Последний из редмондских миллиардеров

Последний из редмондских миллиардеров

Питер Уоттс

Перевод (с) 2023 Вадим Сеновский

Бесшумно, величественно, надломленный кран падает с крыши виднеющейся вдалеке диспетчерской вышки: десять тонн металлического оригами обрушиваются на крышу офиса федерального управления гражданской авиации, доселе скромно обитавшего в тени вышки. Резеда Мелик смотрит, как в воздух поднимаются клубы пыли, вперемешку с металлическими обломками. Пыль уже начинает оседать к тому времени, когда до нее доходит звуковая волна: стон истерзанного металла, сотрясение стекла и бетона.

Вероятнее всего пресловутая усталость металла. Машина, предназначенная для ремонта сама стала изношенной и хрупкой из-за чрезмерного использования. А может, спеша поскорее разобраться с последствиями предыдущего инцидента кто-то решил сэкономить при установке.

Не то, чтобы это имело какое-то значение. В наши дни никто особо не летает.

Следующая пациентка в очереди - беженка средних лет, с лицом покрытым свежими волдырями, жмущая к груди младенца с явными признаками микроцефалии. Пациентка переводит взгляд с крушения на нее, тяжело вздыхает: 'По крайней мере вы все еще пытаетесь что-то сделать'. Голос ее хрипит, результат многих лет, проведенных в задымленной атмосфере. 'В Фениксе сто лет как деньги кончились. Там уже давно всё в руинах'.

Она перекладывает ребенка, невольно обнажая логотип движения 'Нет размножению!', красующийся на ее футболке. (Резеда не отмечает иронии. Когда всю вашу одежду вы получаете из мусорников, вы берете то, что подвернется.) Резеда руками в латексе пальпирует лимфатические узлы женщины.

- Обезьянья оспа. Я могу дать вам что-нибудь от высыпаний, но вам просто придется немного потерпеть. Через несколько недель оно должно пройти само.

"Ага."

- Если хотите, могу сделать прививку вашему ребенку. Может он уже был привит, но тем не менее...

'Прививка'. Беженка с раздражением выплевывает слово, словно ругательство. 'Я тут уже один раз делала прививку. От вируса Зика'. Она показывает ей ребенка на случай, если Резеда не заметила крошечную головку и затуманенные глаза. "Офигеть как она мне помогла."

Резеда вздыхает. 'Раньше она работала лучше'. До того, как антинаталисты и биохакеры не сделали эту чертову штуковину практически неубиваемой. Если людей нельзя убедить не размножаться, надо их хорошенько напугать. Главное дать понять, что те, кто недостаточно напуганы заплатят за это.

Она моргает от хронического жжения в глазах. За парками и парковками, за сотнями палаток с тысячами беженцев, за побережьем и через пролив господствующие западные ветра сжигают Олимпийский лес и развеивают его пепел вглубь страны в тумане наночастиц, от которых слезятся глаза. Нити дыма тянутся по небу, словно следы низколетящих самолетов - пасхалка из тех времен, когда самолеты всё еще летали. До того, как углеродные ограничения и экономический коллапс не разорили авиалинии и не превратили восемьдесят гектаров территории аэропорта в очередной убогий палаточный городок, пекущийся на жаре ровно до того момента, когда следующий сезон ураганов не вырвет его с корнем. Здесь, на северо-западе Тихого океана, осталось только два времени года: Потопы и Пожары. И этому лагерю осталось жить полгода, не больше.

Конечно, никто из этих людей не собирался тут торчать так долго. Это место для них не больше чем перевалочный пункт. Большинство уже бы двинулось дальше, если бы Канада не захлопнула границу.

- ...месь? - спрашивает оспо-мама.

Резеда возвращается к реальности: - Что, извините?

- Я говорю, не знаете когда привезут продовольствие? Я была в другой очереди, и они сказали... Она теряет мысль, пожимает плечами. - Даже какую-нибудь детскую смесь... всё, что у вас есть.

Резеда смотрит на часы. Черт.

- Еда - это не по моей специальности... - и тут же добавляет, видя, как меняется в лице пациентка, - давайте я все же узнаю.

Она подносит VisoR к глазам и набирает Тэкшаку. Лента новостей мелькает перед ее глазами, пока звонок пытается пробиться через перегруженную сеть. Средиземное море окончательно вымерло, всё благодаря сезонной бескислородной зоне, простирающейся теперь от Кипра до Гибралтара. Очередной обломок освободившегося от льда острова Гренландии спровоцировал еще одно цунами у восточного побережья. Водные войны теперь официально распространились и на Центральную Европу. О, для разнообразия есть какие-то хорошие новости: с маленького, покрытого струпьями, островка у берегов Австралии, где только что обнаружили колонию кораллов, изо всех сил цепляющихся за жизнь...

