Приложения
О римской пехоте
Армия Римской Республики
В начальный период существования Рима преобладающее значение имела конница. Ядро всадников составляли старшие роды аристократов-патрициев. Так как численность патрицианских семей была незначительной, военная сила Рима в то время была также невелика. Изменения, произведенные в военном деле, традиция связывает с именем римского царя Сервия Туллия. Он провел реформу, в результате которой стало возможно создание народного ополчения — фаланги тяжеловооруженных пехотинцев:
"<…> Он учредил ценз — самое благодетельное для будущей великой державы установленье, посредством которого повинности, и военные и мирные, распределяются не подушно, как до того, но соответственно имущественному положению каждого. Именно тогда учредил он и разряды и центурии, и весь основанный на цензе порядок — украшение и мирного и военного времени.
Из тех, кто имел сто тысяч ассов или еще больший ценз, Сервий составил восемьдесят центурий: по сорока из старших и младших возрастов; все они получили название "первый разряд", старшим надлежало быть в готовности для обороны города, младшим — вести внешние войны. Вооружение от них требовалось такое: шлем, круглый щит, поножи, панцирь — все из бронзы, это для защиты тела. Оружие для нападения: копье и меч. Этому разряду приданы были две центурии мастеров, которые несли службе без оружия: им было поручено доставлять для нужд войны осадные сооружения. Во второй разряд вошли имеющие ценз от ста до семидесяти пяти тысяч, и из них, старших и младших, были составлены двадцать центурий. Положенное оружие: вместо круглого щита — вытянутый, остальное то же, только без панциря. Для третьего разряда Сервий определил ценз в пятьдесят тысяч; образованы те же двадцать центурий, с тем же разделением возрастов. В вооружении тоже никаких изменений, только отменены поножи. В четвертом разряде ценз — двадцать пять тысяч; образованы те же двадцать центурий, вооружение изменено: им не назначено ничего, кроме копья и дротика. Пятый разряд обширнее: образованы тридцать центурий; здесь воины носили при себе лишь пращи и метательные камни. В том же разряде распределенные по трем центуриям запасные, горнисты и трубачи. Этот класс имел ценз одиннадцать тысяч. Еще меньший ценз оставался на долю всех прочих, из которых была образована одна центурия, свободная от воинской службы.
Когда пешее войско было снаряжено и подразделено, Сервий составил из виднейших людей государства двенадцать всаднических центурий. Еще он образовал шесть других центурий, взамен трех, учрежденных Ромулом, и под теми же освященными птицегаданием именами. Для покупки коней всадникам было дано из казны по десять тысяч ассов, а содержание этих коней было возложено на незамужних женщин, которым надлежало вносить по две тысячи ассов ежегодно…" [1] - так описывает римский историк Тит Ливий преобразования, предпринятые Сервием Туллием.
Территория, принадлежащая Риму, была разделена на 20 триб, 4 из которых приходились на город, а 16 на сельскую местность. Каждая триба делилась на 4 центурии, три из них выставляли воинов в доспехах, а четвертая легковооруженных. Ополченцы вооружались за собственный счет.
В отличие от Афин, где на каждого гоплита приходилось по одному легковооруженному, у римлян один легковооруженный приходился на трех гоплитов. Позже, с учреждением 21 трибы — клустиминской, четыре центурии которой должны были поставлять только легкую пехоту, число легковооруженных увеличилось. Со временем центурии утратили свое значение как войсковые единицы народного ополчения. Рост государства требовал более длительного отсутствия граждан, привлекаемых к военной службе и потому от созыва всеобщего ополчения римляне стали переходить к набору армии, а набор удобнее было производить по крупным территориальным образованиям, какими были трибы. Центурии же превратились в избирательные единицы и составили основу народных собраний — центуриатных комиций. Кроме этого центуриями стали называть самые мелкие подразделение легиона.
История центурий всадников, в отличие от центурий пехотных, была гораздо длиннее. Три из них, самые древнейшие и знатные, известны еще со времен правления в Риме одного из братьев — основателей Города — Ромула.
"В ту же пору, были составлены и три центурии всадников: Рамны, названные так по Ромулу, Тиции — по Титу Тацию, и Луцеры, чье имя, так и происхождение, остается темным". [2]
Сервий Туллий удвоил их число и теперь к трем старым были присоединены три новые, названные Рамны, Тиции и Луции secundi, то есть вторые. Кроме них, он создал еще 12 конных центурий, оставшихся безымянными.
Организационной формой народного ополчения был легион. Его численность составляла 4200 пехотинцев и 300 всадников. Такое количество пехоты и конницы обусловливалось естественными причинами, так как каждый из двух консулов получал под командование половину всего ополчения, то есть один легион. Консулы командовали армией поочерёдно, каждый через день. Римское войско составлялось из двух частей: легионов, набираемых по призыву из римских граждан и вспомогательных войск — авксилии (auxilia), подразделявшиеся на конных и пеших, называемых алариями (alarii). Вспомогательные войска набирались среди союзных Риму и покоренных народов, а также нанимались. Командовали вспомогательными отрядами (levis armatura) префекты или дуксы [3] из римлян или племенных вождей.
Римский гражданин считался военнообязанным с 17 до 46 лет и числился на службе в пехоте в течение 16 лет, а в случае необходимости этот срок увеличивался до 20 лет. Вооружение легионера состояло из меча (gladius) и метательного копья (pilum). Меч носился на перевязи (balteus) на правом боку. В защитное вооружение входил прямоугольный полуцилиндрический щит (scutum), имевший размеры 1,25 м. в высоту и 80 см. в ширину. Деревянный остов щита был покрыт кожей и обит металлом по краям. В походе воины вкладывали его в чехлы и носили перекинув за спину. Тело воинов защищала кольчуга или кожаная куртка, обшитая металлическими пластинами — лорика. Под кольчугу или лорику надевалась шерстяная туника, поверх плащ (sagum), застегиваемый справа на плече пряжкой. Железный шлем (galea у пехотинцев, cassis у всадников) в походе носился легионерами на груди. На ноги одевались кожаные солдатские сапоги (caligae), оставлявшие пальцы открытыми. Имущество воина (carcina) состояло из запаса хлеба на несколько дней, котелка, рабочих инструментов для постройки лагеря. Все это он нес за плечами и назывался impeditus, а сложив имущество считался expeditus, то есть готовым к бою.
Римская армия двигалась следующим образом: впереди шел авангард (primus agmen) состоящий из конницы и легковооруженных воинов. Передовые отряды назывались антикурсорами (antecursores), из них высылались вперед и на фланги отдельные разведчики. Легионы двигались следом, за каждым легионом шёл обоз. В случае опасности обоз помещался в середину колонны таким образом, что впереди оказывалось две трети всего войска, а одна треть его позади образовывала арьергард (agmen novissimus). Арьергардную службу несли обыкновенно молодые легионеры (tirones). В этом случае войско считалось готовым к бою.
"И вот он [4] внезапно окружает находившееся в движении римское войско, не застав, однако, врасплох нашего полководца, придавшего ему такой походный порядок, чтобы оно было готово и для ведения боя. Справа двигался третий легион, слева — шестой, посередине — отборные воины десятого; между рядами войска помещались обозы, а тыл прикрывала тысяча всадников, получивших приказание отбивать неприятельский натиск, но не преследовать врагов, если они обратятся в бегство. Фланги обеспечивались пешими лучниками и всей остальной конницей, причем доходивший до гряды холмов левый фланг был более растянут, чем правый, чтобы в случае налета противника наши могли ударить на него одновременно — и в лоб, и с боку. <…>" [5]
При движении армии в боевом порядке (acies) легионеры снимали с себя поклажу и шли с готовым к бою оружием (expedire arma). Римские войска передвигались в среднем до 25 км. в день, ускоренным маршем — до 30 км. в день, а в случае форсированного передвижения (maxima iterna) — до 45 км. в день. Движение армии без угрозы столкновения с противником называлось agmen pilatum, при ведении боевых действий войска совершали тактическое передвижение — agmen quadratum. После каждого дневного перехода разбивался лагерь, весь путь, проделанный войсками считался по числу лагерных стоянок. Военные лагеря у римлян могли быть временными или постоянными (stativa), строящимися на зиму, а также во время длительных осад. Прежде чем строить лагерь, находилось подходящее место, где без труда можно было добыть топливо, воду и фураж для лошадей. После этого определялась его длина (cardo) и ширина (decumanus). Обычно лагерь имел форму квадрата. Одна часть предназначалась для полководца, его свиты и охраны, другая для легионов и вспомогательных отрядов. Далее пространство будущего лагеря обводилось рвом (fossa) или двойным рвом, земля же использовалась для возведения лагерного вала (vallum). Высота и ширина вала составляла 3,5 метра. Он укреплялся дерном и брустверами (lonicae), представлявшими собой большие плетеные щиты, полностью закрывавшие бойцов. Лагерь защищался стеной из вбитых заостренных кольев, а для обеспечения большей безопасности строились деревянные башни в несколько этажей. Каждая из сторон лагеря имела собственные ворота. Ворота претория (porta praetoria) были обращены к врагу, против них, с другой стороны лагеря были декумантские (задние) ворота (porta decumana). Боковые ворота назывались главные правые и главные левые (portae principales dextra и sinistra). От ворот претория шла преторианская улица (via praetoria). Ее пересекала главная улица (via prinsipales).
Главным местом в лагере была ставка полководца. Перед ней находилась площадь, на которой собирались на сходки легионеры. Командующий обращался к солдатам с небольшого возвышения, называемого трибуналом.
Легионеры ночевали в кожаных палатках (tabernacula), в зимних лагерях для воинов строились казармы. Ворота лагеря охранялись специально назначенным подразделением (cohors in statione), в случае опасности к воротам ставились более крупные отряды. Караулы назывались custodiae. Охрана лагеря менялась четыре раза, промежутки времени назывались стражей (vigilia): две смены караула были до полуночи и две после полуночи. Войска выходили из лагеря через преторианские ворота (porta praetoria) и возвращались обратно через декумантские (porta decumana). Если армия была на марше, то она выступала в поход с рассветом. По первому сигналу труб свертывались палатки; по второму — собиралось имущество; по третьему — войско выступало.
Самнитской войны, в ходе которых боевые действия велись в условиях гористой местности, заставили римлян преобразовать непрерывный строй старой фаланги и перейти к фаланге манипулярной.
"В прежние времена щиты у римлян были круглые, но с той поры, как воины стали получать жалованье, они заменили их на большие продолговатые, а из фаланг, напоминавших македонские, впоследствии получился боевой порядок, составленный из манипулов; со временем были введены и более дробные подразделения. Первый ряд — это гастаты, пятнадцать манипулов, стоящих почти вплотную друг к другу. В манипуле двадцать легковооруженных воинов, остальные с большими щитами, а легковооруженные — это те, у кого только копье и тяжелые пики. Во время боя в передовом отряде находился цвет юношества, достигшего призывного возраста. За ними следовало столько же манипулов из воинов постарше и покрепче, которых именуют принципами; все они, вооруженные продолговатыми щитами, отличались своими доспехами. Такой отряд из тридцати манипулов называли антепиланами, потому что еще пятнадцать рядов стояли уже за знаменами, причем каждый из них состоял из трех отделений и первое отделение каждого ряда называлось "пил"; ряд состоял из трех вексилл, в каждой вексилле было 186 человек; в первой вексилле шли триарии, опытные воины, испытанного мужества, во втором — рорарии, помоложе и не столь отличившиеся, в третьей — акцензы, отряд, на который не слишком можно было положиться, отчего ему и было отведено в строю последнее место. <…> " [6]
Таким образом легион был разделен на три разряда: гастатов, принципов и триариев. Самых молодых называли гастатами, их численность в легионе составляла 1200 человек. За ними шли принципы. Их также было 1200 человек. Ветеранов называли триариями. Их было 600 человек. Гастаты и принципы сводились в центурии по 60 человек. Две центурии составляли новое подразделение, названное манипулом. Каждый из разрядов имел по 10 манипул. Легион состоял из 30 манипул. Манипулу придавалось по 40 легковооруженных воинов, называемых рорариями или велитами. Первые два разряда воинов были вооружены пилумами, а триарии — копьями (hasta).
Полностью легион насчитывал 3000 тяжеловооруженных воинов, 1200 рорариев (велитов) и 300 всадников.
Разделив фалангу на манипулы, римляне преодолели недостатки, присущие старой фаланге и добились сохранения необходимого порядка при движении воинов.
