Последний пир Арлекина

VII

Проснувшись утром, я увидел в окно, что на город и окрестности ночью обрушился снегопад — один из тех, что невозможно предсказать. Снег все еще валил, собираясь в сугробы на опустевших улицах Мирокава, и дул сильный ветер. Фестиваль закончился. Все разошлись по домам.

Именно это намеревался сделать и я. Любые мои действия, касающиеся увиденного ночью, следовало отложить до тех пор, пока я не покину город. Любые обвинения, которые я мог выдвинуть против жителей трущоб Мирокава, будут (и должны быть) оспорены как неправдоподобные. Возможно, пройдет совсем немного времени, и все это перестанет меня беспокоить.

С чемоданами в обеих руках я спустился к стойке, чтобы расплатиться. За стойкой стоял не Бидл; клерк долго искал мой счет.

— А, вот он. Все в порядке?

— Все прекрасно, — ответил я. — А мистер Бидл тут?

— Нет, боюсь, он еще не вернулся. Всю ночь искал свою дочь. Эта девушка пользуется большой популярностью, была Королевой Зимы и всякая иная чепуха. Думаю, найдет ее где-нибудь на вечеринке.

Из моего горла вырвался какой-то нечленораздельный звук…

Бросив чемоданы на заднее сиденье машины, я сел за руль. Этим утром все, что я вспоминал, казалось мне нереальным. Падал снег, медленно, беззвучно и завораживающе, и я смотрел на него сквозь лобовое стекло. Заведя двигатель, я привычно глянул в зеркало заднего вида. То, что я увидел, ярко запечатлелось в моей памяти (как отразилось в рамке зеркала моего автомобиля); стоило обернуться, чтобы убедиться в реальности происходившего.

Посредине улицы, по щиколотки в снегу, стояли Тосс и еще одна фигура. Присмотревшись, я узнал одного из юношей, которых испугал в закусочной. Но теперь своим порочным и апатичным видом он напоминал свою новую семью. Оба смотрели на меня, не пытаясь помешать моему отъезду. Тосс знал, что в этом нет необходимости.

Пока я ехал домой, перед моим мысленным взором стояли две темные фигуры, но только сейчас вся тяжесть пережитого обрушилась на меня. Пришлось сказаться больным, чтобы не читать лекции. Невозможно вернуться к нормальному, привычному течению жизни. Пока я нахожусь под очень сильным влиянием этого периода и зимы куда более холодной, чем любая зима в истории человечества. И кажется, мне не помогает мысленное прокручивание недавних событий; я чувствую, что все глубже погружаюсь в бархатную белую бездну.

Иногда я почти полностью растворяюсь в этом внутреннем царстве ужасной чистоты и пустоты. Вспоминаю те моменты невидимости, когда я в клоунском наряде скользил по улицам Мирокава и меня не задевали пьяные шумные гуляки вокруг — неприкасаемый! И тут же меня охватывает отвращение к этой гротескной ностальгии, ибо я понимаю, что происходит, и не хочу, чтобы это было истиной, хотя Тосс утверждал, что это и есть она. Я вспоминаю его приказ остальным, когда я, беспомощный, лежал в туннеле. Его голос эхом прокатился по пещере, а сейчас отдается в моей собственной физической пещере памяти.

— Он — один из нас, — сказал Тосс. — Он всегда был одним из нас.

Именно этот голос теперь заполняет мои сны, дни и долгие зимние ночи. Я видел вас, доктор Тосс, из моего окна; вы стояли под падающим снегом. Скоро я буду праздновать, один, и этот последний пир убьет ваши слова только для того, чтобы подтвердить, как хорошо я понял правду.