Из тьмы донеслось невнятное ворчание, в нос ударил горький запах гари, от него скребло в горле, во рту гадкий привкус. Ассир попытался открыть глаза, веки поднимались с трудом, будто их заклеили пластырем. Рядом зашелестел металл, тяжело бухнуло, он повернулся на звук, в глаза ударил яркий солнечный свет, захотелось снова зажмуриться. Перед глазами до сих пор плыло, Ассир насторожился, тумана не видно, кожей чувствовал жар солнечных лучей, но ведь только что сражался в ночи…
Снова донеслось недовольное бурчание, давно уже не слышал чтоб вот так, как старый дед, тем более — Ганвэйн. Ассир приподнялся на локтях, раскрыл было рот, но его опередили, на лицо упала длинная тень, заграждая солнечный свет для еще не привыкших глаз.
— Слава богам, ты жив! — воскликнул Ганвэйн звонким голосом. — Я уж думал все… лежишь не шевелишься, будто душу из тебя вынули.
— И долго я лежал? — спросил Ассир слабым голосом.
— Да часа два, не меньше.
— А Роуэен где?
— Какой Роуэн? — спросил Ганвэйн удивленно, брови поползли вверх, — или так звали того метаморфа? Не знал, что вы успели познакомиться, он телефончик тебе оставил?
Ассир не ответил, все тело изнывало от усталости, кости чесались изнутри, словно кожа после комариных укусов. Он устало прикрыл глаза, Ганвэйн взглянул на его смертельно бледное лицо и больше не задавал вопросов. Зачем доставать друга, если тот не пришел в себя, в полусонном бреду и не такого наговоришь.
Грудь Ассира ходила ходуном, дыхание вырывалось со страшными хрипами, на бледных губах выступили кровавые пузырьки пены. Ганвэйн помалкивал, все ждал, когда друг заговорит, однако Ассир вскоре заснул, донельзя обессиленный. Во сне кричал, звал все того же Роуэна, Ганвэйн помрачнел, даже думал растрясти, прогнать дурной сон, но удержался. Ассир то и дело вскрикивал страшным голосом, вперял невидящие глаза в пространство и начинал разговаривать с кем-то незримым.
Ганвэйн не вытерпел больше и ушел, вид беспомощного друга разрывал его сердце, в груди становилось мерзко, хотелось снять доспехи и бить по ней кулаком, может тогда гадкое чувство утихнет. Ассир сквозь сон слышал его приглушенное ворчание, на лицо снова упали горячие лучи солнца, кожа ощутила приятное тепло, веки просвечивались и Ассир увидел перед собой розовую пелену. Он робко открыл глаза, в узкую щель сразу проскочил солнечный луч, безжалостно уколол. Ассир недовольно скривился, поднял руку чтоб заслониться от солнца, та казалось чужой и мертвой.
Только зашевелился, рядом оказался Ганвэйн, синие глаза смотрели с беспокойством, на строгом лице непривычная бледность.
— Ну что? — прошептал он. — Как голова?
— На плечах, — ответил Ассир тоже шепотом, — хотя я думал, уже под ногами валяется…, откуда у них деструкторы?
— Ас ты точно в порядке? Никак не пойму о чем говоришь, сказал Ганвэйн мрачно. — Из ребят моих только пятеро выжили, ты как метаморфа раскроил, тоже повалился, как подрубленное дерево, я уже думал не спасти тебя.
Ассир задумчиво посмотрел на руины сторожевой башни, та напоминала огрызок свечи, такая же оплавленная и жалкая. Под ногами поблескивает на солнце гравитационная платформа, серебристая, как рыбья чешуя. Ни следа паучьих мин, всадников на аэроциклах. Ассир недовольно хмыкнул, взгляд стал цепким, как у коршуна, лицо приобрело привычную строгость.
— Я не тот Ассир которого ты знал, — ответил он тихо. — Я уже говорил тебе, но нам помешали…
— А кто же ты?
— Я из другого времени. Другого континуума, такого же как этот, но впереди во времени, как понял. Сейчас какой год по всеобщему?
— Двести третий.
Ассир сердито стиснул кулаки, во взгляде блеснула сталь. Снова загадки! Нет, чтобы, в прошлое — тот же год выходит! Как такое может быть? Никогда не думал что все вот так, тот же год, те же люди…в чем тогда разница? Если верить хранителю, в этом мире он мертв, как и в том другом, где нашел Роуэна… Или все лишь сон, игра больного воображения. Даже здоровому человеку бывает привидится всякое, а уж раненому подавно, такие видения могут нагрянуть, что от правды не отличишь.
