Последняя жемчужина

Сидень

В старинной барской усадьбе жили молодые помещики, добрые славные господа. Люди они были счастливые и богатые, любили сами весело пожить, и бедным помогали, сколько могли – им хотелось всех видеть вокруг себя веселыми и довольными.

В сочельник в огромном зале рыцарского замка зажигалась роскошно убранная елка. В камине ярко горел огонь, а рамки старых картин были обвиты гирляндами из еловых ветвей. Съезжались гости; в зале гремела музыка и танцевали веселые пары.

А перед тем рождественский праздник справляли в людской. Там тоже красовалась большая елка, вся разукрашенная белыми и красными свечами, национальными флагами, вырезанными из разноцветной бумаги лебедями и сеточками с лакомствами.

На елку приглашалась вся бедная деревенская детвора с матерями. Матерей интересовала не столько елка, сколько стол с рождественскими подарками: бумажными и шерстяными материями, платьицами и штанишками. На них-то заглядывались матери, а с ними и дети постарше, и только самые крошки тянулись ручонками к свечкам, мишуре и пестрым флагам.

Вся эта публика собиралась после полудня и угощалась рождественской кашей и жареным гусем с красной капустой. После обеда им предоставлялось досыта любоваться елкой, а затем каждый получал по стаканчику пунша с куском яблочного пирога.

Получив подарки, гости расходились по домам и долго еще толковали о том, как привольно живется господам, как сладко они пьют и едят, а, наговорившись вдоволь, принимались снова рассматривать свои подарки.

В поместье в числе служащих были Оле и Кирстина – муж с женой. Они помогали садовнику, за что получали помещение и стол, а к Рождеству – подарки. Кроме того, всех их пятерых детей господа одевали на свой счет.

– Добрые наши господа! – говорили муж с женой. – Ну, да у них денег довольно, они могут доставить себе это удовольствие.

– Каждому из наших ребятишек подарили сегодня по хорошему платью! – сказал Оле. – Только бедному сидню ничего не досталось. Прежде его господа не забывали, хотя он и не бывал на елке.

«Сиднем» они прозвали своего старшего сына Ганса. Рос он крепким, резвым ребенком, но вдруг неизвестно отчего «ослабел ногами», – как они говорили, – не стал ходить и вот уже пятый год лежал в постели.

– Есть у меня и для него подарочек! – сказала мать. – Впрочем, не важный – книжка с рассказами!

– Да, подарок не важный! – согласился отец.

Ганс же очень обрадовался книжке. Мальчик он был неглупый, любил почитать, да и работать не ленился и насколько позволяла болезнь целыми днями вязал чулки и даже шерстяные одеяла, которые барыня охотно покупала.

Книжка, что господа подарили Гансу, была сборником сказок очень занимательных и поучительных.

– Нам-то от нее пользы мало! – сказал отец. – Ну да пусть себе читает, не все же ему чулки, да одеяла вязать.

Наступила весна, все зазеленело, показались цветочки, а с ними и сорные травы, к которым можно причислить и крапиву, хотя о ней так прекрасно говорится в псалме:

В господском саду на всех хватало работы и на ученого садовника, и на Оле с Кирстиной.

– Вот тут работай! – говорили они. – Не успеешь дорожки усыпать песком, глядишь, опять все растоптали. Уж очень много гостей наезжает к нашим господам! Недешево им это стоит, ну да, ведь, у них денег куры не клюют!

– В толк не возьму, почему так мудрено все устроено на белом свете! – сказал Оле. – Все мы, как говорит священник, дети оного Господа Бога, откуда же такая разница?

– Всему виной – грехопадение! – отвечала Кирстина.

Вечером они опять затеяли тот же разговор при Гансе, который читал свою книжку. От забот, нужды и тяжелого труда у них огрубели не только руки, но и сердца; задавленные бедностью, они все больше и больше озлоблялись.

– На долю одних выпадает счастье и довольство, а на долю других – горе да лишения! И почему мы должны отвечать за непослушание и любопытство наших прародителей? На их месте мы ничего такого бы не сделали.

– Нет сделали бы! – вмешался вдруг в разговор Ганс. – Вот здесь в книжке все написано.

– Ну-ка прочитай, что там написано?