Римский легион строился в фалангу следующим образом: 10 манипулов гастатов выстраивались в линию (20 человек по фронту и 6 человек в глубину) один рядом с другим, оставляя между собой небольшие интервалы. Манипулы принципов строились за гастатами так, чтобы каждый их манипул занимал место против интервала в манипулах гастатов. Таким же образом строились триарии, образуя третий эшелон. За триариями стояли легковооруженные воины (рорарии или велиты) и акцензы, т. е. воины, набираемые из граждан, не достигших пятого класса по цензу и вооруженные пращами. Рорарии (велиты) и акцензы выступали в роли застрельщиков, начинавших сражение.
Теперь, если где-нибудь возникал сдвиг, то замешательство уже не охватывало всю фалангу, а прекращалось у ближайшего интервала между манипулами, либо у следующего. Если происходил чрезмерный разрыв интервала, то его закрывали центурией или манипулом стоящими сзади, вклинивая их в разрыв.
"<…> Когда войско выстраивалось в таком порядке — продолжает Тит Ливий, — первыми в бой вступали гастаты. Если они оказывались не в состоянии опрокинуть врага, то постепенно отходили назад, занимая промежутки в рядах принципов. Тогда в бой шли принципы, а гастаты следовали за ними. Триарии под своими знаменами стояли на правом колене, выставив вперед левую ногу и уперев плечо в щит, а копья, угрожающе торчащие вверх, втыкали в землю; строй их щетинился, словно частокол.
Если и принципы не добивались в битве успеха, они шаг за шагом отступали к триариям (потому и говорят, когда приходится туго: "дело дошло до триариев"). Триарии, приняв принципов и гастатов в промежутки между своими рядами, поднимались, быстро смыкали строй, как бы закрывая входы и выходы, и нападали на врага единой сплошной стеною, не имея уже за спиной никакой поддержки. Это оказывалось для врагов самым страшным, ведь думая, что преследуют побежденных, они вдруг видят, как впереди внезапно вырастает новый строй, еще более многочисленный. <…>" [7]
Построенные для сражения легионы начинали движение ровным шагом, затем переходили на скорый шаг, с возможного для поражения противника расстояния легионеры метали пилумы. Особенность пилума заключалась в том, что у него закалялось только острие и при попадании в щит врага он пробивал его и загибался, не позволяя извлечь обратно. Таким образом противник в первых рядах был вынужден сражаться без щитов. После этого начинался рукопашный бой. Легионеры стремились раскрыть своего противника мощным толчком своего щита, вслед за этим шел укол мечом. Воин наносил его согнутой рукой, выбрасываемой вперед. Считалось, что укол более эффективен, чем удар, так как при ударе рука и правая сторона тела оставались неприкрытыми, при уколе же корпус оставался прикрытым. Пример такого способа боя дает Тит Ливий:
"<…> галл, возвышаясь как гора над соперником, выставил против его нападения левую руку со щитом и обрушил свой меч с оглушительным звоном, но безуспешно; тогда римлянин, держа клинок острием вверх, с силой поддел снизу вражеский щит своим щитом и, обезопасив так всего себя от удара, протиснулся между телом врага и его щитом; двумя ударами подряд он поразил его в живот и пах и поверг врага, рухнувшего весь свой огромный рост. <…>" [8]
Теснимые врагом, римляне обычно отступали постепенно, подаваясь назад шаг за шагом, хотя, конечно, в случае поражения такое медленное отступление превращалось в беспорядочное бегство. В том случае, если войско все же сохраняло порядок, местом обороны служил укрепленный лагерь.
Деление фаланги на манипулы было чисто техническим действием, но до римлян его никто не использовал. Суть произведенной реформы заключалась в том, что манипулярный строй требовал твердого и верного командования. Гастаты всегда должны были быть уверены в том, что центурион, командующий принципами, вовремя отдаст нужный приказ и поведет свое подразделение на угрожаемый участок, а командир должен быть уверен, что воин выполнит этот приказ точно, сразу и беспрекословно. Римляне достигли такой исполнительности путем введения в войсках суровой дисциплины. Римские историки приводят многочисленные примеры наказания виновных.
Тит Ливий: "Как только войско было выведено из лагеря, вольски [9], будто поднятые теми же трубами, напали на него с тыла. Смятение, прокатившись от последних до передних рядов, смешало и ряды, и знамена, так что нельзя было ни слышать приказаний, ни строиться к бою. Никто не думал ни о чем, кроме бегства. Врассыпную, через груды тел и оружия бежали римляне и остановились не раньше, чем враг прекратил преследование. Консул, следовавший за своими, тщетно их призывая, собрал наконец разбежавшихся и расположился лагерем в невраждебной земле. Здесь, созвавши сходку, он справедливо обвинил войско в предательстве, в непослушании, в бегстве из-под знамен; у каждого спрашивал он, где знамя его, где оружие. Воинов без оружия и знаменосцев, потерявших знамена, а также центурионов и поставленных на двойное довольствие, оставивших строй, он приказал высечь розгами и казнить топором; из прочих по жребию каждый десятый был отобран для казни". [10]
Корнелий Тацит: "В том же году Такфаринат [11], предыдущим летом, как я указывал, разбитый Камиллом, возобновив войну в Африке, сперва совершает беспорядочные набеги, вследствие его стремительности оставшиеся безнаказанными, а затем принимается истреблять деревни, увозя с собою большую добычу, и, наконец, невдалеке от реки Пагида окружает когорту римлян. Начальствовал над укреплением Декрий, усердный и закаленный в походах воин, смотревший на эту осаду как на бесчестье. Решив дать бой на открытом месте, он обратился с увещеванием к своим воинам и построил их перед лагерем. При первом же натиске неприятеля когорта была рассеяна, и он, осыпаемый дротиками и стрелами, бросается наперерез бегущим и накидывается на значконосцев, браня их за то, что римские воины показали тыл беспорядочным толпам и дезертирам; получив вскоре затем несколько ран, он устремляется несмотря на пробитый глаз, навстречу врагу и не перестает драться, пока, покинутый всеми, не падает мертвым.
Узнав об этом, Луций Апроний (ибо он сменил Камилла в должности проконсула), встревоженный не столько добытой врагами славой, сколько позором своих прибегает к применявшемуся в те времена крайне редко старинному наказанию: отобрав жеребьевкой каждого десятого из осрамившейся когорты, он до смерти забивает их палками. И эта суровая мера оказалась столь действенной, что подразделение ветеранов, числом не более пятисот, отогнало то же самое войско Такфарината, напавшее на укрепление, которое называется Тала". [12]
В другом месте читаем: "<…> Корбулон, деятельно, а вскоре и со славою для себя, начало которой положили его действия против хавков [13], приступив к управлению этой провинцией, выслал против них по руслу Рейна триремы, направив остальные суда, смотря по тому, где какие были пригоднее, в его разливы и рукава; истребив вражеские ладьи и прогнав Ганнаска, он взялся, как только с наиболее неотложными было покончено, за легионы, тяготившиеся воинскими трудами и лишениями, но с удовольствием предававшиеся грабежу, и восстановил в них старинную дисциплину, запретив самовольно покидать строй и вступать в битву. Воинам было приказано нести дозоры и караулы, а также все свои дневные и ночные обязанности, находясь при оружии; и рассказывают, что одного из них он покарал смертью за то, что тот копал землю для вала, не будучи перепоясан мечом, а другого — так как он был вооружен только кинжалом". [14]
Выбор каждого десятого воина для казни назывался децимацией. Наказанию могли быть подвергнуты не только провинившиеся, но и воины, заслуживающие награды, если своими действиями они нарушали приказы начальников. Во время войны с латинами "неотличимыми от римлян по языку, обычаям, роду вооружения и прежде всего по порядкам, заведенным в войске" консулы запретили воинам вступать в бой с противником вне строя. Однако сын консула Тита Манлия, тоже Тит Манлий, нарушил приказ и в поединке убил латинского всадника Гемина Месция:
"<…> сняв вражеские доспехи, Манлий возвратился к своим и, окруженный радостным ликованием, поспешил в лагерь и потом и в консульский шатер к отцу, не ведая своей грядущей участи: хвалу ли он заслужил или кару. "Отец, — сказал он, — чтобы все видели во мне истинного твоего сына, я кладу к твоим ногам эти доспехи всадника, вызвавшего меня на поединок и сраженного мною". Услыхав эти слова, консул отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор; когда воины собрались, он молвил: "Раз уж ты, Тит Манлий, не почитая консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа, сразился с врагом и тем в меру подорвал в войске послушание, на котором зиждилось доныне римское государство, а меня поставил перед выбором — забыть либо о государстве, либо о себе и своих близких, то пусть лучше мы будем наказаны за наш поступок, чем государство станет дорогой ценою покупать наши прегрешения. Послужим же юношеству уроком, печальным, зато поучительным на будущее. Конечно, ты дорог мне как природный мой сын, дорога и эта твоя доблесть, даже обманутая пустым призраком чести; но коль скоро надо либо смертью твоей скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда подорвать её, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине. Ступай, ликтор, привяжи его к столбу".
Услыхав столь жестокий приказ, все замерли, словно топор занесен у каждого над собственной его головой, и молчали скорее от ужаса, чем из самообладания. Но, когда из разрубленной шеи хлынула кровь, все стоявшие дотоле, как бы потеряв дар речи, словно очнулись от чар и дали вдруг волю жалости, слезам и проклятиям. Покрыв тело юноши добытыми им доспехами, его сожгли на сооруженном за валом костре и устроили похороны с такою торжественностью, какая только возможна в войске; а "Манлиев правеж" внушал ужас не только в те времена, но и для потомков остался мрачным примером суровости.
И все-таки, — заключает Ливий, — столь жестокая кара сделала войско более послушным вождю; везде тщательней стали исправлять сторожевую и дозорную службу и менять часовых, а в решающей битве, когда сошлись лицом к лицу с неприятелем, эта суровость Манлия тоже оказалась на пользу. <…>" [15]
Деление фаланги на манипулы позволило теперь легковооруженным воинам свободно перемещаться вперед, используя образуемые манипулами интервалы и возвращаться под защиту тяжеловооруженных бойцов. Легион использовал не всех рорариев, входящих в его состав, а только по 20 от каждой манипулы или по 200 человек от легиона, остальные оставались на своих местах либо прикрывали фланги.
Командовал легионом консул, его заместителем был легат. Он осуществлял командование легионом по приказу консула или же в его отсутствие. Кроме легата в состав командования входили офицеры, называемые военными трибунами (tribuni militum), по 6 на легион. Первоначально военные трибуны назначались консулами, но с 362 г. до н. э. для так называемых консульских легионов, набираемых ежегодно в количестве 4, в трибутных комициях народ выбирал сначала 6 трибунов, потом 16, а позже всех 24. Эти трибунов называли народными военными трибунами (tribuni militum a populo).Они вступали в должность 1 января каждого года как и другие магистраты. Командование легионом принадлежало трибунам таким образом, что каждые два из них осуществляли командование в течение двух месяцев, чередуясь или через день, или через месяц. В период так называемого междуцарствия, когда народ по разным причинам не мог избрать себе консула, избирались 6 народных трибунов с консульской властью для ведения войн. Ведение финансовых дел в римском войске возлагалось на квестора. В случае необходимости квестор также мог принять командование над легионом.
Исключительное по важности положение в армии занимали младшие командиры — центурионы. Центурионы назначались в основном из простых легионеров. При выборе центуриона решающую роль играла личная храбрость солдата, умение командовать и решительно действовать. Центурионы, как правило, были римскими гражданами, имели право избирать и могли быть избраны в магистраты. Жалованье центуриона составляло двойное солдатское и равнялось 120 денариям. Позже Гай Юлий Цезарь увеличил его до 225 денариев. У центурионов существовали ранги — второй центурион десятого манипула был низшим, первый центурион первого манипула триариев был старшим из 60 центурионов легиона и назывался primus pilus (примипил). Командир первой центурии в манипуле (prior) был старше командира второй центурии (posterior) и командовал всем манипулом. Позже, с созданием когорты, младшим считался центурион второй центурии третьего манипула десятой когорты (decimus hastatus). Центурион центурии триариев в каждой когорте командовал всей когортой.
