Последний Повелитель

Пробуждение было каким угодно, только не приятным. На головную боль тяжёлого похмелья накладывалась тряска, и на всё сверху — угрызения совести за вчерашнее.

— Ты не понимаешь, Кора, ты драгоценность, я тебя недостоин, я точно знаю. Мне Камилл и Кот всё объяснили. Я попал сюда по ошибке, застрял в анабиозе из-за собственной глупости. На самом деле это не они мне объяснили, они давно умерли. Это я сам себе всё объяснил. Но в этом трудно сразу разобраться. А ты — чудо. Тебя надо на руках носить и боготворить издали. Понимаешь, мужчина должен доказать себе, что он достоин такой женщины. Но у меня мало времени, и я точно знаю, что один не справлюсь. Заставляю работать тебя как каторжную. А тебе учиться надо. Потом, когда вместо меня будет новый я, ты не обижай его. Понимаешь, внешне он будет отличаться, сильней, моложе, но его эго, вся память будут моими. Это гнусно и несправедливо с моей стороны — подсунуть ему все свои проблемы. Я лишаю его свободы выбора, а у человека всегда должна быть свобода выбора. У меня всегда была, но сейчас нет. Понимаешь, нет здоровья, поэтому нет времени. Как ты думаешь, сколько мне лет? 45? Неправильно! Двадцать! Я моложе тебя на четыре года. Это всё анабиоз. Никто не станет лежать в анабиозе тысячу лет сразу. Умные люди лежат десять раз по сто лет, и тогда — ничего! А теперь у меня нет другого выхода. Тут всё поставлено на карту. Или-или. Я и так потерял в анабиозе тысячу лет и здоровье. Но если бы не проспал, то не встретил бы тебя. А зачем тогда мне всё остальное? Как я запутался, Кора, если б ты знала! Как я запутался. А тут ещё тряска, голова болит.

Неожиданно тряска кончилась, в руке у него оказалась фляжка с вином, а перед ним — миска с солёными огурцами и картофелем.

«Зачем мне столько знать? Ты будешь думать, а я буду делать. Кто тебе будет помогать, пока я учусь 10 лет?» — Кора писала убеждённо, но то и дело виновато косилась на Джафара.

— Чтобы мне помогать, ты должна знать столько же, сколько я. До сих пор мы работали руками, а теперь нам нужно будет работать головой.

«Как это?»

— Думать, изобретать, прогонять варианты на компьютере. А потом учить других. Я же тебе рассказывал.

«Я не смогу учить. Мне язык отрезали».

— Будет у тебя новый язык. Скоро уже. Господи, только бы ты не оказалась болтушкой, как Джулия.

Кора осторожно отложила карандаш, положила ладони на колени, крепко зажмурилась. Джафар, взглянув на задрожавший подбородок, мгновенно протрезвел, подхватил её на колени, прижал к себе, зашептал в ухо:

— Посмотри мне в глаза, разве я тебя хоть раз обманывал? Если говорю, что будет у тебя язык, значит будет. Разве тебе твоя Кассандра не говорила? Не успела, значит. Будешь учиться и мне помогать, договорились, моя маленькая? Только не плачь. Не хотел тебе раньше времени говорить.

Вздрагивание плеч и хлюпание носом у него на груди постепенно затихли.

А зачем, собственно, он должен быть один в один, как я. У меня же куча недостатков. Память будет моя, а остальное запроектирую самое лучшее. Сделаю его сильным, быстрым, умным… Мда… А как сделать умным? Хорошую память я ему обеспечу, это просто. Хорошую кору головного мозга — тоже. А от чего ум зависит? Дальше — что ещё можно улучшить? Во-первых, исправлю этот дефект с витамином С. Все его вырабатывают, а люди — нет. Разучились. Цинга нам не нужна. Это ошибка эволюции. И обязательно — доминантой, чтоб потомки вспоминали меня с благодарностью. Аппендикс — на фиг его. Ну, это мелочь. Сначала — серьёзные вещи. А если всю энергетику клетки изменить. Смогу я совместить аэробную и анаэробную системы в одной клетке? Одновременно — нет, но как защитный механизм при резком падении парциального давления кислорода — может, что-то и выйдет. Потом — биогравы. Антигравитационные машины на биологическом уровне внутри клетки. Перед моим отлётом как раз шум был. Что-то у них не шло, энергетики не хватало. А я фтор подключу. Нет, со фтором надо осторожно. Клетка закипит. И откуда его организм столько возьмёт? Это же не кислород из воздуха. А вот о температурной стабильности есть смысл подумать. Антифриза в клетку добавить — раз. Термоантикоагулянта — два. Будет как в сказке — в огне не тонет, в воде не горит. Зимой в сугробе замёрз, летом оттаял — ожил. Если волки не съели. Людоед его в кипящий котёл кинет, а он там всю картошку слопает. Да, ему же сражаться придётся. Что для этого надо? Хорошую реакцию, силу и круговой обзор. Реакцию могу сделать, силу — на этих, новых, как же их? Неужели склероз начинается? Ну, ладно, главное — могу. Круговой обзор — нет. Третий глаз на затылке — это выделяться будет. Зато могу добавить пару новых чувств. Например, чтоб электромагнитные поля ощущал. И нуль-маяки чувствовал. Отлично для начала. Теперь — что он должен знать? Всё, плюс большую британскую энциклопедию. Если базу уничтожат, ему останется надеяться только на свою память. Интересно получается… А хи-хи не хо-хо? Выход только один. Заложить серию меня с разными специализациями. Боже мой, а как же Кора? Они же все её любить будут. Её размножить? А она захочет? Я хочу? Нет. Если попрошу, согласится. На всё согласится. Поэтому и нельзя просить. Ладно, рано об этом думать, надо сначала на мне проверить. Может, ничего и не выйдет.

Наконец, флаер был отремонтирован, аккумуляторы заряжены. Джафар сделал несколько кругов над поляной, дал киберам заново осмотреть механизмы. Киберы проанализировали записи чёрного ящика, что-то там подрегулировали. Джафар взял во второй полёт Кору. Та пришла в неистовый восторг, визжала, теребила его за рукав, указывая вверх. Джафар по спирали набрал восемь тысяч метров. Раздалось тихое «сссс», и в кабине стало падать давление. В крутом пике Джафар сбросил высоту до четырёх тысяч, аккуратно, на двух G вывел машину в горизонтальный полёт, выровнял на тысяче, сориентировался и посадил. Кора вытащила блокнот, карандаш и написала:

«Хочу лететь на Луну».

Джафар увёл её в бункер, чтоб не видела, как киберы суетятся вокруг флаера, посадил за компьютер, показал фотографии поверхности Луны, объяснил, сколько до неё лететь. Кора обиженно надула губы и одним пальцем начала выстукивать на клавиатуре запросы. Тем временем киберы заменили резиновые уплотнители на пластиковые, и флаер вновь был готов к полёту. Джафар спросил у киберов, что им привезти со складов базы, и получил такой список, что пожалел о вопросе. Подумав, загнал двух киберов в кабину, предупредил Кору, чтоб ждала его или к ужину, или через неделю, полетел на базу. Полёт прошёл без происшествий. На подходе к чёрному зеву ангара включил фары, сбросил скорость до безопасного минимума и аккуратно нырнул в проход, ведущий в мастерскую. Подумав, погнал флаер по коридорам базы как автомобиль, прямо к воротам склада. Киберы выгрузились, разыскали комплект генной лаборатории, помогли погрузить, сколько влезло. Джафар дал им задание разыскать всё необходимое, упаковать, сложить у дверей склада. Ждать его неделю. Если не вернётся, самим возвращаться в бункер. По дороге локаторами искать на земле флаер.