Видео-аватарка Тэка всплывает над лентой - нагромождение рваной, пикселированной анимации. "Эй. Ну как там паства?"

- Голодает. Снова задержка?

- Водитель заболел. И заменяющий заболел. Теперь пытаемся найти замену заменяющего.

Опять эта чертова обезьянья оспа. На самом деле это еще большая удача, учитывая все обстоятельства. По крайней мере обезьянья оспа не заканчивается летальным исходом. Половина городов от Каира до Калгари опустошены энцефалитом, малярией или другой заразой, в которую на этой неделе мутировал устойчивый к лекарствам монстр H5N1.

Резеда фыркает с отвращением. 'Сильно нужен вам этот водитель'. Только ведущий первый грузовик вообще держит руки на руле; остальные просто следуют за ним на автопилоте. Если бы не этот дурацкий закон...

Внезапно ей в голову приходит мысль. 'Эй. Это мне показалось, или было особенно трудно найти водителей с тех пор, как...' Она спохватывается, вспоминая о находящихся рядом беженцах, 'эм, в прошлый четверг?' Именно тогда у них закончились боеприпасы, даже резиновых пуль больше не осталось. Оставшуюся часть недели охрана транспортных колонн делает вид, что охраняет грузы с пустым оружием. Прибавьте к этому хронические задержки и все эти голодные желудки, и становится лишь вопросом времени, когда они столкнутся с очередным бунтом.

Конечно, головной офис не сильно афишировал эту новость. И тем не менее. Когда вы предлагаете людям проехаться без оружия в Логово Льва, вы не можете винить их за то, что они внезапно начинают себя плохо чувствовать. Учитывая, что львов какое-то время не кормили.

Так пожимает плечами: - Ну, что я тут могу сказать?

- Для начала можешь сказать, когда приедут грузовики.

- Если я правильно понял, мы уговорили Элану выйти в выходной. Дайте нам еще час, может два. И, это, Рез...

- Что ещё?

- Продуктов будет поменьше чем обычно. Все тут сильно боятся пшеничной ржавчины.

- Ты имеешь в виду ту, что в Европе? Говорят, что это может как-то повлиять на мировые запасы зерна, но ближайшие десять лет оно нам точно не грозит. А в наши дни десять лет - это же вечность.

- Ну были какие-то жуткие заголовки. Все теперь копят.

- Тэк, у нас тут двадцать тысяч ртов, если что.

- Знаю, знаю. Может быть пришло время попробовать тот фокус, который Иисус провернул с пятью хлебами и двумя рыбами.

Она цыкает, качает головой: - Ладно. А хорошие новости есть?

- Ну, - изображение прерывается, тормозит, - Ученые нашли несколько живых кораллов.

- Это я уже без тебя успела прочитать. Так, что-то новое у тебя есть?

- Эм, ладно... о, оказывается мы официально обречены. Говорят, прошли последнюю точку невозврата в ноябре.

- То есть для тебя это хорошие новости?

- Ты не понимаешь, это значит, мы сорвались с крючка, - он жестом показывает 'круто'. - Уже просто невозможно ничего исправить, что бы мы ни делали, так что можно просто расслабиться и получать удовольствие, пока потолок не обвалится и не придавит нас всех к чертям. Он кашляет: - Ладно, мне пора. Что-то в горле запершило, - и отключается.

Она снимает с себя VisoR. Оспо-мама куда-то исчезла, следующим в очереди стоит изможденный чернокожий мужчина, тихонько кашляющий в окровавленную тряпку. Он поднимает глаза, когда Резеда возвращается к реальности, на мгновение смотрит на что-то за ее плечом, вздыхает: 'Ну вот, солдафоны опять пожаловали...'

Она поворачивает голову.

Они выплескиваются из гейта D, как армия воинственных муравьев, проносятся мимо гигантской статуи Греты Тунберг, установленной в зоне вылетов (как вспоминает Резеда, на том самом месте, где она была застрелена менее десяти лет назад). Эта горючая смесь из мяса и железа, одна порода передвигается на двух ногах, другая на четырех, обе вооружены до зубов и нагружены полной боевой экипировкой. Солнце отражается от их шлемов, панцирей, торчащих из под масок морд. Они гремят по асфальту и бетону, подходят к краю палаточного лагеря и выстраиваются шеренгой.

Медленно продвигаются вперед: метр, десять, двадцать. Беженцы отступают. В конце концов, большинство из них отступают уже тысячи миль, что для них еще несколько жалких метров? Фаланга замыкается и удерживает позицию, край их построения всего в нескольких шагах от полевого госпиталя Резеды.

