастись терпением».

— Артём, напрасно ты думаешь, что я желаю тебе зла, ты мне нужен, ровно, как и предмет, иначе, я не заботился о твоей жизни, а забрал бы предмет с твоего трупа.

— Логично.

Ефрем не ответил, хоть на его лице никаких эмоций не проявлялось, Артём догадался, что капитана это разговор выводит.

— Где мои вещи? — осторожно поинтересовался Грачёв.

Дерягин, молча, поднялся, вышел, и вернулся с вещмешком в руках. Артём открыл свою тесемку, всё было на своих местах, разве, что «Питон» добавился к пожиткам. Ефрем нервничал, но виду не подавал, он спокойно поднялся, прошёлся к окну. Пока он отвлёкся, Грачёв спрятал револьвер под одеялом.

— Вот, он — предмет.

Капитан резко обернулся, но подошёл не спеша, с достоинством.

— Часы? — удивился он.

— Так вы ищете предмет, не зная, как он выглядит?

— Ты уверен, что это тот самый предмет, который передал тебе отец?

— За недёлю до своей смерти, отец дал их мне, сказал, что на удачу, и просил сохранить. Я сохранил их исключительно, как память.

Ефрем взял предмет в руки, повертел осторожно, вглядываясь в циферблат.

— В любом случае это единственное, что осталось мне от отца, — добавил Артём.

— Будем надеяться, что это он. Ладно, на месте разберёмся, собирайся.

— Что? — не понял Грачёв.

— Сейчас тебе принесут одежду, а вещи, видимо все и есть, — повторил Дерягин, оглядев вещмешок.

— Я никуда не пойду.

— Никто не заставляет, ты поедешь на машине.

— Нет, — стараясь, что бы голос был более твёрдым, возразил Артём.

— Боюсь это не тебе решать, — и взгляд Ефрема вспыхнул, остановившись на парне, но ярость тут же рассеялась.

— Вы получи предмет, что вам ещё от меня надо? — Артём взвёл курок револьвера, скрывающегося под одеялом.

— Всё узнаешь на базе.

— Я не еду.

— Это касается твоего отца, — утвердительно произнёс Ефрем.

Артём задумался, замолчал.

— И к тому же за тобой должок, иначе гнил бы ты сейчас в яме.

Грачёв невольно вздрогнул.

— У тебя просто нет выбора, за предметом охотятся шпионы Красных, и они не знают, что его у тебя уже нет. Уверяю, Красные разговаривать с тобой так уважительно не станут, — добил выводом капитан.

— Ладно, — угрюмо проронил Артём, поняв, что опять его судьба поворачивает против собственной воли. — Куда мы поедем?

— В машине расскажу, подъём.

— Уже иду, выйди, пожалуйста.

Ефрем улыбнулся, полагая, что парень стесняется, но Грачёв не обиделся, он не хотел, что бы собеседник знал, что он под прицелом «Питона».

Не прошло и десяти минут, как Артём, одетый в светлые джинсы и цветастую рубашку, с вещмешком на коленях, трясся на переднем сидении Мерседеса.

— Приходилось ехать на машине? — спросил Ефрем, сидящий за рулём.

Капитан тоже переоделся, и теперь ещё больше походил на гражданского в чёрных солнцезащитных очках, майке, и джинсах.

— Нет, не приходилось.

— Нравится?

— Да, очень, — честно признался Артём.

— А по мне так лошадь лучше.

— Почему же?

— Бензин найти трудно, а трава и вода всегда есть.

— А разве капитан разведки должен беспокоиться за бензин для своего авто?

— Нет, многие даже с водителями ездят, а я вот всё сам люблю, не то чтобы не доверяю, привычка просто.

— Хорошая привычка, хочешь сделать хорошо — сделай это сам.

— О! Хорошая поговорка. Я вообще рассудительных людей люблю.

— Зачем мне это знать?

— Что именно?

— Ты рассказываешь о себе, разве разведчик должен много говорить?

— Мы будем работать вместе, и должны хорошо знать друг друга.

— Работать вместе? — удивился Артём.

— Ты не один, я собираю группу, и рассказу всё, когда будем вместе.

— Ты обещал сказать, куда ты едем?

— На базу «Синица», — коротко пояснил Ефрем.

— И где это?

— Разведчик не должен много спрашивать, что бы не вызывать подозрений, он должен быть терпеливым и внимательно собирать необходимую информацию.

— Слава Богу, что я не разведчик.

— Пока что, — поправил капитан.

— Ну-ну.

— Поспи, скоро ямы кончаться, относительно конечно, здесь хороших дорог не было ещё до затопления.

— Откуда ты знаешь?

— В России всегда актуальны две беды: дураки и дороги.

— Да, дураки точно не переведутся.

— Они везде есть.

Артём решил не продолжать разговор, ибо его опять знобило. Выпив выданные доктором таблетки, от жара, парень уснул.

Глава 24 Корень

«Распутывая дело, я по каждой веточке собирал информацию, и наконец, достиг корня. Змеиное логово, вот оно. Передо мной корень всех последних бед. Два дела мне приходится делать одновременно, иначе можно провалить и то и другое. Извести логово угрожающего врага, и вывести на чистую воду предателя. Палкин. Он сдал меня при встрече с учёным в кафе, я увидел его на фотографии с Камиллой, этого достаточно, что бы считать его предателем. Жаль, рации нет, письмо дойдет, вряд ли, но иного выхода нет, надо предупредить о крысе, до того, как начнётся операция. Ладно, все, что мог в этом русле я сделал, теперь надо сосредоточиться на нынешнем моменте».

Лестница кончилась, и Леонид оказался на четвёртом этаже полицейского участка, на который указал Капустин. Агент достал Глок из-за пояса и, передёрнув затвор, снял предохранитель.

Коридор оказался пустым, всё — таки рабочие часы полицейских закончились, и все ушли по домам. Узнав у охранника, что некий майор Ушков, который по добытой информации, и копал под Леонида, как обычно задерживается на рабочем месте, Заболодский направился к нужному кабинету. Шёл он по грязной ковровой дорожке, цвет которой распознать было затруднительно. На этом этаже было довольно светло, через каждые пять метров висел керосиновый фонарь. Леонид ещё поразился беспечности в плане пожарной безопасности, но этот вопрос его сейчас не волновал.

На улице опять шёл ливень, и теперь по плащу, который был, накинут на серый пиджак, стекали обильные струи воды. Шляпа немного мешала Леониду, но он спустил её на глаза, что бы сложнее было опознать лицо.

Высокий худощавый человек, подошёл к двери своего кабинета, сутулясь, стал ковыряться с замком. По описаниям это и был Ушков. Леонид достал пистолет, и быстро, но тихо стал двигаться к майору. Ковровая дорожка способствовала бесшумному шагу, и красный не заметил противника до последнего момента. А когда Ушков стал поворачивать голову, то холодный ствол Глока уже упёрся ему в висок.

— Не шевелись майор, и не кричи! — посоветовал Леонид, — Открывай дверь, и заходи, без лишних движений.

