Последний крестоносец

Глава 23

Когда генерал Аднан Мефки вошел в дворцовый сад аятоллы, на лице его застыло решительное выражение.

Оторвавшись от чашки чая с изюмом, аятолла знаком показал, что генерал может говорить. Легкий ветерок, прилетевший со стороны гор, колыхал розовые кусты, наполняя воздух сладковатым ароматом.

— Мне сообщили, что делегация Дома Синанджу просит аудиенции у вашего святейшества.

— Никогда не слышал о таких, — сухо проговорил аятолла.

— Синанджу, о имам, это деревушка в Северной Корее, откуда берет начало род могущественных ассасинов. Они оказывали различные услуги шахам, а до этого — персидским калифам. Я слышал об этом Доме с малых лет. Многие считали, что их род давно уже вымер.

— Я не собираюсь иметь дело с людьми, прислуживавшими безбожникам-шахам. Запретите им въезд в страну.

— Боюсь, это невозможно. Они уже в Тегеране. Понятия не имею, как им это удалось, но с Домом Синанджу всегда было связано много таинственного. Так или иначе, но они дали знать, что будут во дворце через час, и ожидают встречи с вами.

— А кто они такие, чтобы выступать с подобными требованиями? — спросил аятолла.

Генерал помедлил с ответом, он был явно ошеломлен. Хотя ни один Мастер Синанджу не ступал на иранскую землю вот уже много веков, несколько лет назад представитель этого Дома оказал последнему шаху услугу. Нет, Синанджу нельзя было пренебрегать.

— Они — Синанджу, — ответил наконец генерал, как будто в этом слове заключался ответ на все возможные вопросы.

И в ту же секунду далеко в горах прогромыхала обрушившаяся под лучами солнца снежная лавина.

Мастер Синанджу важно шествовал по улице Лалезар, по самой середине проезжей части. Подбородок его был горделиво приподнят.

— Видишь, как перед нами расступается толпа? — высокомерно заметил он. — Давние услуги, оказанные моими предками, все же не забыты.

— Не обижайся, папочка, — отозвался Римо, — но, я думаю, все дело в том, как ты разобрался с теми двумя гвардейцами.

— Головорезы, — проворчал Чиун. — Эти негодяи явно не получили никакого образования — они даже не узнали меня в лицо!

— То же самое ты говорил и про пограничников. Да и вообще, такие люди встречаются на каждом блокпосту отсюда до границы с Пакистаном. Из-за нас им придется объявить очередной набор добровольцев, чтобы пополнить ряды своей армии. Судя по всему, никто не удосужился рассказать им о вкладе Синанджу в культурное наследие Персии.

— Вот увидишь, правители отнесутся к нам совсем по-другому. Они встретят нас цветами и старинными песнопениями. Потом мы передадим им просьбу Смита, и дело будет решено буквально за несколько минут. В качестве вознаграждения мы, возможно, предложим избавить эту прекрасную страну от выскочек-головорезов.

— В таком случае, я думаю, тебе придется перебить половину населения Ирана, — заметил Римо, осторожно поглядывая по сторонам. — И, кстати, я что-то не замечаю вокруг ничего прекрасного. Ты только посмотри на эти развалины!

— Новый правитель, конечно же, пытается расчистить столицу от этих уродливых современных домов-коробок. Насколько я понимаю, он придерживается старых традиций.

— То есть политики застоя и экономических авантюр? Это же не город, а мусорная куча! И, судя по всему, над расчисткой города поработали иракцы, а не местные власти.

— Ирак когда-то тоже был замечательной страной. Может быть, мы заедем туда на обратном пути. О! — проворковал Чиун, заметив невдалеке уличного торговца. — Продавец дынь! Пойдем же, Римо, я столько лет мечтал отведать вместе с тобой настоящую персидскую дыню!

— Стоит ли?

— До прибытия корабля Слаггарда у нас еще уйма времени, а все дела с персидским правителем мы решим за несколько минут.

Чиун поспешил к продавцу дынь. Его товар, лежавший в грубо сколоченных деревянных ящиках, на вид казался не слишком привлекательным. Мастер Синанджу принялся придирчиво осматривать дыни, время от времени поднося очередной плод к уху и тихонько тряся.

— Ну как? — терпеливо поинтересовался Римо.

— Эти дыни неспелые. Возможно, я ошибся, и сезон еще не в самом разгаре. А, постой, вот эта будет в самый раз. Заплати ему, Римо.

Римо выудил из кармана двадцатидолларовую купюру и протянул торговцу. Сдачи он так и не дождался.

Прижав к себе дыню обеими руками, Мастер Синанджу впился в корку длинными ногтями.