Обратный перелёт прошёл без происшествий. Он вернулся даже раньше, чем у Коры был готов ужин. Киберы разгрузили ящики, осмотрели флаер, заменили какой-то винтик. Потом принялись за развёртывание лаборатории. Делать второй рейс не было смысла. Заряжать аккумуляторы от такой слабой электростанции нужно было почти сутки, к тому же начинало темнеть.

Поужинав, Джафар отобрал у Коры недомытые тарелки и повёл её гулять по дамбе. Теперь дамба нисколько не походила на дорогу из жёлтого кирпича. Киберы покрыли её наружную сторону дёрном, и она выглядела так, будто веками стояла на этом месте. В доме мельника шлёпали об стол вечными пластиковыми картами четыре скелета. Компьютер системы охранной сигнализации доложил, что было несколько сот случаев посещения охраняемой территории крупными животными, и только одно — человеком. Джафар прокрутил на экране этот эпизод. Конопатый, до смерти испуганный, вздрагивающий от каждого шороха, крестьянин перебегал от дерева к дереву. Так продолжалось, пока он не наткнулся на обнимающий дерево пластмассовый скелет, стоящий на коленях, и усталый ласковый женский голос не попросил его поскорее удалиться. Крестьянин удалился. Остался башмак с деревянной подошвой и затихающий вдали вопль.

— Действует! — обрадовался Джафар.

Кора скорчила гримаску и шлёпнула его пониже спины.

Перевозка оборудования заняла десять дней. Удалось перевезти даже биованну. Неподъёмным оказался только большой томограф, но, если честно, не очень-то он и был нужен. Не каждый день приходится обследовать на томографе слонов. Генная лаборатория вела синтез регенерина, процесс шёл успешно, но требовал времени. Кора училась с яростным упорством. Она видела, что работа у Джафара не идёт, и кляла себя, что не может ничем помочь. А проект «Суперчеловек» рассыпался на глазах. Очень быстро Джафар убедился, что теряется совместимость с человеческим геномом. Короче говоря, то, что получалось, уже не могло скрещиваться с обычным человеком. Количество изменений переходило в качество. Более того, нужно было либо отказаться от возможности глубокой регенерации, либо придумать нечто гениальное. Дело в том, что при той степени регенерации, которой хотел добиться Джафар, новый организм мог развиться из любой клетки, попавшей в подходящие условия. Например, поел такой суперчеловек ложкой студня, и забыл её в грязной тарелке. На ложке осталось несколько живых клеток из полости рта — и привет! Через пару дней по тарелке будут ползать малюсенькие, жутко живучие человеческие зародыши. Ещё хуже обстояло дело с биогравами. Джафар никак не мог добиться синхронизации. Требовалось синхронизировать во времени гармоники, испускаемые отдельными клетками. Но клетки не желали этого делать. Работали на разных частотах, теряли фазу, вектор, и в результате суммарный эффект был нулевым. Джафар проектировал сложнейшие многоуровневые системы синхронизации, но добился только слабого положительного эффекта. Расчёты показывали, что КПД возрастал с увеличением массы биообъекта, когда возникал синхронизирующий эффект наведённого когерентного излучения, как в лазере, достигал максимума где-то в диапазоне от трёх до десяти тонн, после чего вновь падал. Но в любом случае, синхронизация держалась не более одной-двух секунд, а наибольший эффект — где-то девять десятых от массы тела. Левитировать без крыльев, силой воли человек не мог.

Джафар то сутками не вылезал из лаборатории, забывал о еде. Тарелки и чашки, принесённые Корой, остывали у него под локтем. То шатался, как привидение, по всем помещениям бункера, садился на порог или ступеньку, уставившись пустым взглядом в стенку. Кора садилась рядом, гладила по плечу, ночами плакала в подушку, если он оставался в лаборатории. Однажды она не выдержала. Расставила в кают-компании мебель по-новому, принесла из леса букет из красных и жёлтых осенних листьев, поставила в вазочку на стол. Потом, дрожа внутри от страха, привела Джафара из лаборатории, размашистым почерком написала на листе: «Так больше нельзя!» — и сунула ему в руки.

— Что нельзя? — растерянно спросил Джафар.

Кора подвела его к зеркалу. Смотреться туда не хотелось. Небритый, щёки ввалились, под глазами синяки. Волосы взлохмачены, из чёрных стали серыми от седины.

— Так ты считаешь, что я дошёл до точки? — спросил он. Кора испуганно кивнула. Она впервые собиралась спорить с Джафаром, и очень боялась. — Дошёл до точки, дошёл до точки, — задумчиво бормотал он, шляясь из угла в угол. — Знаешь, ты права. Я упёрся в стену. Нужен свежий глаз или другой подход. Я знаю, что делать, только очень не хочется. — Джафар покачался с пятки на носок перед зеркалом, критически осмотрел себя, стал вдруг очень деловым и целеустремлённым, направился в ванную. Через несколько минут появился оттуда подстриженный и свежевыбритый. Одел костюм, которого Кора до сих пор не видела. Белоснежно-белый, со множеством карманов на «молниях», даже на рукаве.

Девушка присела на краешек дивана, не зная, радоваться ей, или наоборот, ещё больше бояться. Джафар решительно плюхнулся рядом, прижал к себе, зарылся лицом в её волосы и попросил:

— Идём погуляем. Две недели на воздух не выходил.

Гуляли по обычному маршруту. До мельницы, по дамбе, по холмам среди сосен. Сзади, как привязанные, топали Хайкара и Табак. Джафар скармливал им сахар кусок за куском, рассказывал Коре о своих планах и неудачах. Планы были грандиозные, охватывали всю планету и десятки лет туда. В чём именно заключались неудачи, она не могла понять, но не перебивала. Пыталась запомнить как можно больше незнакомых слов, чтобы потом спросить у компьютера. Запомнить было невозможно, и она стала записывать. Джафар взял у неё листок, исправил ошибки и стал объяснять. С одного переходил на другое, с ДНК на электронные микроскопы и томографы, потом на обычные микроскопы, очки и контактные линзы. Объяснял, как устроено зрение орлов, какие у них маховые перья, кто такие Американские индейцы, что такое томагавк, вспомнил Джулию, рассказал, что помнил, из своих ночных похождений в Тонто.

Вернулись домой уже в темноте, продрогшие, но довольные. Правда, Кора так и не смогла выяснить, какое неприятное дело запланировал Джафар на завтра. Каждый раз принимался отшучиваться, а когда она села под берёзу, обхватила коленки и наотрез отказалась идти дальше, сказал, что ничего страшного, заработает ещё пару седых волосков, и всё.