Эти ранги не были постоянными, при наборе нового войска центурионы выбирались консулами через военных трибунов, и часто они оставались недовольны произошедшими изменениями. Позже, когда римская армия стала профессиональной, для того, чтобы центурион мог достичь высшего ранга, ему необходимо было пройти все ступени, начиная с низшей. Отличительным знаком центуриона была палка, сделанная из виноградной лозы, служившая орудием наказания для нерадивых легионеров. Кроме непосредственного командования центурионам поручалось нахождение места для лагеря, они выступали представителями легионеров в отношениях между солдатами и полководцами, под их охраной находились значки и знамена легионов и манипулов.
Кроме центурионов в число младших командиров входили декурионы — командиры десятков и опционы (выборные) — заместители центурионов и декурионов. Декурионы и опционы назывались principales (важнейшие). В более позднее время командиров десяток вместо декурионов (decanti) стали называть caput contubernii.
Наряду с декурионами и опционами в число важнейших из солдатской среды входили так называемые тессерарии (tesserarius) — солдаты, передающие от командира подразделения табличку с паролем — "тессеру", а также сигниферы — знаменосцы, несущие легионные и манипулярные значки.
При полководце в его ставке (cohors praetoria) находились также писцы (scribae), гадатели (haruspices), разведчики и курьеры (speculatores).
Помимо граждан призывного возраста в определенных случаях государство производило набор среди старших возрастов (46−60 лет), отслуживших положенный срок. По постановлению сената сверхсрочники (evocati) обязаны были служить еще шесть лет. Сверхсрочные составляли особое войско, имели собственного командира, своих лошадей и своего примипила, позже называемого evocatus. Они входили в охрану штаба полководца и могли участвовать в сражениях.
Римская кавалерия подразделялась на алы (ala) и турмы (turma). Ала состояла из 10 турм численностью по 30 человек. Турма в свою очередь делилась на три десятка (decuriae). Командовал кавалерией префект.
Изменение тактики действия манипулярной фаланги произошло во время Второй Пунической войны. В сражении при Заме (Северная Африка) противоборствующие силы использовали эшелонное построение войск. Карфагенский полководец Ганнибал построил свою армию в две линии. В первой стояли карфагенские граждане, защищавшие свою жизнь и свою собственность, во второй — ветераны, прошедшие вместе с Ганнибалом всю Италийскую войну. Конница занимала фланги, перед строем находились легковооруженные воины и боевые слоны. Вторая линия карфагенян находилась от первой на дистанции более 300 шагов и её возглавлял лично Ганнибал. Сражение начала легкая пехота при поддержке слонов и конница. Так как пунийская конница оказалась слабее римской, то она вскоре обратилась в бегство, преследуемая римлянами. В это время вступила в бой тяжелая пехота, а легковооруженные отошли в тыл.
В тот момент, когда первая линия войск карфагенян завязала бой с гастатами, Ганнибал разделил вторую линию и приказал ей выдвинуться с флангов и ударить по римлянам. Этим маневром он повторял маневр, применённый им в сражении при Каннах, но движение в этот раз началось позднее и ветеранам потребовалось больше времени, чтобы пройти за первой линией.
Однако командующий римской армией Публий Корнелий Сципион выстроил римское войско точно так же как и Ганнибал. Манипулы принципов и триариев находились в этот раз на некотором удалении от гастатов (У Канн они стояли сразу за гастатами плотной массой) и в решающий момент сражения были выдвинуты навстречу ветеранам Ганнибала.
В результате карфагеняне вместо флангов встретили удлиненный фронт римлян и были вынуждены вести фронтальный бой. Несмотря на это, опыт старых бойцов, закаленных многочисленными боями в Италии, сделал свое дело и удача стала склоняться на сторону пунийского полководца, но на счастье римлян возвратилась их конница, преследовавшая бежавшую с поля боя карфагенскую кавалерию, и ударила в тыл армии Ганнибала. Пунийцы потерпели сокрушительное поражение. Остатки карфагенского войска во время бегства были полностью истреблены, сам Ганнибал едва спасся. В этом сражении проявилось преимущество эшелонного построения войск, заключавшее в том, что при увеличившейся подвижности подразделений войска не утрачивалась его целостность, позволявшая одерживать победы.
Народное ополчение созывалось только в случае военной угрозы, однако Риму часто приходилось вести длительные войны, вынуждавшие полководцев удерживать легионеров в рядах войск. Чтобы компенсировать гражданам потери римляне ввели плату (stipendium) за воинскую службу. Впервые стипендиум стали платить воинам во время осады этрусского города Вейи, когда римляне не прекратили боевые действия с наступлением осени, оставшись под стенами города на зиму.
"Поскольку римские полководцы возлагали надежды скорее на осаду, нежели на приступ, началось строительство зимнего лагеря, что было в новинку римскому воину; предстояло продолжать войну, стоя на зимних квартирах. Когда это стало известно в Риме, трибуны бросились в народное собрание, поскольку уже давно искали повод для смуты. Они распаляли души плебеев, твердя, что именно для этого воинам и установили плату; да, они не ошиблись, опасаясь что недруги сдобрили свой дар ядом! Продана народная свобода! Молодежь, навсегда отосланная из Города и оторванная от общественных дел, уже не зимой, ни в другое время года не сможет возвращаться чтобы навестить дом и родных. В чем, по — вашему, говорили они, причина продления военной службы? Конечно, ни в чем ином, как в стремлении отстранить молодежь, воплощающую собой силу простого народа, от обсуждения вопросов, затрагивающих ваши интересы, Кроме того, мы терпим куда более тяжкие муки и лишения, чем вейяне: ведь они проводят зиму под своей крышей и защищают город, используя огромные стены и выгодное природное положение, а римский воин, засыпанный снегом, закоченевший, трудится на строительстве сооружений и проводит зиму в палатке из кож; даже зимой он не расстается с оружием, а ведь на это время прерываются войны на суше и на море. Ни цари, ни консулы, как ни были спесивы до учреждения трибунской власти, ни суровое диктаторское правление, ни беспощадные децемвиры не пытались сделать военную службу бесконечной, наподобие рабства, а именно такое позволяют себе по отношению к римскому простому народу военные трибуны. <…>"
На что военный трибун с консульской властью Аппий Клавдий дал следующий ответ, разъясняя принятое военачальниками решение:
"<…> Недавно они утверждали, что воинам не следует платить деньги на том основании, что их никогда раньше не платили. Так на каком же основании они теперь негодуют по поводу соответственного увеличения новых тягот для тех, кому прибавились и новые блага? Нигде и никогда не бывает ни трудов без выгоды, ни выгоды без затраты труда. Труд и удовольствие, при полном несходстве своей природы, соединены между собой некой естественной связью. Раньше воину было обременительно служить государству на собственный счет, но одновременно он радовался возможности часть года возделывать свое поле и тем содержать себя и своих домашних как в мирное, так и в военное время. Теперь он радуется тому, что государство стало для него источником дохода, и с удовольствием получает жалованье — так пусть же не ропщет на чуть более длительную отлучку из дома, раз уменьшились расходы в его хозяйстве. Разве государство не вправе было бы, призвав его к расчету, сказать: "Ты получаешь плату круглый год — так и служи же круглый год! Или ты считаешь, что справедливо получать за шестимесячную военную службу годовое жалованье?" Против воли, квириты, столько говорил я об этом — ведь так должны считаться меж собой лишь те, кто прибегает к услугам наемного войска; мы же хотим обращаться с вами как с гражданами и считаем, что было бы справедливо, если бы с нами обращались как с отечеством. <…>" [16]
Наряду с легионами имелись воинские части, сформированные полностью из наемников, вступавших в римскую армию ради заработка и добычи. Римлянами вербовались балеарские пращники, критские стрелки, нумидийская и галльская легкая конница, иберы и германцы. Война с Карфагеном заставила Рим держать под оружием воинов, призванных в самом начале похода Ганнибала в Италию. К этому их принуждала угроза гибели государства. Так из остатков войск потерпевших поражение при Каннах были созданы два легиона, впоследствии дважды пополнявшиеся (в 214 и 209 гг. до н. э.) вновь призванными возрастами и остатками других легионов. Уже тогда в армию стали принимать добровольцев, рассчитывающих таким образом разбогатеть. В результате этого у римского полководца Сципиона в подчинении находилась фактически профессиональная армия, позволившая Риму одержать победу во II Пунической войне. И уже тогда наряду с преимуществами проявились присущие ей недостатки, заключавшиеся в отстранённости воинов от гражданской жизни, подчинении их воле вождя в ущерб закона, плохом отношении к собственному населению.
Переход к полностью профессиональной армии осуществил Гай Марий. Марий был выходцем из провинции и относился к тем людям, которых римляне называли homo novus — "новыми людьми", то есть достигшими высокого положения своими силами, а не за счет принадлежности к родовитым римским фамилиям. В молодости гадалка предсказала ему, что он будет шесть раз избран консулом и Марий, всегда веривший этому предсказанию, приехав в Рим, с головой окунулся в политическую борьбу. Республика в то время пережила ряд поражений, нанесенных ей варварами и в тот момент, когда Марий достиг консульского звания, подверглась вторжению германских племен кимвров и тевтонов.[17] Положение было столь сложным, что в римляне серьезно опасались за судьбу Города. Многолетнее напряжение сил в результате практически непрерывных войн привело к тому, что Республика уже не могла собрать дополнительные контингенты войск для отражения варваров. С этой задачей блестяще справился Гай Марий, проведя реформу римской армии. Прежде всего, наравне с набором легионеров из числа призывных возрастов, Марий создал систему вербовки (конскрипции) солдат. Он увеличил число легионов за счет приема в армию пролетариев и вольноотпущенных рабов, обещая им долю в добыче, награды, повышенное жалованье, предоставление римского гражданства и землю после выхода в отставку.
Кроме того, Марий реформировал саму структуру легиона. К этому времени деление воинов на три разряда практически утратило свой смысл. Если раньше триарии составлялись из ветеранов и их старались беречь, то теперь в число триариев входили и воины младших призывных возрастов, зачастую такие же новобранцы как принципы и гастаты. Триариев также выдвигали вперед и использовали в самых опасных местах. Марий окончательно устранил старинное деление воинов на разряды. Далее, он создал новую тактическую единицу — когорту, сведя в нее каждые три манипула. Численность когорты равнялась 600 воинам. Легион состоял из 10 когорт и увеличился до 6000 человек. Легион получил собственное знамя, представлявшее собой серебряного орла на древке, заостренном внизу, так как на стоянках знамя втыкалось в землю. Значки также имели когорты и манипулы.
Когорты позволили полководцу осуществлять довольно сложное маневрирование войсками во время сражения. Он мог выстроить их в одну или несколько линий, перемещать в любых направлениях самостоятельно или в составе легиона, мог усиливать места возможных прорывов, ставить когорты спина к спине, защищая тылы.
Теперь боевое построение легиона было следующим: в первом ряду (prima acies) стояло 4 когорты; во втором (secunda acies) и третьем (tertia acies) рядах было по три когорты. Промежутки между ними равнялись длине фронта каждой когорты. Три когорты второй линии стояли в промежутках между когортами первой и в бою могли легко соединиться с ними, образуя непрерывный фронт. Третья линия была резервной. Легионы стояли друг от друга на небольшом удалении, большие промежутки были между линиями и флангами. На флангах располагалась конница и вспомогательные отряды.
Марий до предела ужесточил дисциплину в войсках, воины должны были беспрекословно выполнять приказы командиров, помимо строевой службы выполнять саперные, строительные и инженерные работы.
"В походе Марий закалял войско, заставляя солдат много бегать, совершать длинные переходы, готовить пищу и нести на себе всю поклажу, и с тех пор людей трудолюбивых, безропотно и с готовностью исполнявших все приказания стали называть "Мариевыми мулами". Правда, многие указывают, что эта поговорка возникла при иных обстоятельствах. Сципион, осаждаю Нуманцию, решил проверить, как его солдаты привели в порядок и подготовили не только свое оружие и коней, но и повозки и мулов. Тогда Марий вывел отлично откормленную лошадь и мула, превосходившего всех своей кротостью, силой и послушным нравом. Полководцу так понравились животные, что он часто вспоминал о них, и потому, когда человека хотят шутливо похвалить за стойкость, выносливость и трудолюбие, его называют "Мариевым мулом". <…> " [18]
Реформа, проведенная Гаем Марием, окончательно определила характер армии сначала поздней Республики, а затем и Империи. В результате её воины превратились в особое сословие, полностью оторванное от гражданской жизни, зарабатывающее себе на жизнь службой и претендующее после выхода в отставку на пенсию или землю. Постоянное нахождение в лагерях способствовало созданию особой внутренней организации, осознанию единства солдата и полководца, выработало особый корпоративный дух армии. Преобразования Мария позволили римскому войску стать самостоятельной силой и в дальнейшем определять судьбу государства и его верховных правителей.