Ушков молча, повиновался. Агент тем временем забрал ТТ из кобуры на поясе своего противника, и спрятал оружие в кармане.

Просторный кабинет был хорошо освещён, керосиновая лампа стояла даже на столе. В остальном обстановка весьма банальная, длинный стол, шкафы, стулья, тумбы.

— Возьми стул, и сядь, без лишних движений! — приказал Леонид, закрывая за собой дверь.

Ушков вёл себя на удивление спокойно, будто к нему пришёл не киллер, а хороший знакомый. Он поставил стул на колёсиках посередине комнаты.

— Зачем ты пришёл, Леонид? — скрипучим голосом поинтересовался майор.

Агент даже на миг опешил, во — первых, подозрительное спокойствие жертвы, и во — вторых, он сразу узнал пришедшего, почему? Ждал? Догадался? Ведь лица агента майор видеть не мог.

— Кто ты? — твёрдо спросил Леонид, проигнорировав вопрос собеседника.

— Я майор Ушков, — медленно с расстановкой сказал он, глядя прямо в тёмное око ствола пистолета.

Леонид снова поразился.

«Либо этот человек имеет чудовищное самообладание, либо он не представляет, что ему грозит, я же могу выстрелить» — палец агента коснулся курка.

— Ну, и? — выжидающе поинтересовался майор.

— Как ты вышел на меня?

— Долгая история.

— Палкин?

Никакой реакции на слова шпиона у майора не проявилось.

— Он же навёл вас на меня, так?

— Чего ты хочешь? Пришёл с пистолетом, так стреляй! Или поговорить не с кем?

Спокойствие, с которым говорил Ушков, заражало Заболодского.

— Где рация?

— На втором этаже.

Он ответил без заминки, не думая, словно рассказал бы всё, что не спросил Леонид. Заболодский почувствовал себя не очень комфортно, рядом с этим странным человеком, его словно клонило в сон он спокойствия майора.

— Чего ты ждёшь, Леонид?

Агент запоздало увидел, как рука майора опускалась под стул. Рефлексы сработали безотказно, и сразу грохнул выстрел. Пуля проделала крупную дыру в пластиковой спинке. Тело майора падало за тумбу на пол, когда грохнул ответный выстрел. Леонид метнулся под стол, но пуля, конечно, оказалась быстрее. Резкая боль пронзила грудь агента. Его отшвырнуло в шкаф, со стеклянной дверцей. Стекло со звоном осыпалось, на упавшего парня. Заболодский выстрелил из Глока ещё два раза, с треском разнеся дверь тумбы. Майор молча, кувыркнулся за шкаф, расстреляв обойму своего пистолета, покоившегося под стулом. Грудь болела, но Леонид не обращал внимания, он знал, что бронежилет спас его, хотя и расстояние было слишком маленьким. Он был неоднократно ранен из огнестрельного оружия, и уже научился распределять боль от ушибов или переломов, от боли попадания пули.

Леонид укрылся под столом, а его противник продолжал сидеть за шкафом. Агент уже было подумал, что патроны у майора кончились, и высунулся. Зря. Пуля угодила выше стола, что-то зазвенело металлом, и стеклом. В тот же миг, когда голова агента скрылась под столом, огненный фонтан брызнул во все стороны. Ушков попал в керосиновую лампу!

Заболодский понял это слишком поздно, когда он уже выбрался из — под горящего стола, майор скрылся из кабинета. Агент метнулся к двери, и чуть было не словил пулю. Пыль и штукатурка со стены брызнули в лицо киллеру. Заболодский выстрелил ответно, истратив последние патроны. Перезаряжая на ходу Глок, убийца погнался за жертвой. Леонид сбил с ног не вовремя попавшегося полицейского, второго, опешившего от происходящего, застрелил в голову. Больше на этом этаже полицейских не было, но и эти двое задержали агента. Он выстрелил в бегущего майора, но тот словно предугадав, пригнулся, и нырнул в пролёт. И пуля попала в висящую лампу, разбрызгав горящий керосин по ковру. Заболодский свернул следом, и вовремя присел, когда пуля выбила горсть щепок из перил. Ушков был уже на третьем этаже, когда его преследователь, только осмелился спуститься. Осторожно высунувшись, Леонид не заметил никого в коридоре, решив, что жертва скрылась, он побежал вперёд. Сухая тень отделилась из дверного проёма, схватив кисть с пистолетом. Заболодский не ожидал атаки, и за это получил кулаком в лицо. Рефлекторно выстрелив дважды из Глока, он осыпал и себя и Ушкова штукатуркой.

Майор ударил противника о стену, добавил коленом в живот, но не заметил короткого и быстрого удара в солнечное сплетение. На миг дыхание спёрло, красный отшатнулся. Леонид не пропустил заминку, выстрелил, вернее, хотел, но патроны как назло кончились, и, не растерявшись, атаковал ногой. Майор ушёл умело от выпада, сам врезал свой кулак в живот шпиону. Застонав, Леонид задел таки врага локтём по брови. В глазах Ушкова потемнело, он отступил в кабинет, сбив за собой фонарь.

Со звоном приспособление разбилось, отрезав вход огненной лужей. Заболодский пригнулся, только увидев в конце коридора полицейских. Они стали стрелять не сразу, только после того, как свалился самый грозный — с автоматом. Леонид заставил врагов отступить, массированным огнём из ТТ. Он кувыркнулся через огненную лужу, в чрево кабинета. Стягивая с себя горящий плащ, Леонид старался уйти как можно дальше, от майора со стулом в руках. Наконец, горящая одежда полетела в шторы, которые тоже занялись огнём, а стул Ушкова пролетел в опасной близости от лица агента. Вмазав ногой в живот, и выбив стул Заболодский перешёл в атаку. Он охаживал противника умелыми и сильными ударами, майор только отступал, прикрывая лицо руками. Пригнувшись, он отскочил от очередного удара, и запустил, попавшуюся под руку статуэтку, в киллера. Предмет больно ударился в плечо, но Леонид, пропустил это, перекатившись через стол.

Воспользовавшись моментом Ушков кинулся к окну, а шпион кувыркнулся к ТТ, в котором ещё было несколько патронов. Со звоном стекло осыпалось, откинув уже не нужный стул, майор выпрыгнул на пожарную лестницу. Пуля ТТ выбила пучок искр из железных перил. Леонид подлетел к окну, порезав руку о торчащий осколок, он выпрыгнул на решётчатый пол. Ушков перепрыгнул через перила, когда был уже на втором этаже. Приземлившись, он умело кувыркнулся, и побежал по проулку. Заболодский не спешил стрелять, зная, что патронов слишком мало. Он прицелился, порезанная рука дрожала, но он совладал с собой и выстрелил.

Сильная отдача подняла пистолет. Ушков дёрнулся, его развернуло, и он упал. Леонид нажал на курок снова, но услышал лишь глухой щелчок. К телу подстреленного подбежали автоматчики из дежурных. Они прикрыли майора собой, открыли огонь. Убегая с лестницы, задрожавшей от огня, шпион успел увидеть, что Ушков поднялся, и даже что-то говорил, указывая на лестницу. Простреленная рука майора бессильно висела.