Утром Джафар почти не завтракал, вынес из одной жилой комнаты всю мебель, оставил только компьютер у стенки на полу. Привёл в рабочее состояние кибердиагноста, биованну, написал инструкцию для Коры, что, как, зачем и после чего нажимать, проверил, всё ли она поняла, разделся до плавок, строго-настрого запретил тревожить себя до 8 вечера, а позднее — действовать по обстоятельствам, и ушёл в комнату.

Ривьера сидел в обычной позе, левой рукой набирая что-то на клавиатуре компьютера, а правой листая свои заметки. Из всех, кого знал Джафар, только он один предпочитал работать на клавиатуре левой рукой.

— А, гроза лесных разбойников, не забыл старика, — приветствовал он Джафара. — Слышал, хочешь супермена вырастить?

— Не получается супермен.

— И не получится. Жадность тебя губит. Ещё Козьма Прутков говорил: «Нельзя объять необъятное».

— Козьмы Пруткова не было.

— Вот те раз! А кто это сказал?

— Группа товарищей.

— Ишь, какой начитанный. А Хилон сказал: «Не желай невозможного». Себе не веришь, Пруткову не веришь, Хилону поверь.

— Да верю я, верю. Я не знаю, что делать.

— Вот с этого и начнём. Что ты хочешь? Человека или непобедимого рыцаря без страха и упрёка? И то и другое сразу не получится, ты это уже доказал. Если хочешь человека, возьми у Коры яйцеклетку, подработай, сколько можно. Аппендикс убери, ещё что по мелочи. И внедри на место. Не мне тебя, биолога учить. Не представляешь, как Кора обрадуется, когда от тебя ребёнка понесёт. Теперь рассмотрим другой случай. Рыцаря без страха и упрёка. Ради всего святого, не делай его похожим на человека.

— Почему?

— В него девушки влюбляться будут? Будут! А он человек? Нет. Что имеем? Кучу разбитых сердец и несбывшихся надежд. Шучу. Но суть ты понял.

— Я хочу человека. А для дела нужен рыцарь. Карлос, а он меня простит, если я его монстром сделаю?

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты хотел переписать в него свою память. Ты сам себя простишь?

— Понятно. Так каким же мне его делать?

— Тебя Гром учил, правильно сформулируй задачу, и в половине случаев получишь ответ. Перечисли, что ты хочешь в него заложить, и посмотрим, что получится.

— Ну… Огромный объём памяти. Раз в десять больше, чем у человека. Хочу, чтоб летал. Чтоб был сильным, ловким, быстрым и непобедимым. Меня тут из арбалета чуть не пристрелили. Так, хотя бы, чтоб арбалетные стрелы его не брали. Ещё много чего хочу, но к фенотипу это отношения не имеет.

— Головастый такой, покрытый бронёй и с крылышками. Смотрим на твой график по массе объекта с биогравами, и получаем пять тонн. Девяносто процентов веса берут на себя биогравы, а последние пятьсот кэгэ — крылья. Летать сможет. При массе пять тонн объём мозга будет такой, какой тебе нужен. Теперь броня. Костяные пластины, наружный скелет, или чешуя. Чешуя мне больше нравится, но выбор, конечно, за тобой. Смотрим, что получилось. Размером — со слона, руки, ноги, крылья. Очень умный — значит, с мудрым взглядом. Покрыт чешуёй. Да, для управления полётом желательно иметь хвост в качестве балансира. Руки, ноги могут быть заняты. Тебе это ничего не напоминает?

— Дракон…

— Действительно похоже.

— А как быть с регенерацией? Чтоб из одной клетки случайно не вырос весь организм?

— Сделай так, чтоб для регенерации требовалось много клеток. Ещё лучше — несколько желёз, или выработка каких-то специфичных гормонов.

— Так при размножении весь организм начинается с одной клетки.

— Замени способ размножения. Ты же биолог, придумай что-нибудь.

— Заменить способ? Это можно! Спасибо, Карлос… А где Карлос?

— Как я понимаю, этот образ свою задачу выполнил, — ответил Камилл. — Теперь — пришло время ткнуть котёнка носом в свежую кучку Г. Интересно, почему для этой операции твоё подсознание выбирает именно меня? В жизни ведь такого не было. В отряд десантников ты войти не успел, и все нагоняи получал от своего начальства. Неужели я такой страшный? А грехов за тобой накопилось — на десантный транспорт хватит. Взять хотя бы погром в Тонто. Ты всегда так себя ведёшь в общественном месте?

— Я старался не выйти из образа.

— Удалось. Твоим образом теперь детей пугают. По-моему, у тебя не всё в порядке с торможением. Симптом наступающего маразма.

— Извини, Камилл, мне надо назад. Я уже всё узнал здесь, теперь надо вернуться.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты ничего не забыл, когда настраивался на погружение в подсознание?

— Вроде нет… В крайнем случае, меня Кора в восемь часов вытащит.

— Вот-вот. Программист бы меня сразу понял. Ты запрограммировал цель, но не ввёл команду выхода. Более того, подсознательно настроился, что тебя вытащит Кора в восемь вечера. А до этого у тебя будет несколько очень насыщенных часов. Не могу сказать, что приятных, но вспоминать их будешь всю жизнь.

— Но в прошлый раз…

— В прошлый раз ты легко отделался. Помнишь, добавил фразу: «И сразу — назад». Почти никаких побочных эффектов.

— Только поседел. Камилл, помоги мне!

— А за что тебе помогать? Ты Коре помог?

— Я для неё всё, что угодно, сделаю! Мы как одно целое.

— Красивые слова. А на деле? Биованна уже месяц к работе готова, а Кора всё ещё без языка. Делов-то на три дня. Нет, ты без Коры трёх дней прожить не мог. Ещё бы, надо навоз за лошадьми убирать, выгуливать их, чистить, сено задавать. Ты когда последний раз Хайкару чистил? Забыл. Свалил всю грязную работу на подругу жизни, спаситель человечества.

— Я хотел ей регенерином язык вырастить. Своим… Она бы поняла, простила.

— Ага, изобрёл панацею, а облагодетельствовать некого. Пропадает. Так чего же ты ждёшь? Синтез неделю назад закончен. Матрицирование сколько занимает? Сутки! Четыре дня назад хватило бы и тебе, и Коре и Табаку впридачу! Чего ты ждёшь? Не отвечай, я переберу варианты.

Вариант первый. Ты просто забыл. Несмотря на все громкие слова, плевать тебе на Кору, ты вспоминаешь о ней когда в желудке забурчит. А в остальное время забыл, и всё.

Вариант второй. Ты не забыл. Но ты вспомнил, что регенерин имеет неприятные постэффекты, связанные с размножением. Что на полтора-два месяца придётся забыть о сексе и постельных играх. Целых два месяца воздержания, это же так тяжело!

— Я забыл… — сказал Джафар. Лицо пылало. Ему хотелось провалиться под землю, или повеситься. — Я всё исправлю. Помоги мне вернуться. Пожалуйста.

Камилл принялся мерить шагами комнату. Остановился у окна.