Ганвэйн присел на корточки, чтоб не упасть, Ассир смотрел на него испытывающе, будто ждал что наброситься. Он посмотрел на своих воинов, самый крайний лежит лицом вверх, руки раскинуты, но грудь не вздымается, застыл, как могильный камень. Не многим повезло, как Ассиру. Взрыв башни унес много молодых жизней.
Ганвэйну почудилось, что воин уже не дышит, он сорвался с места, как ошпаренный, пальцы правой уже щупали пульс на шее, левой ухватил за шиворот и потряс. Красные опухшие веки медленно поднялись, но рыцарь даже не посмотрел на предводителя. Невидящие глаза уставились в даль, грудь содрогнулась как подстреленная птица, рот распахнулся широко, лицо напряглось сквозь кожу проступила каждая мышца. Он был смертельно бледен, вздувшиеся скулы еще туже натянули влажную от пота кожу.
— Командир, — сказал он тихим, как шелест листвы, голосом, — я умираю, командир.
— Я тоже хочу умереть, — прошептал Ганвэйн. — Мне настолько горько, что во мне все кипит, внутренности сгорают от боли.
— Не надо, командир — ответил воин и затих, его мускулистое тело последний раз вздрогнуло, как испуганный зверек. Каменное лицо разгладилось, стало спокойным как воды ночного озера.
Ганвэйн взглянул печально в невидящие глаза, те казались стеклянными, хотя еще мгновение назад в них горели хоть и слабые, но огоньки…
— Спи спокойно, Ларан. Боги с тобой.
— Я должен найти ее, Ган, — сказал Ассир. — Но все бесполезно, если это не прошлое, то она мертва.
Глаза его устремились в пространство, взгляд остекленел, сейчас он тоже смотрел словно с того света. В груди клокотала злость на неправильный мир, где предательство правит балом, а продажные сволочи топят в крови честных ребят. Он застонал, ударил кулаком по земле:
— Я готов сквозь ад пробираться! Я умру, но найду, как ее спасти! Я знаю, что найду!
— Постарайся забыть, — сказал Ганвэйн и сам ощутил, насколько беспомощно это прозвучало. — Я не знаю, что там и как, Ас, но с того света никого не вернуть. Я сам потерял и жену, и детей… Я выл как волк на луну, каждый вечер заканчивался бутылкой, а утром я хотел умереть. Но время… время, Ас, лечит многое. Ты встретишь другую и со временем забудешь боль.
— Что мне время! — ответил Ассир горько. — Я не хочу забывать, понимаешь! Она словно держит меня в плену, я чувствую на себе ее кровь, если бы ты видел ее глаза. Как она смотрела, Ган. Теперь я понимаю, она ждала, ждала что я спасу ее, ведь я ей нравился Ган. А я не спас, я нихрена не успел сделать… Я все время слышу ее голос, вижу ее огромные глаза, я чувствую запах ее тела… чувствовал ли я такое раньше? Нет, нихрена не чувствовал, Ган. Никогда у меня такого с женщинами не было. Всякие были, фотомодели были, манекенщицы, но чтоб так… Я до сих пор ощущаю кончиками пальцев нежность ее кожи, у меня внутри все болит, когда вспоминаю, дрожь по телу, Ган. Я словно болен.
Он приподнялся на локтях, прорычал от резкой боли в спине, но сел, опираясь руками позади себя. Грудь ходила ходуном, ноздри раздулись широко, горячее дыхание обжигал кожу. На скулах задвигались крупные рельефные желваки. Ганвэйн видел как во взгляде, еще мгновение назад нерешительном, вспыхнули злые огоньки.
— Ты влюблен, — сказал Ганвэйн тихим, но сильным голосом. — Я знаю, как это бывает, у меня с женой тоже так было. Но и это проходит, Ас. Будь тут, принесу бутылку, есть у меня всегда про запас. Без ста грамм горючего тут не разберешься.
Он поспешно вскочил на ноги и широким шагом направился к поваленному на бок аэроциклу. Ассир пустым взглядом проводил друга, на сердце вновь тяжесть, ее не смыть и литром самого крепкого пойла, не то что сотней грамм. Ганвэйн вернулся мгновенно, в правой руке держал плоскую серебристую фляжку, солнечные лучи скользили по гладкой поверхности, и та загоралась, словно алкоголь расплескался, и кто-то неосторожный поднес к нему спичку.
Старый вояка посматривал пытливо, настороженно. Ассир спросил мрачным голосом:
— Что не так?
— Все так — отмахнулся Ганвэйн. — Со мной… А вот с тобой… Ас, не очень. Ты сам не свой, видел бы, на кого похож.