Пожар уже охватил третий и четвёртый этажи, с улицы доносился звон колокольчиков, которые оповещали о приезде пожарных. Конная полиция, телеги с большими цистернами воды, которые тащили по две кобылы, простые гражданские, море людей и лошадей собралось в считанные минуты возле здания полиции. Второй этаж только занимался огнём. Туда агент и побежал, торопясь спасти рацию.

В кабинет забежало двое охранников, один с дробовиком SPAS 12, второй с укороченным «Калашниковым». Леонид действовал быстрее, чем полицейские додумались, что он — посторонний. Нарушитель порядка, схватил дробовик, и направил в живот второму охраннику. Грохнул выстрел, автоматчик согнулся пополам, выпустив очередь в пол, которая полоснула и стену. Второй дробный выстрел ушёл в стол, взбив тучу бумаг. Вырубив последнего полицейского, Заболодский выскочил в коридор. Полицейские открыли огонь сразу, видимо поняли уже, что к чему.

Леонид вжался в стену, и массированным огнём заставил отступить врага. Всё же полицейские не были самоубийцами, и словить дробь они явно не желали, зато высунув только стволы автоматов, они весьма удачно пылили вслепую. Шальная пуля со звоном разбила керосиновую лампу над Леонидом. Горящая жидкость хлынула бедолаге на спину. С диким визгом, он, треща тканью, стал срывать с себя одежду. Откатившись за угол, ему пришлось снять и бронежилет. А оторванной штаниной удалось потушить волосы. Голова, руки и всё тело изнывало от ожогов, агент и с трудом поднялся, взял SPAS 12, и побежал ко второй лестнице на второй этаж.

Прорваться с боем к отделу программистов удалось довольно быстро, ведь полицейские не собирались рисковать своими жизнями, что бы поймать нарушителя.

Когда дверь с хрустом отворилась, пятеро программистов, открывших уже окно, для спасения, увидели высокого человека с дробовиком в руках. Затылок напавшего обгорел, его брюки порваны и напоминали шорты, торс и вовсе был оголён.

— На пол! — рявкнул Леонид.

Двое послушно легли, один схватился за кобуру, второй потянулся к автомату на столе. Одна последняя дробь оборвала попытки к спасению самых активных. Один таки успел выскочить в окно, двое продолжали лежать, а последний корчился в конвульсиях. Свою рацию Заболодский узнал бы из тысячи, потому сразу же подбежал к ней. Частично она была разобрана, пришлось тратить время для собирания в карманы всех деталей, а когда кабинет, заставленный всякими приборами, наполнился едким дымом, Леонид накинул лямки рации на плечи. Из последних сил, кашляя и задыхаясь, он вывалился со второго этажа. Приземлился не очень удачно, рация перетянула, потому агент подвернул ногу и ушиб копчик. На помощь погорельцу уже спешили медики, которые, естественно не догадывались кто он на самом деле, потому радушно предложили свои услуги. Подхватив Леонида поду руки, санитары повели его ко всем выжившим.

Там творился хаос. Куча телег, лошадей, множество людей в белых халатах с красными крестами, пожарных в форме, полицейских, простые гражданские, все они сновали, образуя броуновское движение. У Заболодского в глазах мутнело, он понимал, что скоро потеряет сознание, и сопротивляться не было сил, но отказавшись от медицинской помощи, он отошёл в сторону. Там, где было меньше всего людей, Леонид оседлал лошадь и что было сил, пришпорил. Казалось, что никто и не заметил кражи. Поджарый скакун унёс агента через улицы Нижнего Новгорода.

Новую квартиру Леонид снимал за городом, у старенькой бабашки, которой услужливо покупал продукты, последние дни своего проживания в новом доме. Старую квартиру, где орудовали сыщики, он бросил, оборудовав растяжками. Вот будет сюрприз, когда полицейские по приказу Ушкова зайдут на задержание.

Съёмная квартира находилась на большом участке, рядом с речкой. Не доехав совсем немного, Заболодский упал с лошади, и благоразумно отпустил украденного скакуна. Пошатываясь, Леонид направился к речке. Оставив все детали и рацию на берегу, он свалился в воду. Какое наслаждение охватило агента, как снова заболело обожженное тело. Он провёл довольно долгое время в холодной воде, когда всё — таки нашёл в себе силы вернуться домой. Не заходя в комнату, шпион направился в сад, где был вырыт тайник. На дне небольшой ямы лежала коробка морозилки, которая должна была защитить рацию от дождя. Укрыв аппаратуру, засыпав землёй и сеном тайник, Леонид направился в ванную.

Из круга жёлтого, испещрённого сеткой трещин зеркала на агента смотрело уставшее лицо, поддёрнутые сединой и подпалённые волосы, морщины, кровоточащие раны, ожоги, угнетали картину. А ведь он ещё довольно молод, в самом расцвете сил, а уже седина, и морщины. Как же, при такой — то работе. Сейчас Леонид впервые за долгие годы осознал, как сильно уже устал от всего. И печаль отчётливо выразилась на лице диверсанта. Давно его мимика не подчинялась естественным чувствам, всегда он сам из вызывал, когда это было нужно, а сейчас…

«Старею?» — спросил себя Заболодский, — «Кто бы мог мне это сказать? Никто. Верно, как давно я не говорил с людьми о том, о чём хотел, не изливал душу».

Дикая лавина одиночества нахлынула на черствого, на вид шпиона.

Тяжело вздохнув, невольник, достал специальную мазь, и принялся втирать её в недавние ожоги.

«А ведь, как же тяжело, так жить!» — глядя в зеркало, заявил Леонид.

Глава 25 Командная игра

На место Ефрем и Артём прибыли рано утром. Оговорённая база располагалась в глубине леса, и очень хорошо охранялась. Объект был огромным, множество тренажёров, зданий, тренировочных дорожек, залов, всё для подготовки спецов. Здесь был даже вертолёт, не считая вездеходы, бронетранспортёры, и танки. И всё это было обнесено сетчатым забором с колючей проволокой, минными полями, и постоянные патрули с собаками. Не смотря на всю защищённости и секретность объекта, персонала тут почти не наблюдалось. «Синица» словно вымерла.

— Так, Тёма, приехали! — сообщил Ефрем, припарковав Мерседес, — Прошу на выход. Ты иди вон туда, к тем зданиям с зелёными крышами, а мне ещё кое — куда заскочить надо, ты иди, познакомься пока, я скоро вернусь.

С кем надо знакомиться Артём так и не понял, но не сильно огорчился. Осматривая технику, и зенитные установки, которые базу и защищали с воздуха, парень наслаждался свободой. Странно, но он не чувствовал себя ограниченным, словно и не заперт на этой базе. Он вдыхал чистый, впервые за свою жизнь, воздух, наполненный ароматом сосен и елей.

