Три дня спустя после совета Ксантену пришла в голову одна идея. Чтобы ее осуществить, он запряг шестерку птиц и направился с ними к Дальней Долине.
Выкрикивая свои обычные жалобы, птицы сначала промчались большими прыжками по взлетной площадке, явно стараясь вытряхнуть Ксантена из кресла, потом оторвались от земли и начали по спирали набирать высоту, и замок Хагедорн превратился в изящную игрушку далеко внизу.
Совершив положенный круг над замком, промчавшись над утесами и сосновыми лесками Северного Гребня, птицы поймали восходящий поток теплого воздуха и, расправив крылья, начали медленно спускаться к Долине.
Они проплывали над веселыми землями Хагедорна: садами, полями, виноградниками, поселками пейзанов. Промелькнуло озеро Моод с его павильонами и доками для яхт, затем тучные пастбища, где бродили коровы и овцы. Наконец показалась и стала приближаться Дальняя Долина. Ксантен указал птицам место посадки. Птицы, которые из любопытства предпочли бы сесть поближе к деревне, обиженно загалдели и так тряхнули его при посадке, что он, несмотря на весь свой опыт, едва не вывалился кубарем.
С трудом удержавшись на ногах, Ксантен приказал птицам не ссориться и вести себя пристойно, дожидаясь его возвращения, и зашагал по знакомой тропинке, направляясь к видневшейся вдали деревушке Искупающих.
Ягоды уже поспели, и несколько девушек бродили по рощице, наполняя ими корзинки. Среди них была и та, которую собирался присвоить Гарр. Проходя мимо, Ксантен задержался и вежливо поздоровался с ней.
— Мы с вами уже встречались, если мне не изменяет память?
Улыбка девушки была одновременно печальной и капризной.
— Нет, память вас не подвела. Мы встречались в Хагедор-не, потом вы доставили меня сюда. Тогда было темно, и я не рассмотрела как следует вашего лица. — Она протянула корзинку. — Вы голодны? Хотите ягод?
Такой красивой девушке трудно было в чем-либо отказать.
Разговорившись, Ксантен узнал, что зовут ее Глис Лугоросная и что родителей своих она не знает, но, скорее всего, это жители замка, отдавшие на воспитание Искупающим свое внелимитное дитя. Ксантен вгляделся в черты ее лица, но не смог обнаружить сходства ни с одним из семейств Хагедорна.
— Возможно, ты происходишь из замка Делора. В твоих чертах есть фамильное сходство с Косанзасами, славящимися красотой своих женщин.
— Есть ли у тебя супруга? — с наивной прямотой спросила Глис.
— Нет, — честно ответил Ксантен, действительно за день до того порвавший с Араминтой. — А ты замужем?
Она отрицательно покачала головой.
— Тогда бы я не собирала сейчас ягоды, это работа для девушек. Зачем ты прилетел к нам?
— По двум причинам. Во-первых, чтобы повидаться с тобой, — услышав собственные слова, он с удивлением осознал, что это действительно так. — У меня не было возможности поговорить с тобой, я хочу узнать: такая ли ты веселая, как и красивая?
Девушка вздохнула, и Ксантен так и не понял, польщена ли она: ведь комплименты джентльмена иногда влекли за собой печальные последствия.
— И, кроме того, я прибыл поговорить с Клагорном.
— Ты найдешь его там. — Голос Глис стал холоден и неприветлив. — Он занимает крайний дом слева. — Она снова принялась собирать ягоды.
Ксантен поклонился в знак благодарности и направился к указанному дому.
Клагорн, облаченный в шаровары из домотканого полотна, рубил топором хворост для очага. Заметив Ксантена, он прекратил работу, оперся о топор и вытер пот со лба.
— А, это ты. Рад тебя видеть. Что нового в Хагедорне?
— Все по-старому. Рассказывать не о чем, хотя и пришел с новостями.
— В самом деле?
— Я допрашивал пленного мека. Жаль, что тебя при этом не было, многие ответы были мне не ясны.
— Продолжай, кажется, я смогу тебе помочь.
— По окончании Совета я спустился в кладовую, где был заключен пленный мек. От голода он совсем ослаб. Я дал ему воды и питательного сиропа, на которые он с жадностью набросился, а затем попросил принести рубленных моллюсков.
Я послал прислугу, и требуемую еду принесли. Он съел очень много. Как ты уже знаешь, это был необычный мек — ростом с меня и без сиропного мешка. Я внимательно рассмотрел его. Отрубленный шип-антенна уже вырос заново, и он мог связаться с остальными меками. Я спросил:
— Благородные жители замка поражены самим фактом восстания. Нам казалось, вы вполне удовлетворены жизнью, это не так?
«Естественно». — Я вполне уверен, что мек просигналил именно это слово. Никогда бы не подумал, что меки способны острить.
— Хорошо, — сказал я, — так в чем же мы ошибались? «Мы больше не желаем на вас работать. Мы хотим жить
в соответствии с нашими традиционными представлениями».
Этот ответ удивил меня. Я даже не подозревал, что у меков, могут быть какие-то представления, тем более традиционные.
Клагорн кивнул:
— Я тоже был поражен, обнаружив у них развитые умственные способности.
— Зачем же тогда убивать, — спросил я, — зачем уничтожать одну жизнь, чтобы улучшить другую.
Произнося эту фразу, я понял, как неудачно она сформулирована. Мек тоже это заметил, и просигналил что-то вроде:
«Вы сами вынудили нас к этому своим обращением. Мы могли бы вернуться на Этамин, но Земля нам нравится больше. Мы оборудуем ее по-своему».