Армия императорского Рима
После ряда лет, охваченных смутой гражданских войн, в которых окончательно погибла римская Республика, к власти пришел приемный сын диктатора Гая Юлия Цезаря, Гай Юлий Цезарь Октавиан Август, ставший основателем первой династии императоров Рима. Он издал ряд постановлений, относящихся к порядку формирования и внутреннему устройству армии, окончательно определившей ее характер на последующие четыреста лет, вплоть до падения Империи.
Прежде всего Август сократил число легионов, набранных им в ходе гражданской войны с 75 до 28. Для обеспечения собственной безопасности им были созданы особые войска — преторианская гвардия численностью 9000 человек, организованных в девять когорт по 1000 человек (700 пехотинцев и 300 всадников). В республиканский период преторианской называлась специальная когорта, воины которой осуществляли охрану полководца и его ставку — преторий. Преторианцами могли стать только жители Италии. Командовали преторианской гвардией два начальника — префекты претория.
Со времени Августа кроме легионов в различных местах Империи были размещены когорты, так называемые номерные, предназначенные для охраны должностных лиц, административных зданий, тюрем, ворот и улиц городов.
Стремясь приостановить варваризацию армии, происходившую в результате приема не италиков непосредственно в состав легионов и через набор вспомогательных отрядов, Август установил принцип организации войск по национальному признаку.
Применение этого принципа на практике позволило более четко делить войско на тяжеловооруженную пехоту, организованную строго по легионам, с преимущественным набором в них жителей Италии или достаточно сильно романизированных варваров и вспомогательные когорты, состоящие в основном из варваров. При этом вооружение, способ ведения войны, командиры и официальный язык во вспомогательных когортах были римскими. Римляне никогда не формировали крупные войсковые соединения только из вспомогательных когорт, а всегда соединяли их с легионами.
Вспомогательные части никогда не превосходили численно легион и были заведомо слабее его. Таким образом, общая численность легиона увеличивалась до 10000 человек. Служащим в римской армии варварам было предоставлено право получения римского гражданства.
В армию вступали добровольно или по вербовке, причем мог быть произведен набор среди граждан призывного возраста на основе воинской повинности. Каждый вступающий в армию брал на себя обязательство отслужить в легионах 20 лет, а в преторианской гвардии 16 лет. На деле часто происходило так, что этот срок мог быть продлен, и делалось это для того, чтобы не выплачивать ветеранам вознаграждение или предоставлять земельный участок. Оставленные на службе освобождались от строевых и лагерных работ и сводились в небольшие подразделения, называемые вексилляции (происходит от названия малого знамени — вексиллы). Солдат таких подразделений называли вексиллариями. Любой из подданных Империи в случае набора мог выставить вместо себя заместителя и выплачивать государству определенные суммы для обеспечения заменившего его. Рабы под страхом смертной казни не могли становиться солдатами.
По закону, установленному императорами, легионеры присягали на верность Августам 1 января каждого года.
Войска располагались в основном вне городов в больших укрепленных лагерях у границ Империи. Крупный гарнизон был непосредственно в самом Риме и состоял из преторианской гвардии и городских когорт. Вспомогательные когорты размещались в крепостях и укрепленных местах на границе.
Высший командный состав римской армии в период ранней Империи формировался так же, как и в республиканский период, из членов аристократических фамилий, избираемых или назначаемых императором и бывших должностными лицами, обладающими определенными административными, судебными и военными полномочиями, но не профессиональными солдатами. Стараясь совместить древние институты, доставшиеся ему в наследство от Республики и изменившееся положение армии Август ввел в войсках новую должность лагерного префекта. Первоначально он был начальником постоянного военного лагеря, осуществлял контроль за возведением лагерных укреплений и поддержанием их в исправности, надзирал за обозом и лагерным лазаретом, наблюдал за порядком в лагере, однако со временем его полномочия расширились. Префекты лагеря назначались только из среды центурионов.
Командовал легионом легат, его заместителем был префект легиона (отвечавший за порядок в лагере), военные трибуны были командирами когорт. Так как легион состоял из 10 когорт, а трибунов было только 6, то командование четырьмя оставшимися когортами поручалось старшим по рангу центурионам, позже названным препозитами (praepositi).
В составе центурионов происходят определенные изменения и связано это с тем, что богатая образованная молодежь часто видела в получении чина центуриона возможность дослужиться до более высоких офицерских должностей. Поэтому теперь помимо центурионов, вышедших из простых солдат и называемых центурионами "с военной службы" появляются центурионы "из римских всадников". Вступление в армию таких людей происходило с разрешения императоров. В императорскую эпоху все центурионы имеют одинаковый ранг, кроме шести центурионов первой когорты, причем три старших из них: примипил (primus pilus), принцепс (princeps), и гастат (haststus) стоят так высоко, что фактически уже не считаются центурионами.
Состав старших солдат или благороднейших (principales) по сравнению с республиканскими временами не изменился.
Легионеры получали плату в размере 225 денариев в год, помимо кормового довольствия. Преторианской гвардии платили втрое больше, то есть 750 денариев в год. Воинам вспомогательных когорт выплачивалось 75 денариев в год. Кроме жалованья легионерам и преторианцам выплачивались денежные суммы в качестве подарков при вступлении императоров на престол и в других торжественных случаях. Уволенным со службы воинам полагался донатий, бывший своеобразной премией за службу: легионерам в размере 3000 денариев, преторианцам 5000 денариев. Вместо денег они могли получить земельный участок. Центурионам выплачивалось жалованье в пять раз превышавшее денежное довольствие солдат. Высшие командиры римской армии жалованье не получали. Им полагалось денежное вознаграждение за службу, которое называлось cibaria, congiarium, salarium. По завершению войны они получали особые награды.
Следующие императоры увеличивали размеры платы легионерам: Домициан (81 — 96 гг.) платил 300 денариев в год; Коммод (176 — 192 гг.) — 375; Септимий Север (193 — 211 гг.) довел ее до 500 денариев в год.
В организации легиона произошли небольшие изменения, заключавшиеся в том, что были созданы сдвоенные когорты.
Значительная роль в деле превращения разноплеменных масс в дисциплинированное войско отводилась религии. Римляне вообще терпимо относились к различным верованиям и не запрещали поклонение местным богам, но только не в ущерб официальной религии, обожествляющей личность императора. Наиболее почитаем в легионах был Гений императора. Кроме этого поклонялись древним богам: Юпитеру, Юноне, Минерве, особо Марсу, как богу войны, Беллоне, а также Победе (Victoria), Счастью (Fortuna), Чести (Honos), Доблести (Virtus), Благочестию (Pietas), Дисциплине (Disciplina), гению местности, гению учебного плаца и гению лагеря. Позже большое распространение в войсках получил культ солнечного бога Митры или Солнца Непобедимого (Sol invictus).
Начиная с императора Тиберия (14 — 37 гг.) процесс варваризации армии вновь набирает силу. Происходит это оттого, что набор (конскрипция) легионеров стал производиться в тех местностях, где были расквартированы войска. При императоре Адриане (117 — 138 гг.) этот принцип становится основным.
Романизация подвластных земель привела к тому, что провинции почувствовали себя равными Риму и потребовали юридически закрепить то, что уже существовало на деле. Император Каракалла (198 — 217гг.) даровал римское гражданство всем подданным Империи, уничтожив основную причину господства Рима и увеличив число налогоплательщиков.
Септимий Север, выходец из римских провинций (Иллирия), придя к власти, казнил италийских центурионов, распустил преторианскую гвардию, полностью состоящую из италиков и набрал её из избранных воинов легионов.
…Не только всё увеличивающееся число варваров внутренне ослабляло римское войско. Армия, став профессиональной, заняла особое место в государстве, ставя или устраняя императоров, бывших до своего восхождения на трон командующими легионов.
Первоначально императорам, становившимся при захвате власти невольными заложниками своих солдат, с помощью которых они получали верховную власть в государстве, удавалось подчинить своей воле солдатскую стихию. Но с какого-то момента это правило перестало действовать. Солдаты потеряли чувство зависимости от императора, восстанавливающего и поддерживающего дисциплину, и императоры стали зависеть от воли солдатских масс.
Право избирать себе правителя, ставя ему собственные условия, привела к тому, что Империя погрузилась в состояние непрерывной гражданской войны и бесконечной череде быстро сменяющихся императоров, вознесенных наверх и свергнутых по прихоти войск. Эта необъявленная война уничтожила то главное, что делало римские легионы грозной и непобедимой силой — дисциплину. Императоры, пытавшиеся восстановить порядок в армии, армией же и устранялись.
Ослаблению дисциплины способствовало разрешение легионерам селиться вместе с женами и обрабатывать землю. Так была окончательно уничтожена основа римского легиона, основанного на дисциплине собранных в лагерях воинов.
С конца III века нашей эры в войсках полностью исчезает должность центуриона, а сами легионы, сохраняя свое название, на деле становятся более мелкими воинскими частями. Постепенно состав армии все более и более размывается и вскоре происходит так, что лучшая часть римского войска становится полностью варварской, хотя и вооруженной римским оружием. В условиях постоянной гражданской войны, когда в различных частях Империи оказывается сразу по несколько императоров, провозглашенных войсками, побеждал тот, у кого было больше варваров. Дело доходило до того, что на службу Империи принимались целые племена во главе с вождями, которые в обмен за предоставленные земли, вооружение, снабжение обязались защищать границы и получали почетное звание федератов.
Легионами стали командовать офицеры, вышедшие непосредственно из солдатской среды и уже не римляне, а варвары, в подавляющем большинстве германцы. В этот период происходит разделение между гражданскими и военными должностями. Исчезает должность легата как командира легиона, его заменяет префект. Уменьшается численный состав легионов, кроме них появляются особые подразделения, называемые numerii, состоящие из варваров, вооруженных своим национальным оружием. Эти войсковые части могли быть и смешанными (в них входила и пехота и конница).
Римские войска, утратив традиционную дисциплину, оказались не в состоянии сохранить своеобразный способ ведения боя, заключавшийся в искусном маневрировании войсковыми подразделениями и применении метательного оружия (пилума) в сочетании с рукопашным боем. Варвары перенесли в армию Империи свои воинские обычаи, традиции и тактику, заключавшуюся в бое плотно сомкнутым строе — каре или построении в форме клина (солдаты называли такой боевой порядок "caput porci" - "свиная голова"). Варваром теперь обозначают солдата, а военная казна получает название "варварского фиска" (fiscus barbaricus).
С IV века н. э. войска перестали делиться на легионы, вспомогательные когорты и преторианскую гвардию. Император Константин (303 — 337 гг.) разделил армию на четыре части: императорские (palatini) войска, свитские (comitatenses) войска, ложносвитские (pseudocomitatenses) войска и пограничные (limitanei) войска.
Императорскими войсками была названа прежняя преторианская гвардия, свитские войска представляли особый род войск, постоянно сопровождающий императоров и являвшийся по сути прежними полевыми войсками, раньше постоянно находившимися в военных лагерях у границ, ложносвитскими назывались части, приданные в помощь войскам пограничным и организованным по типу свитских войск.
Создание ложносвитских войск было мерой вынужденной, так как войска пограничные на самом деле были всего лишь военными поселенцами и никакой реальной силы не представляли.
Константином была также введена должность военного магистра (magister militum), осуществлявшего командование войсками Империи. Командующие армиями могли быть магистрами пехоты (magister peditum), магистрами конницы (magister equitum) или магистрами обоих родов войск (magister equitum et peditum). Зачастую командующие объединяли в своих руках всю полноту власти (magister utriusque militiae) и становились фактическими правителями Империи.
Весь IV и V века римское государство отражало постоянные нашествия варваров с помощью других варваров. Император Константин в сражении с императором Максенцием у Мульвийского моста командовал войсками состоявшими из германцев, кельтов и бриттов. Император Валент, погибший в сражении при Адрианополе 9 августа 378 г. н. э. привел с собой арабских всадников и иберийских лучников.
Император Юлиан, прозванный Отступником за то, что пытался возродить языческую религию, в сражении при Аргенторате (Страсбурге) против алеманнов командовал армией состоявшей в основном из германских частей: батавов, корнутов, бракхиатов. Перед битвой воины пели баррит (германскую воинскую песню), после боя подняли Юлиана по германскому обычаю на щит и провозгласили императором.