— Я не могу помочь. Это твоё подсознание. Хозяин в нём ты. А я — образ, выбранный сознанием для точного формулирования мыслей. Насколько понимаю ситуацию, у тебя сейчас начнутся муки совести. Выгляни в окно, к тебе уже очередь. Конопатый крестьянин в одном ботинке, Джулия, голый сеньор, видимо, за сатисфакцией, Фатима. Боже мой, сколько их. И даже ты сам. Интересный у вас будет разговор. Знаешь, Кора замечательная девушка. Ей бы тут первой стоять, а она не пришла. Ну ладно, стажёр, мне пора. Не люблю, когда меня ждут люди. И, чтоб не думал обо мне плохо, вот тебе совет. Перед тем, как вкалывать Табаку регенерин, замени в нечётных группах третьей фрактали бэта радикал на гамма. Иначе отправишь его в лошадиный рай без очереди. Прощай, стажёр.

— …Кора, вытащи меня отсюда! Кора! А-а-а! Уйди, я не хотел! Кора, вытащи меня! Не могу больше, Кора!

Кора вымыла тарелки, поглядела на часы. Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как Джафар закрыл за собой дверь. Пошла к лошадям, расчесала гривы, убралась в конюшне, проехалась шагом до дамбы и обратно. Прошло меньше двух часов. Постояла у двери, прислушиваясь. Тишина. Решилась, закрыла все двери, чтоб не выдать себя сквозняком, погасила свет, и медленно, очень медленно начала открывать дверь. В комнате было темно. Почти темно. Какой-то слабый, меняющий цвет и яркость огонёк то освещал бледным светом кусок стены, то вновь угасал в тишине. Кора приоткрыла дверь побольше. Свет исходил от экрана компьютера. Светлый кружок в центре экрана плавно разрастался до двух-трёх сантиметров, меняя цвет, потом так же плавно сжимался в тусклую точку. В ритме его изменений было что-то жуткое, завораживающее. Кора осторожно сняла обувь, бесшумно отошла от двери. В спальне легла на кровать, зажав ладони между коленок. Часы показывали полтретьего. Прождав целую вечность, вновь посмотрела на часы. Без двадцати пяти три. Заметалась по комнате. Ночной кошкой пробежала по коридору, расширила щель, заглянула. Джафар, прямой как палка, сидел на полу к ней спиной, как-то чудно растопырив колени. Холодные мурашки пробежали у неё по спине. Что-то было неправильно. Закусив до крови губу, проклиная себя за дерзость, она бесшумно прокралась вдоль стены, заглянула в лицо. В следующий миг с воем смертельно раненого животного бросилась перед ним на колени, схватила за плечи, затрясла, вскочила, попыталась поднять напряжённое, одеревеневшее тело. Метнулась к двери, ударом ладони включила свет, отвернула экран компьютера к стене, растерянно огляделась, положила Джафара на спину и принялась отвешивать звонкие пощёчины. После пятой прижалась ухом к его груди. Сердце билось гулко, как молот, но она не могла понять, чьё. Тело Джафара расслабилось, глаза закрылись, с лица исчезло выражение ужаса, дыхание стало ровным, глубоким. Только волосы, ещё утром чуть тронутые сединой, побелели до самых корней. Кора бросилась в медицинский сектор, схватила листок с инструкцией, попыталась прочесть. Руки тряслись, буквы прыгали перед глазами, смысл слов ускользал. Схватив на кухне графин с водой, побежала назад, выплеснула воду ему на лицо, грудь. Джафар закашлял, сделал рукой слабую попытку прикрыться от струи. Кора отбросила графин, всхлипывая принялась растирать грудь, плечи. Джафар что-то невнятно пробормотал. Кора замерла, прислушиваясь.

— Вытащи меня отсюда, Кора, пожалуйста вытащи, — бормотал он.

Не чувствуя веса, Кора подхватила его, отнесла в спальню, положила на кровать. Побежала на кухню, принесла вина, попыталась влить в рот. Джафар открыл глаза. Взгляд испуганно обежал комнату, остановился на её лице.

— Это ты? Восемь часов… Я думал, никогда не кончится… Сто лет прошло… — он сделал слабую попытку подняться. Кора замотала головой, замычала, прижала к подушке его плечи. Джафар расслабился. — У тебя на подбородке кровь. Ты ударилась?

Кора легла на одеяло рядом с ним, свернулась калачиком и постаралась не всхлипывать. Джафар посмотрел на часы. Сел. Потом снова лёг. Часы показывали без двадцати три. Минут пять молчал.

— Кора, — сказал он наконец, — ты умница, родная. Как ты догадалась? До восьми часов я бы не выдержал. Спасибо тебе, маленькая. Если я когда-нибудь буду себя плохо вести, ты скажи мне только: «Два сорок», запомнишь? Пусть это будет наш пароль.

— Помнишь, я говорил, что будет у тебя новый язык? Так вот, если через неделю не вырастет, можешь бросить в меня камень. А теперь открой рот. Я сделаю укол. Будет немного больно.

Кора послушно открыла, и Джафар вколол в обрубок языка полкубика. Потом ввёл десять кубиков в вену для общего оздоровления организма.

— Ну, вот и всё. Но есть один неприятный момент. Теперь тебе нельзя ложиться с мужчиной ровно два месяца. Иначе у тебя родится урод. Может, без рук, без ног, а может, с двумя головами. А может, с виду нормальный, но урод внутри. Это самое страшное. Такого лучше сразу утопить, пока в людоеда не вырос.

Джафар намеренно сгущал краски, чтоб запугать, и добился своего. Даже с перебором. Кора заплакала.

— О, Господи, ну чего ты плачешь? Два месяца, и всё.

«А как же ты?» — написала она.

— Так же, как и ты. Я себе ещё раньше вколол. Мне тоже два месяца нельзя.

Кора сразу успокоилась. Что в ней поражало, так это мгновенная смена настроения. Одно слово, горе забыто, она снова счастлива.

— Тут вот какое дело, — продолжал он. — Надо Табаку укол сделать, и на это время убрать куда-нибудь Хайкару.

«Не надо, — написала Кора. — У неё жеребёнок будет, она не подпустит».

— Вот те раз! Пойду поздравлю. Постой, надо же тогда конюшню перестроить. Пошире сделать, утеплить, Хайкаре угол побольше отгородить. Киберам на неделю работа. А кто его объезжать будет, когда вырастет? Я не умею…

Три дня спустя он нашёл Кору за конюшней, с мокрыми полосками вдоль щёк. Девушка никак не хотела объяснить, из-за чего плакала. Это было на неё непохоже. Сдалась, когда Джафар пригрозил, что обидится. Показала левое запястье. Он не понял. Оттянула рукав, взглянула на его запястье, и слёзы полились в два ручья. Джафар достал из кармана блокнот, карандаш, сунул в её руку.

«Шрамик исчез», — написала Кора.

— Какой шрамик?

«Свадебный».

— Фу ты, напугала, — успокоился Джафар. — Я тебе что говорил? Твоя кровь в моих жилах, моя кровь в твоих жилах. И никуда ты от этого не денешься. А шрамик — это так, побочный эффект. Исчез, потому что у тебя язык растёт. Открой рот.