— Смотри, не урони ее, — предупредил его Римо, — Все-таки мы заплатили за эту дыню двадцать долларов.

Чиун развел руки в стороны, и дыня с легким треском распалась в его ладонях на две аккуратные половинки. Одну из них он протянул Римо.

Взглянув на свою порцию, тот пожаловался:

— Она внутри как вата — явно переспевшая.

Через секунду Чиун убедился, что его ученик прав, и, кипя от ярости, понес возвращать дыню продавцу. До Римо донеслись обрывки гневной тирады на фарси. В результате Мастер Синанджу принялся хватать дыни одну за другой, разбивать и выкидывать в близлежащую канаву. Торговец в отчаянии рвал на себе волосы, оглашая окрестности горестными стонами.

Через некоторое время Чиун подошел к Римо и заявил:

— Забери свои деньги. У этого человека нет ни одной хорошей дыни.

— Наверное, какой-нибудь селекционер-неудачник, — ответил Римо, поленившись отбирать у торговца двадцатку; в конце концов за них все равно платил Смит.

Они снова зашагали вперед, пока не наткнулись на продавца фисташек. Сникший было Чиун снова воспрял духом.

— На вид эти фисташки очень неплохи, — радостно объявил он.

Однако, заглянув в один из пакетов, Чиун обнаружил там мелкие сморщенные орешки, совсем не похожие на те, что воспевались его предками в летописях Синанджу. Мрачный как туча Чиун двинулся вперед.

— Для этой страны настали тяжелые дни, — пробормотал он. — Дыни порченые, а эту мелочь язык не повернется назвать фисташками. Что же случилось?

— Вот это, — ответил Римо, показывая на двоих проходивших мимо мулл.

В плащах из верблюжьей шерсти те были похожи на сложивших крылья грифов.

В здании иранского парламента генерал Мефки приветствовал Мастера Синанджу вполне подобающим поклоном. Не совсем до земли, но все же достаточно почтительно отметил про себя Чиун.

— Сейчас мы пройдем к вашему правителю, — объявил старый кореец.

— Тысяча извинений, — проговорил генерал, — но Великий аятолла отказался вас принять. Я пытался его убедить, но...

Внезапно генерал замолчал, увидев, какое впечатление произвели его слова на Мастера Синанджу. Глаза Чиуна горели, чувствовалось, что он едва сдерживает свой гнев.

— Да, это выражение лица мне знакомо, — сказал Римо по-английски. — На вашем месте я привел бы аятоллу, даже если бы пришлось тащить его за бороду.

— Пойдемте со мной, — пригласил генерал, внезапно осознавший, что боится старого корейца больше, чем роты Революционной гвардии.

Великий аятолла, сидевший на молитвенном ковре, при звуке шагов поднял голову. Глаза его сузились, когда перед ним предстала парочка, которую генерал привел в комнату для молитв.

— Да восславится Аллах, сострадательный и милосердный! — пробормотал аятолла.

— Что это он промямлил? — поинтересовался Чиун.

— Аятолла очень набожен, — объяснил генерал Мефки. — Он просит благословления Аллаха перед любой встречей.

— Да, ему стоит помолиться, чтобы наша беседа прошла нормально, — сказал Римо.

Генерал уставился на него, очевидно, обратив внимание на произношение.

— Американец? — спросил он.

— Да, — подтвердил Римо.

— Нет, — возразил Чиун. — Он из Синанджу. Римо давно уже не американец.

— Но сейчас вы работаете на Америку?

Их беседа явно озадачила аятоллу, не понимавшего по-английски, и он что-то спросил у генерала.

Чиун ответил ему на превосходном фарси:

— Я Чиун, действующий Мастер Синанджу. Мои предки когда-то были счастливы служить Трону Павлина.

Отхлебнув чая из чашки, аятолла с отвращением сплюнул Чиуну под ноги.

— Шах был коварным змеем, как и все, кто правил до него. Если ты служил его семье, значит, ты пособник дьявола.

Лицо Чиуна дрогнуло, и Римо подумал, не настало ли время оттащить его подальше от аятоллы. Вдруг он вспомнил об указаниях, полученных от Смита.

— Не забудь, Смит хотел, чтобы мы избежали войны, — прошептал Римо.

Чиун заколебался. Наконец его лицо приняло непроницаемое выражение.

— Я пришел как посланец Соединенных Штатов, — негромко и спокойно начал Чиун, и, к его удивлению, по лицу аятоллы скользнула тень замешательства.

— Он боится Америки, а не Синанджу, — прошептал старый кореец Римо.