В битве на Каталаунских полях, где были остановлены гунны под предводительством "бича Божия" Атиллы, римский полководец Аэций Флавий, сам варвар по происхождению, выводит в поле армию, бывшую римской лишь по названию.
Так закончилась история римской тяжеловооруженной пехоты, принесшей славу и могущество Риму.
Примечания:
[1] Тит Ливий. История Рима от основания Города. Книга I., 42, 5, 43, 1 — 9.
[2] Там же. Книга I, 13, 8.
[3] Дукс (dux). Так римляне называли варварских вождей и командиров вспомогательных подразделений. В Империи дукс — командир войскового соединения во время похода, при императоре Диоклетиане — командующий войсками провинции.
[4] Тиридат, царь Армении. Происходил из рода Аршакидов, правивших в Парфии.
[5] Корнелий Тацит. Анналы. Книга тринадцатая, 40.
[6] Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга VIII, 8, 1 — 8.
[7] Там же. Книга VIII, 8, 9 — 13.
[8] Там же. Книга VII, 10, 9 -10.
[9] Вольски (volsci). Италийское племя, долгое время довольно успешно воевавшее с римлянами. В IV в. до н. э. были завоеваны римлянами. Романизировались и навсегда исчезли как самостоятельный народ.
[10] Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга II, 59, 7 -11.
[11] Такфаринат. Нубиец. Служил в римских вспомогательных войсках. Возглавил восстание в Африке.
[12] Корнелий Тацит. Анналы. Книга третья, 20.
[13] Хавки. Германское племя. Тацит пишет о них: "<…> среди германцев это самый благородный народ, предпочитающий оберегать своё имущество, опираясь только на справедливость. Свободные от жадности и властолюбия, невозмутимые и погружённые в собственные дела, они не затевают войн и никого не разоряют грабежом и разбоем. И первейшее доказательство их доблести и мощи — это проявляемое ими стремление закрепить за собой превосходство, не прибегая к насилию. Но при этом оружие у них всегда наготове, а если потребуют обстоятельства, — то и войско, и множество воинов и коней; но тогда, когда они пребывают в покое, молва о них остаётся всё той же." Хавки находились под власть римлян 13 лет (с 5 по 28 годы). В III в. подпали под власть саксов.
[14] Корнелий Тацит. Анналы. Книга одиннадцатая, 18.
[15] Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга VIII, 7, 12 — 22, 8, 1.
[16] Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга V, 2, 1 — 8, 4, 3 — 8.
[17] Кимвры и тевтоны. Германские племена, обитавшие на полуострове Ютландия и в низовье реки Альбис (Эльба). Во II в. до н. э. снялись с мест своего обитанию и двинулись на юг. В нескольких сражениях нанесли поражение римским полководцам. В 102 г. до н. э. Гай Марий уничтожил полностью племя тевтонов у Секст Аквиевых, в 101 г. до. н. э. — кимвров при Верцеллах. Тацит сообщает о кимврах следующее: " Упомянутый выше выступ (Ютландию) занимают живущие у Океана кимвры, теперь небольшое, а некогда знаменитое племя. Всё ещё сохраняются внушительные следы их былой славы, остатки огромного лагеря на том и другом берегу, по размерам которого и ныне можно судить, какой мощью обладал этот народ, как велика была его численность и насколько достоверен рассказ о его поголовном переселении."
[18] Плутарх. Избранные жизнеописания. Марий. XIII.
О варварах
Германцы были давними врагами Империи. С того времени, как Галлия стала римской провинцией, эта новоприобрётенная и быстро богатеющая часть государства стала привлекать взоры бесстрашных варваров, проживающих на огромных территориях за Рейном. Стараясь обезопасить границы Империи, Август Октавиан положил начало делу усмирения и подчинения германцев. Ряд экспедиций, возглавляемых сначала пасынком императора Друзом, а затем Тиберием позволили римлянам расширить пределы своего влияния вплоть до Альбиса (Эльбы). Впрочем, влияние это было не столь сильно, ибо каждую зиму войска отводились к Рейну. Однако, когда Империя всерьез решилась на окончательное присоединение этих земель, восстание херусков под руководством Арминия и гибель трех легионов, возглавляемых наместником Квинтилием Варом остановило дальнейшую экспансию Рима.
Император Тиберий продолжил политику завоевания Германии. Полководец Империи Германик, мстя за поражение, нанесенное Вару в Тевтобургском лесу, продвинулся вглубь страны и достиг пределов, до которых уже доходили раньше римляне, но не смог удержаться в них и вынужден был отступить. При императоре Домициане римляне захватили земли, называемые Декумантскими (Десятинными) полями, расположенными между Рейном и Дунаем (Данубием). Здесь, под защитой укреплений, возведённых на границе, были поселены римские колонисты.
Германцы были прирождёнными воинами, умеющими воевать как в строю, так и вне его. Хотя варвары не признавали воинской дисциплины и не имели твёрдого командования, внутренняя сплочённость бойцов и личная храбрость каждого воина делала их сильным противником. Основной формой строя у германцев был клин или каре, называемое "cuneus". Такой тип построения представлял собой прямоугольник, узкой стороной обращенный к врагу. Вождь вместе со своей свитой занимал место перед строем. Помимо пехоты, германцы имели и конницу .
"<…> Их кони не отличаются ни красотой, ни резвостью. И их не обучают делать повороты в любую сторону, как это принято у нас: их гонят либо прямо вперёд, либо с уклоном вправо, образуя настолько замкнутый круг, чтобы ни один всадник не оказался последним. И вообще говоря, их сила больше в пехоте; по этой причине они и сражаются вперемежку; пешие, которых они для этого отбирают из всего войска и ставят впереди боевого порядка, так стремительны и подвижны, что не уступают в быстроте всадникам и действуют сообща с ними в конном сражении. Установлена и численность этих пеших: от каждого округа по сотне; этим словом они между собой и называют их, и то, что ранее было численным обозначением, ныне — почётное наименование. Боевой порядок они строят клиньями. Податься назад, чтобы затем снова броситься на врага, — считается у них воинскою сметливостью, а не следствием страха. Тела своих они уносят с собою, даже потерпев поражение. Бросить щит — величайший позор, и подвергшемуся такому бесчестию возбраняется присутствовать на священнодействиях и появляться в народном собрании, и многие, сохранив жизнь в войнах, покончили со своим бесславием, накинув на себя петлю.
<…> они берут с собой в битву некоторые извлечённые из священных рощ изображения и святыни; но больше всех побуждает их к храбрости то, что конные отряды и боевые клинья составляются у них не по прихоти обстоятельств и не представляют собой случайных скопищ, но состоят из связанных семейными узами и кровным родством; к тому же их близкие находятся рядом с ними, так что им слышны вопли женщин и плач младенцев, и доля каждого эти свидетели — самое святое, что у него есть, и их похвала дороже всякой другой; к матерям, к жёнам несут они свои раны, и те, не страшатся считать и осматривать их, и они же доставляют им, дерущимся с неприятелем, пищу и ободрение". [1]
Перед тем, как начать наступление, германцы пели "баррит" или "бардит" - боевую песню.
"<…> Есть у них и такие заклятия, — пишет Корнелий Тацит, — возглашением которых, называемым ими "бардит", они распаляют боевой пыл, и по его звучанию судят о том, каков будет исход предстоящей битвы; ведь они устрашают врага или, напротив, сами трепещут перед ним, смотря по тому, как звучит песнь их войска, причём принимают в расчёт не столько голоса воинов, сколько показали ли они себя единодушными в доблести. Стремятся же они больше всего к резкости звука и к попеременному нарастанию и затуханию гула и при этом ко ртам приближают щиты, дабы голоса, отразившись от них, набирались силы и обретали полнозвучность и мощь." [2]
В отличие от римлян германцы начинали атаку с бега. Вождь выбирал то направление движения, которое казалось ему наиболее оптимальным. Отряд следовал за ним. Другие отряды при этом не старались равняться на него. Когда клин вступал в соприкосновение с боевыми порядками противника, то он либо прорывал их, либо сражение принимало характер столкновения двух фаланг, так как задние ряды, надвигаясь, стремились охватить противника с флангов. Причин, по которым германцы старались выстроить клин, было несколько. Прежде всего, они испытывали недостаток в защитном вооружении, поэтому старались ставить в первые ряды тех, кто был наиболее хорошо вооружён. Остальные должны были усиливать натиск впереди стоящих. Отсюда и форма клина — узкий прямоугольник. Во-вторых, такая форма строя позволяла варварам передвигаться по пересечённой местности, не нарушая внутреннего порядка. Помимо клина германцы могли нападать и не соблюдая никакого внешнего порядка, то есть просто толпами или врассыпную.
"Едва забрезжил день, защитники города высыпали на стены, поля покрылись воинами и засверкали оружием. Сомкнутым строем двигались легионы, врассыпную шли вспомогательные отряды, стрелами и камнями, засыпая стены там, где они были выше, и устремляясь на приступ там, где они небрежно охранялись или обветшали. Сверху со стен было удобнее целиться или размахнуться — отонианцы метали дроты в отчаянно лезущих на приступ германцев из вспомогательных когорт. По обычаю предков германцы наступали полуголые, потрясая над головой щитами, опьяняя себя боевыми песнопениями. <…>" [3]
Вооружение воина состояло из меча, кинжала, топора. Так как германцы испытывали недостаток в металлах, немногие из них имели шлёмы и панцири. Поэтому основным защитным вооружением были большие щиты, изготавливаемые из дерева или сплетённые из прутьев и обитые кожей. Основным видом наступательного вооружения была фрамея — копье длиной около трех метров с узким наконечником. Из метательного оружия германцы часто использовали дротики, луками же не пользовались вообще.
"<…> Да и железо, судя по изготовляемому им оружию, у них не в избытке. Редко кто пользуется мечами и пиками большого размера; они имеют при себе копья, или, как сами называют их на своём языке, фрамеи, с узкими и короткими наконечниками, однако настолько острыми и удобными в бою, что тем же оружием, в зависимости от обстоятельств, они сражаются как издали, так и в рукопашной схватке. И всадник также довольствуется щитом и фрамеей, тогда как пешие, кроме того, мечут дротики, которых у каждого несколько, и они бросают их поразительно далеко, совсем нагие или прикрытые только лёгким плащом. У них не заметно ни малейшего стремления щегольнуть убранством и только щиты они расписывают яркими красками. Лишь у немногих панцири, только у одного — другого металлический или кожаный шлём…" [4]
Управляли германцами цари (конунги) или вожди, избираемые из наиболее знатных и доблестных соплеменников. Каждый вождь имел при себе дружину. Дружина представляет собой сообщество людей, соединённых своеобразными братскими узами, основанными на групповой солидарности равных друг другу боевых товарищей, а также иерархическую подчиненность рядовых воинов своему вождю. Римляне определяли такую связь понятием comitatus (комитат) — сопровождение, свита. Вождь здесь был первым среди равных, то есть наиболее авторитетным, богатым, храбрым, благородным и возможно старшим по возрасту.[5] Вожди стремились к тому, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и отважной.
"<…> Выдающаяся знатность и значительные заслуги предков даже ещё совсем юным доставляют достоинство вождя; все прочие собираются возле отличающихся телесною силой и уже проявивших себя на деле, и никому не зазорно состоять их дружинниками. Впрочем, внутри дружины, по усмотрению того, кому она подчиняется, устанавливаются различия в положении; и если дружинники упорно соревнуются между собой, добиваясь преимущественного благоволения вождя, то вожди — стремясь, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и самой отважною. Их величие, их могущество в том, чтобы быть всегда окружёнными большой толпой отборных юношей, в мирное время — их гордостью, на войне — опорою. Чья дружина выделяется численностью и доблестью, тому это приносит известность, и он прославляется не только у себя в племени, но и у соседних народов; его домогаются, направляя к нему посольства и осыпая дарами, и молва о нём чаще всего сама по себе предотвращает войны. Но если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому — либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, — бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя. <…>" [6]
Часто в дружину шли те, кому наскучила мирная жизнь в общине. Такие люди жили тем, что нанимались на службу к другим племенам и участвовали в войнах, которые вели их предводители.