И Ганс прочел им старинную сказку о дровосеке и его жене. Стали они как-то раз тоже роптать на Адама и Еву, любопытство которых погубило людей; шел мимо король, услыхал их жалобы и сказал:

– Идемте со мною во дворец. Жить будете хорошо, не хуже меня. За обедом у вас будет по семи блюд, да кроме того еще одно в закрытой миске, но на него вам разрешается только глядеть. А прикоснетесь – конец вашей сладкой жизни!

– Как ты думаешь, что в этой миске? – спросила жена.

– Это нас не касается! – сказал муж.

– Я, ведь, не из любопытства спрашиваю! – продолжала жена. – Мне хотелось бы только немного приподнять крышку. Наверно, там что-нибудь очень вкусное! – Смотри, нет ли там механики какой-нибудь, – сказал муж. Дотронешься, а оно и выстрелит – на весь дом кутерьмы наделает! – Ой, ой! – испугалась жена и отдернула руку от крышки. В ту же ночь ей приснилось, что крышка сама собой приподнялась, и в миске оказался чудеснейший пунш, какой подается только на свадьбах и похоронах. На дне миски лежала серебряная монета с надписью: «Отведаете пунша и станете такими богачами, что все люди в сравнении с вами будут казаться нищими!» Проснувшись, она рассказала мужу свой сон. «Ты слишком много об этом думаешь!» – заметил муж. – Беда не велика, если я чуточку приподниму крышку! – сказала жена. – Пожалуй, да смотри только чуточку! – согласился муж. Приподняла жена слегка крышку, а оттуда шмыг два проворных мышонка и прямо в норку. «Спокойной ночи! – сказал король. – Ступайте-ка назад домой! Нечего вам пенять на Адама и Еву, – вы сами такие же любопытные и неблагодарные».

– Странно, право, что эта история попала в твою книжку! – удивился Оле. – Ведь это точно на нас написано. Тут есть над чем поразмыслить!

Наутро они опять пошли на работу. День-деньской трудились они, не разгибая спины; и солнышко-то их палило, и дождиком мочило. Снова поднялись у них в душе горькие мысли, и они стали роптать на свою судьбу.

Было еще светло, когда они отужинали, и Оле сказал Гансу:

– Прочти-ка еще раз историю о дровосеке.

– В книге немало еще и других хороших сказочек! – отвечал Ганс. – Вы их еще не знаете.

– И не надо. Лучше прочти ту, которую знаю, – сказал отец.

И муж с женой снова прослушали ту же сказочку.

– А все-таки ее смысл мне не совсем понятен! – заметил Оле. – Сдается мне, с людьми бывает тоже, что с молоком, когда оно скисает: может выйти и дорогой сыр и водянистая сыворотка. Так-то и с людьми: одним все улыбается, другим – ни в чем не везет!

Услыхал это «сидень», – был он слаб здоровьем, да умом Бог его не обидел, – открыл книгу и прочел родителям сказку «про человека, весь свой век не знавшего ни нужды, ни горя». Мудрено только найти такого человека, а найти его во что бы то ни стало надо: король лежал при смерти, и спасти его могла лишь рубашка с человека, который по сущей правде мог про себя сказать, что весь век не знал ни нужды ни горя. Разослали повсюду гонцов, по замкам и поместьям, ко всем богатым, счастливым, довольным своей жизнью; но стоило их порасспросить, и оказывалось, что всякий испытал и горе, и нужду.

– Вот я сроду не знавал ни горя, ни нужды! – объявил свинопас; он сидел подле канавы и весело распевал песни. – Нет никого счастливее меня! – Ну, так давай скорее свою рубашку! – сказали посланные. – Получишь за нее полкоролевства! Рубашки у него не оказалось, а между тем он считал себя счастливейшим в мире человеком.

– Ну и франт! – заметил Оле, и он и его жена стали так весело смеяться, как давно не смеялись. Шел мимо школьный учитель, остановился и говорит:

– Давно я вас такими веселыми не видал! Что случилось? Уж не выиграли ли вы в лотерею?

– Нет, не то! – сказал Оле. – Ганс нас распотешил, прочел нам сказку «про человека век свой не знавшего ни нужды ни горя», а у молодчика на поверку и рубашки то не оказалось. Право, на душе как будто легче станет, как послушаешь такую историю, да еще из книжки. Видно всякому своя доля, и ничего тут не поделаешь! Все-таки утешение!