Ассир стиснул челюсти, губы сомкнулись в одну бледную полоску, послышался громкий скрежет. Он переждал, пока злость схлынет, говорить грубости другу не хотелось, но ответить все равно придется, ведь смотрит в упор прищуренными синими глазищами, лицо внимательное, как у охотника, что загнал здоровенного зверя, и теперь высматривает, как бы добить.
— Я должен найти ее Ган, — ответил Ассир медленно, чеканя каждое слово. Он говорил спокойно, но в глазах вспыхнуло такое яростное пламя, что Ганвэйн отошел на шаг назад.
Старый вояка тоже помедлил с ответом, глаза устремил к небу, словно вопрошая у богов подмоги, ответил, понизив голос:
— Скажи хоть кто она.
— А зачем тебе? — переспросил Ассир с недоверием.
Тонкие губы Ганвэйна растянулись в хитрой улыбке.
— Возможно, я ее знаю. Возможно, помогу найти. Чего не сделаешь для друга.
Глаза Ассира оживленно заблестели, гнев в них сменился интересом. Он сказал жадно:
— Ее зовут Эона, Эона Мендес.
Ганвэйн наморщил задумчиво лоб, ответил не сразу:
— Летчица. Видел ее пару раз, симпатичная молодая особа. Не знал, что тебе нравятся такие… Всегда думал что землянам по сердцу лишь их женщины. Ты меня приятно удивил, Ас.
Ассир не ответил, потухшим взглядом следил за тем, как ветер гоняет по земле пепел и мелкие кусочки металла. В небе медленно и беспокойно двигались тонкие белые облака, синева становилась все сочней, яркий свет белой звезды уже не казался таким чужим, как раньше, когда только прилетел с Земли. Как и дома, облака здесь неотвратимо лиловеют перед грозой, а на рассвете весь горизонт заливает алое зарево, хотя цвет здесь ярче, сочней.
На броне толстый слой пыли, будто валялась в мастерской добрых полгода, Ассир медленно провел по наручу пальцем, за ним протянулся блестящий след. Вокруг необъятный небесный простор, середина лета, далеко внизу на солнце тихо плещутся волны, в воздух взлетают пенные брызги, а здесь смерть и запах горелого мяса, десятки воинов смотрят в небо стеклянными глазами.
— Держи, — сказал Ганвэйн и протянул Ассиру металлический стаканчик. — Пей! Это тебе поможет. Пусть не так, как ты ждешь, но… поможет. Кажется, я знаю, что мы с тобой сделаем.
— И что же? — спросил Ассир безучастно.
— Мы разопьем эту бутылку до дна, а потом я расскажу тебе про свой план.
— У тебя есть план? — в голосе Ассира прозвучали живые нотки.
— Ты пей!
Ассир взял стаканчик, глаза были задумчивые, печальные, как у старого, уставшего от жизни пса. Пить не стал, осторожно подвигал в пальцах, заглянул внутрь, словно там, на дне маленького серебристого стаканчика написано нечто тайное. Он любовался красивой игрой света в зеленоватой жидкости, спросил все тем же мертвым голосом:
— Значит она еще жива…
Ганвэйн весело поднял фляжку, взгляд старого рыцаря был тверд как никогда.
— За Эону! — отрезал он.
— За Эону, — отозвался Ассир.
Он наморщил лоб, взгляд стал осмысленным. Не глядя, поднес стаканчик к губам, светлая зеленая жидкость оживленно искрилась на солнце, словно там внутри не обыкновенный абсент, а россыпь драгоценных камней. С тем же задумчивым видом Ассир осушил, пальцы с силой сжались, и только когда в кулаке затрещало, опомнился, разжал ладонь. Под ноги упал, жалобно звякнув, комочек серебристого металла.
— А ты все посуду портишь, — сказал Ганвэйн весело, — так тебя любая женщина терпеть не станет.
— Мы уже выпили. Где она, Ган? — буркнул Ассир.
— Это называется, выпили! Бутылка то еще полная.
— Ты не понимаешь, — ответил Ассир. — Не понимаешь, дружище… Я должен ее спасти, иначе мне конец. Я даже не думал, что вот так может быть… Мне даже друзей не так хочется вернуть как ее. А что там! Я о них совсем забывать стал! Я схожу с ума, Ган. Мне было так горько, что я готов был уничтожить каждого, кто причастен к ее смерти, а теперь, кода есть шанс, что жива… Я просто обязан ее найти! У меня внутри горит все!