Кора открыла. Джафар внимательно осмотрел. Процесс шёл нормально. Может, чуть медленней, чем он планировал.

— Теперь покажи спину.

Кора послушно задрала куртку и рубашку. Рубцы от кнута почти рассосались, светились белыми полосками на загорелом теле.

— Вот видишь, и на спине всё зажило. Идём к зеркалу, сама увидишь. Ответь мне на такой вопрос. Как так получилось, что твои глаза выбрали самое мокрое место на всей физиономии, а?

Кора благодарно потёрлась носом об его плечо и улыбнулась.

Работа шла. Джафар разрабатывал внешний вид дракона. Рисовал вариант за вариантом. Всё вместе, скелет, отдельные сочленения. Каждые полчаса нёс Коре на выбор несколько вариантов. Кора откладывала свои дела, внимательно изучала рисунки и обводила те места, которые ей понравились. У неё был безукоризненный художественный вкус, но рисовать не умела. Джафар же наоборот, мог с точностью фотоаппарата нарисовать всё, что угодно, но нанести тот штрих, который превращает рисунок в произведение искусства, ему было не дано. Утвердив, наконец, внешний вид, который Джафар называл непонятным словом «фенотип», принимались рисовать скелет, а потом расположение и точки крепления мускулов и сухожилий. Чаще всего, на этом работа над вариантом и заканчивалась. Зато приобретался Ценный Опыт (сын ошибок трудных). Постепенно внешний вид определился. Джафар ввёл данные по скелету и мышцам в компьютер и начал обкатку. Заставлял компьютерную модель бегать, прыгать, лазать по скалам, махать хвостом. Выявлялись участки с максимальными и запредельными нагрузками на кости и мышцы, менялись точки крепления сухожилий, форма суставов, толщина костей. На экране компьютера нагрузки отображались цветом. От ярко красного, почти белого в местах максимального сжатия до тёмно-синего там, где на кость действовали силы растяжения. Так и маршировал по экрану скелет, переливаясь всеми цветами радуги при каждом шаге. Постепенно исчезли участки с очень яркой или очень тёмной окраской. Джафар приступил к отработке фрагментов скелета, связанных с крыльями. Но у компьютера не было опыта имитации полёта существ с шестью конечностями. Пришлось задействовать методы виртуальной реальности, шлем сенсовизора и активный динамический костюм. Разумеется, встретилась масса трудностей. Руки изображали крылья, ног же явно не хватало. После некоторого раздумья, Джафар запараллелил в компьютерной модели управление передней левой и задней правой ногами и наоборот. Управление хвостом повесил на датчики положения подбородка в шлеме сенсовизора. Одев шлем, костюм, закрепившись в системе активной ориентации с тремя степенями свободы, он превращался в дракона в мире виртуальной реальности. Вертел головой, оглядывая поле, покрытое абстрактными ромашками, рассматривал горы на горизонте. (До гор нельзя было дойти, они служили лишь для ориентации.) Повернув голову назад, видел свои крылья и хвост. Осторожно помахав руками-крыльями, попробовал разогнаться и взлететь. В первый момент всё шло нормально, потом хвост ушёл вниз, обогнал голову, и Джафар шлёпнулся на спину. Кора, наблюдавшая за происходящим по монитору, громко вскрикнула. К счастью, динамический костюм не передавал резкие ударные нагрузки. Джафар, путаясь в своих (четырёх!) ногах, перевернулся на живот, поднялся, помогая себе крыльями и выключил костюм.

— Ты знаешь, это совсем не так, как я думал, — сказал он, стаскивая шлем сенсовизора.

— Больно? — спросила Кора. Она ещё не верила, что вновь может говорить, и очень стеснялась.

— Что? А, нет, такой реализм нам не нужен. Хочешь попробовать?

Кора кивнула, глаза загорелись. Джафар выпутался из костюма, помог ей облачиться, закрепил в кардановом подвесе системы активной ориентации, одел на голову шлем. Потом сел перед монитором, выбрал ракурс наблюдения. Некоторое время дракон на экране осматривал себя, ощупывал крыльями. Наклонил голову, потоптался на месте, помахал прямым, как палка, хвостом. Разбежался, нагнул голову, посмотрел на собственные ноги, тут же в них запутался и кувырнулся через голову. Из под шлема донеслось: «Ой, мамочка!» — отчего хвост дракона задёргался, как у сердитого кота. Помогая себе крылом, дракон поднялся на ноги, разбежался, забил крыльями взлетел метров на десять, завалился на левое крыло, и вдруг свернулся, как ёжик. Джафар взглянул на Кору. Так и есть, испугалась и сжалась в комочек. Дракон на экране рухнул на землю и покатился. В шлеме раздалось хихиканье. Дракон довольно ловко встал на ноги, помогая себе хвостом, опять пошёл на взлёт. Раз за разом это получалось у него всё лучше.

К тому времени, когда выпал первый снег, костно-мышечный аппарат был в основном проработан. Особенно гордился Джафар передними конечностями, совмещавшими когти и пальцы. Когти могли складываться в копыто, или убираться как у кошки. Пальцы тоже убирались в специальные гнезда. С головным мозгом рисковать не хотелось, поэтому он запроектировал его как систему из восьми почти человеческих, расположенных в два ряда на одном нервном стволе, переходящем в спинной мозг. Для большей живучести и ударозащищенности отдельные полушария разделялись упругими хрящевыми перегородками. Нервное волокно запланировал в несколько раз более быстрое, чем у человека, но из-за возросшей длины нервных окончаний выигрыша в скорости реакции или субъективном ощущении времени получить не удалось. Зато система пищеварения — о, это был шедевр. Переваривала всё, что угодно, хоть каменный уголь. Как только Джафар отказался от идеи совместимости генома с человеческим, ему удавалось всё. Как будто кто-то дал в руки волшебную палочку. Часто он выходил из лаборатории в два — три часа ночи. Пошатываясь, шёл в свою комнату. На время двухмесячного карантина они с женой ночевали в разных помещениях, как сказала Кора: «Чтоб не захотелось». Кора тоже частенько засиживалась допоздна. Она открыла для себя мир компьютерных игр и сенсофильмов. Когда-то Джафар сам настоял, чтоб после восьми вечера — никакой учёбы, давала отдых мозгам. Теперь не знал, что делать. До восьми Кора честно занималась домашними делами и учёбой, но ровно в двадцать ноль ноль натягивала на голову шлем сенсовизора и отключалась от внешнего мира. С восторгом смотрела по нескольку раз самые глупые, примитивные фильмы, при первой возможности тащила Джафара к своему проектору и просила объяснить тысячи женских мелочей. Зачем ходят на высоких каблуках, нравится ли ему педикюр, для чего служит губная помада, почему в Европе зубы красят в голубой цвет, а во Вьетнаме — в чёрный. В голове у неё была полная каша. Девятнадцатый век перемешался с двадцать третьим, местная история с Земной, антигравы с конскими повозками. Тем более, что в жизни было то же самое. Выйдя из бункера, она попадала из середины двадцать первого века в рыцарские времена, не делала особого различия между костром и СВЧ-духовкой. С одинаковой привычкой управлялась с лошадьми и киберами. Всё бы ничего, но человеческий мозг не был рассчитан на такие длительные перегрузки. Наступало нервное истощение. Джафар несколько раз порывался серьёзно поговорить, но всё откладывал под её жалобным взглядом. Однако, когда Кора свалилась в обморок прямо в коридоре, он испугался не на шутку. Кора, виновато выглядывая из кресла кибердиагноста, молча выслушала нагоняй, только когда Джафар пригрозил отобрать сенсовизор, робко попросила:

— Ну пожалуйста, Афа… — по просьбе Джафара, Кора продолжала его звать так. — Мне так много узнать хочется, а всего десять лет осталось… Можно хоть часик в день?