Они ее не трогают. Слава богу, военные еще стараются осторожно себя вести с представителями гуманитарных миссий. Это уважение со стороны военных, по крайней мере, по мнению Резеды Мелик, накладывает на нее определенную моральную ответственность.

Твою же мать.

Она тяжело вздыхает, приходит в себя, снимает одноразовые перчатки с рук и бросает их в мусорник. Заставляет себя подойти к ближайшему бойцу: здоровому мужику, с два метра роста от пяток до шлема, лицо скрыто тонированным пуленепробиваемым забралом. Роботы-усмирители BoDyne окружают его с обеих сторон, как механические гончие. Они гудят и подрагивают при ее приближении, беспокойные, настороженные и ожидающие малейшего повода.

- Простите, офицер, - она показывает удостоверение, висящее у нее на шее: управление по делам беженцев SeaTac, медицинский корпус. - Скажите пожалуйста, что происходит?

Она улавливает едва заметный блеск в его глазах. Броня, шлем, вся его поза, кажется, кричат: 'еще один робот'. И все же она почти почувствовала облегчение. В конце концов, эти глаза под забралом все еще человеческие. В наши дни среди военных плоть и кровь можно встретить все реже и реже. Когда Власть хочет показать кто здесь хозяин, она чаще всего это делает при помощи шестеренок, микросхем и карбона.

Черный рыцарь какое-то мгновение оценивающе смотрит на нее. (В нескольких метрах следующий человек в шеренге покачивает головой и многозначительно указывает вперед.) 'Отбывает частный VIP-рейс', - наконец произносит он. 'Для разнообразия ожидается настоящий самолет на взлетно-посадочной полосе. Они затребовали буферную зону'. Звучит почти как человек. Голос даже приятный.

Резеда смотрит на дороги и пандусы, путепроводы, возвышающиеся вогнутыми выступами из стекла и стали. Она конечно помнит, что в сотнях метров за всем этим, пустынные взлетно-посадочные полосы SeaTac International пекутся на солнце в гордом одиночестве.

Она бросает удивленный взгляд на черного рыцаря. "Да ладно."

- Согласен, здесь и так вполне пустынно, но кто-то посчитал, что нужна буферная зона побольше, чем обычно. Его плечи поднимаются и опускаются, что наверное можно трактовать как вздох. - Мэм, я просто выполняю приказы.

Вот в этом-то и есть основная проблема. Это всегда было основной проблемой. Но вслух только: - Я думала, что все они уже давно свалили.

Отправились в свои крепости в Новой Зеландии, или в свои переоборудованные пятизвездочные ракетные шахты в Скалистых горах, или на свои личные атомные подводные лодки, чтобы переждать всемирную катастрофу планеты, растерявшей свою долю рынка.

- Ноль-точки, те уже смотались. Возможно эти ребята попроще, из одного процента. Может им понадобилось время, чтобы наскрести на дорогу.

Она не может понять, шутит ли он.

Он указывает на точку на горизонте. "Вот они." В указанном направлении она едва различает мерцающее в дымке темное пятнышко.

- Знаете, - замечает он, - я работал на них.

А сейчас ты как будто не работаешь? "Серьезно?". Пятнышко превратилось в точку с крошечной тенью и намеком на контур.

- Ну, не конкретно на этих парней. Но знаю таких.

- Я даже не знала, что они все еще пользуются людьми для охраны. Думала, что в наши дни все делается при помощи дронов. Дешевле.

- Ага.

Что-то в легком наклоне его шлема выдает слабое ощущение... может быть, злорадства?

- Самое главное - не нужно беспокоиться о том, что дроны захватят ваш бункер, когда цивилизация наконец рухнет, и ваши деньги перестанут иметь какую-либо пользу.

Она позволяет себе дерзость: - Вы похоже затаили на них обиду.

- Я? Нет. Я всегда приземляюсь на ноги.

Прибывающий VIP уже превратился в жука, жирное темное пятно на фоне сернистого неба.

- Но существуют ли люди с десятилетней верной военной службой за плечами, злящиеся на то, что их выгнали на обочину, ради того чтобы кучка роботов могла забрать их работу? Да, мэм. Конечно, такие существуют.

Теперь уже стрекоза, сияющая голубым и серебряным светом, порхает над растянутыми палатками.

- Вообще-то, - загадочно добавляет он, - вот, возможно, некоторые из них.

Что-то отбрасывает тень на лицо Резеды. Она поднимает голову и видит, как над головой пролетает беспилотник: гигантский в своем роде, квадратный октокоптер с грузовой кабиной размером с небольшой автомобиль, зажатой между лопастями. На нем нет никаких опознавательных знаков.