Шум двигателя чуткий Борис Тельцов услышал ещё задолго, до въезда Мерседеса на территорию базы. Недавно освобождённый зек, изнывал от скуки на насточертелой «Синице», да его хорошо кормили, не следили, позволяли делать, что душе угодно. Разве что Борис не пытался бежать. Странно, будучи гладиатором, заключённым в исправительном учреждении, этот человек должен сразу рваться на свободу, но почему-то не казался он здесь заключённым. Тельцов не терпел скуки, а ещё больше ненавидел недоговорок, он привык добиваться полной информации. Сейчас же он ощущал себя всего лишь пешкой в этих войнах разведок. Какой — то майор Ушков, который вынуждает работать на него, и которые так ни разу и не связался со своим стукачом после его освобождения, некий Ефрем Дерягин, которому так нужна его монета, во что он простой парень ввязался? Как тут запутан давний знакомый гладиатор Юрий, вручивший перед смертью заветную монету? Борис хотел скорее узнать все ответы, добраться до разгадки, и главное — не сидеть на месте.

Потому, когда на безжизненной базе послышался шум мотора, Тельцов пулей вылетел из своего домика, под зелёной крышей. Никого, кроме спокойно дрейфующего паренька с вещмешком за спиной, Борис не заметил. И всё его внимание привлёк прибывший гость, который вразвалочку гулял по лесу, рассеянно оглядывая местные достопримечательности.

«Турист» — ухмыльнулся Тельцов, и направился к гостю.

Артём не сразу заметил идущего навстречу мускулистого крепкого парня в тельняшке, тот был коротко подстрижен, щетина на свежем чистом лице была оставлена специально.

— Ну, здорово, турист! — добродушно, но внимательно следя за реакцией, поздоровался Борис.

— Здравствуйте! — Артём не торопился жать протянутую незнакомцем руку.

Они смотрели друг другу прямо в глаза. Пытались прочесть мысли друг друга. Пауза затянулась, и Грачев, наконец, пожал руку незнакомцу, с приветливой улыбкой.

— Артём.

— Приятно, Борис.

— Взаимно.

Тельцов испытывал странное чувство, поздоровавшись с «туристом». Нет, это было не чувство страха, но нечто подобное. Он с детства привык измерять людей на слабых, равных себе, и сильнее себя, с первыми он вёл себя снисходительно, а с остальными более культурно и приветливо, но не страх тут играет свою роль. Странно, издалека подсознательно Борис отнёс Артёма к слабым, его худощавое изнеможенное телосложение, повадки, но посмотрев ему в глаза, что почувствовал он? Силу. Этот слабый, с болезненным видом лица человек внушает уверенность в своих возможностях, в нём есть, что-то, чего боится Борис. Новый знакомый — лидер. Да, Тельцов, который провёл всё детство на улицах, в бандитских кварталах, всегда и безошибочно вычислял лидера в банде. Он не верит в ауры, но именно её он почувствовал в этом слабом физически человеке. Крепость характера, моральная стойкость, прирождённый талант к лидерству, вот то, что украшало Артёма в глазах Бориса.

Тельцов никогда не мог быть лидером, он всегда был сильным, мог заставить людей, делать, то, что ему нужно, запугивая, не более. А лидер, если он настоящий, он дипломат, психолог, даже возможно гипнотизер, мыслитель и стратег. Такому человеку не составляет труда вести за собой людей, которые будут ему слепо верить и поклоняться, а если придётся, то и гибнуть за него. Борис же этими качествами не обладал, но и глупым уличным бойцом он не был. Тельцов от природы награждён смекалкой, и находчивостью, он умён, даже немного хитёр, но он не лидер, нет у него этого редкого качества. А быть в банде вышибалой, с его умом и смекалкой, в совокупности с хорошей физической подготовкой, совсем не хотелось. Потому и одинок Борис всегда был. Одинокий, сильный волк.

— Всё хорошо? — забеспокоился Артём, глядя в помутневшие глаза собеседника.

— Да — да, всё нормально, — вышел из задумчивости Борис, пытаясь понять, не ошибся ли?

Нет, не ошибся.

Незаметно рядом оказался Ефрем.

— Ну, здорово, Боря! Это Артём Грачёв, Борис Тельцов, прошу, как говориться, любить и жаловать, в нашей компании.

— Да, мы как бы уже познакомились.

— Ну и здорово.

— Товарищ капитан! — окликнул, откуда — то взявшийся боец в камуфлированной форме. — Там вам срочное сообщение, от Терентия Павловича!

— Начальство… — виновато оправдался Ефрем, — Артём, ты заселяйся вон в те дома с зелёными крышами, я распоряжусь, что бы вас покормили.

И капитан быстро направился вслед за бойцом.

— Идём, покажу, — пригласил Борис.

Оба зашли в низкие, одноэтажные домики, соединённые между собой коридорами, было их много, на целую роту хватило бы, а сейчас все пустовали, кроме того, где Борис поселился. Завтрак принесли почти сразу, хороший такой, сытный. Оба новых знакомых молча, поели, внимательно следя друг за другом, а затем Борис ушёл в тренажёрный зал. Артёму было не очень комфортно с этим человеком, и молчание угнетало, было даже как-то неудобно, обычно парень всегда находил со всеми общий язык, и мог дискутировать на любые темы, но когда собеседник отвечает односложно, или же вообще игнорирует, то тут Грачёву становится неприятно.

Зато прогулка по территории базы позволила отвлечься от нехороших мыслей, и всецело отдохнуть. Артём с интересом разглядывал технику. Модернизированные бронетранспортёры «Тигр», с пулеметами на крышах, танки Т — 90, Т — 80, вертолёт, бронированные Хаммеры с пулемётами, лёгкие джипы, мотоциклы, даже противотанковые орудия имелись. Всё это затягивало Артём всецело, ему никак не верилось, что всё это в рабочем состоянии. Почему не на фронте? Весь этот арсенал, мог кардинально переломить ход сражения, а то и всей войны. Ответов Грачёв не знал, как и ещё многого, что интересовало его сильнее, чем использование техники.

— Вот! Этот человек нам нужен! — громко орал Ефрем, сидящий на переднем сидении.

Артём с Борисом, одетые в бронежилеты под гражданскую неброскую одежду, сидели на заднем сидении УАЗа. Оба взяли протянутые листочки. На них было нарисовано лицо худощавого парня с татуировкой в виде языков пламени на шее. А снизу подпись: «Захар Мухин».

— Кто это? — УАЗ подпрыгнул, и вопрос Артём пропал в грохоте.

— Этот человек имеет предмет! — продолжил кричать Ефрем, сквозь шум грохочущего джипа, — Его надо брать живым! Ясно?

Артём и Борис одновременно кивнули.

— Он может оказать сопротивление, но работать нужно аккуратно! Этот человек будет в нашей команде!

Капитан говорил так, будто Борис и Артём уже согласились на непонятную авантюру.