Ганвэйн покачал головой:
— Это говоришь не ты, Ас, а твои чувства. Эмоции если хочешь. В них легко увязнуть. Давай лучше выпьем, ты немного успокоишься, и я расскажу тебе что придумал. Не могу же я тебя целый день уговаривать. Мои люди, как и твои — погибли. Давай же выпьем за них! Ведь и они, как ты любили!
Ассир поджал губы, тяжело вздохнул: а ведь старый рубака прав, надо уважить погибших хотя бы поднятой чарой.
— Еще чарки есть? — спросил он виновато.
— Одна, но если и эту расплющишь, больше не дам!
— Не жмись, не буду больше давить.
Ганвэйн вынял из бардачка еще один стаканчик, такой же блестящий, как и первый. Зеленый настой красочной струей устремился в чарку, пара капель сползли по гладкому боку и сорвались вниз, они горели и искрились в лучах солнца похожие на крошечные изумруды. Ассир взял стаканчик в пальцы бережно, будто действительно внутри полно драгоценностей.
— За них, и за нас, — тихо сказал он. — Земля им пухом, а нам чтоб не лежать к верху брюхом.
— Пусть примут их боги, — кивнул Ганвэйн. — И про нас не забывают!
Ассир громко выдохнул и выпил до дна. Губы обожгло, холодящий напиток мигом превратился в огонь, по горлу пробежало тепло, в груди вспыхнуло огнем, будто подожгли канистру с горючим.
Ганвэйн пил медленно, но прямо с горла, цедил сквозь зубы, полоскал во рту, вот ведь чудак, так можно весь рот обжечь, но ему хоть бы что, глотнул и глазом не моргнул.
— Ну что еще по одной?
— Давай, — кивнул Ассир.
— Видишь, — он указал пальцам на стаканчик. — Я слово держу!
— А то! — Ганвэйн добродушно улыбнулся. — Ты все больше похож на себя. Но еще не совсем. Не тот Ас которого знаю!
— Наливай, скоро будет тот, — рассмеялся Ассир громко, уже чувствовал как хмель подбирается к мозгу, в ушах легко шумит, по телу разливается приятная истома.
Ганвэйн тут же плеснул еще, тугая струя выгнулась красивой дугой, вспыхнула на солнце, Ассир засмотрелся. Эту выпил с жадностью, без отрыва. Ганвэйн лишь улыбнулся краешком губ и задрал фляжку дном кверху, послышалась тихое бульканье. Ассир лишь головой покачал, хлещет как воду, а ведь там крепчайший абсент! Ох уж эти гемерянци, с ними не соскучишься.
Но напиток действовал, Ассир чувствовал что приободрился, в глазах уже не режет, и тело не ноет, будто прошлись молотом.
— Говори теперь! — сказал он бодро. — И наливай еще!
— И налью, — радостно согласился Ганвэйн. — Давно мы с тобой не пили вот так, прямо на поле боя!
— Давно, — кивнул Ассир, шум в мозгу становился все громче, раненые рыцари посматривали на них с любопытством, наверно и им хотелось хоть пригубить из офицерской фляжки. Ганвэйн по-хозяйски улегся на сиденье своего железного зверя, вздохнул с облегчением:
— Вот теперь расскажу…
— Ну…
Ассир тоже разлегся, но не на аэроцикле, а прямо на земле, среди дымящихся обломков. Ногу закинул на ногу, спиной оперся о длинный и плоский кусок двери, получилось не хуже чем в кресле.
Ганвэйн сделал еще глоток из фляжки и ответил без запинки:
— Знаю, такое тебе нельзя говорить, но все равно скажу: я знавал парня, который за ней приударил, за Эоной твоей… Эх, жаль напиток кончается, еще бы бутылочку…
— Говори, же!
— Так вот есть парнишка, — сказал Ганвэйн неторопливо, словно наслаждался каждым словом — на Дионисусе обитает. Ты должен знать, мы были там с тобой, планета- казино! Там еще прямо на посадочном кольце бабы голые везде, какие хочешь, и землянки, и гемерянки всех цветов радуги, даже антарианки есть, как я слышал…
— Ган! — проревел Ассир — Да говори уже! Зачем мне те бабы!
— А вот зря, может поубавилось бы жару! — ответил Ганвэйн звонко. — Контрабандист он, персона нон грата во всей галактике. Лотаром, зовут, кроме того он эксперт по оружию. Если надо какую редкую пушку — это к нему. Говорят Старик Мендес и этот Лотар были неразлей вода.
Ассир сказал нетерпеливо:
— Это понятно. Ты сразу о деле! Что этот Лотар может знать и где его найти?
Ганвэйн неторопливо повертел фляжку в ладони, ногтем поскреб серебристый металл, лоб покрылся глубокими складками задумчивости.