— Казалось бы все ясно, но мне почудилась некоторая недоговоренность в его словах. Я сказал:
— Это понятно, но зачем убивать и разрушать. Земля велика, выберите место и живите там.
«Невозможно!» — ответил мек. — «По вашим словам, мир тесен для двух соревнующихся разумных рас. Вы хотите отослать нас обратно на Этамин».
— Чушь! — воскликнул я, — абсурд, неужели ты веришь в это?!
Но мек стоял на своем: «Нет. Два благородных жителя Хагедорна стремились занять высший пост. Один из них заверил нас, что, если его изберут, он отправит нас на родную планету, что это цель его жизни».
— Чудовищное недоразумение, — сказал я, — один человек не может говорить от лица всех.
«Разве?» — удивился мек. — «Один мек всегда говорит за остальных. Мы думали, у людей то же самое».
— У нас каждый говорит и думает отдельно, — объяснил я ему, и безумец, который плел вам эту чушь, просто преступник. Но теперь все прояснилось. Мы обещаем не отвозить вас на Этамин. Снимите ли вы осаду с Джанейл а? Тогда мы позволим вам спокойно уйти.
«Нет», — сказал мек, — «уже поздно. Мы уничтожим людей. Этот мир тесен для двух рас».
Тогда я сказал: «Мне очень жаль, но в таком случае придется тебя убить».
Он прыгнул на меня и накололся на мой кинжал. Это было легче, чем убивать спокойно сидящего. Теперь, Клагорн, ты знаешь все. Кто же из вас, ты или Гарр навлек на нас это несчастье? Боюсь, что вина за все ляжет на тебя!
Клагорн нахмурился?
— Вина? Ответственность, но не вина. Я был наивен но не имел злого умысла.
Ксантен в ужасе отшатнулся:
— Клагорн! Твое хладнокровие меня поражает! До этого, когда всякие недоброжелатели, вроде Гарра, открыто называли тебя сумасшедшим…
— Успокойся, Ксантен, — раздраженно воскликнул Клагорн. — Это показное биение в грудь неуместно. Что я сделал? Моя вина в том, что я слишком старался. Да, я хотел стать Хагедорном и отпустить рабов домой. Я потерпел поражение, рабы взбунтовались. О чем еще говорить? Мне это надоело, не таращь на меня глаза!
— Ах, тебе надоело! — вскричал Ксантен. — Тебе не нравятся мои глаза, а кто ответит за тысячи смертей?!
— Рано или поздно это должно было случиться. Предлагаю оставить бесполезные упреки и с той же энергией заняться собственным спасением, от меня вы способа спастись не узнаете.
— Клагорн, я прилетел сюда, чтобы снести твою высокомерную голову с плеч…
Клагорн, не слушая больше, занялся рубкой дров.
— Клагорн!
— Ксантен, поори лучше на своих птиц.
Ксантен повернулся и пошел прочь. Девушки, собиравшие ягоды, с удивлением смотрели на него и уступали дорогу. Глис среди них не было. Еще более взбешенный, он зашагал дальше.
Пройдя ярдов сто, он увидел полянку с поваленным деревом. На пне сидела Глис и любовалась какой-то травинкой.
Глубоко вздохнув, Ксантен приблизился к ней. Она подняла голову, в ее волосах он заметил свежий цветок.
— Отчего ты такой сердитый? Ксантен присел рядом с ней.
— Сердитый не то слово. Я просто в отчаянии. Клагорн знает как нам спастись, но не хочет открывать секрет.
Глис Лугоросная засмеялась, словно зазвенел веселый колокольчик. Ничего подобного ему слышать не приходилось.
— Секрет? Все его знают, даже я!
— Конечно, секрет, — настаивал Ксантен, — иначе зачем бы его скрывать?
— Тогда слушай. Если ты боишься болтливости птиц, я скажу тебе на ухо. — И она прошептала несколько слов в ухо Ксантена.
Сладчайший дурман окутал его, и простой смысл сказанного не сразу был им осознан. Он разочарованно вздохнул:
— Какой же это секрет? Древние скифы называли это «бафос», хитрая уловка. Но это позор для джентльмена. Ведь мы же на танцуем с пейзанами? И не приносим птицам ароматные настойки и не обсуждаем с ними достоинства наших фанов?
— Позор?! Ах, так. — Глис вскочила на ноги. — Тогда говорить со мной — это тоже позор! Или сидеть рядом со мной, или делать смехотворные предложения!
— Но я не делал никаких предложений! — запротестовал Ксантен, — и я сижу здесь, соблюдая все правила приличия…
— Слишком много приличий, слишком много чести! — С поразившей Ксантена страстью она вырвала из волос цветок и бросила его на землю, намереваясь растоптать. — Вот так!
— Подожди, — кротко остановил ее Ксантен. Он нагнулся, поднял цветок, поцеловал его и снова вплел в волосы Глис. — Я вовсе не слишком гордый. И я буду стараться.
Он хотел было обнять Глис, но она отстранилась.
— Скажи мне, — с неожиданной суровостью спросила она, — у тебя есть эти ваши странные женщины-насекомые?
— Фаны? Нет, я не держу фанов.
Услышав это, Глис расслабилась и позволила Ксантену обнять себя.
Птицы при этот гоготали, мяукали и издавали отвратительный скрежет своими крыльями.