– Откуда у вас эта книжка? – спросил учитель.

– Господа в прошлом году подарили Гансу на елке. Они знают, что он любит почитать, да и «сидень» вдобавок. Признаться, мы досадовали тогда на господ, зачем они лучше не подарили ему одну-две рубахи; но книжка-то оказалась толковой: на всякую мысль ответить может.

Взял книгу учитель и стал ее перелистывать.

– Недурно бы еще раз послушать эту историю! – сказал Оле. – Я ее что-то плохо запомнил. Да уж пускай заодно прочитает и другую – о дровосеке!

Обе сказочки очень нравились Оле. Они, словно солнышком, озаряли каморку и разгоняли мрачные думы бедняков. Ганс же прочел всю книжку, да не один, а несколько раз. Сказки уносили бедняжку в иной, недоступный ему и заманчивый мир.

Подсел учитель поближе к мальчику и стал с ним беседовать. Оба остались очень довольны беседой, и с той поры учитель часто навещал Ганса, когда родители его были на работе. Для мальчика каждое посещение учителя было настоящим праздником. С напряженным вниманием слушал он рассказы старика о величине земного шара, о чужих странах, о том, что солнце почти в полмиллиона раз больше земли и так далеко отстоит от нее, что ядро, пущенное с солнца только через двадцать пять лет долетело бы до земли, тогда как солнечному лучу достаточно восьми минут, чтобы достигнуть до земли.

Все это известно любому прилежному ученику, но для Ганса это было ново и куда чудеснее, чем все, что он узнал из своей книжки.

Раза два в году школьного учителя приглашали в замок отобедать. При случае он рассказал господам, какое значение приобрела в семье Ганса подаренная ими книга, и особенно две сказочки. Хилый, но умный мальчик внес своим чтением мир и отраду в сердца родителей и натолкнул их на новые мысли.

Когда учитель стал откланиваться, госпожа дала ему два серебряных талера и просила отнести их маленькому Гансу.

– Отдайте их папе с мамой! – сказал Ганс, когда учитель принес ему деньги. А родители сказали:

– Ай да сидень! Нам и радость от него и польза.

Денька через два, когда родители Ганса были, по обыкновению, на работе, к их домику подъехала господская карета. Добрая госпожа, очень довольная, что ее рождественский подарок принес столько пользы и удовольствия «сидню» и его родителям, заехала сама навестить Ганса и привезла с собой булок, фруктов, бутылку сладкого сиропа и, – что особенно порадовало мальчика, – позолоченную клетку с маленькой черненькой птичкой, – чудо какой певуньей. Клетку поставили на старенький комод против кроватки мальчика, чтобы он мог постоянно любоваться на птичку и слушать ее пение. Впрочем, звонкий голосок птички был даже слышен на улице.

Вернувшись домой, Оле с Кирстиной не застали госпожи. Хоть и видели они, как радовался мальчик птичке, а все-таки не могли не поворчать.

– Мало что ли у нас своих забот! – говорили они. – Да где господам это понять. Изволь теперь возиться еще с этой птичкой, Ганс, ведь, сам не может за ней ходить. И кончится тем, что ее съест кошка!

Прошла неделя, другая. Кошка за это время не один раз побывала в горнице, но птичку не трогала, даже и к клетке близко не подходила. Но вот, случилось необычайное происшествие. Дело было так: после обеда вся семья ушла на работу, а Ганс один остался дома; он лежал в постели и перечитывал сказку о жене рыбака, все желания которой тотчас же исполнялись. Вздумала стать королем и стала, захотела стать императором и это желание исполнилось, а как дерзнула пожелать стать самим Богом – снова очутилась в старой грязной лачужке.

Сказка эта не имела ровно никакого отношения ни к птичке, ни к кошке; Ганс только читал ее, когда случилось удивительное происшествие, и навсегда запомнил это обстоятельство.

И вот видит Ганс: подошла кошка к комоду, глядит на птичку, и взгляд ее желто-зеленых глаз словно говорит: «Как ты хороша! Так бы и съела тебя!»

Понял Ганс, чего хочет кошка и закричал: «Брысь, брысь!»