— Не знаю что известно… — сказал он несколько грустно, — я с ним не встречался, и про девку твою тоже не выспрашивал. Но мне приходилось ставить на крейсера аннигиляторы третьего поколения, антарианские. Таких на флоте нет, а с жабьими джаггерами как то надо справляться… Приходилось работать с ним, оттуда и знаю что бегал он за твоей Эоной, помогал ей отца искать и заодно ухлестывал.
Сердце Ассира радостно заколотилось, в груди стало легко, хотелось обнять старого вояку, сдавить чтоб аж кости затрещали. Стараясь сдержать дрожь нетерпения, он произнес как можно медленнее:
— Я тебя обожаю, Ган. Ты. Ты..
— Да знаю, знаю, я тебя тоже люблю. Вставай, хватит разлеживаться, на моем грифоне докатим до базы, а оттуда садись на первый круизный и вперед! Заодно медиков сюда вышлем.
Справа от них стоял рыцарь, ему повезло больше остальных, броня выдержала взрыв и не лопнула, лишь закоптилась, как заслонка в котле. Воин, прогудел добродушно: — Не горюй! Хоть твоя девушка и далеко, зато ты с друзьями, дышишь свежим воздухом у моря, а не смрадом тесных земных городов!
Ассир нахмурил брови, бросил на воина недобрый взгляд, не издевается ли вояка, не потешается ли над его чувствами. Потом взглянул на залитое кровью лицо, дрожащие как у старика руки и понял: бедняге не до шуток, правду говорит, хочет помочь. Ассир вздохнул, губы растянулись в пресной улыбке, сказал глухо:
— Спасибо, друг. Ты прав.
Ганвэйн уже ждал в седле, на лице все та же хитроватая улыбка, из-за плеча торчит на целый локоть рукоять громадного меча, и когда успел забрать обратно…
От развалин башни мчались над морем, иногда быстрее ветра, а кое-где и едва ползли, против течения не попрешь, хоть зверь и железный, а слабости у него те же что и тысячу лет назад.
Встречный ветер надувал щеки, норовил сорвать с седла и швырнуть в холодные воды, где в тяжелой броне сразу уйдешь на дно. Ассир все дивился: как удалось гемерянцам сохранить природу такой чистой, нетронутой, будто вчера только вышли их предки из девственных лесов Цереры. На полях пасутся такие же стада скота, такие же птицы пронзительно кричат в небе, на лету ныряют в морские волны, и тут же выскакивают обратно, с серебристой рыбиной в клюве. А на белых, будто засыпанных снегом пляжах так же чисто как и в первый день творения, когда гемерянские боги отделили твердь от воды. Поразительные создания эти гемерянцы, ведь если присмотришься — почти как мы, даже пьют столько…
Ганвэйн снизился, на красивом и чистом берегу ровной стеной вздымаются ухоженные деревья, словно нарочито посаженные так, что закрывают берег от взглядов. Там под их сенью уютно и спокойно, Ассир загляделся на красивую, словно игрушечную, пальму, так и захотелось растянуть под ней гамак, скинуть доспехи и наслаждаться свежестью морского бриза.
— Нравится? — прокричал Ганвэйн на лету.
— Да, все тут такое красивое. Сто раз видел, и каждый раз поражаюсь. Все-таки удивительные вы.
— Чем же?
— Вы не такие, как земляне. Никогда не изменяете традициям, бережете природу, даже в богов верите, в тех что верили прадеды. У нас такого нет… Вы гордо носите свой боевой доспех, хотя наши более совершенны, продолжаете драться тяжелыми мечами, с которыми справиться не каждый богатырь… Некоторые смеются над вами за это, антарианцы так и вовсе ненавидят… А я вас люблю. Ведь и я как вы — такой же мечтатель и любитель чудесного. Я и в армию то пошел, чтобы к звездам попасть, но пилот из меня не вышел, лихач я… Для меня ваши берега намного прекраснее тех мегаполисов, в которых я вырос.
Ганвэйн прокричал:
— Ты прав! Хоть ты землянин, но я всегда считал тебя братом по духу! Есть в твоем сердце частица нашей гордой родины. И эта земля чувствует тебя, она знает тебя Ас!
Ассир кивнул, его глаза неотрывно следили за берегом, что с каждой секундой отлетал все дальше и дальше, пока не превратился в зеленую полоску на горизонте. Он с замиранием сердца всматривался в появившиеся вдалеке огни, издали они выглядели как светлячки что расселись вечером на кустах.
— Там ваша база? — спросил Ассир с нетерпением.
— Нет, там наш дом, — ответил Ганвэйн и в уголках его строгих глаз заблестели крошечные капельки.