— Ну с чего ты взяла, что десять лет? Смотри сюда, — Джафар забарабанил по клавишам. — Прогноз кибердиагноста — доживёшь до восьмидесяти. А с моим регенерином — может, за сто перевалишь.

— Кассандра сказала.

— Что она сказала?

— Она сказала: «Не живут долго те, кого боги заметили. Десять лет проживёшь с ним, но каждого года на десять жизней хватит. Утраченное обретёшь, крылья получишь, тысячу судеб людских через себя пропустишь». Я не понимала раньше, а так оно и есть. Слово в слово, честно!

Джафар лихорадочно искал в сказанном логические противоречия. «Десять лет проведёшь с ним» — это могло относиться скорей к нему. С другой стороны десять лет — это почти вечность, если тебе двадцать.

— Слушай меня внимательно. Десять лет — это мне осталось, а не тебе. Я же рассказывал тебе, что тысячу лет лежал в анабиозе.

— Она про меня говорила. Значит, вместе умрём. Я без тебя не смогу жить.

— Глупости. А кто дело продолжать будет?

Кора ссутулилась, опустила плечи.

— Надо найти твою Кассандру! — решительно сказал Джафар.

— Она умерла.

— Две тысячи лет жила и умерла?

— Как — две тысячи? — глаза Коры широко распахнулись. — Сто семь лет…

— Ты не… Точно сто семь? Тогда это не та Кассандра. Расскажи, что о ней знаешь. Всё-всё.

— Она цыганка была. Самая-самая знаменитая. Сеньорам судьбу рассказывала. Целый золотой брала. А иногда не брала. Говорила: «Не могу тебе судьбу открыть. Знать будешь, наоборот поступишь, не сбудется, что бы я ни сказала». И не брала денег. А иногда смотрела в будущее и на бумаге велела записать, когда куда поехать надо и что сделать, чтоб сбылось, или беду обмануть. А в нашей деревне ночевать остановилась. Мне тогда шестнадцати не было. Мы, девушки, ей песни пели, хороводы кружили, кто ягод принесёт, кто молока парного, кто пирог с вареньем. А потом пристали, расскажи, кто кому суженый. Сначала не хотела, потом развеселилась, гадать нам стала. Не поймёшь, то ли всерьёз гадает, то ли шутит. Раскинет колоду по столу, выхватит карту, покажет всем и спросит: «Знаете, кто этот сокол? Да как же не знаете, вот он по улице идёт. Тебя, голубица, к себе в гнездо унесёт». А там по улице сразу десять парней идут, попробуй угадай, какой. Так было, пока до меня очередь не дошла. Подержала меня за руку, потом всех из горницы выгнала, на колени передо мной встала, край платья поцеловала. Я испугалась, а она: «Кто я такая, чтоб перед тобой на скамье сидеть, когда ты стоишь». Другие карты достала, я таких ни до, ни после не видела. На одной солнце нарисовано, на другой — повешенный, ни одной картинки, как на обычных картах. Два раза раскинула, а сама бормочет: «Ты не смотри на карты, пользы в них никакой, только сущее словами выразить помогают». Потом сгребла в кучу, меня за руки взяла, долго-долго прямо в глаза смотрела, а потом заговорила. Судьбы всех людей, говорит, с твоей связаны, как свою повернёшь, туда судьба мира пойдёт. О тебе рассказала, только не сказала, когда я тебя встречу. А потом сказала, что если меня видела, то и помереть может спокойно.

— И умерла?

— Нет, умерла позднее. Лет пять спустя. Только я её больше не видела. Я тогда как раз господина встретила, за тебя приняла. А он лишь о богатстве и думал. Судиться стал, меня на суде выставил. Я самыми страшными клятвами за него клялась, только правда всё равно раскрылась. Его заковали, в темницу бросили, а меня на площади кнутом страшно высекли. А когда отлежалась, язык отрезали, из города выгнали, дом разграбили.

Джафар установил строгий распорядок дня. По утрам и вечерам — бег трусцой, или на лыжах. Табак тоже участвовал, портил копытами лыжню, на него ругались, но не прогоняли. Животные, особенно лошади, липли к Джафару как пчёлы на мёд. Кора удивлялась, говорила, что впервые видит, чтобы лошадь за человеком как собака бегала. Джафар хотел съездить в Тонто, но Хайкара ждала жеребёнка, и для рыцарского коня выглядела несолидно. Кора настаивала, чтоб он ехал без неё, но одному не хотелось. Работа над проектом шла полным ходом. Теоретические вопросы были решены, оставалось собрать хромосомный набор. Это было искусство. И как раз та область, в которой Джафар был силён. За исходную точку взял набор Коры. Всегда лучше начинать не с нуля, а изменять готовое. Если что забудешь, природа восполнит. Своему, тысячелетней выдержки, не доверял, боялся скрытых дефектов. Вдобавок к основному сердцу ввёл небольшое дополнительное, как он говорил, аварийный движок, а просчитав на компьютере варианты, добавил ещё активную сосудистую систему. Артерии, вены и капилляры помогали сердцу проталкивать кровь. Особенно важно это было в перепонках крыльев. Управление биогравами поручил спинному мозгу, а синхронизацию запараллелил на сигналы управления мышцами крыльев. Получилось до того изящно и естественно, что в восторге побежал к Коре, подбросил её до потолка, закружил по комнате. Она взъерошила ему волосы, присмотрелась, радостно взвизгнула, и потащила за руку к зеркалу. Корни волос вновь стали чёрными, регенерин действовал!

Серьёзной проблемой оказалось программирование инстинктов. Например, инстинкт управления крыльями. Или чувство предпочтения в еде. Джафар решил на всякий случай запрограммировать чувство отвращения ко вкусу сырого мяса, а в качестве компенсации — положительную реакцию на вкус свежей древесины. Кора умирала со смеху, когда он, обвешанный датчиками, с серьёзным видом жевал берёзовые опилки. Попробовал жевать сено, но потом решил, что для дракона это несолидно.