УАЗ нещадно швыряло по разбитой дороге, пыль оставалась огромным хвостом позади. Ребятам дали только два дня отдыха, ничего не просили делать, вообще не трогали. Артёму так и не удалось поговорить со своим будущим напарником по душам. Не располагал Борис к беседам. А через два отпускных дня приехал Ефрем, коротко дал указание надеть бронежилеты, и сказал грузиться в авто. До Смоленска дорога была не близкая, но ехали почти без остановок, Ефрем сменял водителя, затем он сменял капитана, ни Артёма, ни Бориса, который, кстати, имел опыт езды, за руль не пускали.

— Палкину удалось разузнать о местонахождении Захара, он засел на съёмной квартире своего друга, так что будьте готовы к ответному огню.

— Огню? — переспросил Артём.

— Да, вряд ли Мухин сдастся нам без боя, тем более на него не так давно было совершено покушение. Вот, выбирайте!

Ефрем нажал что-то под своим сидением и из передних сидений на Артёма и Бориса выехали замаскированные полочки. В них лежали пистолеты.

— Глок! — пояснил Ефрем, начав по порядку, — Хорошее лёгкое оружие, сочетающее вместительный боезапас на двадцать патронов, лёгкий корпус, и неплохую точность. Беретта. Потяжелее, но, как и большинство немецкого оружия, надёжное, точное.

Борису, видимо инструктаж был не нужен, он с самого начала взял Беретту, презренно оглянув лёгкий Глок.

— Следующий, АПС, автоматический пистолет Стечкина, на двадцать патронов, есть удлиненный магазин на тридцать, позволяет стрелять, как очередями, так и одиночными, но думаю, нам он не понадобится сейчас, а то ещё зацепим объект. Самый нижний — ПМ, пистолет Макарова, небольшой магазин, низкая точность, но в тесных помещениях как раз подойдёт.

— Капитан, это конечно, всё увлекательно, но я останусь при своём «Питоне», — заявил Артём.

— Советую Глок или ПМ.

— Нет уж.

С этими словами, упрямый Артём достал из вещмешка чистенький, надраенный до блеска револьвер. Грачёв очень бережно относился к своему оружию, даже научился у Бориса его чистить.

— Ладно, — смирился капитан, — Запоминайте фоторобот, в бою вам некогда будет сверяться с листочком.

Впереди уже виднелись постройки. Пригород казался безлюдным, пустые окна многоэтажек встречали пыльный УАЗ. Откуда-то на дорогу выло пять человек в камуфляже, с автоматами наперевес. Один жестом приказал остановиться. Дерягин видимо, не стал утруждаться выходом из машины, потому дождался пограничника. Красной корочки с золотым львом хватило сразу, никто даже не стал вчитываться. Полосатый шлагбаум поднялся, впуская джип в недра города.

Далеко ехать не пришлось. Весь сброд, наркоманы, бандиты, воры, все собирались на окраине, тут и жили. Кто бы ни был этот Захар, а укрытие он выбрал хорошее. В этой грязной массе оборванцев легко затеряться. Проезжая через рынок, где безумная толпа облепила машину, и пришлось сигналить, они остановились за несколько улиц до нужного места.

— Не стоит вызывать подозрения у Мухина, не хватало его ещё спугнуть, — объяснил капитан.

Все трое спрятав оружие под рубашки, вышли из машины, оставив водителя сторожить агрегат. Одетые в свободную повседневную одежду, они не вызывали, никакого внимания, и полностью сливались с толпой. Артём для себя отметил, умение Ефрем сливаться с окружением, словно хамелеон. Парень даже несколько раз выпускал командира из виду. Вскоре они вышли к однообразному, серому, многоэтажном дому. Это жилище только вблизи выделялось среди множества разновысоких бараков. Они быстро поднялись на третий этаж, и только тогда остановились перед дряхлой деревянной дверью. Ефрем поднял солнцезащитные очки на лоб, и начал последний инструктаж.

— Ещё раз, брать живым, кто окажет сопротивление можно убрать. Итак, план такой, — шёпотом начал капитан, — Борис, ты отвечаешь за Захара, запомнил лицо? — Тельцов кивнул, передёргивая затвор Беретты, — Ты должен его скрутить, нейтрализовать, но не причинять вреда, задача ясна? — здоровяк снова кивнул, — Я займусь теми, кто окажет сопротивление, не думаю, что там больше двух человек, квартира — то однокомнатная.

— А я? — опешил Артём.

— Ну… Ты в сторонке постой, прикрывать будешь, в случае ЧП.

— Что?

— Приказы не обсуждаются!

Артём это задело до глубины души, он только сейчас отчётливо заметил, что его ни во что не ставят. И Борис относится к нему снисходительно, и этак свысока, а Ефрем, он хоть делает вид, что мнение Артёма ему важно, на самом деле всё иначе. Парень даже зубами скрипнул от досады, и это заметил Ефрем, недовольно, скривившись.

— Всё ясно? Вопросы есть? Нет? Борис, выбивай!

Здоровяк понял с полуслова, и с хрустом его нога, обутая в тяжёлый берц, ударилась в дверь, ближе к замку. Бил он всё — таки профессионально, отметил Артём, ибо дверь как положено легко упала на пол, не мешая проходу. Грачёв и Ефрем столкнулись в дверном проёме, потеряв драгоценные секунды. Их протолкнул Борис, первым влетевший в комнату. Артём мимолётно оглядел помещение. Грязный драный диван с торчащими пружинами стоял посередине комнаты, буквой «Г», круглый столик со шприцами и «дорожками» белого порошка, какие-то пакетики, капсулы, таблетки, ещё были матрасы на полу, и шкаф без дверей. Он внимание парня было направленно на обитателей, их было трое, одного он узнал сразу, красные языки пламени на шее выделяли этого сухого, с бледным лицом человека. Второй был крупным, и самым проворным, он в отличие от товарищей, не сидел на диване, вылупившись на гостей, а сразу налетел на Бориса со здоровым ножом. Тельцов ухватил противника за две кисти сразу, и пнул ногой в открытый живот. Ефрем оценил этот приём, ему приходилось видеть гладиаторские бои, и такой удар был для них как раз характерен. Два здоровяка тем временем влетели в шкаф, с которого со звоном полетели какие-то бытовые вещи.

Капитан снова недовольно скривился, ибо Борис занялся совсем не тем делом. Захар воспользовался этим и ловко перепрыгнул за диван. Второй обитатель притона, достал из — под стола обрез, и никуда особо не целясь, шмальнул. Ефрем догадался, что выстрел дробный раньше, потому кинулся на пол, потянув за собой замешкавшегося Артём. Падая, парень таки выстрелил из револьвера. Крупнокалиберная пуля выбила кусок наполнителя из спинки дивана, рядом с телом наркомана. Борис, как и Ефрем, успел предупредить выстрел, и прикрылся телом своего врага. Дробь с противным чваканьем прошила «щит» Бориса. И Тельцов не теряя времени, толкнул тело на стрелка. Артём из положения, лёжа, снова выстрелил, подсознательно желая проявить себя перед ребятами. Проявил… Пуля «Питона» ударилась в мёртвое тело, которое толкал Борис, чуть не подстрелил здоровяка. Артём выругался, что чуть было не задел своего, но тут звон стекла отрезвил.