— По всей вероятности, он не отличит Синанджу от Пекина, — ответил тот. — Советую тебе не забывать об этом.

— К вашим берегам направляется армия американцев-изменников, — продолжал Чиун. — Эти люди подчиняются человеку по имени Слаггард. Американский император не желает, чтобы они причинили вред персиянам, так же не желает он, чтобы им самим, за исключением Слаггарда, причинили здесь вред. Разрешите нам арестовать изменников, и Слаггард, доставивший столько неприятностей Персии, будет отдан вам.

— Эй, это не слишком хорошая идея, Чиун! — возразил Римо, когда услышал перевод тирады своего учителя. — Слаггард, конечно, преступник, но он все же американец. Я не могу допустить, чтобы его отдали на растерзание муллам.

— Тише! — шикнул на него Чиун, снова поворачиваясь к аятолле. — Имам согласен?

Не произнося ни слова, аятолла снова отхлебнул чая, однако на этот раз решил его проглотить.

На помощь имаму пришел генерал Мефки.

— Я могу обещать, что наши войска не станут вступать в бой с этими американцами, если Дом Синанджу обещает заняться ими сам.

— Договорились, — ответил Чиун.

— За Пасдаран я не ручаюсь, — проговорил наконец аятолла. — На все воля Аллаха!

Мастер Синанджу нахмурился.

— Что он хочет этим сказать? — спросил Римо, когда генерал перевел ему слова имама.

— Просто способ уйти от ответственности, — объяснил Мефки. — Религиозные деятели уже не контролируют гвардейцев, которых сами же и напустили на страну, однако признаться в этом не смеют.

— Скажите ему, — заявил Римо, указывая на аятоллу, — что если гвардейцы попадутся нам на пути, мы сотрем их в порошок.

Генерал Мефки перевел, и на лице имама отразился неподдельный страх. Чиун был настолько этим шокирован, что не проронил ни слова.

Наконец аятолла принялся еле слышно бормотать себе под нос:

— Мы пустим ко дну американский флот в Персидском заливе. Настанет время, и мы накажем Великого Сатану, сначала здесь, а потом в его собственном логове.

— Он блефует, — объяснил генерал Мефки по-английски. — Все они одержимы чувством мести. Аятолла уже стар, беспомощен и знает это. Муллы поработили наш некогда великий народ, и теперь всего лишь вопрос времени, когда люди сбросят их иго. У меня есть предложение — на этом мы закончим аудиенцию, а вы отправитесь выполнять свой долг. Даю вам слово, что мы не станем вмешиваться — ни на что большее в этой стране рассчитывать не приходится.

Чиун, судя по лицу, сильно расстроенный происшедшим, приблизился к аятолле и, склонившись над подносом с чаем и пирожными, отвесил имаму глубокий поклон.

— Да продлит Аллах дни вашей жизни, — сказал Мастер Синанджу, выпрямляясь. — Мы уходим, чтобы выполнить поручение нашего императора.

Слабым взмахом руки аятолла дал понять, что отпускает посетителей.

Снаружи, уже стоя на лестнице, ведущей в здание парламента, Римо спросил Чиуна:

— Зачем ты поклонился этой старой развалине?

— В дань уважения.

— Так ты его уважаешь?

— Ровно настолько, чтобы успеть плюнуть имаму в чай, — пожал плечами Чиун и, пока Римо смеялся, обернулся к генералу Мефки: — Я ищу торговца коврами по имени Масуд. Может быть, вы о таком слышали?

— Конечно. Пройдите две улицы на север, потом сверните направо. Но разве вы не торопитесь, чтобы помешать высадке изменников?

— Времени еще достаточно, — отозвался Чиун. — Пойдем, Римо.

Они двинулись по улице, проходя мимо мечетей с голубыми куполами, под заунывные крики муэдзинов, созывавших верующих на дневную молитву.

— Я знаю, что ты задумал, — заявил Римо.

— Неужели?

— Угу. Мы идем за гвоздем. Ты считаешь, что если этот гвоздь преподнести крестоносцам в качестве подарка, они растеряются — ведь им не за что будет сражаться.

— Да, когда мы закончим с остальным.

— То есть как это?

— Сначала я покажу тебе, как нужно покупать персидские ковры, — загадочно ответил Чиун.

Мягкими неслышными шагами Мастер Синанджу вошел в магазин торговца коврами Масуда Аттаи.

— Как вы уже заметили, у меня множество превосходного товара, — сказал Масуд, приветствуя покупателей.

— Хочу показать сыну, как правильно выбрать персидский ковер, — сказал Чиун. — Смотри внимательно, Римо.

Он подошел к высившейся в углу стопке ковров.