"<…> Если община, в которой они родились, закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных юношей отправляется к племенам, вовлечённым в какую — нибудь войну, и потому что покой этому народу не по душе, и так как среди превратностей битвы им легче прославиться, да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же жаждущей крови и победоносной фрамеи; что же касается их пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью — леность и малодушие." [7]
В дружине также могли быть и люди, похожие по своему поведению на воинов-зверей (берсерков) средневековья. Описание такой группы избранных воинов, существовавшей у народа хаттов дает Тацит:
"<…> едва возмужав, они начинают отращивать волосы и отпускать бороду и дают обет не снимать этого обязывающего их к доблести покрова на голове и лице ранее, чем убьют врага. И лишь над его трупом и снятой с него добычей они открывают лицо, считая, что наконец уплатили сполна за своё рождение и стали достойны отечества и родителей; а трусливые и не воинственные так до конца дней и остаются при своём безобразии. Храбрейшие из них, сверх того, носят на себе похожую на оковы железную цепь (что считается у этого народа постыдным), пока их не освободит от неё убийство врага. Впрочем, многим хаттам, настолько нравится этот убор, что они доживают в нём до седин, приметные для врагов и почитаемые своими. Они-то и начинают все битвы. Таков у них всегда первый ряд, внушающий страх как всё новое и необычное; впрочем и в мирное время они не стараются придать себе менее дикую внешность. У них нет ни поля, ни дома, и ни о чём они не несут забот. К кому бы они не пришли, у того и кормятся, расточая чужое, не жалея своего, пока из-за немощной старости столь непреклонная доблесть не станет для них непосильной." [8]
На Востоке римлянам противостояла Парфия, а впоследствии Персия и кочевые народы степи, досаждавшие Риму частыми набегами на провинции. Основу их войска составляла тяжеловооружённая конница, действовавшая в тесном взаимодействии с конными лучниками. Помимо парфян и персов, серьёзную угрозу для римских рубежей представляли сарматы.
Изгнанные с мест своего обычного обитания более сильными народами, они начали движение на запад, и заселили степи между Доном (Танаисом) и Днепром (Борисфеном). В первой волне переселенцев шли племена языгов. Вслед за ними двигались роксоланы, аорсы и сираки. Роксоланы осели на территории, занятой языгами, оттеснив последних дальше на запад, аорсы и сираки поселились на землях, расположенных между Доном и Азовским морем (Меотидой). Древние авторы делили Сарматию на Европейскую и Азиатскую. Граница между ними проходила по Дону и Меотиде. Роксоланы и языги проживали на Европейской части Сарматии, аорсы и сираки — на Азиатской. Усилившись, сарматы начали совершать набеги на скифские земли, а когда Скифия ослабела, они захватили почти всю страну, беспощадно уничтожая побежденных ими скифов. Завоевав Скифию, сарматы стали хозяевами степи и с ними теперь вынуждены были считаться все окружающие их народы. Однако вскоре этим племенам придется уступить наиболее сильному и крупному из всех кочевых объединений сарматов — аланам. Господство аланов было поколеблено готами, гунны завершили разгром некогда могущественного племени.
Сарматские воины первоначально были вооружены скифскими акинаками и всадническими мечами, длина которых составляла 130 см. Эти мечи они носили слева, а акинаки или короткие кинжалы — справа. Кроме этого, они имели на вооружении массивные копья и дротики. Лучники вооружались небольшими сложносоставными скифскими луками, количество стрел в колчанах достигало 300 штук. Постепенно в составе сарматского войска начинает расти доля тяжеловооруженных всадников. Возникновение такого типа воинского доспеха до сих пор точно не ясна. Одни считают, что впервые он появился у жителей Хорезма и служил для защиты от стрел кочевников-массагетов. Другие предполагают, что он явился ответом на появление в Азии завоевателей-македонян.
Основным отличием тяжеловооруженного воина, получившего название катафрактия (клибанария, контария) было наличие у него чешуйчатого панциря, чешуйки которого были изготовлены из бронзы или железа, либо панциря с пластинами из толстой кожи или кости, применении им длинного копья — контоса и использовании для защиты лошади специального доспеха (катафракты). Катафрактии не имели щитов, их руки до кистей прикрывались пластинчатыми рукавами, ноги защищались особыми чешуйчатыми лопастями или пластинчатыми доспехами, охватывавшими ногу. Голову прикрывали бронзовые литые шлёмы с большим назатыльником или сфероконические клепаные, снабженные чешуйчатой либо кольчужной бармицей (защитой для шеи и затылка). Конский доспех состоял из двухсторонней чешуйчатой попоны, прикрывавшей бока лошади. Глаза коня были защищены бронзовыми полусферами. В то время не знали стремян, поэтому катафрактии при атаке использовали весьма сложный способ удержания копья — контоса. Они держали контос двумя руками, подав одно плечо вперёд. Так как при такой посадке нельзя было пользоваться поводьями, воин управлял конём посредством голоса и ног, которыми он крепко сжимал круп лошади, с тем чтобы сохранить равновесие.
Существует также предположение, что в иранской технике верховой езды и упряжи было нечто, что могло заменить стремя и обеспечивало равновесие всадника. Вероятно, у иранских всадников был способ фиксировать копьё на теле лошади при помощи привязей и особых ремней, или же равновесие достигалось благодаря тому, что всадник сильно прижимал колени к бокам лошади, опираясь при этом на колчаны, привязанные сзади к седлу. [9]
Наконечники копья — пики могли быть с длинным и коротким массивным листовидным пером.
Позже основным оружием сарматов становятся короткие мечи. Длина их не превышает пятидесяти-шестидесяти сантиметров. Кинжалы по своей форме напоминают мечи. Рукояти мечей и кинжалов имели деревянные накладки, окрашенные в красный цвет. Ножны изготавливались из дерева и также покрывались красной краской. Внешняя поверхность ножен могла обтягиваться кожей, а внутренняя тканью. Короткие мечи и кинжалы носились с правой стороны у бедра. К ноге они могли крепиться с помощью ремешков, охватывающих её, закреплявшихся, в свою очередь, на особых выступах, имевшихся у рукояти и в нижней части ножен. Этот способ ношения был характерен для мечей и кинжалов, не доходящих до колена. Длинные мечи крепились с помощью портупейного ремня к поясу. Крепление их было свободным и позволяло двигать меч вдоль пояса. Такое крепления использовалось и для короткого оружия. Изменение длины меча было связано с тем, что он предназначался для рукопашного пешего боя.
Несмотря на появление катафрактиев, большая часть сарматского войска состояла из конных лучников, вооружённых короткими мечами и кинжалами, а также небольшими (60 — 80 см.) скифскими луками. Однако появление тяжеловооруженных бойцов заставило перейти к более мощным лукам. Длина такого лука достигала 120 — 160 сантиметров. Этот лук был деревянным, состоящим из нескольких кусков дерева, часто различных пород. На концах его располагались по две парные костяные накладки, делавшие эти части лука совершенно негнущимися, три накладки находились посередине. Концевые накладки, снабженные вырезами под тетиву, были разной длины (одна пара длиннее другой). Из-за этого каждое плечо лука имело различную гибкость, а само оружие было асимметричным. Изменились также размеры древка и наконечника стрел. Древко стрелы стало достигать 80 сантиметров (при толщине в 5 — 6 см.), длина наконечника увеличилась до 5 — 7 сантиметров.
Черешок наконечника загонялся в расщеплённое древко, а затем место соединения обматывалось древесным волокном или сухожилиями. Древко изготовлялось из берёзы, клёна, тополя, других пород деревьев. На конце, противоположном наконечнику, древко имело небольшое грушевидное утолщение с вырезом под тетиву. Каждая стрела была снабжена оперением, располагавшимся тремя вертикальными рядами, прикреплённым к древку с помощью узкой кожаной ленты, обматывавшей древко у самого конца. Остальная часть оперения приклеивалась. Стрелы окрашивались в ярко-зелёные, тёмно-зелёные, либо в красные цвета. Колчаны были кожаные, деревянные или берестяные. Они представляли собой суживающийся книзу цилиндрический короб длиной 75 — 80 сантиметров, окрашенный в красный цвет.
Колчан носили слева около бедра или ноги, иногда справа (сказывалось влияние хорезмийцев). Количество стрел в колчане колебалось от 20 до 60.
В более позднее время (II — IV вв. н. э.) на вооружении у сарматских воинов появились мечи и кинжалы не имевшие наверший. Меч стал двухлезвиевым, конец клинка заострялся либо был закруглён. Длина его составляла 70 — 100 сантиметров. Рукоятки таких мечей были прямыми или расширяющимися книзу. И меч и рукоять ковались из одного куска металла. Рукоять имела деревянную или костяную обкладку. Мечи и кинжалы могли быть нескольких типов.
К первому типу относилось оружие, имевшее прямые перекрестия, железные либо бронзовые, представляющие по форме овал или ромб. Наиболее распространёнными были мечи без перекрестья, с треугольным основанием клинка, переходящим в рукоять-штырь, расширяющийся книзу. К третьему типу относилось оружие, у которого рукоять-штырь и снование клинка образовывали прямой угол, а сама рукоять не расширялась книзу.
Длинные мечи носились слева на портупейных ремнях, крепившихся к поясу с помощью пряжек. К ножнам могли быть прикреплены скобы, изготовленные из нефрита или халцедона, через отверстия которых продевались ремешки, позволявшие крепить меч к поясу, что было удобно для всадников.
Катафрактий в полном вооружении был слишком тяжел, чтобы самому сесть на коня, поэтому в этом ему помогал слуга. Если воин в ходе боя оказывался на земле, то его участь была практически предрешена, так как самостоятельно подняться он уже не мог.
"<…> Сарматское племя роксоланов, которое предыдущей зимой уничтожило две когорты, окрылённое успехом, вторглось в Мезию. Их конный отряд состоял из девяти тысяч человек; опьянённое недавней победой, они помышляли больше о грабеже, чем о сражении. И двигались поэтому без определённого плана, не принимая никаких мер предосторожности, пока не наткнулись внезапно на вспомогательные силы третьего легиона. Римляне наступали в полном боевом порядке, сарматы же одни разбрелись по округе в поисках добычи, другие тащили тюки с награбленным добром; лошади их ступали неуверенно, а сами они падали под мечами солдат, будто связанные порука и ногам. Как ни странно, вся сила и доблесть сарматов не в них самих; в пешем бою нет никого хуже и слабее, но вряд ли найдется войско, способное устоять перед натиском их конных орд. В тот день, однако, шёл дождь, лёд таял, и сарматы не могли пользоваться ни пиками, ни длиннейшими своими мечами, которые они держат двумя руками; лошади их скользили по грязи, а тяжёлые панцири мешали драться.
Панцири у них носят все вожди и знать и делают их из пригнанных одна к другой железных пластин или из самой твёрдой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если человека в таком панцире удаётся свалить на землю, то подняться сам он уже не может. Вдобавок лошади вязли в глубоком и рыхлом снегу и арматы теряли последние силы. Римские солдаты свободно двигались в своих кожаных панцирях, они засыпали сарматов дротиками и копьями, а если ход битвы того требовал, переходили в рукопашную и короткими мечами ничем не защищённых сарматов, ведь у них даже не принято пользоваться щитами. Немногие, кому удалось спастись, бежали в болото, где погибли от холода и ран. <…>" [10]
Вооружение парфян (затем персов) было аналогично сарматскому. Парфяне, как и сарматы применяли следующий способ боя. Тяжелая конница катафрактиев строилась в центре. С флангов её прикрывали конные лучники. Атака должна была начинаться с близкого расстояния, так как нагрузка на лошадь была велика. Прежде чем в битву вступали катафрактии, неприятельский строй непрерывно обстреливался лучниками, мощные дальнобойные луки которых причиняли огромный урон вражеской пехоте. Когда ряды противника расстраивались, в образовавшиеся бреши устремлялись тяжеловооруженные всадники, своим таранным ударом обращая пехотинцев в бегство. Зачастую парфяне применяли ложную атаку, вынуждая пехоту сомкнуть ряды. Воины стоящие в плотном строю были удобной мишенью для стрелков. Имитация отступления применялась и против вражеской конницы.