Мухин выбил оконное стекло табуретом, и выпрыгнул, видимо заранее продумав пути отхода, он знал куда приземлиться. Грачёв выстрелил следом, целя по ногам. Фонтан щепок, осколков стекла, штукатурки вылетел прямо перед Ефремом, спешившим за объектом. Снова капитан потерял секунды, оглянувшись на горе — стрелка.

Борис уже расправился со своим врагом, который изначально принадлежал по плану командиру. Артем, спрятав за поясом револьвер, уже стоял у окна. Внизу была железная крыша барака, не очень высоко было лететь, но парень всё равно замешкался. Две фигуры уже бежали по крышам домиков, перепрыгивая различные препятствия. Грачёв, понимая, что уже многократно прокололся, и подставил задание под удар, решился, и прыгнул. Борис вылетел следом, будто, если Артём и не успел бы, то его попусту снесли с пути. Молодой ловкий парень приземлился гладко, кувыркнувшись и сразу оказавшись на ногах. Крупный, тяжёлый Борис наоборот, упал более жёстко, проломив ржавое железо ногой.

Артём уже видел траекторию бегущих Захара и Ефрема, потому решил сократить путь. И начался так называемый, паркур. Грачёв как мог быстро преодолевал препятствия, перепрыгивал дымоотводные трубы, амортизируя, приземлялся на крыши более низких домиков, с разбегу взбирался на более высокие. Все эти трюки были лишены, какой — то красоты, ненужных сальто, которые Артём и не смог бы сделать, только самые простые и безопасные действия. Черепица, шифер, ржавые железные листы, всё это скрипело, трещало под ногами, норовило обрушиться. Крыши бараков были крыты самым различным хламом, часто даже не удавалось угадать, что это за материал, изуродованный годами.

Грачёв уже потерял бегущих из виду, когда остановился на высокой крыше. Внизу слышались шлепанья, охи, ругань, выдохи. Метрах в трёх внизу, загнанный в угол Захар лупил ногами Ефрем, который только оборонялся, пытаясь прижать объект к стене. И Артем, и Мухин заметили Бориса, со всех сил бегущего на драку. И объект стал бить сильнее, надеясь вырваться. Тихо стоящего наверху Артём, никто ещё не заметил, и он этим воспользовался. Лёгкое тело парня навалилось сверху, подобно коршуну на жертву, даже худого Захара это вряд ли сбило бы с ног, но сыграла свою роль неожиданность, ведь объект наверняка был уверен, что тыл прикрыт стеной. Артём держался крепко, за шею руками, а ногами пытался обхватить руки. Оба стали кататься по крыше, чем и воспользовался Ефрем. Но остервенелый Захар не хотел сдаваться, он отбивался достойно, подобно дикому зверю, загнанному в угол. Брыкаясь, он оглушил ударом ноги капитана, и бедолага, оступившись, упал. Борис подоспел вовремя, и уже хотел схватить руги жертвы, когда в них сверкнул, откуда — то взявшийся клинок. С руганью, и стоном, Тельцов отскочил, хватаясь за порезанную кисть. Наконец, совместными усилиями Ефрему удалось нацепить на «зверя» наручники. Теперь Захар был усмирён.

«Палкин — предатель!». Только два слова содержало письмо агента из Нижнего Новгорода.

— Эх, какой же ты наивный, Лёня, — медленно вслух процедил Палкин.

Гавриил был одним из не многих, кто задерживался на работе допоздна. Опустевшее здание контрразведки НОР пустовало, и лжекапитан мог себе позволить вести монолог вслух.

— Я — то думал, что сработаемся с тобой, таких агентов мало, которых используют как пешек, а они мнят себя пупом Земли, — продолжал Палкин, глядя на рукописную надпись перед собой, — Думал я, что можно тебя ещё использовать, ан нет, дюже проворный.

Он сделал глубокую затяжку сигарой, поморщился, не нравилось ему это дело, долго в завязке был, да вот последнее время нервы успокаивать надо. И капитан потянулся под стол, за ещё одним средством от стресса. Налив в бокал дорогого виски, он зажёг огонёк зажигалки, поднёс к уголку письма.

— Всё, отшпионил ты своё, пора тебя убирать.

Он сделал большоё глоток, наблюдая, как неспешно прогорает письмо в пепельнице.

— Как же ты не вовремя, Лёня, не вовремя.

Глава 26 Когда тайное становиться явным…

Ефрем отчитал за операцию всех. Больше досталось, конечно, Артёму. Командир ещё раз проявил чудовищное самообладание, но и его грубого, строгого тона хватило. Он говорил, как с подчиненными, заметил Артём, будто их уже записали в безымянный полк.

— Ты подверг всю операцию провалом! Ты чуть не угробил Бориса, едва не задел объект! — бушевал капитан.

Артём не мог не заметить, что угрозу собственной жизни Ефрем проигнорировал. Разве для него целостность объекта важнее, его собственной жизни?

— Зачем ты начал палить? Ещё и ломанулся поперёк батьки в пекло! В дверях устроил затор! Я же говорил, стрелять только в чрезвычайном случае! — кричал Ефрем, скорее, что бы заглушить грохот езды.

Они ехали всё в таком же порядке, разве что ещё Захара погрузили в багажник.

— Да не мороси, капитан! — неожиданно встрял в разговор Борис, — Ну струхнул парень маленько, перенервничал, с кем не бывает?

Ефрем промолчал, видимо довод был убедительным. Артём повернулся к соседу, ошарашенный, уж никак он не ожидал, что его защитят.

— Если попадёшь в меня, голову оторву! — беззлобно шёпотом предупредил Тельцов.

Грачёв не ответил. Зачем Борису было ставать на его сторону, после такого? Странный он все — таки человек.

Они приехали поздно вечером. Отдыхать не дали, сразу вызвали на площадку, где стоял походный столик и стул. Захара вывели всё ещё скованного на площадь.

— Так парень, я капитан Ефрем Дерягин, контрразведка НОР, мы тебе зла не желаем, и в покушении на тебя мы не замешены, — начал командир, когда все четверо остались одни возле столика с папками и документами.

— Зачем тогда стреляли? — озлобился Мухин.

— Твои друзья напали первыми.

— А вы сидели бы смирно, если в вашу квартиру вломились непонятные типы со стволами?

— Я тебя понимаю, но не думаю, что ты согласился бы на вежливый разговор.

— Вежливость города берёт, — заметил Захар.

— Итак, у тебя, как и у всех здесь присутствующих есть множество вопросов, сейчас я на них отвечу, — начал самое интересное Ефрем, присаживаясь за стол.

Бориса будто ничего не интересовало, он был рад, что Беретту разрешили оставить, и молча, поглаживал перебинтованную руку. Артём полностью обратился в слух.

— Освободи, — капитан, как между прочем, кинул Грачёву ключ от наручников.