Справили новый год. Каждые три-четыре дня он или Кора брали лазерный инфракрасный бур и широким лучом растапливали лёд вокруг мельничного колеса. Зима была мягкая, снежная и проходила довольно однообразно. Пришло время браться за выращивание дракона. Для этого Джафар создал полусущество, полурастение, единственной задачей которого было родить, точнее, отпочковать маленького дракончика. Развитие до взрослого организма должно было занять десять лет. Всё это время Джафар собирался держать мозг дракона в информационной изоляции, а тело — на искусственном кормлении, чтоб оставить память чистой, как лист бумаги. Сам же за это время собирался изучить ещё семь специальностей, снять восемь копий памяти своего мозга и записать в восемь полушарий мозга дракона. Осторожно спросил, не хочет ли Кора тоже получить тело дракона. Девушка честно ответила, что если он попросит, сделает ради него всё, что угодно, но не хочет, и боится до смерти. Джафар решил вернуться к этому разговору через десять лет, когда она получше познакомится с ним — драконом. Десять лет для дракона — пустяк. Старения организма он не запрограммировал, поэтому дракон в принципе мог жить вечно. А пока — повторил, как перед экзаменом, весь курс генной инженерии, записал в компьютер первую матрицу своей памяти и приступил к изучению второй специальности — инженер-технолог широкого профиля. Список профессий был составлен давно и висел на стенке.

Обязанности по хозяйству они с Корой делили поровну. Дракончик должен был родиться в мае, спешить было некуда. Дважды Джафар летал с Корой на главную базу, водил по широким тёмным коридорам, рассказывал, где что располагалось, показал свою комнату, лёгкий скафандр, в котором спас ребёнка из пожара.

— Расскажи, — попросила Кора.

— Знаешь, стыдно. Пофарсить решил. Лечу на флаере, вижу — пожар. Сажусь. Дом деревянный, первый этаж в огне, из окна второго ребёнок высовывается. Ему кричат: «Прыгай, поймаем», а он испугался в ступор впал. У меня в багажнике лёгкий скафандр. Система дыхания автономная, хладагента на три минуты в любом аду хватит. Натягиваю скафандр, иду вразвалочку в дом, поднимаюсь на второй этаж. Мне бы ребёнка от подоконника оторвать и кинуть тем парням, что внизу стоят. Всего четыре метра. Потом сам бы спрыгнул. А я расстегнул скафандр, посадил его себе на брюхо, застегнулся, ручкой ещё мужикам сделал, и иду, как беременная баба, назад по лестнице. Лестница и так гнилая была, а тут перегорела почти, подо мной сломалась. Я с двух метров об пол. Доски тоже перегорели, так в подвал и пролетел. Смотрю, наверх не выбраться. Жара — как в духовке. Того и гляди, холодилка ресурс исчерпает, зажарюсь в скафандре, как ты мясо в фольге жаришь. Схватил топор, лопату, выкопал в завалинке себе нору. Никогда так быстро не работал. Залез туда, вход засыпал, лежу на спине, малышу сказки рассказываю. Как Красная Шапочка съела серого волка. От страха все сюжеты перепутал. А малыш заявляет: «Я писать хочу». Ну ладно, говорю, писай, только потом всем расскажи, что это ты струйку пустил, а не дядя. По часам посмотрел — полчаса прошло. Окошко прокопал, выглянул — потолок и крыша уже провалились, стены догорают. Откопался, вылез, у всех глаза на лоб. Нажал во флаере кнопку «SOS», сказал, что пожар, иду спасать людей, дал отбой. По инструкции надо было сразу SOS дать, до того, как в дом полез. Потом ребёнка вытащил, скафандр снял, сушиться повесил, мокрую форму в бочке отстирываю, а этот клоп заявляет: «А мы с дядей сделали пи-пи». На мой «SOS» десантники прилетели, так вповалку и легли. Вот тогда я с Громом познакомился.

Кора встала перед скафандром на колени, поцеловала пыльную ткань. Потом подняла глаза на него.

— Ты — Повелитель. Это правда, что о тебе рассказывали. Я всегда думала, что сказки. А всё точь в точь, как ты говорил, только снаружи, а ты рассказал изнутри. Скажи, а это правда, что ты на две головы выше был?

— Нет, я был таким же. Это люди были меньше. Слушай, а как я лесных разбойников поймал, не рассказывают? Жаль… Если услышишь, кто-то говорит, что история, мол, всё на свои места расставит, плюнь в лицо от моего имени. Мне за этого малыша нагоняй дали, и правильно, а за разбойников — благодарность.

Перед тем, как лететь домой, слетали к морю. Сели на берегу, побродили по скользким камням. Зимнее море навевало тоску. Холодный сырой ветер продувал до костей. Забрались назад, в тёплую кабину флаера. Кора вытащила из-за спинок сидений корзинку с обедом, термосы. Джафар попросил рассказать легенды о Повелителях. Потом — всё, что она знает о церкачах. На обратном пути молчал, думал, наконец сказал:

— Знаешь, Кора, тебе надо учиться на социолога. Это вообще-то неправильно, так рано специализироваться, но нам до зарезу нужен социолог. Нам нужен новый план развития. Я думал воспользоваться старым, тысячелетней давности, но сейчас вижу, что он ни в одни ворота не лезет. Мне нужно матрицы памяти готовить. Тут меня никто заменить не сможет, иначе у дракона шизофрения разовьётся. Остаёшься ты.

Жизнь шла спокойно и размеренно. Кора была идеальной женой, подарком судьбы, которого недостоин ни один мужчина. За всё время их совместной жизни она обиделась на Джафара только один раз — когда узнала, что дракон создан из её хромосомного набора. Дней пять она дулась на Джафара, избегала его, но потом простила. Было у Коры несколько пунктиков, которые она готова была отстаивать насмерть. Один из них, самый свежеприобретённый — что её дети должны родиться естественным путём. Во всём плохом есть что-то хорошее. Отношение Коры к дракончику повернулось на сто восемьдесят градусов, с настороженного равнодушия до материнской заботы. Она проводила рядом с малышом не менее получаса в день, сама пробовала ту кашицу, которая поступала дракончику в желудок, расспросила Джафара, нельзя ли растить его обычным образом, очень огорчилась, убедившись, что нельзя. Под конец потребовала, чтобы дракончику дали имя. Джафар не понимал, зачем, если у дракона будет его память. Но Кора настаивала. Предложил назвать Кирилл — в честь Грома, Кирилла Громова. Кора тут же переделала в Кирика.

Несколько раз в год ездили в Тонто. Все трактирщики знали сэра Джафара и леди Кору, зазывали к себе. Но они всегда останавливались у Джулии. Джулия теперь содержала свой трактир. На золотой, который получила у Джафара, она выкупила долю у старого трактирщика, раззвонила об этом по всему городу, а когда тот умер, дело автоматически перешло к ней. По-прежнему называла Джафара хозяином, мечтала заполучить в свою постель. С Корой у неё были какие-то странные отношения. Обе боялись друг друга, ещё больше боялись рассердить Джафара, поэтому ни в чём друг другу не отказывали. Таких разгромов, как в первый приезд, Джафар больше не устраивал, но платил щедро, угощал всех, и о его наездах ходили легенды. На четвёртый год трактир Джулии совсем завалился на бок от старости. Джафар приказал разобрать его, и на этом же месте построить новый. За три дня. Как подрядчики ни старались, справились только за четыре. Джафар обозвал всех лоботрясами и бездельниками, но заплатил золотом, и вдвойне. (Зачем экономить, если на складе полтонны, а копир автомат нашлёпает кошель золотых за полчаса.) По городу пошла гулять ещё одна легенда, а Джулия сделала последнюю отчаянную попытку пробраться к нему в постель. На её беду, Джафар в ту ночь совершал свой традиционный рейд по кабакам, но Кора вернулась рано. Не зажигая света, разделась плюхнулась под одеяло… Было много шума, воплей, слёз, но к утру они с Джулией были подруги, не разлей вода. Джафар никак не мог этого понять, долго пытался выяснить у обеих, что произошло, но получал, как говорят в народе, уклончивый ответ. На обратном пути Кора созналась ему, что рассказала Джулии, где они живут, и приготовилась выслушать нагоняй. Нагоняя не последовало, Джафар крепко задумался. А когда вернулись, забросил на время геологию и стал проектировать женскую особь дракона. Теперь крепко задумалась Кора.