"<…> Между тем из городов Месопотамии, в которых стояли римские гарнизоны, явились насилу вырвавшись оттуда, несколько солдат с тревожными вестями. Они видели собственными глазами целые скопища врагов и были свидетелями сражений, данных неприятелем при штурмах городов. Всё это они передавали, как водится, в преувеличенно страшном виде, уверяя, будто от преследующих парфян убежать невозможно, сами же они в бегстве неуловимы, будто их диковинные стрелы невидимы в полёте и раньше, чем заметишь стрелка, пронзают насквозь всё, что ни попадается на пути, а вооружение закованных в броню всадников такой работы, что копья их всё пробивают, а панцири выдерживают любой удар. Солдаты слышали это, и мужество их таяло. <…>
<…> Когда же парфяне подошли ближе, их военачальник подал знак, и вся равнина сразу огласилась глухим гулом и наводящим трепет шумом. Ибо парфяне, воодушевляя себя перед боем, не трубят в рога и трубы, а поднимают шум, колотя в обтянутые кожей полые инструменты, которые обвешивают кругом медными погремками. Эти инструменты издают какой-то низкий, устрашающий звук, смешанный как бы со звериным рёвом и раскатами грома; парфяне хорошо знают, что из всех чувствований слух особенно легко приводит душу в замешательство, скорее всех других возбуждает в ней страсти и лишает её способности к здравому суждению.
Устрашив римлян этими звуками, парфяне вдруг сбросили с доспехов покровы и предстали перед неприятелем пламени подобные — сами в шлёмах и латах из маргианской, ослепительно сверкавшей стали, кони же в латах, медных и железных. <…>
<…> Первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить первые ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплочённость воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом. Красс приказал легковооруженным броситься на неприятеля, но не успели они пробежать и нескольких шагов, как были встречены тучей стрел; они отступили назад, в ряды тяжёлой пехоты, и положили начало беспорядку и смятению в войске, видевшем, с какой скоростью и силой летят парфянские стрелы, ломая оружие и пронзая все защитные покровы — и жёсткие и мягкие — одинаково. А парфяне, разомкнувшись, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что и умышленно трудно было промахнуться), круто сгибая свои тугие луки и тем придавая стреле огромную силу удара. Уже тогда положение римлян становилось бедственным: оставаясь в строю, они получали рану за раной, а пытаясь перейти в наступление, были бессильны уравнять условия боя, так как парфяне убегали, не прекращая пускать стрелы. В этом они после скифов искуснее всех; да и нет ничего разумнее, как, спасаясь, защищаться и тем снимать с себя позор бегства. <…>
<…> молодой Красс, взяв тысячу триста всадников, в том числе тысячу прибывших от Цезаря, пятьсот лучников, а из тяжеловооружённых — ближайшие восемь когорт, повёл их обходным движением в атаку. Но стремившиеся окружить его парфяне, потому ли, что попали в болото, как некоторые полагают, или же замышляя захватить Красса как можно дальше от отца, повернули назад и поспешно ускакали. Красс, крича, что враги дрогнули, погнался за ними, а с ним вместе и Цензорин и Мегабакх. Последний выдавался мужеством и силой, Цензорин же был удостоен сенаторского звания и отличался как оратор; оба были товарищи Красса и его сверстники. Они увлекали за собой конницу, пехота тоже не отставала, в надежде на победу охваченная рвением и радостью.
Римлянам представлялось, что они одерживают верх и гонятся за неприятелем, пока, продвинувшись далеко вперёд они не поняли обмана: враги, которых они считали убегающими, повернули против них, и сюда же устремились другие, в еще большем числе. Римляне остановились в расчёте, что, видя их малочисленность, парфяне вступят в рукопашный бой. Но те выстроили против римлян лишь своих броненосных конников, остальную же конницу не построили в боевой порядок, а пустили скакать вокруг них. Взрывая копытами равнину, парфянские кони подняли такое огромное облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни свободно говорить.
Стиснутые на небольшом пространстве, они сталкивались друг с другом и, поражаемые врагами, умирали не легкою и не скорою смертью, но корчились от нестерпимой боли, и, катаясь с вонзившимися в тело стрелами по земле, обламывали их в самих ранах, пытаясь же вытащить зубчатые острия, проникшие сквозь жилы и вены, рвали и терзали самих себя. Так умирали многие, но и остальные не были в состоянии защищаться. И когда Публий призывал их ударить на броненосных конников, они показывали ему свои руки, приколотые к щитам, и ноги, насквозь пробитые и пригвождённые к земле, так что они не были способны ни к бегству, ни к защите. Тогда Публий, ободрив конницу, стремительно ринулся на врагов и схватился с ними в рукопашную. Но не равны были его силы с неприятельскими ни в нападении, ни в обороне: галлы били лёгкими, коротенькими дротиками в панцири из сыромятной кожи или железные, а сами получали удары копьём в слабо защищённые, обнажённые тела. <…>
Галлы хватались за вражеские копья и, сходясь вплотную с врагами, стеснёнными в движениях тяжестью доспехов, сбрасывали их с коней. Многие же из них, спешившись и подлезая под брюхо неприятельским коням, поражали их в живот. Лошади вздымались на дыбы от боли и умирали, давя и седоков своих и противников, перемешавшихся друг с другом. Но галлов жестоко мучила непривычная для них жажда и зной. Да и лошадей своих они чуть ли не всех потеряли, когда устремлялись на парфянские копья. Итак, им поневоле пришлось отступить к тяжёлой пехоте, ведя с собой Публия, уже изнемогавшего от ран. <…>
<…> Так говорил Красс, ободряя своих солдат, но тут же убедился, что лишь немногие из них мужественно внимали ему. Приказав им издать боевой клич, он сразу обнаружил унылое настроение войска — так слаб, разрознен и неровен был этот клич, тогда как крики варваров раздавались по-прежнему отчётливо и смело. Между тем враги перешли к действиям. Прислужники и оруженосцы, разъезжая вдоль флангов, стали пускать стрелы, а передовые бойцы, действуя копьями, стеснили римлян на малом пространстве — исключая тех немногих, которые решались, дабы избегнуть гибели от стрел, бросаться на врагов, но, не причинив им большого вреда, сами умирали скорой смертью от тяжких ран: парфяне вонзали во всадников тяжёлые, с железным остриём копья, часто с одного удара пробивавшие двух человек. <…>" [11]
В столкновении с мощным союзом племён, возглавляемым готами, сарматы утратили господствующее положение в Северном Причерноморье. Тацит о готах или готонах сообщает следующее:
"За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жёстче, чем у других народов Германии, однако ещё не вполне самовластно. Далее, у самого Океана — ругии и лемовии; отличительная особенность всех племён — круглые щиты, короткие мечи и покорность царям. <…>" [12]
К III в. до н. э. на Севере приходят в движение различные германские племена и устремляются на Юг, к Чёрному морю. Первыми пошли скифы, за ними бастарны.[13] Затем эрулы [14], готы, бургунды [15], вандалы [16], гепиды [17], руги [18]. Если судить по греческим и латинским источникам, готы появляются в Дакии к исходу II в. н. э., во Фракии — в начале III в. Именно в понтийском регионе термин "гот" приобретает подлинно этническое значение. Этимологически термин, очевидно, восходит к корню "вождь, глава", "муж доблестный" (быть может, сравнимому с латинским vir — "муж"?), иначе говоря — "герой", "вожатый". Может статься, что готы с самого начала были не одной из многих племенных групп, а руководящим ядром среди мигрирующих германцев, их военной аристократией. Если дело обстояло так, то суть вопроса прояснилась бы в этом необычном ракурсе: роль гегемона, которую готы играли в отношении восточных германцев, настолько очевидна, что даже Прокопий [19] не ставит готов в один ряд с вандалами, гепидами, ругами и скифами.[20]
Захватив причерноморские степи готы изменили традициям пешего боя, присущего германским народам, переняв тактику боя сарматов.
Готы вобрали в себя скифо-сарматскую культуру. Они сумели ассимилировать многое из содержательной стороны этой культуры, усвоили её технические приёмы, прежде всего ведение боя верхом на коне. Элементы шаманства, мистерии, хтонических [21] культов, присущие древней германской культуре и сгруппированные в мифокультурный комплекс бога Вотана, … имеют не только рунический источник, но понтийско-германское, или "алано-готское", как предпочитают выражаться иные историки, происхождение. Научившись верховой езде и коневодству благодаря контактам со степными культурами, восточные германцы усвоили также наиболее подходящий для такого занятий костюм. Одежда их состояла из штанов для мирной поездки и охоты и доспехов, покрытых железной чешуёй на случай войны. [22]
Вооружение готов было следующее. Для знатного готского воина наиболее распространённым типом вооружения была кольчуга. Она имела много разновидностей и могла быть как с коротким, так и с длинным рукавом, и даже могла иметь капюшон. Шлемы готов были куполообразной формы, иногда приближенной к сфероконической. Шлем составлялся из двух или четырёх сегментов, которые скреплялись между собой полосами металла. Сверху он имел металлическую втулку, в которую вставлялся плюмаж из конского волоса. Шлем мог иметь нащёчники, которые крепились по бокам на петлях. Нащёчники были или чешуйчатого типа или цельнометаллические. Шлемы были богато декорированы бронзовыми полосками, золочением и гравировкой. Шлем мог иметь кольчужную бармицу.
Основная масса рядовых конных дружинников имела менее надёжные доспехи. Источники упоминают о чешуйчатых доспехах из кости, рога и железа, соединённых конскими и воловьими жилами, или о чешуйчатых доспехах из расщеплённых кобыльих копыт, которые как бы копировали чешую дракона.
Готские щиты были круглой формы, сбиты из досок и обтянуты кожей. Щиты расписывались красками и имели конусообразный умбон, иногда довольно внушительных размеров. Умбон располагался в центе щита и был сделан из железа. С обратной стороны щита ручка для держания находилась под конусом умбона, так что рука воина, державшая щит, как бы входила в умбон изнутри. Подобная конструкция и коническая форма умбона позволяют предположить, что подобным щитом можно было не только защищаться, но при необходимости и наносить удары.
Наступательное оружие состояло из длинного однолезвийного боевого ножа-сакса, который помещался в богато декорированных ножнах на поясе, копья с широким наконечником и дротиков. (Помимо сакса готы и другие варвары использовали короткие прямые клинки, заточенные с одной стороны, называемые скрамасаксами (scramasax).
На вооружении готских всадников могли также быть длинные мечи, называемые спатами (spatha — длинный меч галлов) или длинные сарматские мечи. Готский меч помещался в деревянные ножны, обтянутые кожей. С лицевой стороны ножны имели одну или две скобы, сквозь которые продевался ремень плечевой портупеи, украшенной накладками из бронзы или золота и драгоценных камней. Естественно, такие украшения на оружии имела родоплеменная знать. Навершие меча было шаровидным, рукоятка имела углубление для пальцев, перекрестье было небольшим, прямоугольной формы. Иногда перекрестье декорировалось в технике перегородчатой эмали.
Характерными деталями в оформлении щитов и частей одежды были бляшки различных размеров из бронзы и золота в так называемом "втором германском зверином стиле". Бляшки могли изображать стилизованные головы лошадей, птиц и т. д. Применялись готами боевые топоры, столь излюбленные у германских народов. Луки были простые (не сложносоставные). Стрелы помещались в заспинном колчане цилиндрической формы. Конский доспех готов нигде не описан. Либо они его заимствовали без изменений у соседних кочевых народов, либо он был предельно прост, т. е. его (защитного доспеха) не было. Скорее всего готы ездили без стремян и вместо седла на деревянной основе имели обычную попону. Лёгкая пехота готов не имела защитного вооружения. [23]
Сарматы использовали две породы — ферганскую, соответствовавшую задачам тяжёлой кавалерии, и малорослую, резвую, с трудом поддающуюся одомашниванию лошадь, судя по всему, предком которой является монгольский тарпан; скорее всего, именно эту лошадь использовали для вольтижировки лучников, охоты и путешествий. Поступив на службу в римскую армию, сарматы по прежнему использовали свои породы лошадей, особенно первую, без которой клибанарию было не обойтись. Не следует однако думать, что такого рода выбор был обусловлен только физиологией лошади.
Дело в том, что ферганская порода как нельзя более поддавалась дрессировке, слушалась команды, подаваемой голосом или музыкальными инструментами, например барабаном. Лошадь горячая, но в то же время не слишком впечатлительная и раздражительная. Знания и опыт сарматов в производстве боевых пород высоко ценились западными авторами.