Артём выполнил приказ, Захар затравленно взглянул на всех, но вёл себя спокойно, хотя и настороженно.

— Захар, у тебя есть предмет? — Дерягин задал всё тот же уже привычный вопрос.

— Что?

— Какая — нибудь памятная вещица от отца.

— Я не знаю, отец ничего мне не давал, когда меня в первый раз повязали, он отказался от меня, сволочь!

Артём оглядел Захара. Он знал, какое наказание ждёт провинившихся. Кроме штрафа или заключения, в Республике, нарушителям ставили клеймо. Самое тяжёлое преступление считается — педофилия, за её крупное клеймо ставят на лоб, что бы покрыть зека позором на оставшуюся жизнь. Ворам клеймо ставили на шею, тоже довольно приглядно, а за убийство на руки, когда ниже локтя, когда выше, зависело от тяжести преступления. Часто педофилы не найдя работы, которую им и не давали, обживались ещё и клеймом на шею, за воровство.

На Захаре клейма Артём не увидел, либо это убийство «лёгкое», и клеймо на предплечье, либо «языки пламени» прячут воровское прошлое.

— И у тебя нет ничего, что отец тебе мог дать? — продолжал Ефрем.

— Я отвечаю, только потому, что ничего, правда, нет, а вообще, я не должен перед вами отчитываться.

— Боюсь, что должен. Вспоминай, это очень важно.

— Зачем? Я не собираюсь работать на копов!

— А мы и не копы, мы разведчики.

— Ты разведчик, — поправил Артём.

— А вот оно как, — продолжил препираться Захар, — То есть, эти бедолаги, как и я ничего не знают? Похоже, много ты врёшь, коп.

— Это касается твоего отца, — пошёл по старой схеме Дерягин.

Артёма укололо сомнение, что ничего про отца он и не узнает, это было предлогом, что бы его использовать. Грачёв насторожился, и сам не заметил, как перешел на сторону недавнего пленника.

— Мне плевать на отца, он умер уже давно.

— А его прошлое, ты знаешь, кем он был?

— И знать не хочу, у этой гниды было много денег, такой дом отбабахал, жён менял каждую неделю, а меня из камеры вытащить не захотел, бросил меня!

Грачёв почувствовал сильную неприязнь к Мухину, мерзкий капризный тип.

— Всё очень важно, Захар, расскажи нам, что было, когда ты вышел? Что делал отец перед смертью, были ли у него доверенные лица? Кому он мог отдать самое сокровенное?

— Да иди ты, коп!

Артём даже не заметил, как его откинул сильный толчок Бориса. Крупный мужик двигался очень быстро, он подхватил лёгкого Захара, вмял его в кирпичную стену, врезав кулаком в живот.

— Говори! — проревел не своим голосом Тельцов.

Видимо такого не ожидал даже Ефрем, потому что и он среагировал не сразу, видимо решал: довести вежливую малополезную беседу самому, или позволить развязать язык Борису.

— Говори, чёртов наркоман! — Борис ударил, хрипящего Мухина, по лицу.

Вместо ответа, ловкий и проворный Захар выскользнул из рук Бориса и из рукава выхватил кинжал.

«Чёрт побери! Я же лично его обыскал, не может быть!» — пронеслось в голове Ефрема, когда он слетел со стула.

Это был очень красивый кинжал, со странной рукояткой, видимо стеклянной, как заметил Артём, и была она зелёная, или наполнена чем — то зелёным.

Оба сцепились, упали на землю, стали кататься, одаряя друг друга ударами. «Или у Бориса неприязнь к наркоманам, или счёты за порезанную руку» — подумал Артём, пытаясь разнять дерущихся, и следя за кинжалом.

— Прекратить! — завопил Ефрем.

В бою Захар не уступал Борису. Будучи более слабым физически, он компенсировал это ловкостью и холодным оружием, в умение с которым уже никто не сомневался. Здоровяк озверел, взбешённый он схватил руку с кинжалом, и сильным ударом выбил оружие.

Изогнутый клинок полетел по дуге прямо на край стола, раздался звон — точно стекло — и рукоять осыпалась.

— Нет! — с жалостью дрогнул голос Захара, он вцепился в своего противника с пущей злобой.

Грохнул выстрел, отрезвив всех, и холодный ствол прижался к затылку Бориса, который готов был добить врага, сидя на нём.

— Хватит! — Ефрем перевёл Глок на Захара.

«Познакомились с сослуживцами, блин!» — с досадой подумал Артём, присев к кинжалу.

— Чёрт! — взвизгнул он, прервав напряжённую тишину.

Борис слез со своего противника, а Захар подскочил к своему оружию, но потом так же отлетел обратно.

— Не может быть, — Ефрема увиденное поразило не меньше.

На земле под столом, в осколках прозрачного, однако, стекла, в зелёной вязкой жиже, рядом с железным клинком, лежал человеческий палец.

Это был самый настоящий безымянный палец, который видимо неплохо сохранился за большое время, судя уже по ржавчине клинка.

— Палец… — Ефрем достал полиэтиленовый пакет с красной линией замка, и сложил туда находку, — Ты знал об этом? — обратился он к ошарашенному больше всех Захару.

— Нет… — спокойно ответил он, вытирая кровь с губ.

— Где ты взял этот кинжал?

Мухин помедлил с ответом, но глянув на Бориса, Ефрема, который только спрятал Глок за поясом, видимо решился на сотрудничество.

— Те люди, которые напали на тебя, это шпионы Красных, они охотятся за предметом, и они не остановятся и найдут тебя, уверяю, такого вежливого разговора с тобой у них не будет, — привёл решающий аргумент капитан, разглядывая палец.

— Когда я вышел из тюрьмы, то пришёл домой, отец даже не стал говорить со мной, он велел охране выгнать меня из своего коттеджа, — начал Захар, облокотившись на стену, с опаской глядя в сторону Бориса, — Мне пришлось искать жильё, еду, выживать, я начал торговать наркотиками. С друзьями ходил на кражи, но это не важно. Однажды, меня пригласил, пахан, одной крупной банды. Он собирался грабить коттедж моего старика. Я впрочем, не возражал. И сильно удивился, когда меня, мелкого торговца позвали на такое дело. А вся причина в том, что они считали, якобы я знаю, где деньги. Я не знал. Отец мне никогда не доверял, но на дело пошёл…

— Мразь! — прокомментировал Борис, за что получил недовольный взгляд Ефрема.