Работа оказалась удивительно интересной. Так как эти два дракона должны были стать основоположниками расы, Джафар старался как можно шире разнести одни параметры, почти до грани потери наследственной совместимости, и в то же время жёстко зафиксировать другие. За прошедшее время появилось несколько новых идей, которые нельзя уже было реализовать в Кирилле, но можно было пустить доминантами в женской особи, чтобы они передались потомкам.

Через три месяца, когда работа была завершена, Джафар опять осторожно поговорил с Корой насчёт дублирования её в образе дракона. Получил в ответ: «Если очень надо, делай», дрожащий подбородок (вид сзади) и шмыгание носом. Тяжело вздохнув, поцеловал в шею (шмыгание мгновенно прекратилось) и убрал материалы в сейф.

Работа над планом развития шла неровно и с большими трудностями. Сначала Кора не знала, что разрабатывать, потом не знала, как. Потом ей стало не хватать информации. Джафар посоветовался с киберами, слетал на базу, привёз необходимое и развернул производство информаторов — простеньких киберов, оформленных под птиц. Вначале Кора была в восторге, но через месяц поняла, что это не то. Джафар понял это ещё раньше. Информаторы-птицы позволяли подсчитать население какого-либо города, подслушать разговоры, выяснить какие-то детали, но не давали картины в целом. Было решено установить постоянные передатчики в местах сосредоточения власти. Вскоре недалеко от Рима, где располагалась колоссальная бюрократическая машина церкви, появился мощный узел-концентратор информации. Компьютеры концентратора получали информацию от тысяч крошечных аудио-видеодатчиков, установленных на потолках над рабочими столами чиновников всех рангов. Проведя предварительную обработку информации, концентратор передавал наиболее важное в бункер. Кора получила доступ к информации наравне с членами синода. Постепенно она выучилась на мощного социолога-практика. Разрабатывала план экспоненциального развития баз прогресса. План был чрезвычайно гибким и многовариантным. Не раз и не два во время разработки она утыкалась в логический тупик, билась по месяцу, мрачнела, в конце концов обращалась за помощью к Джафару. Джафар одевал на неё шлем мнемографа, снимал матрицу памяти, снимал на всякий случай свою матрицу, потом загружал в себя память Коры со всеми её проблемами, чётко формулировал вопрос и погружался в подсознание. Кора, нервничая и кусая ногти, наблюдала за ним по телемонитору из соседней комнаты, готовая броситься на помощь в любой момент. Помощь ни разу не потребовалась. Как говорил с гордостью Джафар, только бледнолицый может дважды наступить на одни и те же грабли. Кору это тревожило и ставило в тупик: исходя из всего, что она знала, Джафар был самым что ни на есть чистокровным бледнолицым. Сеансы не проходили бесследно. После каждого Джафар вкалывал себе лошадиную дозу регенерина. Это восстанавливало тело, убирало седину, но почти не отражалось на головном мозге.

Слабым и незащищённым местом плана был начальный этап, предусматривающий восстановление и заселение главной базы. На этом этапе дракону отводилась ведущая роль. Компьютерный анализ структур власти, социальных отношений, политических течений и всего прочего, вплоть до фольклора, давал 80 процентов вероятности успеха даже в случае противодействия, которого до сих пор не было. Джафар просто не понимал страха Коры перед церкачами. У него складывались прекрасные отношения.

— Ты их мало видел, — убеждала Кора. — Народ для них — навоз! Они для всех установили одни законы, для себя — другие. Делают, что хотят. Говорят, на Островах Восходящего Солнца младенцев убивают!

— Мало ли чего говорят, — неуверенно возражал Джафар. — Но они же с эпидемией боролись, в голодные годы народ кормили.

— Корову тоже кормят, пока молоко даёт. А состарится — ножом по горлу. Была корова, стала говядина.

Прошло девять лет. Это были счастливые годы. Полные труда, крупных и мелких побед, любви и семейного счастья. Омрачали две вещи: у Коры не было детей. Брать чужого на воспитание она не хотела, на искусственное оплодотворение ни в какую не соглашалась по каким-то своим, непонятным Джафару мотивам. И второе — мозг Джафара слабел. Как-то он решил изменить что-то в хромосомном наборе женской особи дракона и не смог разобраться в сложном участке цепочки, которую сам же спроектировал несколько лет назад. Решил, что за семь лет забыл основы, загрузил свою же матрицу памяти, приготовленную для дракона, но всё равно не смог разобраться в многофакторном влиянии этого участка на фенотип.

— Ты знаешь, древние говорили: «Человек, проси что хочешь, но дай за это настоящую цену», — сказал он Коре. — Что такое настоящая цена, никто не знает. Об этом узнаешь только когда заплатишь её. Я теперь знаю. Это страшно, Кора.

Записал матрицу памяти математика. К счастью, остались только две матрицы, для создания которых не требовалось изощрённого логического мышления, только память — матрицы литературоведа и музыковеда. Но и память начала сдавать. Джафар стал принимать усилители памяти, сжигал свой мозг всё возрастающими дозами. К окончанию работы над матрицами шёл как марафонец к финишной ленточке, не жалея себя, расчётливо распределяя ресурсы организма, не думая о том, что будет после финиша.

Давно, ещё во второе лето крышу бункера расчистили, на ней возвели деревянный с виду дом, в котором можно было принимать местных жителей, если такие являлись. Несколько раз приезжала Джулия, рассказывала о важных событиях, или просто в гости к Коре. Дважды в голодные годы Джафар запускал синтезатор пищи бункера на полную мощность и помогал мукой всем крестьянам окружающих деревень. Отправлял обозы даже в Тонто. Один раз вместе с церкачами боролся с эпидемией. Церкачи в Тонто обращались к нему «сэр», передавали привет леди Коре и E в степени икс, никогда ни о чём не расспрашивали, но чувствовалось, что считают своим. Вначале Джафара это удивляло, потом привык, забыл. Вспомнил только раз, когда случайно услышал от крестьянина, что церковь запрещает кому бы то ни было посещать Мёртвый Лес, в котором он жил. (Мёртвым лес прозвали из-за системы охраны на основе пластмассовых скелетов и потустороннего голоса для отпугивания любопытных.) Особенно дружественные отношения с церкачами установились после того, как он прислал обоз с продовольствием в первый голодный год. Джафар направлял обозы Джулии, та вызывала церкачей, и они без лишних формальностей и, по возможности, справедливо распределяли продовольствие среди голодающих.