Кони, считавшиеся непригодными к воспроизводству, подвергались кастрации. Так, в каждом поколении выбраковывались второсортные экземпляры. Этот сарматский обычай перешёл и к германцам. Впрочем, судя по всему, у них селекция была уже на высоте. Лучшие образцы различных пород использовались в военных и производственных целях. Тяжеловесные массивные кони с вьющейся гривой и завитым хвостом, по мнению археологов, обычное явление в римской армии и германских вспомогательных отрядах. Мало чем отличаются от них лошади сасанидского Ирана и ханьского Китая. [24]
Новое грандиозное перемещение народов вызвало нашествие гуннов. Первоначально гунны занимали территории между Волгой и Уралом. Народ этот делился на две части: южную орду называли "белыми" гуннами, северную — "черными". Во второй половине IV века "черные" гунны под предводительством Валамира двинулись на запад в поисках новых земель, пригодных для пастбищ. Гунны представляли собой кочевой народ, всю жизнь проводивший на коне. Женщины и дети перемещались вслед за мужьями на телегах. Гунны не занимались земледелием и не строили домов. Более того, они панически боялись всякого жилья, воспринимая его как своеобразные могилы. Они питались сырым мясом, разогревая его под сёдлами. Одежды их были изготовлены из льняной ткани и не менялись до тех пор, пока сами не сваливались с тел от ветхости. Нападения гуннов были неожиданны и яростны, если же они терпели поражение, то исчезали так же быстро, как появлялись. Искусством осад и штурмов гунны не владели.
"<…> Племя гуннов, о котором древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом в сторону Ледовитого океана и превосходит своей дикостью всякую меру. Так как при самом рождении на свет младенца ему глубоко прорезают щёки острым оружием, чтобы задержать своевременное появление волос на зарубцевавшихся надрезах, то они доживают до старости без бороды, безобразные, похожие на скопцов. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отёсанным наподобие человека чурбанам, которые ставятся на краях мостов. При столь диком безобразии человеческого облика, они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются корнями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бёдра и дают ему немного попреть.
Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далёких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней.
Нет у ни разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползётся в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги — козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями.
День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьёзных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях. Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают всё, что попадает на пути. Иной раз, будучи чем-то обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик.
Лёгкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами, снабжёнными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь в рукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком.
Никто из них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определённого места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы с кибитками, в которых проводят жизнь; там жёны ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рождён — вдали оттуда, вырос — ещё дальше.
Когда нет войны, они вероломны, непостоянны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всём полагаются на дикую ярость. Подобно лишённым разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что нечестно, ненадёжны в слове и темны, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того переменчивы и гневливы, что иной раз в один и тот же день отступают от своих союзников. Без всякого подстрекательства, и точно так же без чьего бы то ни было посредства опять мирятся. <…>" [25]
По пути гунны присоединяли к себе побеждённые народы. Так, ими были разгромлены аланы и остготы, создавшие государство в причерноморских степях. К тому времени к гуннам пристали помимо алан роксоланы и часть готов. Понимая, что со столь могущественным врагом ему не справиться, король остготов Германарих в отчаянии лишил себя жизни. Его сын Гунимунд заключил с гуннами союз, по которому предоставил силы остготов гуннам. Часть остготов бежала к римлянам.
Среди визиготов в это время разгорелась вражда между двумя вождями: Аталарихом и Фритигерном. Причиной междоусобия стали непримиримые противоречия между христианами и язычниками. Аталарих возглавлял лагерь христиан, Фритигерн — язычников.
Гунны напали на Аталариха и он был вынужден отступить за Троянов вал. Чтобы спасти остатки своего народа, он увёл его к Карпатам. Фритигерн бежал к границам Империи.
Гунны несколько лет терроризировали Восточную Римскую империю, затем, когда римлянам удалось остановить их продвижение, направились на Запад и осели в Паннонии, создав там своё государство.
Кочевой образ жизни определил характер гуннского войска. Они имели только конницу.
Элементы хозяйственной жизни, включавшей в основном охоту и скотоводство, отразились на военной технике гуннов. Даже аркан они превратили в смертельное оружие. Источники говорят, что в бою, когда враг укрывался от сабельных ударов, часть гуннов через головы своих товарищей набрасывала на противника ременные петли, которые не давали двигаться. [26]
Гунны были великолепными стрелками из лука. Лучники использовали большие, однотипные с сарматскими, луки, получившие с тех пор название "гуннских".
Гуннские луки высоко ценились как трофей. Но захватившие их германцы и римляне не могли использовать их так же эффективно, как гунны. Стрелы гуннских луков имели большие наконечники: железные, по форме — трёхлопастные, трёхгранные и плоские. Все наконечники были черенковые, т. е. имели черенок — штырь, крепившийся внутри древка стрелы. Гуннские гориты (колчаны), довольно большого размера, крепились к поясу с правой стороны и были комбинированными, т. е. объединяли и налуч и колчан.[27]
Мечи, использовавшиеся гуннами, были длинными, всаднического типа. В основном они были двухлезвиевыми. Они имели прямоугольное массивное перекрестье, далеко выступавшее за пределы клинка. Рукоять и перекрестье могли украшаться перегородчатой инкрустацией. Помимо прямоугольного, могли встречаться перекрестья ромбические и овальные. В общем, это были те же или похожие на всаднические мечи, которые пользовались сарматами.
Помимо конных лучников, у гуннов были также и тяжеловооружённые бойцы.
О доспехах гуннских всадников упоминает Флавий Вегеций Ренат, а Аммиан Марцелин (см. выше), Амвросий и Арриан упоминают, что гунны в бою использовали клинообразное построение и рубились мечами, не спешиваясь, а построение клином возможно лишь при наличии тяжеловооружённой конницы.
Из защитного вооружения гунны использовали шлёмы, панцири, кольчуги, прикрытия для рук и ног. Шлём был конусообразной формы, состоял из полос металла, сверху помещался шпиль с плюмажем или изображением животного. Шлём имел кожаную или ламелярную бармицу. Выйдя к границам Римской империи, гунны стали использовать местные разновидности шлемов — куполообразые, собранные из двух или четырёх частей, соединённых металлическими полосами.
Панцири, применяемые гуннами, были ламинарные (пластинчатые) или ламелярные (чешуйчатые). Существовали типы доспехов, в которых комбинировались элементы различных панцирей. Ламинарный панцирь, состоявший из пластинок, связанных между собой, мог дополняться чешуйчатой пелериной. Вдобавок под такой панцирь могла быть надета кольчуга. Существовали и более простые варианты ламелярных панцирей, которые выглядели как куртка без рукавов, застегивающаяся спереди и держащаяся на плечах при помощи лямок. К панцирю полагались ламелярные оплечья. Они могли быть не только ламелярными, но и состоящими из горизонтальных пластин, скреплённых между собой. Панцирь мог дополнять высокий бронированный стоячий воротник. При изготовлении доспеха, помимо железа могли использоваться кожа и костяные пластинки. Впрочем, попав на запад, гунны стали чаще использовать лишь одну кольчугу. Для защиты рук применялись наручи, изготовленные из продольных железных полос, ноги могли прикрываться кольчужными чулками.
Гунны не знали и не использовали деревянные сёдла, больше ездили на кожаных подушках, не пользовались шпорами, заменяя их плетью. Конский доспех в применялся незначительно. Максимум, это были чешуйчатые пелерины, прикрывавшие грудь лошади.[28]
Таким образом, гуннские воины имели защитное и наступательное вооружение мало чем отличавшееся от вооружения других кочевых и оседлых народов, живших внутри и вне границ Империи.
Примечания:
[1] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении германцев., 6−7.
[2] Там же, 3.
[3] Корнелий Тацит. История. Книга вторая., 22.
[4] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 6.
[5] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.106−107.
[6] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 13−14.
[7] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 14.
[8] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 31.
[9] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.48.
[10] Корнелий Тацит. История., 79.
[11] Плутарх. Избранные жизнеописания. Красс., XVIII, XXIII — XXVII.
[12] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 44.
[13] Бастарны. Предположительно, германское племя. Тацит пишет о них следующее: "Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право не знаю, хотя певкины, которых некоторые называю бастарнами, речью, образом жизни, осёдлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится всё безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежёвывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне".
[14] Эрулы или герулы. Германское племя. Первоначально проживали в Скандинавии. Были вытеснены датчанами. Западные герулы поселились в низовьях Рейна, восточные переместились к Чёрному и Азовскому морям. Воевали как против римлян, так и на их стороне, поставляя в армию Империи вспомогательные части.
[15] Бургунды. Германское племя. Первоначально проживали в устье р. Одер, откуда переселились в долину р. Майн. Позже, потеснив алеманнов, переправились через Рейн. Воевали с Римом.
[16] Вандалы. Германское племя. Первоначально проживали на п-ове Ютландии, переселившись затем на территории между Одером, Вислой, Судетами и Карпатами. Подразделялись на силингов и хасдингов. Участвовали в Маркоманских войнах, в результате чего заняли земли вплоть до Паннонии. Служили в римской армии как наемники, достигали высших военных должностей. В V в. предприняли поход на запад, достигнув Испании. Силинги были уничтожены визиготами, хасдинги создали своё королевство в Африке. В 455 г. разграбили Рим. Королевство вандалов уничтожено полководцем Восточной Римской империи Велизарием в 533 — 534 гг.
[17] Гепиды. Германское племя. Принадлежали к племени готов, остались в местах первоначального проживания и превратились в самостоятельный народ. В III в. заняли территории, примыкавшие к провинции Дакия. В V в. были покорены гуннами и принимали участие в войнах с Западной Римской империей. После распада гуннской державы стали федератами Рима. Государство герулов было уничтожено лангобардами и аварами в VI в.
[18] Руги или ругии. Германское племя. Первоначально населяли юго-запад Норвегии, затем переселились на территории в нижнем течении Одера и Вислы. Позже были вытеснены готами на запад, затем переместились к югу и вскоре стали подданными гуннов. После распада государства гуннов одна часть ругов перешла на службу в Восточную Римскую империю, другая вошла в состав государства остготов, образованном Теодорихом в Италии.
[19] Прокопий Кесарийский. Секретарь полководца Восточной римской империи Велизария, историк эпохи императора Юстиниана I. Им была написана история войн с готами, вандалами и персами, труд, прославляющий строительную деятельность императора Юстиниана. Автор "Тайной истории", критикующей царствование Юстиниана и Феодоры.
[20] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.47.
[21] Хтонические. Относящиеся к земле и подземному миру.
[22] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.59−60.
[23] А. В. Венков, С. В. Деркач. Великие полководцы и их битвы. с.112−116.
[24] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.50−53.
[25] Аммиан Марцеллин. Римская История. XXXI, 2, 1 — 11.
[26] А. В. Венков, С. В. Деркач. Великие полководцы и их битвы. с.130.
[27] Там же, с. 132.
[28] Там же, с. 133 — 134.
Варвары против Империи
Тяжёлые времена настали для Империи. Полчища варваров, словно голодные псы, набросились с разных сторон и принялись безжалостно терзать имперские земли, да так, что римляне и думать забыли о былом покое, мире и процветании. Среди тех, кто нападал на римские границы были враги старые, давно известные, и новые, отличавшиеся необузданным нравом и страстью к разрушению, прежде всего готы.
Покинув свои земли, они расселились на огромной территории от Дуная до Дона. Границей, разделившей прежде единый народ стал Днестр. Восточные готы (остготы) называли себя грейтунгами, западные (визиготы) — тервингами. Первыми правил род Амалов, вторыми — Балтов.
Остготы, захватив Херсонес Таврический (Крымский полуостров), создали там сильное государство. Обучившись морскому делу у местных жителей, они превратились в грозных морских разбойников, постоянно угрожавших римским владениям на берегах Черного и Средиземного морей.
Вестготы, расселившись по Дунаю, стали совершать набеги на прилегающие к границе провинции.
В правление императора Деция готы вторглись в Мезию и Фракию. Деций выступил на защиту дунайских провинции. Сражение у Наисса римляне проиграли, однако, восполнив потери, начали новое наступление, в ходе которого погиб сын Деция, а затем и сам император. Варвары отступили за Дунай.
Разразившаяся после смерти Деция смута, вызванная борьбой за опустевший трон, на несколько лет оставляет государство без верховного правителя. Победивший в междоусобице Валериан вынужден обороняться сразу на нескольких направлениях.
В 254 году маркоманны вторгаются в Паннонию и Северную Италию. На следующий год готы врываются в Македонию, Далмацию, Мезию и Фракию, совместно со скифами разоряют Малую Азию. Персы бесчинствуют в Сирии. Алеманны и франки, не встречая серьёзного сопротивления, переходят от набегов на рейнские провинции к походам вглубь римских территорий. Их отряды доходят до Пиренеев и Северной Испании. В 257 году остготы грабят причерноморские города, захватывают и сжигают Трапезунд, вторгаются в Понт. Флот Боспора достается варварам. Через год готами захвачены и разграблены Халкедон, Никомедия, Пруса, Апамея, Никея, персами завоевана Армения.