— Мне хотелось насолить этому старому гаду! Всё же я знал пару нычек, и когда мы забрались в дом, вырубив охрану, я показал всё что знал. Сам принялся разбивать статуэтки, кувшины, какие-то вазы, которые были дороги моему старику, которые он коллекционировал. Старшой подошёл незаметно, я услышал только: «Ничего личного!». А потом меня вырубили. Я очнулся с кухонным ножом в руке. А рядом лежал труп моего отца. Нет, его убил не я. Меня просто жёстко подставили, заметя следы. Я отсидел ещё срок. А когда вышел вновь, узнал, что дом продаётся всё это время, и на такую сумму нет покупателей. Мой. Мой дом стал государственной недвижимостью. Я пытался доказать свои права наследника, но какая — то проходимка, одна из многих жён моего старика, успела раньше. Дом был моим по праву. И я туда наведывался частенько. Охраняла дом полиция, но я мог пройти незамеченным, тем белое патрули снаружи. Бывало, я даже ночевал там, под опечатанными дверьми. В одном из сейфов, который я смог вскрыть, я и нашёл этот кинжал. Ещё и гору денег. Но что было в рукояти, я не знал…

— Предмет, — протянул Ефрем.

— Что ещё за предмет? Что вы вообще несёте? Я рассказал это вам, потому что мне этот палец не нужен. Вы его искали? Всё, нашли, теперь отпустите.

— Не торопись, у меня есть предложение, ко всем вам, — начал капитан.

— Тридцать лет назад, Нижний Новгород был нашей территорией. Республика была самой могущественной страной, но она хотела создать сильное оружие против возможного врага со стороны бывшей Америки. Странно, но НОР боялась невидимого врага, никто до сих пор не знает, остался ли там континент, есть ли там люди или государства? Красные тогда были на востоке, маленькой бандой. Кто бы мог подумать, что их сфера влияния так быстро наберёт силу? Да, они стали могущественными, враги у нас под боком. Они стремительно откинули нас аж до самой Москвы. Территория ракетного комплекса в Нижнем Новгороде стала под их властью. Они получили даже разработки сильнейшего оружия, необходимые чертежи, все компоненты для создания ракет. НОР собрала группу, и забросила её в Нижний Новгород, пока Красные не успели воспользоваться комплексом, и не взять его под заслуженную охрану. Я перечислю отправленных людей в группе, возможно, некоторые фамилии вам знакомы. Николай Грачёв, он возглавлял группу, Александр Спичков, Андрей Мухин, Стас Трепалин, Камилла Нежнова. Все эти люди успешно проникли на территорию комплекса, и оказались в самом центре раньше Красных. Александр Спичков, Камилла Нежнова и командир группы Николай Грачёв не были разведчиками, они работали в этом комплексе, были учёнными, разрабатывающими сильнейшее оружие. Их отправили туда, потому что они единственные знали, как проникнуть незамеченными в самое сердце базы, куда ещё не проникли враги. Николай Грачёв проработал там много лет, и у него не хватило духу разрушить все свои труды. Задача была простая — заложить бомбу, и покинуть комплекс. Но Грачёв не выполнил приказ, он предпочёл заморозить комплекс, поставить мощнейший блок. Он работал вместе со Спичковым два дня, и два дня внешнюю дверь пытались открыть программисты Красных, и проникнуть в сердце базы. Возможно, у Грачёва всё бы и вышло, да только кроме него труды сохранить хотела и Камилла Нежнова. Она вместе с Андреем Мухиным поддержала затею Грачёва, но за их спиной сыграла на два фронта. Нежнова открыла дверь Красным изнутри, и сдалась. За содействие её наградили, далее высокую должность, и она до сих пор работает на территории комплекса.

Грачёв и Спичков поставили сильный пароль. Снять его можно было только незатейливыми предметами, которые дали все члены группы. Но Камилла знала всё, и тем более Николай не усел закончить, когда ворвались Красные. Вся группа, кроме Нежновой, смогла уйти без потерь чёрным ходом. Она перепрограммировала заморозку, сохранив комплекс. Теперь нам нужны предметы, что бы закончить начатое тридцать лет назад вашими отцами. Мы должны поставить предметы, и заблокировать базу, пока не произошло непоправимое.

— Со всеми всё ясно, а кто такой Трепалин? — перебил Ефрема Борис, — это гладиатор Юрий?

— Нет, у Трепалина не было детей, как и жены. Что удалось узнать о Юрии и его татуировке, которую ты описал, то могу сказать, что это третье лицо.

— Кто-то новый вступил в игру?

— Да, Борис, кто это мы не знаем, и можно ли с ними сотрудничать — тоже. Но то, что у Юрия был тот самый предмет, и не важно, где он его нашёл, это мы знаем почти наверняка. Ведь, Красные тоже охотятся за предметами, это же прямая угроза всем их планам.

— А что было дальше? — вступил в разговор, разволновавшийся Артём.

— А дальше, твой отец Николай Грачёв пошёл под трибунал, за нарушение приказа, потому остаток своих лет провел, будучи осуждённым. Александр Спичков согласился на сотрудничество, и до конца своих дней работал на контрразведку. Что было с Трепалиным, мы не знаем. А Мухин. Он продал ту взрывчатку, которая предполагалась для взрыва комплекса, и, как нам известно, продавал информацию, и нам и Красным. А информации он много получил, и на коттедж хватило и на жён.

— Да… — протянул Захар, — Как всё закручено.

— А теперь самое главное. Сделка, самая важная в вашей жизни, от которой невозможно отказаться.

Артём напрягся, Захар даже оторвался от стены, и спокойный на вид Борис, отвлёкся от созерцания своей раненой руки.

— Готовы ли вы стать разведчиками Народной Освободительной Республики, и завершить начатое вашими отцами? — вопрос, которого все ожидали, всё равно прогремел, как гром среди ясного неба.

Артёма терзали мысли, он прекрасно помнил, что Красные охотятся за предметами, и они не станут выяснять, есть ли они у тебя, просто убьют, скорее всего. Да и к тому же, всё-таки отец, это его ошибка, и кем будет себя чувствовать Артём, если не решиться на это.

— А нам заплатят за это? — прервал раздумья Захар.

— Разумеется, уверяю, будешь жён менять как перчатки, хоть каждый день, и иметь два отцовских коттеджа, — серьёзно заявил Ефрем.

Все видели, как совсем по-детски загорелись глаза алчного наркоторговца.

Борис вспомнил майора Ушкова, который завербовал его. Конечно, никто не оставит такого свидетеля жить, и Тельцов это прекрасно понимал. Так что, его ситуация была хуже, чем у остальных. Потому он первым и вышел.

— Я согласен!

— Борис… — видимо капитан хотел, что — то добавить, но не стал, и просто кивнул.

— Я тоже! — выступил вперёд Артём, неожиданно для себя.

— А сколько заплатят?

— Много Захар, бедствовать не будешь, обещаю.

— Я даже не знаю…

— А у тебя и выхода, то нет, Красные уже один раз напали на тебя, то было как предупреждение, дальше они станут большими силами тебя ловить.

— Ха, и поэтому я должен сам лезть к ним в лапы, так получается?

— Твой отец, хоть ты его и не любишь, всё же полез.

— Мне плевать!

— Я тебя не уговариваю, я предлагаю сделку, просто, понимаешь… Я тебе сейчас рассказал слишком много… И теперь тебя отпускать более, чем неразумно.

«Чёрт, вот же влип!» — выругался про себя Захар, но вслух сказал, буднично так, без энтузиазма:

— Записывай, согласен я.