— Чтобы понять, не сгнила ли ткань, нужно сделать вот так, — объявил Мастер Синанджу, взяв ковер за угол, и неожиданно резко дернул на себя. Ворсистая ткань резко хлопнула у него в руках.

— Понятно, — сказал Римо. — Этот звук означает, что ковер в отличном состоянии, верно?

— Да он насквозь прогнил! — воскликнул Чиун, подступая к хозяину лавки.

— Вы дернули слишком сильно! — парировал тот. — Попробуйте вот этот, превосходная ткань!

Масуд Аттаи снял со стены ковер для молитв и, сгибаясь под его тяжестью, развернул перед Чиуном.

Мастер Синанджу забрал у него ковер, как будто тот был не тяжелее носового платка. Внимательно осмотрев ворс, он растер на ковре плевок и поднес ткань к носу.

— Отбеливатель! — с отвращением проговорил он.

— Все современные ковры отбеливают, — ответил Масуд.

Чиун бросил ковер на пол.

— Я ищу не подстилку для ослика, а настоящую персидскую работу. Покажите мне самый лучший ковер.

— Понимаю, — отозвался Масуд Аттаи и исчез за занавеской, откуда вскоре вынес тяжелый голубой сверток.

— Это «ладик» — восхитительная вещь. Обратите внимание на повторяющийся узор из тюльпанов. И только ради вас отдаю всего за пять тысяч риалов, — сказал Масуд, расстилая ковер на полу.

Пока Чиун осматривал товар, Римо окинул лавку внимательным взглядом. На стене он заметил обтянутый крепом портрет аятоллы Хомейни, а над ним — тускло поблескивающую шляпку огромного гвоздя, к которому портрет был прикреплен ветхой бечевкой.

Обернувшись к Мастеру Синанджу, Римо заметил, что тот присел на корточки и кудахчет, изучая рисунок лежащей перед ним ткани.

— Неужели это ваш лучший товар? — спросил Чиун. — Какие тусклые цвета. Этот ковер словно... неживой.

Масуд Аттаи всплеснул руками.

— Вы действительно блестящий знаток! Я должен был понять это с самого начала! Это и вправду лучшая вещь в моем магазине, но, как и все ковры сейчас, он соткан из «табачи», шерсти с бойни. Вы правы, этому ковру не хватает искры жизни. Какая проницательность! Так вы его купите?

— Нет, — отрезал Чиун, поднимаясь на ноги.

— Во всем Иране не ткут сейчас ковров, лучше, чем этот, вы не найдете. То, что вы ищите, можно раздобыть только в музее или у частного коллекционера, а не у простого торговца, как я.

— Я в высшей степени оскорблен!

— Прошу прощения, но времена изменились...

— Тем не менее, вы можете загладить свою вину, — продолжал Чиун.

— Скажите — как?!

— Мне нужен вон тот гвоздь.

Масуд Аттаи взглянул в сторону портрета аятоллы и беспомощно развел руками.

— Не могу — это единственный гвоздь у меня в доме. Знаете, теперь это большая редкость.

— Обещаю достать вам другой, который точно никогда не потеряется.

Масуд Аттаи задумался.

— Хорошо, — наконец согласился он.

Мастер Синанджу подошел к портрету и отвязал удерживавшую его бечевку. Взявшись за шляпку двумя пальцами, он осторожно потянул гвоздь на себя. Деревянная стена скрипнула, и Чиун бросил свою добычу Римо.

Затем Чиун аккуратно поднял изображение Хомейни с пола и ударом пальца между глаз намертво пригвоздил портрет к стене.

Масуд Аттаи взвизгнул и разразился причитаниями, призывая Аллаха отомстить за святотатство.

— В следующий раз не пытайтесь продать мне сгнивший ковер! — бросил ему Чиун, выходя из лавки.

Поспешивший за ним Римо заметил:

— Судя по всему, теперь все не так, как в былые времена.

— Да, следовало догадаться об этом раньше. Мусульмане разорили прекрасную Персию.

— А я думал, что эта страна всегда была мусульманской.

— Нет, эту религию принесли с собой захватчики-арабы, и Дом Синанджу перестал работать на Персию. Как печально. Мне будет больно писать о нашем путешествии в летописи.

— Что ж, но сейчас ты расстроишься еще больше, — проговорил Римо, показывая Чиуну добытый ими трофей. — Взгляни-ка сюда.

Чиун взял гвоздь в руки — он был такой громадный, что скорее напоминал железнодорожный костыль. Металл давно уже покрылся ржавчиной, но все же сбоку можно было различить выбитую надпись: «Сделано в Японии».