Похоже идет на перехват приближающегося вертолета.

VIP-персоны тоже заметили. Открываются люки вдоль бортов вертолета: небольшая стайка дронов вылетает наружу, занимает оборонительный строй вокруг флагмана. На боках приближающегося коптера появляются лазерные точки прицеливания, ярко-малиновые метки, заметные даже на ослепительно ярком послеполуденном солнце.

Раскат грома.

Все дроны падают с воздуха. Все роботы на земле дергаются от внезапного короткого приступа столбняка и заваливаются набок. В каких пятидесяти метрах от них безымянный октодрон падает вместе с остальными; кто-то внизу кричит, крик внезапно обрывается, когда он падает на землю.

Вертолет кашляет и замолкает.

Нельзя сказать, что он падает. Он снижается в медленном штопоре, хвостовой винт вращается, как камень на веревке, кабина поворачивается вокруг своей оси, весь аппарат постепенно снижается по спирали. Ротор продолжает рассекать воздух, лениво шурша вслед за заглохшим двигателем. Этого оказалось достаточно, чтобы замедлить падение и выиграть время, достаточно для того, чтобы бесчисленные беженцы схватили детей и близких, и в панике покинули зону удара.

Вертолет подминает полдюжины палаток, как бумагу; его хвост со скрежетом ломается об бетон дороги. Несущий винт совершает последнюю большую дугу и зарывается в асфальт менее чем в пятидесяти ярдах от того места, где стоит, застыв на месте, Резеда.

Внезапно все стихло.

- Это был электромагнитный импульс, - наконец шепчет она.

Рыцарь опускается на колено, проверяя упавших собак.

- Похоже на то.

Лихорадочно она сканирует горизонт, купол неба: - Но где же взрыв, где огненный шар?

- Ну, ядерное оружие - не единственный способ получить импульс. Если бы мне надо было предположить, - его визор поворачивается к упавшему коптеру, - я бы сказал, что эта штука была под завязку загружена конденсаторами.

Она внимательно смотрит на него: - Вы знали.

- Кто, я?

Сквозь стеклянный купол вертолета на них смотрят лица с наполненными страхом глазами: мужчина средних лет, женщина, достаточно молодая, чтобы быть дочерью или женой, мальчик-подросток, сотрясаемый безмолвными рыданиями. Пилот в шлеме, с безнадежным отчаянием сосредоточенный на бесполезных попытках оживить машину. Лица ноль-точек. В состоянии предельного, оцепеняющего ужаса.

Каково это, думает Резеда, наконец-то, после всего что случилось в этом мире, почувствовать себя беспомощными?

Усилия пилота увенчались подобием успеха: открывается еще одна панель фюзеляжа, появляются два квадбота с пушками там, где должны быть их глаза. Они безвольно висят на своих ремнях, пилот освобождает управляемую дистанционно пряжку ремней, и они тут же безжизненно шмякаются на взлетно-посадочную полосу. Последняя надежда, и та исчерпана.

Резеда смотрит на черного рыцаря. За все это время ни он, ни его фаланга вояк не сдвинулись с места. - Разве ты не должен им как-то помочь?

- Приказ был исключительно на создание буферной зоны.

- И никто его не обновил?

Он постукивает по своему шлему: - Радио перестало работать, - похлопывает упавшего робота-охранника. - Просто выполняем приказ, мэм.

Существуют ли люди с десятилетней верной военной службой за плечами, злящиеся на то, что их выгнали на обочину, ради того чтобы кучка роботов могла забрать их работу? Да, мэм. Конечно существуют.

Вокруг места крушения образовалось некое свободное пространство, в радиусе сплющенных палаток и разбросанных вещей. Резеда замечает, как пространство начинает стремительно сужаться. Бесчисленные души - маргинализированные, бездомные, гонимые как скот огненными бурями и ураганами и вездесущей невидимой рукой строгой экономии - возвращаются, чтобы вернуть себе этот последний клочок земли, оставленный им. Из их эпицентра вырывается волновой фронт, зарождающийся камнепад: шепот, затем бормотание, затем пронзительный бесполый рев. Это звук скачущих всадников апокалипсиса, звук поднимающихся океанов, высыхающих водоносных горизонтов и пустынь, расползающихся по поверхности планеты. Это звук мира, сбитого с ног, миллиардов, оставшихся в отчаянной борьбе за последнюю сделку, и здесь - в центре всего этого - появляется кто-то, кого можно в этом обвинить.

Людская волна обрушивается на вертолет и начинает разрывать его на части.

Резеда Мелик там же, со всеми.