А кошка насторожилась и вот-вот прыгнет. Не дотянуться Гансу до нее, а под рукой нет ничего, кроме его сокровища – книжки со сказками; недолго думая, размахнулся он и запустил ею в кошку. Переплет, который и без того еле-еле держался, оторвался и полетел в одну сторону, а листочки в другую. Кошка отодвинулась немного и поглядела на Ганса, как будто хотела сказать: «Чего суешься! Все равно толку не будет! Я могу и бегать и прыгать, а ты вот нет!»

Смотрит Ганс во все глаза на кошку, а сам так и дрожит весь. Птичка тоже заметалась в клетке. Позвать на помощь было некого; кошка словно понимала это и снова приготовилась прыгнуть. Ганс стал махать одеялом, но и это не испугало кошку, она прыгнула на стул, затем на подоконник, откуда было ближе добраться до птички.

Замерло сердечко у Ганса, но ему было не до себя, он думал только о том, как бы помочь бедной птичке. Но как? Ни двинуться с места, ни даже стать на ноги – он не мог… Помертвел от ужаса мальчик, когда увидел, что кошка вскочила с подоконника на комод и повалила на бок клетку. Птичка отчаянно заметалась. Ганс вскрикнул, по жилам его точно огонь пробежал; вне себя соскочил он с кровати, мигом очутился подле комода, схватил клетку и выбежал на улицу.

Тут у него хлынули из глаз слезы и он, обезумев от радости, закричал: «Я могу ходить! Я могу ходить!»

Ганс вдруг выздоровел; такие случаи редки, но все-таки бывают.

Учитель жил по соседству. К нему-то и побежал Ганс, как был – босиком, в одной рубашонке и курточке, с клеткой в руках.

– Я могу ходить! – ликовал он. – Господи, какое счастье! И он зарыдал от радости.

А уж как обрадовались Оле с Кирстиной, и сказать нельзя!

– Это счастливейший день в нашей жизни! – говорили они.

Позвали Ганса к господам. Давно он не ходил по дороге, которая вела в замок; ему казалось, что его старые знакомые – деревья и кусты, кивали ему ветвями и шептали: «Здравствуй, Ганс! Добро пожаловать!» Солнышко озаряло его лицо, и на душе у него было так светло, радостно!

Словно родному обрадовались добрые молодые господа Гансу и усадили его рядом с собой. Особенно радовалась сама госпожа: ведь, и книжка со сказками, и птичка были ее подарки. Правда, птичка скоро умерла от испуга, а все же благодаря ей Ганс выздоровел, книжка же была утешением и отрадой мальчика и его родителей. Ганс и решил с ней никогда не расставаться, читать ее и перечитывать. Теперь он уже мог бы помогать своим родителям, только бы научиться какому-нибудь ремеслу – лучше всего переплетному: читай тогда, сколько угодно новых книг.

Призвала помещица после обеда родителей Ганса и сказала: «Мы с мужем решили заняться судьбой вашего сына. Мальчик он хороший, набожный и способный к учению, – из него наверное будет толк. Хорошее дело и Бог благословит!»

Под вечер родители Ганса вернулись домой веселые и довольные, особенно Кирстина, но через неделю она плакала горькими слезами, собирая сына в дорогу. Господа, правда, одели его с головы до ног во все новенькое, и сам Ганс был хороший мальчик, но каково материнскому сердцу расставаться со своим детищем, – ведь, он едет учиться в гимназию в далекий город за море, и не один год пройдет, прежде чем они снова увидятся.

Книжку с картинками Гансу не пришлось взять с собой, – родители оставили ее себе на память. Отец частенько заглядывал в книжку, постоянно перечитывая все те же две сказки.

И вот, от Ганса стали получать письма, одно радостнее другого. Попал он к добрым людям, у которых ему жилось хорошо, но больше всего он был доволен тем, что мог ходить в гимназию. Чему-чему его только там ни учили! Теперь у него было одно желание: сделаться самому учителем.

– Только бы нам дожить до этого дня! – говорили растроганные родители, пожимая друг другу руки.

– Да, вот какое счастье выпало на долю нашего Ганса! – сказал Оле. – Видно, Господь печется и о детях бедняков. Мы это видим на нашем сидне. Не похоже ли это на одну из тех чудесных сказок, что Ганс прочел нам из своей книжки!